На слова апостола: «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Римл.7:15)*

И о том, как Иаков был прообразом Христа; а в начале слова — против любителей театральных зрелищ.

   1. Хвалю вашу любовь, удивляюсь вашему усердию и принимаю это прекрасное состязание. Место смятения, рождающего шум, теперь заступило сокрушение, сплетающее венец правды. Я ублажаю вашу любовь, по внушению которой вы все усилия употребили, чтобы удержаться в этой божественной твердыне. Но чем более удивляюсь я этой вашей ревности, тем сильнее отвращаюсь я от вашего влечения к суетным удовольствиям. Вчера это наше священное собрание подверглось ограблению и конское ристалище увлекло к себе народ с этого блаженного и божественного состязания. Надивиться не мог я тому, с какою охотою поприще божественного слова променяли вы на конские скачки. Там вы могли посмотреть бег лошадей, а ведь здесь колесница Божия в неисчетное число раз превосходнее (Пс. 67:18) и на ней тысячи ликующих; там могли вы видеть состязание, погоню и спор, здесь любовь, ревность и усердие. Тысячи колесниц ниспровергает одна колесница. Одна колесница у Бога, а колесниц нечестия много. Но та совершает бег благочестия, а эти божественной колесницей низвергаются. «Иные, — говорит псалмопевец, — колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся: они поколебались и пали, а мы встали и стоим прямо» (Пс. 19:8—9). Колесница эта не коней побеждает и не людей попирает, но низлагает демонов и во прах сокрушает насильство дьявола. Не четырьми конями запрягается колесница Божия, но ее влечет бесчисленное множество душ. «Колесниц Божиих, — говорит псалмопевец, — тьмы, тысячи тысяч» (Пс. 67:18). Конями Божиими служат святые души, — души апостолов, обтекшие всю землю и несущие спасение всему миру. Апостольская езда — спасение вселенной. Об этом предсказывал пророк: «Ты с конями Твоими проложил путь по морю, через пучину великих вод» (Авв. 3:15). Проповедь апостолов смутила весь языческий мир; цари смущены, властители огорчены: нестерпим для них бег апостольской благодати. Поэтому возмущенные проповедью апостолов и говорили: «эти всесветные возмутители пришли и сюда» (Деян. 17:6). Вот колесница Божия, вот кони, взнузданные благочестием. Не противься же слову истины, не подражай прыжкам неразумных, отталкивая от себя божественный закон, чтобы и тебя не остановил божественный голос: «что ты гонишь Меня?.. Трудно тебе идти против рожна» (Деян. 9:4—5). Обуздаем себя благочестием, обратим свои взоры к целомудренному зрелищу; будем смотреть возничих благочестия — пророков и апостолов. Пророки — возничие истины, руководители доброго бега. Таков был Илия, к которому Елисей взывал: «отец мой, отец мой, колесница Израиля и конница его» (4 Цар. 2:12)! Всему должно предпочитать благочестие. Не отставай от учения, как только слышишь божественное слово; а что слышишь помимо его — для того будь наравне с бессловесными. Не только душой, но и очами твоими пусть управляет любовь к Богу; пусть не двоятся твои взоры между бесстыдными зрелищами и святою ревностью. Приучи глаз твой не видеть ничего кроме небесных красот, так чтобы ты мог говорить: «К Тебе возвожу очи мои, Живущий на небесах» (Пс. 122:1)! Слух твой приучи не к шуму, не к крику, но к божественному закону, говоря: «приклоню ухо мое к притче»(Пс. 48:5) и «и услышу его» (Пс. 90:15). Не лестью и угодливостью внушены мои слова, но сознанием долга: мой долг — учить и вразумлять вас. Угодливость не приносит никакой пользы, а вразумление весьма полезно. Не пленяйтесь беспорядочными зрелищами, не оскверняйте своих мыслей чуждыми песнями. Ты можешь обуздать свои мысли, хотя бы привычка и увлекала тебя в ту сторону. Ты не раб, а свободный, и не насильно берут тебя в плен и порабощают, но ты сам по своей воле продаешь себя греху. Не оправдывайся словами апостола; когда укор истины дойдет до твоего сердца и обличит его тайны, не вздумай сказать в ответ: разве я выше Павла, говорящего: «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю»(Рим.7:15)? Не извращай божественных слов, что тебе так привычно делать; не клевещи на славу апостола, в угоду своей страсти. Многие, стараясь прикрыть свои грехи, нередко ссылаются на только что приведенные нами слова апостола. Павел, говорят, сосуд избрания, всегда управляемый Духом Святым, сказал: «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих» (Римл. 7:15, 22—23). Всякий грехолюбец непременно хочет найти лицо, всеми уважаемое, которое могло бы разделить с ним его грех; охотно прибегают в таких случаях к апостолам, не в укор им, но в оправдание самим себе. Сказал, говорят, Павел: «знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе» (Римл. 7:18). Если даже в Павле не живет доброе, то как, говорят, требовать, чтобы обитало добро во мне? Как я могу быть участником добра? Может ли во мне быть добрый корень? Если такой великий муж был пленяем законом греховным, как он сам заявил, что же остается мне, жалкому рабу греха? И вот, во-избежание двух зол — оклеветания апостольского слова и притупления в самих себе стыда за грех, нам необходимо раскрыть заключающуюся в словах апостола мысль во всей ее полноте, вникнуть в ее развитие. При всяком сомнении относительно понимания Священного Писания нужно обращаться к контексту речи, к общему смыслу данного места. Когда известно, к кому обращена речь, о чем и с каким намерением говорится, — тогда не трудно уже бывает установить и точное, безошибочное понимание данного места.
   2. Апостол (постараюсь говорить кратко и ясно) живописует образ вообще человека, как он был создан в начале, как был под законом и как был освобожден благодатью, — живописует словом, как бы на картине. Итак, чем был Адам до заповеди и чем он стал после заповеди? Каким он был в подзаконном состоянии, и какая произошла в нем перемена под благодатью? И как если я сегодня скажу: Бог сотворил нас по образу и подобию своему, но преступив заповедь мы были изгнаны из рая, — не о себе самом говорю я это, но только отношу к себе то древнее повествование (ведь ни рая я не видел, ни изгнанию из него не подвергался, а только для живейшего представления того, что испытал наш праотец и первовиновник нашего насчастья, я употребляю такие выражения, как: я был создан, я пал, я изгнан из рая, я был под законом, я призван вновь), — так и Павел рассуждает об Адаме, каким он был до заповеди закона (подразумевая закон, данный в раю), и говорит от лица Адама: «я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил» (Рим. 7:9). Разве Павел был древнее закона? Нет, он процвел после всех, воспитанных под законом, он жил после явления Спасителя. В таком случае как же он полагает себя раньше закона, если он жил после? Ведь из его слов выходит, что он древнее закона: «я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь, то грех ожил»? Неужели заповедь появилась позже Павла? И если кто подумает, что хотя закон был и до Павла, но сам он жил без закона, проводя жизнь языческую, и только потом уже подчинился закону, то и такое предположение не оправдывается историей. Павел никогда не жил вне закона: он был, по его собственным словам, «обрезанный в восьмой день, из рода Израилева... Еврей от Евреев, по учению фарисей» (Фил. 3:5). Так когда же он жил без закона? «Я жил некогда без закона; но когда пришла заповедь…» Какая заповедь? Гласящая: «от всякого дерева в саду ты будешь есть» (Быт. 2:16). «Когда пришла заповедь, то грех ожил, а я умер»(Рим. 7:9—10). Смотри, как на весы полагает он грех и праведность: когда соблюдается заповедь, грех умерщвляется; напротив, когда грех распространяется, человек умирает. Словами: «когда пришла заповедь, то грех ожил» апостол показывает, что до падения грех был мертв. А под грехом у апостола разумевается не грех в собственном смысле, но дьявол. Почему же называет он грехом дьявола? Потому, что тот был наставником греха. Мы неизбежно впали бы в заблуждение и погрешили бы против истины, если бы не обратили внимания на особенность словоупотребления, свойственного Священному Писанию. А Писание именно имеет обыкновение прилагать к дьяволу наименование греха. Почему? Потому что он наставник, виновник и посредник греха. Равным образом и Спасителя Господа нашего Иисуса Христа называет Писание правдой, не как дело правды, но как Учителя правды, почему и говорит о Нем Павел: «Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением» (1 Кор. 1:30). Итак, как Христос наименован правдой, поскольку Он был источником правды, так и дьявол, бывший причиной и виновником греха, от греха же и получает название. «Грех ожил, а я умер; и таким образом заповедь, данная для жизни, послужила мне к смерти» (Рим. 7:9—10). Бог дал Адаму заповедь не для того, чтобы он умер, но для того, чтобы он жил. Итак, заповедь, данная мне для жизни, обратилась ныне в смерть, не потому, что она изменилась сама в себе, но потому, что я своим преслушанием нарушил ее животворность. Должно тщательно вникнуть во все стороны этого вопроса. Необходимо это в виду того, что враг Писания, не воспитанный в духе благочестия, тотчас выступает с возражениями. Что же, говорит он, Бог не знал, что Адаму предстоит падение? Не предвидел, что он не соблюдет заповеди? Не предвидел, что он будет обольщен змеем? Для чего же дал Он заповедь тому, кто ее не сохранил? Должно знать, что Бог знает все, и дает законы, имея ввиду не только того, кто их преступит, но и того, кто будет их исполнять. Почему же ты относишься к божественному предведению так враждебно и толкуешь его так односторонне? Зачем говоришь только о том, будто бы Бог не предвидел, что Адам согрешит? Почему обходишь молчанием то, что последовало дальше? Конечно, ты умалчиваешь об этом недобросовестно; а я с верою проповедую, что как предвидел Бог падение Адама, так точно предвидел Он оправдание Авеля, преложение Еноха, составление лика святых; предвидел Он и то, как Ной переживет всемирный потоп, как процветет Авраам, корень веры, как воссияют патриархи, процветут пророки, прогремят апостолы, и что красота создания, которую разрушит падение, возродится в полном блеске в преславном домостроительстве Спасителя. Предвидел Он деяния апостолов, предвидел славу мучеников, подвиги исповедников, соборы монахов, предвидел процветание церквей, предвидел собор пастырей, предвидел всех, во истине предстоящих этому жертвеннику. Итак, что же? Следовало ли — в предведении стольких благ — давать жизнь созданию? «Грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею» (Рим. 7:11). Грех, то есть дьявол. «Взяв повод». Как именно? Бог сказал: «от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2:16—17). Дьявол, воспользовавшись этою заповедью как предлогом, измышляет клевету и говорит человеку: «знает Бог, что в день, в который вы вкусите их... вы будете, как боги» (Быт.3:5), и потому запретил вам. Клевещет на Бога из зависти и самого Бога представляет завистником. Бог, говорит, не хочет, чтобы вы сделались равными Ему, и потому запретил вам касаться дерева, плоды которого могут дать вам богоподобие. «Грех, взяв повод от заповеди, обольстил». Хорошо сказано: «обольстил», потому что не истину возвестил, но обманул, и через то умертвил. Обман породил смерть, потому что создание не было смертным. Многие держались и такого мнения, что Бог сотворил человека смертным; но это неправда: создание не было смертным. Хотя оно и было перстным, но создано было бессмертным. Если бы человек создан был не бессмертным, а смертным, то как бы получил он по суду Божию то, что имел по природе? Если он был смертным, почему Бог наказанием за преслушание полагает ему смерть? «В день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». Очевидно, до вкушения он был бессмертным. А если он был смертным и до вкушения, то в этих словах не было бы истины, они были бы обманом; да и какой смысл — угрожать тем, что я уже имею? Никто не станет угрожать человеку сном, который дан ему по природе, никто не угрожает пищей, потому что вкушение ее свойственно человеку по природе; а Бог стал бы угрожать смертью? Очевидно, за грех постигло создание то, чего оно не имело по природе. Если бы Адам соблюл заповедь, пребыл верен божественному закону, не было бы и смерти. Это подтверждается и тем изречением Премудрости, что «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих», «Завистью диавола вошла в мир смерть» (Прем.1:13, 2:24). Потому будет вполне согласно с истиною утверждать, что смертным наше естество стало вопреки природе, и что воскресением нам возвращается то, что свойственно нашей природе. Потому-то оно и есть воскресение, восстановление, что поврежденное грехом и падшее создание восстановляет оправданием. Если бы Адам соблюл заповедь, он остался бы живым. И что ручается за то, что эти слова не простая догадка, более или менее вероятная? А вот, братья, чтобы вы не возводили напраслины на истину, но руководясь последовательностью, понимали действительное значение того, что говорит божественное Писание, — смотрите, как изначальное бессмертие человека подтверждается последующими событиями. Если создание было смертным по природе, если не по причине греха оно подверглось смерти, а по самой своей природе, то как Илия и Енох победили природу? Как Илия вознесся, не вкусив смерти? Как Енох взят на небо, не испытав смерти? Вот залог изначального творения. Значит, мог бы человек жить постоянно, если бы пребывал в божественном законе. Взяв начатки нашего рода, Бог преложил их в бессмертие. И заметь, как мудро это устроено: между преложением Еноха и взятием на небо Илии прошел большой промежуток времени и много поколений сменилось, — и это не без пользы. Так как два народа должны были явиться представителями благочестия — народ необрезанных и народ обрезания, то Бог и берет не одного только Илию, чтобы иудей не стал хвалиться, приписывая все себе, но задолго раньше берет Еноха, не знавшего закона, но соблюдшего церковное благолепие. Ведь все, что до закона, было образом Церкви. Спроси праведных до Авраама и закона, кто они были? Тремя названиями все исчерпывается: язычеством, которое характеризуется неверием, иудейством с его подзаконным строем жизни, и христианством, с его евангельской благодатью. Пусть же теперь спросят противники об Адаме, Авеле, Енохе, Сифе, Ное и тех, которые после него до Авраама украшались благочестием, — кто они были? Язычники? Но этого признать не допускает их вера: они не были язычниками. Ведь они не водились неверием, не служили демонам, не кланялись истуканам, противились бесовскому заблуждению: нельзя, значит, назвать их язычниками. Кто же они? Иудеи? Но они не знали закона, не соблюдали суббот, не держались разборчивости по отношению к пище, не имели обрезания. Итак, если древние не были ни иудеями, ни язычниками, то куда же еще остается их причислить? Если они, жившие до закона, не могут быть названы ни иудеями, ни язычниками, то какое же дать им название? Что остается? Очевидно, их нужно причислить к христианам, — не по имени, но по существу дела. Все они просияли как образцы Церкви. Не обрезан Енох, не имеет обрезания и Церковь; не рабствует закону, не рабствует ему и народ Христов; не знает запрещенной пищи, не знает этого и Церковь, жительствующая по слову Божию. Древнейшей является Церковь, поскольку она предваряется благочестием праотцев. Самая вера Авраама была образом Церкви, а не иудеев. Поэтому апостол, исследуя вопрос о вере и желая показать, что Авраам — образ Церкви, а не иудеев, говорит: «что говорит Писание? Поверил Авраам Богу, и это вменилось ему в праведность», «Когда вменилась? по обрезании или до обрезания» (Римл. 4:3, 10)? Это говорит Павел, иудей по происхождению, знавший закон и искусный во всем, что касается закона. «Не по обрезании, а до обрезания. И знак обрезания он получил, как печать праведности через веру, которую имел в необрезании» (Римл. 4:10—11). Замечаешь ли, каков здесь строй мыслей? Как апостол отдаляет от Авраама Израиля, как не имеющего с ним сродства по вере, и сближает с праотцем язычников, как унаследовавших его благочестие? «И знак обрезания он получил, как печать праведности через веру, которую имел в необрезании, так что он стал отцом всех верующих в необрезании» (Римл. 4:11). Видишь, как образ Церкви был начертан в Аврааме? И Спаситель, желая показать, что евангельской проповедью восстановляются черты первобытного состояния людей, в ответ на слова иудеев, что Моисей написал: если кто хочет отпустить жену свою, пусть даст ей разводное письмо, сказал: «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так» (Мф. 19:7—8). Значит, Он не переменяет содержащееся в законе, не разрушает его, но предпочтение отдает истинному учению. Вот как Он возводит нас к древности.
   3. Повторю сказанное. Но прошу вас оказать мне поддержку своим молчанием, чтобы возникший шум не нарушил течения моих мыслей. Спаситель наш, желая показать, что евангельское учение возводит нас в древнее, первобытное состояние, когда ученики, — а лучше сказать фарисеи, — стали говорить: «как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею» (Мф. 19:7, 5:31; Втор. 24:1)? — не только не обвиняет закон, но вступается за него: «Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так» (смотри, как восстановляет нас в древнем состоянии), — но — «Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их?.. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19:4, 6). И во многих других случаях можно видеть, что Спаситель возводил жизнь Церкви к древнему доброму порядку. Итак, образ Церкви осуществлялся до обрезания. И заметь: так как от начала существовал образ Церкви, а впоследствии выступает сама Церковь, середину же занимает закон, то апостол, желая показать последовательное на пространстве веков существование церковных установлений, говорит о законе, что он привходит: «закон же пришел позже» (Римл. 5:20). Не сказал: закон вошел, — но: привзошел. Совершенно различный получается смысл: одно — вошел закон, другое — привзошел. Изначала вошел закон евангельский, не наблюдающий дней, не принимающий обрезания, не устанавливающий запрета на пищу. Этот закон изначала существовал у праотцев и восстановлен затем у отдаленных потомков. В середине же вошел, а лучше сказать -привзошел закон, что и высказал с совершенною ясностью апостол в приведенных уже словах: «закон же пришел позже». Ты хочешь объяснения, как именно привзошел закон? Вспомни историю: как Иаков работал на Лавана ради Рахили, но не получил ее в жены, и как для патриарха предметом его желаний была Рахиль, а тесть обманом заменил ее другою дочерью, его женою стала та, которой он не хотел, — так и в намерениях Божиих всегда было — создать Церковь, но на время Он допустил синагогу, не по действию насилия или обмана с чьей-либо стороны, конечно, но тем не менее в соответствии с указанной древней историей. И далее: как Иаков, получив Лию, продолжал стремиться к Рахили, но делал уступку силе обмана, — так и Бог за время существования синагоги ненавидел ее и любил другую. Чем подтвердить такое сопоставление? Кто поручится, что таков смысл истории? Сам Бог, сожительствуя с ветхозаветной подзаконной синагогой, нередко говорил в таком именно роде: «новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя» (Ис. 1:14). И как Иаков любил лицо Рахили, а от лица страдавшей глазами Лии отвращался (потому что Лия, говорится, «была слаба глазами» (Быт. 29:17) ), так и Бог питал отвращение к синагоге, пораженной не болезнью тела, но ослеплением души. Об этот так говорил пророк: «Кто так слеп, как раб Мой, и глух, как вестник Мой, Мною посланный... Ты видел многое, но не замечал» (Ис. 42:19—20). И как там из-за слабости глаз, так здесь по причине душевного ослепления отвергается синагога. Намекая на это их ослепление, Спаситель и говорил: «оставьте их: они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15:14). А что во все время существования подзаконной синагоги Бог постоянно хотел отвергнуть тот неблагодарный народ, об этом свидетельствует пророк: от дня, в который Я вывел отцов ваших из земли египетской, и доныне было пред очами моими — истребить город сей. И что, с другой стороны, и в то время, когда синагога хранила закон, Бог обращал взоры к Церкви, это ясно из Его слов Моисею: «оставь Меня... и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя» (Исх. 32:10), и гораздо больший. Но если ты согласишься, что в применении к Церкви повторилась та древняя история, то как же все-таки привзошел закон? Так же, как Лия заняла место Рахили. И что, братья, это не умозрение и не искусственная аллегория, но что действительно эта история заключала в себе таинственный смысл, а сам Иаков был прообразом Бога, Который некогда имел синагогу, ныне же имеет Церковь, об этом сам Бог взывает через пророка: «Я умножал видения, и чрез пророков употреблял притчи... И служил Израиль за жену, и за жену стерег» (Ос. 12:10, 12). Почему стерег (сохранил)? И как сохранил? Если ты, брат, обратишь внимание еще на другую сторону в той же истории Иакова, ты заметишь, что сам брак Иакова заключен совершенно иначе, чем брак его отца, Исаака. Исаак не сам приходил за женою в Месопотамию, чтобы взять ее оттуда, но послал раба своего и через него заключил брачный договор; Иаков же заключает брак сам, а не при посредстве раба. Это опять-таки имело значение прообраза по отношению к ветхому и новому завету. Ветхозаветную синагогу Бог уневещивает себе через раба Своего Моисея, как и Исаак через раба устраивает свое обручение и затем, обручившись, при посредстве раба же приводит к себе свою жену. Между тем Иаков не посылает раба — хотя рабы у него и были, — но сам идет в Месопотамию. Сам один пришел он, имевший многих работ, один пришел, имевший стада вьючного скота. А Бог благословил дом Авраама и скотом, и серебром, и золотом, и рыбами, и лошадьми, и всем прочим. И наследник такого-то богатства отправляется в путь с одною только дорожною палкою, как он сам говорит: «я с посохом моим перешел этот Иордан» (Быт. 32:10), т.е., когда отправился я в дорогу, все мое достояние заключалось в этой дорожной палке, хотя я и был господином большого богатства. Пошел Иаков один, пришел в Вефиль, вечером лег спать и положил себе под голову камень. Ни дома, ни пристанища он не нашел себе. Не прообразовал ли Он и в этом случае Того, Который говорил о Себе: «Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20)? Затем, братья, уснув. он видит небо отверстым. Именно, как для Христа не находилось на земле места, где приклонить голову, а небо со всеми его тайнами было для него открыто, так точно Иаков не имеет крова и видит во сне небо отверстым и лестницу, утвержденную на земле и досягающую до неба. В другом смысле Иаков может служить прообразом и вообще гонимых и преследуемых. Избегая преследования со стороны Исава, он уходит в Месопотамию, а Бог, желая показать, что для всякого, преследуемого на земле, открывается небо, устраивает так, что он видит небо и лестницу, утвержденную от земли до неба, и ангелов Божиих, восходящих и нисходящих по ней. И «Господь, — говорится, — стоит на ней» (Быт. 28:13); не сказал просто: сидел, но: стоял на лестнице. Что же такое эта лестница? Опять — образ креста. Через него открылась нам возможность взойти на небо. И одни через него взошли на небо, другие через него же ниспали. Иудеи крестом отверглись небес, а язычники крестом возводятся на небо.
   4. Чтобы не показалось кому-нибудь, что я насильственно навязываю объясняемым словам аллегорический смысл, я спешу подтвердить свое понимание свидетельством Священного Писания. Спаситель — по Евангелию — показывая, что те ангелы, восходящие и нисходящие, были образом евангельской благодати, говорит Нафанаилу: «ты веришь, потому что Я тебе сказал: Я видел тебя под смоковницею; увидишь больше сего. И говорит ему: истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Иоан. 1:50—51). Увидев на пути в Месопотамию видение, Иаков тут же сказал: «это не иное что, как дом Божий» (Быт. 28:17). И ведь видел он только лестницу, — никакого дома не видел, — но так как знал, что лестница прообразует собою Церковь, то и говорит: это — дом Божий, это — Церковь. А что Церковь — дом Божий, откуда это видно? Это утверждает Павел, так писавший Тимофею: «надеюсь вскоре придти к тебе, чтобы, если замедлю, ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1 Тим. 3:14—15). А затем, чтобы во всех отношениях соответствовать образу Христа, нестяжательного, пренебрегавшего богатством и ни во что вменявшего все прелести мира, — Иаков говорит: «если.. Бог будет со мною... и даст мне хлеб есть и одежду одеться»(Быт. 28:20). Заметь, каким воздержанием блещет эта любомудрственная душа! «Если... Бог будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться». Задолго до евангелия звучит в устах его апостольская речь! «И даст мне хлеб есть и одежду одеться». Но ведь за Иаковом и Павел говорит: «имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим. 6:8). «И нарек.. имя месту тому — дом Божий» (Быт. 28:19). Это именно и выражается в названии «Вефиль». Веф — значит — дом, а ил — Божий. Пришел он в Месопотамию и прежде всего встретился ему колодец; приблизился он к колодцу, — колодец был закрыт, — и нашел там пастухов. Опять — по всему образ Христа. Первое явление Христа было то, когда Он пришел принять крещение, т.е. к колодцу, к источнику воды, «текущей в жизнь вечную» (Иоан. 4:14). Находит колодец закрытым: так и благодать до Христова явления была скрыта. Говорит Иаков пастухам: что вы стоите? Времени еще много: напоите стада и ступайте пасти их. А те отвечают: не можем отвалить камня, пока не соберутся все пастухи. Что же Иаков? Он один делает то, что должны были сделать многие и даже все пастухи: он берет камень и отваливает его от колодца. Как же один он мог сделать то, что едва могли сделать многие? Очевидно, и это совершено им потому, что он был образом Христа, и Писание показывает на нем силу Владыки: действительно то, достигнуть чего оказались не в силах многие, совершила евангельская благодать. У колодца встретился Иаков с Рахилью, пришедшею туда. Чуть ли не все ветхозаветные праведники находят своих невест у колодцев. Моисей у колодца встретил свою жену, дочь Иофора, Иаков — у колодца, раб Авраама у колодца встретился с Ревеккой. Повсюду браки ветхозаветных людей завязываются у колодца, так как и Христос не иначе уневещивает Себе Церковь, как от воды. Говоря кратко, пришел Иаков, хотел взять Рахиль, но вместо Рахили привзошла Лия. Этим самым мы возвращаемся к тому, что сказано было выше и что необходимо теперь воспроизвести здесь. Итак, закон не просто вошел, но привзошел; точно так же и Лия не просто пришла, но привзошла. Придти — это значит явиться прямо и открыто, а привзойти — это значит пробраться, проникнуть вместе с другим при помощи обмана. Таким именно образом привзошел и грех, привзошел дьявол, воспользовавшись законом. «Грех, взяв повод от заповеди, обольстил меня и умертвил ею» (Римл. 7:11). Но чтобы кто не подумал, что сама заповедь была смертоносна, апостол тотчас прибавляет: «посему закон свят, и заповедь свята и праведна и добра. Итак, неужели доброе сделалось мне смертоносным? Никак; но грех, оказывающийся грехом потому, что посредством доброго причиняет мне смерть» (Римл. 7:12—13). Повсюду под грешником разумеется грех, т.е. дьявол. «Да будет, — говорит, — по премногу грешен» дьявол, заповедью причиняющий смерть (Римл. 7:13). «Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху» (Римл. 7:14). Ты, Павел, «плотян», ты, вдохновляемый Духом Святым, ты, в ком говорит Христос? Если ты «плотян», зачем же обманывал учеников своих, говоря: «вы не по плоти живете, а по духу» (Римл. 8:9)? Ученики твои не «по плоти», а ты сам — «плотян»? «Я плотян». Я — кто? Тот, кто жил до закона и под законом, тот, кто «продан под грех». Не сказал: тот, кто был «продан» грехом, но проданный, продавшийся греху, потому что не другой кто-нибудь из людей продал, но сам себя продал. Ведь как среди людей бывает, что одни продаются в рабство силою, другие же, располагая собою свободно, сами себя отдают в рабство, через брак с рабынями или по какой-нибудь другой нужде, так точно и человек, будучи свободным по природе и располагая свободною природою, добровольно сам себя продал в рабство. Хочешь знать, как человек продает себя в рабство? Послушай, что говорит Илия Ахаву, когда Бог послал его обличить царя за отнятие виноградника Навуфея. Говорит Ахав пророку: «нашел ты меня, враг мой! Он сказал: нашел, ибо ты предался тому, чтобы делать неугодное пред очами Господа» (3 Цар. 21:20). продаем мы себя тем, что творим злые дела. «Я плотян, продан греху». Ведь человек, попавший во власть дурной привычки, даже и тогда, когда захочет, не легко может освободиться из рабства. Привычка — вторая природа, и притом природа с которой человеку приходится бороться. Поэтому апостол и продолжает: «потому что ненавижу, то делаю»; как однажды проданный, делаю не то, что хочу. Такие слова естественны в устах раба. Как всякий раб делает не то, что хочет, но то, что ему приказывают, так и человек не имел власти делать, что хотел, но делал то, что ему повелевал грех. Иначе и быть не могло: грех царствовал, а царю противоречить невозможно. Итак, продан был человек, — не Павел, а человек вообще, образ человека, существо свободное. И говоря кратко, апостол указал и существеннейший признак того, что человек находится в принудительном рабстве, когда сказал: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти» (Римл. 7:24)? Видишь, как он представляет дело? Человек томится в горьком рабстве и насилии, стремиться освободиться из него, жаждет свободы и молит о благодеянии. «Бедный я человек! кто избавит меня? — Кто явится моим спасителем? — Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим» (Римл. 7:24—25)! Чтобы показать, что когда идет речь о продаже греху, то разумеется человек подзаконный, а когда говорится о свободе, но это относится к тем из проданных под грех, которые искуплены евангельскою благодатью, он говорит: «Бедный я человек! кто избавит меня? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим», потому что Он освободил меня от закона греховного. «Закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня». Видишь, как он изображает здесь человека освобождаемого, и человека рабствующего греху? И не о себе лично говорит он это, но вообще о всем человечестве. «Закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти»(Рим.8:2). И как совершилось твое освобождение? «Закон, ослабленный плотию, был бессилен» (Рим.8:3). Так как закон требовал доброго, а плоть не повиновалась, как проданная в рабство греху, то чего не мог закон достигнуть по причине слабости плоти, то совершилось силою плоти Христовой. «Закон, ослабленный плотию, был бессилен... (не сам по себе слаб был закон, но по причине слабости плоти) Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу» (Рим.8:3—4). Вот, по благодати Божией, мы и пришли к разъяснению вопроса. Теперь вполне ясно, что не о себе самом говорит это Павел, не на свою свободу клевещет, не себя самого ставит под власть греха и не представляет себя плотским и духовным в одно и тоже время, но что он изобразил словом, как бы на картине, различные состояния человека: до закона, под законом и под благодатью. Затем он выяснил, каков был человек до закона, каков человек подзаконный, каков человек освобожденный благодатью во Христе. «Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной».
   5. Здесь разрешается и другой вопрос. Говорят — и не только аполлинариане, но и ариане и евномиане, что Спаситель воспринял только плоть, но души не воспринял. И одни — после взаимных споров — пришли к тому, что допускают еще душу, но без ума, другие же утверждают, что Спаситель воспринял только плоть. Но нам из сказанного раньше — в предшествующей беседе — ясно, что Писанию свойственно обыкновение, когда идет речь о человеке, употреблять название части вместо целого. Иногда «плоть» употребляет оно в смысле всего человека [«к Тебе прибегает всякая плоть» (Пс.64:3), вместо всякий человек]; иногда — наименование души, когда, например, говорит: в семидесяти пяти душах «Иаков перешел в Египет» (Деян. 7:14—15); иногда — дыхание, например: «все дышащее да хвалит Господа» (Пс.150:6). Покажи теперь, где Писание разумеет плоть бездушную? Ведь, когда человек умрет, он не называется уже плотью, но мертвым телом. Никто никогда не скажет о мертвом — «плоть», но — «мертвое тело». Плоть — пока есть в ней жизненная сила, пока они живет; когда же наступает смерть, тогда плоти уже нет, тогда можно говорить только о теле. Тело — это все бездушное: и камень — тело, и дерево — тело, и живое существо, не имеющее души, называется телом. Скажи же мне, почему не воспринял он души? Он пришел, скажешь, спасти сам Собою, а в нашей душе не нуждался? Но почему в таком случае воспринял плоть? Так как Он не мог явиться непосредственно в Своем божеском естестве, то и воспринял плоть, чтобы жить между нами. Но разве плоть у Него была без души? Как же Он чувствовал голод и жажду? Как утомлялся? Если ты утверждаешь, что душу в Него заменяло Божество, то тогда и жажду и голод ты — значит — приписываешь Божеству? С другой стороны, братья, если и Бог Слово и одушевленный человек в полном составе не были в Нем соединены в едином лице, но было только Божество во плоти, то о какой душе говорил Спаситель в этих словах: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23:46)? Если было только Божество, а души не было, то кто здесь предает и что предается? «Отче! в руки Твои предаю дух Мой», т.е. душу. Если ты признаешь только Божество в теле, а душу отвергаешь, то что предается и кто предает? Но цель еретиков очевидна. Для того и говорят они, что Господь не воспринял души, чтобы приписать Его божеству все те черты, которые относятся к Его уничиженному состоянию, чтобы, читая: «Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Иоан. 12:49), относить это не к человечеству Его, но к божеству. Видишь, в какую бездну нечестия они стремятся! Но сколько бы их ни спрашивать: какой дух разумеется в словах: «в руки Твои предаю дух Мой», — объяснить этого они не могут. Между тем, при сопоставлении с другими местами Священного Писания, не остается никакого сомнения, что духом здесь именуется душа. Вспомни, что сказал Стефан перед своей мученической кончиной. «Господи Иисусе! приими дух мой» (Деян.7:59)! Слова Стефана вполне подтверждают, что дух есть душа. Итак, кто предает дух и кому дух предается? О какой говорится здесь сущности? О той, к которой апостолы относили пророчество: «ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления» (Деян. 2:27; Пс. 15:10). «Ибо Ты не оставишь души моей в аде». О Боге здесь речь? Бог не оставляется во аде? Держал ли ад Бога в своей власти? Могло ли угрожать тление животворящей Силе? Не слышал ты разве, что говорит Павел, что невозможно было тлению удержать жизнь? Под жизнью разумеется тело. Если же тело есть жизнь, то удерживалась ли жизнь смертью? «Не оставишь души моей в аде». Как падение коснулось всей человеческой природы, так и восстановление: всецело падший человек всецело и возрожден. Но если скажешь, возражают, что Он возродил совершенного человека, то какая же остается разница между Ним и апостолами? Ведь и в тех был Бог? Но иное — обитать, иное — воспринять на себя, воспринять в единство. О нас сказано: «вселюсь в них и буду ходить в них» (2 Кор. 6:16; Лев. 26:12). Здесь указывается чистота души, предполагается добродетельность души, в которой вселяется и обитает Бог, тогда как у Христа самое тело Его, от утробы воспринятое в единство, сделалось храмом, не преуспеянием в добродетели достигло того, что вселился в него Бог, но одновременно и храм был приготовлен, и Бог стал обитать. Итак, храмом было тело единого Христа, поэтому Он и говорит: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Иоан. 2:19). О, безумие людей, не знающих границ своей дерзости и безстыдству! Вот что нужно сказать о тех еретиках, которые говорят о душе, духе и теле и извращают апостольское слово, гласящее: Бог сохранит тело и душу и дух ваш (1Фес.5:23). Прибавим в пояснение, что духом они называют ум. Но если дух есть ум, то почему апостол говорит: «буду петь духом, буду петь и умом» (1Кор. 14:15)? Ведь если дух и ум одно и тоже, то почему их разделяет Павел: «буду петь духом, буду петь и умом»? Если дух есть ум, то почему наряду с умом отдельно упоминает о духе? Впрочем, если ты, говорят, не принимаешь нашего толкования, объясни, как ты сам понимаешь? Что означают слова Павла: Бог сохранит душу и дух ваши? Духом Писание обыкновенно именует дарования Святого Духа. Прошу вас содействовать мне в моем труде: ведь нелегкое дело — посечь еретические терния. Итак, Писание обычно называет духом дарования Святого Духа; говорится, например, что тот или другой принял дух мудрости или дух разума: сам дар Духа называется духом. Так, Павел говорит: «ревнуя о дарах духовных» (1Кор. 14:12), вместо того, чтобы сказать — «духовных дарований». Дух-то ведь один, а не много духов. Я указываю, говорит, вам, каких дарований должны вы искать. Значит, духом называется благодать Духа, не самая сущность Духа, но сила, действие Духа. «Все же сие производит один и тот же Дух» (1Кор. 12:11). Действие Духа — дух, то есть дарование, а не самая сущность Духа. Ты называешься духовным, и дарование, тобою полученное, называется духом. Значит, апостол говорит: Бог сохранит тело и душу и дарование, которое вы получили от Духа. Это дарование он называет здесь духом. А так как дарование от нашего усердия приумножается, а от нерадения утрачивается, то вполне понятным в устах апостола является и то наставление, какое он дает верующим в другом месте: «Духа не угашайте» (1Фес. 5:19). Ни сущности Духа, конечно, нельзя угасить, ни ума, дарованного человеку по природе. Но благодать своим усердием мы умножаем, а нерадением заглушаем; вот почему он и наставляет: дарования, вами полученного, не заглушайте. Духом, очевидно, называет действие Духа, которого да сподобимся все мы во Христе Иисусу Господне нашем, Которому слава и держава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Информация о первоисточнике

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).