О священстве

К одному благочестивому монаху, удостоенному священнослужения (диаконства); также и об архиерее, посвящающем в сан пресвитера.   Возлюбленный и добрый брат мой во Христе! Будучи обязаны, по заповеди, любить всех, мы тем более должны питать любовь к искренним и любящим (нас). Хотя любовь по Богу неделима и проста, и всегда одинакового свойства, и хотя, по совершенному разуму, она должна быть равна в отношении ко всем: впрочем, сама Любовь и Само совершенство — Иисус, давший Себя за всех, является желающим по мере хотения каждого, подобно тому, как солнце, разливающее свет равно для всех, видит каждый соответственно желанию смотреть и способности зрения. Поэтому и сам Спаситель говорит: «Аз люблю любящие Мя» (Притч. 8:17). Не то, чтобы одних любит, а других не удаляющихся любит; нет, Он, как сама Любовь, любит вообще всех, даже не хотящих Его любить иот Него, не стесняя их насильно; а любящим Его и желающим соединиться с Ним подает всецело самого Себя, и, будучи самою Благостию, являет дела любви. И Апостол заповедует, прежде всего, иметь попечение о своих, разумея здесь присных в вере.
   И я сам, хотя меньший из меньших, но верующий во Христа, иерей в Нем, по Его соизволению, и раб Его по силе моей, необходимо обязан помнить заповеди Его, в особенности самую главную заповедь о любви, сколько то возможно, чтобы, по слову возлюбленного ученика, Христос пребывал во мне, хотя несколько. Ибо «пребываяй в любви, — говорит он, — в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает» (1 Иоан. 4:16). Так, будучи обязан и сам сохранять заповедь о любви, и напоминать об ней всем, по возможности, и особенно возлюбленным, я в настоящее время искренно возвещаю ее тебе, преимущественно любимому мною пред прочими. И я не имею в виду здесь увещания, но желаю этим только напомнить тебе о служении, которого ты удостоился, и доставить наиболее верное познание о нем: так как я прежде тебя приступил к священнослужению, стал иереем Христа и, по высочайшей Его благости, служителем Его божественных и величайших Таин.
   Вот и ты, возлюбленный, удостоился соделаться священнослужителем Христа и быть диаконом (Христа) и предстателем, и зрителем Таин, близким к Нему и причастником, и провозвестником Евангелий. Ты уже не задерживаешься теперь никакими завесами, но смотришь открыто. И не чрез серафима, т. е. иерея, участвуешь в завете, но, удостоенный священства, ты сам стал серафимом. Ты призываешь к молитвам, не будучи призываем; возводя других, приближаешь их к Богу, а сам, сверх того, служишь божественным Тайнам и возглашаешь верующим, увещавая их внимать; ты поставлен Христом и служишь главным путем для других, путеводя их к свету. И не бываешь ли ты херувимом, когда зришь в тайнах Всевидящего, и огненосным серафимом, когда носишь животворящий угль, и троном, имея в самом себе Вездесущего в служении и приобщении, и ангелом, как служитель Его и священнодействующий? Притом, служишь ты не образу какому-либо, или изображению, но Самому в вышних невидимыми (чинами) дориносимому Господу. И что они — горе, то ты совершаешь долу: ибо Содетель всяческих восхотел, чтобы эта литургия совершалась и там, и здесь.
   И сам Он так поступил: соделавшись человеком, Он соединился с нами и, будучи единым невидимым, по Своему хотению облекся веществом и уподобился смертным. Будучи бесконечным и безначальным по естеству, Он, когда восхотел соединиться с творением, не принял сотворенной природы невидимых духов. Сотворив их из ничего, Он сделал их бестелесными и бессмертными по благодати, и, чтобы сделать их причастниками Своей славы, подает им дары Свои, каждому в соответственной мере. А наше сотворенное естество Он принял и ипостасно соединился с нами, и тленной природе сообщил славу божественную, облекшись в него нераздельно и неслиянно. «В Том бо, — говорит (Павел), — живет всяко исполнение Божества телесне» (Кол. 2:9). Итак Он был видим, и опять мы можем видеть Его, по Его благоволению; Он предал за нас самого Себя, и ныне постоянно подает Себя нам.
   И таких-то дел, о великая благость, мы совершители и служители, и таинники! Что более этого? В совершении таинств мы получили достоинство выше ангельского. О благость Господа! Тот, Кто все содержит и ничем не ограничивается, ради нас обитает на месте; неосязаемый объемлется, невидимый ощущается; непостижимый умом приобщается смертным чрез нас, унизивших и растливших природу свою, и, о чудо! чрез дарованное нам священство в таинствах Он присутствует и является, и подается, и приносится, и разделяется всем, и обитает, и облачается, и гневается, и умиротворяется, и умилостивляется, и прелагается. Что удивительнее этого? Какое благо для людей больше? Какое достоинство выше? Какая власть изобилует бо́льшими дарами? Вот сколь мы — земля и грязь и черви — являемся сильными и могущественными! Но мы и более этого можем силою священства: ибо мы и преобразователи в лучшее состояние посредством крещения и прочих таинств, и отцы сынов Божиих, и труженики для закона Божия, и истребители грехов, и освободители душ, и разрешители от уз вечных, и привратники рая, обладающие ключами его, и сильные в делах Бога, и споспешники Ему в деле спасения людей.
   Что же мы принесем за это? Сколь многим мы обязаны пред Богом за такие дары? Но, хотя бы мы достигли созерцания многоочитых, все-таки не способны бы были заплатить (за дары Божии) в такой мере, в какой сделались должниками. Да и какое сотворенное существо достойно Божиих милостей? И первые вышние чины трепещут, смиряются, ужасаются, видя совершаемое нами, особенно чудятся, созерцая «многоразличную Божию мудрость в Церкви» (Еф. 3:10), как говорит Павел; и они, познавая Сотворившего их и чрезмерную благость Божию, устрашаются и с изумлением вопиют, и удивляются тому, что́ происходит.
   А мы, удостоенные быть служителями и совершителями божественных и величайших таинств, как мы ведем себя? Чудную власть эту и страшную обязанность истреблять грехи и страсти мы иногда (увы!) делаем источником страстей и поводом ко греху; а некоторые, наущаемые духом злобы, обращая ее во власть деспотическую и мирскую, безумно стремясь к ней и употребляя все зависящие от них средства для достижения ее, пользуются такою властию и уже перестают гнушаться ею. Святые напротив: сущие уже ангелы в созерцании такой высоты (Таин), но трепеща, подобно серафимам, божественных Таин, (как сказано), избегали ее (власти) и уклонялись от величия священного сана. А как вели себя, будучи удостоены его, видно из того, что́ они сделали. Поэтому и мы, возлюбленный, соделавшиеся, по божественной благости, причастниками достоинства святых, потщимся, сколько есть силы в нас, распоряжаться жизнию и управлять ею подобно им. Это дело не только для нас — слишком неопытных — есть дело, не соответствующее (нашему) достоинству, но даже для достигших высшей степени чистоты, сделавшихся подобными ангелам и самых ангелов. Это дело принадлежит одному Божественному Существу, которое произвело все из ничтожества и ныне сохраняет, и может переменить все по своему хотению. И это здесь очевидно.
   Потому мы одни из всех сотворенных существ нуждаемся в обновлении; и, так как мы помрачили и погубили первую красоту, преслушали вечного и бессмертного, и нетленного, и неизменяемого Бога, а послушали сотворенного добрым, но по своей воле падшего, и потерявшего божественное бессмертие, и сделавшегося смертным чрез удаление от бессмертного, то для нас и необходима благодать. И хотя отступник этот, по-видимому, живет и пребывает, но на самом деле истинной жизни — жизни Божией он лишился, самовольно передавшись на сторону зла и чрез самомнение сделавшись противником сотворившему его Господу, а чрез это и нам, прельщенным им, приготовив подобную же погибель. И этот отступник еще существует и не утратил своей злобы.
   А мы после падения, по благости Творца, получили средство к восстанию. Ибо он пал не вследствие обмана; не страдал плотию и не был связан материей, но добровольно отстал от добра, о котором имел истинное познание; поэтому, не имея места для покаяния, он и остается зложелателем и усиливается в злобе. А мы, обольщенные чувством и коварным обманом, получили благодать покаяния, для того, чтобы, дознавши на опыте зло, (нам) презирать его, — восчувствовавши истинные и божественные блага, от которых отпали, покаяться, тотчас отвечать на призвание, быть за это помилованными и получить опять дары божественной благости. Для того и пророки, и закон, и все исполнение его, и, наконец, воплощение Божие, чтобы нам научиться чрез падение, т. е., удаляясь его, равно как и того, кто искусил нас и ввел в заблуждение, соделаться такими, какими были прежде, или даже и лучшими, как это и было уже, когда природа наша, по сказанному, соединилась с Творцом, и чтобы, чрез вочеловечение человеколюбивейшего Господа, быть нам воззванными к Нему.
   Так как Воплотившемуся невозможно было навсегда оставаться здесь, — это несвойственно природе человеческой, получившей, вследствие осуждения, предел в жизни, — невозможно было смертным постоянно зреть плоть, соделавшуюся чрез смерть бессмертною, в особенности нечестивым и грешным людям, нуждающимся еще в возрождении: это было бы несообразно с достоинством Его божественного и нетленного тела, и не привело бы всех людей, как одаренных свободою, к послушанию, когда Он стал бы подвизаться за них, напротив, Его могло ожидать вторичное отвержение. И если возможно страдать и умирать бесчисленное множество раз, то Он действительно был отвергнут и доныне отвергается, страдал и доныне страдает в лице тех, которые постоянно терпят ради Его; а потому Он сам и вознесся. Вот что совершает ради нас неотлучно пребывающий в лоне Отчем и постоянно везде присущий, вознесший тело и представивший его Отцу, как дар, и воссевший «превыше всякаго начала и власти и силы» (Ефес. 1:21), как говорит Павел, и соделавший плоть, принятую в личность Божества, прославляемою и поклоняемою от всей твари, плоть, которая всегда предлежит за нас и приносится Отцу, как жертва. Он есть и ходатай, и умилостивитель, и избавитель, и посредник; от Него и дар, и награда, и всякое утешение.
   Когда так совершилось и Он сам воссел одесную Отца, а спасамые почувствовали нужду в спасающем: тогда Спаситель, — о великое благоутробие! — даровал благодать спасения сродным Ему по природе, т. е., подобострастным людям спасаемым. Потому Он Сам, желая спасти людей, и сделался человеком. Он не даровал этого ангелам, потому что не соединился с ними, разве только духовно, и так как им не нужно обновление. Вместо себя Он поставил блюстителей и наставников душ, руководителей к небу, свету и животу и отцов и пастырей, и стражей и священников, которые получили Его силу не за свои достоинства и поставлены на это дело не для себя самих только, но ради и других.
   Итак всячески нужно стараться о том, чтобы, сколько возможно, достойнее приготовиться к высокому таинству, как следует тем людям, которые получили силу и власть и благодать на земле, и нужно пользоваться этими дарами не для себя только, но даже собою жертвовать за других, не щадя притом жизни, по примеру Первообраза нашего. «Душу Мою, — говорит Он, — полагаю за овцы» (Иоан. 10:15); и Петр говорит: «Христос пострада по нас» (1 Петр. 2:21); и Павел об Отце: «Иже и Сына Своего не пощаде, но за нас всех предал есть Его» (Рим. 8:32). Это относится и ко всем священникам.
   Божественная и крестоносная одежда, в которую облекаются они, не есть ли знак обнищания Иисуса? Да, это — символ креста, образ смерти, устремление всех мыслей горе, отрешение от всего земного. Потому опытные в познании этого избегали славного священного сана — не потому, что должно избегать священства, но потому, что для него требуется достойная и великая душа, умеющая исполнять священные дела, душа, сколько возможно, чистая и заботливая о пользе братий: так как это дело — Божие и приятно Ему (Богу), и подается за любовь, как научил Христос Петра.
   Поэтому-то смиренномудрые отцы, зная самих себя, уклонялись от великого сана священства; а ныне преимущественно удостоиваются его облеченные в монашеский образ; и им дается он ради великого достоинства, высоты и чистоты их. Многие справедливо думают, что для того нужна могущественная и очищенная душа; а чистота и богобоязненность в особенности сопровождают схиму. Таково мнение многих, или лучше, мнение вселенской Церкви, которая установила, чтобы предстоятельство над всякою почти Церковию было вверяемо монахам. Даже после внимательного изыскания едва ли ты найдешь, чтобы кто-нибудь и когда-нибудь из мирян удостоился священноначалия, а монахам оно как будто жребием суждено; ты едва ли заметишь, чтобы кто-либо из живущих в мире достигал священноначалия, и чтобы Церковь избрала его на это прежде, нежели он облечется в монашескую одежду. Таково мнение всех вообще верных, а в особенности божественных предстоятелей Церкви, которые воздают честь божественной схиме, как бы она была учреждена и возвещена свыше.
   Но недоброе поведение многих все испортило, и важность схимы унижена и ослаблена. Некоторые все меры употребляют к тому, чтобы как можно скорее достигнуть божественного священноначалия, а достигши его, пользуются не так, как должно, и весьма часто совершают недостойное этого сана, иногда, правда, сообразуются с требованием его, но более действуют, как самим заблагорассудится. Поэтому лучше не облекаться в схиму и быть послушным Виновнику ее; а сподобившиеся священства и решившиеся на то должны жить богобоязненно и быть смиренными, подобно уничижившемуся Владыке, место и образ Которого они получили.
   Легко заметить, что эта божественная должность для многих часто бывает поводом к гордости и тщеславию, и это не от нее самой, а от нашей воли, не повинующейся божественному уму, устремившейся к одному только и всецело погрузившейся в земное и чувственное. Не так должны мы помышлять; я не откажусь, что пишу это и о самом себе, так как часто бывают и у меня подобные мысли (тщеславные), и я думаю, что доброе и полезное дело — так говорить о себе и вместе с другими обличать и самого себя. Невозможно, чтобы мы, обуреваемые дурными помыслами, не получили никакой пользы от памятования и представления благ. Конечно, мы не всегда можем замечать возникновение мыслей и зародыш помыслов, и на наш омраченный ум обыкновенно находит обольщение: но помышлять о полезном и тотчас стремиться к лучшему — это в нашей власти; посему, если будем пренебрегать этим, то подвергнемся осуждению. Постоянная же заботливость о стяжании благ обыкновенно рождает нечто божественное.
   Впрочем, мы должны размыслить о том, чьи мы слуги, какого дела служители и чей образ носим. Мы служители Бога, который все сотворил и не только сотворил все добрым, но и всегда желает, чтобы существа, добровольно уклонившиеся к злу, особенно люди, обратились к добру, — который восхотел и благоволил привести их в хорошее состояние, и делает это чрез священников. Мы — слуги величайшего дела, в котором соединилась земля с небом и разрушилась вражда, Бог примирился с смертными и всякая неправда престала, и уничтожилась власть демонов, и мы — люди вместе с ангелами, по благодати, сделались и сынами Божиими и богами, и совершителями, и священнослужителями, и домостроителями, и посвященными в таинства.
   Каждый из нас, сообразно с своим саном, носит образ божественный и высочайший. Епископ — образ Иисуса, и затем пресвитер, — по власти совершать таинства. В отношении к другим дарам, епископ — образ Отца светов, от которого всяко даяние благо и всяк дар совершен; потому и (называется) просветителем. Пресвитер — образ вышних чинов, второй свет; он предает и совершает тайны; потому и (называется) совершителем. Диакон занимает третье место. Он есть образ служебных ангелов, постоянно посылаемых к хотящим наследовать спасение; а потому он (называется) вестником, приготовляющим и служителем. Все же они предстоят единому Богу, приносят единую жертву, одного и того же приобщают, одно и тоже тело вкушают, все равнопочтенны, и другим передается от них одна и та же божественная благодать, от первого ли то, или второго, соответственно месту, которое каждому из них определено свыше.
   Посмотрим теперь на Иисуса. Он есть истинный Бог, Сый от Сущего, Слово Ума безначального, единородный Сын высочайшего Отца, от которого все, Премудрость, Сила и Слово, которым все (сотворено), Вседержитель, Господь, невещественный, невидимый, неизглаголанный, необъемлемый, непостижимый, неописуемый, неосязаемый, бессмертный. Чем Он наконец соделался ради нас? Человеком, видимым, описуемым, имеющим желание, смертным, обнищавшим; Он не имел, где главу подклонить, был презрен, продан, осужден, оскорблен, осмеян, оклеветан и распят, и все это — ради нас. Что божественнее этого? Какой другой пример благости так велик? Что лучше может изобразить безмерное благоутробие? Что может очевиднее представить уничижение Божие? Творец делается тварию, Создатель — созданием, страдает за твари от собственных тварей; Владыка страдает от рабов за них самих, за тех, которые изменили Ему, добровольно оставили Его и стали служить Его врагу, не признали Его Творцом, не покаялись, не взыскали Его и не только не обратились к Нему, но даже, отпавши, гонят Его, хулят и предают на смерть, и Он — благий — предал самого Себя, страдал, умер, воскрес и с Собою нас воздвиг, вознесся и нас с Собою возвысил, и, наконец, Он постоянно полагает Себя ради нас, соединяет нас с Собою, сообщает и делает Своими членами; желает неотлучно пребывать в нас и не только допускает это, но и домогается того.
   Что же мы принесем Ему за это? За сколько бесценных смертей, если можно так выразиться, мы остаемся пред Ним должниками? Мы — вечные Его должники и не в состоянии уплатить долги. Когда мы предстоим Ему, говорим слова смирения и творим такие же дела: тогда будем смиряться, взирая на уничижившегося и доныне уничижающегося; будем страшиться при мысли о том, Кому мы предстоим: между нами присутствует Христос и невидимо, и видимо — в божественном хлебе плоти и честной чаше крови являя нам страсти свои, убиение, язвы гвоздинные, кровь, смерть. Будем предстоять с трепетом, когда приближаемся к Нему и непосредственно взираем на Него, раздробляем и вкушаем, и пьем от крови, и другим раздаем по данной нам благодати.
   Тогда дивится лик херувимов, чудятся серафимы; все божественные силы, взирая, трепещут, со страхом предстоят и, будучи тварями и слабыми, сознают свою природу и с изумлением прославляют безмерную благость Божию. Все эти чины сопредстоят с нами и со страхом окружают жертвенник, желая проникнуть в таинство; и не напрасно предстоят, а заимствуют оттуда для себя луч света, ибо там — источник их света, там — сила (средоточие) их огня, живот, мудрость, освящение.
   Если так предстоят существа бесстрастные, чуждые всякой похоти, то как должны предстоять мы — земля, прах и черви? Как мы должны приготовлять себя к такому божественному действию? Постараемся приступить и послужить такому делу со всем усердием и благоговением. Поелику не иное что, как одна любовь совершила это дело, то возлюбим и мы Его, — возлюбившего нас «первее» (1Ин. 4:19); приступим к служению любви всей силою души, так как любовь явила Бога столь уничиженным. Послужим делу уничижения со смирением и любовию, ибо вочеловечившийся Бог показал, что невозможно было без Бога восстать природе смертных, добровольно склонившихся к падению.
   Человек восчувствовал нужду в соединении с Богом, и доныне мы постоянно сознаем себя немощными. Будем же постоянно молить Бога о помощи, никогда не станем ничего предпринимать без Него: ибо «без Мене, — сказал Он, — не можете творити ничесоже» (Иоан. 15:5), — дабы соединиться с Ним и неотлучно пребывать. И если дух злобы по гордости и чрез отчаяние сделался отступником, то мы сознанием своего бедственного положения должны присоединиться к Творцу. «Смиряяй..., — сказал (Он), — себе вознесется» (Лук. 18:14). Если Владыка предал Себя за всех и для всех, нуждающихся в Нем, сделался всем, то предадим Ему самих себя, чтобы быть причастниками Его благ; будем от всего сердца служить делу Его и, если возможно, будем приносить Ему страшную жертву, ибо это угодно Ему. «Желанием, — говорит Он, — возжелех сию пасху ясти с вами» (Лук. 22:15), и постоянно желает этого, ибо не сказал: сотворите, но «сие творите в Мое воспоминание» (Лук. 22:19), т. е. постоянно. Какое же другое дело могло бы быть важнее этого дела — постоянно воспоминать Христа, Его смерть за нас и постоянно приносить жертву? «Сие бо есть, — сказал Он, — тело Мое, еже за вы ломимое» (1Кор.11:24), т. е. всегда; «сия... есть кровь Моя... яже за вы изливаемая» (Мф.26:28), — не однажды пролита, но, очевидно, постоянно (изливается). Ничто не может быть более полезным для нас и более приятным Богу, чем эта жертва, ибо она — Его дело и восстановление человечества; в ней — общение Его с нами, как и показал Воплотившийся — пред страданиями Он так молился: «да будут едино, якоже и мы» (Иоан. 17:11).
   И вот Он сам свидетельствует, что чрез это мы делаемся с Ним одно. «Ядый, — говорит, — Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает и Аз в нем» (Иоан. 6:56). Более всякой молитвы и хваления нужно быть прилежным к этому делу, ибо чрез него имеет силу всякая молитва. Бо́льшую часть дней своей жизни мы должны посвящать на это дело; ибо, как все божественные дела и повеления, относящияся к миру, все без исключения, как только явились, доныне постоянно действуют, так то же самое нужно разуметь и об этом (деле).
   Мы замечаем, что все видимые твари постоянно действуют: я говорю о постоянно движущемся небе, о прозябающей земле и о всем, что в них; все действует сообразно с своею природою. Тем более должен быть деятельным поставленный на то божественное и величайшее дело. Если и чувственные предметы так неутомимо действуют, и человек — этот малый и вместе великий мир — тоже доказывает, когда чувственною стороною постоянно действует так, как свойственно чувственным, питается, возрастает и изменяется, а стороною духовною так, как свойственно существам духовным, всегда действует по внушению ума и мыслительной силы души, причем вместе с деятельностию человеческого ума развиваются в нем постепенно и умственные божественные силы; то как же оставлять высочайшее дело великого служения Богу, дело, совершенное ради всей твари, чрез которое все существа приведены в лучшее состояние, соединены с Богом, соделались божественными, а особенно существа разумные, преимущественно же люди умершие и живые; как оставлять это дело по нерадению, или по мнимой богобоязненности иереев?
   Богобоязненность не может удерживать от священнодействия Таин; тем более не может помешать спасительной жертве, а следовательно и ее благотворности. А если нет препятствия к священнодействию, то, значит, спасительная жертва постоянно должна приноситься. Священник назначен быть священным органом, следовательно, он не должен быть беспечным; за беспечность, я думаю, он отдаст отчет, как говорит и божественный Василий к какому-то Григорию, укоряя его за нерадение: или пусть под благовидным предлогом откажется быть органом и оставит должность, или, законно приготовившись быть божественным органом и оставаясь в своей должности, пусть не пренебрегает служением. «Кийждо свою мзду приимет по своему труду» (1 Кор. 3:8). «Проклят, — написано, — творяй дело Господне с небрежением» (Иер. 48:10).
   Какое другое дело Божие важнее этого? Нерадение в этом деле, как сказали мы, пагубно, если только, по учению отцов, человек получил благодать и не удерживается от поступков, противных благодати. Да исправится беспечный; да убоится Бога, который потребует от него отчета в служении, ибо, по его нерадению, теряется польза священной жертвы для желающих получить ее (пользу); из-за него не творится воспоминание Спасителя и Его божественных страданий. Всякий, несвободный от подобных проступков, за которые отцы запретили служение, не должен действовать. По мнению отцов, не совершающий поступает своевольно и повинен Тайнам Христовым, ибо, если осуждается недостойно причащающийся, не тем ли более недостойный совершитель? Правда, мы знаем, что никакой человек не достоин этого дела, потому что оно страшно и для ангелов; но Бог, даровавший его, снизошел к людям, сколько возможно, и подает Себя. Смертные! Постараемся удостоиться благодати в известной мере и будем содействовать ей усердно, подражая, сколько возможно, всей земной жизни Господа.
   Носящие образ Его должны, если можно, каждый день творить воспоминание Его, чтобы быть постоянно и совершителями, и причастниками этого (воспоминания). Тогда Бог будет с ними, и ангелы с Богом и с ними, и души святые, и души всех верных и живущих благочестиво, будут ли то люди, успешно и спокойно подвизающиеся, или люди падшие, но раскаявшиеся и ищущие милости и очищения. И вообще всякой твари от того будет освящение и величайшая помощь в том, в чем мы более всего нуждаемся. И за это великая мзда тому, кто священнодействует благоговейно и усердно. Если же невозможно священнодействовать каждый день, то, по крайней мере, четыре раза в неделю, как заповедует Василий Великий, который сам так поступал, три службы оставлял, а иногда заменял словом назидания.
   Нужно священнодействовать каждый день; это я не от себя дерзаю говорить, но научившись от Спасителя, который говорит: «сие творите в Мое воспоминание» (Лук. 22:19). И еще: «Аз живу..., и ядый Мя... жив будет Мене ради» (Ин. 6:56-57). И Апостолы так поступали, упражняясь в молитве и преломлении хлеба, как написано (Деян. 2:42), т. е. в священнодействии Таин и приобщении. Так же говорили и поступали и многие из отцов, например, блаженный Григорий, епископ Римский, оказывавший особенное усердие к божественной службе; он, говорят, установил в Церкви Римской по постам отправлять полное священнослужение и научил священнодействовать ежедневно по примеру одного епископа, поступавшего подобным образом. Этот епископ обратил на себя внимание верховных (иерархов), положивших после божественного священнодействия произносить ему похвальное слово. Так же говорил и действовал и преподобный Антоний, которого и ученики каждый день священнодействовали и приобщались Таин. А св. Златоуст вместе с отцом Василием, кроме того, написал чин божественного тайноводства и хвалит тех, которые каждый день участвуют в таинстве причащения, но только благоговейно и достойно. И в кафолических Церквах и всюду распространено предание — священнодействовать каждый день желающим того усердно.
   Но да не покажется кому-либо сказанное безусловною заповедию, ибо к этому служению принадлежат люди мирские и сочетавшиеся с женами, а на монахов часто находят ночные искушения, и весьма многие по навождению лукавого терпят искушения гнева, злопамятства и многих других страстей, между тем как истинный священник должен быть свободен от всего такого. Поэтому, пусть, по словам Василия Великого, совершают (священники) священнодействие, если можно, четырежды в неделю; а если нельзя, то, по крайней мере, непременно дважды в неделю, ибо это удобоисполнимо и для мирских, и для монахов, и не может быть здесь никакой отговорки, так как трудами и бдением и исповеданием в продолжение пяти дней они могут предочистить себя.
   Посему, им прежде всего нужно заботиться об отпущении (грехов), так как оно преимущественно может очистить их. И это весьма необходимо иереям, а особенно тем, которые каждодневно приступают к всеведущему Богу и Подателю, чрез покаяние отпущения. Если же кто одержим какою-либо страстию, особенно в отношении к другому, — как, например, часто злопамятным приходится быть одержимым злословием и завистию, — то такой раб страсти, орудие лукавого, поселившегося в нем чрез страсть, не должен приближаться к Благому и Подателю мира. Да знает таковой, что, добровольно поддавшись внушениям лукавого, он отдаст отчет за страсть и нерадение; ибо враг, сколько бы ни силился, не в состоянии покорить вас себе; нам дана власть наступать на змия и скорпиона — на коварных и пагубных демонов, и на всю силу вражию. Виновник зла только находит место для нападения; но не может ни в каком случае употреблять совершенное насилие и тиранствовать, как мы знаем это по опытам верных и избранных, и, будучи тварию Божиею, он не властен даже и над бессловесными. Итак, поелику в нашей воле и в нашем расположении (находится) — победить его и усовершаться в добродетели, то мы подвергнемся осуждению, если будем побеждены им и лишимся из-за какой-нибудь тлетворной страсти такого пренебесного дара, — я говорю о священнодействии и происходящем от него освящении. Поэтому нужно очищать себя, сколько возможно, и стараться ни в каком случае не впадать в сети лукавого.
   Будем же хранить себя мы, сподобившиеся освящения, чтобы нам в возможной чистоте предстоять и служить Пречистому; поспешим украсить себя в делах, словах и мыслях высокими Его совершенствами, чтобы иметь в самих себе отображение хотя некоторых Его свойств. А какие Его свойства? — человеколюбие, смирение, милость, любовь ко всем, мир, сообщение божественных даров, а прежде всего, общение с нами и освящение, потому что Бог наш Свят и приближающихся к Нему освящает, и во святых благоволит почивать. О, если бы Он сподобил нас части избранных Своих и святых! Да соделает Он нас достойными еще здесь, да сохранит нас до конца служителями святейших своих таинств во освящение; а там, введший нас опять во Святая святых, да соделает навеки причастниками непосредственного с Собою общения!
   Ибо Ему, Иисусу Христу, Сыну живого Бога и Богу нашему, посвятившему Себя за нас крестною жертвою, чтобы и нам быть освященными во истине, подобает всякая слава, честь, велелепие и хвала со безначальным Его Отцом, и Пресвятым и благим и животворящим Духом, ныне и присно, и во веки веков! Аминь.

Информация о первоисточнике

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).