Православная педагогика. Сборник статей. Выпуски 1-3

Задачи, принципы и формы православного образования в современных условиях. Протоиерей Глеб Каледа

I

Господь наш Иисус Христос заповедовал своим ученикам: Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам (Мф. 28, 19–20). Благовествование Евангелия присуще Церкви Христовой. Без него, как и без молитвы и Таинств, невозможна жизнь Церкви. Особенно необходима православная проповедь в наши дни, когда народ после господства атеизма и гонений за веру встрепенулся и ищет часто не зная чего. Есть только понимание, что жить так больше нельзя. Кто ищет Правды и Истины, а кто окунулся в разврат и стяжательство. Кто ищет Бога, а кто служит сатане. Тысячи сектантских проповедников[1] разного толка ринулись в нашу страну, преследуя самые разнообразные цели и задачи: кто действительно хочет донести до безбожного народа слово о Христе в своем собственном понимании, а кто преследует шпионские, экономические и политические цели. Сотни и сотни сатанинских групп, явных и скрытых, разбросаны по стране. Во главе мирового сатанизма стоит первосвященник сатаны, живущий в США, в Калифорнии, пародирующий Папу Римского. Его портреты печатаются в наших юношеских журналах (Юный техник, 1990, № 12).

Русская Православная Церковь выдержала эпоху гонений, увенчалась сонмом мучеников, сохранила чистоту веры. Если мы причислим к лику святых всех наших новомучеников, то святых в Русской Православной Церкви будет больше, чем во всех остальных Поместных Церквах, вместе взятых.

Сейчас наступили времена более тяжелые. Если раньше нас гнали, если к мученичеству, к исповедничеству должен был быть готов каждый верующий от епископа до мирянина, то сейчас в нас пытаются убить чувство благоговения, в нас, не отрицая существования Бога, пытаются посеять сомнение в благодатности Православия и клевещут на Русскую Православную Церковь, восторгаясь другими конфессиями. Если русских, белорусских, чувашских и других детей учат играть в молитву (игра № 2 в методических пособиях организации «Новая жизнь»), то они никогда не познают сладости настоящей молитвы. Если они пользуются игрой «Святой Дух» (игра № 4), то у них никогда не будет чувства благоговения. Легче научиться молиться откровенному атеисту — он скорее почувствует благодать Святаго Духа, — чем человеку, ребенком играющему или игравшему в эти неопротестантские игры. Появляются лжепророки и лжехристы, как это и было предсказано Христом (Мф. 24, 23–24; Мк. 13, 23). Вот они отечественные лжехристы и лжепророки: Виссарион, пророк Иоанн, Мария Дэви Христос или пришедшие из-за рубежа «преподобный Мун», кровью которого причащали новобрачных, а также Секо Асахара и многие другие.

Необходимо возвысить голос православной проповеди. Она должна звучать не только с амвонов храмов, но выйти на паперти, улицы, войти в клубы, школьные кассы, студенческие аудитории, в цеха заводов и фабрик, звучать в городах и весях, тюрьмах и больницах. Она должна коснуться действительно ищущих Истину и Правду и облегчить православным стояние в вере своей. Ты веруешь, что Бог един: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут (Иак. 2, 19). Значит, мало признавать существование Бога и Сына Божия Иисуса Христа. Сатанисты веруют в Иисуса Христа, но как? Между их верой и верой апостольской, верой святого Серафима Саровского и святого Иоанна Кронштадтского — дистанция неизмеримая. Без чувства благоговения нет истинного Православия.

Цель православной проповеди, православного образования и катехизации — вложить в сердце человека, в его сознание, во все его существо веру любящую Бога, веру благоговейную, светящую миру (см.: Мф. 5, 14, 16) любовию и истиной.

Проповедь Апостолов, их учеников и ранних отцов Церкви остановила разврат и жестокость языческого древнеримского мира, а проповедь их преемников просветила народы, которых греки и римляне называли «варварами», в том числе и нашу Русь.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II неоднократно подчеркивал, что важнейшей современной задачей Русской Православной Церкви являются просвещение и катехизация народов нашей страны или, говоря другими словами, религиозное образование и воспитание народа Божия и стоящих за оградой Церкви и ищущих Правду жизни.

Слово «образование» происходит от слова «образ». Оно первоначально означало участие в созидании в человеке образа Божия, восстановление его по подобию Божиему, которые он утратил и утрачивает в результате грехопадения Адама и собственных грехов. Человек сам с помощью Божией создает себя по образу и подобию Божиему. Задача наставника, духовника, педагога помочь в этом делании руководимому, пасомому ученику.

К сожалению, к нашему времени слово «образование» утратило свое первоначальное значение. Им стали называть процесс приобретения под руководством учителей и преподавателей знаний и навыков, полезных для материального благополучия и карьеры. Образование с Петровской эпохи утрачивает самодовлеющую ценность и все больше становится средством достижения тех или иных эгоистических целей[2]. Поэтому оно не спасает от роста преступности и беззакония.

Русское слово «образование» на английский язык переводится словом «education», производным от слова «educe», что значит выявлять скрытые возможности, выводить, выделять, от него же — «eduction» — проявление, выход, выпуск и химический термин «выделение». Выявлять можно все что угодно для различных целей и задач. Этимология слов «образование» и «education» отражает разное отношение к этим понятиям у древних православных русичей и протестантствующих англичан.

«Education», с точки зрения современного, так называемого цивилизованного, общества, — это отрасль промышленности, «продукция которой — квалифицированная рабочая сила, а с точки зрения отдельного человека — способ вложения капитала, который в будущем должен приносить доход»[3]. Говоря словами Н.И.Пирогова (1810–1881), «… общество является потребителем, а школа — фабрикой, приготовляющей товар для потребления»[4]. Эти слова великого хирурга и попечителя Одесского и Киевского учебных округов предупреждают нас, что нельзя идеализировать дореволюционную школу и переносить ее опыт в наши современные школы и гимназии. Средние и высшие учебные заведения императорской России, в том числе и духовные, готовили как побочный продукт, но достаточно многочисленный, нигилистов и террористов, материалистов и агностиков. Конечно, в России были замечательные педагоги, теоретики и практики (К.Д.Ушинский (1824–1870), С.А.Рачинский (1835–1902) и другие), прекрасные средние школы. Можно вспомнить гимназии Поливановых в Москве или княгини Оболенской в Санкт-Петербурге. Было много прекрасных приходских школ[5], прекрасных преподавателей Закона Божия. Опыт их, конечно, надо изучать[6].

В нашей советской и современной массовой школе нет ни образования, ни «education», если не говорить об отдельных выдающихся учителях и школах.

Несколько лет назад наши высшие органы образования разрабатывали концепцию «непрерывного образования» с целью «создания педагогической индустрии, цель которой — обработка всей подлежащей усвоению информации и превращение ее в форму, удобную для усвоения без потери содержания и качества». Воспитание понималось как «формирование личности с заданными качествами»[7]. Такое в истории уже было. Во время оттоманского ига турки отбирали у болгар малолетних мальчиков и растили из них башибузуков — воинов жестоких карательных отрядов, наводивших ужас на болгарские селения. Болгары крови убивали единокровных болгар духа.

«Когда ученика рассматривают как болванку, из которой надо выточить стандартную деталь, все отклонения от стандартов выбраковываются, а это означает подавление индивидуальных особенностей, подавление любознательности таланта, вообще всего живого. При этом неизбежно понижается и средний уровень образования»[8]. У детей возникает негативное отношение к школе.

Десятилетия назад, в пятидесятые годы, во время своей активной педагогической деятельности я часто сравнивал себя с рабочим у конвейера и с горечью понимал и разницу между нами: добросовестный рабочий, завернув гайку, уверен, что она будет держаться, я, преподаватель, не знаю, как будут держаться мои «педагогические гайки» в сознании моих питомцев, проплывающих передо мною, как автомашины на конвейере. На протяжении десятилетий мы видим, как деградирует наше образование.

Кризис советской школы был одной из причин возникновения идеи о негосударственном среднем образовании. Другой причиной было желание необуржуазии дать своим детям элитарное образование. Проектировались школы с теннисными кортами, собственными конюшнями, ибо, как утверждалось в проекте, для девочек очень полезна в период полового созревания верховая езда. Ни одна школа, виденная мною, не оставила такого тяжелого впечатления, как такая элитарно-буржуазная школа, которая пыталась называть себя христианской гимназией. Все они основывались на принципах «education».

В охватившем массы и власти преклонении перед Западом, особенно перед США, пытаются перенести на нашу почву все, не учитывая ни истории, ни современных реалий. Американцы тратят на образование много денег, но у них, во всяком случае, в 50-70-е годы, качество образования было хуже нашего. Это широко распространенное мнение среди специалистов.

8-10 сентября 1992 года в Обнинске Калужской области состоялась большая Общероссийская конференция «Негосударственное образование», которая выявила большое разнообразие целей и задач, которые ставят перед собой учредители альтернативных гимназий, школ и лицеев. На конференции было много интересных и добрых людей, увлеченных педагогов с очень разными идеями и методами обучения.

В православных учебных заведениях не должно быть ни штамповки, ни «education». В них на практике надо вернуться к древнерусскому пониманию слова «образование».

1. Сейчас в мире множится множество разнообразных сект, которые нередко объединяются под общим названием второй волны протестантизма. Их удобно именовать неопротестантизмом. Их агрессивностью встревожены православные, католики, лютеране, классические баптисты ^
2. Несмелов В.К. О цели образования. — Православный собеседник, 1898, с. 585–612. См. также: Несмелов В.К. О цели образования. — Религиозно-философская библиотека, 1905, с. 27–52 ^
3. Гладкий А.В. Современная педагогическая мифология. — В кн.: Цели образования и право на образование: Материалы семинаров. М: МИРОС, 1993, с. 6–22 ^
4. Пирогов Н.И. Вопросы жизни: Сочинения. Т.1. СПб., с. 49–53 ^
5. С восторгом и уважением любил рассказывать о приходских школах их воспитанник протоиереи Василии Евдокимов ^
6. Протоиерей Николай Дернов. Методическое пособие преподавания Закона Божия. СПб., 1913; Свящ. Евг. Ф.Сосунцов. Методические указания и конспекты уроков по Закону Божню. Полный курс младшего отделения начальной школы, 5-е изд. М., 1915; и др. ^
7. Цели образования и право на образование: Материалы семинаров. М.: МИРОС, 1993 ^
8. Там же, с.96. Об этом же свидетельствуют беседы с нашим выдающимся физиком Б.Ф.Орловым, высланным из СССР ^

II

Принципами православного образования являются:

1. Христоцентричность.

2. Педоцентричиость.

3. Опережение морально-нравственным образованием, воспитанием рационально-информационного «education».

4. Воцерковление.

5. Исполняемость заповедей Христа ребенком, юношей, девушкой, взрослым человеком в современных условиях.

6. Раскрытие Православия как радостной полноты жизни во Христе. К сожалению, эти принципы не всегда четко осознаются и осуществляются в практике православного просвещения.

1. Христоцентричность. Центром жизни христианина является Христос, Христос — центр мировой истории. Вся история человечества делится на два периода: до Христа и после Его вочеловечивания — Ветхий и Новый Завет. Третьего, о чем возвещают новоявленные лжепророки и лжехристы («Богородичный центр», «Белое братство», Виссарион с Алтая и другие), не будет. Я — хлеб живый, сшедший с небес (Ин. 6, 51). Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною (Ин. 6, 57). Этими словами Христос определил и содержание христианской жизни, и основное содержание православного образования. История Ветхого Завета должна преподаваться с христологических позиций.

Однако Ветхий Завет в большинстве курсов и учебников Закона Божия довлеет над Новым Заветом, в чем мы видим влияние на наши учебные планы и методы преподавания протестантизма. Оно сильно сказывалось на всей нашей педагогике после Феофана Прокоповича и реформ Петра I[1].

Христоцентричность приходится воспитывать в сердцах и в сознании учащихся и слушателей в условиях современного секуляризованного неправославного мира.

В Греции, где Церковь не отделена от государства и школа — от Церкви, встретились со следующим феноменом. В школах у них изучается история Греции, которой греки очень гордятся, и мифы Древней Греции. У детей из секуляризованных семей появилось отрицательное отношение к Ветхому Завету: мы греки, и зачем нам история какого-то еврейского народа и мифы евреев. Это заставило греческих богословов, учителей, Элладскую Церковь в целом и Министерство образования и религий пересмотреть методику преподавания Священной история Ветхого Завета. Они говорят о дохристианской истории человечества и Божием руководстве избранным народом, оставшимся верным Богу, — «народом Божиим». И термин «народ Божий» предпочитают термину «еврей». В своих учебниках и программах они излагают важнейшие события в свете отпадения человечества от Бога и ожидания Христа, приготовления людей к Его пришествию. Ветхий Завет, а не история еврейского народа, как таковая, дается как введение в Новый Завет.

Эти же вопросы у нас обсуждались в общей форме на Общецерковном семинаре катехизаторов в августе 1991 года и на московских семинарах катехизаторов (1991–1993 годы). Они нашли свое отражение в книге протоиерея профессора Владимира Сорокина[2] в предисловии к сборнику программ для воскресных школ[3].

В программах Священной истории в воскресных школах, православных гимназиях и лицеях должно быть предусмотрено лишь ознакомление с основными событиями ветхозаветной истории, такими, как Творение, Потоп, Содом и Гоморра, Египетский плен, Исход из египетского рабства, и некоторыми другими. Причем должно быть освещено не только естественноисторическое, но, прежде всего, духовно-нравственное значение 40-летнего пребывания израильского народа в пустыне и так далее. Необходимо остановиться на событиях, отраженных в церковных молитвословиях, и в частности в девяти песнях канона, объяснить и показать, как и почему древнееврейские события находят отражение в нашем православном богослужении. Имея значение для раскрытия в дальнейшем смысла и порядка богослужения, это приблизит богослужебные тексты к пониманию учащимися.

2. Педоцентричность — учет возрастных особенностей слушателей, их религиозной и общеобразовательной подготовки. В практике деятельности православных гимназий, лицеев и особенно воскресных школ это наиболее трудный вопрос. Многие преподаватели стараются, дать как можно больше информации обучаемым, не считаясь с возможностями их восприятия, — издержки нашего светского образования.

Как-то автор посетил занятия в одной из московских воскресных школ. Средняя группа, дети лет 12–14. Была лекция по истории Церкви. С подробностями рассказывалось, как в таком-то веке складывались взаимоотношения между императором, императрицей и высшими церковными сановниками империи. Мне было любопытно слушать излагаемые факты — многие из них я не знал или забыл, а детям было явно скучно. Только единицы записывали кое-что в тетрадках, и то по указанию педагога, большинство же просто занималось своими делами: рисовали и так далее.

«Лектор» на мои замечания категорически отказался реагировать. «Это они позже поймут и увяжут с общей историей Церкви». К сожалению, сам лектор, несмотря на все его общие заявления, понимал историю Церкви как историю борьбы Церквей и государств и отдельных кафедр между собою. А история Церкви есть история того, как в разных исторических условиях трудились люди, чтобы стяжать Дух Святой, как передавалось из поколения в поколение святое апостольское предание и почему люди отпадали от него[4].

Детей надо знакомить с историей Церкви не в стиле арианствовавшего Евсевия Неокессарийского, а с житиями святых в увлекательном, не елейном изложении. Особенно сильное впечатление у них оставляют детские годы святых. Жизнь святого Афанасия Великого может быть представлена как увлекательный приключенческий роман, житие Александра Невского — это и воинская доблесть, государственная мудрость в сложнейшей исторической эпохе, и личная святость и чистота. А мученики Колизея, житие Иннокентия Московского и святого Германа Аляскинского могут быть прекрасными книгами в сериях литературы «География, путешествия», «История». Список этот почти бесконечен. Нужно искусство рассказчика и мастерство литератора. Образы человеческие, а не хронология обладают учительной силой, особенно для детей и подростков. Детям надо говорить просто и образно. Нельзя опускаться до упрощенчества, от которого впоследствии пришлось бы отказываться.

Вопросы религиозной возрастной педагогики усиленно разрабатывались французскими католиками, которые признают, что прошли через множество ошибок. Много полезного можно почерпнуть в работах выдающегося православного педагога из Автокефальной Православной Церкви в Америке С.С.Куломзиной, в частности в ее книге «Our Church and our children».

Греки в младших классах вообще не дают систематического образования, а пытаются «вжить» ребенка в Православие, в Церковь, дают отдельные истории, объясняют отдельные события, связанные с жизнью школы, дома, с церковными праздниками, говорят о жизни отдельных святых на понятных детям примерах и доступным языком.

У нас ситуация оказалась сложнее — в воскресные школы приходят дети из церковных и секуляризованных семей. Первые относительно подготовлены, вторые ничего не знают. Первые ведут себя в воскресных школах хуже: им скучно.

Разработка методики катехизации в группах разного возраста, разной религиозной подготовки и общего образования является важной задачей современной православной педагогики.

3. Опережение морально-нравственным образованием рационально-информационного. Развеялась утопия середины XX века, что наука, знания создадут совершенную нравственность, что мораль, вопросы жизни и смерти каждого человека можно будет рассчитать на компьютере. Успехи науки и падение нравов прекрасно соседствуют друг с другом. Страшно, когда знания падают в неокрепшую или злую душу, когда любопытство не охраняется моральными рамками и законом.

Ко мне однажды в храм пришла девятнадцатилетняя особа в состоянии наркотического дурмана. На руках ее были следы порезов вен. С 14 лет она сделала четыре аборта. На вопрос: «А что тебя толкнуло на это первый раз — любовь? страсть? деньги?» — был ответ: «Нет! Мне было интересно, как это делается».

Я знал человека, который 16 октября 1941 года, во время паники в Москве, принял участие в расстреле только потому, что ему было интересно знать, что он будет испытывать, если убьет человека. Он был потрясен и напился. В сентябре 1942 года он просил начальство разрешить ему расстрелять приговоренного к казни за недостойное поведение в бою сержанта потому, что ему было интересно знать, а что он будет испытывать, если второй раз убьет человека. Ему отказали, но, когда полагаемый казни был ранен, он спокойно приставил к виску корчившегося в предсмертных муках человека свой пистолет и разрядил его: интересно! Каждый по-своему встречает смерть!

Информация, поступающая из телевизоров, книг сексологической направленности, способствует распространению разврата. Сексологи в школах успешно потрудились над тем, чтобы брак по любви между мужчиной и женщиной превратить во временное сексуальное партнерство[5].

Наши информационные учебники природоведения не воспитывают чувства любви к природе, Творению Божиему. Вероятно, надо, чтобы ребенок сначала полюбил зверей, птичек, растения, всю природу и в свете этой любви и православной веры в Творца стал систематически познавать основы современного естествознания (биология, химия, физика, география и так далее). Необходимо менять всю концепцию естественнонаучного образования в средней общеобразовательной школе, о чем говорилось на Рождественских чтениях в 1993 году.

«Забота о воспитании нравственности и чувства благочестия должна начинаться с раннего детства. Как потому, — писал Я.А.Каменский (1592–1670), — что не откладывать полезно, так и потому, что откладывать опасно… если не напитать нежного ума дитяти любовию к Богу»[6]. Если не дать созреть в нем чувству благочестия и нравственности, то информационно-рационалистическое образование способно будет убить всякие добрые чувства и развить в нем пустое любозпайство. А «…ум пустого любознайки», как говорил Р.Декарт (1596–1650), «болен более, чем тело больного водянкой».

Религиозное, морально-нравственное воспитание должно опережать информационно-рационалистическое наполнение ума. Нельзя преждевременно вкушать от древа познания добра и зла.

4. Воцерковление. Без этого принципа нет и не может быть ни православного воспитания, ни православного образования. Недостаточно быть верующим: и бесы веруют, и трепещут (Иак. 2, 19) — надо быть воцерковленным, войти в жизнь Церкви, жить ее благодатными Таинствами, жить в молитвенном и богослужебном ритме церковного года. Вне Церкви нет полноты Божественной благодати, таинственно передающейся из поколения в поколение от апостольских времен.

Воцерковление человека обычно длительный процесс. У одних он начинается в раннем младенчестве, естественно и просто, у других — во взрослом состоянии, когда к человеку приходит созидательная православная вера. Оно требует большего внимания со стороны духовников, родителей, катехизаторов и педагогов.

Воцерковление с внешней стороны предполагает участие детей в той или иной мере в жизни храма, в церковном пении, в прислуживании, в работах и трудах по благоустройству храма: от уборки до вышивок наличников и покровцев. Главное же — воспитание внутреннего духа церковности.

5. Исполняемость заповедей Христа ребенком, юношей, девушкой, взрослым человеком в современных условиях. Сущность всех заповедей кратко изложил Сам Господь Бог наш Иисус Христос: …возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22, 37–40).

Об этих евангельских словах много сказано и написано толкований. Но мы часто забываем слова любимого ученика Христова Иоанна Богослова: Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего (1 Ин. 4, 20–21).

Любовь возрастает в делах, а вера, если не имеет дел, мертва сама по себе — в этих словах весь пафос второй главы Соборного Послания святого апостола Иакова (Иак, 2, 17).

С самых ранних лет детей надо учить делам любви. Их сызмальства следует приучать думать и заботиться о других. Очень многие родители при живых детях оказались брошенными в квартирах и домах инвалидов: они все отдавали детям, но не приучали их любить и заботиться о матери и об отце и о других людях[7].

Когда говорят в проповеди о делах любви и милосердия, обычно приводят примеры из жизни святых первых веков и прошедших столетий. Гораздо действеннее примеры из более близкого к нам времени. Важно рассказывать о делах любви и милосердия, которые совершались потаенно в Русской Православной Церкви в эпоху последних жесточайших гонений. Эти дела требовали и большой любви, и большого мужества.

Активное милосердие входит в повседневную жизнь многих приходов Русской Православной Церкви. Поучителен опыт православного сестричества при храме святого царевича Димитрия в 1-й Градской больнице города Москвы (настоятель протоиерей Аркадий Шатов). В настоящее время при многих больницах имеются православные храмы или домашние церкви, например, при Елизаветинской больнице Санкт-Петербурга и так далее. При некоторых приходах появляются детские дома. Многие священники и их прихожане отдают свои силы детям-инвалидам. На 4-м семинаре воскресных школ Москвы был интересный обмен опытом православной работы с такими детьми. Большую и сложную деятельность осуществляет Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению, возглавляемый архиепископом Солнечногорским Сергием.

Однако, как ни печально, в деле милосердия часто приходится сталкиваться со специфическим «православным эгоизмом».

Некоторые больницы просто взывают о помощи к Православной Церкви. Организаторы православного милосердия отмечают, что часто легче привлечь людей с добрым сердцем, но почти неверующих или неофитов, недавно крещенных и воцерковляющихся, чем так называемых церковных православных людей. От последних сплошь и рядом на просьбу прийти и помочь можно услышать жесткий и твердый отказ: «В этот день у нас служба в храме», «Это праздник — нельзя работать», «В этот день у нас в храме служит мой батюшка», «Тогда в таком-то храме престольный праздник с архиерейским богослужением» и так далее. Даже договорившись, человек может не прийти: «А я забыла, что служит мой батюшка — должна была быть на его службе». Невоцерковленные неофиты и люди с добрым сердцем такие номера не выкидывают и в отличие от некоторых православных держат свои обещания.

Послушаешь таких православных и невольно начинаешь думать, что нельзя организовывать православные больницы, православные детские приюты, ибо в воскресные и праздничные дни в них просто некому будет дежурить и работать. Такие настроения и такой «православный эгоизм» отталкивают от Церкви пытающихся в нее войти и бросают их в объятия сектантов.

Необходимо вспомнить, как обличал Иисус Христос фарисейское отношение к субботе (Мф. 12, 1-15; Мк. 2, 23–28; 3, 1–6; Лк. 6, 1-11; 13, 10–17; 14, 1–6; Ин. 5, 9-18; 7, 21–24 и др.).

В древнем Патерике рассказывается: к одному великому старцу пришел брат и, входя к нему, сказал: «Прости, авва, что я отвлек тебя от правила твоего». Старец ответил: «Мое правило таково, чтобы успокоить тебя и отпустить с миром. Вот мое правило». Приводя это повествование, наш замечательный подвижник, исповедник и провидец епископ Варнава (Беляев)[8] восклицает: «Вот истинное монашество» (!)

Если имею… всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто, — говорит святой апостол Павел в своем гимне любви (1 Кор. 13, 2).

Фанатизм без любви — один из наиболее изощренных методов антиправославной пропаганды. С какой злобой у нас иногда встречают нецерковную молодежь в храме. А как бывают рады молодые люди, когда с ними спокойно, без менторского тона поговорят о храме и вере! А в некоторых приходах у свечного ящика можно встретиться с грубостью и вымогательством. Очень спорная вещь — устанавливать на требы таксы. Некоторые храмы отказались от этого и благополучно существуют. Каждый входящий в православный храм Божий должен встречать внимание, любовь и благоговение во всей его пышной обстановке и внутренней молитвенной атмосфере.

Христианская педагогика невозможна без воспитания в человеке чувства греха.

Современная светская школа, современное общество и у нас в стране и за рубежом сызмальства убивают в ребенке, в юноше, девушке, во взрослом человеке чувство греха, понятия добра и зла. Над этим трудятся телевидение и современная популярная литература. Разврат выгоден: секс-бизнес — один из самых доходных. Чувство греха притупляется и во многих, считающих себя православными.

Все человеческие цивилизации имели более или менее совершенное понятие греха, хотя в язычестве встречались и извращенные представления. Христианство голгофской жертвой Христа избавляет, спасает человека от последствий греха, а современные учения избавляют человека от самого понятия греха.

Однажды ко мне пришла на исповедь пожилая женщина. Спрашиваю:

— Какие у вас грехи?

— У меня грехов нет.

— Значит, вы святая?

— Да, святая!

— Значит, на вас можно молиться, как на икону?

Она смутилась. Молчит и немножко растерянно смотрит на меня.

— А аборты делала?

— Делала.

Случай крайний, но, увы, достаточно показательный. В обществе прелюбодеяние, как и аборт, не считается чем-то предосудительным. Оно пропагандируется с экранов телевизоров, в прессе, в книгах. Вот от этого надо ограждать наших детей и подростков, нашу молодежь и воспитывать в них душевную и телесную чистоту. К счастью, в Церкви, в обществе имеется много прекрасных, чистых, умных юношей и девушек. Их надо укреплять, ограждать от тлетворного влияния мира сего, а падших поднимать через глубокое покаяние. Среди них встречаются и современные Марии Египетские[9].

Как юноше содержать в чистоте путь свой? — Хранением себя по слову Твоему. Всем сердцем моим ищу Тебя; не дай мне уклониться от заповедей Твоих. В сердце моем сокрыл я слово Твое, чтобы не грешить пред Тобою, — говорится в 118-м псалме (ст. 9-11).

Проповедь христианской нравственности должна быть живой и наряду с примерами из Священной истории и житий святых должна содержать примеры из близких нам поколений. Образы человеческие обладают учительной силой.

Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состареет (Притч. 22, 6) — вот девиз для наставников воскресных школ, гимназий и духовников, окормляющих молодежь.

Очень важно создавать православные детские и молодежные кружки, группы по интересам. Важна дружба между детьми православных семей. Это то ограждение, которое охраняет детей, юношей и молодежь от тлетворного влияния мира сего. В этом одна из задач церковных общин, которые сформировались и формируются в последние годы на базе отдельных приходов.

Невозможно оградить наших воспитанников совсем от мира сего, их надо готовить ко встрече с ним, к православной стойкости среди соблазнов мира сего. На Тайной вечере Христос молился: Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла (Ин. 17, 15).

По словам преподобного Максима Исповедника: «к миру надо относиться не чувственно, не бесчувственно, а сочувственно».

6. Православие — это радостная полнота жизни во Христе. Сам Спаситель сказал: да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна (Ин. 15, 11). Апостол Павел писал: Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь. (Флп. 4, 4).

Вот откуда идет светозарность преподобного Серафима Саровского, который обычно встречал людей словами «Радость моя». Все наши старцы привлекали к себе духовным светом и любовью.

Вот откуда светящаяся и радостная улыбка епископа Стефана Никитина, бывшего Можайского, а затем Калужского: «Как можно унывать, когда Христос воскрес!»

Вот откуда светящийся, радостный облик отца Михаила Митроцкого — узника СЛОНа, обрисованный О.В.Волковым[10].

Подобных примеров можно привести множество. Нужны, конечно, и сокрушение, и плач, и слезы о своих грехах, на них возрастает совершенная радость. Покаяние — это средство, а не цель. Цель — стяжание Духа Святаго, совершенная радость о Христе. Есть время слез и время радости. Каждому возрасту — свое. Детям надо раскрывать радость православную. Праздником и радостью надо делать для них посещение храмов, участие в православных праздниках, учебу в воскресных школах и общение со сверстниками.

Мы, взрослые, священники и миряне, должны радоваться о детях. Пусть на девочках в храмах будут праздничные платья и банты. Их надо учить радостному восприятию природы, видеть красоту мира Божия. Суровость, фанатизм родителей порою отталкивают детей от Церкви.

Как-то мы катались на велосипедах с одной девочкой, и я задал ей вопрос:

— Валюша! Вот представь: если бы ты вдруг потеряла веру, твоя жизнь стала бы полнее и насыщеннее?

— Ой! Что вы, дядя Глеб…

Она, тринадцатилетняя, поняла полноту и радость православной веры и ущербность жизни неверующего в Бога. Она не знала слов: «Христианство — это радостная полнота жизни во Христе», но понимала сердцем своим. Теперь ей около 40 лет, она — мать семейства.

Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною (1 Кор. 6, 12). Грех непозволителен в любой форме, о чем пишет Апостол в предыдущих стихах той же главы, и недопустимо идолопоклонническое отношение к любому мирскому делу. Пусть дети смеются, играют и пляшут, молятся Богу и учатся, ходят в храм Божий, как на праздник. Каждому возрасту — свое делание и восприятие мира. Пусть вера Христова освящает все проявления их жизни. Молитва детская должна быть радостной и посильной.

1. «При Петре и особенно остро при Анне, как писал Амвросий Юшкевич, на благочестие и веру православную наступали, но таким образом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредительское христианству суеверие искореняют. Какое множество под таким предлогом людей духовных, а наипаче ученых истребили, монахов порасстригли и перемучили… Не токмо учителей, но и учения, и книги их вязали, ковали, в темницы затворяли, и уж к тому приходило, что в своем православном государстве о вере своей отворять уста было опасно: тотчас беды и гонения надейся». (Цит. по: Протоиерей Георгий Флоровский. Пути русского богословия. Р.: YMCA-PRESS, 1988). И позже, даже до наших дней, в православной литературе сказывается протестантское и католическое влияние ^
2. Протоиерей Владимир Сорокин. Завет Божий: Пособие по изучению Библии. Л.: Изд-во ЛДА, 1991, с.128 ^
3. Закон и Заповеди Божии: Сборник учебных программ для воскресных школ. М: Изд. отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, 1992 ^
4. Священник Сергий Мансуров. Очерки из истории Церкви. — Богословские труды, 1971, № 6–7, 1972 ^
5. (С.Д.Покоев). Домашняя Церковь: Рукопись в Библиотеке храма святого пророка Илии, что в Обыденском переулке. Москва ^
6. Каменский Я.А. О религиозном воспитании. — В кн.: О целях образования. (Религиозно-философская библиотека; Вып. VII). СПб., 1905, с. 53–54. Работы Я.А.Каменского неоднократно издавались на русском языке ^
7. Эти вопросы автором подробно рассмотрены в подготавливаемой к печати монографии «Домашняя Церковь», где есть специальная глава «Семья как школа любви» ^
8. Епископ Варнава (Беляев (1887–1963) в конце 1922 года уходит в затвор и принимает подвиг юродства. В затворе по благословению старцев ведет огромную духовно-литературную работу. В начале 30-х годов арестован. Лагерными врачами был признан сумасшедшим и освобожден в 1936 году. Оставшиеся годы жизни юродствовал и продолжал заниматься духовно-литературными и духовно-историческими трудами. Его величественный духовный облик остался в памяти многих знавших его лиц ^
9. Когда одной из таких женщин автор рассказывал на исповеди о Марии Египетской и о том, что она не могла войти в храм, та замерла с широко раскрытыми глазами и прошептала: «И я тоже не могла». Сейчас она верный член Церкви. Потом пришлось встретиться с еще одним подобным случаем ^
10. Волков О.В. Погружение во тьму. М.: Молодая гвардия, 1983. 460 с. ^

III

Живая практика Русской Православной Церкви трудами многих священников, мирян-катехизаторов, родителей и самих обучаемых породила многообразные формы религиозного образования, катехизации мирян и миссионерства:

1. Воскресные школы при храмах.

2. Евангелические кружки для взрослых.

3. Группы подготовки взрослых ко крещению.

4. Православные детские сады.

5. Православные группы в государственных детских садах.

6. Православные гимназии, школы и лицеи.

7. Православные факультативы в частных и государственных школах.

8. Систематические беседы по определенным программам в храмах.

9. Публичные лекции в клубах.

10. Лекции по отдельным предметам, темам и проблемам в вузах.

11. Православные курсы катехизаторов.

12. Православный Свято-Тихоновский богословский институт.

13. Православный университет Иоанна Богослова и другие подобные ему высшие учебные учреждения, рассчитанные на светскую верующую молодежь (типа Религиозно-философского института в Санкт-Петербурге, теологического факультета в Минском гуманитарном университете и других).

14. Организованные паломничества.

15. Православные детские, юношеские и семенные лагеря.

По всем этим направлениям имеются интересные методические находки, накапливается индивидуальный и соборный опыт.

Общее руководство народным (непрофессиональным) религиозным образованием, миссионерством и катехизацией Священноначалия Русской Православной Церкви возложено на Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата (Решение Синода Русской Православной Церкви от 29. 01.1991 г.). Председателем Отдела утвержден игумен Иоанн (Экономцев).

В одной статье невозможно осветить, хотя бы кратко, состояние всех указанных направлений. Поэтому остановимся лишь на некоторых из них.

Воскресные школы являются наиболее распространенной формой катехизации населения. О них уже много говорилось и писалось, в том числе и на страницах нашего журнала[1]. Они имеются практически во всех епархиях, но пока в большинстве из них в явно недостаточных количествах. В 1991 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия состоялся общецерковный семинар по воскресным школам и другим формам православной катехизации. В Московской городской епархии было четыре семинара, посвященных воскресным школам. Подобные семинары состоялись и в некоторых других епархиях, в частности в Смоленской, информация о семинаре опубликована митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом[2]. Очень живо под руководством Ярославского и Ростовского епископа Михея прошел в 1994 году семинар в Ярославле. После него в епархии неделю продолжались различные частные мероприятия, связанные с тематикой семинара: выезды в благочиния, лекции в разных организациях, беседы с духовенством. Обычно воскресные школы организуются при храмах, приходах и православных братствах, курируются настоятелями приходов, епархиальным священноначалием и соответствующим отделом Патриархии хотя бы номинально.

Кроме того, имеются попытки создать «воскресные школы» при клубах, загсах, общеобразовательных светских школах. Такие воскресные школы обычно не связаны со структурами Русской Православной Церкви. Они часто называют себя православными, но по содержанию преподавания нередко оказываются весьма далекими от Православия. Так, в одной из таких «православных» школ, устроенной при общеобразовательной школе под вывеской «Православная», детям стали преподавать оккультные науки — ясновидение и прочее, всегда отрицавшиеся Церковью. Православной может считаться только та воскресная школа, которая имеет духовным руководителем священника и связана со структурами Православной Церкви.

Задачи православных воскресных школ — просвещение и научение Закону Божию детей прихожан или членов православного братства, создаваемых обычно при приходах. Школы могут создаваться совместно несколькими приходами. Помимо просвещения и воспитания на православной основе детей и подростков, такие школы являются важным звеном в возрождении приходов как первичной христианской общины единоверцев, молитвенно связанных с определенным храмом, духовно окормляемых священниками во главе с настоятелями прихода. Привлечение к деятельности этих школ родителей (родительский комитет, участие в преподавании и так далее) укрепляет братские духовные связи между прихожанами-родителями и их семьями, создает благоприятную среду для воспитания молодого поколения. Учащиеся таких школ посещают богослужения своего храма, в меру своих возможностей деятельно участвуют в нем, а также занимаются уборкой храма и его территории при подготовке к церковным праздникам и несут те или иные временные или постоянные послушания в приходе с учетом своего возраста и возможностей.

Воскресная школа — условное наименование данного типа учебных заведений, существующих при приходах и братствах. Занятия в них могут происходить в любой удобный для учащихся и учащих день недели. Опыт показывает, что, когда занятия проводятся в воскресные дни, младшие дети не посещают литургию — налицо отрицательное влияние собственно «воскресной» школы на воцерковление учащихся и их родителей. Поэтому наиболее удобным временем для младших групп представляется суббота перед всенощным бдением. После занятий устраивается отдых с чаем и детям дается возможность попрыгать и поиграть. После разрядки они идут в храм, стоят там до елеопомазания, после которого младших уводят домой. Вероятно, в сложившихся реальных обстоятельствах такие школы лучше и точнее называть «церковными», а не «воскресными».

Жизнь приходов Русской Православной Церкви выдвинула несколько типов школ[3]:

1. Школы начальной катехизации, задачи которой состоят в первичной катехизации детей из верующих, но невоцерковленных семей и из семей, лишь сочувствующих христианству и Православию. Некоторые родители, приводя детей, говорят: «Я вырос неверующим и не могу уже поверить, но хочу, чтобы мой ребенок был хорошим человеком, а для этого надо воспитать его верующим».

2. Школа повышенной катехизации для семей, считающих себя православными, но мало воцерковленными, в которых детям говорят что-то о Боге, но систематического духовного воспитания дети не получают и не приучены регулярно посещать церковь.

3. Школы церковно-евхаристического типа, в которых дети приучаются жить церковной жизнью, где закрепляются навыки, приобретенные в семье, и дети участвуют в той или иной форме в богослужениях, регулярно исповедуются у определенных духовников и причащаются.

4. Школы церковно-евхаристического типа с повышенной общеобразовательной и богословской подготовкой. Они по существу своему представляют старшие классы школ третьего типа. Реально их создание — это задачи последующих лет.

В школах каждого типа группы создаются по возрастному принципу.

В процессе своего развития школа или группы одного типа могут переходить в школы или группы другого типа. Совмещение детей разного возраста и различного уровня религиозно-церковной подготовки порождает ряд педагогических трудностей. Опыт показывает, что дети из верующих семей на занятиях ведут себя хуже, чем стихийно пришедшие с прилегающих дворов и улиц. Первым, как уже говорилось, скучно, а вторые слушают с вниманием и восторгом совершенно новый для них материал. По наблюдениям, в таких смешанных группах дети из верующих, церковных семей оказывают порой отрицательное влияние на своих нецерковных сверстников. Однако в определенных условиях дети из православных семей оказываются прекрасными миссионерами и катехизаторами, говоря от детского сердца детскому сердцу.

Серьезным является вопрос о планах и программах воскресных школ. По мнению сотрудников Отдела религиозного образования и катехизации и многих священников и мирян, активно сотрудничающих с ним, унифицированных программ для церковных воскресных школ издавать не следует. Нужны типовые программы, по образцу которых каждая школа могла бы создавать свои варианты программ или выбрать наиболее подходящую с учетом подготовки своих преподавателей и учащихся. Сборник таких программ с необходимыми пояснениями издан Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата[4]. Задача воскресных школ не передача информации о Священной и Церковной истории, а воспитание чувства благоговения и любви к Богу и к людям. А это требует личностного, хотя и строгого православного подхода к преподаванию от каждого учащего; О, если бы ты был холоден или горяч! (Откр. 3, 15). Уроки в церковной школе должны быть радостью творчества для одних и радостью познания для других. Поэтому и опасна унифицированная казенная программа, хотя и уровень теоретических знаний ученики должны иметь высокий.

В воскресной школе детям должно быть интересно, приятно, уютно. А это, прежде всего, зависит от преподавателей. Не все священники умеют говорить живо и интересно, с учетом детской психологии, и не все образованные православные миряне могут живо, эмоционально говорить с детьми. Поэтому очень внимательно следует подходить к подбору педагогов и воспитателей воскресных школ. Сплошь и рядом преподаватели, прекрасно работающие со старшеклассниками, оказываются малопригодными для работы с малышами. В некоторых приходах ученым со степенями, с очень четким логическим мышлением, очень православным по своему мировоззрению, но суховатым и неэмоциональным поручают работать в младших группах.

Прав отец Борис Нечипоров, когда пишет[5]: «Единственным эффектом и положительным плодом наших трудов могло бы стать детское: „У отца Павла интересно!“, — или просто: „В школе здорово!“ Любые информационные курсы библейской истории, любые варианты знакомства с „Суперкиигой“ не могут приостановить нравственную деградацию детей общества в целом».

К сожалению, отцы-настоятели не всегда достаточно вдумчиво подходят к подбору преподавателей для своих воскресных школ, даже в условиях Москвы. Известны случаи, когда «директорами» таких церковных школ назначались лица с еретическими кое в чем воззрениями, а преподавателями — малосведущие в светских науках, даже в объеме школьной программы. Одна преподавательница, например, утверждала, что медицина установила, что у мужчин 27 ребер, а у женщин 28, и таким образом доказала, что женщина сотворена из ребра мужчины.

Такие лица способны только дискредитировать идею воскресных школ и опорочить Церковь в массовом сознании как скопище безграмотных людей. Благодарение Богу — в большинстве церковных школ Москвы преподают лица достаточно высокой эрудиции, являющиеся преданными членами Церкви. В провинции дела обстоят хуже. Там нередко все ложится на плечи священников.

Если воскресные школы — это школы воспитания благоговения и христианской нравственности, школы радости, то, думается, в них не следует ставить отметки, что отдает официальностью, надоевшей в обычной школе.

В некоторых церковных школах принят двухгодичный цикл обучения: через два года дети, получив отметки и справку об окончании, считаются закончившими курс приходского обучения. Такая практика не может быть одобрена. Необходима постоянная, а не двухгодичная работа по обучению детей и подростков, их религиозному и нравственному воспитанию. Для старших классов можно углубить и активизировать изучение Евангелия[6], организовать кружки, беседы на разнообразные темы, особенно о нравственности, о богослужении, обучение чтению на церковнославянском языке, пению и так далее. Важно, чтобы человек оставался при Церкви и в Церкви.

Девочки с удовольствием занимаются вышиванием, шитьем покровцев, богослужебного облачения и так далее. Как приятно бывает юным мастерицам видеть священника на Пасху в сшитой ими фелони или видеть вышитые ими покровцы. Для мальчиков следует создавать кружки столярный, плотнический, резьбы по дереву и камню, кузнечный, учитывая конкретные условия того или иного прихода и храма. При многих церковных школах создаются детские хоры.

Отдельные из них по своему профессиональному уровню уже способны выступать с концертными программами, например из некоторых храмов Москвы и Смоленска. Такие хоры требуют к себе не столько профессионального, музыкального, внимания, сколько духовно-молитвенного. Дети должны чувствовать, что их пение — это молитва, помогающая молиться пришедшим в храм.

Очень осторожно следует вводить мальчиков в алтарь. Вход мальчика в алтарь должен быть благоговейным. До алтаря необходимо духовно дорасти. Следует опасаться привыкания к алтарю подростков, что чревато фарисейским отношением к религии. По рассказам митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима на 2-м Московском семинаре катехизаторов, его отец не вводил своих сыновей в алтарь из-за боязни обвыкания.

Важен и морально-религиозный настрой в детских церковных хорах. Задача любого церковного хора (лика) — молитва и помощь в молитве присутствующим в храме. Между песнопениями нельзя допускать на клиросе разговоры, что часто наблюдается в профессиональных хорах, а иногда и в детских.

Общая храмовая молитва, активное участие в богослужении и любой общий труд на пользу Церкви сближают людей. Таким трудом может быть уборка храма, прихрамовой территории, участие в восстановлении и реставрации храма. Для учащихся воскресных школ следует организовывать совместные чаепития, завтраки. Все это способствует совместному общению, в котором так нуждаются дети и подростки. В этом нуждаются и взрослые. Обычное общение подростков во дворах, на улицах, в подвалах и на лестничных маршах почти всегда имеет отрицательный результат. Такому общению следует противопоставить общение на православной основе. Для сближения членов приходов и учащихся воскресных школ и их религиозного воспитания очень полезны летние лагеря и паломнические поездки. Опыт организации таких лагерей имеется в Смоленской епархии у митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, в Братстве во Имя Всемилостивого Спаса (Москва, лагерь в Тутаеве) и других.

Семья может помогать или мешать моральному воздействию на ребенка церковной школы. Большинство родителей сами нуждаются в катехизации наряду со своими детьми. Многие ходят в церковные воскресные школы вместе с младенцами и подростками: мама и дочка молятся вместе. Но, вероятно, полезно оставлять иногда детей без родительского присмотра, если у прихода есть возможность организовать специальные кружки для взрослых. В этих кружках следует более углубленно преподавать взрослым основы православного вероучения, проводить беседы о домашней церкви и христианском воспитании. Удобно, когда занятия с детьми и родителями проводятся одновременно в разных помещениях.

Численность учащихся в одной воскресной школе колеблется в больших пределах — от 15–20 человек до нескольких сотен. Два года назад были школы, насчитывающие до 500–600 учащихся. В прошедшем году, по имеющимся у нас данным, наиболее крупные школы имели до 300 человек. Сокращение учащихся в конкретных школах происходит по причинам:

1) увеличения количества воскресных школ и рассредоточения учащихся;

2) ухода «моды» на воскресные школы (спал бум);

3) отсутствия во многих случаях методики и программы многолетних занятий с учащимися.

Программы, изданные Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата — «Закон и Заповеди Божий»[7] — были рассчитаны на первые два года существовать воскресных школ. Нужны новые разработки вариантов программ.

По нашему убеждению, занятия в церковных воскресных школах должны быть бесплатными. В храме может быть заведена специальная кружка для добровольных пожертвований на нужды церковной (воскресной) школы: доходы некоторых храмов с открытием воскресных школ возросли.

Православные гимназии, лицеи, школы создаются на основании «Закона об образовании Российской Федерации», утвержденного Верховным Советом Российской федерации 10 июля 1992 года (№ 3267-1), предоставляющего право учреждать образовательные учреждения в числе других юридических лиц общественным и религиозным организациям, зарегистрированным на территории Российской Федерации (ст. 11, п. «Г»), а также гражданам Российской Федерации и других государств (ст. 11, п. «Д»). Этот закон готовился длительно с участием в числе других и представителей Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата. Он в значительной мере юридически закреплял, не всегда, правда, в лучшем виде, существующее положение. Интересно отметить, что на одном совещании против предоставления права религиозным и другим организациям иметь собственные средние общеобразовательные школы выступили адвентисты. В кулуарах они объясняли свою позицию тем, что этот закон будут использовать в свою пользу православные, а они, адвентисты, и без этого закона будут делать все, что им нужно.

С созданием и работой православных школ, гимназий и лицеев связано много трудностей, как внешних, так и внутренних (духовно-психологических), и недоразумений, обусловленных недопониманием их роли и места в общей системе государственного и церковного образования.

Прежде всего, учредителям указанных школ, гимназий и лицеев необходимо четко понимать, что последние, называясь православными, являются не профессионально-духовными, а светскими учебными заведениями с преподаванием ряда религиозных предметов и осуществляющими в своих стенах православное воспитание. Выпускники их должны иметь равные права и возможности продолжить свое образование в любых других средних и высших государственных и негосударственных учебных заведениях, в том числе и духовных. Для этого требуется строгое соблюдение государственного общеобразовательного стандарта, то есть учащиеся должны знать и владеть всем, что предусмотрено государственными программами, утвержденными Министерством образования. Авторитет православные школы будут иметь только в том случае, если их выпускники знают предметы общегосударственного стандарта лучше, чем выпускники большинства государственных и других школ. Проверку подготовки по предметам государственного стандарта осуществляют представители Министерства образования или местных его департаментов, подготовки по религиозным дисциплинам — Отдел религиозного образования и катехизации Московского Патриархата или соответствующие епархиальные комиссии.

Для начала своей деятельности рассматриваемые учебные заведения обязаны пройти: а) лицензирование в Отделе религиозного образования или аналогичных местных органах Патриархии; б) лицензирование в местном департаменте образования. При Отделе для Москвы и области создана Лицензионная комиссия. После ее визы материалы принимаются к рассмотрению городским департаментом образования. Последний религиозные предметы не интересуют. Он обязан убедиться и подтвердить, что в данном учебном заведении могут выполняться требования государственного стандарта и санитарные нормы для школьных помещений.

Следует отметить, что в одних православных общеобразовательных школах и гимназиях отдельные предметы проходят на более высоком уровне, чем в большинстве государственных школ; в других многим предметам из обязательного стандарта предметов не уделяется достаточного внимания по двум причинам: а) считается, что важны только православные предметы; б) из-за отсутствия квалифицированных педагогов по светским дисциплинам.

В среднем в московских православных гимназиях уровень преподавательского корпуса выше, чем в государственных. Во многих из них ведут занятия профессора, доктора наук, доценты вузов, кандидаты наук. Однако многие из них не имеют опыта преподавательской работы в начальной и средней школе. В подавляющем большинстве гимназий отмечается увлечение гуманитарными предметами: языки латинский, греческий, европейские, славянский, русский, расширенно проходится история, иногда литература, не говоря о богословских дисциплинах, и явно хромают естественнонаучные предметы. В ряде случаев отмечается перегрузка программ по отдельным дисциплинам. Автору приходилось посещать и прекрасные уроки, и слабые как в научном (множество элементарных ошибок), так и в методическом отношении.

В Министерстве образования Российской Федерации создан Отдел внешкольного и альтернативного образования, который возглавляет Алексей Константинович Бруднов, человек с интересными идеями и широкими взглядами, с которым интересно дискутировать, так же как и с его доброжелательными сотрудниками.

Если раньше каждый шаг педагога расписывался обязательными программами и инструкциями, то сейчас Министерством допускаются практически любые педагогические новации, разрешается преподавание по авторским программам.

В некоторых православных школах и гимназиях имеются блестящие педагогические находки даже по таким предметам, как математика и химия, не говоря уже о гуманитарных дисциплинах. Неодинаковый уровень преподавания в различных школах и гимназиях характеризуют такие факты: в тульскую Православную гимназию стараются отдавать своих детей отцы города, а из одной из столичных гимназий родители забирают своих детей. В одной из гимназии более половины класса по математике имели двойки. Отмечены случаи невыполнения готовых программ по отдельным предметам. Подобное случается и в государственных школах. Только там это обычно покрывается.

Мы сознательно очень подробно останавливались на трудностях и недостатках работ православных гимназий, школ и лицеев, ибо они, как правило, умалчиваются, а их надо знать, их надо предвидеть.

Самое главное, что в православных средних учебных заведениях совершенно другой морально-нравственный дух в детских и юношеских классных коллективах. Это нельзя не почувствовать, входя в классы православных и обычных школ. Дети не хотят возвращаться из православных школ в государственные. Здесь им уютно, хорошо, интересно. В большинстве случаев идет активный учебный процесс, устанавливаются дружба и христианская любовь. Как правило, несмотря на отдельные недостатки, культурно-интеллектуальный и нравственный уровень учащихся выше, чем в обычных школах. Многие ошибки и трудности представляют трудности роста. Дело новое, в котором нельзя опираться полностью и на опыт прошлого. Естественно, православные школы испытывают затруднения с приемом учеников и не могут расширяться из-за отсутствия мест, средств и педагогических кадров. Изменение отношения к школе учащихся, вероятно, важнейшее достижение православных гимназий, лицеев, школ.

Повышение качества преподавания достигается за счет воспитательной работы семьи и школы (на уроках, как правило, хорошая дисциплина), уменьшения количества учащихся в классе, доброжелательного отношения между учащимися и учащими, увлеченности педагогов, которым нравится работать по собственным программам и методикам. Конечно, не все программы удачны.

Отделом религиозного образования и катехизации совместно с Обществом духовного просвещения (до середины 1993 года Православное педагогическое общество), учредителями которого являются Отдел и Министерство образования, создано 17 методических комиссий для разработки программ и методики преподавания по разным предметам и для разных классов. Эти программы обсуждались на семинарах для московских православных гимназий, на международных Рождественских чтениях (1993 и 1994 годы), последние из которых были организованы Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, Министерством образования Российской Федерации, Российской академией образования и Московским городским департаментом образования. На этих чтениях присутствовали представители как православных школ, гимназий и лицеев, так и государственной системы образования.

На указанных Рождественских чтениях работали секции по отдельным предметам с обсуждением содержания и методов преподавания.

Для обмена опытом между преподавателями-единопредметниками необходимо взаимное посещение отдельных уроков и проведение семинаров по отдельным предметам. На этих семинарах необходимо знакомить педагогов-предметников с новыми достижениями науки в разных областях знания, а также проводить обсуждение методики преподавания в православных образовательных школах разного типа. Такие семинары начали работать в Москве. Большую инициативу проявила гимназия «Радонеж». Она была поддержана. Православным педагогическим обществом и Отделом религиозного образования.

Всегда и во всех странах с развитой образовательной системой существовала инспектура. По-видимому, настало время создавать учебную инспектуру и при Отделе религиозного образования и иметь хотя бы внештатных методистов по отдельным предметам. Для реализации этого необходимы средства и решения Высшего Священноначалия Русской Православной Церкви.

В Отделе при Обществе духовного просвещения по инициативе ведущего референта В.А.Ященко, курирующего школьное образование и связи с государственными органами образования, создан Информационно-методический центр, начавший издавать бюллетень[8].

Между Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата и Министерством образования Российской Федерации подписан Протокол о намерениях (16.08.1993 г.), а с Департаментом образования г. Москвы — Соглашение о сотрудничестве (27.10.1993 г.). Аналогичные соглашения по их образцу начали подписываться между благочиниями и районными отделами образования.

Как известно, по Конституции Церковь отделена от государства, а школа — от Церкви. Это положение касается только государственных школ. Церковь нельзя отделить от общества. В православных школах, гимназиях и лицеях отделения от Церкви нет и быть не может. В них допускается и даже обязательны по самому их замыслу религиозные образование и воспитание. Учебный день должен начинаться с молитвы, все знаменательные события, как начало и конец учебного года и так далее, отмечаются молебнами, учащиеся регулярно посещают храмовые богослужения. Обычно православные школы связаны с определенными храмами либо в школе имеется свой храм, как, например, в Кисловодске, который расположен в помещении гимназии и одновременно является приходским храмом (настоятель храма и руководитель гимназии — протоиерей Иоанн Богоявленский).

В жизни православных гимназий имеется много трудностей, как духовных, так и материальных. Первые проистекают от недостатка любви и избытка властолюбия и из-за сложных взаимоотношений между частью коллектива и директором. Педагогические коллективы нескольких гимназий раскололись, обвиняя друг друга в неправославии.

Каждая школа и почти каждый директор считает себя суверенным государством и сувереном. К Отделу они согласны прислушиваться только в том случае, когда это им нравится, но сплошь и рядом игнорируются замечания по программам и методике преподавания. Самое возмутительное, что если между ними возникают конфликты, то они идут жаловаться в государственные органы образования. Как-то в Департаменте образования сказали, что нигде нет столько дрязг и разбирательств, как в православных гимназиях. Такие гимназии представляют, к счастью, исключение, но они есть. Настоятели храмов чувствуют себя порою хозяевами в гимназии, пытаются даже в мелочах руководить педагогическим процессом, хотя у них для вдумчивой работы нет ни времени, ни педагогических знаний, ни опыта. Некоторые вообще относятся пренебрежительно к светским занятиям, признавая «только единое на потребу». Стоит напомнить слова глубочайшего молитвенника, аскета, исихаста Григория Паламы: «Хорошо приобщаться в молодости к светской науке и словесности». Василий Великий писал: «… славный Моисей, которого имя за мудрость у всех людей было весьма велико, сперва упражнял ум египетскими науками, а потом приступил к созерцанию Сущего». О самом Василии Великом святой Амфилохий, епископ Иконийский, говорил: «Изучив вполне всю мудрость мирскую и все науки человеческие, он (то есть Василии Великий. — Авт.) все сие поверг к ногам учеников Христовых»[9].

Некоторые руководители православных школ и курирующие их священники не обеспечивают полноценного прохождения обязательных по Госстандарту дисциплин и вводят новые, необязательные. Часто наблюдается пренебрежение к физическому воспитанию детей.

Когда на одном семинаре был поднят вопрос о необходимости утверждения директоров православных школ Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата, а духовников гимназии — в епархиях, то было брошено обвинение в попытках насадить в Церкви тоталитарный режим. Причем речь шла не о назначении, а только об утверждении. Один настоятель пытался стать руководителем гимназии только потому, что она расположена рядом с его храмом, хотя сам он развалил в нем работу воскресной школы.

Другой священник, он же директор православной гимназии, длительное время, несмотря на просьбы, не представлял своему правящему архиерею программу по Закону Божию. В конце концов, он ее представил в совершенно непотребном виде, как по содержанию, так и по оформлению. Оправдываясь, он автору этих строк говорил, что у него не хватило времени на оформление. Не хватило элементарной дисциплины, послушания и уважения к своему Владыке, что проявлялось и во многом другом. Такого себе никогда бы не позволил ни один директор государственной школы в отношении начальника департамента, или мэра города, или министра. Пришлось посоветовать Владыке освободить этого священника-директора от занимаемой должности. Это, конечно, случай единственный во всей Русской Православной Церкви, но очень показательный — все хотят иметь полный суверенитет.

Не упорядочен и внутренний режим гимназий. В одной, ныне распавшейся, каждый шаг ученика был расписан: как он должен приветствовать учителей, старшеклассников, одноклассников, рекомендована определенная длина юбки и так далее.

В одном летнем православном лагере отдыхающие школьники шутят: существуют концлагеря, а у нас концмонастырь со строгим режимом… Есть ли в этом лагере радостная полнота жизни во Христе в меру возраста детей и духовного возраста их душ?.. В некоей же школе — полная вольница: отдельные девочки и девушки щеголяют в дорогих платьях, появляются в классах в коротких юбках и слишком открытых кофточках, шокирующих родителей других детей. Это все — редчайшие и горькие отклонения от общего стиля православных гимназий и школ.

В некоторых гимназиях жесткие требования, чтобы все учащиеся исповедовались у духовника гимназии, так же как их родители. Вероятно, это требование чрезмерно — нельзя из-за поступления ребенка в гимназию разрывать устоявшиеся духовные связи семьи. Иногда школы создаются только для своих прихожан, если и принимаются «чужие», то отношение к ним остается как «не к своим». В некоторых приходах проявляются черты нездоровой сектантской ограниченности.

Основные повсеместные трудности в создании православных гимназий, школ и лицеев — это проблема помещений и финансирования учебного процесса. В разных случаях вопрос о помещениях решается очень по-разному. Городские власти сплошь и рядом предлагают выкупать помещения для православных школ или снимать их на жестких, финансово непосильных арендных условиях.

Существует закон, что все специально построенные для учебных заведений здания могут быть использованы только по своему прямому назначению и сторонние организации должны их освободить. Однако этот закон не исполняется. Он перечеркнут Указом Президента, который разрешил предприятиям или возникшим на их базе коммерческим структурам быть полными хозяевами построенных ими помещений с правом использования их по своему усмотрению.

На основании Распоряжения Президента Российской Федерации от 23.04.1993 года № 284 РФ «0 передаче религиозным организациям культовых зданий и иного имущества», в состав которого включаются строения, ранее им принадлежавшие, и прилегающие территории, следует добиваться возвращения Русской Православной Церкви домов причта, зданий приходских школ и иного назначения, ранее ей принадлежавших. Проявляя инициативу и настойчивость в реализации этого распоряжения, можно обеспечить помещениями небольшие школы, гимназии и лицеи.

Православные школы не могут брать с родителей высокую плату за обучение ребенка, как это делают школы, созданные для своих детей банкирами, — основная масса православных живет в стесненных материальных условиях, много многодетных семей. Поэтому надо устанавливать дифференцированную оплату, учитывая семейные доходы, как это делается во многих — не только православных — учебных заведениях. Следует искать спонсоров и проводить отчисления приходов в пользу подопечных православных гимназий, школ и лицеев, как и в пользу воскресных школ.

Нехватка средств обусловливает низкую зарплату педагогов, что заставляет их искать приработки на стороне. Пока большинство этих заведений слабо обеспечены наглядными пособиями и лабораторным оборудованием. Но пособия и оборудование во всех учебных заведениях накапливаются годами.

В приходах тратятся огромные средства на создание мозаик, позолот и так далее, и даже на приемы, но экономят, как и во всем государстве, на образовании, на проповеди Слова Божия. Мы рискуем восстановить прекрасные храмы, но не иметь в них прихожан, так как не заботимся об апостолате Православия во всех его формах. Представляется, что, не считая целевых поступлений, 10 % всех сборов и доходов храмов должны идти на дело православного образования и просвещения. В отличие от нас протестанты и всякие новые секты основные свои средства тратят главным образом на пропаганду своего учения.

Учитывая финансовые трудности, трудности с комплектованием педагогического состава, полезно рекомендовать создание одной школы, гимназии или лицея совместными усилиями нескольких приходов, общин и братств.

Вопрос о государственных дотациях в разных районах решается по-разному. По Закону об образовании государственный стандарт должно оплачивать государство по существующим нормам, все остальные дополнительные предметы- учредители. Однако государство начинает дотировать школы только после аккредитации — проверки качества работы школы, знаний ее учеников через три года после начала работы учебного заведения. Свое решение законодатели мотивируют тем, что государство не может расходовать свои средства на непроверенные структуры, на поддержку школ, не подтвердивших свою жизнеспособность и качество преподавания. В пользу этого говорят случаи закрытия ряда негосударственных школ в течение первых двух лет их существования.

Завершается первый этап развития православных общеобразовательных школ, гимназий и лицеев. Появился первый опыт, нуждающийся в серьезном обобщении. Пора переходить ко второму этапу систематической и четкой работы и организации новых школ и центров православного образования и воспитания подрастающего поколения.

Имея этот опыт, необходимо срочно завершить составление типового Устава школ, гимназий и лицеев, который желательно утвердить либо решением Синода, либо Архиерейским Собором, и решить вопросы руководства ими, предоставляя им широкую автономию. Свои предложения Отдел религиозного образования и катехизации уже внес в Патриархию.

Мы по многим причинам опаздываем с созданием и, главное, с изданием учебников и учебных пособий для православных школ разного типа. Хотя в этом направлении уже кое-что сделано: изданы и подготавливаются новые пособия, но в ограниченном количестве. Основная проблема — авторская. Видимо, настала необходимость подготовить и опубликовать аннотации изданных православными школами и другими учебными заведениями учебников и учебных пособий по отдельным предметам. Эту работу должен взять на себя Информационно-методический центр при Обществе духовного просвещения и Отделе.

1. Митрополит Кирилл. Слово митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла к участникам семинара учителей Закона Божнего, — ЖМП, 1992, № 10, с. 17–20; Цветкова И. Семинар преподавателей Закона Божия в Смоленске. — ЖМП, 1992, № 10, с. 16–17; Цветкова И. Научение вере. Беседа о церковноприходском образовании. — ЖМП, 1992, № 1; Конференция по православному образованию. — ЖМП, 1992, № 10, с.20; Т.3. Размышления о воскресной школе. — ЖМП, 1993, № 4, с. 34–39 ^
2. Митрополит Кирилл. Указ. соч.; Цветкова И. Указ. соч. ^
3. Первая попытка типизации воскресных школ была предпринята протоиереем Михаилом Дроновым на Московском семинаре катехизаторов в 1991 году. Несколько изменив, автор взял ее за основу. Полунов А.Н. Церковная школа для народа в конце XIX века. — ЖМП, 1993, № 6, с. 56–59 ^
4. Закон и Заповеди Божии: Сборник учебных программ для воскресных школ ^
5. Священник Борис Ничипоров. Заметки о воскресной школе. — Путь Православия, 1993, № 2, с. 45–51 ^
6. Закон и Заповеди Божии: Сборник учебных программ для воскресных школ ^
7. Там же ^
8. Информационный бюллетень Международного Общества духовного просвещения. М., 1993, № 1–2; 1994, № 3-4 ^
9. О необходимости православным владеть современными культурой и основами научных знаний см.: Протоиерей Глеб Каледа. Введение в православную апологетику. — Путь Православия, 1993, № 2, с. 5–21 ^

IV

Преподавание религиоведческих дисциплин в государственных школах является болезненным и, по-существу, не решенным удовлетворительно вопросом. Многие считают (точка зрения рядя руководящих сотрудников Министерства образования), что, поскольку Церковь отделена от государства и в школах учатся дети родителей разных мировоззрений и религиозной ориентации, религиозные дисциплины должны преподаваться чисто информативно — в государственных школах недопустимо ни религиозное, ни атеистическое воспитание. Это в теории. Реально во многих случаях предметы «религиозные», «история религий» — утонченный способ проповеди атеизма и в лучшем случае религиозной индифферентности. В большинстве случаев историю религий и религиоведение ведут бывшие преподаватели атеизма. Не случайно многие старшеклассники и родители жаловались на кощунственные и противоцерковные выпады, которые изобилуют на занятиях по указанным предметам. Между прочим, некоторые из бывших преподавателей основ атеизма рвутся читать лекции в православных лекториях.

Кстати, в Новосибирске организовалась гимназия, в основе мировоззрения которой лежит агностицизм — детей учат думать и ни во что не верить. Когда я услышал на одном совещании выступление руководителя такой школы, мне стало страшно.

Самым правильным решением рассматриваемого вопроса является исключить из обязательных школьных программ религиоведение, историю религий и так далее и ввести в школах факультативы, связанные с определенными вероисповеданиями: Православием, католицизмом, мусульманством, — а также с атеизмом. Эти факультативы должны вести представители соответствующих конфессий, имеющие для этого рекомендации своих религиозных центров не ниже областного уровня (для Православной Церкви — епархий). Проведение таких занятий требует большой богословской подготовки и владения современной культурой и наукой хотя бы в пределах школьных программ, а также педагогического такта. Лучше совсем не проводить факультатив, чем проводить его плохо и скучно.

Поскольку наша страна подписала Пакт ООН о правах человека, который предусматривает права родителей давать своим детям религиозное воспитание по своему усмотрению, родители вправе требовать организации полноценных религиозно-конфессиональных факультативов и в государственных школах. Подобная практика была в дореволюционной России. В западных ее районах, где совместно проживало католическое, протестантское население, существовали раздельные уроки Закона Божия. Одни дети шли на занятия к ксендзу, другие — к пастору, а третьи — к православному священнику. Никто не обязывал мусульманских детей ходить с детьми из христианских семей на Закон Божий. Эту практику надо восстановить во всех школах (за исключением конфессиональных), в том числе и в государственных. Разговоры, что преподавание Закона Божия может ущемлять конфессиональные интересы какой-то части населения — несостоятельный довод атеистов, которые продолжают пытаться вести антирелигиозную пропаганду с помощью религиоведения, истории религий и других. Подобную обструкцию православному Закону Божию в школах с теми же самыми доводами атеисты устроили и в Сербии[1]. Однако, поскольку там преобладают православные, в Сербии можно требовать обязательного преподавания Закона Божия в школах, как это имеет место в Греции и некоторых других странах.

Особенно атеисты боятся православного влияния в школах. В одном из провинциальных городов автора не пустили в школу, несмотря на предусмотренный программой визит, согласованный с вице-мэром и подтвержденный при приезде. Вечером накануне запланированной встречи автора с учителями и учениками одной из школ она (встреча) была в категорической форме запрещена директором местного департамента образования. На замечание, что баптисты же ходили в школу, был ответ: «У нас школа отделена от Церкви, а баптисты — не Церковь». Во всех отношениях интересная реакция.

Очень многие протестантские и нехристианские организации рвутся в школы. Некоторые из них называют себе внеконфесснональными, например «Новая жизнь», а сами представляют, по-существу, крайний протестантизм, неприемлемый не только для православных и католиков, но даже для лютеран. Самое страшное, что вся их программа направлена на то, чтобы, дав информационные, часто ошибочные знания, убить чувство благоговения.

Конечно, в школы нельзя допускать сатанистов, которые в ряде мест пытаются сейчас зарегистрироваться как официальная религиозная организация, и представителей различных тоталитарных сект, таких, как мунниты, сайентологи и другие, против которых в ряде стран возбуждены уголовные дела, а также типа нашего «Богородичного центра», «Белого братства» и различных оккультистов, которые разрушают психику и, по существу, сближаются с сатанистами. Национальную и государственную опасность их очень наглядно показал проходивший в Москве с 16 по 20 мая международный семинар «Тоталитарные секты в России», организованный Отделом религиозного образования и катехизации, в котором приняли участие приехавшие из разных стран православные, католики, лютеране, англикане и представители иных конфессий[2].

Не школы должны приглашать представителей разных конфессий для проведения занятий, а родители через школу, то есть должен соблюдаться принцип конфессионального религиозного образования по желанию родителей и старшеклассников.

1. Священник М.Смолич. Вероучение в школе. — ЖМП, 1993, с. 39–40 ^
2. О семинаре «Тоталитарные секты в России» ^

V

Мы живем и призваны проповедовать слово Божие в трудное и сложное время. Жатвы много, а делателей мало (Мф. 9, 37).

Надо идти по пути объединения усилий всех православных в деле апостолата, миссионерства и катехизации. Необходимо сознание единства с Церковью и друг с другом, единства в молитве и делании. В Православной Церкви не может быть духа суверенизации и сектантской групповщины, разлагающей иногда наши школы и даже приходы. Нужно молиться об умножении любви к Богу, к братьям по вере и к тем, кто еще не уверовал во Христа, и воспитывать ее в себе и в чувствах и в делании.

Для развития православного образования народа, его катехизации и воцерковления нужны развернутые и четкие решения Священного Синода или Архиерейского Собора, основанные на соборном разуме всей Полноты Русской Православной Церкви. В подготовке необходимых документов прямо участвует ряд сотрудников Отдела под руководством его председателя игумена Иоанна (Экономцева) и ряд лиц, не являющихся его штатными сотрудниками.

Православное образование не должно быть образованием исключительно для православных. Священник Борис Ничипоров

Мы теряем еще одно поколение. Очередное поколение, которое воспитано уже без жестких коммунистических установок, поколение, взросление которого пришлось на то самое время, когда Церковь получила в России свободу говорить людям правду о Боге, и тем прискорбнее и больнее осознавать факт совершающейся потери.

Что такое православная школа сегодня? Какое влияние имеет христианство на детей и подростков в наши дни? Увы, никакого. Или, если быть точными, почти никакого, очень малое. Немногочисленные примеры православных гимназий и школ в крупных городах плюс сеть самодеятельных воскресных школ — вот и все, что приходит на ум, когда мы пытаемся проанализировать итоги. Но что такое православная школа на 120–150 учеников, одна единственная на огромный областной город, если в каждой обычной государственной школе проходят обучение до 2000 детей?! А ведь таких обычных школ по всей стране тысячи! Можно радоваться положительному опыту устроения нескольких московских православных гимназий, но от этого едва ли убавится горечи при взгляде на сотни тысяч детей и подростков, потерянных нами в дебрях многомиллионной Москвы.

Наша образовательная система как-то сразу утеряла миссионерскую идею, как-то уж очень просто отказалась от своей просветительской роли в обществе, замкнулась на работе с детьми из воцерковленных семей, на задаче оберегания этих детей от мира. И даже эта задача часто приводит взрослых в тупик: дети уходят из гимназий и воскресных школ. Дети уходят из Церкви, предпочитая христианству те самые ценности, над развенчанием которых так долго и так много трудились батюшки и педагоги. Есть о чем серьезно задуматься. Действительно, если бы возможно было провести исследование среди обычных школьников, какими им представляются Православие и православные, как вы думаете, что бы мы услышали? Наверняка бы нас назвали старомодными, безнадежно отставшими от жизни людьми, постоянно морализирующими и назидающими, живущими какой-то мрачной безрадостной жизнью с одними только постами и поклонами. А что означает этот ответ? Он наглядно показывает, насколько скучна и неэффективна выбранная нами форма проповеди, насколько далекими остаются от детских сердец все наши призывы. Случается даже обратное — именно она, эта наша неумелая проповедь часто становится для человека главным препятствием ко вхождению в Церковь, главным основанием для того, чтобы мнить христианство, эту великую жизнерадостную и жизнеутверждающую силу, жесткой догмой, лишенной жизни и радости.

Миссионерство в современном мире — это совершенно особая задача. И проповедь в современном мире — это совершенно особый жанр. Есть разница между твердым исповеданием христианином своей собственной веры и тем, как обращать в эту веру других. Поступались ли своей верой Апостолы и Святые Отцы, стараясь «для всех сделаться всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых»? (1 Кор. 9; 22) Прекрасные образцы христианской проповеди преподносит нам Священное Писание. Апостол Павел, хоть и возмутился духом при виде языческих Афин, все же нашел в себе мужество и силу говорить с афинянами на понятном и принимаемом ими языке. Апостолы Петр и Иоанн перед народом иудейским начинают свою речь не с обвинений и обличений (хотя такое преступление как распятие Христа, казалось бы, требовало обвинять и обличать богоубийц), но с напоминания об особой близости израильского народа к Богу, об особой причастности к Завету с Господом каждого из них. Посмотрите, как снисходителен и мягок голос Апостола Петра перед лицом тех, кто предал Сына Божия на поругание и смерть: «Впрочем, я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению». (Деян. 3; 17)

Так проповедовали не только в раннехристианские времена. Пример того же снисхождения к положению заблудших являет нам великий подвижник XX века святой Силуан Афонский, советовавший в разговоре одному миссионеру, работающему в восточной стране, сперва хорошенько изучить религиозные представления тамошних жителей, поприсутствовать на богослужении, всем своим поведением свидетельствуя почтение к их традициям, а уж затем приступить к кроткой беседе, с уважением слушая своих собеседников и обращая особенное внимание на моменты совпадения их взглядов с христианством. Бедняга миссионер бывал крепко бит за то, что в языческом святилище учинял крик и беспорядки, выражая таким образом свое негодование, но продолжал раз за разом поступать так же и дивился упрямству и неподатливости язычников. Вероятно, он даже втайне гордился своими побоями, воображая, что пострадал за Христа и Его слово, хотя в действительности сам являлся единственной причиной неуспеха своей проповеди.

И эта история, к глубокому сожалению, как нельзя лучше отражает состояние миссионерской работы в России сегодня. Похоже, мы все стремимся быть «православное» Апостолов и Святых Отцов, а когда бываем биты, почитаем это за положительные результаты своего служения. В церковной среде стало неписанным правилом публично клеймить все антихристианские проявления. По этой ревности даже судят о «церковности» и «духовности» православного. Редкая книга, редкая газетная статья, редкая проповедь обходиться без критики безбожного современного мира и сетования на трудности жизни в нем. Возникла своеобразная православная мода на разоблачение язв и пороков общества. Но что же предложили мы, православные, этому самому обществу, и детям в частности, за почти что 10 лет легальной церковной деятельности? Какую альтернативу нашли мы той потребительской философии, которая с шиком и блеском подается нам с Запада?

Давайте объективно посмотрим на дела рук своих. Взять хотя бы воскресные школы. Могут ли по-настоящему удовлетворять религиозное чувство ребенка, а тем более духовно воспитать его те 2–3 часа занятий в неделю, которые отводятся в воскресной школе на изучение Закона Божия или Священной истории? А ведь именно таким образом строится работа большинства воскресных школ. Нелишним было бы изучить мотивацию детей к таким занятиям. Это еще нужно понять, хочет ли сам ребенок заниматься в такой воскресной школе, стал ли бы он ходить в нее, не напирай на него родители сзади? Думаю, во многих случаях ответ был бы отрицательным. А если так, то не должно быть и наивного умиления по поводу того, что дети каждое воскресенье сидят на занятиях. Такая школа едва ли отвечает своим образовательным задачам даже по отношению к детям из православных семей.

Это заставляет православных священников и педагогов искать новые просветительские и воцерковительные подходы, более открытую миссионерскую концепцию устроения православного образования. Конечно, на этом пути лежат многочисленные трудности. Образовательная структура, где есть и верующие, и неверующие дети внешне представляет собой совсем не ту сентиментальную идиллию, к которой столь часто стремятся православные взрослые. Таких детей враз на общую молитву не поставишь и к исповеди хором не поведешь. Наверняка потребуется задействовать какие-то более общие для всех детей механизмы интереса, более гибкую и лояльную по отношению к невоцерковленным ученикам систему приоритетов и ценностей. Возможно, придется привлечь к работе невоцерковленных или мало воцерковленных педагогов. Словом, отличия от принятой сегодня катехизационной практики будут очень существенными. Но признаемся честно: без этого не обойтись, даже если мы будем иметь дело с детьми только из самых воцерковленных семей на свете. Незачем думать, что абсолютно все дети из таких семей как-то по особенному возвышены и духовно настроены от рождения. Что такое детская вера и как она соотносится с верой взрослых до конца не знает никто. А значит, мы должны быть готовы к тому, что в самый неожиданный момент любой из наших подопечных, даже самый внешне благополучный, может «уйти в отрыв», предпочтя всем нашим воспитательным усилиям свободу в ее современном понимании.

Приходит как-то, к примеру, одна из девушек ко мне и заявляет: «А у меня парень — бандит. Как Вы думаете, это нормально?» «Как „бандит“? Что „нормально“?» — не сразу соображаю я от неожиданности. «Ну, он ездит по разным фирмам, помогает людям долги вернуть, вопросы разные решить (это он ей про себя такую робингудовскую байку рассказал). Как Вы думаете, у нас с ним что-нибудь получится?»

Смотрю я на нее и думаю: «Cпрашивать-то ты спрашиваешь, но по лицу видно, что влипла ты в этот роман по уши. Как тут тебе что объяснишь? Все равно не поверишь и не послушаешь. Слава Богу, что с такими новостями вообще решилась прийти к священнику за советом».

Вот и говорю: «Да, это тебе решать, твое право выбора любимого. В принципе, из истории такие примеры известны. В Америке, например, в период „первоначального накопления капитала“, еще где-то. Сперва они бандитами были, потом, глядишь, во втором или третьем поколении, — нормальными людьми стали. Банкирами какими-то, промышленниками. Так что решай сама».

И вот такая история сегодня может произойти с любой, даже самой церковной девушкой. Мы не можем изолировать ребенка от мира. Увы, приходится признать, что «неотмирных» детей в наши дни единицы. Пожалуй, со мною согласятся все практикующие педагоги, что таких ребят видно с самого начала обучения. Это может быть один ребенок на группу или класс, в лучшем случае 2–3. Остальные же, даже находясь в самом строгом православном учебном заведении, будут в той или иной мере придерживаться мирских «правил игры», поддерживать активные контакты с невоцерковленными подростками вне стен школы, нести элементы этой чуждой христианству идеологии в самые стены школы. Из всего этого может составиться целая жизнь. Вторая, тайная жизнь подростка, о которой ни родители, ни педагоги до поры до времени не будут догадываться, и которая действенно заявит о себе лет в 14–16 охлаждением к вопросам веры и Церкви, а возможно даже большим — полным и устойчивым неприятием всего христианского и церковного. Именно о таком обучении митрополит Антоний Сурожский как-то заметил: «Я стал православным не благодаря Парижской семинарии, а вопреки ей».

Поэтому хотелось бы вкратце поделиться некоторыми выводами из той работы с детьми, которая на протяжении нескольких лет практикуется в небольшом российском городке Конаково, рассказать о применяемых нами способах устроения педагогического дела и некоторых результатах такой деятельности.

Задача, которая стояла перед нами, небольшой группой православных, была чрезвычайно сложной. Конаково — город наиобычнейший во всех отношениях. К традиционной для российской глубинки проблеме массового пьянства с началом перестройки добавились не менее сложные коммерческо-мафиозные проблемы. «Естественная профориентация» подростков, таким образом, стала заключаться в двух основных альтернативах: водка или наживание денег.

Малый российский город — явление очень жестокое. Он ставит детей едва ли не в полную зависимость от неписаных законов дворовой жизни. Двор здесь означает все. Двор определяет все. От двора никуда не скрыться. Двор в малом городе это даже не авторитет в том смысле, который придают дворовой атмосфере в крупных городах. Это образ жизни, это некая данность. Если в крупном городе для ребенка возможно не знаться с дворовыми сверстниками и ездить через полгорода в какую-то особую школу с французским уклоном, то в малом городе такое просто невозможно. Для провинции нужны особые подходы. Основной опыт религиозного воспитания сосредоточен только в центрах — Москве, Петербурге, Новосибирске. И этот опыт касается только этих городов. Процессы, которые происходят там, совершенно не показательны для России в целом. Особенно в Москве, где без труда можно отыскать необходимое количество приверженцев самой экзотической религиозной системы и составить из них клуб или воскресную школу.

У нас, в Конаково, все наоборот. Здесь все как на ладони, и нам в своей работе с этим приходилось и приходится считаться. Вероятно, в силу этого нам не удалось при построении своей педагогической работы отделаться полумерами и создать некую рафинированную и малочисленную православную структуру. У нас из этого просто ничего бы не получилось. Требовались принципиально другие, более радикальные решения.

Начало нашей работы было обычным. При приходе была создана воскресная школа для детей и взрослых, а также мы стали налаживать контакты со школами и пытаться ввести в них религиоведческие курсы. Занятия проходили вяло, приход пополнялся очень слабо. В школах мы встретили совершенно открытое сопротивление. Не раз и не два священники бывали изгоняемы из школ. Воцерковления педагогов тоже не произошло. Хотя, в конце концов, вместе со школами удалось сделать несколько проектов, особого воодушевления от этого в педколлективах мы не почувствовали. Да, учителя стали иногда заходить в храм, но только как частные лица, а на работе они себя вели совсем по-другому. Даже если у преподавателя возникало начальное желание вместе поработать, то через некоторое время, через 3–4 занятия становилось понятно: начатое дело не выживет — энтузиазм сошел на нет. В чем причина трудностей работы в государственной школе? Вопрос сложный. По-моему, дело в чрезвычайно жесткой безжизненной системе государственной школы. В этих условиях ничто новое просто не удерживается. У педагогов — сильный посткоммунистический синдром. Они панически боятся принять какую бы то ни было новую идейную основу. Слишком сильны в памяти воспоминания о перестроечной растерянности. Поэтому государственная школа изо всех сил делает вид, будто никаких изменений не произошло, все остается по-прежнему. Но время-то идет! Меняется жизнь, меняются ученики. А школа за изменениями не поспевает и потому мало-помалу складывает с себя воспитательные полномочия и оставляет за собой только обучение детей. Эта безвоспитательная позиция взрослых, разумеется, только на руку ученикам-подросткам и всячески приветствуются ими. Оба лагеря таким образом оказываются объединены сильным общим интересом (вернее, отсутствием общих интересов и успокоенностью по этому поводу) и такое положение вещей выдается за нормальное. Новая неписаная идеология государственной школы — это идеология индивидуализма, которая со тщанием оберегается и учениками, и преподавателями. Священник, появляющийся у порога школы, оказывается неугоден всем. Его задача противоположна общешкольным настроениям. Он хочет разбудить совесть, а для людей, не привыкших к самокопанию, это очень и очень неприятно. И даже если от религиоведческого курса не удалось избавиться сразу, то постепенно все обстоятельства сложатся таким образом, что вынудят батюшку отказаться от своей затеи и уйти.

Это сказано не потому, что работу со школами я считаю ненужной — мы и сегодня продолжаем там работать. Но нельзя обольщаться относительно перспектив такой работы и возлагать на нее излишних надежд. По моему мнению, отказываться от сотрудничества со школами возможно только в одном случае — если найдены иные подходы для работы с детьми, если есть возможность создать нечто вне школы и таким образом предоставить детям альтернативные образовательные возможности. Время показало, что сделанный нами выбор в пользу внешкольных форм работы оказался совершенно верным. Со временем в школах к православным стали относиться совершенно иначе, стали сами идти на контакт, признавая силу и жизненность наших начинаний.

Это было время, когда Церковь только что получила возможность вести широкую работу с людьми. Но постепенно первоначальное любопытство к вопросам религии как к ранее недозволенному сошло на нет, и нам пришлось всерьез задуматься о том, как продолжать работу дальше. Совершенно очевидной стала необходимость что-то серьезно менять.

Прежде всего стали думать, что может составить внутреннюю жизнь новой деятельности, чем такая работа может питаться изнутри? Старались проанализировать, что происходит при создании православной школы, воскресной или церковно-приходской, какие ошибки и внутренние противоречия приводят к тому, что жизнь уходит из школы.

А чаще всего бывает так: собираются взрослые, учителя какие-то и говорят: давайте создадим нашу, православную школу, совсем не такую, как обычная! У нас все будет по-особому — все мы братья во Христе и потому будем друг друга любить. Будем учиться пению, рисованию, танцевать, еще не знаю что. При этом совершенно не ставится вопрос, как мы будем это делать: хорошо или посредственно. Взрослых это как бы не волнует, они собрались не ради лавров, а для того, чтобы быть вместе, получить возможность работать среди православных и заниматься чем-то безусловно благим и духовным. Лавры и достижения, напротив, оказываются презираемыми и вменяются в ничто. В этом как-будто проявляется некая особенная церковность и духовность устроителей школы. Но что на самом деле происходит в этой ситуации? В этой ситуации взрослые создают площадку для проявления своей церковной активности. Они создают школу, по сути, для себя, а не для детей. То есть на точку зрения детей никто встать не пытается. Для детей-то вовсе не это важно. Их интересуют совершенно другие вещи. Пока у них нет своего духовного опыта, своих проб и ошибок никто из них не задается целью уйти в затвор. Напротив, мир их очень и очень интересует. Все внутренние познавательные механизмы, заложенные в человеческую личность от рождения, требуют ознакомления и овладения все новыми и новыми сторонами жизни. Так что в применении к детям задача православной школы выглядит совершенно иначе — школа должна предоставить детям насколько возможно более положительную и духовную систему жизненных ценностей, достижений, точек приложения талантов. И мало того, чтобы эти ценности были положительными и духовными. Необходимо, чтобы они одновременно с этим были социально значимыми, то есть признавались другими. Для детей, и особенно подростков, это исключительно важно. И открещиваться от социальной значимости воспитательного процесса — значит закрывать глаза на очевидные вещи. Православное образование просто обязано строиться на такой деятельности, которая позволяет воспитанникам ощущать нужность и важность своих занятий даже в среде людей неверующих. Это очень важный момент и я хотел бы обратить на него внимание. Не нужно говорить, будто абсолютно все, что социально значимо, сугубо безнравственно и никуда не годится. Это вовсе не так. Даже в современном обществе это, к счастью, пока еще не так. К примеру, обретение профессиональных навыков не может быть названо ни бесполезным, ни безнравственным. Во все времена христиане жили и трудились в обществе и от них требовалось, чтобы они умели делать свое дело хорошо. А значит и мы должны спросить себя: как мы собираемся делать то или иное дело? Создаем хор? Отлично! Но, приступая к его созданию, будем помнить о том, что мы несем полную ответственность за то, если какой-нибудь детский светский хор на каком-нибудь фестивале профессионально исполнит «Ныне отпущаеши…», а мы на этом концерте будем лишь беспомощно блеять. Ведь у детей волей-неволей возникнут сомнения: «А зачем мы это делаем? А нужно ли этим заниматься, если мы не можем делать дело на таком же уровне, как вот эти наши сверстники?» Если это произошло — жди беды. Сначала дети, а затем и взрослые постепенно начнут ощущать внутреннюю пустоту такой школы. И чем жить этой «школе во имя взрослых» после этого? Умиление проходит быстро, даже между взрослыми со временем возникают какие-то трения и сложности. А что дальше? Школа оказывается в тупике, она теряет ощущение, откуда брать силы и вдохновение. Вполне понятно, почему в таких условиях возникает упор на зубрежку. Просто другого выхода нет. Зубрежка создает видимость непрерывной занятости, непрерывного процесса. А что остается от веры? Библейская история и еще некоторый налет якобы религиозной сентиментальности? Вот в такой ситуации можно совершенно уверенно сказать: такая школа будет для детей обременительна и бесполезна. Они будут ходить туда только потому, что сзади подпирают родители, а за пределами школы и родительского надзора станут жить совсем другой жизнью. Вот он, плод «умного и взрослого» подхода к вопросам детской жизни — двуличие детей в отношениях с Богом и людьми.

Почему я так резко говорю об этом. Да потому, что мы со своей воскресной школой в определенный момент оказались в том же положении. Что было нам делать как руководителям этой школы? В определенный момент пришлось сказать себе: все, хватит этой сентиментальности. Если мы хотим заниматься хоровым пением, то наша задача — преодолеть посредственность и войти в круг профессиональных певческих коллективов. Капелла мальчиков и капелла девочек из Дубны, хор Жуковского или хор Попова — вот это наши эталоны. Эталоны, конечно, не в духовных вопросах, а в профессиональной деятельности. Это был очень трудный шаг, очень трудное решение — выйти с детьми за рамки обычной катехизационной практики и войти в мир светских профессиональных ценностей. Предполагая в глубине своей работы духовные цели, во всеуслышание заявить об ориентации на вполне земные успехи. Из двух зол пришлось выбирать меньшее. Увы, абсолютного выбора между добром и злом, современная жизнь нам не предоставляет. А значит руководитель коллектива как священник, как человек, имеющий определенный духовный опыт, должен отчасти принять мирские «правила игры», чтобы, играя по ним, оторвать детей от дворовой среды и заинтересовать новыми для них возможностями.

Что может привлечь ребят к занятиям в нашей школе. Престиж? Известность? Хорошо, мы будем стремиться выйти на международный уровень, увлечь ребят возможностями поездок, экскурсий, наград на фестивале. Только в этом случае дети будут приходить к нам. Это нецерковные дети. У этих детей совершенно нецерковные семьи, более того — трудные семьи, в которых отец пьет или его вообще нет. Кроме сладкого пряника ничем другим этих детей удержать невозможно. Если мы будем собирать их раз в неделю и по 3–4 часа говорить о Церкви, то они просто разбегутся. Но мы можем поступить иначе — мы можем закладывать в них духовные понятия параллельно с теми занятиями, которые вызывают в них усердие и интерес.

В чем выразилась эта концепция организационно? Мы не стали создавать православную школу как некую оторванную от жизни, маргинальную структуру на 10–15 наиболее стойких в церковном отношении семей. Мы искали те возможности, которые были бы направлены на работу преимущественно с нецерковными детьми и семьями. При этом исходили из того, что уже имелось в Конаково: кружки, студии, спортивные секции. Изучали, каков профессиональный уровень этой деятельности, пробовали найти общие точки с руководителями этих коллективов. Наша образовательная деятельность таким образом разделилась на несколько предметных направлений: хоровое пение, рисование (иконопись), керамика и другие, и в таком виде перекочевала под крыши существовавших в городе детских творческих структур. Со временем появились и новые — центр детского творчества «Новая Корчева» (ныне крупнейшая в городе детская творческая структура), вечерний хоровой лицеи мальчиков и детская художественная школа с иконописным классом. Православное обучение и воспитание таким образом оказались как бы растворенными в профессиональной деятельности, но все же достаточно влиятельными для того, чтобы отвечать задачам просвещения и воцерковления ребят.

Конечно, в первое время наиболее сложным было наладить контакты с педагогами. Не все хотели впускать Церковь в свою деятельность, личное отношение к вере было очень разным. Но какой-то интерес в них все же теплился. Встречались, беседовали, как с любыми другими людьми, которых, в принципе, заинтересовала Церковь, и они не прочь узнать о вере немного больше, чем знают. Старались действовать мягко: ни в коем случае не огорошивали с ходу неожиданными предложениями о духовном руководстве коллективом, не требовали сразу же от людей какой-то особой воцерковленности в жизни и работе. В этом состоит очень частая ошибка нынешней православной школы. Боятся ввести в свой тесный педагогический круг, где каждый доволен друг другом, невоцерковленных педагогов, а в результате школа теряет, во-первых, профессионалов, способных организовать по-настоящему глубокую предметную деятельность, и, во-вторых, детские коллективы, которые уже занимаются с этими педагогами.

Для начала совместной работы нам было достаточно стечения двух факторов: профессионализма педагога и неотрицания им возможности участия Церкви в занятиях его коллектива. А уж моя задача как священника, как духовного руководителя состояла в том, чтобы постепенно закладывать в деятельность хора или секции духовные основы.

На практике оказалось, что религиозные взгляды самого педагога со временем сильно менялись, и он, ощущая реальную помощь, просто на глазах становился верующим. А коллектив, обретя духовную поддержку, начинал демонстрировать более высокие профессиональные результаты.

А представьте, что мы заняли «строго православную» позицию, выбрали очень жесткую концепцию отбора и обучения детей в нашем православной центре. Что будет происходить с таким ребенком? Его просто начнут травить. Не дразнить, это слово слишком мягко и неточно передает суть дела. Именно травить! В этой ситуации взрослым проще всего сказать: «Христос терпел и нам велел». Сами-то мы всегда ли терпим? Нет, мы бежим от сложных отношений. Уходим с работы, стараемся разъехаться в разные квартиры с неверующими родственниками. А если так, почему требуем от ребенка тоге, чего сами понести не желаем?

Взрослые, особенно педагоги воскресных школ, обязательно должны думать о том, что происходит с ребенком, когда тот идет в свой класс. О чем они там говорят? Об очередном боевике или сериале, о новостях популярной музыки. И это каждый день, на каждом шагу. С этим ничего нельзя поделать. По крайней мере, ничего нельзя поделать запретительным способом, это уж точно. И музыка, и картинки, и разговоры — все это вокруг них. Потому каждый педагог обязательно должен иметь в виду, что его воспитанники находятся на положении пленных. Они взяты в плен миром. А значит, работая с ними, педагог обязательно должен иметь это в виду, то есть должен входить в их положение и отчасти тоже чувствовать себя стесненным в средствах воспитания. Можно даже сказать, что он должен добровольно войти в этот плен. Разумеется не духовно, а инструментально — духовно педагог всегда должен оставаться свободен, и даже принимая мирские правила игры, все же быть несколько выше ситуации.

А что делает мудрый человек в плену? Он не рвется через колючую проволоку, не митингует, не ударяется в тоску, не сетует на своих надсмотрщиков и конвоиров. Оказываясь в пленной ситуации, он садится, осматривается вокруг и говорит: «Так, будем устраиваться и жить здесь». И начинает действовать в рамках своей стесненной свободы. Ее-то, на самом деле, хоть отбавляй, особенно для духовного движения. Никакие внешние рамки не могут в духовном смысле человека стеснить по-настоящему. Случались целые периоды в истории, когда вся Церковь жила на пленном положении. Самый яркий пример — большевистское государство. Да, были приставлены уполномоченные по делам религии, тысячи верующих погибли, а некоторые церковнослужители сломались, но жизнь-то церковная была! Была благодать, были Таинства, была пастырская работа! Все было!

Так вот, не нужно думать, что с уходом коммунистов в положении Церкви в обществе что-то сильно изменилось. Происходит то же самое, и мне, как священнику и педагогу, это хорошо видно. Общество находится в идеологическом плену. На сегодня это плен у секулярного западного мышления, у достижений научно-технического прогресса, у культа тотальных наслаждений. Просто один плен сменился другим, но с точки зрения миссионерской и воспитательной еще не известно, какой из них легче и безопаснее для души. Поэтому важно понимать эти законы пленной жизни. Нужно считаться с сегодняшней реальностью, особенно в работе с малоцерковными людьми. Не нужно постоянно стонать по поводу телевизора и кинопроката. Чего мы хотим от телевизора? Чтобы по всем каналам беспрерывно транслировалась одна только Литургия святого Иоанна Златоуста? Да он не к тому изначально предназначен. Откуда в нем взяться святости?

Для чего я обо всем этом говорю? Уж конечно не потому, что христианин должен опустить руки и примириться с происходящим. Нет! Но православным родителям и педагогам необходимо осознавать, что каждый ребенок варится в настоящем котле страстей. Он уже туда лопал. Попал еще до того, как нам, умным и воцерковленным, пришла в голову мысль наставлять его на путь истины. Понимать это не означает питать пристрастие. Это означает действовать с учетом уже имеющейся ситуации. И тогда протест и критиканство как рукой снимает, напрочь пропадает желание разоблачать на каждом своем шагу безнравственность современного общества — все это только уводит от сути дела, человек перестает чем-либо заниматься помимо разоблачений. Зато возникает другое видение вопроса: значит, нужно, во-первых, построить работу таким образом, чтобы центр имел в городе статус и, во-вторых, считаться с тем, что голова каждого из них буквально напичкана всяким голливудским и плэйбоевским хламом. Зачем православному центру общегородской статус? Для того, чтобы дети сами стремились заниматься у нас. Чтобы сверстники, которые не ходят к нам заниматься, все же имели уважение к нашим подопечным. А за что уважать? Уж конечно не за то, что мы хорошо молимся. Мирскому человеку, чтобы уважать наш центр, необходимо знать, что мы имеем статус школы ЮНЕСКО, что мы ездим за границу, что мы выступаем на международном уровне. Только в этом случае будет уважение. Нас можно не любить, не разделять наших взглядов, но травить тех ребят, которые занимаются в нашем центре при таком развитии ситуации никому просто в голову не придет.

Однако, может показаться, что при таком подходе к работе с детьми духовная составляющая может совсем потеряться и деятельность полностью перетечет в светское русло. Что ж, опасность такая есть, но где сегодня найти путей на 100 % безопасных? Не вдаваясь в абстрактные рассуждения, попытаюсь объяснить, в чем может состоять религиозный подтекст занятий, к примеру, детской хоровой студии.

Когда хор занимается подготовкой новой программы, в число занятий мы включаем и духовные предметы, духовные беседы. Дети разучивают и поют литургические песнопения, хор часто поет в церкви, а время от времени мы даже проводим особые «детские литургии». Детские — не значит игрушечные. У Престола стоит священник и вся Литургия совершается строго по чину, однако в этот день в храме присутствуют только дети. И все послушания по храму выполняют дети. И проповедь священник готовит специально для детей. На ребенка это производит совсем иное впечатление, чем обычная служба, где он никак не может найти себе места в толпе взрослых. И, наконец, все дети, достаточно давно занимающиеся у нас, постепенно входят в церковную жизнь через Таинства. Большинство из них регулярно исповедуются и причащаются.

Это поистине уникальное воспитующее средство, используя которое можно без лишних слов передать детям понимание молитвы и навык к ней. Другими средствами опыт такого рода детям, пожалуй, и не сообщить.

То же и во время поездок. Куда бы мы не ехали, в программу поездки мы обязательно включаем пение на Литургии. Связываемся с епархиями, просим благословения у местных архиереев петь на службах. К примеру, на Бориса и Глеба мы пели на литургии в Мурманске, сейчас едем в Германию в Оснабрюк и, снова же, будем петь в небольшой сербской православной церкви. Даже находясь в Лурде, центре католичества во Франции, мы по благословению Святейшего Патриарха служили там православную Литургию. Брали с собой антиминс, просфоры — словом все, что необходимо для ее совершения. Таким образом любая поездка, пусть даже на светский фестиваль, приобретает духовные очертания.

Дети сами хотят заниматься в таком центре. Они сами хотят участвовать в наших мероприятиях, ездить с нами, добиваться профессиональных результатов. И мы их совершенно честно предупреждаем, что для этого им необходимо серьезно трудиться над собой. В том числе и духовно трудиться. Вот тут-то и происходит первая встреча ребенка с понятием духовного, но это случается совсем по-иному, чем в обстановке типовой воскресной школы. Ребенок понимает, зачем ЭТО ему нужно, чем ЭТО ему поможет! Он видит ЭТО в реальности, через предмет своих занятий. А каков предмет занятий в воскресной школе? Встретились взрослые и из своих религиозных побуждений решили воспитывать детей.

Один старец сказал: «Сейчас такое время, что учить не нужно. Нужно показывать». Так вот, не нужна детям эта нарочито-подчеркнутая религиозность педагогов, потоки высоких слов и знание наизусть катехизиса. А в особенности это нужно помнить в работе с нецерковными детьми. С ними необходимо избегать даже имя Христа упоминать часто. Нужно показывать им Христа из контекста занятий. И то, что они уже давно ощущают в своей работе интуитивно, назвать своим именем — Христос, может быть, всего однажды. Всего однажды, но в такой момент, в который это имя будет для них как гром среди ясного неба. Эта встреча детской души с Богом и есть кульминация в работе педагога. И до, и после этого все может быть совершенно буднично и обычно: занятия, поездки, беседы. Но вот этот момент останется в памяти навсегда, даже когда человек станет взрослым. Это та ниточка, по которой он снова и снова будет приходить в Церковь, еще и еще раз ища новой встречи.

В широкой социальной работе есть еще один важный аспект. Ведя дело таким образом, православные заполняют основные социальные ниши города. Что это дает? Да это же та самая противосектантская работа! Мы не митингуем, не пишем протесты в городское собрание, мы просто работаем со школами, занимаемся с детьми вне школы, понемногу привлекаем взрослых. Поэтому наша деятельность может кому-то не нравится из религиозных или безрелигиозных соображений, но не считаться с ней нельзя. И привлечь народ к себе сектантам удастся только в одном случае: если они создадут свои альтернативные структуры, лучшие, чем у нас.

В Конаково довольно сильна община иеговистов. Около 200 постоянных членов, а это для небольшого города очень много. Но вот что характерно: при всей агитации аудитория, посещающая их собрания, в какой-то момент застыла и не увеличивается. То есть все, кто ищет особых религиозных переживаний, особой экзальтации, уже собрались в одном месте, а агитировать дальше никак не получается. Не в последнюю очередь в этом «виноваты» православные, ведущие широкую социальную работу и собравшие вокруг себя все основные педагогические и творческие силы города.

В том же ключе, я думаю, должна решаться и вся проблема с инославной экспансией в России. Мы должны понять, что просто не имеем морального права атаковать администрацию больницы с требованиями выгнать баптистов из больничных палат, пока не готовы сами предложить больнице лучшую помощь, чем та, которую уже обеспечивают протестанты. И только после можно этого идти к главврачу и говорить о Православной Церкви как единственно истинной, призывая держаться своих исторических корней.

Итак, разобравшись в том, как мы хотим устроить свое воспитательное дело, давайте приступим к следующему, не менее важному вопросу: посмотрим, кто есть пришедшие к нам дети? На что способны, чем интересуются? Слушают популярную музыку? Послушаем ее и мы. Не для того, конечно, чтобы предаться любви и веселью, как призывают рок-кумиры и поп-звезды. Нет. Послушаем, чтобы понять, что в этих песнях более-менее талантливо и не безнравственно. Извлечем это «более-менее ничего» из раздражающей слух ритмики и включим вместе с духовными и народными песнопениями репертуар детского хора. Совершаем ли мы в этот момент нечто предосудительное в духовном смысле? Конечно, нет! Просто мы не тешим себя иллюзией перетащить детей за собой сразу через несколько ступенек вверх. Мы как бы подставляем под ноги детей маленькую ступенечку, которая, несмотря на свою малость, хоть немного, но отделит их от вкусов и взглядов толпы. Они на эту ступенечку из интереса взбираются так легко и естественно, что даже этого не замечают, но наиболее грубые проявления в музыкальной культуре при этом остаются позади, тогда как столь важная для детей и подростков форма остается как-будто в неприкосновенности — хор поёт современные песни и его участники ощущают свою включенность в современность. И потому мы поем популярные песни. Поем песни о любви, ибо иначе сохранить в целости состав детей невозможно. Может быть, в какой-то момент для ребенка именно это послужило основанием остаться в нашем православном центре, а не уйти во двор. Если кого-то в нашем центре удерживают популярные песни, что ж, будем рады и этому. Будем пользоваться выигранным временем, будем образовывать детей, будем воспитывать их вкусы, будем демонстрировать им более совершенные образцы музыки и певческого искусства — все это возможно, но только тогда, когда ребенок каждый вечер сам приходит к нам в центр на занятия, а не нам приходится гоняться за ним с назидательной целью по школам и подворотням. Иначе будет еще одна совершенно оторванная от реальности православная структура и узкий круг в два десятка совершенно неготовых к жизни, рафинированных детей на весь город, которые, к тому же, кичатся своим отличием от всех остальных, своей какой-то особенной избранностью.

Другой пример: борцовские и бойцовские секции. Не буду сейчас останавливаться подробно на вопросе, зачем в работе с мальчиками-подростками православным необходимо уделять внимание силовой подготовке и развивать их бойцовские качества. Занятия в спортивных секциях могут привлечь совершенно другой пласт детей и молодежи, чем тот, который участвует в художественном или техническом творчестве. Для многих православных педагогов нет сомнений в необходимости этим заниматься. Хочу лишь обратить внимание на миссионерскую сторону дела и некоторые специфические подходы к устроению такой работы с учетом современных особенностей. То есть, рассмотреть вопрос: какому боевому искусству учить? На первый взгляд тут и думать нечего — русскому кулачному бою. Ведь он, этот бой — русский, и этого достаточно, чтобы остановить свой выбор на нем. Но это, опять же, взгляд на вещи с точки зрения умных воцерковленных дядей. А что мы находим в детской среде? Любой самый захудалый первоклассник теперь, вступая в драку со своим противником, не машет кулаками напропалую, как бывало раньше. Нет! Он моментально встает в позу каратеиста и имитирует движения героев западных боевиков. Оказывается, за последние 10 лет произошли совершенно глобальные изменения в детском сознании. Им были усвоены совершенно иные, неведомые ранее установки-мифологемы, в соответствии с которыми современный ребенок строит свое поведение. Что ему до того, что исконно русским видом борьбы считается кулачный бой? Что ему вообще до всего «исконно русского»? Для него важно совершенно другое — быть на высоте в среде сверстников, быть «крутым». Пойдут ли такие дети в секцию русского рукопашного боя? Нет, конечно. Поэтому мы действуем иначе. Мы понимаем, что «крутизна» «крутизне» рознь. Православное подвижничество это тоже, если так можно выразиться, высшая форма «крутизны». Только энергия вся при этом направляется в совершенно иное русло — в горение ко Господу. Поэтому не будем доказывать детям, что быть «крутым» никуда не годится. Их в этом никакими уговорами и запретительными мерами не переубедишь. Это стремление необходимо сублимировать, преобразить. Во что можно преобразить злобу и жестокость? В мужество! Так давайте начнем занятия с того, что подростки считают для себя «крутым», а закончим духовными понятиями. Поймем их мальчишеский пафос и не надсмеемся над ним, а дадим возможности для реализации этого пафоса на практике под руководством воцерковленных взрослых, постепенно вводя их в культурный контекст и преображая. Каким образом? Да очень просто.

Мы объявляем набор в секцию восточных единоборств, а когда мальчишки собираются, я встречаюсь с ними и говорю им: «Вы наверняка знаете многое из истории каратэ. Скажите, откуда произошла эта борьба? Правильно! Из монастыря Шао-линь! Там этой борьбой с древних времен занимались буддийские монахи под руководством духовного наставника. Но мы-то с вами не буддисты! Мы живем не в Китае, а в России, поэтому давайте заниматься каратэ, а вашим духовным наставником буду я».

Разумеется, я отдаю себе отчет, что такое восточные единоборства и как они связаны с оккультным восточным мировоззрением. Поэтому я ни за что не допущу никаких мистических практик и приемов в обучении. Но это уже мой вопрос! Вопрос православного священника. Вопрос педагогического видения, куда направить этих пацанов в их духовном росте. Самое же главное, что произошло — это, во-первых, что они все сюда собрались совершенно добровольно, безо всякого нажима со стороны родителей. И, во-вторых, что соблюдена столь важная для них мифологема — они будут заниматься каратэ. Именно той борьбой, которая так ценится в среде их ровестников. А уж из этой ситуации рукой подать до всех духовных вопросов. Внутренняя дисциплина бойца? Пожалуйста, лучшим упражнением для развития воли будет спокойное стояние на службе в храме. Концентрация внимания? Замечательно, большей концентрации, чем на молитве и придумать сложно. Чистота намерений и нравственное совершенство? Все это достигается при условии участия в церковных Таинствах. И при этом другим пацанам, которые остались вне этих занятий, никогда в голову не придет приставать к нашим ребятам с вопросами, почему они все чаще захаживают в храм. Им и безо всякого объяснения понятно — это неотъемлемая часть занятий каратэ.

Понимаете, для этих ребят, впервые пришедших к нам, разница между буддизмом и Православием весьма неопределенна и несущественна. Если нельзя найти наставника-буддиста, они не будут иметь ничего против духовного руководства православного священника. Главное для них, что через это есть возможность заниматься той борьбой, которая ими столь ценится. Здесь можно посетовать, как это часто бывает, на массовое духовное невежество, не отличающее ложное от истинного. А можно ведь поступать совершенно иначе! Это невежество предоставляет нам возможности использовать в своих духовных целях те установки, которые вложены в сознание детей массовой западной культурой. Понимаете, те же самые ценности, на культивирование которых Голливуд тратит миллионы и даже миллиарды долларов, могут при определенном подходе начать работать не против нас, а за нас!

К несчастью, в действительности так происходит редко. Православные священники и педагоги вступают в рукопашную со Шварценеггером и Сталлоне и, разумеется, безнадежно проигрывают. Одно, два, три, пять таких поражений и православные начинают избегать мира, боятся мира во всех его проявлениях, замыкаться в своей православной клубной среде. Таков, увы, сценарий развития и развала многих изначально очень хороших педагогических начинаний.

У многих родителей и педагогов, недавно пришедших к вере (а недавно пришедшими к вере у нас является подавляющее число прихожан) внутри прочно закрепился особый комплекс «боязни мира». Понять в этом людей можно, слишком живы воспоминания о греховных путах, которыми связывал людей мир до обретения ими веры. А потому вполне понятно и максималистическое стремление теперь устроить в своей жизни все иначе, чем было раньше. Из-за этой идеи у многих верующих в семье и на работе разыгрываются настоящие драмы. Многие учителя, много лет отработавшие в обычных общеобразовательных школах, уходят оттуда именно после воцерковления. «Невозможно стало находиться в безбожной среде», — говорят они и во многом даже гордятся этой своей позицией. Совершенно очевидно, как будет воспитывать такой учитель, окажись он в православной школе. Сознательно или бессознательно он будет готовить своих детей к уходу от исполнения своих обязанностей в обществе. Но все ли смогут уйти из мира? Все ли станут монахами? Понятно, что нет. А раз так, мы должны готовить ребенка ко встрече с миром. Нравственно готовить. Взрослые люди, которые окружают его, родители, учителя, уже сделали свой внутренний выбор. Они состоялись как специалисты в своей отрасли, как члены семей. Ребенку же все это только предстоит сделать. Ему еще предстоит обрести свою веру, приобрести собственный духовный опыт. Ему еще предстоит чему-то научиться, где-то начать работать, начать взаимодействовать с другими людьми, в том числе и с неверующими, и с придерживающимися иных религиозных взглядов. Все это потребует от него умения быть в мире, сохраняя в целости христианские нравственные устои.

Вот в чем я вижу основную задачу для работы Церкви с детьми сегодня. Не нужно ничего ломать и строить заново. Есть детская художественная школа, есть танцевальная студия, есть физкультурные кружки — нужно войти в них! И дети, и педагоги покажут более высокие профессиональные результаты, если обретут духовную поддержку и основу. Мало того, профессиональная деятельность может сильно помочь и самой Церкви. Тот же хор будет петь в Церкви, ребята-художники со временем выучатся иконописи и распишут храм. Образуется очень прочный контакт, в результате которого дети наверняка переосмыслят многие вещи, начнут относиться к вере и Церкви по-новому. Возникнет контакт с родителями, а это очень важно для создания детско-взрослой церковной общины. Нужно сказать, что церковная община является наиболее приемлемой средой для воспитания детей. Но сегодня общин у нас не было и нет. Мы все только движемся к общинному. Первое поколение людей, пришедших в Церковь, по-видимому, из-за своего внутреннего склада не есть общинные люди. В лучшем случае, это люди команды. Это дети команды. Поэтому самая первая общность, которая доступна верующим на данном этапе — командная общность. Ее-то и нужно формировать. И работа с детьми может сильно помочь в этом. Парадокс — когда организовываем катехизационные занятия со взрослыми, то мало, что получается, а когда переносим акцент на работу с детьми — вместе с ними и взрослые идут в храм. На свою душу машут рукой, а вот ради детей могут обратиться за помощью и советом Церкви. И эту тенденцию обязательно нужно использовать. Это сегодня многие священники и педагоги отмечают, что родители приходят в Церковь через своих детей. В основном мамы и бабушки, конечно. Пап, как и везде, нет и это катастрофа. Но радует то, что с ходом времени активность родителей возрастает. Когда мы набрали в капеллу первых 25 девочек, только три мамы активные оказались. Занимались с нами, помогали нам в поездках. А уже следующий набор дал совершенно другие результаты: на 37 девочек — 15 активных мам. Это уже существенно.

Заметна и еще одна зависимость: чем младше детей мы набираем, тем больше у родителей желания сотрудничать с нами, заниматься своими детьми. Поэтому сейчас мы делаем пробные попытки заниматься с трехлетками. Это, конечно, только общеразвивающие занятия, а не серьезная профессиональная работа, но таким образом мы надеемся со временем создать более тесную церковно-семейную общность.

Конечно, при этом потребуется проявить определенную гибкость, лояльность к подопечным. Кто-то воцерковляется, кто-то нет. Одно можно сказать точно: лучше всего вести воспитательную работу не как основную линию, но как дополнение к социально значимой профессиональной деятельности. И думаю, что именно в этом широком миссионерском видении воспитательной работы кроется единственный и до сих пор слабо использованный православными шанс сберечь себя и своих детей, не потерять безвозвратно еще одно молодое поколение.

Размышления о школе и детях. Священник Алексий Уминский, директор Свято-Владимирской православной гимназии

Новизна и необыкновенность православной школы в том, что эта школа — церковная, то есть имеющая в своем основании те принципы, которые заложены в жизнь самой Церкви, а конкретно — в жизнь прихода. Поэтому та школа, которая выросла из прихода, существует, органично входя в жизнь прихода, а та, которая возникла в стороне, даже если и окормляется сторонним священником, испытывает значительные сложности. Вероятно, дело не только в священническом руководстве, но и в той живой общинной ткани, которая составляется всеми взрослыми и маленькими прихожанами совместно с церковным клиром. Эта общность имеет свое основой Литургическое и молитвенное единение и пронизывает собой весь организм молодой школы.

* * *

Очень многие родители желали бы пристроить своих детей в хорошую школу, дать им христианское воспитание и образование, но при этом никак не хотят понять, что христианством нельзя «заниматься», христианством надо жить. Обычный аргумент этих родителей: нам меняться уже поздно, но мы хотим, чтобы у наших детей все было хорошо. И дети, действительно, на первых порах очень восприимчивы к Слову Божию, к богослужению, к молитве. Но если дома в своей семейной реальности дети видят, что их родители не придают никакого значения духовному, а то и открыто живут по-язычески, то рано или поздно такие дети начинают вести двойную жизнь и лицемерить.

* * *

Нельзя никогда и никому передать дело воспитания своего ребенка. Даже самой что ни есть православной гимназии. Взять на себя ответственность за воспитание — значит постоянно отдавать самого себя семье, детям, Церкви.

* * *

Сейчас в России существует несколько десятков православных школ. Они работают уже пять лет, а ведь такое простое дело не сделано — хотя бы наладить предметные олимпиады между православными школами. Или вечера для старшеклассников. Это очень важно для ребят — ощутить свою школу не одиноким островком, но частью большого единого целого, встретить еще кого-то кроме узкого круга однокашников — других ребят, таких же православных, живущих сходными интересами и проблемами.

* * *

Похоже, мы слишком быстро похоронили советскую школу, радостно отряхнули ее прах с наших ног и совершенно не заметили того колоссального положительного учебного, методического, административного и даже воспитательного опыта, которым она обладала. Многим кажется, что у нас все будет хорошо просто оттого, что мы все православные. Но реальность говорит об ином: возникает множество трудностей, специфичных именно для православной школы. Трудным, к примеру, оказывается вопрос поддержания дисциплины. Принцип семейственности, увы, может быть воспринят по-разному. Для одних — это особая ответственность и духовное родство, для других — панибратская вседозволенность. Родительское настроение моментально передается детям. Дело может дойти до того, что на уроке дети перестанут обращать какое-либо внимание на педагогов, ходить по классу и т. д. Ну, а если, преподаватель не имеет особого педагогического опыта или совсем новичок, тогда могут происходить самые невероятные вещи. Ученик что-нибудь сделает, а учитель ему (с истинно православным «смирением»): «Прости меня, Христа ради»! Многие учителя, нужно сказать, стесняются дисциплинарных мер и решают начисто избавиться от таких непопулярных «советских» методов, как двойка за поведение, запись в дневник и вызов родителей, а вместо этого всячески «смиряются» перед детьми.

Дисциплина подрывается еще и тем, что православные родители по-своему понимают взаимосвязь церковной жизни и школьного распорядка, т. е. совершенно произвольно могут устраивать выходные своим детям по случаю того или другого церковного праздника.

* * *

Основная идея православной школы — уберечь детей от растлевающей обстановки в школах государственных, но, оказывается, немало опасностей поджидает нас и в церковном кругу. Дети воспринимают православную школу как место, куда их поместили, чтобы избавить от всех проблем, в том числе и от учебы. Приходится преодолевать у детей и у родителей странный стереотип: для православного ребенка главное — читать по-церковнославянски и знать гласы, а что более того, то от лукавого. А если дитя рисует, особенно если не храмы и иконы, а город, еще что-то, тогда точно в прелести. А уж если стихи о любви пишет …

* * *

Когда приходится исключать за неуспеваемость, случается, родители начинают картинно возмущаться: «Как? Нам придется идти в эту ужасную государственную школу, где наш ребенок духовно погибнет? Вы ответите за это перед Богом!» Словом, шантаж настоящий.

* * *

Мнение о том что в государственной школе дитя непременно испортится, а в православной обязательно станет добрым и верующим, по меньшей мере нужно назвать наивным. На самом деле, в государственной школе многие дети проявляют себя гораздо лучше, чем в православной гимназии. В обстановке обычной школы ребенок сталкивается с необходимостью активно отстаивать и исповедовать свою веру. В ней он воочию видит те отличия, которые несут в себе дух мира и дух Евангелия. Жизнь по заповедям Божиим перестает быть для него абстракцией. А в православной школе он избавлен от этих проблем. Вера, за которую не надо бороться, которую не надо отстаивать, быстро приобретает оттенок обыденности и нарочитости. Особенно это касается детской веры, ведь душа ребенка особенно нацелена на динамику, экспрессию, героический пафос в жизни. Получается, что когда он учился в обычной школе, ему приходилось реально отвечать за свое христианство, бороться за него. В среде, далекой от Церкви и часто враждебной, он проявлял себя христианином. Там он молился перед уроками, в храм ходил, исповедывался, причащался, потому что страшно было. А здесь все очень хорошо, никто не трогает, все дозволено. Это значительная духовная и педагогическая проблема: как избежать охлаждения, как сделать, чтобы среда православной гимназии формировала детей как людей горячо верующих. И вот какие видятся решения.

Во-первых, взрослые должны допускать мысль, что не всем детям показано обучение в православной школе. Вопрос, в какой школе учиться ребенку, рассматривать нужно более внимательно. Родители совместно с духовником обязательно должны разобраться в индивидуальных особенностях сына или дочери. То, что для одного является благом, для другого может оказаться во вред. Во-вторых, взрослые должны постоянно заботиться о том, чтобы у детей в стенах школы было некое пространство для подвига, для выражения своих чувств и взглядов, для определенного положительного пафоса. Знание о духовных вопросах детям должно даваться вовсе не с той легкостью и запланированностью, с какой преподается им рассудочная информация. Для духовного роста недостаточно условий маленького православного парничка. Нужно некоторое напряжение, некоторое усилие, с которым дети постигали бы духовные вопросы. А то ведь мы читаем аскетические творения Святых Отцов, пытаемся их понять и воспроизвести в своей жизни, но совершенно упускаем из виду тот факт, что сами-то живем жизнью совершенно неаскетичной. Откуда у современного городского жителя может взяться верное понимание православного подвижничества, если, к примеру, воду в необходимых количествах всегда можно взять из-под крана, а отцам-пустынникам приходилось приносить ее с расстояния дневного пути? Понятно, что прочитанные в книге аскетические понятия будут восприняты ребенком на уровне чисто интеллектуальном и не будут связываться им со своим повседневным жизненным опытом. То духовное богатство, которое досталось Церкви кровью и потом ее мучеников и преподобных, наши дети в стенах школы получают с удивительной легкостью и безответственностью. Они могут подробно рассказать чинопоследование, растолковать Символ веры, много рассуждают на евангельские темы, но в реальной жизни они совсем другие, живут другим. Получается какая-то брешь между церковной молитвой, Причащением и тем, что реально наполняет их жизнь.

Духовный опыт должен даваться трудами. Вместо того, чтобы «проходить» «Блаженни милостивые…» на уроке Закона Божия, мы должны предоставить детям возможность оказаться в ситуациях, когда кто-то ждет от них милости или нуждается в их милосердии.

* * *

Хорошо воспитывать детей на житиях святых. Но нельзя требовать с них после этого исполнения прочитанного. Это такой уровень духовной жизни, на который запросто не взбираются.

Ступенька к духовной жизни это правильно устроенная жизнь души, правильное эмоциональное устроение, которое потом приведет к устойчивой, трезвой, жертвенной духовной жизни. Нужны реальные, общие, интересные дела, в которых дети могли бы проявить себя как люди, которые не предают товарища, которые помогут друг другу, простят обиды. Нужны общие дела, которые помогут им сдружиться. А то ведь бывает так, что в классе всего 10 человек, но и те не ладят между собой. Даже нецерковные дети по сравнению с ними оказываются более открытыми и дружелюбными. А эти — «ангелочки» с виду, но иногда друг по отношению ко другу такие дикости допускают — просто диву даешься. Причем находят себе при этом «духовные» оправдания.

Мы должны постоянно искать общие для школы дела. Чтобы дети и преподаватели участвовали в этих детских театрах, студиях, в издании гимназической газеты или журнала. Это очень сближает, это служит моментом общего доверия, когда дети по-настоящему не боятся себя раскрыть. А закладывать в них духовные понятия, я убежден, лучше всего именно в такие моменты открытости.

* * *

У нас в гимназии — журнал «Гимназист» и газета «Альма матер». «Гимназист» готовится тщательно, с участием взрослых. В нем много, так сказать, итоговых материалов — лучших работ учащихся и статей преподавателей. В газете — полный простор для творчества редакции, целиком составленной из числа гимназистов. И вот чудо! «Аlmа mаtег» стала общим интересом всех ребят. Присылают записки с вопросами, устраивают анкетирование, полемизируют на ее страницах. В ученической среде газета превратилась в реальную силу. Ее с удовольствием читают, о ней спорят, с ее позицией считаются. К примеру, недавно на ее страницах появился фельетон по поводу найденной в стенах школы коробки от сигарет. На это ЧП редакция отреагировала примерно так: «Расследование показало, что к происшествию, скорее всего, имеют отношение ученики N-го класса. Наш вам совет: в следующий раз на сэкономленные от сигарет деньги покупайте корм для нашей общей любимицы — кошки Мурки». Возмущенные гимназисты N-го класса с шумом ввалились в редакцию и потребовали опровержения.

Значит, газета работает. Общее ученическое дело живет взаправдашней жизнью. Из таких-то общих дел и складывается доброе чувство, которое испытывают к своей Аlma matег ее благодарные воспитанники.

* * *

В какой-то момент с горечью пришлось убедиться: в условиях большого города все наши заслоны и запреты для детей — пустой звук. По дороге из школы домой многие наши воспитанники заходили в ближайший магазин телерадиоаппаратуры и часами напролет завороженно смотрели на десяток экранов с разными телепрограммами. Дома смотреть телевизор им запрещено. Представляете, они смотрели подряд все, что им ни показывали!

После того, как об этом стало известно, гимназия купила телевизор и видеомагнитофон. Показываем ребятам добрые старые фильмы. В основном, смешные: «Белое солнце пустыни», «Бриллиантовая рука» и тому подобные.

* * *

Иногда говорят: «Вот, моя девочка, когда училась в обычной школе, была такая хорошая, все так было хорошо, а вот к вам попала, и за две недели или за два месяца стала такой и сякой. Что вы с ней сделали в вашей православной гимназии?»

Будто не помнят, как пришли в первый раз в храм и думали: «У меня все более-менее нормально, тяжких грехов нет», а потом, когда приступили искушения, ужасались: «Что же это со мной творится, откуда все это во мне взялось?»

* * *

Удивительно, но для того, чтобы научить ребенка христианскому прощению обид, для начала нужно, чтобы тот давал сдачи. Почему? Да оттого, что по отношению к недерущемуся ребенку сложно применить понятие «прощение». Он никогда не мыслит отомстить в драке. Он отыгрывается в другом и на других. Он всегда и всех боится, а это столь сильные и глубокие чувства, что добраться до них и распутать этот клубок, в большинстве случаев, ни педагогам, ни психологам не под силу.

Создается некая видимость духовности, личина всепрощения, от которой мальчишке избавиться бывает тем труднее, что он сам в нее поверил. А вот если он всегда давал сдачи, а тут вдруг не дал и даже более — попросил прощения, то в этот момент, быть может, он хотя бы на мгновение почувствует то блаженство, которое обещано Христом всем милостивым и миротворцам.

* * *

Еще один парадокс: пока ты не мужественный, прощать и любить ты не способен. Мужество, не будучи воспитанным, порождает явление-суррогат, столь свойственное нынешним детям, — бесстрашие.

* * *

Православное воспитание — что это такое? Существует ли система и методология воспитания православного человека? По-моему, взрослым нужно задуматься над другим: почему мы ищем систему воспитания? откуда такое стремление? Может оказаться, что наша методическая жажда происходит от желания снять ответственность за воспитание наших детей с себя и спрятаться за методики. Стремимся заменить самих себя системой воспитания и утешаем себя тем, что эта система не простая, а православная. Пытаемся начитаться книг по воспитанию детей столетней давности, влезть в косоворотку и лапти и стать русскими в духе XVIII или, на худой конец, XIX века. В число методик бываем готовы записать что угодно, даже Таинства, пост и молитву. Читаем в житиях описание детства святых: с другими детьми не играл, на улицу не ходил, конфет не любил, был тих, молчалив, любил уединенную молитву. Думаем: что же мне со своими делать? Шумно играют, любят сладкое, дерутся. Не по правилам. Как бы так сделать, чтобы и наши не смотрели телевизора, не любили мультфильмов, не жевали жвачку?

Идем и заказываем молебен. Вышли из храма, гора с плеч — ну, теперь сделали все, что могли. А отец Иоанн Крестьянкин в одной своей проповеди говорит: «Мать начинает молиться, она просит Бога о помощи, но не получает. Почему же? Да потому, дорогие мои, что нельзя возлагать на Бога то, что мы обязаны сделать сами… нужен труд, нужно духовное напряжение, надо всегда помнить о детях и о своей ответственности за них перед Богом. Отцы и матери! Одни без детей своих вы спастись не можете — и это надо помнить».

Православие — это не система, это жизнь в любви. И православным наше воспитание получается тогда, когда мы начинаем совершать его в любви.

* * *

Меня часто беспокоит напуганное, враждебное отношение детей к миру, ко всему, что нас окружает. Мир, в котором мы живем, кажется нам падшим, греховным, одержимым бесовской злобой, и он действительно такой. Но постепенно складывается мнение, что если мир идет к концу, то нам надо к нему питать вражду и бояться.

Но Церковь миру не враждебна. Это и отличает новозаветную Церковь от ветхозаветной. Мир воюет с Богом и Церковью, а наша задача ответить ему не враждой в духе Ветхого Завета («око за око, зуб за зуб»), но миром и молитвой за него. А о боязни Апостол Иаков так говорит: «Ибо дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия» (2 Тим. 1, 7). И еще: «Если Бог за нас, кто против нас?» (Рим. 8, 31) Чувствуете отношение, с которым взирали первые христиане на образ сего преходящего мира? «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22, 20) Они ждали прихода Христа, а мы, увы, более говорим о приходе Антихриста.

* * *

Яркий пример псевдоправославного настроения. Пишет раба Божия в редакцию «Православной беседы»: «Детям на уроке в школе задали темой сочинения „Что бы я сделал, если бы был волшебником“. — Вы только подумайте, какая удивительная тема! Какой простор для доброй детской души, чающей подарить что-то миру, поделиться с другими своей теплотой. Но что пишет эта ревностная не по разуму мамаша? Она с восторгом пересказывает тщательно воспитанную в дочери псевдодуховную и абсолютно недетскую реакцию: „Я не хочу быть волшебником! Все волшебники — колдуны, а колдовство христианам запрещено!“»

О чем говорит в этот момент ребенок? Стойко исповедует свою веру? Да нет, это вовсе не та принципиальная исповедническая позиция, которую силится отыскать мать в словах своей дочери. Это совершенно безответственная, даже трусливая реакция, облеченная во внешне благочестивую форму. Это приговор матери, отобравшей у ребенка его невинное детство. Понимаете, если сказать детям о том, что все волшебники — колдуны, а эльфы и гномы — бесы, то при этом нельзя достигнуть ничего другого, кроме как подорвать их душевные силы. От этого их идеалистическое детское видение мира мгновенно не изменится на взрослое. Просто в сознании будут разрушены их детские категории добра и зла, борьбы, преодоления, улучшения мира. Им станет просто лень что-либо придумывать, о чем-либо мечтать. Ну зачем, право, попусту тратить время, если волшебство возбраняется, а реальных возможностей нести радость в мир нет? То есть рассуждать-то они, возможно, станут и по-взрослому, а внутри души — пустота. Та пустота, которая по мере взросления скорее всего заполнится цинизмом, отрицанием на этот раз и маминых ценностей.

* * *

Мы пытаемся оградить ребенка от дурного влияния, и это правильно. Но в этом стремлении мы заходим слишком далеко — мы ограждаем ребенка вообще ото всех, и он остается совершенно один. Мы запрещаем ему дружить во дворе, в школе, и все это время стараемся пристроить ребенка туда, где он сможет дружить «безопасно». Так, в конечном итоге, мы доходим до православной гимназии, и, увы, здесь нас тоже поджидает разочарование: оказывается, что и здесь есть такие дети, с которыми ни в коем случае дружить нельзя.

* * *

Мы учим детей, что земная жизнь есть подготовка к жизни вечной. Но ведь подготовка, а не ожидание! Жизнь — это деятельность, созидающая и преобразующая работа. Иначе она становится похожей на томительно-напряженное ожидание в очереди к зубному врачу: «Боже мой! Когда же все это кончится!»

* * *

Наши дети панически боятся ошибок. Это наверняка происходит от непонимания ими сути греха. Они путают свои неизбежные на первых порах «рабочие» ошибки с грехами и потому жить боятся. Расскажите им притчу о талантах! Дайте понять, что Господь не ждет от них с первых шагов какой-то по-особенному выверенной и безошибочной жизни. Использовать таланты, отдав их в торговлю, это риск. Риск ошибиться и потерять все. Но Господь отдает предпочтение именно такому рискованному решению, а не безопасной возможности зарыть имеющийся талант в землю.

Проблемы православной гимназии. Священник Алексий Уминский, директор Свято-Владимирской православной гимназии

Разговор пойдет о проблемах православной школы. Для многих приходов встает вопрос о создании такой школы, для многих священников не ясно, благословлять ли им своих прихожан отдавать детей в такие школы или, как их называют, «гимназии» (хотя название это совершенно условное) или, наоборот, всячески отговаривать от этого неосторожного шага, так как многие родители уже «обожглись» на таких школах.

Я, к сожалению, не слишком хорошо знаком с другими гимназиями, поэтому речь пойдет об опыте нашей школы — православной общеобразовательной школе Свято-Владимирского учебного центра. Но я уверен, что многие проблемы, с которыми мы сталкиваемся, — общие.

Дело в том что, создавая так называемые православные гимназии, мы не осознавали, да и теперь еще не до конца осознаем, что мы включились в создание совершенно новой школы (системы школьного воспитания), аналогий с которой нет в истории педагогики. Поэтому с таким величайшим трудом эти школы создаются, и поэтому они и очень быстро распадаются, так как, не осознав этого и не начав решать кардинальные проблемы по-новому, ничего невозможно сделать — многие старые привычные формы просто не действуют, и школа перестает существовать или перестает быть православной. Новизна и необыкновенность православной школы заключается в том, что эта школа начала мыслиться как церковная, т. е. имеющая своим основанием те принципы, которые заложены в жизни самой Церкви и конкретно в жизни прихода. Поэтому те школы, которые выросли из прихода, существуют неразрывно с приходом — эти школы держатся, укрепляются; а те школы, которые возникли в стороне от прихода, только с привлечением священника, так сказать, возникли из идеи, — эти школы в основном распадаются или едва существуют (я повторяю, что недостаточно хорошо знаю жизнь других школ, поэтому могу ошибиться).

Что мне кажется принципиально новым в церковной школе? Это отсутствие барьеров.

Школа как структура строится по нескольким уровням:

 администрация,

 учителя,

 дети,

 родители.

И между всеми уровнями строятся определенные барьеры, которые, с одной стороны, помогают администрации, учителям управлять учениками и родителями и при необходимости очень хорошо от них защищаться, с другой, конечно, делают школу сферой отчуждения, где ученик всегда в оппозиции к учителю, учитель к администрации, а в свою очередь администрация в оппозиции ко всем без исключения родителям. Эти барьеры являются основным дисциплинарно-педагогическим управленческим инструментом школьной системы. Так вот, православная школа сознательно или бессознательно пошла на слом этих барьеров, так как мы все — и учителя, и ученики, и родители — члены единой Церкви (а у нас — и единого прихода), и у всех нас Единый Учитель — Христос. И для православной школы это стало настоящей радостью и главной трудностью, которую многие не смогли преодолеть или даже осознать.

Был приход, который сложился и укрепился в приснопамятное брежневское время под духовным руководством прот. Сергия Романова. Мы, т. е. прихожане — педагоги и родители, вели посильную катихизацию по домам, у нас была тогда уже воскресная школа, иконописный детский кружок, дети учились церковному пению, на Рождество и Пасху устраивались детские праздники и прекрасные спектакли. Летом обычно было что-то вроде детского лагеря. Это было очень благодатное время — время, когда плоды этого делания были явными — приход сплачивался, дети удивительно мужественно в условиях той школы несли свой христианский крест и отстаивали свою веру. И конечно, все тогда и мечтать не могли, что совсем скоро будут такие огромные возможности создания своей школы со своей концепцией, со своими принципами и идеалами.

Такое время пришло. Школа была создана, разработана концепция, провозглашены принципы и идеалы. Реальный опыт прошлых лет работы с детьми в условиях гонений на Православие, давал уверенность, что все будет еще лучше, еще плодотворнее, чем раньше.

Мы решили, что наша гимназия будет руководствоваться следующими принципами. Принимать детей из воцерковленных семей или, как исключение, таких детей, родители которых твердо встали на путь воцерковления. Принцип приема всех желающих был отвергнут сразу — и я думаю, что это было правильно, т. к. это большая опасность развалить еще не начавшееся дело. Очень многие родители желали бы пристроить своих детей в хорошее место, дать им воспитание и образование христианское, но они не хотят понять, что христианством нельзя заниматься — христианством надо жить. И обычный аргумент таких родителей: «Ну, нам уже поздно меняться, в церковь ходить нет времени, а Бог у нас в душе. Но вот в советской школе — там плохо: мат, драки, воровство, разврат и т. д., а мы хотим, чтобы наши дети изучали Закон Божий и выросли хорошими людьми».

Дети действительно очень восприимчивы на первых порах к Слову Божию, к Богослужению, к молитве. Но если они в школе слушают о том, как надо жить по заповедям, как важно жить единой жизнью с Церковью, со Христом, а дома, в своей семейной реальности видят, что родители просто не придают никакого значения духовной жизни, а то и просто живут открыто по-язычески и могут даже посмеяться над святыней, то рано или поздно ребенок начинает жить двойной жизнью, лицемерить, и такое «православное воспитание» может закончиться фарисейством и кощунством для ребенка, а для православной школы — развалом, что и происходит во многих случаях.

Нам казалось, мы предусмотрели этот очень важный момент и все должно пойти по правильному пути.

Было решено, что православная гимназия — это общее дело прихода-родителей-детей. Это некое строительство-устроение, подобное тому, как устрояется приходская и семейная духовная жизнь. Это очень важный принцип для нас. Он фундаментальный. Апостол Петр в своем первом послании говорит: «…вы, как живые камни устрояйте из себя дом духовный» (1 Пет. 2:5). Поэтому школа должна жить общей жизнью прихода и семьи и сама стать подобием прихода и семьи. Для этого преподаватели, родители и дети должны духовно трудиться, жить общей духовной жизнью. Вместе молиться, вместе приступать к таинствам. И этим действительно рушилась страшная баррикада, которую воздвигла советская школа между учителями и учениками, родителями и школой. Нам представлялось (и это так в действительности), что литургическое общение явится самым плодотворным моментом нашего примирения и сотрудничества. Тем более что обычно в православных школах наполняемость классов очень небольшая, около 10 человек, что должно делать общение учителя и учащихся дружески-семейным.

Был разработан учебный план, который включил в себя помимо базовых компонентов, конечно, Закон Божий, несколько иностранных языков, несколько древних языков, церковное пение, церковное шитье и другие так называемые гимназические предметы. Тут можно сказать, что, конечно, основной идеей создания православной школы было желание уберечь наших детей от той действительно растлевающей обстановки, которая существует в государственных школах. Но конечно, эйфория, в которой создавалась школа, вскружила нам всем голову и мы замахнулись на нечто, может быть, непосильное для нас, а главное, для наших детей, которые совершенно оказались не готовыми к такому напряженному учебному плану. Мне сейчас кажется, что, может, даже и не нужно в современной школе изучать древние языки, когда дети по-русски говорят коряво, но это другой вопрос.

Оказалось, что эйфория проявилась не только в этом.

Концепция разработана, принципы провозглашены. Родители забрали своих детей из государственных школ и привели в нашу гимназию.

Первый год был, конечно, удивительным для всех. С Божьей помощью все получилось как мы и мечтали — у преподавателей удивительный подъем, у детей — желание учиться, у родителей — готовность все свободное время посвятить гимназии. Было такое чувство, что Господь совсем рядом и все восполняет, все устраивает. Вообще, конечно, все делалось, как часто у нас бывает, на скорую руку — успеть поскорее все устроить, так как неизвестно, что будет завтра. Хорошие люди пришли работать — православные, но не педагоги, специалисты-предметники — но без школьного опыта. Все это было неощутимо в первое время — слишком велика радость нового дела, слишком много эйфории. Потом это очень больно отзывается на всем учебно-воспитательном процессе. Мы слишком быстро похоронили советскую школу, радостно отряхнули ее прах с наших ног и совершенно не заметили тот колоссальный положительный и учебно-методический, и административный, и даже воспитательный опыт, которым она обладала.

Нам казалось (и многим так продолжает казаться): мы все православные — у нас все будет хорошо — мы победим. Но реальность оказалась несколько другой. Прежде всего — дисциплина. По прошествии некоторого времени оказалось, что наши православные дети совершенно не умеют себя вести. Более того, когда с нашими друзьями оказываешься в музее, на экскурсии, в общественном месте, ведут они себя не просто плохо, а так, что выделяются своим диким поведением по сравнению с детьми не православными. То же и на уроках — стало возможно то, что в обычной государственной школе было совершенно недопустимо. Дети не обращают внимания на педагога, не здороваются со старшими, ходят по классу во время урока и т. д. Учителя, которые в школе не работали, не в состоянии наладить дисциплину во время урока. Тем более что все учителя страшно боялись таких непопулярных «советских методов» как «2», запись в дневник, вызов родителей и т. д.

Дисциплина подрывалась еще тем, что наши православные родители, когда хотели — ребенка приводили, когда не хотели — оставляли дома или, что еще лучше, в храм ходили вместо уроков — по их мнению, это важнее, и тому подобные вещи.

Мы сначала не поняли, в чем дело, почему так происходит — совершенно обратный эффект. Но если мы будем внимательны сами к себе, все прояснится. Оказалось, что принцип семейственности был воспринят не в смысле особенной ответственности и духовного родства, а в смысле панибратской вседозволенности, и воспринят так в основном со стороны родителей. Вообще я сейчас коснусь очень важной проблемы, которая касается современного состояния приходской жизни в нашей Церкви и которая определяет очень и очень многие проблемы в нашем так называемом церковном возрождении. Советская эпоха совершила в церковном сознании очень сильный переворот, и коммунистическая формулировка, что Церковь существует для «отправления религиозных потребностей», прочно вошла в сознание советского и постсоветского человека. Давайте посмотрим, проверим себя — зачем мы ходим в Церковь, зачем мы причащаемся, молимся, исповедуемся? В чем для нас заключается духовная жизнь? И если мы будем честны, то в большинстве случаев окажется, что ходим мы только для себя, т. е. чтобы у Церкви получить, взять, унести, устроить свою жизнь. И чаще всего нам нет серьезного дела до тех, кто молится рядом с нами, т. к. молитва — это тоже наше личное дело. Мы пришли в Церковь получить, Церковь должна нам дать. Все очень просто — для нас обычно так складывается духовная жизнь. И так и все существует для нас: и община, которая должна о нас заботиться, и духовник, который обязан нас окормлять, и гимназия, которая должна решать все наши семейные проблемы. А на самом деле все наоборот — это мы должны идти в Церковь, чтобы отдать себя Богу и ближним, это в нас нуждается приход, это мы «живые камни», без которых не может строиться здание Церкви. Это очень большая проблема, которую всем решать. Это наш общий очень низкий церковный уровень — духовное потребительство, которое прежде всех других проблем тормозит духовное строительство нашей Церкви. Вот обычная картина, которую приходится наблюдать в храме. Приходит семья в храм с детьми и сразу старается отойти от детей подальше. Дети бегают по храму, мешают всем, толкаются, а родители благоговейно замерли в молитве, ничего не видят и не слышат — им нет никакого дела до того, что другие не могут молиться из-за их детей. Им все равно — они пришли получить, и они «свое» возьмут. И дети, которые веселились во время службы, толкались, выбегали, совершенно не молились, бездумно причащаются, причащаются часто — считается, что от этого дети вырастут настоящими христианами. Потом эти дети приходят в православные гимназии и ведут себя так, как они ведут себя в храме, ведь гимназия (это наш принцип!) — продолжение церковной жизни. И родители недоумевают, почему к ним претензии — ведь мы же все свои, почему никто не хочет понять их проблем, они же со всей душой решили переложить свои проблемы на хрупкие плечи только что образованной православной гимназии, которая еще должна хоть что-нибудь заплатить за работу преподавателям.

Дети воспринимают школу как место, куда их поместили, чтобы избавить от всех проблем, в том числе от учебы. Приходится преодолевать у детей и, конечно, у родителей странный «православный» принцип, что для ребенка главное — читать по-церковно-славянски и знать гласы, а что более того — «от лукавого». И когда приходится исключать за неуспеваемость, родители и дети возмущаются: «Как? Нам придется идти в эту „ужасную государственную школу“? Где мы погибнем, где над нашими детьми будут издеваться?» — такая вот спекуляция. На самом деле в государственной школе многие наши дети проявили бы себя гораздо лучше, чем в православной, более ответственно и дисциплинированно.

С еще более опасной ситуацией мы столкнулись на уроках Закона Божия. К нашему удивлению и тревоге, мы стали обнаруживать сильное охлаждение и равнодушие наших детей к вероучительным предметам и молитве. Молитва перед уроком, перед едой стала превращаться в кощунственную скороговорку. На уроках по Закону Божию — отсутствие страха Божия, дети стали красоваться друг перед другом бесстрашием и кощунством, т. е. опять совсем противоположный эффект. И это дети из церковных семей. Это очень опасное явление, которое происходит во многих православных школах. Оказалось, что мы в своих концепциях и принципах забыли об очень важных вещах. Мы думали, что духовная жизнь наших детей складывается дома и в храме. Наше дело их направить в Законе Божием, дать им знания Священной истории и духовных законов. Но наши дети стали воспринимать эти духовные дисциплины, не прилагая никакого духовного труда, внешне, на интеллектуальном уровне, минуя душу и сердце (10 лет назад за такие занятия многие заплатили бы и лишением работы, и отчислением из института и школы, а может быть, и тюрьмой). А теперь это слишком легко дается. И то духовное богатство, которое мы имеем благодаря крови мучеников и подвигу преподобных, наши дети получают с удивительной легкостью и безответственностью. Они могут подробно объяснить чинопоследование богослужения, растолковать Символ веры, много рассуждать на евангельские темы, но в реальной жизни они совсем другие, живут другим. Получается какая-то брешь между церковной молитвой, причащением и тем, что реально наполняет их жизнь. Получается опять, что когда они учились в государственных школах, им приходилось реально отвечать за свое христианство, бороться за него. В среде, далекой от церкви и часто враждебной, дети проявляли себя христианами, а в православной школе, среди таких же детей, они, с одной стороны, чувствуют себя «избранным стадом», превозносятся, а, с другой стороны, — красуются друг перед другом отсутствием благоговения и бесстрашием. Я хочу оговориться, не подумайте, что в православной гимназии собрались самые злочестивые и бесчинные дети, которые только и делают, что нарушают дисциплину и богохульствуют. Я сейчас говорю о тех росточках, о тех «цветах зла», которые неожиданно для нас стали вдруг проявляться, о тех тенденциях, которые могут проявиться, если их не увидеть сразу и не искоренить. Что же делать в подобной ситуации? Оказалось, что мы лишили детей очень важной области жизни — душевной.

Мы пытаемся научить детей реализовывать себя в области интеллектуальной — это учеба, языки, кружки, т. д. Они это воспринимают в меру своих способностей: кто-то лучше, кто-то хуже; в области духовной — Закон Божий, молитва, храм; к духовной жизни дети пока еще не способны в той степени, в которой мы от них ожидаем. Духовная жизнь — это делание их зрелости и нашей духовной зрелости — мера возраста Христова. А ступенька к жизни духовной — правильно устроенная жизнь души. Правильное душевное устроение приведет к устойчивой, трезвенной и жертвенной духовной жизни. Детям нужны реальные общие, интересные дела, в которых бы они могли проявить себя, хотя бы пока еще просто как настоящие люди, которые не предадут товарища, помогут другу, простят обиды; дела, которые научат их дружить и дорожить друг другом. Это, конечно, паломничества и походы — такие, в которых детям надо будет что-нибудь преодолеть; это может быть школьный театр; в нашей гимназии мы стали издавать журнал «Гимназист», и, что еще очень важно, это участие детей в храмовом богослужении. В нашем приходском храме суббота — это день, когда в храме на клиросе поют дети, дети читают, готовят богослужение, звонят на колокольне. Они чувствуют свою ответственность за храм и службу и молятся по-настоящему.

Проблем и неожиданностей будет еще, наверно, очень много, я затронул немногие.

Мне кажется, что для Церкви создание своей православной школы — это самая главная проблема после проблемы создания приходской жизни. И те приходы, которые собираются создавать такие школы, берут на себя очень тяжелый крест. Сейчас в России всего-то приблизительно 60 православных школ, по уровню очень разных, и тенденции к росту их нет. Это действительно очень трудное дело и, конечно, горько и обидно, что до нас нет практически дела со стороны наших епископов, что Архиерейский собор, который рассматривал вопросы образования, ограничился только проблемами духовных школ. Православными школами никто не занимается, кроме государственных учреждений образования — мы с ними гораздо теснее связаны и зависим от них и материально, и законодательно, а отдел Религиозного образования даже связи не наладил между православными школами Москвы. Материально — мы нищие. Поэтому те приходы, которые думают о будущем Церкви, которые, несмотря ни на что, в своих приходских помещениях создают школу, а не магазин, — они по-настоящему служат Церкви и созидают ее. Это подвиг сейчас — спасти наших детей. И создание нашей церковной школы — это дело не частное, а общецерковное.

Свет Христов просвещает всех. К 10-летию Службы Катехизации Данилова монастыря г. Москвы. Игумен Иоасаф (Полуянов)

Наша Служба катехизации зародилась в 1989 году в стенах воскресной школы, oткрытой в небольшом двухэтажном здании напротив Святых врат монастыря. Но дело религиозного просвещения началось еще раньше, с простого общения, бесед братии c людьми, которые приходили помочь восстанавливающейся обители. Со временем, благодаря этим встречам, появилась необходимость в создании воскресной школы — одной из первых в Москве. Вскоре были открыты и катехизические курсы. И вот уже почти десять лет мы ведем нашу просветительскую деятельность под покровом благоверного князя Даниила Московского.

Задачи и направления нашей деятельности

Цель православной проповеди, православн ого образования и катехизации, говоря словами одного современного богослова, — вложить в сердце человека веру, любящую Бога, веру благоговейную, веру деятельную, светящую миру любовью и истиной. Наше дело — заронить, посеять в сердце человека семя веры, прорастит уже Господь — Он делатель. Имея в виду эту цель, мы условно определяем для себя две задачи, две начальные ступени в ее осуществлении.

Первая — через проповедь нести в мир правду о Боге, мире и человеке, нести, чтобы человек мог услышать, принять ее и сделать свободный и осознанный выбор.

Вторая — помочь человеку, определившемуся в выборе, сделать первые шаги в Церкви. А это значит — правильно осмыслить Церковь по отношению к своей жизни.

В нашем обществе практически нет людей, совсем ничего не знающих о Церкви. Но часто их знание искажено. Говоря словами диакона Андрея Кураева, люди создали себе миф о Православии и вполне успешно с этим мифом борются. Наша задача — показать, что Православная церковь не миф, а живая реальность, близкая и дорогая всем нам.

На практике обе задачи катехизации неразделимы, так как невозможно проповедовать, не обучая при этом началам жизни во спасение. Духовный мир постигается не только в беседах или путем размышлений, но прежде всего духовным деланием.

Из такого понимания катехизации вытекают основные направления нашей деятельности. Можно сказать, что монастырская катехизическая служба разделяется на два фронта: внутри и вне монастырских стен. В первом случае люди идут к нам; во втором — мы идем к людям.

Работая в монастыре, мы встречаемся с активностью наших слушателей: человек записался на катехизические курсы — и уже в этом проявляется его личная инициатива. Вне монастырских стен часто приходится замечать пассивность людей, и наша задача на первых порах — обратить их внимание на то, что в мире и в жизни человека есть и другое измерение — духовное. Если внимание слушателей на этом задержится, то они сами потом придут к нам.

В монастыре — это детская воскресная школа, курсы катехизации для взрослых, педагогический семинар, справочный телефон, обширная переписка, благотворительная деятельность.

Вне стен обители — это работа с детьми: в ЦВИНПе (Центре временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей), Доме ребенка № 17, подростковом центре «Дети улиц», детской психиатрической больнице № 6, школах, интернатах, больницах — и со взрослыми: в высших учебных заведениях, библиотеках, социальных центрах, в Армии, на Флоте и др.

Основной своей задачей мы считаем работу с детьми. Но при этом понимаем, что почти все другие направления нашей деятельности тоже касаются детей. Если не войдут в жизнь Церкви взрослые, то усилия по просвещению детей вряд ли принесут плоды.

Воскресная школа

Когда начинать воспитание ребенка

В нашу школу приводят малышей с шестилетнего возраста. К этому времени ребенок уже получил основы воспитания, даже если его никто целенаправленно не воспитывал: если не направляли родители, то воспитывало все, что он впитывал из своего окружения, с чем соприкасался.

Однажды профессора Московской Духовной Академии А.И. Осипова спросили, с какого возраста следует начинать воспитание ребенка. «А с какого возраста начинают развращать?» — ответил он. Начинают развращать, к сожалению, когда он находится еще в материнской утробе, если родители ведут не целомудренный образ жизни, не задумываясь о будущем своего чада, — и это уже влияет на будущего человека, формирует его душу, реально существующую еще до момента появления ребенка на свет Божий. Вот тогда-то и начинается процесс воспитания — или не-воспитания. Все здесь важно: и как мамочка себя ведет в период беременности, и как папочка относится к жене и ребенку. На Западе проводились определенные исследования, и есть свидетельства, что в период чревоношения ребенок реагирует на внимание со стороны отца и матери. Это естественно, ведь ребенок — плод родительской любви, отвечает на любовь. Но он чувствует также и нелюбовь — в том случае, если он нежеланный. Это нельзя забывать.

Святые отцы советуют матери во время чревоношения часто исповедоваться, причащаться Святых Христовых таин, молиться, ходить на службы, быть более собранной и внимательной к себе, помня о теплящейся под сердцем жизни. И благодать Божия будет действовать на еще не родившегося в мир, но уже живущего младенца.

Дитя человеческое начинает свою жизнь с материнской утробы — следовательно, с этого времени начинается и его взаимоотношение с миром. И если это взаимоотношение не управить, не организовать, не согреть Божией благодатию, то мир сам начнет воспитание младенца — но уже по своим законам, законам «века сего».

Ничто не заменит ребенку семью

По монастырскому обычаю, в нашей воскресной школе учатся мальчики.

И вот почему. В традиционной школе всегда считали, что раздельное обучение правильнее. Не только мальчики, но и юноши в России получали образование отдельно от девочек и девушек. Так было и в Древней Руси, и позже. В университетах учились мужчины, а в институтах благородных девиц, на женских курсах — девушки.

Основание этому — в глубоком различии назначения мужчины и женщины. Об этом различии мы забыли, и более всего забыли о назначении женщины, хранительницы семьи. Для женщины семья всегда была главным деланием. Не работа, не учеба, не карьера и тем более не общественно-политическая деятельность — все это разрушает женщину, убивает ее внутренние, глубинные основы. Но теперь все смешалось, и женщина уже не знает своего призвания. Поскольку нет созидательницы и хранительницы семьи, нет домашнего тепла и уюта, семья разваливается. Утрачивается чувство ответственности за брак, все чаще создаются «семьи-однодневки». Не понравились друг другу, не сошлись характером — разбежались. Проблемы в этом теперь не видит никто. Никто не задается вопросом: почему же такое блуждание является грехом, почему Церковь всегда выступала против блуда и прелюбодеяния? Потому что, соединяясь с другим человеком, мы оставляем в нем как бы часть себя, часть своей личности. А тот человек оставляет часть себя в нашем сердце, в нашей душе. Представим себе: если зеркало, в котором отражается наш образ, разобьется на кусочки, и в каждом из них зафиксируется наше отражение, что произойдет с образом? Получится некоторое множество нашего «я». Целое рассыпется. В этом, кстати, один из смыслов греха нецеломудрия — нецелостность. Во мне, в моей душе много других «я», а мои «я» тоже где-то гуляют. Могут быть и духовные прелюбодеяния, когда человек, сохраняя видимую верность, душой прилепляется к другому. Здесь та же ситуация нецелостности — нецеломудрия. Многие острые вопросы нашей жизни, многие неурядицы, горе и трагедии связаны прежде всего с развалом семьи. Нет семьи — и человек лишается корней.

Никто, даже самый хороший и добрый батюшка или самый прекрасный педагог, самый замечательный детский дом или интернат не могут заменить ребенку папу и маму. Дети это очень глубоко чувствуют. Был такой случай. В один из рейдов по Москве группа сотрудников милиции вошла в зал ожидания Казанского вокзала и увидела такую картину: возле билетных касс полулежит женщина, еще не старая, худая, синяя, обезображенная пьянством, в каких-то лохмотьях; около нее — тоже вся оборванная грязная девчушка лет шести. Как только эта девочка увидела, что к ее маме приближается милиционер, то засуетилась, стала приводить ее в порядок, достала расческу с тремя зубьями, чтобы причесать… Маленькая, умом еще ничего не понимает, но: это — моя мама, моя семья; она частичка чего-то такого, чего и сама еще не осознает.

И так практически у всех детей. Никакая организация не заменит того, что вложил в родителей, особенно в мать, Господь: дар не только рожать, но дар воспитывать, учить детей. Все глубинные отношения человека с Богом, с ближним, с миром закладываются в семье. От семьи — все импульсы жизни.

Родители учатся вместе с детьми

Воскресная школа никогда не сможет из неверующего ребенка сделать верующего, если она будет одна. В лучшем случае мы можем дать какие-то знания, дать направление развитию души, ума. Но воспитать, занимаясь с детьми один раз в неделю, конечно, невозможно. Ребенок не живет изолированно, и меняя в корне начатки его воспитания, а следовательно, и основы жизни, необходимо, чтобы вместе с ним изменялись и взрослые, так или иначе ответственные за него.

Семья, родители должны активно включаться в процесс духовного образования ребенка, быть первыми помощниками Церкви в этом деле. В наше время родители, воспитывая детей в Церкви, одновременно и сами потихоньку духовно растут. Бывают случаи, и нередкие в наши дни, когда ребенок воцерковляется самостоятельно от семьи и приводит в храм родителей.

Наша воскресная школа работает не только с ребенком, но и с его семьей. Родители, подавая прошение о приеме детей в школу, обязательно дают свое согласие на посещение занятий. Другое дело, как они это выполняют. Но мы никого не неволим.

В нашем разноликом мире, где отсутствует какое бы то ни было единство, трудно воспитывать человека в цельности. Очень страшно, когда в детскую душу вносится разлад. Приведу такой пример. После беседы о сотворении мира приходит ученик нашей школы домой и рассказывает своему отцу о том, что узнал у нас. А тот слушал-слушал, глядел вялым взором на своего ребенка, а потом сказал: «Все это поповские бредни». И все. В следующее воскресенье мальчик был неузнаваем: смотрит недоверчиво — мнение папы для него оказалось убедительнее. Для семи-восьмилетнего малыша родительский авторитет очень высок.

Когда-то на Руси церковное воспитание было неотделимо от семейного. Осуществить это в наше время не так-то легко, поскольку связь поколений прервана во всем, в том числе и в деле воспитания. Нельзя забывать, что многие из родителей наших учеников — в прошлом питомцы яслей, детсадов, «продленок» и других детских учреждений — сами были лишены тепла семейного очага. И теперь, если мы хотим вернуться к нашим семейным традициям, то учить прежде всего нужно родителей. Это касается не только воскресной школы, но и светской. Очевидно, потребность эта пока не осмыслена нами в достаточной степени, так как в целом такой практики — просвещения родителей — у нас пока нет.

Мы должны помнить, что забота о ребенке — это не только добывание для него хлеба насущного. Намного важнее то, что в детстве формируется душа человека, душа гражданина Царства Небесного.

Устройство и жизнь воскресной школы

В нашей воскресной школе существует несколько возрастных групп.

Детей принимаем с шести лет и занимаемся с ними до тех пор, пока им не исполнится шестнадцать. Возрастные рамки могут быть подвижны — это зависит от развития ребенка и от его желания учиться в нашей школе. Всего у нас сейчас около 130 детей.

Первая группа — подготовительная, в нее входят от шести до восьми лет. Раз в неделю, по субботам, с ними занимается один преподаватель, который беседует с детьми, поет, ставит несложные сценки, уже традиционные на Пасху и Рождество. Дети рисуют, гуляют, ходят на экскурсии. Главная задача на этом этапе — сформировать у детей не знания, а правильное чувство к Церкви. Чтобы внутренне они знали: есть Бог, есть Церковь. Пока им ничего не надо осмысливать, надо просто принять в себя: это есть. Это часть их жизни, часть жизни их семьи, часть жизни их друзей.

Далее эти дети по уставу нашей школы переходят в младшую группу, которая занимается по воскресеньям. Возраст: девять-одиннадцать лет. У них также один преподаватель, и преподавание беспредметное, хотя в расписании мы пишем: «Закон Божий». Беседы могут быть на самые разные темы, начиная от динозавров и кончая серьезными вопросами о смысле жизни, о спасении рода человеческого.

На уроках стараемся открыть для них Божий мир в разных его проявлениях. Дети знакомятся со всем, что их окружает; через все это мы стараемся показать им веяние Духа Святого, действие в этом мире Творца. Рассказ ведется на примерах из их жизни, из жизни святых, природы.

Мы не чуждаемся и занятий спортом. Есть спортивные минутки, когда одна из мам, профессионал-тренер, занимается с детьми. В этом возрасте активность повышена, и нужна разгрузка. Результаты очевидны — у нас уже не так скоблят стены, не ломают двери, меньше требуется ремонта, так что есть некоторая экономия для монастыря. Энергия детей получает другое направление: их «ядерные взрывы» используем в мирных целях.

После этого дети переходят в средние группы — от десяти до тринадцати лет. В нашей школе это базовая возрастная группа, внутри которой формируется несколько небольших подгрупп. В каждой имеется свой преподаватель — классный руководитель. В этом возрасте мы учим детей церковно-славянскому языку, его ведет одна из мам.

Главное наше желание — помочь детям этого возраста правильно прочувствовать Церковь. Но если в подготовительной и младшей группах они должны были просто ее принять, вместить в свою жизнь то, что она есть, то теперь мы хотели бы, чтобы они прочувствовали, какая она есть. Но все-таки пока только прочувствовали, а не поняли, не осмыслили.

На этом фоне беседы и лекции могут быть самыми разнообразными. Например, в первый год у нас шли занятия по теме «Введение в понятие „Спасение человечества“». Мы начинали с сотворения мира — как мир был сотворен, как были сотворены первые люди, зачем. Как они от Бога ушли, отпали. Потом делается вывод, что человек сам себя не может исправить и что ему нужен Спаситель. Далее очень коротко, буквально в несколько уроков разговор идет о Спасителе. Попутно с занятиями в школе мы можем съездить, например, в биологический музей, посмотреть на динозавров — чтобы как-то проиллюстрировать наши рассказы. К каждому вопросу, который мы затрагиваем, даются комментарии.

У нас нет жесткой отчетности. На экзаменах мы больше пытаемся узнать, как ребенок понимает то или иное происшествие, то или иное событие — историческое либо современное, как относится к молитве, например, молится ли, знает ли, зачем это нужно. Я считаю, что это намного лучше, чем вытягивать из детей зазубренные знания. Пусть мы узнаем, что ребенок не молится, но мы узнаем также, почему он не молится, и тогда будем решать эту проблему. Это важно и для ребенка, и для преподавателя. Детям такая форма экзамена нравится: они не нервничают, больше раскрываются.

Раньше у нас были крохотные подгруппки, по пять-шесть человек, и мы легко могли проводить беседы с детьми, держать их внимание, а в случае необходимости и поставить на место. Но дети к нам идут, группы растут, классы нас не вмещают. Теперь часть групп воскресной школы либо уходят на экскурсию, либо выполняют какие-либо послушание. Правда, система послушаний пока не отработана.

Старшая группа скомплектована из детей от четырнадцати до шестнадцати лет. Обучение предметное: Беседы о Евангелии, Беседы о Таинствах Церкви и богослужении, История Церкви, Сектоведение и религиоведение.

Эти же предметы мы преподаем и родителям наших учеников. На занятия ходят примерно 60 % пап и мам. Это самые благодарные наши слушатели.

О проблемах и планах нашей школы

Срок учения ребенка в школе большой, и пробыв здесь три-четыре года, он уже слышал все, что можно слышать о Церкви, — по крайней мере, так ему кажется. Кроме того, он уже устал от учебы. И потому на уроке он может прервать преподавателя: «Я это уже слышал, мне это не интересно». Спроси о «слышанном» — он ничего не ответит. Но он слышит знакомые слова, знакомые понятия, и интерес его пропадает.

Отчего это происходит и что же делать? Основную причину я нахожу в следующем. Чаще всего ребенок не видит связи между тем, что ему сказано о Церкви, и своей жизнью. А если он не видит этой связи, то ему интересны только новые знания или новые впечатления. Необходимо строить занятия, беседы в школе так, чтобы каждое новое знание ребенок конкретно связывал со своей жизнью. Иначе ребенок просто устанет от учебы, перестанет воспринимать. И начнет ходить в школу только для того, чтобы побыть со своими сверстниками. А занятия станут лишь фоном для общения.

В этом году мы приняли решение провести серьезное собеседование с детьми и родителями. И тех детей, которые приходят в школу только для того, чтобы «побыть», — отделить в особую структуру, в нечто вроде клуба по интересам православных ребят. Здесь они смогут рисовать, вырезать и выжигать по дереву, делать школьную газету, а то и просто играть в футбол. Можно также организовать помощь ребятам в учебе, занятия для поступающих ВУЗы.

А детей, которые хотят учиться, — учить.

Решать, сколько лет тот или иной ребенок будет находиться в воскресной школе, всякий раз нужно конкретно.

Катехизические курсы

Наши катехизические курсы можно назвать ликбезом, открывающим и разъясняющим основы православной веры. К сожалению, в наше время приходится наблюдать, что программы многих катехизических курсов, воскресных школ для взрослых страдают определенной поверхностностью. Человека насыщают знаниями о Православной Церкви как институте, о ее иерархическом устройстве, истории, о символике храма и иконы, о том, как вести себя во время богослужения. Это все важно и нужно. Но, может быть, еще важнее другое, то, что часто выпадает из поля зрения составителей катехизических программ, — рассказать о внутреннем содержании, о сути христианства. А суть христианства в том, что человек греховен, болен, что он погибает, и ему нужен врач — Спаситель, Который пришел, Который спас и дал человеку все для спасения: основал Церковь, дал церковные Таинства.

Необходимо показать смысл воцерковленной жизни так, чтобы человек не только понял умом, но принял в свою душу, что «без Бога ни до порога», как некогда говорили на Руси.

К сожалению, нередко считают, что вера православная — это вера старушек. В самом деле: многие люди лишь к закату своей жизни, благодаря отчасти жизненному опыту, и в первую очередь опыту отрицательному — лишениям и скорбям, отчасти же в результате крушения или изживания временных жизненных целей приходят на порог храма. Кроме того, и у давно верующего человека часто под старость появляется возможность приходить в храм чаще, чем в прежние годы, наполненные всяческим трудом и заботами. Так было в Церкви всегда, еще святой Григорий Богослов писал: «Мы — галилеяне, люди презренные, ученики рыбарей, мы, которые заседаем и поем псалмы вместе со старухами». Это свойственно не только Православию, все мировые религии испытывают что-то подобное. Но бывает, что человек отталкивается от Церкви и этим ее безобидным свойством: ему кажется невозможным найти здесь, среди столь простого люда, то, что соответствовало бы запросам его философски настроенного ума. И эта ошибка толкает поддавшиеся души искать элитарных кружков, «сверхдуховных» обществ. И вот они гибнут, тонут в море разнообразных «духовных сложностей» и учений.

Но Господь говорит: «Я есть путь и истина и жизнь» (Ин. 14, 6). Церковь — это живое Тело Христово. И каждый член, каждая клеточка этого живого Тела Господу дороги. Все едино, и от самого малого страдает целое. Как у человека — болит какой-то совсем незначительный орган, а от этого все тело страдает. Так и в Церкви, так и в России нашей, всегда жившей с Богом, а в нашем столетии пытавшейся отказаться от Него. Мы все связаны между собой. Сколько отторгнутых от Церкви людей! Сколько заболевших безбожием! Но оздоровление даже одного человека изменяет ситуацию: стал на истинный путь один человек, а за ним потихонечку, если он правильно идет, если не переусердствует, подтягиваются другие — родные, друзья, знакомые…

На наших курсах обучаются люди разного возраста, разного уровня светского образования. Это и студенты, и научные сотрудники, и домохозяйки. Первоначально предполагалось не смешивать разные социальные группы, но опыт показал, что общение разных людей приносит свои плоды. Образованные немного смиряют гордыню, общаясь с людьми простыми, сами становятся проще — они ведь сидят все вместе, рядышком. А люди малообразованные, слушая, например, вопросы, которые интересуют других, и даже просто находясь в этой атмосфере, заметно подтягиваются.

Программа наша строится по двум направлениям — образование для ума и образование для сердца. Основы православной веры и основы церковной жизни. Два столпа, на которых возводится все остальное.

По возможности преподается богословие — основное, догматическое, нравственное. Человеку всегда необходимы конкретные примеры, научающие и назидающие, воспитывающие сердце. Поэтому мы обязательно говорим о Евангелии, рассказываем об этой Книге в разных аспектах. И говорим, конечно, об истории христианской святости — в качестве приложения к нравственному богословию.

Педагогический семинар

Есть у нас еще одно направление — курсы для педагогов. Занимаясь социальной деятельностью, я понял, что необходимо посещать больницы, детприемники, колонии, тюрьмы и прочие убогие места, где находятся скорбящие и болящие люди. Но еще я понял, что эта скорбь, эта боль, эта нередко полная потерянность в жизни имеют определенную основу, являются следствием какого-то общего недуга. Чаще всего главной причиной утраты человеком своей личности является недостаточное, а чаще неправильное воспитание. Особенно семейное.

Семья разваливалась у нас постепенно и планомерно, делалось все, чтобы она потеряла свой авторитет, перестала быть тем чистым родником, из которого проистекает весь дальнейший путь человека. И теперь мы поставлены перед совершившимся фактом: во многом дело, обязанность семьи переданы детскому учреждению — школе, интернату, училищу и др. Именно в учреждении ныне чаще всего формируется личность человека. И мы решили, что необходимо помочь преподавателям и воспитателям войти в Церковь, ибо, будучи сами в Церкви, они смогут повести за собой и детей. То есть будут по мере возможности воцерковлять те детские учреждения, куда их призовет Господь.

Так был организован педагогический семинар. Его участники имели возможность приобрести и расширить свои знания не только по богословским наукам, но и по психологии, педагогике, музыке, по истории русской литературы. Семинар был зарегистрирован, и каждый его участник по окончании получал свидетельство о повышении квалификации.

К сожалению, по ряду причин, мы не смогли продолжить начатый опыт. В этом году у нас работал лекторий для педагогов «Духовно-нравственные основы семьи». С лекциями перед слушателями выступали митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, профессор МДА А.И. Осипов, известный психолог Т.А.Флоренская и др.

Справочный телефон

При катехизической службе существует справочный телефон. Большая часть задаваемых вопросов касается духовной жизни, поэтому у телефона должен дежурить священник. Но, к сожалению, у нас этой возможности пока нет, и на вопросы отвечают катехизаторы, которых мы готовим. Если задают вопрос сложный, то задача дежурного — направить человека к священнику, в храм. Эта служба задумывалась как справочная, для ответов на конкретные вопросы о христианской вере, но постепенно она все более становится «телефоном доверия», психологической помощи тем, кто оказался в беде, хотя мы и избегали этого названия.

Молодежь звонит нам редко. Но часто звонят несчастные матери, дети которых попали в секту или дурную молодежную среду, где принимают наркотики, алкоголь, где процветают разного рода пороки. Бывает, что внутри семьи нет живых человеческих отношений, и тогда к нам обращаются за помощью как матери, так и сами дети.

Недостаток человеческого участия, общения сейчас испытывают многие.

Вспомним первохристианские общины. Люди постоянно были вместе: молились, научались друг у друга. А мы разъединены, и это часто оборачивается несчастьем. Дефицит подлинного общения— огромная проблема современной жизни. Даже дома, в семье общение заменяется лицезрением того потока, который выливает на нас телевизор. Мы разучились участвовать в жизни друг друга.

Детские дома, школы, вузы

Детские дома, интернаты, школы — это особый аспект социального служения Церкви, и здесь трудно отделить социальное служение монастыря от просветительской деятельности. Как и в воскресной школе, мы работаем с детьми разных возрастов.

О какой-либо регулярной, последовательной работе говорить не приходится. Чаще всего это только разовые факультативные занятия — беседы по приглашению педагогов и воспитателей, обычно связанные с церковными праздниками. Иногда дети приезжают в монастырь, знакомятся с обителью, общаются с братией. Мы стараемся пользоваться любой возможностью, чтобы показать им, что есть Царство Божие, что цель жизни — не только земное обустройство. Такое общение очень важно для ребят, поскольку по капельке происходит их приобщение к Церкви. Но, к сожалению, педагоги, директоры, родители, сами школьники пока не готовы к постоянной целенаправленной работе. Наши беседы для них чаще всего — одно из мероприятий, часть культурно-просветительной работы. Необходимы коренные изменения в сознании, чтобы Церковь стала неотъемлемой, необходимой частью жизни, все освещающей и просветляющей. Но то, что можно делать, — делать необходимо.

Одно из направлений нашей катехизической службы — педагогическая деятельность в высших учебных заведениях, непосредственный контакт со студентами, вчерашними детьми. Мы преподаем в МГУ, в МФТИ, в Институте электронной техники и Военном университете. Так что спектр нашей работы в этой области достаточно широкий — это и гуманитарная часть будущей интеллигенции, и техническая, и военные.

Дом ребенка

Уже много лет, с конца 80-х годов, монастырь окормляет Дом ребенка № 17. Это детское учреждение Министерства здравоохранения, в котором живут маленькие человечки с момента своего рождения до пяти или шести лет — то есть до того возраста, когда их можно передать в какой-либо интернат или детский дом. А теперь появилась и практика усыновления детей.

Каково скорбное, наполняющее душу болью «население» Дома ребенка? Там есть отказнички, от которых отказываются их мамы, часто в силу того, что их дети родились с какими-то дефектами. Есть и нормальные, здоровые малыши, которых мамы просто не хотят воспитывать. Находятся там и дети с отклонениями, от которых родители, слава Богу, не отказались, навещают, заботятся — но так как в домашних условиях нет возможности их лечить, то они и попали в Дом ребенка.

Большинство из этих маленьких людей, только что родившись, испытали самое страшное для человека — одиночество. Нельзя сказать, что ребенок, поскольку он маленький, не понимает, что с ним произошло. Нет, он понимает, и этому есть множество свидетельств. Например, то, как дети тянутся к протянутой руке, как реагируют на подходящего человека, как отвечают на ласку. Берешь такого ребенка на руки, и чувствуешь, как он, до того напряженный (именно напряжением всех мышц часто характеризуются их болезни), весь расслабляется.

Помню такой случай. В храме в честь Жен Мироносиц, устроенном в доме ребенка, регулярно, каждую неделю совершается богослужение. Рядом с храмом находится спальня детей-инвалидов. Однажды шло богослужение, а я исповедовал. Вокруг меня стоят кроватки с детками, на одной из них мальчик с болезнью легких, синий, напряженный. Идет богослужение. На лице малыша — страдание. Но как только он слышит «Господи, помилуй» — улыбается. Прекращают пение, он вновь впадает в свое обычное состояние. Небольшая пауза, снова поют «Господи помилуй», и он опять улыбается. Я подумал: «Мало ли, возможно, тут нет никакой связи?» Но понаблюдал в течение некоторого времени и убедился, что улыбка связана с пением. Я видел, что он глазками что-то ищет на потолке. Кто знает, что происходило: ангел ли ему являлся, или что другое было?..

Еще случай с младенцем. Детская больница, реанимация. Нужно было причастить одного младенчика с тяжелым заболеванием — ДЦП. У него были расслаблены все члены, он постоянно непроизвольно двигал руками, головой… Стали причащать. Очень осторожно, так как он весь дергался, я поднес лжицу с Кровью Господней — и тут он весь распрямился, затих, стал таким красивым… Он причастился, дали ему водички запить — и вновь вернулось его обычное состояние. Но на какое-то мгновение он пришел в себя — чтобы причаститься.

Почему возникла необходимость в создании храма в Доме ребенка? Потому что дети нуждаются в церковном окормлении. В этом храме совершается Литургия, служатся молебны, отпевания, панихиды. К сожалению, больные дети периодически умирают и становятся нашими ангелами-хранителями, предстателями, молитвенниками перед Богом. Когда совершаешь отпевание, нет скорби, нет уныния — есть спокойствие. Не могу сказать: «радость» — все-таки смерть ребенка трудно принять, но на душе покойно; и всегда на отпевании хочется петь пасхальные стихиры, что мы, кстати, и делаем, нарушая, может быть, Устав.

В этом же храме происходит крещение младенцев. Восприемниками становятся сотрудники. Естественно, что сотрудники, которые трудятся не покладая рук и пытаются, хотя это практически невозможно, заменить детям родителей, тоже входят в круг наших подопечных. С ними занимаются наши катехизаторы.

Дети, оставленные родителями, особенно нуждаются во внимании, тепле, любви. Особенно в любви. Любая болезнь может врачеваться любовью. Есть замечательные примеры тому, особенно из военной медицинской практики, когда не лекарства, которых всегда не хватало, а руки, голос, слова сестер милосердия облегчали страдания наших воинов и залечивали их раны. И взрослым, и детям — всем нужна любовь.

Мы часто забываем о том, что человеческое общение происходит не столько на внешнем уровне, сколько на духовном. Прежде всего люди общаются душами. И у ребенка, этого маленького человечка, есть душа, которая также требует внимания. Мне хочется, чтобы это было услышано. Наступило страшное время — время равнодушия, цинизма. Мы перестали сочувствовать, жалеть, откликаться на человеческую боль. Дети брошены — и мы равнодушно проходим мимо. Мы привыкли к страданиям ближних, даже страданиям детей. Жестокость, жестокосердие пронизывает все наше общество. Дефицит любви испытывают на себе не только дети в домах ребенка, но и многие, живущие в так называемых благополучных семьях, — они тоже часто лишены подлинного родительского внимания…

«Трудные» дети

Наши равнодушие и черствость, ожесточение сердца порождают бедствие, которое приняло уже катастрофические размеры: дети уходят из дома на улицу, становятся ничьими. Так появляется новая страшная реальность — детская преступность, детская наркомания, детская проституция, детский алкоголизм, и прочие беды с приставкой «детские». Все это прочно входит в нашу жизнь и уже почти стало «нормой».

О «правонарушениях среди несовершеннолетних», как называется теперь эта беда официально, говорится достаточно много. Но те, у кого дома пока — до времени! — благополучно, эти проблемы воспринимают отвлеченно: они не касаются именно их жизни. «Да, такие дети есть, да, их много, это нехорошо. Но все это где-то там, не у нас, не в наших семьях».

Однако мы не заметили, что эта беда достигла уже и «благополучных» домов. И если на улицах, на чердаках и в подворотнях, куда мы выгнали своих детей, она заявляет о себе открыто, то в наших домах притаилась и лишь ждет своего часа. Если человек живет без Бога, то ему нечего терять; если заповедь добра лишь отвлеченный принцип, то достаточно любого толчка, любого соблазна, чтобы «переступить» — «если Бога нет, то все позволено». Всегда, во все времена уровень преступности свидетельствовал об уровне духовной жизни общества, об отношении человека к Богу, к миру и к своим ближним. Тем более уровень детской преступности.

Преступники не дети, а мы, взрослые. На нас лежит ответственность за все, что происходит с детьми. Человек познается в детях своих (Сир. 11, 28). Дети, отвергнутые нами, дети, которые не испытали, что такое добро, а потому не умеют отличить зло, свидетельствуют о нас, взрослых.

Настало время вернуть им то добро, которого когда-то их лишили. Мы обязаны открыть их сердца навстречу чистоте, правде, святости. Рассказать о Христе и о Его любви к ним, показать Церковь Христову, которая никогда не отвернется от них и всегда примет как своих любимых чад.

ЦВИНП

(Центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей)

На нескольких островках наша обитель опекает «трудных» детей. Один из них — Центр временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей — ЦВИНП, или детприемник. Здесь находятся в основном дети, оказавшиеся ненужными своим родителям. Их подбирает милиция и привозит в Центр для того, чтобы определить, что это за ребенок, откуда он, и отправить на место — либо домой, по месту прописки, либо в специнтернат или спецшколу. С 1931 по 1983 год Центр находился в стенах Даниловской обители, а после того как монастырь возвратили Церкви, переехал на Алтуфьевское шоссе, в Отрадное. Сейчас с этим Центром у нас самые теплые отношения.

В детприемнике существует храм во имя преподобномученицы Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, действует воскресная школа. Работа идет. Она невидима, ее нельзя внести в отчеты, потому что общение, которое происходит там с детьми — священников и катехизаторов из Данилова монастыря, сестер Дмитровского сестричества, — в строку отчета укладывается очень кратко. Но здесь как раз и решаются проблемы возвращения детям внимания, доверия, любви, уважения их человеческого достоинства.

В приемнике дети находятся всего лишь месяц, многого не сделать за это время. Но возможно заронить в душу ребенка доброе семя. Здесь он, часто впервые в жизни, слышит весть о Христе Спасителе, узнает что-то о Церкви, попадает в обстановку храма, небольшого, но уютного, в первый раз исповедуется, и, если возможно, подойдет к Чаше. Все это не пройдет для него бесследно.

Совершается в Приемнике и Таинство Крещения. Если ребенок считает себя не готовым, не хочет креститься, то мы не настаиваем. Та же ситуация и на исповеди; и к Чаше мы допускаем только по желанию. Конечно, требования соответствуют уровню детей. Но если ребенок утром, перед Причастием не позавтракал, для него это подвиг. На завтрак он не может не идти, поскольку распорядок для всех один. И вот, ребята за столом едят, а он готовится к Причастию и будет только обедать — по общему расписанию.

Нельзя забывать, что приходя в подобное учреждение, мы как бы вливаемся в семью. И священник должен входить в нее очень мягко, отдавая себе отчет в том, что в этой семье есть руководитель, есть подчиненные, есть дети. И нужно приложить много сил, чтобы стать своими в этой семье, чтобы действительно люди потянулись к нам и пошли на контакт. Это очень важно — вести себя так, как говорил апостол Павел: быть для всех всем (1 Кор 9,22). То есть быть людям понятным, говорить то, что они могут воспринять, а не возлагать бремена неудобоносимые (Лк. 11, 46).

Ничего из нашей проповеди не получится, если мы начнем здесь учительствовать. Скорее мыt учимся у этих людей, которые здесь проработали по тридцать-сорок, а то и пятьдесят лет. Поэтому нам надо с благодарностью относиться к ним, к их советам. И надо не стесняться учиться. Пример нашего служения — Христос. Он никогда не говорил свысока, Он всегда старался достучаться до сердца. Нужно всегда идти навстречу человеку, стучать, и, по слову Господа, нам откроют. Если будем не ломиться, а стучать с любовью, то, конечно, с любовью и откроют нам, и примут наши советы. Тогда и будет небесполезна наша деятельность.

Уже не один сотрудник ЦВИНПа был крещен. Среди них есть тоже разные люди, воспитанные в различных условиях, но тем не менее человек делает этот шаг, принимает крещение. Некоторые сотрудники исповедуются, причащаются. Надо иметь определенное мужество, чтобы в таком светском коллективе встать на церковный путь.

Храм потихонечку объединяет всех — священников, детей, сотрудников. Как говорит начальник приемника, самое лучшее, самое светлое место здесь — храм. Он красивый, уютный, создает в этих стенах — а это все-таки стены тюремные — особую атмосферу. Совершается молитва, приносится Бескровная Жертва. В храме, посвященном святой преподобномученице Елизавете Феодоровне, есть маленький музей — три стенда на северной стеночке, рассказывающие о ее жизни. Первый — о том, как она была еще маленькой, как ее воспитывали, как, будучи знатного происхождения, она знала и умела все — и шить, и вышивать, и готовить, и была при этом высоко образованна. Второй стенд рассказывает о ее жизни в России, а третий — о том, как после внезапной смерти Великого Князя Сергея Александровича она преобразилась в своем служении ближним.

Сотрудники и дети приемника тянутся к храму, и это говорит о том, что мы не зря тратим и время, и силы.

Детская психиатрическая больница № 6

Недавно у нас появились новые подопечные друзья. Это ребята из мужского отделения детской психиатрической клиники. Общение с ними оказалось на удивление простым, несмотря на умственную отсталость большей части мальчиков. Дело в том, что «население» больницы можно поставить в один ряд с ребятами из ЦВИНПа (некоторые прямо из ЦВИНПа к ним и попадают, и при встрече узнают наших катехизаторов). Уровень развития их одинаков, поэтому и подход к этим ребятам нам знаком. Но отличия, конечно, есть. Во-первых, если в Приемнике преобладают психически здоровые ребята, то здесь — больные. Во-вторых, тут дети пребывают в среднем по полгода, поэтому мы разработали для них специальную программу.

«Дети улиц»

Еще одно учреждение, находящееся под опекой монастыря, — межрайонный подростковый центр «Дети улиц». Он был создан для того, чтобы дети, в основном подростки, которым негде приткнуться, не оказались на улице, в лапах различных пороков и страстей. Это светская программа, но, участвуя в ней, Церковь может многое сделать.

Часто человек поступает плохо не потому, что он плохой, а потому, что он не имеет положительного примера. Наше время страдает обилием отрицательного, наблюдается некая всеобщая падкость на отрицательное. Включите телевизор, откройте газеты, журналы, пообщайтесь с людьми: «жареный» материал весьма популярен. Все говорят об ужасах современной жизни, но мало кто предлагает пути решения этих проблем. Задача Церкви — давать правильную ориентацию жизни, показывать положительные примеры, которых у нас множество. С центром «Дети улицы» мы только начинаем сотрудничество, и я надеюсь, что оно будет развиваться.

«Зоны»

Накоплен у нас определенный опыт взаимодействия с местами заключения, с трудовой колонией. Везде мы сталкиваемся с проблемой, о которой уже говорилось выше: недостаток истинного общения. Люди находятся в определенной среде — среде мира сего, а выхода к Церкви практически не имеют. Наша задача — помочь человеку выйти из круга временных интересов; вначале он услышит, увидит, а потом и переживет, почувствует, что не все ограничено здешним миром, что есть другие, вечные ценности, в которых жизнь только и обретает смысл.

Почему молодой человек, юноша, подросток попал в «зону»? Потому что его вовремя не остановили, не показали образа подлинной жизни. Все, что видит человек вокруг, отлагается в его памяти, формирует свой облик бытия. При отсутствии ясных критериев добра и зла происходит их смешение, постепенно ко злу привыкают, зло становится нормой жизни. И тогда уже не страшно переступить; более того, переступишь — и станешь героем в глазах определенного круга людей, как сверстников, так и старших. Примеры, образы таких «героев» постоянно мелькают в быту — на экранах телевизоров, в печати, на огромных рекламных щитах, заполонивших наши площади и улицы. Все это создает условия для преступления, оно оказывается возможным, нестрашным.

Конечно, сказываются и слабость, и немощь человеческая. В одном из московских молодежных центров спросили подростков о том, какой, по их мнению, главный недостаток современной молодежи. Ответ одной из девочек поддержали все: «Отсутствие силы воли». Можно было сказать и так: недостаток доброй воли сопротивляться злу, так как они не знают источника этой доброй воли, с одной стороны, а с другой — не видят, не знают смысла добра, и с третьей — не имеют примеров добра. А примеров зла, повторим, — предостаточно.

В зоне мы совершаем богослужения, исповедуем, причащаем. Совершаем Таинство Крещения. В монастырь приходят письма из мест заключения, на которые отвечают братия, высылаем духовную литературу.

Попечение о стариках

Пожилые люди не менее беззащитны, чем дети. Их также коснулось наше жестокосердие, наша нелюбовь. Кто, как не Церковь, как не верующие могут и должны их поддержать? Продолжая давние традиции, Данилов монастырь не оставляет без попечения наших стариков. По возможности мы помогаем нуждающимся, как-то заботимся о них. С недавнего времени у нас завязались отношения с некоторыми московскими центрами социального обслуживания.

Многие сегодняшние старики ни разу за свою жизнь не были в храме. Те, кому сейчас 70 лет, воспитывались в атеистическом государстве и были свидетелями, а, возможно, и участниками борьбы с Богом. И теперь нередко не старики детей, а дети стариков вводят в храм — учащиеся нашей воскресной школы вместе с сотрудниками монастыря, с братией обители помогают пожилым обрести Бога. После бесед, после первой за многолетнюю жизнь исповеди для них начинается новая жизнь под покровом Церкви.

Я думаю, это главное, что делает наш монастырь для пожилых людей. Все начинается с общения. Наша задача — помочь человеку сделать первые шаги, чтобы потом в храме его, как того евангельского расслабленного, понесли ко Христу. Дай Бог, чтобы мы были готовы подъять этих людей.

Почему человек такой неукрепленный теперь? Почему так неустойчива вера? Потому что очень многое он воспринимает внешне, поверхностно. Сердце остается холодным. А когда что-либо воспринято поверхностно, то любые внешние ветры могут поколебать, самое малое — смутить. Как в евангельской притче о сеятеле — падают зерна неглубоко, на камень, приходят испытания, — и зерно, не прорастая, погибает. Человек сворачивает с истинного пути, отказывается от веры, уходит из Церкви, не успев по-настоящему войти в нее.

В Церковь люди приходят разными путями. Одни рождаются и воспитываются в православной среде, а другие находят Бога через муки, страдания, боль. И часто бывает, что последние оказываются более устойчивыми и твердыми — потому что это пережито, выстрадано.

Почему столь многие отпали, предали Церковь, когда начались у нас гонения? Потому что были воспитаны внешне. Жили в традиции, по правилам, канонам, а внутренне не переживали. Но Господь милостив. И, как говорят святые отцы, Он создает такую ситуацию, при которой человек имеет возможность пострадать, а значит, оценить, от чего отказывается, — и вернуться.

Наше время — время страдания. Но из-за своего легкомыслия и безответственности по отношению даже к собственной жизни мы не всегда отдаем себе отчет в этом страдании и в его причинах, а также в том, какие последствия будет иметь все творимое нами ныне.

Дело каждого верующего человека — священника, монаха, мирянина — разбудить ожесточившиеся сердца, открыть их для слышания Слова Божия, для покаяния, для противостояния общей беде. Как говорил преподобный Максим Исповедник, отношение христианина к миру должно быть «ни чувственно, ни бесчувственно, но сочувственно». И оттого, насколько мы по-христиански сочувствуем каждому из своих ближних, всему, что окружает нас, зависит будущее нашей Земли, которую мы передадим в наследство нашим детям.

Поле битвы. Размышления катехизатора. Евгений Алексеев, сотрудник Службы Катехизации Данилова монастыря

Уже несколько лет я занят в катехизической службе Данилова монастыря. Первым моим поприщем стал Московский приемник-распределитель для несовершеннолетних. Там содержатся ребята разного возраста, которые убегают из дома, совершают жуткие преступления, принимают наркотики. Можно сказать, это ребята, находящиеся «на дне». Затем меня привлекли к преподаванию в монастырской воскресной школе. Здесь я занимаюсь с детьми, многие из которых уже давно ходят в храм, не первый год учатся в воскресной школе, много знают о Церкви. И относительно недавно я стал посещать Дом ребенка, где живут младенцы до семи лет, в основном больные, чаще всего оставленные родителями.

Дети, с которыми мне приходится встречаться, разные, но есть между ними и много общего, того, что всегда объединяет ребят, живущих в одно время и в одной стране. Начну с общего.

И у детей, и у взрослых, как мне кажется, теперь имеется некоторый духовный голод, стремление к чему-то более чистому, чем то состояние, в котором мы все находимся. У нас, у меня, в частности, нет опыта той жизни, о которой я могу прочитать в книгах и которая, как верится, была когда-то. Может быть, она не была такой идеальной, как о ней иногда говорится, но хорошего, судя по описаниям, было много. А то, что мы видим сейчас, очень напоминает некоторое пепелище в ходе большой войны. Думается, что ситуация обостряется, что война не закончилась и, возможно, это только ее начало. Как в каждой войне есть свои жертвы, так эти жертвы проглядываются и в теперешней ситуации. Страдают обычно самые слабые — ребята, дети. И старики, но это особая тема.

Мне кажется, что сейчас ребятам приходится сложнее, чем в то время, когда я был маленьким. Но я, как и многие из них теперь, тоже пострадал в той жизни, когда еще не был в Церкви и, имея этот опыт, могу оценивать их состояние. Поэтому я хочу своими малыми усилиями помочь им избежать тех ошибок, которые совершал я, предостеречь от них или хотя бы ослабить их воздействие. Это основное направление моих усилий.

Когда я встречаюсь с ребятами, то стараюсь присмотреться к ним, понять, и из состояния жизненной неопределенности, в котором находятся многие из них, указать тот возможный путь, который в свое время и я избрал, когда пошел в Церковь. Мне хотелось бы, чтобы они узнали, что нас может окружать не только зло.

И я пытаюсь ребятам это показать. Стараюсь, чтобы узнали, что Спаситель есть и Он любит их и ждет. А дальше начнется их собственная трудная работа над собой. Если они сами по этой дороге не пойдут, то никто не заставит их идти ко Христу, никто не заставит изменить себя. И если ребята это почувствуют, то я считаю, что свою задачу выполнил.

В Детприемнике

Сравнивая детей, попадающих в разные жизненные ситуации, можно отметить вполне закономерные особенности. Ребята, находящиеся в худших условиях, например те, к которым я хожу в Детприемник, более чувствительны к знаниям о Боге. Они уже очень многое испытали, такую жизнь прожили, которую и взрослые не могут себе представить. От постоянных трудностей что-то глубоко меняется в них, и порой кажется, что душа их съежилась, огрубела. Порой, глядя на них, становится страшно. Но есть ребята, которые внимательно слушают и пытаются понять, и именно в них чувствуется действительная жизнь души, именно они очень чутки к возможности чистоты и правды.

Им не надо говорить, что такое зло, — они отлично понимают зло, но не знают, как из него выйти. Их, может быть, никто никогда не любил. Но они слышали о том, что любовь есть, и ждут ее. Поэтому любое благосклонное к ним отношение вызывает ответную реакцию — сразу, моментально. Так же сразу они видят фальшь.

И так получилось, что беседы с детьми в ЦВИНПе оказались наиболее простыми, хотя он со стороны напоминает зону и пугает колючей проволокой на заборе. Но как ни придешь туда, там всегда ждут, всегда готовы слушать. Самая популярная тема в этом доме — сотворение мира. Ребята там часто меняются, как правило, они задают похожие вопросы: откуда все началось, — и мы вновь и вновь рассказываем о том, как все было сотворено Богом. Очень внимательно они слушают о Христе. Они чувствуют Его любовь. Дети еще не понимают, что такое Спаситель в богословском смысле, но хорошо понимают, что это Господь, Который нас всех сотворил и Который их любит. И они понимают также, что к Нему можно обращаться и просить Его о помощи и что Он их услышит. Это очень важно. Ребята, которые находятся в беде, воспринимают Храм как место спасения и тянутся к нему.

Большинство из этих детей никогда прежде не имели никакого отношения к Храму, и многие даже не знали о том, что есть Церковь, что есть радостная церковная жизнь. Когда они впервые слышат об этом, бывает, начинают плакать — так как ощущают, что это действительно есть и это может их изменить. Они с надеждой приходят к Таинствам и с большим страхом стоят на службе. Эти ребята не пытаются лицемерить. Они ведут себя серьезно, как взрослые.

В монастырской воскресной школе

С ребятами в воскресной школе все оказалось гораздо сложнее. Многие из них уже давно находятся рядом с Храмом, но в большинстве случаев они не сами туда пришли, а приведены родителями, и в их отношении часто проявляется холодность. На этих детях видно, что если они сами не прочувствуют дорогу к Храму, то будут его обходить. Это самое страшное, потому что если они не поймут, что только в Православном Храме возможно спасение — спасение в любых жизненных ситуациях, — то при первых трудностях могут отчаяться.

Находясь в храме с детства, но не ощутив в нем потребности, они и на службе ведут себя несерьезно: бегают с места на место, шумят, мешают другим. Они всегда ответят на вопрос, что происходит в данный момент службы, что поется, что читается, что батюшка будет говорить, но душой в этом не участвуют. Нередко создается впечатление, что такие ребята как будто требуют второго рождения. И думается, что они должны будут проходить через какие-то скорби, чтобы пробудиться, — в отличие от тех ребят, которые уже находятся в скорбях, и, не понимая, что происходит на службе, чувствуют ее сердцем.

Конечно, есть ребята, которые сами идут в школу, сами тянутся к Церкви и даже тянут своих родителей. Это очень радостно видеть. В таком случае на нас, взрослых, ложится огромная ответственность: как бы не навредить.

В Доме ребенка

Что же касается совсем маленьких детей в Доме ребенка, то к Церкви они относятся, как к другому миру — очень радостному. Еще младенцы, они ждут службы, радуются. Обычно, когда приходишь к малышам, они с нетерпением заглядывают в сумку — что же ты принес, какую конфету или игрушку. И так же относятся к Храму — как к чему-то очень хорошему, к тому, что так близко их душе, как к чему-то такому детскому. Они очень быстро научаются причащаться, правильно, внимательно подходят к Чаше. Таинство воспринимают как то, без чего нельзя быть. Они еще не понимают, что такое Причастие, но всегда спрашивают: «А когда мы будем причащаться? Когда придет батюшка?» Это и есть жизнь в Церкви. Будьте как дети. Глядя на этих ребят, изумляешься, как Господь все устраивает.

В Доме ребенка я занимаюсь с воспитателями, рассказываю им о Церкви — настолько, насколько они сами к ней стремятся. Воспитатели — это самые простые люди, заменяющие брошенным детям матерей. Их интересует все: куда свечку поставить, как перекреститься, как помолиться, что за икону они видят. Они задают вопросы, и я рассказываю то, что им интересно. Конечно, имеется определенная последовательность наших занятий-бесед, которой я стараюсь придерживаться, но часто из-за множества вопросов приходится менять основную тему и объяснять то, что они просят.

Присутствие Церкви необходимо

Те разные ситуации, в которых находятся дети, требуют различного подхода к ним. С ребятами в Детприемнике иногда достаточно поговорить на любую жизненно важную для них тему и взглянуть на нее со стороны Церкви. С ребятами, которые растут как будто в благополучных семьях, работать труднее. Но и они откликаются на все подлинное. Они требуют настоящего общения, братского отношения к себе.

От нас, преподавателей, зависит очень многое. Работа с детьми в первую очередь требует действительно церковной личной жизни, и чувство ответственности заставляет исправлять себя. Если мы сами не пытаемся вести такую чистую жизнь, о которой говорим и которая могла бы быть для детей образцом, они это чувствуют и на них это очень сильно отражается. Тем более на тех ребятах, которые о формальной церковной жизни все прекрасно знают, а вот о жизни действительной, которая только и может их заинтересовать, знают очень мало. Дети вообще как-то мало усваивают рационально, но больше впитывают сердцем.

Вне зависимости от тех обстоятельств, в которые попадают дети, все они стремятся к действительно чистой жизни. Однако в миру, в современном окружении они видят, что этого нет, а если есть, то очень мало. Поэтому они всегда ждут нас в Детприемнике. Поэтому с надеждой идут в нашу воскресную школу. Дело не столько в том, что здесь их чему-то научат. Они чувствуют, что в школе около стен монастыря есть нечто совершенно иное, отличное от того, что они видят вокруг себя в простых школах.

Как преподаватели, мы, может быть, и не очень хорошие, но Церковь создана и содержится Духом Святым, и именно это укрепляет ребят, влияет на них и формирует.

Обязательно нужно, чтобы в учреждениях, где содержатся сложные дети, были храмы. Присутствие Церкви необходимо. У ребят должно быть такое место, куда бы они могли прийти и действительно ощутить веяние Духа Святого. Если у детей есть возможность общаться с Храмом, бывать в Храме, жить при Храме, то это, я думаю, они запоминают навсегда, и эти детские впечатления могут определить их взрослую жизнь.

Война, которая сейчас идет, больнее всего отражается на жизни детей. Мы, взрослые, уже как будто в тылу, мы что-то имеем за плечами и, может быть, частично пережили свои скорби. Многих из нас скорби привели к Храму. А дети находятся еще на линии огня, они — поле битвы. И им нужна помощь. Главное, что мы должны теперь делать, — вести честную церковную жизнь, хотя это тяжело. Но это и будет самое серьезное сопротивление. Можно сказать — стояние. И не нужно будет говорить слишком много слов ребятам — они на нас смотрят.

«Здравствуйте, к вам приехала воскресная школа». Юрий Белановский, сотрудник Службы Катехизации Данилова монастыря

Как все начиналось

В самом начале 1995 года отец Иоасаф собрал нас, троих студентов Московского энергетического института и прихожан Данилова монастыря — Дмитрия Дуникова, Дмитрия Афанасьева и меня, и сказал, что неплохо было бы нам познакомиться с начальством Детприемника и начать туда ездить. Мы взяли адрес и поехали — после учебы, вечером, было уже темно.

Встретила нас Марья Сергеевна Бурова, старший методист. Познакомились, сказали, что пока нас трое, но будет больше. Марья Сергеевна удивилась: «А вы так и придете на занятия в мирском? Вы не монахи?» Мы ответили, что не монахи, но дружим с монастырем и теперь наша дружба выливается в исполнение монастырского благословения— работать в Детприемнике.

И вот, на Богоявление мы впервые приехали к детям. Нас приняло младшее отделение. Перед уроком Марья Сергеевна нас долго успокаивала: работать здесь, мол, не страшно, главное — проявить к детям любовь. Говорила о том, что состав сотрудников делится на две категории. Одни считают этих детей неисправимыми преступниками, от дурного влияния которых следует всячески ограждать общество. Другие видят в ребятах прежде всего людей и уверены, что своим терпением, любовью и уважением к ним можно многого добиться — отвратить от ложного пути и спасти. Мы сразу поняли, что сама Марья Сергеевна принадлежит к последней категории.

Так вот. Пришли мы в первый раз в младшее отделение и увидели одинаково одетых ребят. Меня поразили их глаза — грустные, глубокие. Перед нами сидели глубоко чувствующие люди. Марья Сергеевна предупредила, что некоторые из детей больны, что у многих из них проблемы с психикой и с ними надо обращаться осторожно. Но ни в первый раз, ни в последующие мы этого не пугались.

На первом нашем занятии мы рассказывали детям о святом празднике Богоявления. Готовились серьезно. Прочитали книжку Софьи Куломзиной, пытались понять, какому возрасту что можно рассказывать, а чего нельзя. Набрали материал, скомпоновали и что-то рассказали детям.

Договорились, что в следующий раз Марья Сергеевна приведет нас уже не к малышам, а к ребятам из среднего отделения. Придя туда, мы впервые услышали страшное слово «спецы» — это дети, которые либо ожидают, либо отбывают наказание за совершение какого-то преступления. Мы увидели детей в форме, похожей на формы рабочих — спецовки. Им было по двенадцать-тринадцать лет, но поражало, что у многих совершенно взрослые лица. Помню класс. Речь шла о молитве. Я задал вопрос: «А к кому мы можем обращаться в молитве?» Потянулось несколько рук. Какого-то мальчика я попросил ответить, и он, испугавшись нас не меньше, чем мы его, что-то сказал в ответ. Мне это очень запомнилось. Потом наши поездки в приемник стали обычными, и мы перестали замечать многие особенности.

Урок провели. Пришли к Марье Сергеевне и услышали, что она собирается отвести нас на старшее отделение. Нельзя сказать, что мы не испугались. И вот мы на уроке. Перед нами сидят, как нам показалось, уже совсем взрослые люди. Тем не менее мы заметили, что с ними, может быть, работать куда легче, чем с остальными ребятами. У них, конечно, много проблем в жизни. Но поскольку они люди взрослые, то знают, что такое дисциплина, пусть эта дисциплина и воспитана методами, часто неприемлемыми Церковью. Они понимают, что если воспитатель говорит: «Ребята, 45 минут вы должны сидеть тихо», — то нужно сидеть тихо. Это облегчало нам жизнь.

Таким образом, в три-четыре недели мы познакомились со всеми отделениями. В первое время, пока нас было трое, ходили втроем. Поделили отделения на три части, каждый брал маленькую группку, что-то рассказывал. А потом шли в другое отделение, и так за раз посещали два отделения из трех. Каждый раз одно отделение от нас «отдыхало». Шло время. Отец Иоасаф решил подкинуть нам еще одного коллегу. И вот к нам привели Николая Данилова. Мы приняли его осторожно: маленький дружный коллектив, а тут новый человек… Но очень быстро поняли, что Коля свой парень, и стали дружно ездить вчетвером. Записывались на магнитофон, готовили отчеты для отца Иоасафа. И продолжали ходить на два отделения из трех. На Пасху 1997 года появился пятый сотрудник — Евгений Алексеев.

Обратная связь

На Пасху и Рождество мы обязательно приезжаем к ребятам — по возможности, на все отделения, несмотря на ночные службы. Поспим где-нибудь на раскладушке либо в кресле часа два-три и едем. Дети радуются; конечно, не все. Но те, кто знает, что это за Праздники, кто понимает, что они что-то значат в их жизни, — те нас ждут.

Однажды на Пасху мы решили сделать им подарок: приготовили несколько видеомагнитофонов и показали фильм про Иерусалим. В тот день все что-то не ладилось и поэтому воспоминания остались грустные. А как-то, уже спустя много месяцев, встретили одного мальчика, вновь туда попавшего, и услышали: «Я вас помню, вы два года назад нам кино показывали, такое кино было классное!» Детям, оказывается, понравилось и запомнилось. Подобные слова, конечно, для нас огромное утешение. Таких ребят, периодических жителей приемника, там много. Бывает, они подходят к нам и говорят: «Вот, несколько лет назад я был еще в маленьком отделении. Вы рассказывали что-то интересное. Теперь я в среднее переместился, а вы все ездите».

В этом году исполнилось четыре года, как мы туда ездим. Наш штат расширился еще немного, появились Егор Коврижкин и Вячеслав Трусов. Поскольку круг деятельности расширяется, то в ЦВИНП и другие организации мы теперь ездим по расписанию. Если смотреть на прошедшее, то можно сделать вывод: это очень хорошая школа общения с людьми, потому что там дети однозначно понимают, зачем ты к ним пришел, какой пришел и что им можешь дать. Если приходишь не подготовленный или за день перед тем плохо вел себя, они это чувствуют. Накануне занятий мы стараемся быть на службе, и это сказывается каким-то непостижимым образом на нашем общении с ребятами. Но если ты все-таки после вечерней службы смотрел до двух часов ночи кино, и после этого пришел к ним, реакция будет соответствующая. Поездки к этим детям могут показать, как ты живешь на самом деле.

О чем и как мы разговариваем с ребятами

От лекционной формы мы почти сразу отказались. Вначале были у нас дискуссии о том, что считать главным — задуманную заранее тему, с непременным желанием довести ее до конца, или же стремление удержать внимание ребят, и тогда, если видишь, что слушатели не интересуются, вполне возможно отвлечься и каким-то образом уйти от заданной программы. Теперь мы понимаем, что на занятиях не может быть раз навсегда установленных правил, здесь все живое. Обсуждали мы и такой вопрос: что лучше — говорить с одним из ребят, если получается диалог, или же требовать внимания большинства. Мне думается, что и то, и другое хорошо, были бы только плоды. Ведь и тот, кто сеет, сеет по-разному. У каждого из нас есть своя определенная способность. Мне лично ближе второй подход, когда я прошу внимания большинства, поскольку беседовать с одним, конечно, здорово, но остальные будут в это время играть в кубики, которые они делают из разорванных книжных листов.

Когда я знакомлюсь с ребятами, то первым делом говорю, что с сегодняшнего дня являюсь для них официальным представителем Русской Православной Церкви. «Пусть это очень громко сказано, но тем не менее это так. Наша задача состоит не в том, чтобы заставить вас класть поклоны или даже молиться, а в том, чтобы просто рассказать вам правду о Церкви, донести ее до вас. И если вы поймете, что это ваше, что вам это близко, то вы потом сможете сами в эту Церковь прийти».

Года через два после того как мы стали ездить в Приемник, там начались регулярные службы в созданном храме, посвященном святой преподобномученице Великой княгине Елизавете. Но я не особенно связываю нашу деятельность со службами. Это два различных направления деятельности в подобного рода заведениях. На мой взгляд, серьезно подготовить ребенка к Литургии даже за три беседы невозможно. Ему нужно дать какое-то направление. В этом я вижу нашу основную задачу — дать ребенку направление для размышлений, для его собственной деятельности относительно исповеди, Причастия. Перед каждым богослужением у нас проходят беседы. Но я не рассказываю о том, что будет происходить на службе. В подготовке к беседам мне очень помогают некоторые опубликованные материалы и те проповеди перед исповедью, которые я слышал в свое время, когда ходил в приходской храм. Теперь я часто их пересказываю — либо в целом, либо отдельные моменты. Грехи перечислять нет времени — у нас, как правило, времени максимум час, и за этот час хочется наметить основные шаги, которые может сделать ребенок, и ответить на вопросы ребят.

Относительно всей остальной нашей деятельности, всех других тем — то же. Давать им много знаний не надо, хотя и совсем отказываться от этого не следует, потому что кругозор детей нужно расширять. Но главное — заставить ребенка думать. Если дело касается вообще Православной Церкви, то я рассказываю некоторые примеры из других религиозных направлений, чтобы ребенок мог сам сравнить и выбрать. Мы говорим, что есть Православная Церковь — и рассказываем о ней. Хотя есть вот и такое направление — можем и о нем рассказать. «Но вы поймите и запомните, что это разные вещи, их нельзя отождествлять. Если вы хотите быть там — с нашей точки зрения, это не очень хорошо, но право у вас есть. Однако знайте, что это к Церкви не имеет никакого отношения».

В последнее время приходится беседовать на подобные темы и с некоторыми воспитателями. Приходится пояснять, например, разницу между теософией и Православием. Говоря о воспитателях, необходимо отметить, что все они удивительно хорошо к нам относятся и, что очень важно, доверяют нам.

Наша задача, как я ее вижу, — показать детям Церковь. Ребята должны почувствовать, что Церковь — это живой организм и в ней можно найти ответы на серьезные вопросы. И они начинают понимать, что в Церкви никто не приказывает, что здесь все свободно; все устроено так, что там должны выслушать человека, понять его и повести туда, где он бы мог жить с Богом и потихонечку избавляться от своих пакостей, от своих душевных недугов.

Иногда полезно показать детям, что не только они грешники, но все мы тоже, и нет человека, который бы не грешил. Дети ведь часто слышат однонаправленные обвинения в свой адрес: вы такие-сякие, вы то или иное сделали… При этом имеется в виду, что мы-то, мол, лучше вас, у нас есть семья, у нас есть дети, и наши дети никуда не убегают. А мы им показываем, что на самом деле принципиально мы от них не отличаемся. Да, конечно, может быть, мы не украли, не удирали из дома, но тем не менее и нам нужно лечение в этой Больнице, в Церкви.

Я всегда пытаюсь донести до детей, что грех — это болезнь. Грех — это не нарушение какой-то строчки в небесном уголовном кодексе, а это просто болезнь. И прошу их это запомнить. Особенно прошу запомнить, что болезнь эта излечима.

Остается повествовательная, познавательная часть наших бесед. Если случается какой-то праздник или происходит какое церковное событие, мы пытаемся отразить это в нашей беседе. Рассказываем историю праздника, стараемся донести его суть. Почти все уроки сопровождаем музыкой. Для того чтобы показывать слайды, нам не хватает средств, но один урок с показом слайдов у нас разработан. Тема — жизнь Спасителя. Этот урок детям очень нравится. Мы показываем 12–15 древних икон из праздничного ряда. Одновременно включаем музыку: если речь идет о Рождестве, то даем тропарь Рождеству; речь подходит к страданиям Спасителя — что-нибудь из песнопений Великой Субботы. Детям пришелся по сердцу Валаамский хор. Слушая, многие плачут, просят повторить. Хотели даже написать благодарность в Валаамский монастырь.

Есть у нас уроки на темы жизни святых. У меня наработан урок, где на примере нескольких людей, совершивших какой-то подвиг Христа ради, можно детям дать почувствовать подвиг Спасителя. В беседе о Николае Чудотворце мы говорим о том, что смысл жизни этого святого — в любви и служении людям, а служение — это великий труд. Подвиг человека не в том, чтобы идти по пути угождения себе: «Стрельну сигаретку, отниму у кого-то денег» — нет! подвиг в том, чтобы отдать. О святом Николае Чудотворце все слышали, все знают. И когда о нем рассказываешь, то дети начинают понимать, что, оказывается, служение, отдача — это приобретение. Что вот, вроде бы мог на те же деньги, будь в наше время, купить шестисотый мерседес, мог жить припеваючи, да нет, пошел и золото каким-то девчонкам отдал, какому-то старику. Это производит впечатление на ребят. Так же их задевает то, что все наши, кроме меня (поскольку я уже год работаю при монастыре), не получают за поездки к ним денег. По крайней мере, мы надеемся, что они задумаются, может быть, не сейчас, через двадцать лет, но все-таки вспомнят, что, оказывается, есть такая жизнь, в которой не все покупается и не все продается. Иногда я пытаюсь говорить с ними о счастье. Где оно? Есть люди, которые всю жизнь служат другим людям, Богу, Христу — и они счастливы. А есть люди, которые пытаются все купить. И у них почему-то с этим проблемы, хотя, вроде бы, денег хватает.

Особо следует отметить то, что специально для этих детей мы издаем крошечные книжечки, 5 х 10 см, чтобы они могли уместиться в их кармашках, и после наших встреч раздаем. Одна из книжек посвящена Церкви, другая — молитве. Последняя является крошечным толковым молитвословчиком, составленным Димой Афанасьевым. Сначала мы их сами печатали, ксерокопировали, резали, сшивали, потом нам помогли и книжечку о молитве для нас размножили в типографии тиражом тысяча штук. Получая подобные подарки, ребята радуются, потому что теперь сами смогут молиться настоящими молитвами. Мы бы и еще что-то издали, но у нас нет средств.

Вновь об обратной связи

Вот таким образом мы общаемся с этими ребятами. Некоторые из них после наших бесед спрашивают, креститься ли им. Некоторые принимают святое крещение. Был даже такой пример, когда один молодой человек — совсем молодой, в младших классах — вначале объявил, что он сатанист, а после нескольких уроков решил креститься.

Если говорить о каком-то отклике на наши беседы, то, к сожалению, поскольку мы видим этих детей в своей жизни два-три раза, не можем знать, как они действуют. Как можно за месяц изменить человека? Это невозможно. Мы действительно сеем. А прорасти с помощью Божией может и к концу жизни.

Наши беседы не имеют негативного влияния на детей, это проверено. Например, после общения с кришнаитами (они тоже туда приходили) дети становились неуправляемыми, неконтролируемыми. И от кришнаитов Приемнику пришлось отказаться, поскольку поведение детей ясно показывало, что общение это вредно. После наших занятий такого не происходит, чему мы чрезвычайно рады.

И дети нас принимают. Приятно, когда каким-нибудь весенним деньком идешь по территории Приемника, видишь ребят, гуляющих в своей загородке и слышишь детские крики: «Воскресная школа приехала, как здорово!» Это радует. Мы себя там воскресной школой никогда не называли, это «народное», местное наименование. Но мы его приняли. И так привилось. Теперь мы и сами говорим: «Здравствуйте, к вам приехала воскресная школа!»

Служение детям. Дмитрий Афанасьев, сотрудник Службы Катехизации Данилова монастыря

Как получилось, что мы, студенты МЭИ, стали ездить в Детприемник?

Обращаясь в прошлое, я вижу, что интерес к работе с людьми и, в частности, с детьми был у всех нас. Я, например, в свое время хотел поступать в педагогический институт, но сложилось так, что поступил в МЭИ. И теперь не жалею, потому что именно из МЭИ я пришел в Церковь.

Это было в начале 1990-х годов. В системе образования проводились тогда большие эксперименты. Отошел в прошлое курс политэкономии, так же, как и истории КПСС; в институте появилась возможность факультативно изучать самые различные науки — психологию, историю искусств, риторику… Среди прочих был предмет, называвшийся «Историей религии». Преподавательница, которая вела его, была человеком православным, но специального образования не имела, и, не обладая целостными знаниями, делилась с нами опытом своей церковной жизни. Рассказывала, например, как замечательно было на праздничном богослужении, какую хорошую проповедь сказал священник, говорила об иконах. Мы в то время от Церкви были далеки, о многом слышали впервые. Но ее интерес постепенно пробуждал в нас желание прикосновения к тому миру, который она с таким увлечением открывала нам. Прошло какое-то время, и она сказала, что записалась на катехизические курсы в Свято-Даниловом монастыре; предложила и нам записаться…

И вот мы на курсах. Тогда все только начиналось, конкретной программы не было, но, прозанимавшись год, мы стали понемногу тяготеть к церковной жизни; некоторые из наших товарищей поступили в Богословский институт. А мы продолжали ходить на курсы, читали книги, сами чему-то учились.

Через некоторое время оказалось, что в нас есть потребность. Забот у монастырской катехизической службы тогда было много — и в зоны ездили, и в Дом ребенка, и с Детприемником связи налаживали. Необходимы были энтузиасты, помощники в этом деле. Мы попали в поле зрения руководства службы — и стали ее «внештатными сотрудниками». Надо сказать, что откликнулись практически все, кому было предложено. Видимо, мы чувствовали, что поскольку что-то впитывали, то должны были и отдавать.

Это с одной стороны. С другой (я говорю только о себе) — в этой новой жизни открылся и путь, и крест. Нельзя сказать, что все здесь дается легко, порой бывают такие сложности, что хочется махнуть рукой и бросить. Но понимаешь, что именно в этом делании заключено для меня служение — Богу, людям, детям. Спаситель говорит: возьми крест свой и следуй за Мною (Мф. 16, 24). Можно ли идти по этому пути без креста? И еще: сними сейчас с меня этот крест — кто знает? не остановлюсь ли я, не перестану ли вообще быть христианином?..

Поэтому мы ездим в Приемник, хотя бывает трудно. Мы понимаем, что занимаемся не совсем своим делом. Мы еще никудышные христиане, нам самим надо очень много над собой работать прежде чем кого-то учить. Есть известное выражение: «Не достигший в меру совершенства и берущийся учить других, потеряет и то, что имеет». И мы переживаем, так как знаем, что с детьми должны работать люди и духовно более опытные, и христиане более твердые, и просто специалисты. Но в силу того, что таких людей не хватает, а дела много, приходится заниматься и нам.

Мы также понимаем, что через эту деятельность сами совершенствуемся — через служение детям становимся более христианами. Не случайно человек призван Богом заботиться о ближнем, и не случайно основные заповеди Господь сформулировал как заповеди любви. Если мы через любовь к ближнему придем к любви к Богу, то это будет замечательно.

Конечно, мы чувствуем ответственность за этих детей. Какую цель мы преследуем, что мы хотим дать? Наша сверхазадача — привести детей ко Христу. Тактическая же наша цель — посеять в их душах хоть какое-то знание о Боге, которое впоследствии, может быть, разовьется в то, что они станут христианами. Хотелось бы, чтобы после наших бесед они отвечали любому сектанту, что не пойдут с ним, потому что знают, что такое христианство.

Мы видим, что наши занятия детям интересны. Бывает так, что урок кончился, а они нас не отпускают, задают все новые и новые вопросы. Но становятся ли они лучше, добрее после этого?.. Детей понять не так легко. На занятиях они одни, а выйдут из комнаты — совсем другие. Какие они в обычной жизни, какие внутри себя? Неправильно говорить, что это маленькие старички. Они пережили много, однако они дети. А все дети в общем-то одинаковые, независимо от того, в приемнике они находятся или в воскресной школе, тяжелая у них биография или легкая. Они склонны фантазировать, жить в некоем своем мире, которого внешние раздражители в виде, например, учителей касаются только вскользь. Ребенок иногда надевает на себя маску — и не от того, что он по природе своей лицемерный и двуличный. Нет, это форма защиты его внутреннего мира. Он надевает маску — и мы видим его другим, нежели он есть на самом деле. Любой из этих ребят может рассказать вам душераздирающую историю о своей жизни, но она вовсе не будет соответствовать действительности. Его настоящая история, может быть, еще драматичнее, но она другая.

Мы знаем, что любая выдумка ребенка о себе имеет в основе нечто вполне конкретное и реальное, и стараемся относиться к этим рассказам внимательно. Если мальчишка говорит, значит, в душе его есть какой-то вопрос, который он формулирует именно таким образом — придумывая историю и закладывая в нее свой вопросик, который иногда не так-то легко распознать. Бывает так, что лишь спустя какое-то время додумаешься о действительном значении той или иной небылицы.

Какой отклик находят наши занятия в душе детей, сказать трудно. Ведь часто видишь ребенка один-два раза в жизни. Нас можно сравнить с человеком, наблюдающим за проходящим мимо поездом. Можно, конечно, определить, пассажирский это поезд или товарный; но что внутри него, и куда в конце концов этот поезд придет? Так и мы с нашими детьми. Какой станет их жизнь? Что будет с ними завтра? — даже на этот вопрос мы не знаем ответа. И все же хочется надеяться, что встреча с Церковью не пройдет для них бесследно.

Какие-то плоды мы видим и сейчас. В Приемнике есть ребята, которые вырастают на наших глазах, — из тех, кто постоянно, из года в год туда попадает. И вот по ним можно судить, что семечко, которое мы посеяли, хотя и не взошло, но живо. Кажется: ребенок вновь попадает в Приемник, значит, не все благополучно в его жизни. Но поговоришь с ним — и выясняется, что его интересы «на воле» формировались не без памяти о наших занятиях. Иной раз, встречаясь с нами вновь, они представляют своеобразный отчет за истекший период: «Пока меня здесь не было, пока мы с вами не виделись, я прочитал такую-то книжку, услышал то-то, был в таком-то храме». В этом году на Пасху ребята своими силами даже устроили небольшое представление: приготовили нам сюрприз, так как мы об этом ничего не знали. Главными закапельщиками этого мероприятия были наши давние знакомцы — «старожилы» ЦВИНПа.

Хотелось бы сказать о сотрудниках Приемника. Не всякий человек может понести тот труд, который несут они. Некоторых из тех, с кем мы там встретились в начале нашей деятельности, теперь уже нет, ушли. Но если человек задерживается в Приемнике надолго, то он, как правило, — борец за идею, борец за этих ребят. Сотрудники доброжелательны не только к детям ЦВИНПа, но и к нам. Как бы они ни относились к христианству, к Церкви, но, понимая, что для детей это полезно, они ждут нас и всячески помогают. Поэтому и имеется у нас возможность туда ездить.

Отцы, матери, дети. Протоиерей Аркадий Шатов

Сейчас очень любят громкие названия: у нас уже не институты какие-нибудь, а университет или академия, не ПТУ, а какой-нибудь колледж… Так что сегодня — не родительское собрание, а педагогическая конференция. И поскольку это конференция, то я свой доклад назвал тоже очень серьезно: «Цели православной педагогики и пути их достижения». Но боюсь, что получится, как всегда в постсоветское время: заявлено много, а сказано мало.

Начнем не с целей, а с тех путей, на которых эти цели осуществляются. Я, надо сказать, очень долго мучился над таким вопросом: как в процессе воспитания строгость соединить с любовью. Замечательный старец отец Павел (Троицкий) писал, что здесь нет ничего сложного, что это соединяется легко и просто, а я никак этого не мог понять и даже сформулировать. Но все-таки попытаюсь сказать, что дети должны воспитываться в некоем — я прошу не подозревать меня в каких-то неправославных взглядах, будто бы я экстрасенс какой-то или еще что-то в этом роде — энергетическом поле любви. И это поле любви должно быть создано семьей, общиной, любым коллективом, в котором проходит воспитательный процесс. Семья обычно состоит из двух человек — я говорю об общих принципах, конечно же, в жизни все не так легко, о конкретных случаях мы потом тоже поговорим. И вот, поле любви должно быть полем педагогической деятельности, и христианская педагогическая деятельность должна являть Божественную любовь, должна явить ребенку Того, Кто есть Любовь в Своем Существе. Вне этого поля, вне этой энергетики, если хотите, никакая христианская, православная педагогическая деятельность невозможна; это мы должны обязательно отметить для начала. Сама строгость педагогических приемов и подхода к ребенку вытекает из этой любви, неразрывно с ней связана. Строгими — и очень строгими — мы должны быть к детям тогда, когда они совершают плохие поступки, а остальное время дети должны находиться в поле любви.

Иногда получается так, что мы за нашими детьми — в воскресной школе, в училище, в храме, в семье — все время следим, подозреваем их, как бы они чего плохого не сделали, смотрим за ними, как некие милиционеры, и хотя они еще ничего такого не сделали, уже ожидаем, что они сделают что-то плохое. Мы так часто придираемся к нашим детям, а строгость, правильно соединенная с любовью, применяется в экстремальных случаях, когда ребенка нужно остановить, удержать. Все остальное время должна действовать любовь, любовь неиссякаемая, непрекращающаяся и все покрывающая, любовь, которая призвана явить детям милосердие Божие. Строгость эта должна быть обязательно разумной и рассчитанной; строгость — это не грубость и не жестокость, это — постоянство правил, это неуступчивость в тех случаях, когда дети стремятся выйти из послушания. Сама эта рассчитанность, конечно, не исключает непосредственной, живой реакции на поступок ребенка. Рассудительность должна ограничивать излишнюю эмоциональность и совершенно отсекать раздражительность и гневливость. Вот так я бы определил основной принцип сочетания любви и строгости в воспитательном процессе.

Если говорить о целях воспитания детей, то прежде, чем эти цели сформулировать, нужно сказать, что воспитательный процесс характеризуется законченностью во времени. Хотя ребенок может быть с нами довольно долго и до конца жизни должен почитать своих родителей, но все-таки само воспитание укладывается в какие-то временные пределы: дети нам даны на воспитание на время детства, и мы должны подготовить их к свободе взрослого возраста. Мы воспитываем детей, как пишет отец Василий Зеньковский, подготавливая их к свободе осознания себя во Христе. Наши педагогические приемы, методы воздействия, рамки, в которых находятся дети, в конце концов будут сняты, и ребенок останется свободным. Главная наша задача — научить детей правильному общению с Живым Богом-Троицей, так рассказать им об искупительной Жертве Христа, чтобы этот рассказ запечатлелся в их сердце, а не только в сознании, дать им понятие о духовной жизни, воспитывать их в исполнении заповедей, помочь им осознать себя членами Православной Церкви через вхождение в жизнь приходской общины. Вот те задачи, которые стоят перед нами. И мы, конечно же, должны не просто рассказать им о вере, а должны эту веру прежде всего явить. И прежде чем говорить о воспитательных методах и приемах, об особенностях воспитательного процесса, нужно сказать, что не может научить чему-то тот, кто сам этого не умеет. Мы не можем дать ребенку то, чем сами не обладаем, не можем помочь ему родиться свыше, родиться духовно, если сами для духовной жизни не родились. Есть замечательная пословица, которую мы все время вспоминаем, когда говорим о воспитании детей: «От осинки не родятся апельсинки». И сделать из них настоящих христиан мы не можем, если сами таковыми не являемся. Поэтому прежде чем нам приступить к воспитанию детей, нужно обязательно спросить себя, кто мы есть, как мы живем, и, наверное, это нужно делать не просто перед началом воспитательного процесса, а постоянно; всегда во время общения с детьми контролировать себя и смотреть за тем, что мы сами из себя представляем.

Конечно, можно впасть в другую крайность и сказать: ну кто я такой? как я могу воспитывать детей? я же хуже них, они такие замечательные, они такие хорошие. У нас был случай как раз в этом зале: дети после службы занимались с нашими педагогами и стоял страшный шум, так что было слышно даже в храме. Здесь было два педагога, двое мужчин, которые пытались с ними заниматься, а дети от них убегали, они их ловили, в общем, была странная ситуация. Потом я попросил их подойти ко мне в кабинет и спросил, что здесь происходит. И один из них сказал: «Ну, они как тараканы: одного возьму, а другие все убегают, я их не могу больше двух удержать». Я говорю: «Надо с ними построже». — «Ну кто я такой, батюшка, чтобы с ними быть построже! Да я такой грешник! Хуже нет. Ну как я могу им что-нибудь строго сказать?».

Конечно же, мы с вами можем сказать, что дети во многом лучше нас. Общение с детьми само по себе может нам помочь стать лучше. Господь ставит нам в пример детей, говорит, что таковых есть Царство Небесное (см. Мф 19:14), что кто не примет Царствие Божие, как дитя, не войдет в него (см. Лк 18:17), поэтому нам следует учиться у детей живости восприятия, простоте. Какие-то вещи, даже духовные, они понимают лучше, чем мы, обремененные многими грехами. Но это совсем не значит, что мы, осознавая себя грешниками, не должны заниматься их воспитанием. Просто мы должны понять, что если хотим чему-то их научить, нам самим нужно двигаться по пути духовного развития и совершенствования, быть подвижниками, хоть мы и грешники: хотя бы на один миллиметр, но двинуться сегодня вперед, хоть что-то сделать, хотя бы не отступить. Это обязательно должно присутствовать в нашем сознании. А общение с детьми, с такими замечательными существами, конечно, кроме всего прочего, радостно и интересно. И настоящий педагог от этого общения, от воспитательного процесса получает не только горечь и головную боль, но и неподдельную радость, — как радуется мать, которая воспитывает ребенка.

Что главное в жизни православного человека? Что главное в жизни, в воспитании маленького ребенка? — Участие в богослужении, исполнение заповедей, навык послушания. Я думаю, что слова одного старца, который жил на Афоне и подготовил множество учеников, применимы не только к духовным отцам, но и к родителям. Этот старец говорил своему духовному чаду: «Если когда-нибудь Бог приведет в твои руки каких-то духовных чад, ты учи их самому главному: учи их молитве, а молитва научит их всему остальному». И если мы хотим воспитать своих детей в вере, воспитать их православными христианами, наша задача заключается в том, чтобы помочь им обрести общение с Живым Богом, Который есть Троица. И прежде всего — научить их молиться. Общение с Богом станет основой всей их дальнейшей жизни, и из этого вытекают и все остальные задачи, которые стоят перед православным воспитателем или перед православными родителями. Нельзя просто научить детей молиться, нужно, чтобы менялась их жизнь, менялись отношения с людьми, чтобы они воспитывались и эстетически, любили красоту, понимали красоту, — все это будет связано с молитвой, но все-таки молитва должна быть основой. И, конечно же, нужно явить ребенку христианскую веру, явить ему такую полную жизнь, христианскую, настоящую жизнь, которая поможет устоять, когда мир предложит ему всевозможные соблазны, — жизнь радостную, исполненную любви, трудную, подвижническую христианскую жизнь, интересную и подлинную. Если они ощутят ее в своих близких, если увидят в лицах своих родителей, их знакомых, в христианской общине, — конечно же, тогда они устоят перед соблазнами, в которых лишь внешне красивая ложь, а за ней ничего не скрывается, за ней на самом деле смерть, потому что все грехи, соблазны, которые существуют в мире, это путь к смерти. Познав эту истинную жизнь в детстве, от родителей, они, сравнивая то, что видели в детстве, с тем, что им предлагает мир, не знающий Христа, конечно же, сделают правильный выбор; главное — показать им пример истинной молитвы, который и будет основой воспитания.

Отец Таврион (Батозский), замечательный подвижник, говоря о воспитании детей, приводил пример из Достоевского: была семья Карамазовых, не очень хорошая, прямо скажем, совсем неблагополучная семья, и в этой семье был замечательный мальчик — Алеша. Он был воспитан своей матерью, а потом воспитывался у чужих людей. И единственное его детское воспоминание — как мать протягивает его к иконе Божией Матери и молится за него, просит, чтобы Божия Матерь взяла его под Свою защиту. Вот та основа, которая была положена матерью при самом начале его сознательной жизни.

Есть другой пример. Один ныне живущий добрый пастырь как-то мне рассказывал, что у него был крестный, замечательный человек. Однажды в детстве он увидел, как крестный молится, и никогда больше не видел, чтобы человек так молился. Может быть, это действительно так, а может — это такое сильное детское впечатление, ни с чем другим уже несравнимое. И в душу ребенка западает, когда он видит, знает, чувствует и понимает, что родители молятся о нем.

Конечно, не нужно специально показывать, как надо молиться. Молитва — это не показное действо, а внутренняя обращенность души к Богу. И если эта обращенность у вас будет, ребенок почувствует это, поймет, что для вас это главное, вы этим живете, в этом источник ваших радостей, ваших сил, вы прибегаете к Богу во всех экстремальных случаях… В этом нужно, может быть, немножко помочь ребенку, чтобы молитва была не просто формальностью, а чтобы ребенок молился вместе с вами тогда, когда что-то случилось, радостное или печальное, когда кто-то заболел, или наоборот, когда нужно поблагодарить Бога за какую-то радость. Молитва должна сопровождать всю нашу жизнь. И ребенка нужно тоже к этому приучать; это научит его обращаться к Богу всегда, во всех случаях жизни.

Кроме этого необходимо помочь ребенку совершать молитвенное правило; в начале детского пути, наверное, нужно молиться вместе с ним, но как можно скорее должен наступить тот момент, когда ребенок уже молится самостоятельно. Я знаю от наших прихожан, что многие заставляют дома детей молиться вместе с ними, а когда приходят с ними в храм, в место общей молитвы — то здесь они от ребенка отделяются, встают в угол, а ребенок делает что хочет. А должно быть обратное. Дома нужно помочь ребенку молиться самому, нужно научить его дома обращаться к Богу, чтобы это была его личная обращенность, можно начать вместе с ним, затем научить его, как правильно молиться, и очень нежно, аккуратно, ласково, деликатно помогать ему в том, чтобы эта молитва укрепилась в его душе. А когда вы приходите с ребенком в храм, то нужно объяснить ребенку, что здесь общая молитва; можно как раз стоять рядом с ребенком, объяснять ему какие-то части богослужения, можно вместе с ним поставить свечку, объяснить ему, как это делается, и помолиться перед иконой. Здесь можно подсказать ему, когда встать на колени, когда петь «Отче наш», подсказать: «Вот сейчас, слышишь, батюшка молится о болящих, читает молитву о болящих. И ты тоже помолись». Тогда богослужение будет для ребенка более понятным, более близким, не чем-то таким, что нужно отстоять и поскорее убежать. А храм не будет местом, где он встречается со своими сверстниками и с ними где-то в уголочке начинает обсуждать свои дела; он поймет, что мы собрались, чтобы молиться Богу все вместе.

Общая молитва нуждается в том, чтобы вы были рядом с ребенком. Поэтому в храме нужно быть рядом с ним, особенно когда он идет причащаться, объяснить ему, как подходить к чаше, как от чаши отходить, что значит прикладываться ко кресту; объяснить смысл священнодействий, которые совершаются в храме. Вот здесь нужно ему помогать, сопровождать его, ему нужна помощь, потому что он пока еще не умеет общаться с Богом и для него общаться со сверстниками или с теми или другими предметами в храме легче, чем обратиться к Богу.

Если говорить об участии детей в богослужении, то дети всю материальную культуру Церкви воспринимают живее и глубже, чем мы. Многие из нас пришли к вере, будучи людьми взрослыми, пришли, так сказать, от какой-то идеи, пришли в поисках истины, пришли еще как-то, а дети могут прийти к Богу, приходя в храм, при помощи тех материальных предметов, которые освящаются Церковью. В Церкви есть множество традиций, обрядов, обычаев, которые ребенку могут быть вполне понятны, могут открыть ему красоту, многообразие православного богослужения: свечи, ладан, лампады, иконы, просфоры и обряды освящения яблок, воды, меда, вербы, березки. Если все это правильно объяснить ребенку, то ему будет легче воспринимать богослужение. Он будет ждать, когда же придет Троица, пусть даже он будет ждать, чтобы храм украсили березками, но он будет понимать, что это значит, и через это, через внешние предметы, которые вполне ему доступны и понятны (гораздо более доступны, чем наши абстрактные утверждения или отвлеченные рассказы, не касающиеся сердца), он будет воспринимать церковную жизнь, он к этой жизни приобщится. Мне кажется, нужно обязательно знакомить ребенка с обрядами и обычаями, через это приводить к вере. Можно это делать и дома: освящение дома, день ангела. Рождество, Богоявление. Взять святую воду, окропить с ребенком весь дом, торжественно пропеть тропарь. Принимая в этом участие, он будет понимать, что церковные службы красивы, радостны, в них много очень важного и понятного.

Если мы сами нарушаем заповедь Божию, которая говорит, что шесть дней нужно делать дела свои, а седьмой день посвятить Господу Богу, если жизнь нашей семьи не подчиняется этому ритму, который установлен Богом, то трудно будет ребенку удержаться в Церкви, потому что если нарушить этот ритм, если он увидит, что в воскресенье можно не идти в храм, можно заняться чем-то еще, какой-то работой на участке, поспать подольше, еще что-то сделать, а храм — это в общем необязательно, то он очень легко это воспримет и, когда богослужение ему в какой-то момент станет неинтересно, — бывает в жизни, когда что-то даже очень важное делается почему-то вдруг неинтересным, жизнь наша душевная такая: то подъемы, то спады, эмоциональные или иные, — то он очень легко скажет, что это ему не нужно, не обязательно. Поэтому жизнь семьи должна подчиняться тому ритму, который установлен Самим Богом, и тогда ребенку будет естественно бывать в храме в воскресенье, у него даже вопросов не возникнет, зачем это нужно и почему. Без этого он будет чувствовать себя обделенным, так что если вы хотите, чтобы ваши дети остались в Церкви, то нужно, самим воспринять тот ритм, который в Церкви существует.

У нас есть примеры, как мне кажется, удачные, вовлечения детей в богослужение, — детей уже не маленьких, с которыми нужно ставить свечечки, давать им просфорочки, чтобы они ждали этого в конце службы, рассказывать им, что изображено на иконах, детей, которые еще не понимают смысла произносимых слов, — а детей, которые уже умеют читать и могут что-то понять в богослужении. Во времена доперестроечные, до того момента, когда наступило тысячелетие Руси, когда Церковь стала свободной, когда мы смогли заниматься с детьми в храме и устраивать на приходском и даже церковном уровне педагогические конференции, были опыты служения дома, скажем, всенощной. Я не говорю, что нам нужно всенощные служить дома, я просто вспоминаю, как всенощная служилась дома. Скажем, раньше, когда я служил за городом, я мог, конечно, поехать вечером, хотя служить должен был утром, но мне ехать туда два часа, семью не хочется оставлять, и я оставался в Москве. Иногда я шел в какой-то храм, а иногда мы служили всенощные дома. На них были мои дети, была матушка, и когда в комнате было человек пять или шесть, то богослужение совершалось как бы на глазах детей, они были ближе к священнику, видели перед собой богослужебные книги, они сами участвовали в чтении, в пении. И через это богослужение делалось для них более понятным.

Я знаю и рассказы других людей, как через такое служение дома каких-то служб, всенощных, иногда даже в отсутствие священника (в пятидесятые годы нельзя было без угрозы лишиться работы постоянно ходить в храм, и еще разные были причины, по которым иногда люди молились дома), богослужение делалось более понятным для детей. Они не просто приходили в храм, вставали где-то за колонной и с ноги на ногу переминались, как у нас многие дети, а стояли на клиросе и в службе участвовали, и к службе приобщались. У нас и в наше время есть такой пример, это наше служение в приютском храме, где службы совершаются с участием детей. Дети сами встают на клирос, смотрят в книги, поют, им это интересно. И служба совершается, немножко применяясь к их немощам, поется, например, то, что должно читаться, чтобы дети в этом легче участвовали. Вообще детям иногда легче, когда они собираются вместе, не читать молитвы и слушать, что читают, а петь всем вместе. Раньше в приходских храмах существовали такие песенные чинопоследования, которые включали в себя не чтение молитв, а пение всем храмом. И детям, когда они поют все вместе, это помогает приобщиться к службе, служба не кажется такой скучной, длинной. Когда они поют слова, они волей-неволей проникаются их смыслом.

Есть и другие формы приобщения детей к богослужению. Создаются детские хоры, мальчики прислуживают в алтаре, девочки в храме ухаживают за подсвечниками, дети убираются в храме после службы и через это тоже участвуют в подготовке храма к богослужению. Мы стараемся это делать, но нужно сказать и об опасности, которая заключается в том, что если ребенка просто ввести в алтарь, особенно если ввести еще второго и третьего, как это делается в некоторых храмах, то дети, предоставленные сами себе — им нужно выйти со свечой, им это очень нравится, — все остальное время не молятся, хотя находятся рядом со святыней; находиться рядом со святыней и не благоговеть перед ней нельзя, от этого человек теряет страх Божий. И дети теряют страх Божий и ведут себя безобразно. Вот это привыкание к святыне, потеря благоговения, — вещь очень опасная. Поэтому мы в нашем храме стараемся особенно мальчиков в алтарь не приглашать, потому что это может потом отозваться чем-то иным. Нужно искать какие-то иные формы. Как это сделать, я не знаю. Может быть, надо создать детский хор, который пел бы отдельные песнопения всенощной, скажем, и стоял в храме с педагогом. Конечно, нельзя это делать искусственно; это должно быть естественно, как естественно было раньше молиться дома (сейчас это, конечно, смешно; как-то не совсем это ясно, неоправданно получается). Или, я помню, я служил в одном храме под Москвой, там у нас был детский хор, они пели Трисвятое на Литургии. До этого они спевались; начиналась Литургия, а они где-то спевались в отдельном помещении, а уже после малого входа, при пении тропарей, они все, — впереди шел регент, — входили в храм, вставали на место, пели Трисвятое и потом уходили заниматься дальше. Конечно же, как-то все это немножко странно.

В нашем приюте, где дети как-то участвуют в богослужениях, служить для них специальную детскую Литургию тоже было бы не совсем правильно. В некоторых храмах идут по этому пути католики служат какие-то там детские Литургии. Но Литургия не может быть детской, монашеской, сестринской. Литургия всегда одна. Литургия есть великое Таинство, и нельзя к ней применить никакой иной термин, не может она быть иной. Бывает воскресная Литургия, когда собирается вся община, или Пасхальная Литургия, которая совершается раз в год, ночью, и являет собой центр годового богослужебного круга. Но служить какие-то служебные Литургии, заупокойные Литургии, или еще что-то такое, конечно, как-то странно. Это некое принижение; нельзя из Литургии сделать что-то игрушечное, детское, приближенное к пониманию детей, это, наверное, будет неправильно. Но вот, скажем, в нашем приюте есть домовый храм, и можно приходить туда с детьми на службы, — не всем, естественно, если сразу все дети придут, они там не поместятся, — но отдельными группами.

Во всяком случае надо думать: как сделать так, чтобы служба стала более понятна для ребенка. Если каждый из тех, у кого есть дети, будет вместе с ними стоять на службе, ощущать себя в единстве со всеми и тихонечко им что-то объяснять, помогать им осознать службу, тогда даже не нужно будет никаких специальных занятий.

Конечно же, с детьми нужно беседовать, нужно помочь им осознать свою веру. Вера у ребенка может быть очень сильной, очень живой, очень глубокой, очень действенной. Но ребенок — он на то и ребенок, что он не вполне обладает своим сознанием, рассудком, и нужно помочь ему осознать свою веру. Осознанию ребенком веры, которая в нем есть, и служат беседы с детьми. О чем и как можно беседовать с детьми? Я думаю, что самая лучшая форма бесед с маленькими детьми — это пересказ им житий святых; на примере святых можно беседовать о вере. Я думаю, родители обязательно должны рассказывать детям о годовых праздниках. Эти рассказы могут повторяться каждый год, особенно для маленьких детей. Как выяснилось на моем опыте, дети в возрасте трех лет запоминают какие-то яркие образы, но вот связный рассказ, сюжет они не запоминают. Я говорю: «Ты помнишь, что я тебе рассказывал тогда-то о том-то?». — «Нет, я не помню». — «Ты помнишь, мы с тобой ходили, видели какой-то спектакль?». — «Ну, я помню, там птица какая-то была, а что там было, я ничего не помню». Но тем не менее эти рассказы должны быть обязательно, потому что они накладываются один на другой и остаются в сознании ребенка, может быть, на подсознательном уровне, дают возможность на будущий год рассказать им о том же самом, только более глубоко.

Конечно же, прежде чем дать ребенку самостоятельно читать Евангелие, нужно пересказать основные евангельские события, чтобы ребенок уже что-то знал о Евангелии. Это тоже задача родителей. Самостоятельное чтение Евангелия должно входить у детей более взрослых в молитвенное правило. Нужно решать с духовником отдельно, когда ребенок может начать самостоятельно читать Евангелие. Конечно, это должно исходить и от ребенка тоже, он должен хотеть читать Евангелие. Вот у нас в приюте ко мне девочки подходили: «Батюшка, благословите меня Евангелие начать читать». Одна даже подошла и говорит: «Батюшка, можно я буду Псалтирь читать?». И вообще все воспитание должно быть построено так, чтобы ребенок хотел участвовать в богослужении, хотел молиться, читать, слышать рассказы о Церкви, о духовной жизни. Если происходит обратное, значит, что-то в вашем отношении к ребенку, в ваших действиях неправильно, что-то нужно обязательно менять; нужно об этом думать и перестраиваться. Потому что если нет в ребенке этого желания, если для него пойти на службу это наказание, а не радость, то это очень плохо.

Чтение книг нужно начинать с детьми очень осторожно. Я помню, отец Павел (Троицкий) писал одной девочке в письмах, что духовные книги и жития святых ей читать пока не нужно, лучше читать пока обычные хорошие книги. Не нужно бояться светской литературы, хорошей и доброй, потому что ребенку она понятней; ему иногда понятней рассказы, чем жития святых или другие духовные книги. Не нужно заранее делать ребенка взрослым человеком. Нельзя с него спрашивать в детстве то, чего мы с вами сами иногда исполнить не можем. Здесь нужно быть очень осторожными.

Большой проблемой остаются занятия в воскресной школе и в других учебных заведениях Законом Божиим. Это вещь очень сложная, очень трудная, очень опасная даже, я бы сказал. И об этом нужно говорить особенно.

Я наметил основные проблемы научения детей общению с Богом. Мне кажется, что здесь можно остановиться.

Из задачи научения детей вере, общению с Богом вытекает следующая задача. Мы знаем слова апостола Иоанна Богослова, что если кто не любит своих ближних, брата своего ненавидит, а говорит, «я люблю Бога», тот лжец (см. 1 Ин 4:20). И поэтому нельзя научить ребенка вере в Бога и не научить его любить ближних. Это должно вытекать из первой задачи и обязательно быть с ней связано. Главное, что мы хотим, пусть даже нас назовут фанатиками, — научить ребенка вере, научить его общению с Богом. Но нельзя этого сделать, не научив его любить других. Значит, эта вторая, этическая задача вытекает из первого круга проблем, которые мы должны решить. И точно так же, как в религиозной жизни, в этой этической сфере главное значение для детей имеет отношение родителей между собой.

Что первое ребенок видит в своей жизни, как ему учиться этике, как он учится правильно относиться к другим людям? Он видит, как мама и папа ругаются, как они дерутся, и этим закладываются основы его отношения к другим. Он считает, что так нужно поступать со своим ближним. А когда ему говорят, что нужно любить, он понимает, что нужно говорить «надо любить», а при этом любить не нужно, а драться нужно обязательно. И здесь ничего не сделаешь; ребенка нельзя обмануть. Он видит и понимает глубже, чем нам кажется. В какой-то момент его можно обмануть, но в конце концов он поймет, где истина, где правда, и отношение его к другим людям определится тем, как относятся друг к другу родители, как это с родителями происходит. И то, как мама и папа относятся друг к другу, накладывает отпечаток на ребенка. Как мы относимся к нашим родителям, к бабушкам и к дедушкам, он тоже в конце концов спроецирует на себя. «Вот, мама, ты говоришь, чтобы я тебя уважал, а ты с бабушкой как разговариваешь». Разговоры о знакомых, отношения с другими взрослыми людьми — вот что формирует отношение к ближнему у наших детей, а не выучивание заповедей, не объяснение их. Это главное для детей, потому что они же живут — знаете, как люди говорят, ну, а по жизни-то как? то есть, ясно — святые там, это некая сказка о каких-то идеальных людях, где-то они когда-то были, сейчас где-то старцы в монастырях живут… Ну, а по жизни-то как? ну, заповеди там, конечно, нельзя аборты делать, ну, а по жизни-то как? И ребенок тоже так же живет. В жизни-то как?

Главное, что ребенок в себя вбирает — это жизнь. Один мой друг-священник поделился со мной своим пониманием того, что его сформировало в детстве. В дом к его родителям приходило очень много интересных людей, замечательных, хороших, и он все время сидел и слушал их разговоры. У них была одна комната, коммунальная квартира. Он всегда находился при взрослых людях. Вот что сделало его, то доброе, что в нем есть. И я вижу, что дети, которые воспитываются в нашем приюте, где взрослых очень много, где есть некая перенасыщенность взрослыми людьми, в этом смысле счастливее наших детей, которые живут в неполных семьях или в семьях, где один ребенок, в семьях, которые живут замкнуто, в семьях, у которых нет близких знакомых, в семьях, где люди не встречаются за столом для дружеской беседы. Вот эти дети обделены, потому что они не видят, как взрослые люди общаются между собой. Взрослое общение ребенком воспринимается. Если общаются люди хорошие, добрые, то, конечно же, это ребенка формирует. И поэтому мы должны думать о том, как мы относимся к нашим ближним. В одной семье вырос ребенок, не очень удачный, и я думаю, это потому, что мама очень любила всякие разговоры о своих близких, о школе, о педагогах. А для ребенка ничто не проходит мимо, его душа гораздо более восприимчива, чем наша. Мы можем вроде бы просто так сказать, а потом покаяться. А ребенок — у него душа цельная; одно неудачно сказанное слово может проникнуть очень глубоко и произвести в душе ребенка разрушительные действия.

Первое, чему нужно научить ребенка в отношениях к ближним — это отношение к духовнику, коль скоро мы говорим о православном воспитании ребенка, православной педагогике. Духовник — это для ребенка даже больше, чем отец и мать. Это непререкаемый авторитет, это человек, через которого ребенок узнает волю Божию. И если такого отношения к духовнику нет у родителей, то его не будет и у детей. Если ребенок ходит на исповедь, а родители говорят: «Ну, ничего, мы батюшке не скажем», или что-нибудь нелестное говорят о батюшке, даже если просто в семье нет благоговейного отношения к духовнику, то ребенок многое теряет. В нем не будет заложена основа правильного отношения к духовнику как к человеку, через которого осуществляется его связь с Богом, которому он исповедуется, причащается из его рук. Для ребенка это настолько важно… Я шел как-то по деревне, и какая-то девочка говорит другой: «Смотри, смотри, вон Бог пошел». У ребенка все очень связано, гораздо более связано, чем у нас. Мы-то знаем, что батюшка, может быть, покушать любит, в общем, человек он, как и мы. Разные батюшки бывают. А у ребенка не так. Для него священник — это что-то особенное, он его иначе воспринимает, тоньше чувствует. И в семьях отношение к духовнику не должно быть нарочитым, не надо на всех стенах вешать портрет духовника, это совершенно необязательно, но в семьях, где есть глубокое, благоговейное отношение к духовнику, это помогает воспитывать детей. Я знаю семьи, где это помогло воспитать детей. Я очень почитаю священника, у которого исповедуются мои дети, и считаю, что их связь с ним — это то, что их спасает и помогает им пережить особенно трудный переходный возраст.

Те, у кого дети еще маленькие, должны знать, что их ждет очень трудное испытание, когда начнется нестроение в душе бедного ребенка и родители перестанут для него значить что бы то ни было. Когда ребенок ходит в школу, учитель бывает важнее, чем мать. Я помню, как моя дочь говорила про учительницу; учительница, судя по ее пересказу, сделала неправильное ударение, я поправил, а дочь с таким подозрением на меня посмотрела: «А нам учительница сказала, что надо говорить вот так». И я понял, что уже немножко отодвинут этой учительницей, что она для ребенка очень важна: первый класс, первая учительница. Смена авторитетов у ребенка обязательно произойдет, и если у него не будет духовника, то с ним могут произойти тяжелые и страшные события.

У нас, к сожалению, совершенно неустроен институт крестных. Но тем не менее, если помечтать (хотя мечтать грех, но о хорошем, может быть, и можно), то институт крестных должен помочь родителям в духовном православном воспитании. Крестные могут нести на себе очень важную нагрузку. В конце концов ребенок видит недостатки родителей, он с ними вместе живет. Пока он маленький, мама для него самая красивая, самая лучшая. Но когда он подрастает, он видит, что мама не Венера Милосская и папа тоже не Аполлон… А крестный, с которым он не связан плотскими узами, не заставляет его чистить зубы, делать всякие неприятные вещи; крестные предназначены для духовного воспитания, и если бы были настоящие крестные, задача духовного воспитания детей решалась бы легче.

Далее нужно было бы сказать об отношении к родителям, сверстникам, к младшим, об отношениях в общине, отношении к учителям, вообще ко взрослым, об отношениях полов (тема очень тонкая, а в наше время уже не только тонкая, но и грубая), об организации отношений в группе детей, — это все очень сложные и серьезные проблемы, на которых мы пока не будем останавливаться.

Давайте от этики перейдем к эстетике, к необходимости эстетического воспитания ребенка. Эта сфера очень важна, и ребенку необходимо явить красоту Божьего мира, которая видна в творении, которая присутствует в богослужении, в религиозном искусстве, в искусстве светском, — привить вкус к настоящей красоте. Если этого не сделать, если этот вкус у ребенка не вырабатывать с детства, то в конце концов он сам себе создаст какие-то эстетические категории, будет считать, что красиво — это когда кольцо в носу, когда разрез на юбке. Он будет считать, что красиво и хорошо, когда музыка громко звучит, — в общем красив кич, массовое искусство, которое сейчас заполонило весь мир, а остальная культура — это что-то некрасивое.

Как научить ребенка? Мне кажется, сделать это можно очень просто, фиксируя его внимание на красоте: посмотри, какое красивое облако, какой красивый закат, какая красивая птичка, посмотри, какой красивый здесь аналойник, какое красивое облачение на престоле, послушай, как красиво поют соловьи, послушай, как замечательно поют в храме, и так далее. Сама фиксация внимания на этих явлениях, на отсветах красоты Божией, которая есть в этом мире, остановка взгляда, умение созерцать эту красоту, если это сделано вовремя, сформируют душу ребенка, сделают ее иной. Может быть, у ребенка и будет период увлечения какой-то музыкой, фильмами или еще чем-то таким — ребенок существо любопытное, это уже нам все малоинтересно и ничего не нужно, а ему все интересно, все хочется попробовать, все узнать — но, почувствовав, поняв, что это такое, он отбросит это, если будет воспитан в понимании красоты настоящей. То же касается и литературы. Нужно приучить ребенка, выработать в нем вкус к литературе. Читать хорошие книги вместе с ним, говорить об этом, вместе с ним слушать музыку, приобщать его к культуре. Без этого ребенок будет подвержен страшным соблазнам, потому что в наше время люди не нуждаются в том, чтобы много работать, у них много свободного времени. И массовая культура захватывает человека все больше и больше, вторгается в его сознание все наглее и грубее. И от этого воздействия — если у ребенка не будет внутреннего противоядия, если он не будет внутренне сформирован иначе — его нельзя будет уберечь.

Конечно же, нужно научить ребенка трудиться, правильно относиться к вещам, наладить его быт. Это тоже входит в воспитание. Если для монахов важно хранить свою совесть по отношению к вещам, как говорит авва Дорофей, то это важно и для ребенка, и нужно с него это требовать. В том, что касается этического воспитания ребенка, мне кажется возможным применять какое-то насилие в допустимых формах, какие-то формы наказания. Здесь нужно больше требовать, и ребенок, если это ему объяснить, поймет и сам отдаст себя в руки требовательного воспитателя.

Еще одна важная тема — воспитание ребенка в общине. Оно особенно важно сейчас, когда семьи разрушаются; сейчас, когда настоящих православных семей нет, когда в большинстве своем мы представляем из себя неофитов, которые не помнят своего детства, не знают, вернее, как в детстве ребенок переживает те или иные явления духовной жизни. Если есть здесь среди ваших знакомых люди, которых в детстве воспитывали, исходя из принципов православной педагогики, то было бы хорошо, если бы они рассказывали, как ребенок видит богослужение, как реагирует на то, что ему говорят о заповедях Божиих, как он первый раз исповедуется, что он переживает, что чувствует. У ребенка же не спросишь, он все осознает потом, сейчас у него пока чувства неосознанные, он не может их выразить до конца. Вот поэтому сейчас тем более, при всех наших общих недостатках, нам необходимо единое энергетическое поле любви, в котором мы должны соединиться вместе, решая те задачи, которые перед нами стоят.

Необходимо очень серьезно заниматься воспитанием детей в общине; особенно это важно для неполных, не целиком православных, неофитских семей, семей, где только один ребенок, потому что у единственного ребенка нет полноты общения с другими детьми. Для этого и нужно собираться на конференции, нужно серьезно заниматься воскресной школой, обязательно устраивать детский лагерь, в котором детей собирают вместе, лишив их на время вредного влияния и отдав на воспитание православным педагогам. Нужно совершать паломнические поездки и прогулки, нужно вместе праздновать праздники, нужно обязательно ходить друг к другу в гости. Нужно как-то налаживать общение, делать его православным, возрождать православные обычаи, обряды. Нужно приглашать батюшку к себе домой и вообще всячески трудиться.

Каждый из родителей должен во всей мере осознать тот объем требований, которые предлагает ему жизнь, встать перед лицом этих проблем, страшных, тяжелых, неразрешимых, которые он все-таки должен решить, если хочет воспитать своего ребенка и не снимать с себя ответственности за этого ребенка. Но можно разделить обязанности, и кто-то, например, может составить каталог книг, которые мы рекомендуем читать детям в таком-то возрасте, составить библиотеку. Дежурить по очереди в трапезной, следить за тем, чтобы дети хорошо себя вели. Дежурить в храме, чтобы дети чувствовали и некую строгость тоже. Помогать в поездках с детьми, устраивать лагерь. Детский лагерь без мужчин невозможен; это нельзя переложить на одних женщин. Мужчинам необходимо принимать участие в воспитании детей, мальчиков особенно. У кого-то, может быть, есть возможность внести какие-то деньги. Можно устраивать фильмотеки, предоставлять помещения для занятий, — словом, делать все для того, чтобы наши дети не погибли.

А главное, конечно, всем вместе хранить мирный дух, молиться о себе и о наших детях со слезами на Литургии и вместе трудиться над их воспитанием, осознавая единство цели, о которой я говорил.

Ответы на вопросы

— После причастия мальчик трех с половиной лет плохо себя ведет, его разбирает, он становится плохо управляемым. Что это и как. с этим бороться?

— Вопрос сложный, нужно разобраться, что происходит с этим мальчиком. И вообще, когда ребенок что-то плохо делает, нужно понять причину его поступков, чтобы правильно отреагировать. Ребенок не хочет пойти в храм. Почему? Если он не выспался, значит, нужно устроить его режим так, чтобы он мог поспать. Или он не хочет пойти в храм, потому что ему тяжело стоять, еще по какой-то причине: плохо себя чувствует, устал. Или просто у него такой каприз. Некоторые дети не хотят идти в храм, потому что они трудно встают рано утром. В соответствии с причиной и нужно решать, что с ним делать.

— Если ребенок, девочка, дерется с родителями по утрам, когда надо вставать в школу, что с ней делать? Не будешь же с утра наказывать, тем более, время ограничено.

— Я не знаю, как быть в данной ситуации, я своих детей никогда не заставлял вставать в школу. Я всегда говорил: «Хочешь опоздать? Пожалуйста, опаздывай. Я тебя разбудил, а ты как хочешь». Они привыкли к этому и всегда старались успевать в школу. Мне кажется, что детям надо просто раньше ложиться. Тогда будет все проще.

— Как помочь вернуться к вере подростку, юноше, который посещал раньше воскресную школу и храм, а теперь повзрослел и почти отошел от веры, по крайней мере внешне, стал даже озлобленным?

— Общий рецепт — это усердная молитва за ребенка, любовь к нему, невзирая на его состояние отлучения от Церкви, и, конечно, явление христианской жизни, радости этой христианской жизни. Ребенок должен понимать, что христианская жизнь — это не запреты, не нудные долгие молитвы, не непонятные богослужения. Он должен понимать, что христианская жизнь — это радость быть с Богом, это радость полной жизни во Христе. Это радость любви, радость общения с другими людьми, ничто этой радости не заменит. Если он это увидит, почувствует, то я думаю, что тогда он к вере вернется.

— Как приучать детей к труду? Есть ли разделение труда на мужской и женский? В условиях города женский труд есть, а вот мужской?

— Я думаю, что и в условиях города можно найти какой-то мужской труд, гвозди забивать, что-то переставлять или ремонтировать. Но в семье мальчик не должен чуждаться никакой работы. Если нужно посуду помыть — пусть моет. Хотя, с другой стороны, есть некое разделение, и ребенок должен воспитываться по правилам того пола, в котором рожден.

— Как воспитать в мальчике мужские качества: мужество, выносливость, ответственность? Ведь это будущий глава семьи! Его отец не является в этом смысле примером.

— Вопрос, конечно, тяжелый; наверное, это очень сложно. Можно воспитывать мальчика на примере крестного или педагога воскресной школы, или найти какой-то образ в литературе, и среди святых есть замечательные, мужественные личности. В XX веке есть рассказы о новомучениках, там есть яркие образы стойких, мужественных борцов за веру, удивительно крепких и сильных. Можно находить примеры в русской истории.

О важности воспитания в детях христианского отношения к миру и своему служению в нем. Беседа со священником Артемием Владимировым и с педагогом и психологом Евгением Куниным

Тема 1

Давайте поговорим о подготовке детей к будущей жизни в обществе — к несению ими своих общественных обязанностей, к выполнению ими, как христианами, своего долга по отношению к миру. Так случилось, что вопросы эти в прошедшие годы редко становились темой православной проповеди и почти совсем не освещались в литературе по христианскому воспитанию детей. Тем не менее, работать, учиться, поддерживать родственные связи и другие знакомства верующим неизбежно приходится в среде тех, кто не верит в Бога или придерживается иных религиозных взглядов. Особенно же остро эти вопросы встают перед православными сегодня, в обстоятельствах современной жизни, столь изобилующей соблазнами и противоречиями.

Прошедшие годы для большинства из нас, православных христиан, были годами активной церковной учебы. Формировалось новое мировоззрение, прививались навыки жизни в Церкви, накапливался пусть небольшой, но все же очень ценных собственный церковных опыт. Но, вместе с этим, малоисследованными остались те ситуации, в которых человеку верующему приходится вступать в деятельные взаимоотношения с миром, сотрудничать с окружающими нецерковными людьми и нести ответственность за обычные земные дела.

Уходить или не уходить со светской работы на церковную, совместим ли тот или иной род занятий с христианскими убеждениями, как построить отношения с неверующими сослуживцами, заявлять ли им о своей вере, идти ли на «повышение», необходим ли профессиональный рост, как быть, если коллега на работе — сектант, как относиться к службе в армии, за кого, наконец, голосовать на очередных выборах? Именно это волнует многих православных сегодня. Чтобы принять верное решение требуется какое-то особое умение быть «не от мира сего», одновременно пребывая в миру, особый взгляд на происходящее вокруг. И этому умению нам необходимо учиться и учить детей. Но ведь тому, чего не знаешь сам, невозможно научить другого. Родители не могут подготовить ребенка к жизни иначе, как показывая ему положительные примеры собственной жизни.

Какую же позицию занять нам самим и как ориентировать детей? Воспитывать ли их в установке на исключительно внутрицерковные контакты и интересы или учить прокладывать «дорогу в жизнь» по образу той, которой прошли мы, их мамы и папы, бабушки и дедушки? Какими представляются взаимоотношения христианина и современного мира с позиции вашего опыта, с точки зрения священника и психолога?

Отец Артемий: «Для христиан всех времен и народов в отношении своих обязанностей в миру священными остаются слова Самого Господа: „отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу“ (Мф. 22, 21). В них мы находим для себя разрешение загадки, как, оставаясь в миру, не быть плененными миром. Богу мы вверяем души свои и ради Него мы заботимся о чистоте своего сердца, а в отношении к обществу („кесарю“) мы при этом должны оставаться образцовыми и прилежными гражданами. И поэтому в детях прежде всего должны быть воспитываемы такие исходные понятия, как долг, ответственность, честь, порядочность. А закладываются начатки этих добродетелей ребенка в его отношении к ежедневному ученическому труду, ибо, снова же, по слову Господню „Верный в малом и во многом верен…“ (Лк. 16, 10).

Очевидно, что эдакий современный Митрофанушка, который лениво волочит за собой портфель, никогда не сможет стать человеком нужным и полезным для своей Родины. Поэтому очень важно развивать в детях прилежание, усидчивость и серьезное отношение к труду. Не нужно думать, будто воспитание духовного в детях никак не связано с их практическими навыками в труде и учебе. Дитя научится служить Господу лишь тогда, когда оно прежде привыкнет служить своим отцу и матери, служить ближним, служить Родине.

Неверно также думать, будто в отвержении мира заключается какая-то особая благочестивость. Что такое истинное благочестие, Можно понять из трудов древних христианских апологетов и мужей апостольских, отстаивавших свою веру среди жестоких гонений и ужасающей развращенности языческого мира. Замечательным письменным памятником такого рода служит „Послание к Диогнету“. В нем говорится о том, что в противоположность язычникам, христиане представляют собой единое целое. Они дружны, любвеобильны, готовы всегда прийти на помощь, деятельны, являются образцом гражданских добродетелей. Не случайно христиане в древнее время составляли лучшую, наиболее боеспособную часть войска. Как бы хотелось, чтобы и мы с вами, православные христиане XX века, старались хранить эту цельность жизни и деятельное благочестие, сияя, по слову Апостола Павла, подобно светилам среди развращенного мира!»

Евгений Кунин: «Как подготовить сегодняшнего ребенка ко вступлению во взрослую жизнь? В чем заключается эта его подготовленность: в отказе от контактов с неверующим окружением или в поиске каких-то особых форм сотрудничества с ним? (в социальном, конечно, а не в духовном смысле).

Религиозное воспитание ребенка, если оно правильно понимается и построено взрослыми, помимо привития веры и научения его основам христианского учения неизбежно несет в себе еще одну важную задачу — выведение воспитанника на творческое и ответственное служение по своему призванию. Все же социальные навыки психологически можно свести к трем основным: готовности к сотрудничеству с людьми (быть управляемым, управлять, сотрудничать в среде равных себе по чину), умению ответственно принимать решения и умению отзываться на нужду ближнего даже при том, что придется пожертвовать чем-то своим. Практика показывает, что в деле воспитания особую роль играет готовность или неготовность детей идти на контакт со взрослыми — именно от этого в сильной мере зависят их будущие личностные свойства. Имеющийся опыт позволяет различать 3 основные типа отношения к сотрудничеству с людьми вообще и детей со взрослыми, в частности. Обозначим их за отношение „беспризорных детей“, „сирот“, и „сыновей“ и подробнее рассмотрим в отдельности.

1. Тип „беспризорника“. Это дети, у которых на границе детского и подросткового возраста оборвалась внутренняя связь с родителями, которые наотрез отказались сотрудничать со взрослыми (чаще всего даже не отдавая себе отчета в этом), а тем более приходить за советом. Они, по сути, отказались от своего сыновства или дочеринства. В основе такого решения чаще всего лежат свойственные подростковому возраста гордыня и самомнение, но можно указать и другую причину, приводящую к конфликту. Для отказа от родительства у детей есть самые серьезные основания, ибо родители со своим родительским дело справляться не умеют и не хотят. Они настолько инфантильны и незрелы, что жизненного креста своего не берут и, в частности, не берут на себя своих родительских обязанностей.

К сожалению, на сегодня преобладают именно дети — „беспризорники“. И в этом нет ничего удивительного. Достаточно вспомнить катастрофическое положение дел в абсолютном большинстве семей (в том числе и в семьях верующих). Сказываются пробелы в воспитании самих родителей, которые были допущены их мамами и папами, теперешними бабушками и дедушками. Они не подготовили своих детей к отцовству и материнству, и те теперь воспроизводят усвоенную в детстве „модель“ в своих собственных семьях.

Отношение к материнству и отцовству, отношение к детству сильно изменилось в обществе, начиная где-то с 50-х годов. Детство превратилось в сугубую ценность, с которой неохота расставаться. Оно позволяет человеку не нести ответственности за свою жизнь, а нести эту ответственность действительно трудно, порой даже страшно. Долгие десятилетия в умах тщательно воспитывалось отношение к ребенку как к социальной единице более ценной, чем взрослый. Ему, ребенку, предназначался первый кусок. Не отцу, главе семьи, а именно ребенку! Эта идеология была с успехом воспринята и перенесена на семейный план. И сегодня, работая с внутрисемейными ситуациями как психолог, я часто предлагаю людям следующий вопрос: „Кому за вашим семейным столом достается первый и лучший кусок?“ Это своеобразный тест, демонстрирующий очень многое, демонстрирующий состояние сознания родителя. К сожалению, чаще всего ответы образцово-неудовлетворительные: „Первый и лучший кусок мы, забывая о себе, всегда отдаем детям!“

Как проявится неверная социальная ориентация ребенка в его взрослой жизни? Конечно же, не в том, что старшеклассник будет сосать соску, а студент института просить кормить его с ложечки. Дети вырастают телесно, развиваются в умственном плане, поступают учиться, приобретают профессиональные навыки, идут, наконец, работать, но в плане ответственности и готовности сотрудничать остаются на том же уровне 10–12 летнего ребенка. Вместе с физическим ростом выросло и их „я“. Они ощущают себя взрослыми людьми, которые вправе совершать важные действия и принимать важные решения — вступать в брак, рожать детей, занимать ответственные должности, но на самом деле пасуют перед лицом любых затруднений, ищут легких путей и, главное, совершенно не нацелены на сотрудничество с другими людьми, особенно с теми, кто выполняет роль наставническую, или руководящую — будь то преподаватель в институте, начальник на производстве или глава семьи — муж. Приходит такой „отказник-беспризорник“ на работу в светскую или в церковную сферу. Теперь он уже не мальчишка, а взрослый дядя, но только работать вместе с другими у него все равно не получается. Хорошо еще, если навыки и умения достаточны для того, чтобы в одиночку справляться с порученным делом. Но ведь существуют дела, которые обязательно нужно делать вместе с другими или, хотя бы, посоветовавшись с другими. Особенно, когда работа, как говорится, „не клеится“. Он специалист, это безусловно, столяр, завхоз или программист, никто от него этого не отнимает, но все же эту работу ему кто-то поручил, кто-то потом будет использовать ее результаты. Значит, обязательно нужно делать дело с оглядкой на других, подойдет ли такой результат им. А он работает так, будто это дело касается только его одного. И если уж допускает промах, то ни за что не признается в нем и не просит ничьей помощи, чтобы этот промах исправить. Вот так „беспризорщина“ может продолжаться всю жизнь. Чем большую квалификацию приобретет такой „беспризорник-специалист“, тем меньше с ним будет сладу. Он не привык к сотрудничеству, а тем более к наставничеству или послушанию.

Если приходится разбираться в ситуациях, в которых оказывается такой человек, всегда знаешь: все это случилось не вдруг, все это закладывалось гораздо раньше, в детстве. К 10–12 годам ребенок принял пусть не вполне осознанное, но все же решение, что в своей жизни он будет жить без участия родителей, что он не будет к ним обращаться ни с чем. Пусть даже ему будет плохо и будут случаться неприятности, но еще более трудным для него представляется поддержание глубоких отношений с родителями. Да это и не отношения вовсе. Это стучание в закрытую дверь родительской немощи. Внешне такой разрыв может выражаться не очень явно. Ребенок как будто находится в контакте с родителями, не покидает семью и даже находит некоторые общие интересы с родителями. Но внутренне отказ произошел. По-настоящему свободно ребенок чувствует себя только в среде себе подобных — таких же „беспризорников“, как и он сам. Своей настоящей жизнью он живет только во дворе, а родителям при этом демонстрируется внешне благополучный „фасад“. Здесь одно из объяснений так называемой „проблемы отцов и детей“ и „феномена молодежной субкультуры“[1].

2. Другой результат неудовлетворительной семейной ситуации — случай, когда ребенок, хотя и не находит контакта с родителями, все же не отрицает возможность такого контакта с другими взрослыми. В этом своем „сиротстве“ он ищет возможность восполнить дефицит родительства, ищет место пребывания и сообщество, способное стать для него приютом. Это совсем другое внутреннее устроение и, хотя такой тип „детей-сирот“ гораздо малочисленнее, чем тип „детей-беспризорников“, здесь уже возникают возможности для успешной воспитательной деятельности. Если, конечно, взрослые осознают необходимость их социальной реабилитации. В работе с „детьми-сиротами“ особая ответственность ложится на школы и другие общеобразовательные учреждения — кружки, секции, студии (поддержки со стороны родителей нет или почти нет). Поэтому педагогам необходимо строить свою образовательную структуру по принципу психологического приюта для детей. В обстановке такого приюта становится возможным движение детей к более совершенным „сыновским“ отношениям, пусть даже очень медленное и трудное, а в некоторых случаях даже удается „вытащить“ на уровень „сиротских“ отношений отдельных „детей-бепризорников“.

Бывает, однако, что родители, многое упустив вначале, к какому-то моменту все же „пробуждаются“, осознают ошибки и стремятся совместно с педагогами наверстать упущенное. Такие случае особенно характерны для православных школ, поскольку воцерковление родителей часто связано с осознанием ими своей родительской безответственности и желанием деятельно выразить свое покаяние. При этом нужно иметь в виду, что обе воспитующие стороны, учитель и родитель, зачастую неофиты, люди с небольшим духовным опытом, которые особенно склонны к максимализму и формализации воспитательного дела. Благо, если у такой школы есть мудрый наставник-духовник, который сумеет вовремя предупредить их от излишнего рвения, от желания во что бы то ни стало втиснуть ребенка в новые для него условия религиозной жизни и религиозного обучения.

О „сироте“ можно сказать, что внутренне он не склонен кому-либо доверять и доверяться, но при возникновении сложных обстоятельств ищет совета и поддержки более опытных людей, вступая, таким образом, с ними во временное сотрудничество: „Посмотри, что-то мне здесь не нравится. Может быть, ты поймешь, что в моей работе не так?“ Такой человек может понять и принять совет или управление делом, за которое он берется. Но хоть он и идет на контакт, все же это случается только при „острой производственной необходимости“, и такой контакт с ним будет оставаться только до тех пор, пока эта „производственная необходимость“ существует. „Сирота“ может управлять людьми и сам управляться начальствующими, но при этом отношения всегда несут в себе оттенок напряженности (через „не хочу“) и никогда не принимают глубины отеческого отношения или сыновней верности и привязанности.

3. Отношения „сыновства“ в готовом виде встречаются крайне редко, так как крайне редки в наше время здоровые в духовном отношении, укладные семьи. В „сыновской“ модели, в отличие от „сиротской“, ребенок находится в доверительно-открытом отношении к кому-то из взрослых, ему возможно принять другого человека как наставника вообще и потому общение носит совершенно открытый характер и острый повод для взаимодействия как таковой не нужен. Такой ребенок обращается ко взрослому не потому, что столкнулся с решением какой-то задачи, которая оказалась не под силу, но по устойчивому навыку к послушанию. Его душа требует того, чтобы ответственные решения принимались не по одному его субъективному мнению, но по каким-то более веским и ответственным причинам. Само собой разумеется, что и „отец“, будь это родной отец или другой наставник, должен состояться в своем отцовстве, должен соответствовать своей отцовской роли.

Здесь мы встречаемся с парадоксом: „беспризорник“ всегда делает все сам, но при этом его решения и действия носят незавершенный, несовершенный характер, тогда как „сыновское“ отношение хоть и строится на совете другого, не только не является уходом от ответственности, но, напротив, свидетельствует о деловой и духовной зрелости. В этом проявляется различие свободы внешней от свободы внутренней. Тот, кто стремится к свободе внешней, оказывается водим собственными прихотями и заблуждениями, а тот, кто ищет совета наставника и благословения свыше, счастливо преодолевает свои несовершенства. Социальные качества, таким образом, оказываются напрямую связанными с теми духовными добродетелями, которые мы хотим воспитать в ребенке. Готовность сотрудничать с другими людьми, служить им, воспитанная в детях, является той прочной основой, на которой возникает и растет их религиозное чувство. И наоборот, отказ от родительства трагически сказывается на способности любить Бога и послушаться Ему».

1. Это явление скорее можно назвать феноменом подростковой цивилизации, существующей параллельно с миром взрослых и отделенной во всем от участия взрослых. Взрослый мир отчасти имитируется, а отчасти отвергается и ни о каком сотрудничестве со взрослыми как с людьми более опытными в среде «беспризорников» не может быть и речи. Возможный воспитательный выход в этом случае — постепенный перевод отношений в русло «сиротских» усилиями одного из взрослых, желательно воцерковленного и имеющего педагогические способности и опыт ^

Тема 2

В последнее время одно из самых заметных явлений в среде православных — их, если можно так назвать, «исход из мира». Я не имею в виду случаи, когда люди избирают монашеский путь. Речь идет о тех ситуациях, когда миряне, имеющие семьи, работу, друзей из числа неверующих людей, вдруг круто разворачиваются во взглядах на свои социальные связи и перестают видеть какой-либо смысл в успехах на работе, профессиональном совершенствовании, поддержании контактов с недавними друзьями. Бывает, что даже вовсе уходят с работы, а иногда под угрозой развала оказываются семьи, в которых один супруг обрел веру, а другой супруг — нет. Таким людям, как привило, свойственно очень часто посещать церковные службы, много молиться дома, читать Святых Отцов, то и дело ездить за «вразумлениями» по монастырям и к старцам. В том же духе наставляют и детей. При этом рабочие и семейные обязанности воспринимаются как нечто отвлекающее от духовных целей. Являются ли эти настроения естественной реакцией верующего человека на сложные условия современной жизни, или это явление все-таки нужно понимать как искаженное понимание добродетелей и благочестия, искание легких путей и сигнал духовного неблагополучия для самого христианина?

Отец Артемий: «Подобный эскапизм (стремление убежать со своего места) — явление, распространенное среди христиан, хотя его едва ли можно назвать христианским, православным по духу. Чем объяснить его? С одной стороны — развращением мира, с которым христианин не хочет иметь ничего общего, с другой стороны — слабостью и развращенностью человеческой воли, что свойственно не только безбожникам, погрязшим во мраке своих страстей, но и людям верующим. Увы, с обретением человеком веры моментальной и бесповоротной перемены в нем к лучшему обычно не происходит. Одно дело осудить в себе старое (что тоже бывает непросто), а совсем другое дело — построить в себе новое. Воздвигнуть в себе новый ум, новые чувства и новую волю, освященную благодатию Святого Духа. Поэтому вполне понятно, что люди, пришедшие к вере, привносят с собой в Церковь те страсти, которые были нажиты ими еще в языческий период их жизни.

Как пастырь, я хорошо вижу, что главным несчастьем для человека бывает себялюбие и излишняя обращенность к собственному „я“. От эгоизма проистекают все душевные болезни. Человек, еще в детстве заболевший „ячеством“, как правило, имеет холодный расчетливый ум и очерствленное самолюбием сердце. Как это ни удивительно, у людей православных порой такое настроение бывает особенно устойчивым и сильным, поскольку прикрывается каким-то химерическим благочестием, необходимостью „работать над собой“. Такой человек уходит внутрь себя, забывая о тех, кто находится рядом. Он легко теряет друзей, остается один, носясь с собою, как с писаной торбой. Он и Богу неприятен, и для семьи непереносим, и людям смешон.

Подобная замкнутость, обращенность на себя должна быть преодолеваема еще в детстве. И ничто не влияет столь благотворно на воспитание благородства и сочувствия к людям, как большая хорошая дружба в детские годы, не омрачаемая постоянными придирками, ссорами и подозрениями. Поэтому родителям и воспитателям пуще огня нужно бояться развить в своем ребенке подозрительность, склонность копаться в недостатках окружающих. Это непременно скажется на его умении дружить вообще. Взрослые, которые позволяют себе в присутствии ребенка рассуждать о греховности того или иного поступка его товарища, вместо благой цели — научения различать помысли и поступки — рискуют вырастить из своего дитяти зануду и критикана.

В вопросе подбора друзей, как и во всем деле воспитания, очень важна мера. Подозрительность — это грех, а осторожность — это добродетель. Поэтому, если общение нашего ребенка с кем-либо из его окружения видимо развращает его, отбивает у него вкус к духовному — в нас не должно быть места благодушию и мы обязаны помочь своему чаду избавиться от дурной компании, исхищая его из порочной среды. Никто ведь из нас не хочет, чтобы его сын или дочь были растлены юными развратниками или утянуты в мафиозную подворотню.

Но умение дружить — это умение любить еще кого-то кроме самого себя. А любовь, как известно нам из Апостольских посланий, всему верит, на все надеется и все переносит. Любовь чужда максимализма и категоричности, вычеркивающей из нашей жизни неугодного человека. Необходимо прививать ребенку великодушие, благородство, терпение, умение незло смотреть на людей, обращая внимание на лучшее в них. Христианин — это не казуист, не фарисей, не лицемер, не тот, кто изымает сучок из чужого глаза, не замечая бревна в собственном. Напротив, стихия христианской этики — это благородство, сострадание, приветливость и радость общения душ.

Хотелось бы предостеречь родителей и от другого распространенного сегодня среди православных искушения — не в меру буквального перенесения на свою воспитательную практику книжных советов и рекомендаций. В последнее время появилось немало брошюр о семье и христианском воспитании детей, выпущенных, в основном, по материалам книг конца XIX — начала XX веков. Воспитание „по самоучителю“, я убежден, было невозможным и в то далекое от нас время, а сейчас такая идея и подавно выглядит наивной. Знать и понимать, по каким законам была устроена жизнь наших прадедов, важно и нужно, но слепое копирование этих законов в сегодняшней жизни едва ли способно принести добрые плоды. Общество стало другим, и мы, христиане, ныне совсем другие. Даже сам слог сочинений XIX века непривычен и режет слух современного читателя. Хотя бы уже по этому мы можем судить о тех изменениях, которые произошли в человеческом сознании. Сегодня каждый, кто тем или иным образом связан с вопросами воспитания, должен вести поиск своего собственного ключика к детским сердцам. Мало того, к каждому детскому сердцу должен быть найден отдельный неповторимый ключик. Нельзя засушить дело православного воспитания, нельзя его формализовать, нельзя перегнуть палку, нельзя создавать излишнего напряжения в ребенке, нельзя преподносить Православие как систему запретов. Литературу по христианскому воспитанию детей читать можно и должно, но положительную роль для нас она сыграет лишь тогда, когда мы заимствуем из нее не методики и инструкции, но крупицы святоотеческой мудрости и сам дух кротости и любви, свойственный православным подвижникам благочестия.

Общим для нашего времени стало и другое явление — угасание жизненной энергии, той доброты, крепости, ответственности, которые были заметны еще в поколении наших родителей, хотя те и не получили должного христианского воспитания. Мне, как священнику, ведомо, в каком тяжелом положении сейчас находится христианская, а лучше сказать, становящаяся христианской молодежь. Зачастую нужно по многу раз внушать молодым людям, что именно деятельные общественные добродетели, такие, как почитание родителей, забота о своей семье, забота о воспитании детей являются основой христианской жизни. Этого сегодня не понимают даже те, кто, как кажется, начитан Св. Отцов. И сколь часто можно видеть в наших храмах людей, которые занимаются ничем иным, как переливанием из пустого в порожнее, проглатывают верблюда, отцеживая комара, которые стали, по выражению психологов, „интравертами“, то есть людьми, занятыми исключительно собой при эгоистическом, равнодушном отношении к ближним! Думаю, что этот диагноз часто относится не только к людям с врожденными отклонениями в психике, но и к тем, кто убежал от своих земных трудов, сошел самовольно со креста, порвал связи с обществом, родными и близкими людьми. Думаю, излишне убеждать читателей в том, что такое бегство от мира не имеет ничего общего с христианскими добродетелями и даже наоборот — прямо противоречит им. Такая, с позволения сказать „церковная жизнь“ и самому христианину, и людям, его окружающим, доставляет одни только одни неприятности. Правда, и в этих неприятностях некоторые „ревнители благочестия“ ухищряются усматривать предсказанные Христом гонения и поношения за имя Божие.

Себялюбие часто уводит христианского мечтателя в эмпиреи. Появляются мечтания о каких-то подвигах, грандиозных свершениях. Вместе с тем закрываются глаза на очевидные вещи. Совершенно упускается из виду то, что для православного мирянина христианское отношение не проявляется столь явно ни в чем ином, как в ответственности за свой труд и чуткости к нуждам ближних. Внутреннее должно идти в ногу со внешним и деятельные качества как нельзя лучше отражают нравственную сущность человека. И потому одно из основных умений, которому должны научить ребенка семья и школа — умение служить другим людям. А начинается это умение со служения своему отцу и матери, с выполнения учебных и иных послушаний в школе. Если ребенок не имеет мирного духа в отношениях с матерью, как будет он относиться к своему начальнику на работе? Как будет выполнять необходимые поручения? Каким будет тружеником?

Сугубую ошибку совершают также те родители и педагоги, которые, будучи упоены мнимым аскетическим пафосом, отторгают дитя от ценностей культуры, проповедуют своеобразный нигилизм в отношении профессиональных навыков и достижений. Такие горе-воспитатели в итоге вырастят у себя под боком маленьких старичков, ничего не знающих и не умеющих, но твердо усвоивших мысли старших о недостоинстве того или иного поприща, авторитетно рассуждающих о том, что они ни в какую не станут обучаться той или иной работе из-за надуманных взрослыми псевдодуховных оснований. И, хотя к области духовной понятие профессионализма может быть применяемо менее всего, от овладения молодым человеком необходимыми навыками, от понимания им ценностей культуры в немалой степени зависят и то место, которой займет он в своем жизненном служении, и тот образ исполнения добродетелей, которым будет освящаться вся его последующая жизнь. Если ты христианин — изволь быть профессионалом в своей области. Вспомним: Христос, что ни делал, делал хорошо. Умение трудиться во славу Божию — это достоинство и добродетель. Поэтому нам необходимо взращивать в своих сердцах и сердцах наших детей известную настойчивость, умение не отчаиваться в самых отчаянных обстоятельствах, памятуя, что мир не преминет поставить христианину в упрек его христианство, если дела его окажутся несовершенными».

Евгений Кунин: «В церковной среде особенно сильно бывает настроение создать для православных некое подобие клуба единомышленников, этакой „резервации для православных“. Подобный подход особенно недопустим по отношению к детям. Нельзя забывать, что их детское состояние — временное, и, взрослея, они неизбежно будут внутренне переоценивать слова и позицию взрослых. И потому, создавая для детей нежизненные „тепличные“ условия, родители и педагоги рискуют одновременно в двух смыслах. Во-первых, за разговорами обо все церковном и благочестивым не учесть того, что дух мира сегодня настолько силен, что способен проникать в детские души через все мыслимые и немыслимые ограды. Посему важно помочь детям научиться встречать этот дух достойно: и отсекательно, и преобразовательно. Во-вторых, есть реальная опасность воспитать в детях не веру, но клубный интерес. Это когда человека тянет идти по наиболее легкому, комфортному для собственного „я“ пути. Более, чем послужить, человек ищет возможности успокоиться в кругу своих единомышленников, в кругу тех людей, где бездеятельности и нерадение будут прикрываемы особым принятым всеми „благочестивым“ порядком жизни и потому окажутся не столь заметными».

Тема 3

Многие верующие, не отказываясь от общественного служения как такового, все же стараются получить возможность работать внутри церковной ограды, на церковных послушаниях и сознательно или бессознательно ориентируют на то же и своих детей. Можно ли назвать такую ориентацию верной?

Отец Артемий: Мыслить себя в церковной ограде и трудиться на церковном поприще прекрасно. Но будем памятовать, что Церковь — это тело Христово, а мы — члены этого тела. Все члены имеют различное предназначение и, по словам Апостола Павла, каждый должен оставаться в том, в чем призван (1 Кор. 7, 20). Поэтому хочется предостеречь православных от соблазна своеобразного «опрощения», когда, скажем, человек с педагогическим даром, с умением общения, с квалификацией педагога становится у подсвечника переставлять свечи. И эта работа хороша, и это послушание важно, но зарывание в землю таланта — дело, не угодное Богу. Поэтому стремление принести пользу людям и добрый совет с духовником — вот те необходимые составляющие, которые помогут нам определиться в выборе жизненного пути. Тому же мы должны учить и детей: работать в жизни придется на том месте и таким образом, каким укажет Господь, и работу эту необходимо научиться выполнять с должным качеством и в срок.

Настоящий христианин воспринимает любое порученное дело как послушание, данное ему от Бога, и, таким образом, оказывается способен отыскать духовное начало в любой светской работе. Иной, казалось бы, постиг глубину и смысл высоких аскетических понятий, подчеркнуто-демонстративно выполняет все церковные послушания, но в семьи и на работе вял и небрежен. Таковым скажу — неверно относить добродетели только лишь к церковной жизни. В любой церковной работе вместе с послушанием необходимо и рассуждение, а в любом мирском служении вместе с рассуждением необходимо послушание. С одной стороны, неверно представлять каждого священника в образе аввы Макария Великого и понимать каждое слово батюшки как глагол Божий, созидающий из небытия бытие, ибо поступающих так на жизненном пути, увы, ожидают многие шишки. А с другой стороны, аскетика православного мирянина состоит не столько во внешнем уподоблении монахам-отшельникам, сколько в умении беречь свое и чужое время, не пить чай в рабочее время по шесть раз на дню, не болтать без умолку по телефону. В том, чтобы вовремя делать свое дело, не откладывая его в долгий ящик, не вызывать ни в ком темных помыслов, никого не искушать и не подавать никому своим поведением повода к претыканию. Не давайте повода ищущим повода оскорбить или уличить в чем-то вас, а в вашем лице Христа! Вот об этом мы должны заботиться, когда печемся о христианской этике.

Очень важной, аскетической по своей сути задачей является послушание своему начальнику. Как часто приходится видеть, что православные христиане, выказывая знаки послушания своему духовнику, вместе с тем совершенно не понимают смысла послушания на работе! Ругают начальство в разговорах с сослуживцами и даже открыто демонстрируют свое неповиновение и ослушание! Распоряжение начальника для них — ничто. Они упоены своей «духовностью» и всех неверующих людей считают ничего не понимающими. Они назовут вам тысячу причин, по которым никак не могут согласиться со своим заданием по службе.

Рассуждая таким образом, христиане тяжко согрешают. Власть от Бога, и даже само кресло начальника это Боже установление. Даже если в него забрался недостойный или несведущий человек, православный видит в этом Божией попущение. И при этом условии повиновение начальствующему остается святым делом Божиим. Поэтому не разделяя взглядов и нравственных несовершенств начальника, нужно все же стараться быть пред ним безупречным. И делать это не ради человекоугодия, но ради Бога. Хотя, конечно, и начальствующему неплохо было бы помнить мысль святителя Феофана Затворника: «Начальствующий не должен быть страшилищем для подчиненных».

Не скроем, зачастую бывает, что человек, оборвавший все социальные связи ради какой-то особо возвышенной благочестивой жизни, приходит на церковную работу и попадает в крайне неустойчивое, я бы даже сказал, неприглядное положение. Он и здесь не может себя найти, он и здесь лишний. Становится понятно, что виною его неустройству были вовсе не те злые безбожные люди, с которыми приходилось работать раньше, но отсутствие мира в душе, а мир есть плод чистой совести, приносящей себя Господу.

Будем памятовать, что ладья движется вперед по воде только тогда, когда гребец слаженно и согласованно употребляет оба весла. Такие два весла, два крыла христианской души есть труд и молитва. Молитва, которая одухотворяет, дополняет и освящает наш труд. Но взятая отдельно, сама по себе, она не поставляет современного человека на стезю разума. Не поставляет потому, что лишает человека воли — его главной нравственной силы. Это, разумеется, не оттого, что молитва плоха. Как любое лекарство (а молитва есть лекарство духовное) она должна применяться согласно предписаниям и даст хорошие результаты при соблюдении нормального здорового образа жизни. Общественное служение, работа, семейный домашний труд и создают тот здоровый он, здоровый образ жизни, на котором должно основываться молитвенное делание. О чем взывать в молитве, если не применяешь своих способностей? О чем просить Господа, если пребываешь в бездействии?

Безусловно, не стоит также обманываться и самовольно выдвигать себя на какое-то выдающееся общественное служение, мнить себя исполнителем какой-то особой проповеднической миссии в миру. Такое понимание скорее характерно для протестантов, чем для православных. Нескромно думать о себе, как о луче света в темном царстве, ведь даже бегство в определенных жизненных ситуациях спасительно. Однако нельзя поддаваться уже упомянутому искушению «опрощения», которое вовсе не есть та простота, которую ублажает Христос. «Живя в миру, живем не по-мирски», — говорил святитель Феофан Затворник и этой мыслью должен руководствоваться в своей жизни каждый православный мирянин. Не нужно забывать, что возможность спасения общества и отдельных его членов состоит в воцерковлении умов и сердец. И каждый из нас, православных христиан, должен быть весьма осторожен и рассудителен, когда хочет уйти со своего светского места служения на церковное. Для многих единственная возможность встречи с Церковью заключается во встрече и общении с верующим человеком. Уже своим пребыванием в обществе мы свидетельствуем о той Истине, которая вдохновляет нас поступать по доброй совести, жить мирно, относиться к ближнему со вниманием, являя тем самым образец для подражания другим людям. Православный не тот, кто отрекся от каких-либо контактов с миром, но тот, кто ходит пред Богом, чем бы ни занимался: метет ли двор, составляет ли смету, пишет компьютерную программу или учит детей.

Евгений Кунин: Как мы уже говорили, «тепличное» воспитание приводит к тому, что часть детей по достижении более-менее самостоятельного возраста неожиданно обрывает связи с Церковью, а другая часть воспринимает околоцерковный круг как единственно возможную среду обитания и всеми силами стремится оставаться в ней подольше. Давайте подробнее разберемся в этом втором, как кажется, благоприятном результате воспитания.

На первый взгляд, желание посвятить свою жизнь служению Богу и Церкви вполне положительно и закономерно. Настораживает только одно: даже выпускники, 16-17-летние юноши и девушки остаются очень и очень незрелыми в деловом отношении. Возникает резонный вопрос: является ли сам жизненный выбор в пользу служения Богу и Церкви зрелым решением или же этим выбором молодой человек хочет защититься в своей инфантильности?

Психологически ход мыслей выпускника школы, воспитанного в «клубном» духе, очень понятен. Для него со всей остротой встает вопрос: «А куда же мне идти дальше? Кто теперь меня приютит?» Момент очень тяжелый и, конечно, очень тянет подыскать себе другую похожую по своим настроениям «клуб-резервацию». Если это была православная школа, значит, необходимо идти в семинарию, богословский институт или, на худой конец, в сторожа при храме. И речь не о том, чтобы отвратить их от поступления туда. Но нельзя делать этот выбор автоматически, просто потому, что «там тоже православные». Совершенно понятно, что Церковь не может стать богадельней для всех желающих. Церковь отнюдь не менее, а даже более нуждается в ответственных и готовых к сотрудничеству людях. Детей нужно стремиться научить этим качествам. Основным в этом случае будет не вопрос, какое место в будущем занять нынешнему ребенку, но как состояться в своем служении по призванию в соответствии с обнаруженными дарами. А место этого служения может быть различным — как в церковной, так и в светской сферах.

Тема 4

В таком случае, может быть, не правы те, которые стараются отдать детей в православные учебные заведения? Не создают ли они тем самым для своих детей нежизненную тепличную обстановку?

Евгений Кунин: Здесь сразу мы встречаемся с вопросами устроения жизни школы, которая способна отвечать задачам воцерковления и подготовки детей к социальному служению по призванию. Это вопросы уклада жизни школы. Остановимся на них подробнее.

Наиболее распространенный уклад можно назвать академическим или информационно-рассудочным. Он заключается в построении классического учебного заведения с предметным преподаванием ряда дисциплин, в том числе и религиозных курсов. Этот вариант едва ли может быть назван вполне религиозным или хотя бы вполне воспитательным. Такая модель скорее может быть охарактеризована как «обучение с религиозной компонентой». По сути, это даже не русская, а классическая прусская школа, к принципам которой перешли в России в середине XIX века, что к концу XIX — началу XX века дало известные отрицательные результаты. Детям преподавались отрывочные наукообразные знания по предметам, слабо связанным между собой, в том числе, и религиозные знания. Практически смысл преподаваемого материала для детей оставался неясен, и всю образовательную систему сильно накренило в сторону интеллектуального обучения, неподкрепленного практическим опытом[1].

Задачи подлинного воспитания прежде всего предполагают необходимость создания душевного и труженического уклада жизни школы (то, что мы уже называли «психологическим приютом») — особой атмосферы школы, поля для сотрудничества между детьми и взрослыми, а также детей между собой, общешкольного духа, пронизанного положительными мотивами и ценностями. Это основной воспитующий фактор и именно он является главным предметом заботы всех взрослых. Когда этот уклад имеется, воспитание духовных качеств происходит как обнаружение ребенком Православия в этом укладе. Если уклад основан на христианской нравственности, постоянно назидать о морали необязательно. Нужно сперва привить ребенку навык и вкус к такому способу устроения дел, а затем подвести его вплотную к обнаружению духовного начала, лежащего в основании его собственной жизни, позволить ему найти духовные объяснения ранее принятым жизненным установкам, т. е. на первых шагах основное внимание обращать на восстановление душевного, не перепрыгивая сразу на духовное. Позволить ребенку устояться в своем выборе, вжиться в новый для него образ. Это дает ему возможность со временем радостно открыть, что все принципы устроения его жизни истекают из Евангелия и находятся в соответствии с учением Церкви. Основой для такого подхода являются слова Апостола Павла: «Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1 Кор. 15, 46).

Укладность в школе помогает начать проявляться по-новому даже тем родителям[2], учителям и детям, которые не предполагали менять что-либо в своей жизни. Для всех, участвующих в жизни здоровой укладной школы, окажется необходимым строить свой положительный опыт социальной реализации. Не разрывать связи, а ежечасно преодолевать искушение уйти от трудностей и создать под себя комфортный круг общения, позволяющий чувствовать свою значимость, искать новые возможности в отношениях с другими людьми, выход из сложных ситуаций. Иначе случится так, как будто педколлектив школы «застыл». Да, дети учатся, меняются, растут. А взрослые-то что? Стоят на месте? К сожалению, часто бывает именно так. Если в коллективе взрослых не чувствется того позитивного движения, «дыхания», которое отличает здоровый социальный организм, то понятно, что ни о какой целостной педагогической деятельности здесь не может быть и речи. Налицо отдельные, слабо связанные между собой, чаще всего ошибочные педагогические действия. В смысле ответственности и самоанализа педагог находится почти что на одной ступеньке со своими учениками. Он не анализировал сделанное, не рассматривал грамотно нынешнюю деловую ситуацию, не соотнес цели своей деятельности со своими ресурсами, возможности с уровнем сложности решаемых задач. И потому ему просто не под силу научить своих воспитанников решению задачи служения по призванию. А ведь проблемы социальной реабилитации детей даже в малокомплектной православной школе, куда чаще всего попадают дети из церковных семей, стоят очень и очень остро. Никаким отбором не создать школы, лишенные проблем «беспризорства» и «сиротства». Все равно необходим особый внутришкольный уклад, позволяющий рассматривать школу как приют и на создание и поддержание уютной приютской обстановки должна уходить подавляющая часть всего времени и сил.

Важнейший вопрос, который совместно должны решить родители и школьные воспитатели — что можно предложить городскому ребенку, проснувшемуся утром и начинающему новый день. Родители уходят на работу. Ребенок уходит в школу, где монотонно «что-то проходит» по ряду предметов, большинство из которых им внутренне абсолютно не востребованы и никакого отношения к его практическому опыту не имеют. Хорошо, если уроки в школе проводятся талантливым педагогом и этим удается поддерживать детский интерес.

Попытки дать в руки детям напильник или поставить подростка к станку сами по себе ничего не дают. Это никому не нужно, это не поддержано действием взрослых. Отцы с таким мальчишкой у станка не стоят, старшие браться тоже. Рядом нет даже просто авторитетных взрослых. В лучшем случае есть некое функциональное существо, которое называется «учитель труда». Так чего же мы хотим от детей? Мы сами не справляемся. Мы сами не в состоянии предложить мальчишкам тот образ действий, следуя которому ребенок может состояться как человек ответственный, сформироваться в труженическом и нравственном смыслах. А, не справляясь со своими задачами, мы с легким сердцем валим всю вину на пороки окружающего общества.

Еще одна существенная проблема — это, в подавляющем большинстве, женская педагогика и связанный с этим дефицит отцовства в школе. И с материнством в наших семьях дела обстоят очень тяжело, но дефицит отцовства ощущается особенно остро. Это катастрофа и для отдельной личности и для всего общества в целом, ведь дефицит отцовства ведет к неспособности ребенка к сыновским отношениям. И эта неспособность касается не только практических, но и духовных сторон личности: неспособности быть верным чадом Церкви, духовным чадом своего духовного отца, наконец, неспособности к Богообщению, ибо Бог есть наш Отец Небесный. Если человек пребывает во внутреннем отказе по отношению к родительству, то впору задаться вопросом, какова вообще его религиозность? Ребенок, не познавший своего сыновства, не сможет стать хорошим отцом, не сможет стать священником-пастырем. Мы ведь знаем, что Церковь испытывает недостаток именно в мудрых и заботливых пастырях.

И здесь мы вновь сталкиваемся с тем, чтобы повысить роль школы как института формирования социальной зрелости детей, решающего задачи их выведения на живой личный опыт встречи с современным миром и уяснение ими своих преобразовательных, а не отсекательных задач по отношению к этому миру.

Давайте посмотрим, как может решаться эта задача в школе укладной. В школе укладной помимо занятий взрослые предлагают детям совместное проживание различных жизненных ситуаций. Все эти ситуации отличает одна и та же черта — их социальная заказанность. Это означает, что в результатах совместной работы взрослых и детей кто-то заинтересован, результаты кому-то нужны. Такая потребность не обязательно должна быть сторонней, она может быть и внутришкольной. Я имею в виду обычные бытовые дела: поход в магазин, приготовление обеда, уборку. Даже они способны стать мощными воспитательными средствами. Просто несколько взрослых людей, обладающих общим пониманием укладности, на своем примере показывают детям, что есть зрелое решение и ответственное отношение. Из последовательности отдельных зрелых действий складывается зрелая деятельность, навык к которой может стать во взрослой жизни человека основным фактором, направляющим его в решении своих духовных и практических задач. Обучательная сторона процесса при этом тоже важна, но уже не как самоцель, а как подкрепление знаниями укладных действий детей.

Вот еще одно важное дело — помощь старших детей младшим. Старшеклассники могут заниматься подготовкой наглядных пособий для младших классов, помогать взрослым проводить занятия с младшими товарищами. Возможна работа и вне стен школы. Самый яркий пример — летний лагерь за городской чертой. Удивительно, как меняется в новых условиях мотивация к труду у детей! Дома родители силком тащат их на огороды, а здесь ребята трудятся на поле у подшефных старичков так, как будто это самое любимое дело в жизни. Что же изменилось? Почему дети стали поступать иначе? Во-первых, видят конкретную нужду в своей помощи, а родительские обращения считают придуманными специально для воспитательных целей. Во-вторых, укладность, существующая в школе, кочует с людьми, составляющими школу, куда угодно, хоть на Северный полюс. Дети начинают предпочитать другой, более ответственный образ действий, принятый в школьном кругу, и с радостью реализовывают этот свой навык в совместных делах. В этом и состоит воспитательное значение укладности, с помощью которой становится возможным интегрировать в школьный уклад даже целые семьи и тем самым понемногу начать восстанавливать их разрушенные семейные уклады.

Этот педагогический подход я называю делоцентрическим. Взрослые и дети нацелены на совместное дело и через такое дело обучаются правильному образу устроения своей жизни.

Два других подхода — школоцентрический (наукоцентрический) и детоцентрический. Первый из них практикуется в большинстве государственных и части православных школ, построенных по урочно-предметной модели преподавания. Отличительные черты этого подхода хорошо известны: учителя излагают информацию по ряду отдельных предметов, ученики конспектируют и, используя книги-учебники, выучивают переданный им материал, а затем «сдают» его на зачетах, контрольных и экзаменах, после чего продвигаются по учебной программе дальше. Главной ценностью провоглашается знание, а в дисциплинарном смысле — сама школа.

В последнее время в среде православных школ все большее распространение получают иные методики обучения, имеющие своей целью уйти от жесткой предметной системы преподавания и в значительно большей мере ориентироваться на интересы и способности самих детей, на углубленную индивидуальную работу с каждым учеником. Среди таких методик особенно выделяется система слитного преподавания школьных курсов, разработанная для начальных классов К.Д.Ушинским. В основном этот подход практикуется в малокомплектных частных православных школах, где возможна индивидуальная работа с каждым учеником и спокойная непринужденная «домашняя» обстановка. Систему Ушинского вообще можно охарактеризовать как домашнюю педагогику. Наверное, так занималась бы мать или старшая сестра с младшими членами семьи, будь у них нужда обучать детей не в школе, а дома. В значительной мере эта система основывается на детской потребности личностного общения со значимым (авторитетным и любимым) взрослым. Главная ценность здесь — сами дети. В этом состоит объяснение термина «детоцентрический». Как видим, школоцентрический и детоцентрический методы представляют друг по отношению к другу две яркие противоположности. Собственно, система Ушинского и формировалась как альтернатива «прусской казарме».

Не буду давать оценок правильности и эффективности детоцентрического подхода. Скажу лишь, что сам Ушинский неоднократно указывал на приоритет личности педагога по отношению к любой методе. Так что необходимо скорее не сравнивать подходы между собой, а говорить о способности конкретного взрослого выстраивать свой педагогический процесс последовательно, целостно, и, главное, живо.

Отец Артемий: Православное образование призвано не только научать, но и ограждать. Как священник и педагог я убежден, что верно поступают те родители, которые отдают своего ребенка в православную школу или детский сад. Ибо дух времени, дух растления захватывает государственную школу теперь уже и в организованном, официальном порядке. Не будучи в силах остановить зло православные родители и педагоги объединяются для того, чтобы сохранить хотя бы отдельные островки христианской чистоты и целомудрия — школы, в которых взрослые не выливали бы на головы детей той пошлости, которой и без того переполнены улицы городов и сердца людей. А именно эту грязь, облеченную в красивую обертку и обоснованную «с научной точки зрения», собирается включить в обязательный школьный курс школы Министерство образования России. Я имею ввиду программу «сексуального воспитания», внедряемую ныне у нас при пособничестве российского филиала известной во всем мире антихристианской организации «Международная ассоциация „Планирование семьи“». Давайте посмотрим, каков на сей счет опыт других стран и прежде всего опыт Америки, ибо наши министерства, судя по всему, стремятся во всем быть на уровне высоких американских стандартов.

По свидетельству специалистов-социологов, американская государственная школа погибла и погибла окончательно. Люди (не только верующие) употребляют все усилия, только бы не отдавать своих детей и внуков в государственные школы и учить их в частных.

80-85% школьников, заканчивающих обучение, испытывают значительные трудности в осмыслении отрывка литературного текста на английском языке. Те же самые трудности по отношению к техническому тексту испытывают еще большее число юных американцев — около 90%. Отчего это происходит? Не только оттого, что учителя бесталанны, но прежде всего из-за падения нравственной атмосферы в школах, которая полностью зависит от программы сексуального образования, практикующейся с самых младших классов.

Мало того, сексуальное «просвещение» малолетних, целями которого декларировалась война с подростковыми абортами и венерическими заболеваниями, не достигла даже самой прямой своей цели. На начало 70-х годов (время введения сексологических курсов в школе) приходится чудовищный всплеск этих печальных показателей. Усилившийся интерес к половым вопросам также привел к другим негативным последствиям — значительному росту изнасилований, совершенных подростками.

Европа, к сожалению, в этом отношении довольно близка к Америке, ибо и во Франции, и в Голландии, и в Дании дети 2-3х классов просто обязаны посещать уроки, на которых дипломированные развратники с помощью муляжей, видеофильмов и изобразительных средств учат детей, что нужно делать, чтобы превратить секс в «безопасное удовольствие», не предполагающее никакой ответственности ни перед Богом, ни перед своим, с позволения сказать, партнером.

Как видим, православным в России сегодня есть чего опасаться. Первейшая задача родителя и педагога — предохранить дитя от курения, мата и разврата, способствовать его нравственному выживанию в современных условиях. Поэтому нельзя не приветствовать тех родителей и детей, которые ориентированы на православные учебные заведения. Разумеется, в своих ограждающих подходах взрослые должны иметь известную педагогическую меру. Важно не уклониться ни в чрезмерную опеку, ни в неоправданный либерализм.

Безусловно, сейчас трудно учить и еще труднее учиться. Молодежи усиленно навязываются совсем другие идеалы и кумиры: супермены и мафиози. На место христианских добродетелей приходят авантюризм, грубая сила и ловкость рук. Как никогда унижен человек труда, человек творческой мысли. Новая идеология, пришедшая к нам с Запада, кажется, совершенно не включает в себя положительные созидательные ценности. Тем не менее, мы должны найти способы противостоять внедрению в души детей вирусов торгашества и делячества. Вот почему сегодня православные стараются привить своим детям вкус к ценностям родной истории и культуры. В этом смысле хорошие результаты дает углубленное изучение русской словесности, церковнославянского языка, прочих древних языков, родиноведения и расширенных курсов отечественной истории.

Нельзя также забывать, что дитя — это все же суверенное существо, почтенное Богом даром свободы, и, как бы того ни хотели родители, нельзя программировать дитя на путь преподобного Серафима или преподобного Сергия. Здесь легко «перегнуть палку» и добить противоположного результата. Особенно этого следует опасаться сегодня, когда родители, зачастую новоначальные христиане, троцкистскими и большевистскими ухватками думают взрастить православных детей. Главное в обретении веры ребенком — вовсе не богословское семинарское образование, но общесемейная атмосфера благоговения перед Святыней, уважительное отношение отца и матери друг к другу, ощущение живой связи с Церковью, особенно — в воскресные и праздничные дни, непрестанная молитва родителей за детей. Дети, погруженные в эту благотворную воспитательную среду, формируются как настоящие личности, они обязательно определятся в своих склонностях, интересах и призвании, и родители не постыдятся, на кого бы они ни решили выучиться: на инженера, бухгалтера или врача.

Готовя ребенка к выходу в самостоятельную жизнь, нужно научить детей способности отделять пшеницу от плевел и различать свои помыслы, оценивать с духовной точки зрения те события и явления современной жизни, с которыми им неизбежно придется столкнуться. Ведь знание об этих вопросах и составляет главное сокровище Православия. Мне, как преподавателю и духовнику классической православной гимназии «Радонеж», одной из первых московских гимназий, очень отрадно было встретить такой навык в тех выпускниках гимназии, которые по ее окончании стали студентами светских московских ВУЗов. Многие из них вовсе не отличались благочестием в старших классах, но ныне, делясь своими нынешними студенческими впечатлениями, все они отмечают, что главный итог обучения в гимназии — это умение разбираться в людях и идеях, умение увидеть уклонение от истины в том учебном материале, которые предлагают им их нынешние педагоги, увидеть заблуждение, ложь, подмену. Они оказались способными избежать того множества ловушек, которые расставляет мир человеку, непросвещенному верой. Вот это, я думаю, главная задача воспитания — не ограничивать детей на каждом шагу и запрещать делать все, что не по нраву взрослым, но сообщить им импульс живой веры, заронить в их сердца огонек смысла, огонек разума, чтобы они пронесли по своей жизни как главное свое достояние свечу веры, возженную руками педагогов и родителей.

1. Конечно, в таких школах тоже имеет место некоторая воцерковительная работа. Но пропорция между действием воспитательным и обучательным должна быть совершенно иная. На создание и поддержание воспитующего уклада должно уходить до четырех пятых всего времени и усилий, а только пятая часть — на обучательное действие ^
2. Сегодня наблюдаются две категории родителей. Одни сдают детей в школу, как бы говоря: «Ты меня не трогай, а я за это даже заплачу». Другие хотят сотрудничать или постепенно переходят на эти позиции (надеюсь, что вы уже узнали в них тех самых «беспризорников», «сирот» и «сыновей»?) ^

Тема 5

Какие бы вы могли дать рекомендации по выбору православным юношей или девушкой своей будущей профессии?

Отец Артемий: «Разумеется, в современном мире существуют области или, как сегодня говорят, „сферы рынка“, работать в которых для православных грех. Рэкет, игорный бизнес, мошенничество или блудное сводничество ничего общего не имеют с христианской совестью и заповедями Божиими. Но это, так сказать, крайние случаи, и я верю, что большинству верующих людей никогда не приходится становиться перед таким неприглядным выбором. Сомнения часто возникают по другим, менее ярким поводам: можно ли православному работать за компьютером? Позволительно ли верующему человеку идти работать в банк? В этих вопросах слышится стремление к нравственной чистоте и совершенству, но, увы, к совершенству скорее внешнему, чем внутреннему. Таким образом, многие православные пытаются выразить свою „церковность“ — эту личину благочестия, православный антураж, химеру, по выражению святого старца Льва Оптинского.

Если что-либо в силах помешать исполнению нами своего христианского долга, то это вовсе не банк и не компьютер, а только мы сами. Христианам запрещена лихва и ростовщичество, но одно дело, когда человек дает деньги под проценты своему соседу, а совсем другое дело представляют собой безличные банковские финансовые отношения. Для православного не будет грехом работать сотрудником банка или держать свои деньги в сберкассе. Грехом будет совсем иное — недобросовестное исполнение своих служебных обязанностей, повлекшее за собою ущерб для банка и его клиентов, или излишнее упование на свои сбережения в сберкассе как способ устроить свою жизнь без Бога, по своей воле.

Сегодня трудно представить себе бухгалтера, инженера или книгоиздателя (в том числе православного книгоиздателя), без компьютера на рабочем столе. Прежде всего необходимо иметь в виду, чем занимается человек, сидящий за компьютером, а вовсе не отрицать это чудо прогресса как таковое. Огромный вред могут нанести компьютерные игры, но четкое исполнение порученной руководством работы на компьютере для православного не только не предосудительно, но даже честно и всяческой похвалы достойно.

Что же касается профиля работы, то необходимо избегать греха и зараженности сердца страстью, а оставаться честным и порядочным человеком можно, занимаясь самыми разными вещами. Так что, если ваш сын или дочь сделает выбор в пользу светского учебного заведения, само по себе это не страшно. Ничего дурного ни в экономическом, ни в педагогическом, ни в статистическом ВУЗе или техникуме нет. Духовные искушения и опасности могут возникнуть на любом поприще, будь оно светским или церковным. Более важен в этих обстоятельствах не выбор профессиональной стези, но навык обращаться в сложных обстоятельствах за помощью и советом духовника.

Многие православные учебные заведения в последние годы стали заниматься обучением по вполне светским направлениям — историко-филологическому, юридическому, экономическому, экологическому и прочим. И, конечно, самым высоким призванием является священство. Вспомним изречение святого праведного отца Иоанна Кронштадтского: „Если бы мы, священники, были тем, чем нам должно быть, дьяволу бы не было места в наших городах“. Православный пастырь это чудо нашего времени. К сожалению, ныне состояние духовенства не блестяще. Это понятно, ведь оно приходит из мира, и все-таки пастырь, горящий любовью к Богу и людям, сочитающий в себе и духовное, и внешнее земное знание, явяляется одновременно и учителем, и врачом».

Евгений Кунин: «Выпускник православной школы, по моему мнению, может избрать для себя любую стезю. Каждому воспитаннику школы (а тем более школы православной) можно пожелать принимать это решение зрело и ответственно, учитывая обнаруженные в себе в процессе учебы Богом данные таланты и способности. Такое обнаружение своего служения и служит основным содержанием предыдущих лет учебы. Это принципиально иной подход, чем традиционный сегодня „выбор профессии“. Здесь происходит не выбор профессии, а выбор способа устроения жизни: жить в сторону Промысла Господня о себе или вопреки этому Промыслу. А когда молодого человека, после девяти или одиннадцати лет урочно-предметного обучения спрашивают, куда он хочет пойти учиться или работать, случается совсем противоположное. В своем отказе от отцовства, что для людей сегодня является повсеместным, выпускник внимает не воле Отца Небесного и не советам более опытных людей, но своему самочинию, принимаемому за самостоятельность. И потом блуждает по жизни. Дипломы, аттестаты и сертификаты должны восприниматься не как цель последующей учебы, но как необходимые условия выхода на реализацию себя в деле социального служения. Если делу, которым ты Господу служишь, способствует титул академика, то почему бы его не иметь. Почему бы не стремиться стать академиком. Если для более полной реализации способностей необходимо выйти из положения рядового рабочего и стать начальником цеха — не след чураться идти „на повышение“. Можно стать и начальником цеха.

Вопрос не в титулах и почестях, а в том, зачем они нужны православному и как он ценностно ориентирован. Считает ли, что награды, деньги, похвалы важны сами по себе или стремится к ним в том случае, если они нужны для более полного исполнения своего социального служения, благословленного Богом и Церковью».

Тема 6

Почти сражу же после окончания школы юношам приходится идти в армию. В обществе в целом и в среде православных в частности существует сильное негативное отношение к армейской службе. Можно ли согласиться с мнением о ее пагубности для неокрепшей молодой души, особенно для верующего? Как подготовить юношей к службе в армии?

Отец Артемий: «Война — суровое дело. Чаще всего в истории она бывала порождаема греховным себялюбием. Но одно дело война захватническая, а другое — освободительная. Христианин по природе воин, и хотя нам заповедано прежде всего духовное оружие, а главные враги наши — страсти и пороки, тем не менее, для христианина должно быть свято все, что относится к мирному благоденственному житию Отечества. Поэтому сегодня, когда Россия раздираема в разные стороны подобно Тришкиному кафтану, когда обостряются смуты и расколы, нам особенно важно воспитывать детей в установке на защиту единства России.

Безусловно, безобразия, творящиеся в нынешней российской армии, совсем не способствуют укреплению обороноспособности страны и поднятию воинского духа. Но православные сегодня имеют некоторое разрешение этой проблемы. Я имею ввиду православные воинские части, расположенные под Сергиевым Посадом и в некоторых других местах. Таким образом, становится возможным, избежав неоправданной жестокости, сохранить саму суть армейской службы, ведь сегодня наше Отечество как никогда ранее нуждается в сознательных и духовных защитниках. Задача защиты России, этой великой православной страны, воспринимается христианством очень органично. Даже те испытания, которые встречает молодой православный, пришедший в армию, имеют для него смысл духовной закалки, поскольку требуют проявления христианских черт его характера: стойкости, терпения, умения нести свой жизненный крест. Но не следует также впадать в обольщение и считать армейскую службу сплошным подвигом. Для многих армейские годы оказываются не под силу. Армия, как и любой экзамен, выявляет огрехи и минусы, а многие подростки в наше время настолько изнежены и распущены своими родителями, что служба в армии может обернуться для них очень плачевными физическими и душевными последствиями».

Евгений Кунин: «Главная черта предармейской подготовки детей — ее ненарочитость. Знаете, если мы ограничимся высокими словами о долге перед Отечеством, станем расписывать перед ними армейский героизм, такая „подготовка“ может послужить будущим воинам не на пользу, а во вред: 18-летнему юноше очень сложно будет усмотреть что-то возвышенно-героическое за каждодневными построениями и рутинными хозяйственными работами. С ним может произойти срыв, подобный тем, которые происходили с романтически настроенными студентами-медиками или геологами после производственной практики в больнице или в геологической партии. Столкнувшись с реалиями своей будущей работы, они нередко приходили в состояние настоящего шока и наотрез отказывались учиться дальше.

И все же служба в армии способна занять особое место в становлении юноши. Именно после призыва в армию для выпускника православной школы наступает тот момент, когда он встречается с миром и получает возможность применить на практике знания и навыки, приобретенные раньше. Армия — это олицетворение нашего мира, зачастую его усугубленное карикатурное изображение. Так что, если эти навыки у молодого человека имеются, армия становится особым моментом, в который гораздо проще определиться в своей нравственной позиции. Армия ставит все точки над „i“. Здесь понятно, кто есть кто. Здесь нет тех множественных компромиссов между добром и злом, которыми изобилует жизнь „на гражданке“.

Развитие в детях все тех же базовых навыков и умений взаимодействовать с людьми, делать общее дело, быть в подчинении, уповать на Бога, просить о помощи свыше — в этом и должна состоять православная предармейская подготовка. Здесь хорошо помогают выезды в летний лагерь, походы и экспедиции. В их программу легко включить длительные пешие переходы, общие бытовые дела, которые развивают выносливость и взаимовыручку. Дети учатся быть вместе, совершать действие сообща, помогать друг другу.

Установка на армию также способна значительно помочь взрослым в их воспитательной работе. Ожидание скорого ухода в армию заставляет ребят собраться. Если молодой человек имеет в виду, что через 2–3 года ему придется встретиться со значительными трудностями, уже одно это сознание побуждает его тщательнее трудиться над собой. Так что в целом я оценил бы воспитательную роль службы в армии как положительную.

Другое дело, что это серьезное испытание оказывается по плечу далеко не всем юношам. Армия полезна не сама по себе. Служба идет на пользу тому, кто способен из нее эту пользу извлечь. Многие молодые люди и в 18 лет остаются совершенно инфантильными существами, по своей социальной зрелости едва дотягивающими до 10–12 летнего уровня. Для таких армия — катастрофа. Именно такие юноши, попадая в армию, нравственно ломаются и доходят до любых крайностей, вплоть до самоубийства. Их просто нельзя брать в армию. Никакие они не защитники — они не способны никого защищать. Общество должно представлять им выбор: служба в армии или иная социальная работа».

Тема 7

Вами была высказана мысль об ответственности православных за происходящее сегодня в России. Как понимать эту ответственность? У руля государства находятся люди далеко нецерковные, к позиции Церкви и мнению верующих прислушиваются мало. Какой взгляд на политику и участие в ней должны иметь православные? Какое отношение к политике прививать детям?

Евгений Кунин: «Беда не в политике, а в политиках. Давайте, наконец, снимем вуаль с этих понятий и честно признаемся себе: политики — это просто государственные чиновники, а сама политика — это не какая-то загадочная и постоянно флиртующая дама, а всего лишь государственная служба. А там, где служба, там есть служащие, то есть вполне земные люди, к которым могут и должны быть применяемы понятия чести, долга, ответственности. Неумение же служить, сотрудничать, отзываться на нужду являются сегодня, как мы уже говорили, общим явлением. Те же беды и среди политиков. Внутренняя несостоятельность и инфантилизм этих „беспризорников“ существенно усугубляют нынешний социальный кризис в России. Любая область общественной жизни: политика, промышленность, ремесло, искусство, наука сегодня испытывают острый дефицит в ответственных решениях. А основы этого закладываются в школе, которая не хочет заботиться о том, чтобы знания не были голой абстракцией и обеспечивались практическим опытом детей.

Воспитывать детей в политическом отношении, с моей точки зрения, вовсе не означает проводить для них ежедневные политинформации, рекомендовать читать или не читать определенные газеты или ориентировать их в пользу какой-то из политических партий. Это значит готовить к жизни новое поколение людей, способных в силу своих профессиональных, нравственных и духовных качеств занять в будущем любые, даже самые высокие должности и посты и, находясь на них, проявлять себя самым ответственным и нравственным образом».

Отец Артемий: «Наша православная вера неразрывно связана с судьбами нашего Отечества. И хотя христианин безусловно должен более принадлежать небу, нежели земле, все же нам должно помнить, что наша Родина, некогда именовавшаяся Святой Русью, а ныне Россией, была собираема Самим Господом и Его Пречистой Матерью в единую державу, а собирателями ее были не только князья и цари, но и преподобные угодники Божии, такие, как святой Сергий Радонежский и святой Иосиф Волоцкий. Христианство рассматривает нашу земную жизнь как подготовку к жизни вечной. Следовательно, наши гражданские добродетели можно рассматривать, как лучшую школу для возрастания к духовному совершенству, заповеданному и осуществленному Христом. Православный христианин менее всего космополит, гражданин Вселенной. Умея любить всех, сострадать ко всему человечеству, православный ощущает себя причастным к своей национальной культуре, чувствует себя чадом своей земли, которая его породила, вскормила и воспитала.

Сегодня мы живем в жестокое сложное время, когда крушатся все идеалы, все нравственные устои, когда на пьедестал человеческой алчностью и корыстью возведен золотой телец — жалкий кумир жалких людей. Мы живем в такое время, когда все люди, независимо от их политической ориентации, в личном плане разделены на два лагеря: создателей и разрушителей. Лагерь тех, кто хочет сохранить порядок в обществе и сам руководствуется порядочностью и совестью в отношении к другим людям и стране в целом, и лагерь тех, кто расшатывает, растаскивает, добивает страну, руководствуясь помыслами сребролюбия. Время тяжкое, ибо дело воспитания не может до конца осуществляться без прочных нравственных идеалов в обществе, без положительного героя, без предпочтения общего личному. Вот почему многие учителя и родители, которые еще совсем недавно были советскими людьми и твердо знали, во что верить, сегодня находятся в состоянии растерянности и неуверенности. Они не знают, чему и с помощью чего учить детей.

Не таков должен быть фундамент жизни верующего человека. Эпохи, взгляды на политику, моды могут меняться, а такие понятия, как мать, Родина, община, остаются неизменными. Никогда мы не согласимся с циничным ленинским изречением: „Отечества у вас нет. Вам нечего терять кроме собственных цепей“. И никогда мы не будем уповать ни на одну из партий, ибо само слово „партия“ несет в себе некую фракционность и неполноту, отражение частных интересов только одного сословия в ущерб всем другим. Наше отношение к политике и наше участие в ней не должно быть выхолощено-опосредованным, таким, какое чаще всего имеет человек, приступающий со своим бюллетенем к избирательной урне. „Проголосуй я так или иначе — все равно ничего не изменится“, — думает он. И действительно, маленькие ручейки бюллетеней, сливаясь в один общий поток, как бы смывают с совести людей сами намеки на их личную ответственность за судьбу страны. После выборов можно впасть в политическую апатию и, сидя перед экраном телевизора рассуждать о достоинствах и недостатках тех или иных телевизионных фигур. Рассуждать, а самому тем временем воровать доски на работе. Мол, все так поступают, какое это имеет отношение к политике? Политика делается в Кремле и Белом Доме.

Вот такое обезличенное отношение к происходящему для православного совершенно недопустимо. Большая и важная забота для нас не ошибиться на выборах Но больше и важнее — сделать свой собственный нравственный выбор и встать не в лагерь разрушителей Отчизны, но в лагерь ее созидателей. Если у нас есть ответственность за страну перед Всевышним, то это не ответственность за политические неудачи и тайные интриги, но за свою внутреннюю честность по отношению к народу и державе. Другой непременной „политической“ обязанностью православного является молитва за свою страну и людей, ее населяющих. Молитва — это та всепроникающая невидимая сила, которой не в силах помешать ни тайные заговоры, ни явная бюрократия.

Церковь вооружает своих чад жизненным мировоззрением, и только одно оно способно созидать. Это мировоззрение заключение в жительстве по заповедям Христовым и раскрывает в полноте все личностные качества человека, если только тот не зря именуется православным христианином. Церковь всегда признавала, что государство есть организм, данный Богом не для подавления одного класса другим, как объясняли нам коммунисты, но единый живой организм по образу семьи, в котором все люди ощущают себя причастными к единому целому. Поэтому в деле строительства государства столь большую и ответственную роль играют взаимоотношения в семьях между родителями и детьми, а также взрослых между собой. В этом смысле можно сказать: созидая на прочном духовном основании свой дом, воспитывая детей в христианском духе, православный христианин занимается столь высокой и полезной для страны политикой, о которой никакие лидеры и председатели даже мечтать не могут».

Заметки о высшем искусстве. Священник Алексий Уминский

«Нет никакого высшего искусства, как искусство воспитания. Мудрый воспитатель создает живой образ, смотря на который радуется Бог и люди».

Свт. Иоанн Златоуст

Православное воспитание — что это такое? Существует ли система и методология воспитания православного человека? На каких принципах такое воспитание основано?

Эти вопросы очень часто поднимаются в среде православных педагогов, эти вопросы задают родители, воцерковленные и только обратившиеся, этот вопрос стоит перед православными школами и перед всей нашей Церковью. А вот ответ на него получить чрезвычайно сложно. Дело в том, что педагогическая система в нашем привычном понимании связана, прежде всего, с идеологией, к примеру, воспитание нового человека по советскому образцу. И нам кажется, что если мы воспользуемся некоей подобной системой, поменяв, естественно, идеологию на православие и несколько ее видоизменив, мы сможем достичь желаемого.

Казалось бы, мы всё стараемся делать правильно, приводим аргументы из Евангелия и Святых Отцов, оперируем теми примерами, которые встречаем в житиях святых, а получаем обратный результат; у нас получается все наоборот. Нас часто удивляет, почему иные системы воспитания работают, достигают поставленных целей (например, Вальдорфская педагогика), а у нас — нет.

Мы пытаемся создать свою, православную педагогическую систему, — а может быть, такой системы и не существует? И здесь можно подумать: — а почему? И что надо сделать для того, чтобы православная педагогика все-таки осуществилась, пусть, может быть, и вне системы?

Когда мы говорим о православном воспитании, о какой-либо системе, то, конечно, прибегаем к опыту нашей Церкви. Христос — глава Церкви — говорит о Себе: «…один у вас Учитель — Христос <…> один у вас Отец, Который на небесах <…> один у вас Наставник — Христос» (Мф 23:8-11).

Итак, обозначены три позиции:

1) семейная (отцовство);

2) учительная;

3) наставническая.

Им соответствуют три аспекта воспитания — семейное, школьное, наставническое. Христос их указал в Себе, то есть сделал Себя единственным критерием семьи и школы, и мы понимаем, что для нас Церковь есть Семья и Школа.

Когда мы обращаемся к Церкви с вопросом: «Как воспитывать ребенка?», мы поступаем совершенно правильно, потому что Церковь способна дать нам ответ на этот вопрос. Но тут же мы сталкиваемся еще с одной проблемой, потому что Церковь — это мы с вами, мы ее составляем. Мы приходим ко Христу с вопросом, а при этом сами же должны дать на него ответ; мы сами должны так жить, так смотреть на Христа и слушать Его, чтобы правильно ответить на этот вопрос. Научиться у Христа, как поступать, мы должны сами.

Почему мы ищем именно систему воспитания? — Потому что часто мы хотим снять с себя ответственность за воспитание наших детей и спрятаться за систему и методики (кстати, система и методики очень характерны для «воспитания» в сектах, где с человека полностью снимается ответственность за его жизнь). Такое отношение, к сожалению, очень характерно для современной духовной жизни в нашей Церкви; в этом — наше духовное потребительство и крайняя безответственность, критическая масса которых уже становится деструктивной для Церкви. Мы все время стараемся у Церкви получить, взять, унести, устроить свою жизнь. Все существует для удовлетворения наших религиозных потребностей (все-таки советская педагогическая система добилась своего, она воспитала из нас «своего» человека, но это — вполне закономерным образом, впрочем, — оказался не «новый», «гордый» и т. д. человек, а инфантильный потребитель). Так всё и существует для нас — и мы в этом уверены — и община, которая должна о нас заботиться, и духовник, который должен нас окормлять и принимать на себя ответственность за нашу жизнь, и гимназия, которая должна решать наши семейные проблемы. А на самом-то деле все наоборот: это мы должны идти в Церковь, чтобы отдать себя Богу и ближним, это в нас нуждается приход, это мы — живые камни, без которых не может строиться церковное здание.

И вот, получается, что когда мы пытаемся спрятаться за систему, из жизни во Христе соорудить идеологию, — пусть очень хорошую, христианскую, — все рушится.

Я хочу остановиться на некоторых моментах, которых, мне кажется, следует опасаться, когда речь идет о воспитании детей в православной семье.

Первая проблема, которую следует отметить, — «имитация православного поведения». У нас есть прекрасное наследие — Жития Святых. В житиях мы встречаем описание детства святых. Это детство описывается приблизительно одинаково: преподобный в детстве с другими детьми не играл, на улицу не ходил, конфет не любил, был тих, молчалив, любил уединенную молитву. А наши дети на 99 % — шумно играют, любят сладкое, дерутся, веселятся, то есть ведут себя как обычные дети. И вот мы думаем, как бы так сделать, чтобы и наш ребенок не смотрел телевизор, не любил мультфильмов, не жевал жвачку. При этом некоторые жития нас успокаивают: преп. Сергий плохо учился, праведный Иоанн Кронштадтский — тоже. С ними совершилось чудо. И вот что мы делаем: мы с младенчества заставляем ребенка поститься, вместо сказок читаем жития святых, нагружаем молитвенным правилом, лишаем игрушек, за каждый проступок пугаем Богом и наказанием, и вместо того, чтобы развивать ребенка, заказываем молебны преп. Сергию, чтобы наше чадо поумнело. Мы пытаемся некоторые вещи — иконографические — сделать методом православного воспитания. Мы пробуем с абсолютной точностью перенести эти образы на свою семью (в то время как жития — это икона, написанная словесно). Причем мы делаем это так, что прилагаем эти мерки не к себе, что было бы совершенно правильно в педагогическом смысле, а к нашим детям, и пытаемся приучить их жить по житиям. Если ребенку вместо сказок все время читать жития, он начнет к житиям относиться как к сказкам. Свт. Димитрий Ростовский эти книги писал не для детей, а для взрослых людей, чтобы они старались жить, мало-помалу подражая жизни этих святых, а мы пытаемся имитировать православие, а не жить по нему реально на том духовном уровне, на котором находится наша семья. Мы совершенно не принимаем в расчет, что наш ребенок мал, он нуждается в своем духовном мире, и у него совсем другие понятия о, скажем, грехе, чем у нас.

И здесь мы сталкиваемся с гораздо более серьезной проблемой — с имитацией духовной жизни.

Наша Церковь своей мудростью понимает, что у ребенка иные понятия о грехе и иная мера исправления, и до 7 лет детей не исповедуют. Это не потому, что ребенок не грешен; он часто очень плохо поступает и грехи совершает иногда очень скверные, но он не может каяться, так как покаяние — это перемена сознания, обновление жизни, а ребенок не в состоянии пока еще переменить свое сознание через таинство покаяния, а может это сделать только через наше родительское воспитание. И поэтому, когда он согрешает, ему не надо «подходить под епитрахиль», — ведь таинство не в этом заключается, а родители должны объяснять ему (иногда долго-долго), почему это плохо, почему мама так огорчена его поступком.

Внешне кажется, что все это очень хорошо — ребенок с младенчества начинает задумываться над своей духовной жизнью. А священник Александр Ельчанинов говорит, что ранняя детская исповедь крайне вредна, потому что ребенок приучается к формальной исповеди. Он искренне думает, что если он проговорит на исповеди то, что ему мама на ушко сказала, то уже все хорошо, греха больше нет, бояться нечего, можно дальше жить так же. Маленькие дети не могут пережить исповедь как таинство. Детей, даже 7-летних, если они не очень еще развиты, можно даже не перед каждым причащением исповедовать. Дети быстро приучаются играть в наши игры, принимают на себя момент заданности, внешний облик, который нравится родителям, но духовно они не растут, потому что мы им поставили такую высокую планку, которую сами часто перепрыгнуть не можем (потому что сами в детстве такими не были).

Но вот, ребенок растет, начинает сознательно исповедоваться, у него возникают духовные проблемы, мы, родители, этих проблем боимся и стараемся от них отходить. И тогда мы начинаем искать ребенку духовника, который бы его воспитывал: меня, родителя он не слушает, батюшку он обязан послушать, у батюшки — послушание. Это еще одна наша ошибка.

Во-первых, потому что мы сами несем ответственность за своего ребенка, во-вторых, мы наживаем себе этим большую проблему. Ребенок начинает доверять духовнику больше, чем родителям, а потом возникает конфликт, потому что духовник говорит ребенку одно, а папа с мамой другое. Что делать? Кого слушать? Кто главнее: родители или духовник? Дело в том, что не может быть у ребенка своего духовника, так как духовник не может нести ответственности за ребенка; полностью за него отвечают только родители.

Отец Иоанн (Крестьянкин) в одной своей проповеди говорит: «Мать начинает молиться, она просит Бога о помощи, ноне получает. Почему же? Да потому, дорогие мои, что нельзя возлагать на Бога то, что мы обязаны сделать сами… нужен труд, нужно духовное напряжение, надо всегда помнить о детях и о своей ответственности за них перед Богом. Отцы и матери! одни без детей своих вы спастись не можете — и это надо помнить».

Поэтому, когда родители пытаются через духовника воспитывать детей («Батюшка, а вы скажите ему вот это, пусть он сделает вот так. Меня он не слушает, а вас послушается»), а после исповеди спрашивают: «А он вам сказал про этот грех, а в этом покаялся?», — родители рискуют потерять доверие своего ребенка, используя исповедь для решения своих частных проблем. Родители должны сами стараться решать эти проблемы. Духовник должен быть один у всей семьи, тогда он, зная семейные отношения, сложности, проблемы, поможет всей семье, а у ребенка отдельного духовника быть не должно (кроме, конечно, каких-либо исключительных случаев).

Следующая проблема, которая исходит из имитации православного поведения — это фобия — боязливое отношение ко всему, что нас окружает. Мир, в котором мы живем, видится нам падшим, греховным, одержимым бесовской злобой, и он действительно такой. И часто складывается мнение, что если мир идет к концу, то нам надо всего бояться. И мы боимся масонов, сионистов, экстрасенсов, колдунов, экуменистов, патриотов, еретиков или наоборот, консерваторов, и своих детей приучаем не понимать, не оценивать, а бояться: это плохо, в этот храм не ходи, там не такой священник, этого не читай и т. д. Мы так друг друга боимся, что всякое мнение, которое хоть немного выходит за уровень понятий, которые мы считаем общепринятыми, является причиной, чтобы отвернуться от человека, с ним не молиться и всех пугать его мнением. Получается, что частное, пусть ошибочное мнение человека, способно зачеркнуть всю любовь, которую Христос нам заповедовал.

У Святых Отцов была такая позиция: «В главном единство, во второстепенном свобода и во всем любовь». В те времена было столько «мнений», столько практик, столько всего разного, но, тем не менее, Церковь была едина и все старались сохранять любовь. У нас нет любви, потому что мы всего боимся. Апостол Иоанн Богослов говорит: «совершенная любовь изгоняет страх», «боящийся несовершен в любви», то есть страх тоже прогоняет любовь. И когда мы начинаем воспитывать своих детей в страхе, мы сможем их научить только ненавидеть кого-то, а не любить. У нас повсеместно популярна литература под примерно такими названиями, как «Тайная сила масонства» и т. п. Она вся приблизительно одного содержания: в мире существуют тайные общества, масоны и др., они всюду проникли, они правят миром, что они захотят, то обязательно происходит. Но если масоны всесильны, тогда зачем существует наша Церковь? Если масоны в этом мире все завоевали, и все только от них зависит, то зачем мы с вами христиане, в чем сила нашего христианства? Неужели мы, вооруженные святым Крестом, нашей верой, можем кого-то бояться, бояться масонов или пришествия антихриста? Христиане первых времен были в высшей степени эсхатологически настроены, они ждали скорого пришествия Христа. Мы знаем, что оно когда-то будет, но надеемся, что нас как-то «пронесет», что все будет позже, не в наше время. А первые христиане его действительно ждали: «ей, гряди, Господи Иисусе», «Маранафа — Господь наш грядет», даже в литургической молитве первых христиан звучало: «Да прейдет образ мира сего!», — то есть пускай скорее закончится этот мир, поскорее наступит Царство Небесное. Они радостно ждали конца света, так как с концом света приходит Христос; мы-то с вами знаем, что приходит антихрист, а они прежде всего знали, что приходит Христос. Того, что придет антихрист, они не боялись, так как в то время было столько антихристов, столько мучителей, что каждый день они могли поплатиться своей жизнью за веру, поэтому они ждали Христа, а антихриста не боялись. Конечно, надо знать, что в мире существует зло, ереси, лжеучения и всякие богопротивные вещи и те же масоны. Все это так, но, тем не менее, они бессильны перед Церковью Божией, они ее никогда не победят, и это надо прежде всего внушать нашим детям и учить их этому можно своим примером: пусть мы сами живем радостно, полной христианской жизнью, пусть мы знаем не о тайной силе масонства, а о явном его бессилии.

Коснусь еще проблемы дружбы детей. Мы пытаемся оградить ребенка от дурного влияния, и это правильно. Но в этом стремлении мы заходим слишком далеко, — мы ограждаем ребенка вообще от всего, и он остается совершенно один. Мы запрещаем ему дружить во дворе, в школе, и все время стараемся пристроить его в такое место, где он сможет «безопасно» дружить. В конечном итоге мы доходим до православной гимназии, — и оказывается, что и здесь есть такие дети, с которыми ни в коем случае дружить нельзя… А потом мы удивляемся, что наши дети не умеют дружить. Это потому, что мы все время приучали их с кем-то не дружить, а вот с кем-то дружить мы их не приучаем. Это очень большая проблема, так как мир, в котором мы живем, действительно очень дурной, и для того, чтобы противостоять злу, здесь нужно очень сильное доброе влияние, но поместить ребенка в гетто, — это тоже не выход: он выйдет в мир совершенно не готовым. Такой ребенок не приучен защитить ни себя, ни ближнего, к откровенности он тоже не приучен. Здесь надо быть очень осторожным и уважать детскую свободу. Если мы сохраним доверие ребенка, то сможем взять его отношения с другими под свой мягкий контроль, но навязывать детям, с кем им дружить, мы не должны.

Почему возникают эти проблемы в воспитании? Мы пытаемся создавать православную систему, а она рассыпается потому, что православие — это не система, это жизнь в любви. Когда мы начинаем совершать воспитание в любви, то оно как раз и получается православным.

Как ребенок должен поститься, как он должен готовиться к причастию, — эти вопросы решаются. Господь подсказывает человеку ответы, когда тот пытается знаком своего православия ставить не какие-то формальные вещи, о которых он где-то что-то вычитал, которые он принял умом, а не сердцем, а когда он пытается решать свои проблемы в любви. Проблемы в воспитании будут всегда, они всегда будут болезненными, очень многое будет не получаться, но когда мы попробуем воспитать ребенка в любви, тогда это и получится, тогда он сам по своей детской ревности к Богу выберет меру в молитве и посте, чтении и богослужении, а мы к этой мере сможем постепенно что-то прибавить, сообразуясь с ним, советуясь с ним, наблюдая, как он это духовное молочко воспринимает. Прекрасные формы православия со всей красотой богослужения, красотой традиции, — это, конечно, выражение любви. Но когда мы пытаемся из всей полноты традиции выбрать только то, что якобы поможет нам выработать свою «православную идеологию», свою систему, то мы рискуем остаться и без традиции, и без православия.

Что делать с нашими детьми? (Выступление на Рождественских Чтениях). Протоиерей Димитрий Смирнов

Давно замечено, и все православные пастыри испытывают на себе эту трудность и с ней сталкиваются: теперь в храмах появилась особая струя приходящих к церкви людей, чаще женщин, конечно, бывают и мужчины, которых приводят в Храм беспокойства, страдания и просто трагедия, которая связана с их детьми. Первый вопрос, который они задают с мольбой и надеждой, звучит так: «Что мне делать с моим сыном?» или «Что мне делать со своей дочерью?». И этот вопрос задается всегда в такой форме, что ответить «Не знаю», — это ввергнуть человека в пучину отчаяния, потому что в храм приходят люди, как в последнюю инстанцию. Что происходит? Почему возникает вновь такая проблема, хотя не одно столетие существуют трудные дети, если обратиться к недалекой истории прошлого века, позапрошлого или в более древние времена. Но такого вопля о том, что делать с трудными детьми из более далеких эпох не слышно, он к нам не доносится. Почему?

Может быть, такой проблемы не было, может быть, она решалась сама собой, каким-то более простым и естественным способом или просто, может быть, о ней никто никогда не говорил?

И вот, размышляя на эту тему, можно высказать такую гипотезу, что не так давно большинство жителей нашей земли жили более естественной жизнью. Т. е. человек, трудясь на земле непосредственно, себя кормил и других и так жило абсолютное большинство: от плодов своего труда.

Сейчас людей, кормящих других, меньшинство, а большинство людей совершенно оторвано от того, чтобы выращивать хлеб, овощи, зерно, скот…

И вот, когда-то жизнь большинства людей земли была связана с тяжелым трудом добывания себе пищи, и 80 % русских людей были крестьянами. Весь этот строй трудной жизни с работой от зари до зари мы назовем естественным. Он приводил к тому, что каждая семья была заинтересована в скором рождении большого количества детей, и дети возрастали и очень быстро включались в общую семейную работу. К этой мысли я пришел, бывая в деревне, наблюдая одну-единственную оставшуюся семью в деревне. Я понял, что так было, наверное, и всегда: и 50 лет, и 100 лет назад, когда деревня была вполне крестьянской и там были сельскохозяйственные работы и к ним привлекалось все подрастающее поколение.

Уже лет с 5 маленькие детки начинают выполнять какие-то простые вещи. Например, напоить мелкий скот или поворошить сено. Крестьянский труд очень разнообразен, он требует больших навыков и большого ума, сообразительности, потом весь инвентарь, конечно, проще, чем электро — или бензино-моторные агрегаты, но, тем не менее, нужно обладать некоторым ремеслом, потому как его нужно чинить, нужно изготовлять сломанные детали. Так что крестьянский труд предполагает, что занятые им должны быть и плотниками, и аграриями, и скотоводами, и кровельщиками, и столярами, и стекольщиками, в общем, начиная от маляра и кончая пекарем. Поэтому этот труд человека очень развивал интеллектуально. И включенность в эту работу с детства. По мере роста ребенка занятость увеличивалась и все более. сложной становилась деятельность и постепенно, когда он вырастал, он попадал в ту же самую среду, которая его воспитала. Он либо отделялся от основной большой у семьи и с помощью обретенных навыков строил себе дом, сам заводил скотину и без всяких специальных образовательных учреждений мог продолжать заниматься сельским хозяйством. Он становился традиционным крестьянином. И единственное, что мешало — это отсутствие достаточного количества пахотной земли. Поэтому возникали проблемы: уехать куда-то кому-то, или тот, кто имел какие-то особые склонности к ремеслу, начинал заниматься кузнечным делом, кто больше тяготел к церковной службе — а в каждом селе был храм — постепенно становился на путь церковного служения, а потом может и священнослужения и, таким образом, возникали традиционные династии и роды. И это естественный строй в жизни.

И дитя было занято и вовлечено в общий труд. Поэтому таких проблем, что ребенку скучно или ему нечем себя занять, не было. И вот все большая и большая урбанизация нашей жизни и не связанность наших трудов с пропитанием приводит человека работать где угодно, лишь бы были деньги. И предполагается, что труд должен быть как можно легче и как можно больше за этот труд получать. И очень еще желательно, но это, к сожалению, не всегда получается, чтобы этот труд был еще и интересен. Но непосредственно с жизнью это не связано, и такая жизнь понуждает родителей, заставляет и отца и мать часто покидать свое дитя и зарабатывать деньги, с помощью которых можно жить.

Раньше ребенок в избе только обедал и спал, а вся остальная жизнь протекала по кругу: двор, поле, луг, лес, река. Современное дитя зажато в квартиру. Стремление детей на улицу вполне естественно чисто биологически. Но пока единственное наше спасение в том, что существуют школы, которые имеют своей задачей тоже заточить дитя в искусственное пространство, в «массовую перенаселенную квартиру». Но в то же время, совершенно понятно, что школа, детский сад, еще какое-то учреждение, семьей воспринимается как некий отстойник, куда помещается дитя, где оно пребывает до того момента, когда родители придут усталые домой и будут отдыхать. И ребенок совершенно не вовлечен в их жизнь. И вот не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что психологические причины ухода наших детей из семьи на улицу во всякую мерзость исходят из-за нарушения строя естественной жизни детей. Совершенно понятно, что мы не сможем разрушить города, вернуть всех в сельское хозяйство, начать жить всем около живой земли.

Поэтому всегда Россия вынуждена догонять технический прогресс, и мы постепенно приходим к тому, что нам нужно перенимать тот опыт, противоестественный опыт современной цивилизации, совершенно противоестественный потому, что та жизнь, которую мы ведем, не здоровая — и в смысле питания и в смысле физической нагрузки и так далее. Поэтому, когда рождается современный человек, на него заводят медицинскую карту сразу! Современная цивилизация идет двумя путями. Первый путь — развитие медицины, чтобы человеку было не больно жить и чтобы он смог жить долго. А вторая часть — сократить количество населения. Для этого вводится планирование семьи, планирование только в одну сторону — сокращать, не допускать рождения, а если все-таки ребенок зачат, то его убивать. Как можно больше, чтобы это было безболезненно и чтобы это никаким образом не повлияло на здоровье того, который его убил. И огромные миллиардные средства служат этому. Говорят, у Международной организации планирования семьи, годовой бюджет около 400 миллионов долларов. Сейчас есть Российская организация планирования семьи и ее задача: бюджетные средства получить, т. е. на средства налогоплательщиков убивать детей. Какое это отношение имеет к социальному служению Церкви и воспитанию, и воцерковлению молодежи? Я дерзаю предложить одно из лекарств, потому что члены Церкви, действительно озабочены тем, что делать с нашими детьми и ищут выхода. Наши школы, наши кружки, наши детские театры, наши ежегодные акции празднования Рождества и Пасхи, наши Воскресные школы — это есть некоторое лекарство. Потому что в то время, когда наши дети заняты этим, то занято и то пространство, которое они могли использовать на то, чтобы сжечь кнопки в лифте, исписать подъезд, с кого-нибудь снять куртку, или разбить кому-то стекла, проколоть шину автомобиля. Мы все понимаем пользу этих всех мероприятий, а также занятий спортом. Ребенок — это существо полноценное. И если ребенок еще не умеет выразить свою мысль, и если он не может эти мысли даже сформировать в своем уме — это не значит, что он глуп. Как крестьянин, который, может быть, не сможет так изящно выражать свою мысль, как Иван Сергеевич Тургенев, но который совсем не глупее Ивана Сергеевича Тургенева. И если Иван Сергеевич Тургенев может писать хорошие рассказы или романы, то крестьянин может делать много из того, что не может делать Иван Сергеевич Тургенев. И это требует от него ничуть не меньше ума, просто у него другие навыки в его жизни. И хотя у людей умственного труда — а это известно из аскетики, что ум надмевает — создается такое впечатление, что те, кто не занят преимущественно умственным трудом, то это люди, может быть, и недалекие. Но это большое заблуждение, потому что у людей, которые занимаются ремесленным трудом, такое же отношение к тем, кто занимается умственным трудом. Что это неумехи, не могут гвоздя забить и, вообще, нелюди. Что такое писать стихи? Это просто не серьезно. Ты скажи — кем ты работаешь? Тут существует такая проблема, но это от недоумения, от недостаточной наблюдательности. И тот же Тургенев, я не даром привел его в пример, прекрасно понимал, что крестьянин совсем не более глуп, чем он сам, т. к., конечно, был человек очень широкий, и умный, и образованный.

Так вот, дитя — существо такое же умное, как и мы с вами, и его ум совершенен. Мы наблюдаем в детях, даже иногда в маленьких, удивительные прозрения, которые поражают взрослых: они говорят такими меткими фразами, занимаются таким словотворчеством, которое просто удивительно. Как Чуковского это поражало, он даже книгу написал, какие замечательные бывают перлы словесные. Более того, я наблюдал явления настоящей прозорливости у детей, и бывают у детей пророчества, которые потом, конечно, утрачиваются с потерей чистой души.

Может быть, Господь отчасти и это имел в виду, когда говорил: «Будьте как дети». К Евангельским тайнам мы можем более или менее приближаться. К тому, чтобы это понять. Но насколько мы это понимаем? Нужно все-таки признать, что во всей полноте Евангелие, как мы ни были бы умны и образованны, понять и адекватно воспринять не сможем. Только можно свидетельствовать, что если человек действительно воспринял слово Божие, то оно чист, он свят. Если этой святости не наблюдается, то все это понимание Евангелия чисто рационально, внешне, поверхностно и неглубоко. И в Церкви принято такое правило: принимать только то толкование, которое исходит из уст человека святого, которых мы чтим и слушаем: Святых отцов, учителей Церкви. Хотя христианская жизнь должна нас приводить к тому, чтобы мы приобрели и внутренний алгоритм восприятия истины, а не просто основываясь на внешнем авторитете. Так вот, дитя — существо высокоумное. Особенно это поражает, когда учитель впервые входит в класс, новый учитель. Достаточно двух секунд — и все дети в классе абсолютно понимают, кто перед ними стоит и что можно при этом человеке делать, и они заранее знают, как он будет на это реагировать. И все дети прекрасно приспосабливаются к одному учителю, к другому, третьему и знают, что им за это будет. И это знают абсолютно все учителя на собственном опыте. Откуда у детей такая способность физиономизма — вошел человек, а они его рассекают. Взрослый человек, сложный — а он для дитя совершенно прозрачен. Как? Почему? Вот вопрос!

Так вот, ребенок умен. И ребенок, хотя и не может это сформулировать, но прекрасно понимает, чувствует, что ему предлагают в круж`ке, что ему предлагают в спортивной секции, в школе и дома. Это не жизнь. Это есть суррогат. И не все дети согласны этот суррогат воспринимать как настоящую жизнь. Мы их называем трудными, они бунтуют. Причем сейчас я имею в виду детей из семей более-менее благополучных. Неблагополучие семей тоже провоцирует детей на бунт. Дети уходят на улицу и вообще отказываются учиться, и вся энергия их души направлена на то, чтобы делать такие вещи, которые взрослыми воспринимаются как какая-то гадостная месть. Потому что они нарочно все портят, они слушают ту музыку, которая у взрослых вызывает головную боль, они одевают одежду, которую ни в одном цирке не увидишь, они делают такие прически, которые их делают больше похожими на демонов, чем на людей и т. д., и т. п. Они начинают видеть удовольствие в том, чтобы издеваться над взрослыми людьми, которые воспринимают себя нормальными, а дети как бы говорят: вот вы считаете, что вы нормальные, а мы создает совершенно другой мир. А какой они могут создать мир? Поэтому естественно, что взрослые воспринимают поведение своих мальчиков и девочек как абсолютное беснование. Что и во внешней форме проявляется даже в дьявольской символике. Сейчас все подъезды покрыты свастикой, числами 666, подросток пишет гадости… Почему? Потому что знает, что вызовет чувство боли, и он хочет его вызвать, для этого и пишет. Все нарочно, чтобы осуществить свое мстительное желание.

А причина в том, что взрослые не верят в то, что дети умные. Взрослые согласны с ребенком говорить на языке сюсюкания, и взрослые серьезно в свою жизнь детей не пускают — ограждают детей, и обычная реакция взрослого на ребенка: отстань, не мешай, я устал. Хорошо еще, если уроки вместе делают, это единственно, в чем состоит общение. Если родители делают уроки с детьми, тогда их союз каким-то образом выявлен, дети чувствуют вовлеченность в общее. И когда родители занимаются уроками с детьми, тогда все-таки связь не прекращается, т. к. начинается общая жизнь.

А детям нужно настоящее серьезное дело, как мне кажется. Я совершенно не настаиваю на этом утверждении. Мы только подходим к этому опыту. Попробуем создать не какую-то игровую модель, чтобы детям дать играть и чтобы они в этой игре имитировали взрослую жизнь, а дать им настоящее дело. И вот этим настоящим делом для нас, людей церковных, я думаю может и должно стать то, что теперь так некрасиво называется социальным служением Церкви. Это как-то очень официально, резко. Церковь из начала, как она была создана Господом нашим Иисусом Христом, важным делом считала призирать вдов, сирот, больных, престарелых. И Святейший Патриарх все время к этому призывает — чтобы мы проснулись от летаргии и вышли немножко за рамки храма и поняли, что церковная жизнь не ограничивается только богослужением, хотя богослужение — это ее центральная часть, сердце нашей жизни. Но человек состоит не только из сердца, у него есть руки и ноги. И вот, если бы мы потрудились и создали бы для наших детей возможность такого служения. Потому что дети сами организоваться не могут, у них нет для этого опыта. А вот мы с вами можем помочь и организовать их в такой труд. Этот труд был бы настоящий. И в этом труде будут участвовать и взрослые. Дети будут вовлечены в общую жизнь. Они будут воспринимать свою работу как нечто важное и высокое, потому что это по-настоящему церковное служение, и они прекрасно это понимают. У детей сердца чище наших, их чувства сильны, но не глубоки, но дети, несмотря на всю духовную и душевную неразвитость, понимают, что такое страдание и сострадание. И через эту организацию ухода за больными и престарелыми, лежачими больными и патронажной службы, включающей в себя и детей, которые имели бы в этом смысле настоящее взрослое послушание. Нужно показать детям, что такое настоящее христианство. Это могло бы дать им ту необходимую вовлеченность во взрослую жизнь, которая им необходима для того, чтобы им нормально вырастать во взрослых мужчин и женщин, а не отторгаться от нее и не воевать против отцов и матерей.

Вот такое подлинное дело послужит и настоящему воцерковлению. Оно даст возможность ребенку трудиться при храме, трудиться полноценно и заниматься самым высочайшим на свете делом.

Москва, январь, 1997 г.

Проблемы православной педагогики. (VII международные Рождественские чтения)

Сейчас, когда уже не первый год православные гимназии, школы и лицеи открывают своим выпускникам двери во взрослую жизнь, проблемы православной педагогики не уменьшаются, а множатся, что показали и VII Международные Рождественские образовательные чтения, проведенные Отделом религиозного образования и катехизации Московского Патриархата в январе 1999 года. Этим вопросам были посвящены многие пленарные выступления. Приводим фрагменты некоторых докладов:

«Проблемы духовного обновления школ» (В.И. Стражев — министр образования и науки Республики Беларусь); «Системное преподавание Православия в школах — основа будущего России» (С.П. Локтионов — председатель Курского отделения Международного фонда славянской письменности и культуры и В.М. Меньшиков — профессор, доктор педагогических наук, координатор областной программы изучения православной культуры); «Проблемы российского образования и Православие» (протоиерей Владимир Воробьев — ректор Православного Свято-Тихоновского богословского института); «Душа педагога и педагогическое делание» (протоиерей Артемий Владимиров — настоятель московского храма Всех святых бывшего Алексеевского монастыря в Красном Селе); «Семья и дети: церковный взгляд на проблему» (протоиерей Димитрий Смирнов — настоятель московских храмов Благовещения Пресвятой Богородицы и святителя Митрофания Воронежского);

В.И. Стражев:

Много десятилетий наши усилия были сконцентрированы на решении традиционного для восточных славян вопроса «что делать?», но сегодня стоит вопрос «как делать?» — как сделать наше общество процветающим, не нарушив при этом свободы нашего духа? Богатейший опыт всемирной истории неоднократно показывал, что к трагическим последствиям вели вовсе не ошибки в определении цели; достойный путь никогда не приведет к недостойной цели. По-моему, основной вопрос сегодня для нас — это вопрос, как достигнуть цели, не посягая на внутреннюю свободу, не порушив совести, принципов нашей души. Именно таков выбор пути, необходимый для школ. Если я могу сегодня говорить об определенных позитивных результатах реформ, то только потому, что мы, может быть, отчасти интуитивно, ощущали невозможность насилия над детьми и школами и в первую очередь ненасилия духовного.

Какой же должна быть школа, созидающая культуру христианского сознания? Выбирая пути духовного обновления, следует отказаться от принятия скоропалительных решений по упразднению одних предметов и введению других. Школа должна идти не по пути подмены собою Церкви, но по пути отказа от откровенно атеистического содержания учебных предметов, постепенного насыщения содержания образования материалом, помогающим ребенку и учителю не отвергнуть изначально идею о Боге, но раскрыть возможность встречи с Ним, подготовиться к этой встрече, — вот чем школа сможет выполнить свое предназначение в совместной деятельности школы и Церкви. Это подтверждают и слова известного богослова иеромонаха Серафима Роуза: «Наши дети должны быть подготовлены к восприятию Православия, к восприятию христианства через культуру». Культура, которую обязано дать образование, не должна удалять человека от религии, а должна помочь ему, указать путь к Православию, осветить этот путь, но совершить шаг по этому пути человек должен самостоятельно.

Если говорить о конкретных шагах, то, во-первых, необходимо сформировать иную школьную среду, которая предполагает установление между педагогом и учеником отношений, основанных на педагогике, отрицающей как авторитаризм, так и безразличие, к педагогике сотрудничества. Во-вторых, в школу должен прийти учитель, воспитанный в традициях Православия, несущий в себе дух культуры мира — христианства и способный передать его ученикам. В-третьих, необходимо перейти на новые образовательные методики, ориентированные на диалог, воспитание уважения друг к другу, обеспечение права ребенка на открытость и уединенность. Наконец, это принципиально новые отношения между школой и семьей. Именно совместная деятельность родителей и учителей может стать условием успешного формирования у детей опыта поведения в духе христианского сознания.

Особенно следует остановиться на содержании гуманитарного образования, три основных идеи которого — национальная, социальная, религиозная. История человечества дает устрашающие примеры того, как образование, ориентированное на идею превосходства, исключительности нации, развивало до гигантских масштабов разрушительные процессы. Есть большая проблема в том, какую историю в школе преподавать: политическую историю государства или историю развития культуры и его духовного роста? Первостепенное внимание нужно обратить на формирование в детях нравственных качеств, ориентирующих его на социальное сотрудничество. Необходимо ввести курс нравственного воспитания.

Наконец, идея религиозная. Попытка в Советском Союзе заменить веру в Бога идеей классовой исключительности завела общество в тупик. Оно не смогло найти замену великим принципам любви, сострадания, не смогло ничего противопоставить тысячелетнему опыту духовного воспитания народа. Говоря о реформировании системы общественного воспитания, признаем, что Церковь может оказать неоценимую помощь в решении этой проблемы, тем более, что Православная Церковь является сегодня самой авторитетной «организацией» с точки зрения нравственности. Ценности Православия должны стать той внутренней духовной основой, которая даст нам силу для разумного решения проблем, поможет не сорваться в пропасть духовной нищеты.

С.П. Локтионов, В.М. Меньшиков:

За последние десятилетия практически все население России было отлучено от благодатных источников своей жизни. А потому для многих русских людей нет сегодня счастья жить в Православии. Разумеется, они гордятся своей свободой от Православия, но на самом деле они несчастны.

Мы должны иметь мужество признать, что мы — православная цивилизация, и тогда изучаем Православие; либо мы честно отрекаемся от наших святынь и нашей культуры и продолжаем строить не существующую в мире «общечеловеческую» цивилизацию, продолжая уничтожать русский народ в бессмысленном эксперименте, задуманном далеко от Русской земли, и не один десяток лет назад.

Не только теория, но и живой опыт убеждают нас в том, что мы должны дать возможность детям изучать Православие, начиная с детского сада до старших классов, а по возможности и в вузах, т. е. системно. В Курской области мы ввели предмет «Основы Православной культуры» в разных классах школ в зависимости от возможностей каждой школы и обнаружили, что дети разных классов совершенно по-разному воспринимают Православие. Дети младших классов воспринимают христианство как нечто живое, непосредственно данное. Для них Евангельские события есть нечто реально существующее в данное время. Дети средних классов видят здесь некую тайну, а вот дети старшие подходят к этим урокам достаточно рационально, т. е. изучают предмет с позиций личной заинтересованности: что мне это даст, изучать или не изучать этот предмет? Но это свойственно юношескому возрасту, потому что впервые перед человеком встает во всей полноте вопрос о смысле жизни, о смысле бытия человека.

Что же нужно сделать, чтобы изучение Православия было введено во всех российских школах, расположенных в православных регионах? Нужна громадная государственная, социальная, информационная и педагогическая работа, направленная прежде всего на то, чтобы директорский корпус школ принял этот предмет. Надо заметить, что большинство родителей и школьников с огромным желанием принимают изучение Православия, и лишь директора школ, оглядываясь на вышестоящие инстанции, с трудом его принимают. Но как только достигается единодушие, вся дальнейшая работа идет сравнительно легко и просто. Когда мы начинали эту программу, ее поддерживало буквально несколько человек в области, но были десятки открытых противников. Нужны были мудрость и опыт нашего архиепископа Иувеналия в его бесчисленных встречах с тысячами людей, чтобы убедить большинство учителей, руководителей и даже противников в жизненной необходимости Православия для учителей и учеников.

Педагогические усилия должны быть поддержаны единой системой государственных и социально-общественных мер.

Протоиерей Владимир Воробьев:

Сейчас мы переживаем особенный момент нашей истории, когда мы можем воспользоваться Великим Мировым Юбилеем Христианства для преломления того пути кризиса, который еще пока губит нашу страну. Именно сейчас нужно звать весь народ ко Христу, громко возглашать, что без веры, без возвращения к Православной Церкви мы погибаем.

Можем ли мы это сделать в соответствии с действующим законодательством и образовательной системой нашей страны? Есть ли место в них вере, долженствующей стать стержнем воспитания и образования молодого поколения? Закон об образовании гласит, что образование в государственных школах должно иметь светский характер, но по просьбе родителей и лиц, их заменяющих, и с согласия детей, обучающихся в государственных муниципальных образовательных учреждениях, администрация вышеуказанных учреждений (школ) по согласованию с соответствующими органами самоуправления предоставляет религиозным организациям возможность обучать детей религии вне рамок образовательной программы (ст. 5 п. 4). Понятие «светский характер», учитывая предыдущие десятилетия, однозначно понимается как «атеистический характер» и в министерстве образования, и директорами школ, и администрациями городов. Однако понятие «светский» не означает «атеистический», «антирелигиозный», но означит «не клерикальный». А если так, то это позволяет нам в соответствии с нашим законом добиваться того, чтобы и программы, и стандарты, и учебные пособия отвечали бы тем желаниям, которые имеет значительная, а может быть, и наибольшая часть налогоплательщиков, т. е. тех, кто содержит государственную школу. В нашей стране даже после 70 лет гонений на Церковь большинство людей считают себя верующими. Почему же государственная школа обучает детей только атеизму?

Нужно требовать, настаивать, чтобы наши дети учились по религиозным программам. Необязательно вводить в программу Закон Божий. Достаточно, например, преподавать историю с точки зрения православного человека, а не с точки зрения атеиста, искажающего эту историю. Точно так же необходимо преподавать литературу и другие предметы. В некоторых областях России преподается школьный курс «Основы Православной культуры», имеются курсы повышения квалификации для педагогов: «Православная педагогика», «Православные традиции и воспитание», «Православная литература», «Религиозная естественнонаучная картина мира», «Введение в Православие» и т. д. Все эти предметы не подходят к термину, обозначенному в Законе как «обучение религии», следовательно, не воспрещены Законом и их можно вводить в сетку основных часов, пользуясь положением, что 20 % содержания обязательного образовательного курса отдано на рассмотрение регионов, т. е. каждый директор 20 % сетки обязательных часов может заполнять по своему усмотрению. Вполне можно добиться того, чтобы все вышеназванные курсы постепенно вводились в эту сетку. Только наша инертность и косность, наша неподготовленность стали причиной того, что мы не используем сегодня свои возможности.

Возможности большие. Проблема в том, как ими воспользоваться. Но даже при небезуспешности решения проблемы с кадрами учителей, остается серьезная духовная проблема, которая может сделать наш труд напрасным. Мы боремся за доступность православного образования. Но чем больше мы работаем в этом направлении, чем легче нашим детям учиться в православной школе, тем, как ни странно, дети это меньше ценят. Дети быстро привыкают к тому, что имеют, и перестают это ценить. Их влечет запретный плод. Православных детей, для которых православная жизнь стала будничной, интересует то, что «нельзя». Некоторые дети начинают интересоваться, например, рок-группами. Злое влияние окружающей среды проникает в православную школу. Преподаватели — это в основном люди советского и пост-советского воспитания, не имеющие ни настоящей культуры, ни настоящего вкуса, не знающие настоящей духовной жизни. Они называют себя православными, но не умеют открыть детям настоящую красоту духовной жизни. Они по-своему пытаются интерпретировать свою задачу, пытаясь воссоздать в школе нечто похожее на то, в чем они воспитывались, только под знаком Православия. Создается совсем не полная, не духовная атмосфера. И дети от нас часто уходят.

Как зажигается сердце верой? Сердце от сердца, как свечка от свечки. Обычно это бывает, когда встречаешься с каким-то замечательным верующим человеком, подвижником веры. Красота подвига может пленить душу ребенка, она увлекает его. Если наши учителя будут такими подвижниками, тогда дети будут верующими. Если наши учителя будут простыми православными обывателями, то дети наши из Церкви уйдут, как это случилось до революции. Тогда везде преподавался Закон Божий, но это не помешало огромной части нашего народа отречься от веры, как только совершилась революция.

Каким должен быть подвиг у детей? Подвиг совершается тогда, когда очень трудно, очень плохо, когда нужно совершить что-то из ряда вон выходящее для победы добра. Нужно объяснить детям ту обстановку духовной войны, при которой мы живем. Они должны почувствовать себя воинами, ответственными за жизнь нашего народа, страны, Церкви. Если мы не сможем им это внушить, они не станут подвижниками и вера их превратится в быт.

Святой праведный Иоанн Кронштадтский, преподававший много лет Закон Божий в реальном училище, выработал свою систему преподавания: он спрашивал только тех учеников, которые хотели отвечать, и ставил только пятерки и четверки и никогда не ставил других отметок. Если ребенок не хотел отвечать, он никогда не стыдил, не заставлял, не принуждал. Он хотел вложить в душу ребенка любовь — самое главное, что мы должны делать. Если мы этому не научимся, наша деятельность приведет нас к противоположным результатам.

Протоиерей Артемий Владимиров:

Кто же будет спорить, что врач прежде призван исцелить себя самого?! Кто не знает, что в полной зависимости от сердца педагога находится успех его педагогической воспитательной деятельности?! Это есть непременное условие — устой, без которого невозможно ничего преподавать, чему-то научить, особенно если область научения относится к нравственной жизни. Каждый из нас, кто призван стать «делателем жатвы», кто созерцает эту жатву — детские души, только-только распускающиеся на Божьем лугу, но уже боримые, уже искушаемые, уже как прах ветром выметаемые вон из церковного дома, — каждый из нас сам для себя должен решить и постоянно решать сей вопрос: моя собственная душа и мое педагогическое делание — в какой зависимости они находятся? На что прежде всего я должен обращать собственное внимание, о чем радеть, над чем трудиться? Дети — существа необычайно чуткие: они, может быть, не рационально, не словесно, ни интуитивно все чувствуют. И безусловно все нравственные недостатки преподавателя тотчас ими осмысляются, тотчас ими ощущаются. Даже сокрытые тончайшие страсти, к числу которых относятся, например, тщеславие.

Думаю, что главным для педагога, помимо, конечно, веры в Отца Небеснаго является такая устремленность к Богу, которая выражается в желании нравственно совершенствоваться, а значит, в педагоге должно жить постоянное недовольство самим собою, своим нравственным состоянием. Сражаясь со страстями, он должен не для других, а для самого себя иметь крайнее смиренное, уничиженное понятие о самом себе, находя в себе бесчисленные недостатки, и вместе с тем стремиться преодолеть все это с Божией помощью. Господь подтверждает это, говоря: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5). Бог не творит там, где мы не предоставляем Ему благодатного простора. Благодать не насилует той личности, которая верит еще в свои силы и думает, что она сама собою достигнет чего-либо. И вот когда я как педагог прихожу не просто к головному, а сердечному сознанию своего полного безумия в области умственной, т. е. неспособности возвестить слово разума, своей полной нечистоты в области эмоциональной, сердечной, своей полной слабости в области волевой, вот тогда-то Божественная Мудрость, Божественная Сила действования, Божественная Чистота оросят мою душу.

В деле педагогическом самое главное — общение сердец. Сердце сердцу весть подает. Я могу быть простым учителем труда и не вдаваться ни в какую теорию и морализирование, но если опытом своей внутренней жизни я хоть с краешку причастен тому сокровищу внутреннего делания, которое заповедано православным, оно передастся детям, передастся через самые мои действия, через мой взор, через мое обращение с ними, о чем и говорит апостол Павел в словах: «Мы суть Христова благоухания для верующих».

Радость общения, переливающаяся от сердца взрослого к сердцам маленьких, вдохновение не может возгнездиться в душе нечистой. Часто присматриваясь к молодым, в общем-то знающим и получившим определенные ухватки учителям-девушкам, лицам женского пола. Посещая светские школы.

Протоиерей Димитрий Смирнов:

Если посмотреть на социальные проблемы и проблемы образования с богословской точки зрения, то прежде всего нужно обратиться к семье. Если общество болеет, значит, не все в порядке с семьей, т. к. семья — это та клетка, из множества которых строится все тело — общество. Глашатаями современной цивилизации человек объявляется всего лишь индивидуумом, а общество — совокупностью индивидуумов. В отличие от этого либерально-философского взгляда, существует иной, библейский взгляд на человека. Когда в Священном Писании говорится, что человек создан по образу и подобию Божию, имеются в виду не только три составляющие его — плоть, душа и дух, но и трех-ипостасность пребывания человека во Вселенной: муж, жена и дитя. По существу каждый из них человек, но разница лиц очень серьезна: и психология, и внешний вид, и устройство тела. Такими нас задумал и создал Бог — по Своему образу и подобию. Для чего? Только существуя в трех своих ипостасях, человек может научиться любви и возрасти в ней — и прийти к Богу, т. к. грехом своим человек от Бога оторвался.

Современная цивилизация — сатанинская, т. к. она противостоит Христу. Она направлена на разрушение семьи и разрушение в человеке его трех-ипостасной сущности, т. е. образа и подобия Божия. Несмотря на оголтелую пропаганду «ценностей» цивилизации, противостоящих семье, на многие ограничения самого существования семьи, здравое понятие об идеале семейной жизни в нашем народе сохранилось, — благодаря тысячелетнему его воспитанию Русской Православной Церковью.

Рассмотрим современные болезни семьи: полная потеря нравственного идеала; разводы — у нас из трех браков два развода; детоубийство — это явление убивает миллионы наших соотечественников; пьянство и наркомания; супружеские измены; отсутствие христианского и вообще какого-либо воспитания. В результате этих болезней мы вымираем как нация: наше население сокращается на полтора-два миллиона в год.

Теперь рассмотрим те силы, которые извне отрицательно влияют на семью и способствуют развитию этих болезней как внешние возбудители. Одна из этих сил — тотальное безденежье. Чем беднее семья, тем сильнее боязнь рожать детей. Другая — безработица, скандалы в семье на этой почве. Следующая — тотальная пропаганда разврата в средствах массовой информации. Наконец — приветствуется и внедряется в сознание как ценностная ориентация всякое ограничение рождаемости. Этому способствует расширение бизнесов алкогольного, наркотического, порнографического, фармакологического (за распространением средств контрацепции стоят огромные корпорации). Сильно влияет на разрушение семьи криминальный мир, т. к. в него вовлечено большое количество подростков, юношей и даже детей. Появился и новый фактор. Очень многие тоталитарные секты воюют против семей, потому что пока человек живет в семье, живет проблемами близких людей, его трудно зомбировать. Одной из сил, разрушающих семью, являются современные литература и искусство, вносящие свою лепту в развращение людей.

Что же нам делать? Православным людям не следует впадать в отчаяние. Мы надеемся на Бога. Но если мы ничего не будем делать, то будем согрешать. Поэтому мы должны очень глубоко осознать эту проблему и, для кого это возможно, начать новую жизнь и в воспитательной работе, и в образовании, и в собственной семье…

Многие уже отказались от христианского подвига — православной семьи: потому что православная семья — это величайший подвиг, особенно в наше время; родить и воспитать церковного человека — это сейчас подвиг. И многие так называемые «православные семьи» от этого отказались, но продолжают думать, что они остаются православными людьми. Поверьте, дорогие мои, это глубочайшее заблуждение. Потому что мы в самое сокровенное — в наше человечество трех-ипостасное — внесли отречение от Бога, отречение от своей трех-ипостасности.

Перед нами — людьми, имеющими доступ к детям, — стоит задача, возможно, утопическая и фантастическая: мы должны всеми доступными для нас средствами учить их тому, что есть настоящая семья с точки зрения Господа Бога. Мы должны найти такие слова, которые вдохновили бы их на подвиг семейной жизни. Мы должны им внушить, что сама мысль о том, что ребенок в семье может быть лишним или что он кого-либо объест, отвратительна. Отвратительна также и мысль о том, что собственное благополучие — вещь гораздо более важная, чем рождение дитя, потому что в христианской семье дитя рождается Богу, и оно должно быть Ему посвящено и должно быть воспитано для Церкви. Вот в чем задача христианской семьи. Именно поэтому апостол Павел сказал, что женщина спасается чадородием. Мы, к сожалению, стараемся об этом как бы не думать, что и приводит к таким трагическим явлениям, как вымирание нации.

Дмитрий Иванович Менделеев при обработке данных переписи населения за 1913 г. предсказывал, что к концу века население России будет составлять 450 млн. человек. Где недостающие 300 миллионов? Их нет, их никогда не будет.

Конечно, не каждый россиянин, несмотря на крещение, станет вполне воцерковленным членом Православной Церкви. Но ведь Церковь призвана быть «солью земли»… Вовсе не значит, что соль, которая предохраняет продукты питания от гниения, все превращает в соль. Нет, продукты хотя и осаливаются, все же остаются теми же продуктами: капустой, мясом и т. д. Но соль предохраняет их от гниения… Роль Церкви, которую Господь создал на Своей Крови, — предохранить мир от окончательного гниения. Это гниение начинается с наших семейных отношений.

Подготовлено Н.Гусевой

Информация о первоисточнике

 При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.

Преобразование в форматы epub, mobi, html 
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).