Послание к армянам о вере

История появления Томоса

   В качестве столичного архиерея он принял участие в спорах относительно Диодора Тарсского и Феодора Мопсуестийского, которые вспыхнули после Третьего Вселенского Собора. Жаркая дискуссия относительно богословского наследия этих двух представителей Антиохийской школы сначала вспыхнула в Эдессе. В период 412—435 годов епископом здесь был Раввула — человек, несомненно, яркий и неординарный, строгий и ревностный подвижник, остававшийся таковым до самой кончины. Как богослов Раввула во многом следовал традициям св. Ефрема Сирина, полемизируя против многих ересей, которых тогда много было в сирийском ареале (вардесаниты, манихеи и т. д.). Одновременно он разделял многие богословские взгляды Александрийской школы и, в частности, горячо защищал слово «Богородица» как наиболее емко выражающее таинство Домостроительства спасения. И не случайно, что христологические воззрения Раввулы тесно сближались с христологией св. Кирилла Александрийского, а поэтому в спорах относительно Нестория Эдесский епископ, нисколько не колеблясь, встал на сторону Александрийского святителя. Именно в качестве Эдесского предстоятеля Раввула оказывал всяческое покровительство и поддержку возникшей здесь еще в IV веке знаменитой школе. Однако большинство преподавателей и учеников этой школы ориентировалось на традицию Антиохийской школы, высоко ставя авторитет Диодора и Феодора. Во главе их стоял Ива, являвшийся как бы «руководителем проекта» по переводу произведений указанных антиохийских богословов на сирийский язык; после смерти Раввулы в 435 году Ива занял Эдесскую кафедру. Между этими двумя разнородными, а часто и противоположными богословскими тенденциями в Эдессе возник конфликт, который вскоре перекинулся в Армению. В римской части ее горячим сторонником св. Кирилла Александрий ского и непримиримым оппонентом Нестория и Феодора Мопсуестийского был Акакий Мелитенский, который в своих посланиях убеждал армянского католикоса Саака и армянскую знать осудить несторианство. католикос занял уклончивую позицию в спорном во просе, но в персидской части Армении нашлось немало христиан, поддержавших Раввулу и Акакия. Представителями их стали ученики Месропа Маштоца пресвитеры Леонтий и Авель, которые привезли в Константинополь к Проклу послание армянских христиан, просивших столичного предстоятеля разрешить спорный вопрос о православности взглядов Мопсуестийского епископа. Отвечая им, св. Прокл и написал свой знаменитый «Томос к армянам», датирующийся 435 годом, который во многом представляет собою шедевр древнецерковного учения о Лице Господа Иисуса Христа.

Анализ Томоса Святителя Прокла

    профессор Сидоров А.И.
   Обращаясь к этому «Томосу», следует отметить, что он начинается как бы с «нравственно-аскетического введения», поскольку его автор теснейшим образом увязывает догматические заблуждения с преобладанием в душах людей порока. В этой связи он касается учения о добродетелях, выделяя здесь два рода такого учения: эллинское, которое устанавливает надлежащий «чин» для здешнего бытия и имеет относительное значение, и христианское, которое «окрыляет нас к Богу» и носит на себе отпечатление абсолютности. Таким образом, св. Прокл, в полной гармонии со всеми святыми отцами, еще раз подчеркивает, что «делание» является основой всякого подлинного Богомыслия. Причем он отмечает, что эта связь является взаимосвязью: если богословие немыслимо без молитвы, телесной аскезы и борьбы со страстями, то и само подвижничество бесполезно для спасения, если оно не увенчивается догматической «акривией». Что же касается основной, вероучительной части трактата, то в центре ее, естественно, находится учение о Воплощении. Ссылаясь на св. Иоанна Богослова (Ин. 1:14), Константинопольский предстоятель указывает, что Слово стало плотью, а «не вошло в [уже существующего] человека». С данным местом «Евангелия от Иоанна», согласно св. Проклу, органично сочетается и высказывание в Флп. 2, 7 о том, что Бог принял зрак раба: высказывание Евангелиста предполагает «нераздельность высшего единения», а слова св. Апостола Павла указывают на непреложность [Божиего] естества. Категорически отрицается в «Томосе» всякий намек на учение о «двух сынах»: не иной есть Бог Слово и не иной Иисус Христос. При этом св. Прокл считает нужным акцентировать полноту человечества единого Господа. Ключевой фразой всего «Томоса» являются слова: «Я, будучи воспитан в благочестии, ведаю единого Сына и исповедую единую Ипостась Бога Слова». Само собою разумеется, что христология в рассматриваемом сочинении немыслима без сотериологии: Бог Слово, «став человеком, подобострастным [Своим началом] спасает сродный [Ему] по плоти род, заплатив долг греха тем, что Он умер за всех, как человек», а «державу смерти, то есть диавола, Он упраздняет, как ненавидящий лукавство Бог». И исполнив всякую правду, Он «вернул нашему естеству прежнее его благородство, почтив Вочеловечиванием образованное Им из земли естество». Захотев спасти это естество, Слово поселилось в утробе — общей двери [всякого человеческого] естества, показав превышеестественным рождением, что Вочеловечивание превышает разум. Согласно св. Проклу, «если Дева родила не Бога, то Сия Нетленная не заслуживает великого удивления, ибо и многие другие жены рожали праведников». Отводя возражение, что рождаемое всегда однородно рождающему, святитель говорит: это верно, когда рождение происходит в соответствии с естеством, а предпосылкой такого естественного рождения является тление, следующее за совокуплением. Когда же рождение превышает естество, тогда Рожденный — Бог. Таково содержание «Томоса к армянам» св. Прокла. Обычно подчеркивается, что в нем святителю удается найти «средний путь» (та media) между крайностями антиохийской и александрийской христологии.

Послание к армянам о вере

   Боголюбивейшим и Богочестивейшим Епископам, Пресвитерам и Архимандритам православной святой Церкви, сущим в Армении, Прокл о Господе радость. Немалою, братия, скорбию поразил и уязвил наш ум и сердце слух о новых плевелах заблуждения, которые недавно лукаво всеял в вашей стране общий враг рода нашего. Ибо слух о печальных событиях, обыкновенно, несносным образом поражает душу, не приготовленную к подобным впечатлениям: но он тем сильнее поражает, и тем глубже вонзает стрелы, если возвещает об опасности не для грубого тела, а для невещественной стороны нашей; если разсевает молву о том, что дрогоценная риза Веры или разодрана жалким образом, или же совсем похищена. У кого разумная сила души не помрачена чувственностию, для тех всякая добродетель вожделенна; как напротив всякий порок благомыслящие справедливо почитают достойным отвращения, потому что он совершенно противен естеству, как нечто неестественное. И, как то, что избирается, как полезное, необходимо должно защищать: так и то, что не таково, а противоположно сему, должно или отражать когда оно есть, или заботиться, чтобы не случилось, когда оно только ожидается.
   Есть много видов добродетели; но их различно определяли, как язычники, подавленные заблуждением, у коих способность точного суждения помрачена неведением Божества, так и христиане, которые, имея мысленные очи просвещенными Верою, чрез исповедание её могут прямо взирать на Солнце правды. Первые, претыкаясь в своих умствованиях, как бы во тьме, и, по причине предубеждения, не имея вождя для своего ума, идут скользким путем в своих разсуждениях, касаются в своем учении только преходящей и непостоянной природы видимого; а зрение для истинного созерцания они потеряли, или притупив его от времени, или ослепив его заблуждением. Они говорят, что добродетели четыре вида: правда, благоразумие, воздержание и мужество, которые, хотя на вид точно суть добрые дела, однако касаются только земного, обращаются около земли, и далеко не достигают высоты небесной. Ибо утверждая, что мужество состоит в борьбе с чувственностью, воздержание — во владычестве над страстями, благоразумие — в хорошем управлении гражданством, и правда — в наилучшем распределении должного, они, как и сами думали, устанавливали порядок только для настоящей жизни, обуздывая сим определением безмерность и излишество с обеих сторон. А чего-нибудь высшего и лучшего настоящей жизни, они не могли ни помыслить, ни предписать, и, по неразумию омраченного сердца, стеснили, сколько могли, добродетель, заключив ее в пределы одного видимого, и не усвоив ей ничего высшего и похожего на небесное благолепие. Те же, которых очи сердца просвещены Верою, и которые своим вождем и учителем имеют блаженного Павла, называли добродетелью то, что окрыляет нас к Богу, располагая надлежащим образом и земным. Ибо сей самый муж, во всем достохвальный, хотя исчисляет многие виды добродетели, но главнейшими называет три: веру, надежду и любовь (1 Кор. 13:13). Вера доставляет людям то, что превыше естества, и таким образом с предметами духовными сближает того, который еще носит многострастную одежду плоти: ибо чего, по причине высоты, не ведают даже Ангелы и другие безплотные Силы, о том Вера дает познание людям, живущим долу и обращающимся на земле, приводя их к непокровенному престолу Царя, вселяя в них свет безначального и несотворенного естества, и сиянием своим прогоняя мрак чувств и удаляя от нашего ума то, что есть в нем грубого и темного; ибо она дает видеть то, что невидимо, поелику недостижимо, и что непонятно, поелику недоступно. Надежда производит в нас то, что мы в настоящее время не во сне только, так сказать, будущее объемлем, но и на самом деле оным обладаем; потому что несомненная уверенность являет уму, как настоящее, то, что во времени еще не существует, и представляет уже пред очи то, что еще ожидается. Переступая встречающиеся преграды и опережая мимо текущее время доставлением будущего, надежда соединяет желающего с желаемым. Любовь наконец есть глава таинства Веры нашей: ибо она побудила Бога Слова, всегда присущего на земле, прийти во плоти. И между ними обеими существует взаимная связь: вера есть зерцало любви; любовь есть утверждение веры. Мы веруем, что Бог Слово безстрастно воплотился, и веруем благочестиво: ибо это — основание нашего спасения. Но мы и любим Того, Который ради нас принял зрак раба, не потерпев применения естества и не сделав приложения в Троице. Посему всякий христианин, не богатый верою, надеждою и любовью, не есть то, чем называется, и хотя бы он, по-видимому, часто порабощал тело свое, и свободен был от страстей душевных; однако, при одной нравственной добродетели, он не удостоится венцов победы, как не достигший чрез богословие до Того, Кто есть раздаятель венцов.
   И так Вера, глава всех добродетелей, как сказал я прежде, да соблюдается неподдельною; да не принимает никакого прилога от человеческих мудрований; да не омрачается никакими языческими суесловиями, но да пребывает в пределах Евангельских и Апостольских, так чтобы никто не дерзал посягать на ту Веру, чрез которую мы спасены и которую при крещении мы языком, как бы рукописанием, засвидетельствовали. Ибо высота Веры отревает всякое дерзновенное на нее посягательство не только от людей, но и от безплотных существ, как говорит блаженный Павел: “но если даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема” (Гал. 1:8). Ибо Ангел назначен не к учению, а к служению, и опасно не оставаться всякому в том чине, в каком кто поставлен, а браться за то, что выше его природы. Но если бы даже кто, и опираясь на свою природу, дерзнул вводить что-нибудь, то никакое нововведение учение да не приемлется.
   И так будем неусыпно хранить то, что мы приняли, не сводя духовных очей с сокровищницы Веры. Что же мы из Священного Писания приняли? — То, что Бог словом сотворил мир и произвел тварь, которой прежде не было; что разумное животное почтил законом естественным; что самовластному человеку дал заповедь, указав полезное, дабы он избегал вредного, избирая лучшее; что добровольное устремление человека к худшему изгнало его непослушного из рая; что чрез отцов, чрез патриархов, чрез закон, чрез судей и пророков Творец учил род наш отвергать грех и заботятся о праведности; что, наконец, когда грех возобладал над нами, по нашей воле, и диавол требовал, в отмщение за преступление, всеобщей погибели рода нашего, — между тем и естественный закон помрачился, и закон писанный сделался вовсе безполезным, и пророки, хотя, как люди, учили, что должно делать, однако не освобождали от зла, — тогда сам Бог Слово не имеющий вида (ἀσχημάτιστος), безначальный, неописанный и всемогущий, пришедши, воплотился (ибо это было возможно для него, когда Он восхотел), и, приняв зрак раба, соделался плотию, и родился от Девы, благоволив показать во всем, что Он сделался истинным человеком; потому что за естеством необходимо следуют и свойственные оному начала (ἀρχαὶ), образы (σχήματα) и страсти (πάθη). Евангелист не говорит, что Слово вселилось в человека уже совершенного, но что Оно стало плотию, нисшедши до самого зачатия естества и до самого начала рождения. Ибо как человек, естественно рождающийся, не тотчас уже бывает совершенно готовым к действованию, но сперва самый зародыш естества делается плотию, потом, с течением времени, мало по малу получает силы, образующие органы чувств и действования: так и Бог Слово, нисшедши к самому началу и корню рождения человеческого, сперва соделался плотию, не преложившись однако же в плоть, — да не будет; — ибо божество выше всякого преложения, и прелагаться свойственно только преходящему естеству, а вечному и всегда одинаково пребывающему естеству свойственна неизменяемость. Посему, употребляя оба выражения Священного Писания, мы говорим, что Слово и стало плотию (Иоан. 1:14), и приняло образ раба (Флп. 2:7). И то и другое, будучи понимаемо благочестиво, составляет семя нашего спасения. Выражением: стало плотию Евангелист показывает неделимость совершеннейшего соединения. Ибо как единица не может быть разделена на две единицы, потому что если бы могла так разделяться, то была бы не единица, а двоица: так и то, что по совершеннейшему единению есть едино, не может быть разделено на двое. Словом же: приняло, Апостол выражает непреложность естества. Все производимое или производится из ничего, как, например, небо, прежде не существовавшее, или преобразуется из чего-нибудь уже существующего, как, например, воды Нила были превращены в кровь; но ни то, ни другое не приличествует Божескому естеству; ибо Безначальный не произошел из ничего, и неизменяемое Слово не образовалось из чего либо. Посему-то Священное Писание, дабы чрез то и другое выражение показать и непреложность божества, и нераздельность таинства, и употребило выражения: плоть бысть и приняло, первым указывая на единство лица, а последним проповедуя неизменяемость естества. И так Бог Слово соделался совершенным человеком, но не так чтобы сие чудо, превышающее разум, повредило неизменяемости естества; — что, впрочем мы познали верою, а не чрез изследование постигли. Сделавшись человеком, Он подобострастным спасает сродный себе по плоти род наш, заплатив оброк греха тем, что умер за всех, как человек; и упразднив имущего державу смерти, т. е., диавола (Евр. 2:14), как Бог, ненавидящий зло. А исполнив (сам) всякую правду, Он показал, что закон удобоисполним; и, почтив своим Богочеловечеством природу, сотворенную Им из земли, Он возвратил нашему естеству древнее его благородство. И так един есть Сын: ибо, покланяясь единосущной Троице, мы не привносим в нее четвертого по числу; но веруем, что един есть безначальный Сын, рожденный от Отца, и что Им веки сотворены (Евр. 1:2). Он есть ветвь, совечная корню, возникшая от Отца неизреченно. Он есть Слово, неразлучно из ума происходящее, и в нем пребывающее; ибо хотя Оно и явилось на земле (Вар. 3:38), однако и не разлучилось от Родившего Его. Оно восхотело спасти созданное им, и спасло, вселившись в утробу, — общую дверь естества (человеческого), которую благословив вселением и запечатлев рождением, преестественным рождеством своим показало, что Его вочеловечение превыше ума. И так не иной есть Христос, и не иной — Бог, Бог Слово: ибо Божеское естество не знает двух сынов. Единый родил Единородного; потому что где нет совокупления рождающих, там нет и двойства рождаемых. “Дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних” (Флп. 2:10). Если же иной есть Христос, кроме Бога Слова: то Христос, по необходимости, есть простой человек, как некоторые безумцы говорят. Если же Христос — простой человек: то как существа небесные воздают ему почесть, превосходящую Его естество, и преклоняют колена пред именем низшего? Но как мы можем принять и слова пророческие, которыя гласят: Бог наш на земли явися, и с человеки поживе (Вар. 3:38)? Ибо под словом — явися Пророк разумеет Его явление во плоти; а словом — поживе означает временное Его пребывание с людьми, во время коего Он хотя не являл всего своего могущества, но и показал, что Он, как Вседержитель, и остался сам в себе тем, чем был, и соделался для нас тем, чем восхотел. Если же для кого-либо служат поводом к соблазну Его пелены, возлежание в яслях, временное по плоти возрастание, и то, что Он спал в корабле, утруждался в пути, иногда алкал, и вообще все то, чему Он подвергался, соделавшись истинным человеком: то да ведают таковые, что, соблазняясь этими состояниями (πάθη), они отвергают самое естество; а отвергая естество, не верят и домостроительству; не веря же домостроительству, уничижают самое спасение. Пусть любители прений укажут, пришел ли кто-либо в сию жизнь, от начала мира, другим путем, а не сим естественным; — и тогда пусть сплетают свои пустословия. Если же таково общее начало для всего естества, а Бог Слово сделался совершенным человеком: то почему те, которые допускают естество, соблазняются страстями? И так пусть они изберут одно из двух: или, стыдясь страстей, отвергают естество, и, держась мнения Манихеев, причислят себя к нечестивым; или, признавая благо, происшедшее от вочеловечения, и допуская естество, не стыдятся страстей, свойственных естеству. Удивляюсь я безумию людей, пролагающих себе новые пути заблуждения. Ибо, будучи благочестиво научен и наставлен в том, что един есть Сын, я исповедую единую ипостась воплощенного Бога Слова. Если же один и тот же и терпит страсти, и творит чудеса, то почему, умалчивая о Божественном, издеваются над тем, что ниже божества? Дабы уверить, что Он, будучи Богом и Словом, и, оставаясь тем, чем был, сделался плотию и младенцем и человеком, и что таинство не нарушено никаким преложением, Он и творил чудеса, и страдал. Чрез знамения Он давал знать, что Он есть то, чем был; а чрез страсти уверял, что Он сделался тем, что создал. И так мы исповедуем единого и того же Сына и вечным, и воплотившимся в последние дни, не привнося ничего подложного в естество Его; ибо нет ничего лишнего на престоле Божественном. Но соплетатели силлогизмов, слабейших паутины, без сомнения, скажут мне следующее, всем известное, умствование: «если Троица — единосущна, и Троица безстрастна, и если Бог Слово созерцается в Троице: то следует, что Слово — безстрастно. Если же Бог Слово — безстрастен: то уже должно заключить, что распятый есть иной, кроме Бога Слова безстрастного». Подлинно, тканье пауков ткут (Ис. 59:5) говорящие сие, и на воде пишут занимающиеся такими пустыми выдумками. “осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце; называя себя мудрыми, обезумели” (Рим. 1:21—22). Загноившийся глаз не принимает чистых лучей солнечных, и слабый ум не досягает до высоты Веры. Что ж, говоря, что Бог Слово пострадал, не утверждаем, что пострадал по божеству: ибо божеское естество не подлежит никакой страсти (страданию). Но исповедуя, что Бог Слово, единый из Святой Троицы, воплотился, мы тем, которые с верою спрашивают, даем разуметь, для чего Он воплотился. Поелику Бог Слово восхотел упразднить страсти, из коих крайняя была смерть; безсмертное же естество не таково, чтобы могло подвергнуться страстям (ибо если всякая страсть есть возмущение и борьба сложных; а в существе невещественном и единичном нет никакой сложности: то следует, что там нет ни какой страсти, где нет сложности): посему, восхотев, как мы сказали, упразднить страсти, кои обладали разумно-телесным существом, и коих верхом была смерть, Бог Слово воплощается от Девы (как ведает то сам Бог Слово), и по виду став как человек (ибо так Ему было угодно), смиряет себя в зраке раба, не претерпевая впрочем никакого ограничения по божеству, и таким образом спасает весь человеческий род, упразднив страсти в своей плоти, а божество свое сохранив безстрастным. По сей-то причине и Гавриил, благовествуя о власти и могуществе Рождающегося, сказал Марии: ибо Он спасет людей Своих от грехов их.: а люди принадлежат не человеку, но Богу. Да и никто, пришедши в жизнь сию с растлением, и не имея невинного начала рождения, не мог бы освободить мира от грехов. Но, без всякого сомнения, один и тот же, будучи и Богом и человеком, не разделяясь на двое, но оставаясь единым, рождением от жены явив в себе человека, а рождением не от совокупления, и сохранением родившей девою, явив в себе Бога, Иисус Христос спас мир, пришедши на землю и поживши между людьми. Если же Христос есть простой человек, а не Бог Слово: то как Он все сотворил в начале, тогда как Его еще не было? Ибо если человек есть последнее творение: то явно, что Христос не даровал бытия тому, что было прежде Его; потому что Он, как простой человек, произошел после. Как же Павел говорит: “един Господь Иисус Христос, Которым все” (1 Кор. 8:6)? Ибо если все — чрез Христа: то явно, что Христос есть Бог Слово, как и Евангелист свидетельствует: “В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога.” (Иоан. 1:1—2). И так если Евангелист свидетельствует, что все сотворено Словом, и блаженный Павел, изъясняя сие, говорит: един Господь Иисус Христос, Которым все: то явно, что Христос есть Бог Слово. Если же станут нам указывать на такие выражения Священного Писания, в которых Он называется человеком, например, на слова Апостола Петра: Иисуса Назорея, Мужа от Бога засвидетельствованного вами (Деян. 2:22); на слова Павла: “ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем” (Деян. 17:31), и на слова самого Господа, Который говорил о себе: ”А теперь ищите убить Меня, Человека скаавшего вам истину” (Иоан. 8:40): то пусть знают таковые, что они или по лености не уразумели смысла Писания, или по лукавству извращают, согласно своему нечестию, то, что хорошо написано. Ибо Христос, поистине, есть человек; но Он сделался им, быв прежде только Богом. Как Он есть Бог несотворенный, так Он же есть и человек не кажущийся только; и как Он, по божеству, единосущен Отцу, так Он же, по плоти, однороден с Девою, так что истина таинства во всех отношениях явна, и чужда всякого обмана. Если же Дева родила не Бога, то сия Нетленная не великое заслуживает удивление; ибо многие и другие жены родили праведных людей. Если Пророки, предвозвещая неизглоголанное таинство, взывали: се дева во чреве приимет, и родит сына, и нарекут имя ему Еммануил (Ис. 7:14), что изъясняя Гавриил говоритчто значит: с нами Бог (Матф. 1:23); то для чего, по причине снисхождения Родившегося, уменьшать славу родившей? Но нам конечно скажут вопреки следующее: «все, что рождается, — однородно с рождающею; следовательно, если родившая есть человек: то и рожденный, по необходимости, есть человек». Основательно говорите вы; но рождающая тогда рождает однородное с собою, когда рождение происходит по законам природы, и началом естественного рождения бывает растление, потому что совокупление ведет за собою растление: здесь же, поелику нет и мысли о таком насилии, но совершилось чудо, которое превыше ума, — здесь, где рождение превыше естества, рожденный есть Бог. И так будем исповедовать, что один и тот же и сотворил мир, и даровал закон, и сообщил вдохновение Пророкам, и в последние дни воплотился, и послал Апостолов для спасения языков и народов. Будем убегать мутных и нечистых потоков обмана, т. е., богоборных ересей; — безумства Ария, разделявшего нераздельную Троицу, неистовства Евномия, покушавшегося непостижимое естество вместить в пределы познания, сумасбродства Македония, отделявшего от Божества нераздельно из него исходящого Святого Духа, и нового сего, недавно явившогося, богохульства (Несториева), которое великостию хулы далеко превышает самое иудейство. Ибо Иудеи, отвергая Сына, отнимают у корня ветвь; а сия ересь, вводя, кроме одного Сына Божия, другого, представляет неслитное естество каким-то многоплодным. И так скажем с Павлом: Ибо Он есть мир наш, соделавший (сотворивый-церковнославянский) из обоих одно (Ефес. 2:14); поелику Он из Иудея и Еллина чрез крещение творит одного нового человека, силою своею соединяя разделенных образом жизни. Да убоятся же осуждения за нечестие нововводители, которые, тогда как разделенное приведено в согласие, разделяют на двое Того, Кто привел в согласие. Но, оставив дальнейшее распространение, я приступлю к сокращенному изложению правого догмата. Кто истинно желает познать, что один и тот же есть единый и единственный Сын, Который был прежде Авраама (Иоан. 8:58), и в последнее время преуспевал премудростию и возрастом (Лук. 2:52) по плоти, потому что божество Его всегда совершенно: тот пусть вопросит Апостола Павла, который и возвестит ему благочестивое учение, показав, что Сын, и после того как произошел по плоти от Иудеев, есть Бог предвечный. Ибо, говоря об Иудеях, и отдавая честь сему неблагодарному и богоборному народу за то, что корень его — Авраам, и семя его — Христос Господь, Он говорит: ихже усыновление есть — потому, что Бог чрез Пророков взывал: сын мой перворожденный Израиль (Исх. 4:22), и слава — потому что безпрерывные чудеса доставляли безмерную славу тем, коих Бог сам, подобно кормилице, воспитывал, и завет — которыми Аврааму обещано было размножение и благословение, и законоположение — на горе начертанное перстом Божиим, и обетования — относившиеся как до земли Палестинской, так и до благословения всех народов чрез семя Авраамово, их же отцы — которые сияли как светила веры, и от них же Христос, — сказав сие, блаженный Павел не остановился, — ибо не с того времени началось бытие безначального Слова, как Оно родилось от Марии, — но тотчас прибавил: по плоти, означая сим Его явление во плоти, а не рождение по божеству. Кто же есть сей Христос, рожденный от Девы, вместившийся, как сам ведает, в вертепе, возлежавший в яслях, возраставший во времени по плоти, сходивший даже в дальнейшие страны земли (Ефес. 4:9), потерпевший все свойственное плоти, — дабы уверить, что Он поистине соделался человеком, — Христос не иной, кроме снизошедшего, но тот же самый, который сошел, тот и восшел (Ефес. 4:10), — ибо Он не восшел прежде, но снизошел, так как Он и не чрез преспеяние соделался Богом, — да не будет, — по милосердию своему стал человеком, поелику мы имели в этом нужду: — кто, говорю, сей Христос? Не спрашивай об этом ни у меня, ни у кого-либо другого, а — у Павла, который познал Его по откровению Отца, и сказал: «когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатью Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего» (Гал. 1:15—16), — и он истинно научит тебя, кто есть Иисус Христос; он говорит: «от них (Иудеев) Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки, аминь» (Рим. 9:5). Какой клеветливой выходке ругателей не преграждают пути эти слова Апостола Павла? Назвал Его Христом, дабы показать, что он сделался истинным человеком; назвал Его происшедшим от Иудеев по плоти, дабы показать, что Он стал существовать не с того только времени, как воплотился; сказал о Нем: этот, дабы провозгласить, что Он безначален; сказал: этот над всеми, дабы возвестить, что Он есть Господь твари, назвал Богом, дабы мы, обманувшись Его видом и страстями (страданиями), не отвергли безсмертного (божественного) естества Его; назвал Его благословенным, дабы покланялись Ему, как Вседержителю, а не порицали Его, как подобного нам раба; сказал о Нем: во веки, дабы показать, что Создавший их (веки) словом всегда в них и возвещается, как Бог, Если же Христос есть и Бог и Благословенный: то будем покланяться Ему, и скажем тем, которые иначе думают: Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его. (Рим. 8:9): а мы имеем ум Христов (1 Кор. 2:16); а посему и ожидаем славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа (Тит. 2:13), Который воздаст благочестивым славные награды, а тем, которые отвергают Его, — мзду их дерзости (Рим. 2:6—8).
   Вот, что мы посылаем вашей любви в ответ на ваши письма, которые вы к нам прислали, извещая, что пагубные некоторые люди с странным учением своим проникли в вашу страну, стараясь зловредными сочинениями и прекословиями лжеименного разума (1 Тим. 6:20) исказить простую неподдельную красоту православной Веры. Но я обращаюсь к вам опять со словами блаженного Павла: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол. 2:8). Ибо «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор. 3:11). И так стойте в едином духе, единодушно подвизаясь за Веру Евангельскую, и нимало не страшитесь противников, но храните предания, которые вы приняли от святых и блаженных Отцов Никейских, изложивших православную Веру, и от блаженных и святых мужей, Василия и Григория, и других единомысленных с ними, «чьи имена в книге жизни"(Флп. 4:3). Приветствуем, я и все сущие со мною, вас и все ваше братство.

Информация о первоисточнике

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).