Преподобный и Богоносный отец наш Нил, подвижник Сорский и Устав его о скитской жизни

Вместо предисловия

   Некогда блаженный Иероним, собрав из лучших евангельских цветов душистый венок покаяния, послал его, из пещеры Вифлеемской, к другу своему в дальний шумный Рим, советуя возложить его на чело, а вместе с этим воспринять легкие крылья голубицы и полететь искать себе успокоения у Господа — общего всех Отца. Устав преподобного Нила, по составу своему, подобен венку блаженного Иеронима. Изложив, как можно проще, яснее и точнее сей высокий, созерцательно-практический Устав, советуем, по примеру великого учителя Церкви, любезным нашим соотечественникам, возложить его на чело свое, как душистый венок нашего Сорского отшельника, собранный им из лучших святоотеческих цветов, чтобы облагоухать ими внимательных.
   Жизнь преподобного Нила Сорского особенно замечательна, а творения его — в высшей степени назидательны.
   Преосвященный Филарет, архиепископ Черниговский, весьма сочувственно отзывается о жизни и, особенно об Уставе преподобного Нила. «Как жизнь преподобного Нила была жизнь особенная, — говорит он, — так не было еще до этого в Русской Церкви и такого сочинения, каков Устав скитской жизни преподобного Нила. Устав, который составляют: предисловие, одиннадцать наставлений и послесловие — сочинение превосходное по глубокому разумению сокровенной духовной жизни, где доверие к наставлениям подвижников предварено доверием к слову Божию, и мысли льются испытанные долгим опытом жизни... Наставления преподобного Нила о помыслах заключают в себе глубокие психологические наблюдения над действиями души. Он разлагает дело души на самые мелкие, едва уловимые части; называет, как помысл из безгрешного постепенно переходит в действия более и более виновные» (Обзор русской духовной литературы, кн. 1, с. 169—170).
   Ближайшее знакомство с творением преподобного Нила ясно показывает, что отзыв Преосвященного Филарета вполне справедлив. Святой Нил, действительно, великий отец Русской Церкви по своему подвижничеству и наставлениям. Пример его жизни и его учение всегда могли и могут приносить громадную пользу.
   К сожалению, все существующие издания его жизни и творений имеют многие недостатки, и потому, для уразумения его учения, необходимо все в нем привести в ясность и изложить как можно проще и точнее для желающих поучаться у своего родного святого подвижника.
   Преимущественным предметом наставлений преподобного Нила служит сокровенная духовная жизнь. Но верно ли у нас думают, что сокровенная духовная жизнь относится только к отшельникам, скитникам? Нет и нет: это дело, необходимое и для всех — не только иноков, но и мирян православных, потому что все мы — в Крещении — умерли для жизни плотской и греховной, возродились в жизнь духовную, святую.
   Поэтому, желательно, чтобы Устав преподобного Нила, ясно и точно изложенный в одном стройном целом, был настольной книгой у всех русских иноков, инокинь и ревнующих о благоговейном житии христиан.

Житие преподобного и богоносного отца нашего Нила Сорского...

   Великий отец Русской Церкви, по своему подвижничеству и наставлениям, учитель скитской простоты и созерцательной жизни, преподобный Нил, по прозванию Майков, родился в 1433 году. О происхождении и месте рождения преподобного Нила ничего неизвестно. Но, без сомнения, он был великороссиянин и, судя по его обширным связям с важными лицами и по высокому его образованию, надо полагать, что и сам он принадлежал к роду боярскому. Правда преподобный Нил называет себя невеждой и поселянином, но невеждой он мог назвать себя по глубокому смирению, а поселянином — потому что родился и жил в отчине своих предков между сельскими обитателями.
   Пострижение в монашество преподобный Нил получил, и начало иноческой жизни полагал в обители преподобного Кирилла Белоезерского. Здесь он пользовался советами умного и строгого старца Паисия (Ярославова), который потом был игуменом Свято-Троицкой Сергиевой Лавры и был приглашаем в митрополиты, но, по смирению своему, отказался от этого великого сана.
   Прожив в Кирилловой Белоезерском монастыре несколько времени, Нил вместе с учеником своим и сотрудником, монахом Иннокентием, из рода бояр Охлебининых, путешествовал ко святым местам, на Восток, чтобы в опытах тамошних подвижников видеть жизнь духовную: был он, по его словам, «на горе Афонской, в странах цареградских и других местах».
   Живя несколько лет на Афонской горе и путешествуя по монастырям Константинопольским, преподобный Нил особенно в это время напитал дух свой наставлениями великих отцов пустынных, которые путем внутреннего очищения и непрестанной молитвы, совершаемой умом в сердце, достигали светоносных озарений Духа Святого. Преподобный Нил не только изучил умом и сердцем, но и в постоянное упражнение своей жизни обратил душеспасительные уроки богомудрых отцов — Антония Великого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Макария Великого, Варсонофия, Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея, Максима Исповедника, Исихия, Симеона Нового Богослова, Петра Дамаскина, Григория, Нила и Филофея Синайских. Потому-то изречениями сих великих отцов и преисполнена его книга, называемая «Предание о жительстве скитском».
   Возвратясь в Белоезерский монастырь, преподобный Нил уже не хотел жить в нем, но построил себе келлию невдалеке от него, за оградой, где и жил недолгое время в уединении. Потом отошел за 15 верст от сего монастыря на реку Сорку, водрузил здесь крест, поставил сперва часовню и уединенную келлию, и при ней выкопал колодец, а когда собралось к нему для сожития несколько братии, то построил и церковь. Обитель свою учредил он на особенных отшельнических правилах, по образцу скитов Афонских; почему она и названа скитом, а преподобный Нил почитается основателем в России скитского жития, в более строгом и точном его устройстве.
   Святые отцы-подвижники разделяли монашеское житие на три вида: первый вид — общежитие, когда многие иноки живут и подвизаются вместе; второй вид — отшельничество, когда подвизается один инок в уединении; третий вид — скитничество, когда инок живет и подвизается с двумя или тремя братиями, при общей пище и одежде, при общем труде и рукоделии. Этот-то и последний вид монашеского жития, как бы средний между двумя первыми, который преподобный Нил называл потому «царским путем», и хотел он осуществить в своем ските.
   Скит преподобного Нила имел сходство: и с нашими монастырями необщежительными, которые очень часто состояли из двух и трех иноков, иногда из пяти и десяти, тогда как в скиту Нила, под конец его жизни, число скитников возросло даже до двенадцати; и с монастырями общежительными, ибо у скитников общие были — и труды, и одежда, и пища. Но отличался Нилов скит от всех других наших обителей по внутреннему своему направлению, — по тому умному деланию, которое должно было составлять главнейший предмет забот и усилий для всех скитников. В новом своем скиту преподобный продолжал изучать Божественное Писание и творения святых отцов, устрояя по ним жизнь свою и учеников своих.
   Историю внутренней своей жизни отчасти открыл сам преподобный в послании к одному из своих близких сподвижников, по настоятельной его просьбе. «Пишу к тебе, — говорит он, — показывая себя: любовь твоя по Боге вынуждает к тому и делает меня безумным, чтобы писать тебе о себе. Не просто и не по случаям надобно нам поступать, а по Святому Писанию и по преданию святых отцов. Удаление мое из монастыря (Кириллова) не было ли ради душевной пользы? Ей, ради нее. Я видел, что там живут не по закону Божию и преданию отеческому, а по своей воле и человеческому рассуждению. Много еще и таких, которые, поступая так неправильно, мечтают, будто проходят житие добродетельное... Когда мы жили вместе с тобой в монастыре, ты знаешь, как удалялся я мирских связей и старался жить по Святому Писанию, хотя по лености моей и не успевал. По окончании странствования моего, пришел я в монастырь, и вне монастыря, вблизи его, устроив себе келлию, жил сколько мог. Теперь переселился я вдаль от монастыря, нашел благодатью Божией место, по мыслям моим, мало доступное для мирских людей, как сам ты видел. Живя наедине, занимаюсь испытанием духовных писаний: прежде всего, испытываю заповеди Господни и их толкование — предания Апостолов, потом — жития и наставления святых отцов. О всем том размышляю, и что, по рассуждению моему, нахожу богоугодного и полезного для души моей переписываю для себя. В этом — жизнь моя и дыхание. О немощи моей и лени возложил я упование на Бога и Пречистую Богородицу. Если что случается мне предпринимать, и если не нахожу того в Писании, на время отлагаю в сторону, пока не найду. По своей воле и по своему рассуждению не смею предпринимать что-нибудь. Живешь ли отшельнически или в общежитии: внимай Святому Писанию и следуй по стопам отцов, или повинуйся тому, кто известен как муж духовный — в слове, жизни и рассуждении... Святое Писание жестоко лишь для того, кто не хочет смириться страхом Божиим и отступить от земных помышлений, а желает жить по своей страстной воле. Иные не хотят смиренно испытывать Святое Писание, не хотят даже слышать о том, как следует жить, как будто Писание не для нас писано, не должно быть исполняемо в наше время. Но истинным подвижникам и в древние времена и в нынешние и во все века слова Господни всегда будут словами чистыми, как очищенное серебро: заповеди Господни для них дороги более чем золото и каменья дорогие, сладки более чем мед и сот».
   Новый путь жизни, избранный преподобным Нилом, изумлял собой современников его. Да и действительно было чему изумляться, особенно для слабых.
   Место, которое избрал для своего скита преподобный Нил, по свидетельству очевидцев его, было дико, мрачно, пустынно. Вся местность скита — низменная и болотистая. Самая речка Сорка, давшая свое имя угоднику Божию, едва тянется вниз по течению, и похожа больше на болото, чем на текущую реку. И здесь-то подвизался русский отшельник! Еще целы: прудок, выкопанный преподобным Нилом, колодец его трудов, с превкусной водой, которую употребляют для исцеления, одежда святого подвижника, волосья которой колются как иглы.
    Все скитское общество преподобного состояло из иеромонаха, диакона и 12 старцев; в числе их были Дионисий, из князей Звенигородских и Нил (Полев), потомок князей Смоленских, — оба вышедшие из монастыря Иосифа Волоколамского; потому что преподобный Нил сиял тогда, как светило, в пустыне Белоезерской.
    Для устройства храма и усыпальницы руками святого старца и его скитников насыпан был на болотистой почве высокий холм, а для нужд братии преподобный Нил устроил на р. Сорке небольшую мельницу. Каждая келлия поставлена была на возвышении, и каждая от храма и от другой келлии — на расстоянии брошенного камня. В храм свой скитники, по примеру восточных, собирались только по субботам, воскресеньям и праздникам, а в прочие дни каждый молился и трудился в своей келлии. Всенощная скитская буквально продолжалась всю ночь. После каждой кафизмы предлагалось по три и четыре чтения из отцов. Во время литургии пели только «Трисвятую песнь», «Аллилуйя», «Херувимскую» и «Достойно»; все прочее читалось протяжно — на распев. По субботам, в братской усыпальнице, совершалась общая панихида за упокой усопших. Таковы были устройство скита и церковный устав преподобного Нила Сорского! Относительно внешнего поведения и деятельности преподобный Нил предписывает полную скитскую нестяжательность и простоту во всем. Необходимое для жизни велит приобретать только трудами рук своих, повторяя слова Апостола: Аще кто не хощет делати, ниже да яст.
   «Иноческая милостыня — помочь брату словом во время нужды, утешить в скорби духовным рассуждением; душевная милостыня на столько выше телесной, насколько душа выше тела. Если придет к нам странник, — успокоим его по силе, и если требует хлеба, — подадим ему и отпустим его», — говорил преподобный Нил.
   Новая, до этого невиданная на Руси, жизнь скитская, часто высказываемая душевная скорбь о порче церковных книг и старание, по возможности, исправлять их, конечно, возбуждали против преподобного неудовольствия, но он терпеливо шел своим путем и был в уважении добрых святителей и даже великих князей.
   Преподобный Нил был на Соборе о жидовствующих еретиках в 1491 году. Сам ревнитель Православия, архиепископ Новгородский Геннадий, в 1492 году, желал лично видеть и слышать суждения преподобного Нила о предметах недоумений, по делу о них. Даже великий князь содержал Нила (Майкова) и учителя его Паисия (Ярославова) в великой чести. По окончании Собора 1503 г. о вдовых попах и диаконах, старец Нил, как имевший доступ к Самодержцу, по своей крепкой жизни и по великой добродетели, и как уважаемый Самодержцем, предложил, чтобы не было сел у монастырей и жили бы монахи трудами рук своих. С ним согласны были все Белоезерские подвижники.
    В своем предсмертном завещании преподобный Нил, заповедуя ученикам бросить тело его в пустыни — в пищу зверям, или закопать его в яму с презрением, написал: «Оно тяжко согрешило перед Богом и недостойно погребения», — а затем прибавил: «Сколько в моей силе было, старался я не пользоваться никакой честью на земле в этой жизни, так пусть будет и по смерти». Преподобный Нил скончался 7 мая 1508 г. Святые мощи преподобного почивают под спудом в его пустыни.
   Дионисий, когда жил в монастыре Иосифа в хлебопекарне, работал за двоих, при этом пел 77 псалмов и творил по 3 000 поясных поклонов в каждый божий день.
   И по смерти святой отец остался верен себе. Так, когда в 1569 году царь Иоанн Грозный хотел, по усердию своему, в скиту преподобного. Нила, на место деревянного построить каменный храм, то святой Нил, явясь Иоанну, строго запретил ему строить такой храм.

Сочинения преподобного и богоносного отца нашего Нила Сорско...

   От преподобного Нила Сорского дошли до нас его послания и Устав скитского жития.
   Послания преподобного Нила имеют предметом своим внутреннюю подвижническую жизнь, о которой с подробностью он изложил свои мысли в Уставе скитского жития. Два послания преподобный Нил писал к постриженнику своему Кассиану, бывшему князю Мавнукскому, который пришел в Россию с греческой царевной Софьей, служил несколько времени боярином у архиепископа Ростовского Иоасафа и в 1504 году скончался иноком в Угличской обители. В одном из своих посланий святой старец учит Кассиана, как бороться с помыслами, советуя для того молитву Иисусову, занятие рукоделием, изучение Святого Писания, охранение себя от внешних соблазнов, и излагает некоторые общие наставления о послушании наставнику и прочим о Христе братиям, о смирении, терпении в скорбях, о молитве за самых врагов и подобное. Во втором послании, воспоминая кратко о бедствиях и скорбях, претерпенных Кассианом от юности, о его знатных родителях, его пленении, переселении в чужую землю, и желая его утешить, преподобный раскрывает ему из Святого Писания, что скорби часто наводит Господь на любящих Его, что все святые — пророки, мученики — достигли спасения путем страданий; указывает, в частности, на Иова, Иеремию, Моисея, Исайю, Иоанна Крестителя и других, и выводит заключение, что если святые столько терпели, то тем более, должны терпеть на земле мы, грешные, что мы должны воспользоваться этими бедствиями и скорбями для очищения себя от грехов и своего спасения. В послании к другому ученику своему и сподвижнику — Иннокентию, основавшему уже тогда особую обитель, преподобный Нил кратко говорит о самом себе, о своей жизни вместе с ним в Белоезерском монастыре, о своем поселении по окончании путешествия на восток, вне монастыря, обосновании своего скита, о своих постоянных занятиях Святым Писанием, житиями святых отцов и их преданиями; а потом наставляет Иннокентия — исполнять заповеди Господни, подражать житию святых, хранить их предания и учить тому же свою братию. Еще два послания писаны преподобным Нилом к неизвестным инокам. В одном из них, весьма кратком, он заповедует иноку — памятование смерти, скорбь о грехах, неисходное пребывание в келлии, смирение, молитву. В другом, довольно обширном, дает ответы на следующие четыре вопроса, предложенные каким-то старцем: как противиться блудным помыслам, как побеждать помысл хульный, как отступить от мира и как не заблудить от истинного пути. Ответы эти, особенно на два первые вопроса, почти буквально помещаются в Уставе скитского жития. Из содержания посланий святого Нила видно, что его долго занимали и многим потребны были те самые мысли, которые собраны и систематически изложены в его Уставе скитского жития.
   Самое драгоценное, что нам осталось после Нила и что, конечно, пройдет еще сквозь ряд столетий бессмертным зерцалом жития иноческого, — это его созерцательные главизны, или скитский Устав, достойный первых времен пустынножительства Египта и Палестины, ибо он проникнут духом Антония и Макария.
   «Устав скитского жития» или «Предание о жительстве скитском» есть главное и самое важное сочинение преп. Нила. В предисловии к Уставу святой старец касается внешнего поведения иноков, говорит кратко о их повиновении настоятелю, о трудах телесных, о пище и питии, о принятии странников, заповедует соблюдать бедность и нищету не только в келлиях, но и в украшении храма, так, чтобы в нем ничего не было ни из серебра, ни из золота, запрещает выходить из скита без воли настоятеля, впускать в скит женщин, держать в нем отроков. Но в самом Уставе святой отец рассуждает уже исключительно об умном или мысленном делании, под именем которого разумеет внутреннее, духовное подвижничество. Сказав предварительно словами Святого Писания и святых отцов о превосходстве этого внутреннего делания перед внешним, о недостаточности одного внешнего делания без внутреннего, о необходимости последнего не только для отшельников, но и для живущих в общежительных монастырях, преподобный Нил разделяет свой Устав на 11 глав: в главе 1-й говорит о различии мысленной брани; во 2-й — о борьбе с помыслами; в 3-й о том, как укрепляться в подвиге против помыслов; в 4-й излагает содержание всего подвига; в 5-й говорит о восьми помыслах; в 6-й — о борьбе с каждым из них; в 7-й — о значении памятования смерти и суда; в 8-й — о слезах; в 9-й — о хранении сокрушения; в 10-й — о смерти для мира; в 11-й о том, чтобы все делаемо было в свое время. Все сии главы, впрочем, удобно подвести под три отдела.
    1) В первых четырех главах святой старец говорит вообще о сущности внутреннего подвижничества или о нашей внутренней борьбе с помыслами и страстями, и о том, как вести нам эту борьбу, чем подкреплять себя в ней, как достигать победы.
    2) В пятой главе, самой важной и обширной, показывает, в частности, как вести нам внутреннюю брань против каждого из восьми греховных помыслов и страстей, от которых рождаются все прочие, именно: против чревообъядения, против помысла блуда, против страсти сребролюбия, против страсти гнева, против духа печали, против духа уныния, против страсти тщеславия, против помыслов гордостных.
    3) В остальных шести главах излагает общие средства, необходимые для успешного ведения духовной брани, каковы: молитва к Богу и призывание Его Святого Имени, памятование о смерти и о Страшном Суде, внутреннее сокрушение и слезы, охранение себя от злых помыслов, устранение себя от всяких попечений, безмолвие и, наконец, соблюдение для каждого из исчисленных занятий и действий приличного времени и способа. В послесловии преподобный Нил говорит, с какими расположениями предложил он свой Устав.
   Многое почерпнул из писаний преподобного Нила преподобный Корнилий Комельский, вскоре после него подвизавшийся в Кириллове, в свой иноческий устав, а собеседник святого Нила — Иннокентий, собравший воедино для своей общежительной обители 11 духовных глав блаженного своего учителя, называет его изящным явлением иночества в наши времена, ревнителем духовных отцов, и говорит, что он собрал из богодухновенных писаний сии главизны, проникнутые духовной мудростью, для спасения душ и в образец жития иноческого.
   Всмотримся же и мы в это чистое зерцало подвижнической жизни, — сделаем из него извлечение, не опуская, впрочем, ни одной мысли его, относящейся к делу, и придерживаясь, где это будет нужно и возможно, самых выражений святого отца, чтобы, таким образом, изобразить, по возможности, его полное учение о жизни подвижнической в свое собственное назидание.

Введение

   Вводя своих учеников в свое учение, преподобный Нил говорит в этом кратком введении о мысленном делании вообще, о том, кто им занимался, откуда оно заимствовано, как о нем думали святые отцы, для кого оно нужно, что для него нужно, с какими чувствами им должно заниматься.
   Мысленное делание есть размышление, богомыслие, созерцание и сердечная молитва, или внутренняя беседа с Господом.
   Многие святые отцы занимались этим и возвещали нам: о делании сердечном, о соблюдении помыслов и о хранении душевном, в различных беседах, какие внушены им были благодатью Божией, — каждый по своему разумению.
   Деланию этому святые отцы научились от Самого Господа, заповедавшего очищать внутреннее своего сосуда, ибо от сердца исходят помыслы злые, оскверняющие человека (Мф. 23:26, 15:18—19), и уразумели, что подобает духом и истиной поклоняться Отцу (Ин. 4:24). Памятовали они и слово Апостольское: «аще молюся языком (т.е. устами только), дух мой (т.е. голос мой) молится; ум же мой бесплоден есть. Помолюся убо духом, помолюся же и умом». (1 Кор. 14:14—15); и потому особенно тщательно заботились об умной молитве, по заповеди того же Апостола: «хочу пять слов умом моим рещи, нежели тьму слов языком» (1 Кор. 14:19).
   О внутреннем делании святой Агафон сказал, что «телесное делание — внешняя молитва есть не более, как лист; внутреннее же, т.е. умная молитва, есть плод, а всяко древо, по страшному изречению Господа, не творящее плода, т.е. умного делания, посекаемо бывает и во огнь вметаемо: кто одними устами молится, а об уме небрежет, тот молится на воздух, ибо Бог уму внемлет». Святой Варсонофий говорит: «Если не внутреннее делание с Богом поможет человеку, всуе труждается во внешнем». Святой Исаак Сирин телесное делание без духовного сравнивает с неплодными ложеснами и иссохшими сосцами, так как оно не приближает к разумению Бога. А Филофей Синаит повелевает молиться о таких иноках, которые, по простоте, не понимают мысленной брани и потому нерадят о душе, и внушать им, чтобы они, по той мере как деятельно удаляются от злых дел, очищали бы и ум свой, который есть око души или зрительная сила ее.
   Прежде бывшие отцы не только в пустынном безмолвии соблюдали ум свой и обретали благодать бесстрастия и душевной чистоты, но многие из них, обитавшие по городам в своих монастырях, как Симеон Новый Богослов, и блаженный его учитель Симеон Студит, жившие среди многолюдного Цареграда, просияли там, как светила, своими духовными дарованиями. Тоже известно о Никите Стифате и о многих других. Посему-то и блаженный Григорий Синаит, зная, что все святые обрели благодать Духа через исполнение заповедей, сперва чувственно, а потом духовно, велит поучать трезвенности и безмолвию, которые есть охранение ума, не одних только отшельников, но и живущих в общежитии, ибо без сего чудное оное и великое дарование не обретется, — сказали святые отцы. По замечанию Исихия, Патриарха Иерусалимского, «как невозможно жить человеку без пищи и пития, так и без охранения ума своего невозможно достигнуть духовного настроения души, если даже и понуждаем себя не грешить страха ради будущих мук». «От истинного исполнителя заповедей Божиих требуется не только то, чтобы внешними действиями исполнял их, но чтобы и ум и сердце свое сохранял от нарушения того, что заповедано».
   Для духовного делания нужен опытный наставник в нем. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что «многие приобрели это светозарное делание посредством наставления, и редкие получили его прямо от Бога, усилием подвига и теплотой веры, и что не малый подвиг обрести себе наставление, не обольщающее нас, то есть человека, стяжавшего опытное ведение и духовный путь Божественного Писания». Если же и тогда уже — в подвижническое время — трудно было обрести нелестного наставника, то ныне — при духовном оскудении — это еще труднее для нуждающихся в нем. Но если бы не нашелся наставник, то святые отцы повелели учиться от Божественных Писаний, по слову Самого Господа: Испытайте Писаний, яко вы мните в них имети живот вечный (Ин. 5:39). Елика бо преднаписана быша, в Святых Писаниях, в наше наказание преднаписашася, — говорит святой Апостол (Рим. 15:4).
   Так святые отцы, подвизаясь телесно, в то же время и духовно возделывали виноград своего сердца и, таким образом, очистив ум от страстей, обретали Господа и снискивали разум духовный! Нам же, разжигаемым пламенем страстей, повелели почерпать воду живую из источника Божественного Писания, который может угасить опаляющие нас страсти и наставить на разум истинный. Посему и я, говорит о себе преподобный Нил, многогрешный и неразумный, собрав нечто от Святого Писания, и то, что говорили нам святые отцы, написал сие для напоминания самому себе, чтобы и сам, нерадивый и ленивый, был делателем сих, потому что до этого был пуст от всякой добродетели, духовной и телесной, и, как некий раб, был куплен неподобающими страстями, во всем себя покорив греху. Все сие собрал я не в благодушии своего здравия и не пользуясь тишиной бесстрастия, но связанный сам узами страстной болезни, и не от себя, но от Святого Писания, извлекая малое из многого, как пес, питающийся от крупиц, падающих с словесной трапезы Господней, своих — блаженных отцов. Да будем подражателями их хотя вмале.

Отдел первый [о борьбе с помыслами]

   В первом отделе предлагается учение преподобного Нила: 1) о различных действиях на нас и движениях в нас помыслов, с которыми нужно вести мысленную брань, чтобы не дать им довести нас до страсти 2) о главных способах, которые нужно противопоставлять приражающимся помыслам, и как действовать этими способами 3) о том, как и чем укреплять себя в подвиге против восстающих на нас вражеских сил. В заключение всего говорится о сущности всей деятельности и монашеской жизни

1. О различных действиях помыслов, с которыми нужно бороться

   Святые отцы учат, что мысленная брань или борьба, сопровождаемая победой или поражением, происходит в нас различно: сперва возникает представление помысла или предмета — прилог; потом принятие его — сочетание; далее согласие с ним — сложение; за ним порабощение от него — пленение; и, наконец — страсть.
1. Прилог
   Иоанн Лествичник, Филофей Синаит и другие прилогом называют всякий простой помысл или воображение какого-либо предмета, внезапно вносимое в сердце и предстоящее уму. Святой Григорий Синаит говорит, что прилог есть происходящее от врага внушение: делай то или другое, как это было сделано Самому Христу Богу нашему: «Рцы, да камение сие хлебы будут» (Мф. 4:3); или проще сказать — это какая-либо мысль, пришедшая человеку на ум. И, как таковой, прилог называют безгрешным, не заслуживающим ни похвалы, ни осуждения, потому что он не зависит от нас, ибо невозможно, чтобы не было приражения к нам вражеских козней, после того, как диавол с бесами получил доступ к человеку, за преслушание удаленному из рая и от Бога: в этом состоянии удаления он (диавол) может уже колебать мысли и ум всякого, — говорит Симеон Новый Богослов. Разве одни совершенные и восшедшие на высокую степень духовной жизни могут пребыть непоколебимыми, и то на время, — добавляет святой Исаак.
2. Сочетание
   Сочетание святые Отцы называют собеседование с пришедшим помыслом, т.е. как бы тайное от нас слово к явившемуся помыслу, по страсти или бесстрастно; иначе, принятие приносимой от врага мысли, удержание ее, согласие с ней, и произвольное допущение пребывать ей в нас. Это святые отцы почитают уже не всегда безгрешным, но оно может быть и похвально, если богоугодно разрешится. Богоугодно же разрешается так: если кто немедленно не отразит лукавого помысла, но несколько с ним собеседует — удержит его в себе на некоторое время, и враг уже будет налагать на него страстное помышление; то пусть всячески старается противопоставить ему помыслы противные — благие, или — преложить его на благое. А каким средством, мы о том скажем впоследствии.
3. Сложение
   Сложением святые отцы называют уже благосклонный от души прием помысла, в нее пришедшего, или предмета, ей представившегося. Это бывает, например, когда кто-либо порожденную врагом мысль или представленный от него предмет примет, вступит с ним в общение через мысленное разглагольствование и потом склонится или расположится в уме своем поступить так, как внушает вражий помысл. О вменяемости сего святые отцы рассуждают применительно к той степени и мере духовного возраста, в которых находится подвизающийся. А именно: если кто достиг некоторого преуспеяния и удостоился получить от Бога помощь и силу отревать лукавые помыслы, но не отженет их по лености и небрежению, — такому сие не безгрешно. Если же кто, новоначальный, и к отреянию прилогов и наведений еще бессильный, склонится несколько на сторону лукавого помысла, но вскоре, раскаиваясь и зазревая себя, исповедает сие Господу и призовет Его на помощь, по слову Божию: «Исповедайтеся Господеви и призывайте Имя Его» (Пс. 104:1); то Бог прощает ему, по милосердию Своему, ради немощи его. Вот что сказали отцы о сложении мысленном, об уступке, о склонении на сторону помысла: иногда кто-либо из подвизающихся хотя бывает побежден в мысли, но корень ума его — в глубине сердца его — твердо стоит в том, чтобы самым делом не согрешить и беззакония не совершить. Это есть первый вид сложения. А второй вид сложения, по словам святого Григория Синаита, состоит в следующем: «Когда кто волей своей принимает от врага наносимые мысли и, согласуясь и сдружаясь с ними, побеждается ими так, что уже не только не противоборствует страсти, но и решается все сделать по внушению ее, и если не исполняет своих решений на самом деле, то не почему-либо другому, как только по неполучению на то времени или места, или по иной причине, не позволяющей совершить преднамеренное. Такое состояние души весьма виновно и подлежит запрещению», т.е. церковной епитимий.
4. Пленение
   Пленение есть невольное увлечение нашего сердца к нашедшему помыслу, или постоянное водворение его в себе — совокупление с ним, отчего повреждается наше доброе устроение. В первом случае, когда умом твоим овладевают помыслы и он насильно — против твоего желания — уносится лукавыми мыслями, — ты вскоре, с Божией помощью, можешь удерживать его и возвращать к себе и к делу своему. Второй случай бывает тогда, когда ум, как бы бурею и волнами подъемлемый и отторженный от благого своего устроения к злым мыслям, уже не может придти в тихое и мирное состояние. Это обыкновенно происходит от рассеянности и от излишних неполезных бесед. Вменяемость в этих случаях различна, смотря по тому, когда и как помысл внедряется в душу и действует: во время ли молитвы — келейной или соборной, или не во время молитвословия, — средний ли то — безразличный — не греховный помысл или прямо — злой... Если ум находится в плену лукавых помыслов во время молитвы, — это очень виновно и осудительно, потому что во время молитвы ум должен быть весь обращен к Богу и внимать молитве, отвращаясь всячески и всяких сторонних мыслей. Если же не во время молитвы и в необходимых для жизни потребностях входят в душу и в ней остаются мысли, то такое состояние безгрешно, ибо и святые необходимое для жизни телесной исполняли благословно и безвинно. Во всяком этого рода помысле, говорят отцы, ум наш, если соблюдает себя в благочестивом устроении, бывает с Богом — неразлучен; от лукавых же мыслей да отвращаемся.
5. Страсть
   Страстью называют такую склонность и такое действие, которые долгое время гнездясь в душе, посредством привычки, обращаются как бы в естество ее. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; и тогда помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания, и согретый и воспитанный в сердце, превратясь в привычку, непрестанно возмущает и волнует его страстными внушениями, от врага влагаемыми. Это бывает тогда, когда враг очень часто представляет человеку какую-либо вещь, или лицо, питающее страсть, и воспламеняет его к исключительному люблению их, так что — волею или неволею — человек мысленно порабощается ими. Причиной сего бывает, как сказано, по небрежению и произволению, долговременное занятие предметом. Страсть во всех ее видах, непреложно подлежит или покаянию, соразмерному с виной или будущей муке. Итак, подобает каяться и молиться об избавлении от всякой страсти; ибо всякая страсть подлежит муке не за то, что подвергались брани от нее, но за нераскаянность. Если бы было это (т.е. мука) только за брань врага, то некоторые, не достигнув еще совершенного бесстрастия, не могли бы получить избавления, как говорит Петр Дамаскин. Обуреваемому же какой-либо страстью подобает всеми силами противиться ей, — сказали отцы. Возьмем, например, страсть блудную: кто борим этой страстью к какому-либо лицу, тот пусть всячески удаляется от него, удаляется и от собеседования и от сопребывания с ним и от прикосновения к его одежде и от запаха ее. Кто не соблюдает себя от всего этого, тот образует страсть, и любодействует мысленно в сердце своем, — сказали отцы: он сам в себе возжигает пламя страстей и, как зверей, вводит в душу свою лукавые помыслы.
   Так святые подвижники свидетельствуют нам, что все грехопадения человеческие совершаются не иначе, как с постепенностью. Первая степень есть прилог, когда без намерения и против воли входят в душу греховные представления, или через внешние и внутренние чувства, или через воображение. Это безгрешно, и только есть повод и близость к греху; и самые великие святые, в самые священные времена, нередко подвергались прилогам и принуждены были бороться с ними. Сочетание означает принятие прилога, добровольное размышление о нем: сие не всегда безгрешно. Сложение есть услаждение души пришедшим помыслом или образом, то есть когда кто, принимая помыслы или образы, представленные врагом, и с ними беседуя мысленно, вскоре сложит в мысли своей, чтобы так было, как внушает помысл. Здесь нужно немедленное покаяние и призывание Бога на помощь. Пленение есть то состояние души, когда принужденно и невольно отводится ум на худые мысли, нарушающие мирное устроение души, и душа с усилием, только при помощи Божией, возвращается в себя. Страсть есть долговременное и обратившееся в привычку услаждение страстными помыслами, влагаемыми от врага, и утвердившееся от частого размышления, мечтания и собеседования с ними. Это уже есть рабство греху, и не покаявшийся, не извергший из себя страсть, подлежит вечным мукам. Здесь потребна уже великая и напряженная борьба и особенная благодатная помощь, чтобы оставить грех (см. «Лествица», 15, 75).
   Вот где начало и корень нашей греховности! Приходит в душу помысл, приражается предмет, — греховный или не греховный, по мысли преподобного Нила, — это все равно. Мы обращаем на него внимание, задумываемся над ним, увлекаемся им, начинаем стремиться к нему, а главное свое дело, дело спасения или пребывания в Боге и во всем Божественном, забываем. И все это делается часто без нашего ведома. Мы так слабы, рассеянны, легкомысленны, небрежны, что влаемся всяким ветром этих помыслов и предметов: они непрестанно, как вихрь какой, кружат нас, от утра до вечера, а от этого грешим постоянно. И всему этому подвергаемся мы часто бессознательно. Горе нам! Что делать, чтобы избавиться от такого, без сомнения, погибельного состояния? Необходимо твердо знать и всегда помнить, что не от слабости, не от рассеянности, не от небрежности, не от легкомысленности только нашей все это происходит с нами, а — главным образом — от незнания того процесса, которым помыслы доводят нас до страстей, от нежелания и неумения бороться с ними и побеждать их, от забвения о своем назначении, от неведения, что противопоставлять им. О, как нужно изучить эти разные движения помыслов в духовной брани! Как необходимо всегда помнить и употреблять в дело те средства, которые избавляют нас от поражения их и дают нам победу над ними! Иначе, как и спастись нам?!

2. О главных способах противоборства с приражающимися помыслами

   Указав различные степени помыслов, возрастающих до страсти, преподобный Нил научает нас далее, каким образом противиться сим искушениям дьявольским, противопоставляя им молитву и безмолвие, и открывает те таинственные дарования, какими Господь благодатно просвещает Своих угодников, свыше всех помыслов человеческих.
   Отцы, говорит он, наставляют, чтобы подвижник противостоял вражеской стороне с соразмерной ее действию силой, имея в виду, что он одержит победу, или потерпит поражение в уме своем. Проще сказать: должно сопротивляться лукавым помыслам, сколько у нас есть силы. Следствием противоборства будут или венцы, или наказания; венцы — победителю, а муки — согрешившему и не покаявшемуся в сей жизни. «Согрешение, заслуживающее муку, по словам Петра Дамаскина, есть то, когда кто помысл приведет в исполнение, а тем, кои твердо борются и среди сильной борьбы вражией не изнемогают, — тем соплетаются светлейшие венцы».
   Самая лучшая и благонадежная брань может быть тогда, когда помысл — прилог отсекается в самом начале, и когда будет непрестанная молитва. Ибо кто сопротивляется в первомыслии, то есть прилогу, тот, так сказать, одним ударом пресечет все последующие его действия: благоразумный подвижник умерщвляет самую мать злых исчадий, т.е. лукавый прилог — первые мысли, — сказали отцы. А наипаче во время молитвы надо ум свой привесть в такое состояние, чтобы он был и глух и нем, как сказал Нил Синайский, и иметь сердце упраздненным от всякого помысла, даже, по-видимому, доброго, как сказал Исихий Иерусалимский; ибо, по опыту известно, что за допущением бесстрастных, добрых помыслов, следуют и страстные худые: вход первых отверзает дверь и вторым.
   Так всемерно нужно упразднять себя и от тех помыслов, которые представляются правыми, чтобы постоянно — беспрепятственно — зреть в глубину сердца и взывать: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, — произносить иногда всю эту молитву, иногда половину ее, сокращая так: Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, — или: Сыне Божий, помилуй мя, как это будет удобнее для новоначальных, — научает святой Григорий Синаит. Впрочем, слишком часто изменять слов молитвы не должно. По произнесении: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя, — отцы присовокупляют еще слово: грешного. И это Господу Богу приятно, а нам грешным особенно прилично.
   Взывай так прилежно, стоишь ли, сидишь ли, или лежишь, взывай, затворяя ум в сердце и — для внутренней беспрепятственности — сдерживая, сколько можно, самое дыхание, чтобы не часто дышать, как учит Симеон Новый Богослов. А Григорий Синаит говорит: «Призывай Господа Иисуса всеусердно, терпеливо и постоянно — пождательно, отревая всякий помысл». В том же, как полезно для средоточения ума в молитве сдерживать дыхание и не часто дышать, скоро удостоверит самый опыт, — говорят отцы.
   Если не можешь молиться в безмолвии сердца и без помыслов и видишь, что они в уме твоем плодятся, то не малодушествуй об этом, и, ни на что не смотря, держись в молитве. Святой Григорий Синаит, совершенно зная, что нам, страстным, невозможно победить лукавые помыслы, сказал: «Никто из новоначальных не удержит ума и не отженет помыслов, если Сам Бог не удержит его и не отринет помыслы. Только сильные и многопреуспевшие в духовном делании в состоянии удерживать ум и прогонять помыслы, но и они не своей силой прогоняют их, а с Богом подвизаются в противоборствовании им, облекшись благодатью и во всеоружие Его. Ты же, узрев нечистоту лукавых духов, т.е. помыслы, в уме твоем воздвизаемые, не ужасайся и не смущайся. И если бы стали представляться тебе, по-видимому, добрые какие-либо предметы, не обращай на них никакого внимания, но сколько можно, удерживая дыхание и затворяя ум в сердце, вместо оружия, часто и прилежно призывай Господа Иисуса. И все помыслы, как бы огнем опаляясь Божественным Именем Господа Иисуса, невидимо отбежат».
   Если же и после сего не перестают вторгаться и стужать помыслы, то встань и помолись на них, — именно на них, т.е. на самые помыслы, и потом с твердостью продолжай первое дело, т.е. призывание Имени Иисусова, с затворением ума в сердце (о том, как совершать молитву на помыслы, скажем, с помощью Божией, после). А когда помыслы — и после молитвы на них — бесстыдствуют и нападают, так что невозможно сохранить умом сердце, тогда начни произносить молитву устами, и произноси ее непрестанно, долго, крепко и терпеливо. В случае же расслабления и изнеможения призывай Бога на помощь, понуждая себя, сколько есть силы, не прерывать молитвы; и все это с Божией помощью совершенно отгонится и исчезнет. А когда ум утишится и освободится от плена помыслов, тогда опять внимай сердцу и совершай молитву душевно или умно, ибо упражнения и труды добродетели многоразличны, но по отношению к трезвению все они суть только частности; сердечная же молитва есть источник всякого добра: как сады напаяются водой, так она напаяет душу, — говорит Григорий Синаит. Блаженный сей отец, уразумев писания всех духоносных отцов и последуя им, повелевает всеприлежно заботиться о молитве, отревая во время ее всякий помысл не только злой, но и кажущийся добрым, ибо безмолвием называет он, устранение на время всех помышлений, чтобы, приемля их как благие, не лишиться важнейшего. «Безмолвие есть — искать Господа в сердце, т.е. умом блюсти сердце в молитве, и этим одним быть всегда заняту», — говорит Симеон Новый Богослов.
   Дело сие, т.е. ум блюсти в сердце, устранив все помыслы, пока не стяжется навык, весьма трудно. Трудно оно не только для новоначальных, но и для тех, кои, хотя долго уже трудились, но сладости молитвы, ощущаемой внутри сердца по действию благодати, еще не приобрели и не ощутили. И по опыту известно, сколь тяжело, жестоко это упражнение в молитве умной и неудобоисполнимо для немощных. Но тот, кто обрел благодать, молится без труда и с любовью, утешаясь благодатью: «Когда воздействует молитва, тогда действие ее совершенно сосредотачивает ум в себе, услаждает его и от всякого пленения освобождает», — говорит святой Григорий Синаит. Поэтому нужно, пока возможно, терпеливо пребывать в молитве, отвращаясь от всех помыслов, и до времени не вставать на пение. «В терпении, говорит, да будет седение твое, по слову Апостола: в молитве терпяще (Кол. 4:2); и не скоро вставай, даже при ощущении болезненного томления и ослабления мысли — от (внутреннего) вопля и плача, помня пророческое слово: «Яко болящая егда приближается родити, болезнует» (Ис. 26:17), и святого Ефрема, так научающего: «Боли болезнь болезненне, да мимотечеши от суетных болезней болезни». Григорий Синаит также повелевает, чтобы, преклонив главу и шею, мы немалое время терпели в молитве, усердно призывая на помощь Господа Иисуса, поникнув долу и собрав ум в сердце, если только оно отверсто уже; и в подтверждение сего приводит слова Самого Господа: Яко нуждно есть «Царствие Небесное, и нуждницы восхищают е» (Мф.11:12). Под словом «нуждно» и «нуждницы» Господь, по Его толкованию, разумеет «крайнее тщание и болезненный труд». «Когда же ум от напряжения утомится и изнеможет, и когда тело и сердце почувствует некую боль от усильного и непрерывного призывания Господа Иисуса, тогда примись за пение, чтобы подать ему некую ослабу и упокоение». Таков высший чин делания духовного и таково наставление премудрых для всех подвижников, — один ли кто пребывает, или с учеником! «Если есть у тебя верный ученик, то пусть он читает псалмы, а ты сердцем внимай им». Так преподобный Григорий, собственным опытом прошедши путь духовный, повелевает нам все старание прилагать об умной молитве; псалмов же употреблять мало для прогнания уныния, прилагая и покаянные тропари, только без пения, по слову Лествичника: яко не воспоют сицевии; довлеет бо им в веселие сердечная болезнь, яже о благочестии бываемая, и теплота духовная, подаваемая им в отраду и утешение, как говорит святой Марк. Велит он также присовокуплять и «Трисвятое» на всякое пение, или кафизму, и «Аллилуйя» — всегда, по чину древних отцов — Варсонофия, Диадоха и прочих.
   Когда, по благодати Божией, почувствуется сладость молитвы и когда молитва воздействует в сердце, тогда более всего святой Григорий Синаит повелевает прилежать ей. Если, — говорит, — ощущаешь, что молитва действует в твоем сердце, не перестает производить в нем движения, не оставляй ее и не воставай на пение псалмов, пока, по смотрению Божию, она не оставит тебя; ибо, так поступив, ты оставил бы Бога внутрь, стал бы призывать Его вне себя, и спустился бы сверху вниз. Таким образом, ты и молитву упустишь и ум лишишь тишины его, тогда как безмолвие, по самому имени своему, требует, чтобы хранить его, т.е. ум в мире и тихом спокойствии: Бог есть мир, чуждый всякого смущения и беспокойства. А чтобы, при делании умной молитвы, не впасть в прелесть, не допускай в себе никаких представлений, никаких образов и видений; ибо парения — сильные мечтания и движения — не перестают быть и тогда, когда ум стоит в сердце и совершает молитву, и никто не в состоянии владычествовать над ними, кроме достигших благодатью Святого Духа совершенства и кроме стяжавших Иисусом Христом непоколебимость ума. Что касается до Златоустова устава, которым в духовном упражнении полагается час молиться, час читать, час петь, и таким образом проводить весь день; он добр, смотря по времени, мере и силе подвизающегося. Это, пусть будет в твоей воле: или располагать себя по этому распределению Златоуста, или же неотступно держаться того, чтобы всегда пребывать в деле Божием — в умной молитве. Неведущим молитвы умной, которая, по слову Лествичника, есть источник добродетелей, напаяющий их, как духовные насаждения, подобает много и долгое время проводить в пении и часто сменять одно духовное упражнение другим. Из упражнений же иные приличны живущим в безмолвии, а иные — в общежитии. То или другое, по слову премудрых, хорошо в своей мере и на своем месте. Впрочем, отцы сказали, что петь надлежит в меру, наиболее же — быть заняту молитвой. Но когда найдет разленение, должно петь псалмы или читать о житии и подвигах отцов, ибо для ладьи нет надобности в веслах, когда несет ее ветер и переносит через море страстей; когда же ладья остановится от безветрия, тогда надобно употребить весла, или даже иную меньшую ладью для перевоза.
   Желая поспорить, некоторые указывают на святых отцов и на нынешних подвижников (т.е. современников преподобного Нила Сорского. Пр. ред.), кои совершали всенощное стояние и непрестанное пение... Но таковым святой Григорий Синаит повелевает отвечать от Писаний так: «Не во всех все совершенно, по недостатку тщания и по изнеможению силы, а и малое в великих не всегда мало и великое в малых не всегда совершенно. Не все подвижники, древние и нынешние, одним и тем же путем шествовали, и не все до конца исполнили». О достигших же преуспеяния и о сподобившихся просвещения тот же отец говорит, что им надобно не глаголание псалмов, но молчание, непрерывная молитва и созерцание: они соединены с Богом, и непотребно им отторгать ум свой от Него и подвергать смущению. Ум таковых, когда отступит от памятования — в умной молитве — о Боге и возьмется через меру за дела не столь важные, прелюбы деет.
   Испытавший такое высокое состояние, святой Исаак Сирин пишет, что когда приключается духовная неизреченная сия радость, она внезапно отсекает в устах молитву, ибо тогда как бы престают уста и язык и сердце — хранитель помыслов, и ум — кормчий чувств, и мысль — скоролетящая докучливая птица; тогда уже мысль не имеет своей молитвы и движется не самовластием, но сама она наставляется иной силой, содержится в таинственном пленении и обретается в непостижимом, которого сама не ведает. Это есть то, что называется собственно ужасом и видением молитвы, а не самая молитва, ибо ум бывает тогда уже превыше молитвы, которая отлагается ради обретения лучшего, и он находится в исступлении, без всякого желания, по слову Апостола: «Аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть» (2 Кор. 12:2). Молитву святой Исаак называет семенем, а сие состояние собранием снопов, когда жнущий сам изумляется неизреченным видением того, как от худых и голых зерен, которые он посеял, внезапно прозябли перед ним зрелые колосья. Молитвой же сие называется потому только, что от нее происходит, и святым дается сие неизреченное дарование, которого имени никто определить не может. Когда действием духовным подвигнется душа к божественному и, через непостижимое соединение, уподобится Божеству, и просветится в своих движениях лучом высокого света, и сподобится ум ощущения будущего блаженства, тогда забывает сама себя, все временное сущее здесь, и уже не имеет движения в чем-либо: возжигается в ней неизреченная радость, закипает в сердце несказанная сладость, насыщается этим и самое тело, человек забывает не только какие-либо страсти, но и самую жизнь свою, и думает, что Царство Небесное не в ином чем состоит, как в этом состоянии. Здесь-то испытывается, что любовь Божия слаще жизни, и разум, еже по Бозе, от которого рождается любовь, слаще меда и сота.
   О, чудо! — восклицает Симеон Новый Богослов, — какое слово сие изглаголет, ибо это страшно воистину и свыше всякого слова! Вижу свет, которого не имеет мир, и, сидя в келлии, вижу внутрь себя Творца мира, и беседую с Ним, и люблю Его, и питаюсь единым Боговедением и, соединившись с Ним, превосхожду небеса: где тогда тело? Не знаю, ибо Господь меня любит и в Самого Себя приемлет, и на объятиях скрывает и, будучи на небесах, в то же время и в моем сердце, и здесь и там виден мне. Владыка являет меня не только равным Ангелам, но и преимуществующим перед ними, ибо невидимый для них и неприступный существом, мне виден бывает и с моим соединяется существом. Это есть то, о чем возвещает Апостол: «Что око не виде, и ухо не слыша, и на сердце плотяно не взыде» (1 Кор. 2:9), — и, пребывая в этом, не только не хочешь выйти из келлии, но желал бы укрыться в глубине земли, дабы и там, вне всего мира, созерцать бессмертного своего Владыку и Создателя. Согласуясь с Новым Богословом, и святой Исаак говорит тоже, что когда отымется у человека покрывало страстей, от мысленных его очей, и узрит он сию неизреченную славу, — внезапно ум его возвышается до ужаса, и если бы Бог не положил предела в сей жизни такому состоянию, — сколько в нем оставаться, — то, хотя бы допущено было продолжаться ему и во всю жизнь человека, никогда не захотел бы он выйти из сего дивного видения. Но так устрояет Бог, по Своей милости, чтобы на время умалялась благодать Его во святых, чтобы могли они промышлять и о братии своей служением слова, поучающего благочестию; ибо, как говорит Макарий Великий, если бы кто имел такую благодать, чтобы постоянно быть объятым сладостью сих чудесных видений, не мог бы он более ни о чем временном слышать или говорить, или принять на себя тяжесть словесного учения и какой-либо малейшей заботы. Вкусившие однажды, в мертвенном сем теле, бессмертной пищи и в маловременном мире сподобившиеся отчасти той радости, которая предуготовляется в Небесном Отечестве, уже не могут прилепляться красным мира сего, или бояться чего-либо скорбного и лютого, но с Апостолом дерзают восклицать: «Ничтоже возможет нас разлучити от любви Божией» (Рим. 8:39).
   Все это, по слову святого Исаака, принадлежит тем, кои видели таковые опыты и чувствовали их в себе самих, достигнув дара сего, при руководстве отцов, и после радостных стараний и труда в житии своем. Мы же непотребны, многим грехам повинны и многих страстей исполнены; и потому самому не заслуживали бы даже и слышать о таких предметах. Но уповая на благодать Божию, я осмелился сказать о них несколько слов из Святых Писаний духоносных отцов, да познаем, хотя не вполне, как мы окаянны и как безрассудны, прилепляясь и пристращаясь к миру сему, скопляя вещи тленные, и ради их вдаваясь в заботы и смуты, с вредом для душ наших. И все это мы в похвалу себе поставляем и добрым делом считаем! Но горе нам! Мы не понимаем достоинства душ наших, не разумеем, для какой жизни призваны, говорит святой Исаак. Жизнь наша в мире сем, ее скорби, ее блага и покой почитаются нами за нечто важное; о жизни же по духу, погрузясь в леность, миролюбие и беспечность, мы говорим, будто она свойственна была только древним святым, а нам она не нужна, да и не возможны такие подвиги... Но не так это, не так! Не возможны они для тех, кои беспечно порабощают себя страстям, кои не хотят каяться, истинно прилежать Духу Божию и предаются неполезным попечениям мира сего. А тех, кои усердно каются, кои с многой любовью и страхом взыскуют Бога, и к Нему единому взирают, и по заповедям Его поступают, тех всех Господь принимает, милует, дарует им благодать Свою и прославляет их. Так уверяет нас все Божественное Писание. В древности многие отцы и сами проходили поприще сие и других руководили по нему; только ныне не то уже стало, по оскудению руководителей. Но кто всецело посвятит себя делу Божию, того сама благодать Божия вразумляет, тому она способствует отныне и до века. Тех же, кои не хотят подвизаться и суесловят, будто в настоящее время не подает уже Бог древних дарований, тех Апостол называет прельщаемыми и прельщающими других. Есть такие, кои и слышать не хотят о том, что и ныне есть благодать. Но Григорий Синаит называет их омраченными крайним нечувствием, неразумием и маловерием.
   Мы же, уведав все сие от Святых Писаний, если желаем прилежно заняться делом Божиим, да удаляемся, сколько можно, от суеты мира сего, заботясь истребить страсти, сердце свое соблюдая от лукавых помыслов и во всем исполняя заповеди Божии. А чтобы блюсти сердце, нужно всегда иметь молитву. В этом состоит первая степень иноческого возраста, и без этого невозможно умертвить страсти, — говорит Симеон Новый Богослов. Время наиболее благоприятствующее иноческим занятиям есть ночь. «Во время ночи наипаче должно упражняться иноку в своем иноческом труде», — сказали отцы. Блаженный Филофей Синаит сказал, что ум очищается наипаче ночью. И святой Исаак говорит: «Всякую молитву, которую приносим ночью, почитай важнее всех дневных дел: сладостное чувство, которое постникам даруется во время дня, исходит от света ночных занятий иноческих». Согласно с сим, прочие святые учат. Поэтому святой Иоанн Лествичник сказал: «В нощи наиболее занимайся молитвой, менее — пением». Но «трудясь — в умной молитве, — востав помолися», — сказал он же в другом месте.
   Таким-то образом и нам должно поступать, когда ум утрудится в умной молитве, т.е. занять его пением псалмов, или тропарей, или иного чего, смотря по тому, какое кто имеет правило. Но при этом нужно помнить, что «многоглаголание, по словам Иоанна Лествичника, часто рассеивает ум во время молитвы, а малословие нередко собирает». «При несобранности же помыслов наипаче займись чтением», — сказал святой Исаак; тоже и Ангел заповедал Антонию Великому: «Когда ум твой рассеивается, тогда более прилежи чтению или рукоделию». «Новоначальным же, когда найдут на них помыслы, весьма полезно какое-либо рукоделие с молитвой, или служение — занятие из послушания, особенная же и наибольшая для них в этом потребность бывает, когда обуревают их помыслы печальные и унылые», — научают отцы.
   Вообще же, в этом мысленном делании, святой Исихий Иерусалимский предлагает четыре способа: или прилоги блюсти, то есть следить или наблюдать за ними, и отревать их в самом начале; или хранить сердце глубоко, упразднив его от всякого помысла, и молиться; или — призывать на помощь Господа Иисуса Христа; или — память смертную иметь. Все это затворяет двери для лукавых помышлений; и каждый из сих способов, обретаясь в ком-либо порознь, называется трезвением ума нашего и мысленным деланием. Внимая всему этому, каждый из нас да подвизается подобающим ему образом.

3. Как и чем укреплять себя в подвигах против восстающих на нас вражеских сил

   Изложив полное учение о мысленном делании, преподобный отец наш Нил предлагает затем и средства, как и чем укреплять и оборонять себя в борьбе против вражеских восстаний, или — в мысленном подвиге, и — в чем состоит вся полнота делания в жительстве нашем.
   Укрепление в борьбе внутренней и подвиге мысленном, указанное во всех Писаниях, состоит в том, чтобы, когда сильно будем ратуемы лукавыми помыслами, не возмалодушествовать, и не уныть и не остановиться, и не прекратить дальнейшего течения своего на пути подвига. Когда поражаемся от скверных помыслов, хитрость дьявольской злобы влагает в нас стыдение, удерживающее нас воззреть к Богу в чувстве покаяния и вознести против них моление; но мы да побеждаем их всегдашним покаянием и непрестанной молитвой, и не дадим плещи врагам нашим, т.е. да не обратимся вспять, хотя бы на каждый день по тысячи ран принимали от них. Решимся в себе самих даже до смерти никак не оставить живоносного сего делания; ибо вместе с искушениями ниспосылается нам сокровенное посещение милости Божией.
   Святой Исаак говорит, что не только нам, страстным и немощным, приключаются мысленные падения, но и тем, кои стоят на высокой степени чистоты и кои под мышцею — предохранением разума Господня, проводят жизнь свою в достоблаженном безмолвии; но после сего вслед за искушением у них бывают мир и утешение, и помыслы целомудренные и тихостные. О, сколь часто человек бывает немощен, и в немощи и в бессилии своем поражаем и повергаем долу! Но когда он же исторгает знамя из рук сильного врага, тогда имя его провозглашается перед всеми, он превозносится перед сподвижниками своими и перед прочими, отличавшими себя в брани, и приемлет венец и драгоценные дары, преимущественно перед всеми своими сверстниками. Вот как святые ободряют нас и удаляют от ума нашего всякое сомнение, дабы мы в борьбе мысленной, во время смущения от наносимых скверных помыслов, не ослабели и не пришли в отчаяние!
   А когда удостоишься посещения благодатного, не обеспечивайся, т.е. не предайся беспечности и не превозносись; но смиренно обратись к Богу, благодаря Его и приведи на память согрешения, сделанные тобой, по попущению. Помяни, как глубоко ниспадал ты тогда и какой был тогда у тебя скотский — несмысленный ум. Размысли об окаянстве естества своего, перечисли все нечистые помыслы и те скверные плоды, которые наполняли душу твою, когда она охладевала без теплоты благодатной. Представь тот час смущения и бесчисленных движений, который постиг тебя, незадолго перед сим, при омрачении твоем; вспомни, как скоро и внезапно уклонился ты на сторону страстей и услаждался ими, погрузясь во тьму умом своим. И все это вспоминая, кайся и укоряй себя.
   Разумей и то, что все сие Промысл Божий наводит на нас для того, чтобы нас смирить. Вот чти и блаженный Григорий Синаит сказал об этой цели: «Ежели человек не будет побеждаем и поражаем, одолеваясь всякой страстью и помыслом, если он не примет ран от духа злобы, не обретая помощи ни от дел, ни от Бога и ни от чего-либо иного, так что во всем утесненный едва не приходит в состояние безнадежности, то он не может сокрушиться и смириться до того, чтобы поставить себя ниже всех, счесть себя последнейшим рабом перед всеми, и даже худшим самых бесов, так как от них он стужаем и побеждается». И то имеет Промысл Божий целью, в благоустроении своем, вводящем человека в смирение, за коим всегда следует возвышение от Бога, чтобы даровать смиряемому божественную силу, действующую и совершающую в нем все, употребляющую его как орудие свое и производящую через него чудеса Божии.
   Внимай этому со страхом: если не смиришь мудрование свое, то благодать оставит тебя, и ты, конечно, побежден будешь в том, в чем искушаем был от находящих помыслов; ибо твердо стоять в добродетелях сам собою не можешь: это есть дело благодати, которая носит тебя, как мать свое дитя, на руках своих, сохраняя тебя от всякой сопротивности.
   Крайне надобно опасаться, чтобы нам самим не подать повода к укреплению восстающих на нас лукавых помыслов, а это бывает в таких случаях, когда станем проходить путь Божий неправо, не усердно и превратно. Итак, кто желает совершенствоваться в любви Божией, истинно спастися и творить дело Господне, тот со многим усердием и тщанием да жительствует и сколько есть силы да подвизается во всем, согласно с Божественным Писанием, все благочестно исполняя во смирении, всегда с ревностью, без разленения и расслабления!
   Вся полнота делания в жительстве нашем заключается в том, чтобы всегда, во всех делах, во всяком начинании, душою и телом, словом и делом и помышлением, сколь есть в нас силы, пребывать в деле Божием, с Богом и в Боге. Блаженный Филофей говорит, что подобно тому как мы, живя еще в мире, посреди его суеты, порабощены были всем умом и всеми чувствами греховной прелести, подобает нам, когда мы начали жительствовать по Боге, всем умом и всеми чувствами работать Богу Живому и Истинному, сообразуясь с Его истиной и волей, исполнять Его святые заповеди и всячески удаляться от всякого дела, Богу неугодного, по слову Божию: «Ко всем заповедям Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех» (Пс. 118:128).
   В частности: восстав от сна, прежде всего должно прославить Бога устами и исповедаться Ему, а потом уже и начинать делание, т.е. молитву, пение, чтение, рукоделие и какое понадобится поделие, т.е. что-нибудь между делом. Ум же всегда должно иметь утвержденным в благоговении и уповании на Бога, дабы все творить в благоугождение Богу, а не ради тщеславия или человекоугодия, твердо ведая, что везде Сый и вся исполняяй — Господь всегда с нами; ибо Тот, Кто даровал нам ухо, все слышит; и Кто создал око, все видит.
   Если случится с кем-либо беседовать, беседа твоя да будет по Боге богоугодна, с опасливым хранением от роптания, осуждения, празднословия и любопрения. Таким же образом и в пище и питии все со страхом Божиим да приемлется.
   Наипаче должно соблюдать себя во время сна, благоговейно, с помышлениями внутрь себя собранными, и с благочинием в самом положении наших членов; ибо сон сей маловременный есть образ вечного сна, т.е. смерти, и возлежание наше на одре должно напоминать нам положение наше во гробе. И при всем этом всегда должно иметь перед очами своими Бога, по примеру Давида, говорящего о себе: «Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» (Пс. 15:8). Поступающий таким образом всегда в молитве пребывает.
   У кого тело здорово, тому надлежит утомлять и упражнять его постом, бдениями и занятиями, требующими усилия и труда, например, поклонами и тяжелыми рукоделиями, да будет оно порабощено душе и да избавимся от страстей благодатью Христовой. Если же тело немощно, следует подкреплять его, сколько то потребно.
   О молитве же никто да не вознерадит — ни здоровый, ни немоществующий. Ибо телесный труд — в должной мере — требуется от тех, кои имеют здоровое и крепкое тело; мысленное же дело, состоящее в том, чтобы ум иметь в богомыслии и в памятовании о Боге, и чтобы крепко держать себя в любви Божией, это дело на всех лежит неотложно, не исключая лежащих в тяжкой болезни.
   К ближним нашим, по заповеди Господней, должны мы иметь любовь, и если они находятся близко к нам, да явим ее словом и делом, когда это не нарушит любви Божией, а когда они далеко от нас духом, да простираем любовь свою к ним, изгоняя из сердец своих всякое злопомнение о них, смиряя и преклоняя души свои перед ними, и исполняясь желанием послужить им благоусердно. Если Господь узрит нас таковыми, то и прегрешения нам простит, и молитвы наши, как благоуханное приношение, приимет, и милости Свои преизобильно на нас излиет.
   Замечательно, что преподобный Нил, говоря о высоком благе молитвы, не оставил без наставления и тот промежуток времени, который бы нам можно было употребить для принятия пищи, пития и т. п. «Даже, — говорит он, — и в нужней потребе ум сокровенне да поучается, ибо и сие страхом подобает исполнять».
   В заключение же всего этого отдела святой Нил говорит: «Вот благодатью Божией сказали мы кратко — от Святых Писаний — о мысленном делании, как т.е. различны вражия восстания и брань, которые бывают во время подвига сего, какое при этом потребно противоборство, т.е. что лучший для этого способ — хранить сердце свое в молитве без всяких помыслов. Изъяснив отчасти силу и действие всего этого, мы дерзнули указать святые сказания о том, какой благодати сподобляются те, кои проходят путь сей самым делом, а я не достоин и прикоснуться к таковым. Еще сказали мы о том, чем может укрепляться труждающийся в таком великом делании, и о том, какую и как проходить жизнь тому, кто заботится о достижении в этой первой и первейшей борьбе — великой победы, т.е. безмолвия ума и истинной молитвы. После сего, Богу вразумляющу, скажем и о других способах разных борений и побед».
   У святого Макария Египетского в беседе 8 во весь день чем-нибудь занятый, на один час посвящает себя молитве, и внутренний его человек с великим услаждением восхищается в молитвенное состояние, в бесконечную глубину оного века, так что всецело устремляется туда парящий и восхищенный ум. На это время происходит в помыслах забвение о земном мудровании, потому что помыслы насыщены и пленены божественным, небесным, беспредельным, необъятным и чем-то чудным, чего человеческим устам изречь невозможно. В этот час он молится и говорит: «О, если бы душа моя отошла вместе с молитвой!» Человеку надобно, так сказать, пройти 12 ступеней и потом достигнуть совершенства. В иное время действительно достигает он этой меры и приходит в совершенство. И вот благодать снова начинает действовать слабее, и человек нисходит на одну ступень, и стоит уже на 11-й. А иной, богатый благодатью, день и ночь стоит на высоте совершенства, будучи свободен и чист, всегда пленен и выспрен. И такой человек, если бы так было с ним всегда, не мог бы уже принять на себя служение слова, или иное какое-либо бремя, не согласился, бы ни слышать, ни позаботиться, как обыкновенно бывает, о себе и об утреннем дне, но только стал бы сидеть в одном углу, в восхищении, как бы в упоении. Посему-то совершенная мера не дана ему, чтобы мог он заниматься попечением о братии и служением слову...

Отдел второй [восемь помыслов]

   Во втором отделе преподобный Нил показывает, в частности, как вести нам внутреннюю брань против каждого из осьми греховных помыслов и страстей, от которых рождаются все прочие, именно: против чревообъядения, против помысла блуда, против страсти сребролюбия, против страсти гнева, против дух печали, против духа уныния, против страсти тщеславия, против помыслов гордостных.
   Говоря о борьбе и победе над осмью главными страстными помыслами, святой Нил учит нас, что война с лукавыми помыслами ведется и победа в борьбе одерживается, по словам отцов, различным образом, смотря по мере и степени нравственного совершенства подвизающихся, именно: через молитву на помыслы, через пререкание им, через уничижение их и отгнание. Уничижать, подавлять и отгонять помыслы могут только совершеннейшие, пререкать им или противуотвещать — преуспевшие, новоначальным же и немощным надлежит молиться на них и переводить — превращать их на добрые, как повелевает святой Исаак: в образе добродетелей предукрадати страсти, или как говорит Петр Дамаскин: благий прилог к мыслям дело уготованно да имать. Так говорили и другие отцы. Итак, когда нас обуревают помыслы, так что мы не в состоянии бываем, в мире и внутренней тишине, совершать молитву, тогда надобно молиться на самые помыслы и лукавые прелагать на полезные. А как именно молиться на тот или другой помысл, и как, прелагать злой на добрый, о сем представим Святые Писания.
   Святые отцы сказали, что главных страстных помыслов, от которых и прочие многие родятся, восемь: а) чревообъядный б) блудный в) сребролюбивый г) гневный д) печальный е) уныния ж) тщеславный з) гордостный
   Итак, как первым из всех помыслов отцы положили чревообъядный, то и мы скажем о нем прежде, дабы нам неразумным не переменить чина премудрых: делаем так, следуя словам святых отцов.

1. Первый помысл — чревообъядения

1. Мера пищи
   Дневную меру или количество пищи, сказали отцы, пусть каждый установит сам для себя, с тем, что если окажется излишней и производящей тяжесть, то уменьшил бы, а когда усмотрит, что принятая им мера недостаточна к поддержанию тела, то пусть сделает малую добавку; и таким образом, дознав основательно — опытами, назначит себе такое количество пищи, которое может поддерживать силы тела его, служа не сластолюбию, но истинной нужде. Сколько таким образом будет предположено, пусть вкушает, благодаря Бога, себя же осуждая, как недостойного и сего малого утешения. Всем же одну меру назначить невозможно, потому что тела имеют различные степени в силе и крепости, подобно меди, железу, воску. Впрочем, для новоначального самая лучшая мера та, чтобы оставить пищу тогда, как чувствует еще алкание, но если и насытится, не согрешит; пресытясь же, да укорит себя. Через это он предупреждает поражение от врага своего и пролагает себе путь к победе над ним.
2. Время пищи
   Отцы завещали поститься — не принимать пищи до часа девятого, по нашему расчислению суточного времени — до третьего часа пополудни. А кто больше сего благорасположится оставаться без пищи, тому — добрая воля. Вообще же они (отцы) положили, в дни весеннего и осеннего равноденствия, вкушать пищу, когда день начнет преклоняться и когда, спустя два часа после полудня, настанет девятый, а по нашему счету — третий час пополудни. Но так как в наших северных странах, летом и зимой как дни, так и ночи, то весьма значительно увеличиваются, то уменьшаются, в обратном друг к другу порядке, против мест более близких к средоземию — к экватору, например, к Палестине, Константинополю и другим, то нам должно вкушать пищу, сообразуясь с переменой долготы и краткости дней. В день непостный можно уранить, т.е. пораньше назначить час обеденного вкушения пищи, и если нужно, вкусить немного вечером, т.е. поужинать.
3. Различие пищи
   По словам Григория Синаита, «благоразумные и рассудительные понемногу вкушают всякого яства, как бы оно ни было вкусно и сладко: у них нет того, чтобы одно избрать, другое отринуть, через это они — и Богу за все благодарение воздают и душу свою предохраняют от надмения». Таким образом, избегая надмения, удалим себя от пренебрежения к доброму созданию благого Бога Создателя. Немощным же — верой или душой — полезнее воздержаться от некоторых яств, особенно сладких, т.е. им нравящихся; ибо они, как говорит тот же Григорий, не имеют уверенности и убеждения в том, что будут сохранены от Бога и вкусят безвредно: им Апостол велит зелие ясти (Рим. 14:2). Когда же какое-либо ястие кому-либо вредно, по болезненному состоянию или по сложению тела, то пусть таковый не принуждает себя ко вкушению вредного, но да ест полезное для него; ибо Василий Великий говорит: «Не подобает ратовать против тела брашном, которое должно служить к его сохранению».
4. Различие тел
   Кто имеет здоровое и крепкое тело, тому нужно утомлять его, как и чем только можно, да избавимся от страстей, и да будет оно, благодатью Христовой, покорно духу. А у кого тело немощно и недужно, тот давай ему некоторое упокоение, да не вовсе изнеможет для делания. Подвизающемуся прилично не преизлишество, а наипаче — лишение и скудость, так чтобы давать телу потребное только количество пищи и пития, по рассуждению, во время же искушения телу от врага наиболее требуется воздержание. Ибо многие, не обуздав чрева, впали в страсти бесчестия и в ров скверны, о чем и говорить срамно; когда же чрево обуздано благоразумным воздержанием, тогда входит в душу собор всех добродетелей. «Если, — говорит святой Василий Великий, — удержишь чрево, внидешь в рай; если же не удержишь, сделаешься добычей смерти — вечно». Кто по причине утруждения от путешествия или какого-либо тяжелого дела окажет телу своему несколько снисхождения и даст ему нечто более, сверх обыкновенной меры, в пище ли то, или в питии, или во сне, то это незазорно и осуждения не заслуживает, ибо он поступил так с рассуждением и по благословной надобности.

2. Второй помысл — блуда

   Велик наш подвиг в борьбе с духом блудным и крайне труден — лют зело; ибо борьба эта обнимает и душу и тело — все существо наше, поэтому нужно нам крепко и непрестанно стараться о том, чтобы бодренно и неусыпно соблюдать сердце свое от блудных мыслей, а особенно — в святые праздники, когда готовимся причаститься Святых Таин: в это время враг всячески силится осквернить нашу совесть.
   Но когда стужают нам блудные помыслы, тогда надобно оживлять в себе страх Божии, приводить себе на память то, что от Бога ничто не может быть утаено, ни даже самое тонкое движение сердца, и что Господь есть Судия и Взыскатель за все — даже самое тайное и сокровенное. Должно тогда оживить в памяти своей и то обещание, которое изрекли мы перед Ангелами и человеками, обещание пребыть в целомудрии и чистоте.
   Целомудрие и чистота не ко внешнему только житию относятся, но обителью целомудрия должен быть потаенный сердца человек, соблюдающий себя от скверных помыслов: сие-то перед Богом многоценно и вселюбезно, а кто часто предается блудным мыслям и сквернит себя ими, тот любодействует в сердце своем, сказали отцы, — и если не соблюдает себя, то от мыслей и к самому делу приходит. А сколь велико бедствие — это самое дело — видно из того, что ни один грех не называется таким именем, каким сей грех называется у отцов: они именуют его падением; ибо впадший в него становится бездерзновенен и сильно влечется к отчаянию.
   Во время брани против блуда, думаю, полезно размышлять о себе самом, о том образе и звании, в каком находимся, размышлять, что мы облечены в образ Ангельский: как же дерзнем попрать совесть нашу и уничтожить носимый нами Ангельский образ мерзостью блудной? Вспомним еще о стыде и сраме перед людьми; ибо и этим представлением стыда и срама можем отразить студное и гнусное намерение. В самом деле, вообразим себе, что мы застигнуты кем-либо в сквернодействе: не пожелали бы мы тогда лучше умереть, чем оказаться в таком сраме? Так и иными способами постараемся отсекать нечистые помыслы.
   Главное же и сильное и победоносное оружие против духа нечистоты состоит в прилежной молитве к Господу Богу, как учат святые отцы. Святой Максим Исповедник наставляет вооружиться на блудные помыслы молитвой, заимствуя слова для молитвы у псалмопевца Давида: «Изгонящии мя ныне обыдоша мя» (Пс. 16:11); «радосте моя, избави мя от обышедших мя» (Пс. 31:7). И святой Иоанн Лествичник, говоря об этом же предмете, представляет свидетеля, молившегося на помыслы блудные так: «Боже, в помощь мою вонми» (Пс. 69:1) и т. п.
   Нужно при этом призывать на помощь тех святых, которые известны особенными подвигами и трудами в сохранении чистоты и целомудрия, как например, Даниил Скитский одному брату, ратуемому от блуда, велел помолиться и призвать на помощь мученицу Фомаиду, убитую за целомудрие, и сказать так: «Боже, за молитвы мученицы Фомаиды, помози ми!» И боримый брат, помолясь так у гроба мученицы, тотчас избавлен был от блудной страсти. Имея такие свидетельства, будем и мы молиться и призывать на помощь тех, о которых в Святом Писании говорится, что они подвизались о целомудрии и чистоте.
   Если же брань сильно належит, то, встав и простирая очи и руки на небо, помолися, как повелел Григорий Синаит, и Бог отгонит помыслы. Молись же так, как говорит святой Исаак: «Ты силен еси Господи и Твой есть подвиг: Ты и ратуй и победи в том, Господи, за нас». И как Иоанн Лествичник научает: «Возопий к могущему спасти тебя, не хитро сложенными словами, но смиренным и простым вещанием — помилуй мя, Господи, яко немощен есмь! И познаешь силу Вышнего и невидимых врагов невидимо отженешь. Всегда бей ратников Именем Иисусовым; ибо крепче этого оружия не найдешь ни на небе, ни на земле».
   По замечанию Иоанна Лествичника, бес назирает за нами, и в то время, когда заметит, что мы не можем вооружиться против него молитвой телесне, т.е. помолиться и внешне и внутренне, тогда особенно нападает на нас. Внимай же бдительно и не ослабевай в молитве особенно в то время, когда смущают тебя скверные помыслы, как сказали мы. Возводи око телесное, или душевное, как тебе удобнее будет по времени и по мере силы твоей; и если будешь это делать, опытом познаешь, что Силой Вышняго и невидимой помощью они крепко побеждаются. Если же обленишься, то потом постыдишься, как побежденный от них и имеющий оскверненную совесть.
   Нужно же нам знать и то дьявольское ухищрение, сказали отцы, которым он влагает в ум наш мысли и воспоминания о женских и юных доброзрачных лицах, чтобы тотчас же отсекать их, хотя бы лица те были благочестивые какие и по-видимому не могли возбуждать страсти; ибо если замедлишь, то злой прелестник удобно превратит и облечет эти мысли в скверные и мерзкие похоти. Бывает иногда, что и сами мы на блудные помыслы огорчаваемся и, размышляя о них, зазираем себя в том, что желаем такой гнусности, которая свойственна одним только бессловесным, даже обуреваемся тем, что, будучи противоестественно, и скоту чуждо... Но в таких чувствованиях, особенно новоначальным, нужно хранить себя, чтобы долго думая о том, под предлогом борьбы, не оказаться исполнителями страсти. Поэтому безопаснее для нас отсекать прилоги — начало помысла. Вступать же с ними в брань свойственно сильным, которые привыкли благоугодно разграничивать эти помыслы.
   Наконец, сохраняй себя от собеседования с женщинами и от взирания на них; удаляйся также от сожительства с юными, женовидными и красивыми лицами, и от взоров на них удерживайся; ибо это есть сеть диавола на иноков, как сказал некто из отцов. И, если можно, не бывай с ними наедине, говорит святой Василий Великий, — ни в нужной потребе; ибо ничего нет нужнее для тебя души твоей, за которую Христос умер и воскрес... И не желай слушать от кого-либо непристойных разговоров, которые возбуждают страсти.

3. Третий помысл — сребролюбия

   Недуг сребролюбия приходит отвне нашего естества и бывает от маловерия и неразумия, — сказали отцы. Поэтому и подвиг против него невелик бывает у тех, кои внимают себе со страхом Божиим и истинно желают спастись. Но если этот недуг укоренится в нас, то бывает злее всех других недугов; и если подчинимся ему, в такую пагубу приводит, что Апостол назвал его не только корнем всякого зла — гнева, скорби и проч., но и идолослужением (1 Тим. 6:10; Кол. 3:5). Многие из-за сребролюбия не только от благочестивой жизни отпали, но и в вере погрешив, душою и телом погибли, как говорится в Святом Писании. И отцы сказали, что «собирающий злато и сребро и уповающий на него — обнаруживает этим свое неверие в ту истину, что Бог печется о нем». И то еще говорит Святое Писание, что если кто порабощен — или гордостью, или сребролюбием — какой-нибудь одной из этих страстей, то бес уже не борет его иной какой-нибудь страстью, потому что и этой одной достаточно для его погибели. Поэтому всячески надлежит ограждать себя от столь гибельной и душетленной страсти, прося Господа Бога, да отженет от нас дух сребролюбия… Не только золота, серебра и имений подобает нам отчуждаться, но и всяких вещей, кроме нужных для употребления — одежды, обуви, келлии, посуды и орудия для рукоделия; и это все имеет немногоценное, неукрашенное, удобно приобретаемое и несоединенное с какими-либо заботами и беспокойством, дабы не впасть нам в мирские связи. Истинная победа над сребролюбием и вообще вещелюбием состоит в том, чтобы не только иметь, но и не желать никаких стяжаний. Это приводит нас к душевной чистоте.

4. Четвертый помысл — гнева

   Если нас томит гневный помысл, понуждая к злопамятству и поощряя к ярости, чтобы воздать зло оскорбившему нас; тогда мы должны припомнить слова Господа: «Аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших прегрешения их, ни Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших» (Мф. 18:35; Мк. 11:26). Итак, всякий, кто хочет получить отпущение своих согрешений, прежде сам должен от сердца простить брата своего; ибо Господь повелел просить оставления долгов, якоже и мы оставляем. Ясно, что если мы сами не оставим, то и нам не оставится (Мф. 6:12, 15); так надобно разуметь сие, что если даже мы думаем благотворить, но не отлагаем гнева, то это неприятно Богу. Отцы говорили: «Гневливый если и мертвого воскресит, молитва его неприятна», — не потому так говорили отцы, чтобы гневливый мог воскресить, но чтобы показать мерзость, его молитвы.
   Поэтому нам никак не должно гневаться, ни творить зло брату не только делом или словом, но и видом, ибо иной может и одним взором оскорбить брата своего, а следует гневные помыслы немедля отметать. Великая над ними победа бывает, когда мы молимся за оскорбившего нас брата, как повелевает авва Дорофей, такими словами: «Помоги, Господи, брату моему и, ради его молитв, помилуй и меня грешного». Молитва за брата есть любовь и милование, а призывать на помощь его молитву есть смирение; и так исполняется закон Господа: «Любите враги ваша, благословите кленущия вы, добро творите ненавидящим вас и молитеся за творящих вам напасть» (Мф. 5:44). Исполняющему сие Господь обещал такое воздаяние, которое выше всех прочих обетовании, обещал не Царство только Небесное, не утешение только и радость, как прочим, но сыноположение: «Будете, — сказал Он, — сынове Отца вашего, Иже на небесех» (Мф. 5:45).
   Сам Господь, давши нам сию заповедь, научает нас и Своим примером, дабы мы по силе подражали Ему. Сколько зла претерпел Он от иудеев нас ради грешных, и не только не прогневался на них, но молился за них Отцу: «Отче, отпусти им: не ведают бо что творят» (Лк. 23:34). И все святые, шествовавшие путем сим, обрели благодать; ибо не только не воздавали зла оскорбившим их, но молились о них, покрывая их недостатки, и радовались их исправлению, когда они приходили в чувство, и наставляли их с милостью и любовью.

5. Пятый помысл — печали

   Не мал подвиг в борьбе с духом печали, ибо он ввергает душу в погибель и отчаяние. Если скорбь нанесена от людей, должно претерпевать ее благодушно, и за того, кто причинил ее, молиться, как сказано выше, твердо ведая, что все бывающее с нами не без Промысла Божия бывает, и что вообще Бог все, что ни посылает нам, посылает на пользу и на спасение душ наших. И если посылаемое не представляется нам полезным в настоящее время, то последствия ясно покажут, что истинно полезно нам не то, чего сами желаем, но то, что устрояет Бог. Посему не должно нам увлекаться человеческими помыслами, но веровать вседушно, что око Господне все видит, что без Его воли ничто не может с нами случиться, и что искушения посылает Он на нас по Своей благости, чтобы, претерпев их, мы приняли от Него венцы.
   Без искушений никто никогда не может получить венца; поэтому, будучи искушаемы, будем о всем благодарить Бога — Благодетеля и Спасителя нашего. «Уста всегда благодарные, — говорит святой Исаак, — удостаиваются благословения от Бога и в сердце благодарящее входит благодать». Всячески же нужно удерживаться от ропота на оскорбивших; ибо тот же святой отец говорит, что Бог все немощи человека терпит, но того, кто всегда ропщет, без наказания не оставит.
   Но скорбь о грехах, полезную нам в покаянии, необходимо иметь, только с доброй надеждой на Бога, в уверенности, что нет греха, побеждающего милосердие Божие, что оно все прощает кающимся и молящимся. Эта скорбь соединена бывает с радостью, делает человека усердным ко всякому добру и во всякой болезни терпеливым: «Печаль бо яже по Бозе, — сказал Апостол, — покаяние нераскаянно — неотложно — во спасение соделавает» (2 Кор. 7:10). Скорбь же противоположную сей печали, скорбь, причиняемую нам от бесов, всячески нужно изгонять из сердца, как и другие злые страсти, изгонять молитвой и чтением, упразднять ее общением и беседами с людьми духовной жизни. Ибо скорбь, которая не по Бозе, бывает корнем всякого зла; и если надолго пребудет в нас, то скоро, приняв вид нечаяния, превратившись в отчаяние, делает душу пустой и унылой, некрепкой и нетерпеливой, к молитве и чтению ленивой.

6. Шестой помысл — уныния

   Если возобладает нами уныние, то душе предлежит великий подвиг. Лют сей дух, жесток дух уныния, а в соединении с духом скорби, когда споспешествует, помогает сему последнему, он бывает еще лютее и тягостнее. Борьба с этим духом особенно сильна бывает у тех, которые живут в безмолвии.
   Когда воздвигнутся на душу жестокие волны уныния, человек теряет надежду видеть когда-нибудь конец их, а враг при этом влагает ему убийственную мысль, что великое его страдание, в настоящее время, впоследствии еще больше увеличится, что он оставлен от Бога, что Бог о нем уже не печется, что все это с ним случилось без Промысла Божия, и что ему только одному приключилось это, а у других этого никогда не было и не бывает.
   Но не так это, не так. Бог, как чадолюбивый Отец, не нас только грешных, но и святых Своих, от века Ему благоугодивших, как детей Своих, поражал духовным жезлом, по любви к ним, чтобы более преуспевали в добродетелях. Но такое тяжкое состояние духа скоро непременно изменяется; за ним следует посещение милости Божией и утешение. Как в этот злолютый час человек не думает уже, что он возможет долее пребывать в своем добром подвиге: враг все доброе представляет ему отвратительным; так по миновании сего часа все для него просветляется, все делается приятным; все скорбное исчезает как будто его и не было, он опять находит себя усердным к доброделанию, и удивляется изменению своему на лучшее. Тогда решимость его жить свято и богоугодно становится тверже, вследствие уверенности, что Бог Своей милостью все строит ему на пользу и искушения наводит единственно из любви к нему, для его усовершенствования. И еще больше воспламеняется любовью к Богу, узнав несомненно, яко верен Господь и никогда не попускает на нас искушений выше сил наших (1 Кор. 10:13).
   Без Божия попущения враг ничего не может нам сделать: он опечаливает дух наш не столько, сколько бы ему хотелось, но сколько попустит ему Бог. Уразумев это из собственных опытов, инок более и более умудряется переменами, происходящими с его духом, и доблестно претерпевает всякое скорбное нанесение, зная, что ничем так не может доказать любви своей к Богу, как благодушным перенесением скорбей и что это возводит его к высшему совершенству. «Ничто столько не уготовляет иноку венцов, как уныние, если он — и при нем — неослабно понуждает себя к Божественному деланию», — сказал Иоанн Лествичник.
   Когда настанет страшная брань от духа уныния, тогда надобно крепко оградить себя от духа неблагодарности, опасаясь, чтобы не впасть в хуление; ибо враг во время уныния усиливается сразить душу именно этим оружием, т.е. оружением хулы и неблагодарности. Человек, одолеваемый унынием, по внушению врага, исполняется сомнения, страха и отчаяния, что он не может быть помилован от Бога, не может получить прощения грехов, избавления от вечных мук и спасения. Многие тогда и другие худые помыслы вторгаются в душу, которых описать нельзя, и не отступают от нее ни во время, ни после чтения и службы. Все усилие тогда нужно употребить иноку — подвижнику, чтобы не придти в отчаяние и не вознерадеть о молитве. Сколько силы есть надлежит тогда молиться, и в молитве сей весьма полезно повергаться лицом на землю.
   Да молится же унывающий, по наставлению Варсонофия Великого, так: «Господи, виждь скорбь мою, и помилуй мя! Боже, помози мне грешному!» Или по научению Симеона Нового Богослова так: «Не попусти на меня, Владыко, искушение или скорбь, или болезнь свыше силы моей; но избавь от них, или даруй мне крепость перенести их с благодарением!» Иногда же молиться так, как Григорий Синаит велел молиться на сию страсть, т.е. возведши очи на небо и простерши руки на высоту; ибо две эти страсти — блуд и уныние — назвал он (Григорий) жестокими. К молитве приложи чтение и рукоделие, сколько можно, понуждая себя к ним; ибо то и другое великую подают помощь в борьбе сей. Бывает же, что и за всем этим, не бывает облегчения от этой страсти — лютого уныния, тогда настает великая нужда, и много нужно крепости, и изо всей силы вопить в молитве.
   А против духа неблагодарности и хулы говори так: «Иди за мною, сатано: Господу Богу моему поклонюся и Тому единому послужу, и все горькое для меня и прискорбное приемлю с чувством благодарения, как ниспосланное от Него, для очищения грехов моих, как написано: «гнев Господен подыму, яко согреших Ему» (Мих. 7:9). Тебе самому на твою голову неблагодарение и хула да обратятся, и тебе да вменит их Господь. Отступи убо от меня, Бог, создавший меня по образу Своему и по подобию, да низложит и да отженет тебя!»
   Если же и после сего не перестанет стужать этот дух, перенеси мысль свою на иной какой предмет — Божественный или и человеческий. Прежде же всего, душа, хотящая угодить Богу, да возьмется крепко и держится терпения и упования, как пишет святой Макарий. Ибо хитрость вражеской злобы для того и наводит на нас уныние, чтобы лишить душу упования на Бога. Но Бог никогда не допускает, чтобы душу, уповающую на Него, одолели напасти, ибо знает все немощи наши. Если и люди знают, какую тяжесть может понести лошак, какую осел, какую верблюд, и налагают на каждого по силе его; если и горшечник знает, сколько времени нужно держать на огне делаемые им сосуды, чтобы излишне передержанные — не потрескались, а недодержанные — не оказались слабыми; если и в людях есть довольно на их дела рассуждения, не тем ли более разум Божий ведает, какое какой душе навести искушение, чтобы сделать ее годной и способной к Небесному Царствию и удостоить ее не только будущей славы, но и здесь — утешения от Святого Духа. Зная это, да терпим все доблестно и безмолвно, сидя внутрь своей келлии.
   Правда, иногда бывает крайняя нужда, как говорит святой Василий Великий, войти в общение и собеседование с каким-либо опытным и назидательным человеком, ибо благовременное и благонамеренное посещение такого человека и беседа с ним в меру, т.е. без празднословия и многословия, могут не только изгнать из души уныние, в ней гнездящееся, но и, доставив ей некоторый отдых, придать силы и усердия к дальнейшему подвигу в благочестии; но отцы, уразумев дело из собственного опыта, говорят, что в часы искушения лучше пребывать в келлии, неисходно безмолствуя.

7. Седьмой помысл — тщеславия

   Много и бдительно мы должны наблюдать за духом тщеславия; ибо он весьма сокровенно, со всяким ухищрением, вкрадывается в наши намерения и действия, преграждает иноку путь к истинному преспеянию и силится исказить и извратить дело наше так, чтобы оно было не для Бога, но из тщеславия и человекоугодия. Поэтому нужно нам во всякое время строго испытывать себя и свои упражнения — внешние и мысленные: для Бога ли и для пользы ли душевной они совершаются? Надлежит всячески избегать похвал человеческих и, памятуя сказанное святым Давидом: Господь рассыпа кости человекоугодников (Пс. 52:6), отгонять всякий льстивый помысл, внушающий сделать что-либо по человекоугодию. Так вседушно да утверждаем помысл свой, чтобы все творить нам по Бозе!
   Если же кто, при всем желании своем так вести себя, побеждается иногда помыслом тщеславия против воли своей, таковой пусть исповедает помысл свой в молитве к Господу, и да преложит его на противное, смиряя и уничижая себя; и Сердцеведец, перед Коим открыта душа наша и всякое в ней движение, простит и не вменит нам его.
   В борьбе с помыслом тщеславия нужно так поступать: когда почувствует побуждение чем-либо потщеславиться, тогда вспомним свои слезы и страшное оное предстояние наше перед Богом в особой нашей молитве, если имеем их. Если же нет у нас ни того, ни другого, представим себе исход наш из сего мира, и бесстыдное тщеславие этим отгонится. Если же и за сим оно гнездится в нас, убоимся — по крайней мере — того срама, который последует за тщеславием; ибо «возносящийся, еще здесь, прежде будущего века, не избежит унижения», — говорит святой Иоанн Лествичник.
   А когда кто-либо станет нас хвалить, и своей похвалой, при содействии врага невидимого и собственного нашего ослепленного сердца, породит в нас мысль, что мы достойны чести и повышения, и способны к занятию высоких мест, тотчас же вспомним себе множество и тяжесть согрешений наших, или одно только из них, наиболее гнусное, вообразим в уме нашем и скажем себе: суди, достойны ли похвалы и чести так поступавшие!.. Тогда вдруг увидим себя совершенно нестоющими никакой и ничьей похвалы, и внушения бесовские отразятся и смущать нас более не станут, — сказал Никита Стифат. Если же нет в тебе больших и студных грехов, то помысли о том, сколь широка, совершенна и многообъемлюща всякая заповедь Господня, и увидишь, что все твое подвижничество — капля в сравнении с обширным морем.
   Так, всегда заботясь, будем всячески хранить себя от тщеславия. Если же не будем трезвиться, но часто склоняться к тщеславным помыслам, то, укоренясь, они породят в нас презорство и гордость — начало и конец всякому злу.

8. Восьмой помысл — гордости

   Что сказать о презорстве и гордыне? Имена у них различны, а, в сущности, они — одно и тоже: и гордыня, и презорство, и высокосердие, и кичение — все они преокаянны, как говорит Писание: «Бог гордым противится» и: «Мерзок есть перед Господем всяк высокосердый» (Притч. 3:34, 16:5), — и нечист именуется.
   Имеющий сопротивником своим Бога, мерзкий и нечистый перед Ним, где, в чем, когда и какое может обресть благо? От кого получит милость? И кто очистит его? Горестно и говорить об этом... Кто поработил себя сей страсти — гордости, тот сам для себя и бес и враг, тот в себе самом носит скорую гибель. Итак, будем бояться и страшиться гордыни, будем отревать, отгонять ее от себя всевозможно, всегда памятуя, что без помощи Божией никакое добро не может быть сделано, что если оставлены будем от Бога, то, подобно тому, как лист колеблется, или как прах возметается вихрем, — будем мы смятены и поруганы от диавола и сделаемся от людей предметом плача. Уразумев это, всеми мерами постараемся жизнь нашу проходить в смирении.
   Желающему обучиться смирению, этой божественной науке, во-первых, нужно ставить себя ниже всех, т.е. почитать себя хуже и грешнее всех людей, сквернее всех тварей, потому что вышел из порядка, указанного всякому естеству тварей, и хуже самых бесов, потому что и они преследуют нас и побеждают; во-вторых, избирать всегда последнее место и на трапезах и в собрании посреди братии, носить худшую одежду, любить черные и низкие работы, при встрече с братией каждого предварять низким и чистосердечным поклоном, любить молчание, не быть велеречивым в собеседованиях, избегать спорливости и противоречий, быть в трудах, не выказывать себя, не любить делать напоказ, и не настаивать на своем слове, хотя бы оно казалось справедливым; ибо «у новоначальных внутренний человек сообразен с внешним», — сказали отцы. «Если же внешний не благоустроен, не доверяй благоустроению и внутреннего человека», — говорит святой Василий Великий.
   Святой Григорий Синаит говорит, что «тщеславие и гордость низлагаются, а смирение рождается и возрастает от самоукорения, выражаемого такими, например, словами: Верно ли я знаю грехи других, какие они и сколько их? И превышают ли они мои беззакония, или с ними равняются? Не ниже ли всех мы, о душа моя, по невежеству своему? И не то же ли мы, что земля и прах под ногами их? Не должны ли мы почитать себя хуже всех тварей, потому что всякая тварь сохранила то, что даровано естеству ее Творцом, а мы через свои беззакония потеряли все совершенства и назначение, свойственные нам по природе? По истине — и звери и скоты честнее меня грешного. По истине — я ниже всего, потому что я осужденник и ад уготован мне еще прежде моей смерти. Но кто не восчувствует и того, что он грешник, тот горше самых бесов, как их раб, послушник и сожитель их, имеющий сойти к ним во тьму бездны... Воистину — всякий, кто во власти бесов, тот горше и злосчастнее их самих. С ними ты, окаянная душа, низринулась в бездну.., а поэтому, будучи жертвой тления, ада и бездны, как ты прельщаешься умом своим и почитаешь себя праведной, будучи греховна, скверна и по злым делам своим бесподобна!.. Увы тебе, пес нечистый и всескверный, в огонь и тьму кромешную осужденный! Горе прельщению и заблуждению твоему, о злобесне!»
   Все это говорится о гордости иноческой в собственном смысле, когда гордостный помысл входит в душу человека вследствие того, что он много потрудился, много подвизался, много претерпел озлоблений на пути добродетели, или ради благоговейного жития. Но есть еще гордыня, свойственная только мирским людям, когда кто-либо тщеславится званием и преимуществами монастыря, или многочисленностью братства, — сказали отцы. А гордость тех, которые гордятся множеством сел и имений монастырских, или известностью в мире и знакомствами, не знаю, как и назвать, — говорит преподобный Нил. Есть между иноками и такие, которые высятся перед прочими ничимже — ничего своего не имея, т.е. хорошим голосом, способным к пению, или языком, годным для звучного чтения и произношения. Какая честь и похвала от Бога человеку за то, что составляет не его собственность, не от его воли зависит, а от природы?! Некоторые еще тщеславятся искусством в рукоделии: суд о них таков же. Иные кичатся известностью в мире родителей своих, или славой родственников, или и тем, что сами до поступления в иночество находились в почестях и в числе сановников. Это крайнее безумие, ибо все сие надлежало бы скрывать. А кто, и по отречении своем от мира, стал бы домогаться славы, искать и принимать почести от людей — стыд ему! Такового чествования надобно скорее стыдиться, а не воздыматься им. Заискиваемое прославление для инока — не слава, а студ: сих слава студ есть.
   Если кто-либо, ради добродетельного жития своего, будет нагло стужаем и борим от помыслов тщеславия и гордости, то нужно знать ему, что для побеждения этих помыслов нет более сильного оружия, кроме молитвы к Господу Богу. Боримому нужно из глубины души взывать: «Господи, Владыко и Боже мой! Дух тщеславия и гордыни отжени от меня; дух же смирения даруй ми, рабу Твоему!» А вместе с этим и укорять себя нужно, как сказано выше, ибо Лествичник, как бы от лица тщеславия и гордости, говорит: «Ежели сам себя чаще перед Господом укорять будешь, — нас как паутину расторгнешь».
   Гордостью, впрочем, святой Исаак не то называет, когда гордостная мысль только пробежит в уме, не порабощая его и не задерживаясь в нем; ибо за один невольный помысл Бог не осуждает и не наказывает. Если человек, как скоро явится в душе гордостная мысль, тотчас же отринет ее страстные движения, то это не что иное, как поползновение, за которое Господь не истязует. Но гордыня собственно есть то, когда человек гордостные помыслы принимает как будто приличные и достодолжные и не почитает их за губительные и богопротивные. Верх же гордости, когда страсть сия обнаруживается и в словах и в делах: это не останется без осуждения. Так и о тщеславии и вообще, о каждой страсти говорят отцы.

Отдел третий [средства духовной брани]

   В третьем отделе святой учитель наш излагает общие средства, необходимые для успешного ведения духовной брани, каковы: 1) молитва к Богу и призывание Его Святого Имени 2) памятование о смерти и о Страшном Суде 3) внутреннее сокрушение и слезы 4) охранение себя от злых помыслов 5) устранение себя от всяких попечений — безмолвие 6) наконец — соблюдение для каждого из исчисленных занятий и действий приличного времени и способа

1. Молитва к Богу и призывание Его Св. Имени

   «На все злые помыслы необходимо призывать в помощь Бога, ибо мы, как сказал св. Исаак, не всегда обретаем в себе силу противиться лукавым помыслам, а другой помощи в этом деле, кроме помощи от Бога, нет. Поэтому, руководясь наставлением Нила Синайского, нужно нам прилежно, с воздыханиями и слезами, молиться Владыке Христу так: «Помилуй мя, Господи, и не даждь мне погибнуть! Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь! Посрами, Господи, борющего мя беса. Упование мое, осени над головой моей в день брани бесовския! Борющего мя врага побори, Господи, и обуревающие мя помыслы укроти тишиной Твоей, Слове Божий!» Или, по наставлению блаженного Феодора Студита, молиться на нечистые помыслы словами пророка Давида: «Суди, Господи, обидящия мя и побори борющия мя», и далее — весь псалом 34; и как написал песнописец: «Рассеянный мой ум собери, Господи, и олядиневшее (поросшее дурной травой) мое сердце очисти. Яко Петру, даруй мне покаяние, яко мытарю — воздыхание, яко блуднице — слезы, да зову к Тебе: помози ми и от скверных помысл избави мя! Ибо, яко волны морские, восстают на мя беззакония мои, и яко корабль в пучине погружаюся помышлениями моими; но в тихое пристанище настави мя, Господи, покаянием и спаси мя! Зело бо скорблю за немощь ума моего, яко не хотя стражду воистину невольное изменение — колебание, обуревание, крушение. Сего ради вопию ти: Безначальная Троице Святая, помози мне, и в стоянии мя добрых помыслов и чувствований учини!».
   Так, выбирая из Святых Писаний приличное на каждый помысл и каждому времени потребное, и подобным образом будем призывать Бога на помощь против всех помыслов, и Он упразднит, отженет их.
   Если же и нам, немощным, когда-либо нужно будет стать против стужающих нам лукавых помыслов, запрещая, противодействуя и прогоняя их, то да совершаем это не просто, как прилучится, но так же, по примеру святых отцов, Именем Божиим и глаголами Божественных Писаний, говоря каждому помыслу: «Да запретит тебе Господь» (Иуд. 9); и так: «Отступите от мене, вси делающий беззаконие, и уклонитесь от мене, вси лукавнующии» (Пс. 6:9), да поучуся в заповедях Бога моего; и по примеру того старца, который говорил: отыди окаяние, и прииди возлюбление. «С кем это ты, отче, беседовал?» — спросил его один из братии, слышавший сие и думавший, что он с кем-либо разговаривал. «Я отгонял злые помыслы, а благие призывал», — отвечал ему старец. Сие и сему подобное да глаголем и мы, когда-то нам будет нужно и удобно.

2. Памятование о смерти и о Страшном Суде

   Отцы говорят вообще, что в нашем духовном деле весьма полезно и потребно иметь всегдашнюю память о смерти и о Страшном Суде; а Филофей Синаит устанавливает делу сему даже чин и порядок. «От утра, — говорит, — до времени ястия пребудь в памятовании о Боге, т.е. в молитве и хранении сердца, а потом, возблагодарив Бога, должно погрузить ум свой в размышление о смерти и о Суде». Кто посвятит себя этому размышлению, тому наипаче должно иметь, в себе сии глаголы Господни: «В сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк. 12:20); «о праздне слове будете отвещать в День Судный» (Мф. 12:36); сердечные помышления сквернят человека (Мф. 15:18); или слова святых Апостолов: «конец приближися» (1 Пет. 4:7); «приидет День Господень, яко тать в нощи» (1 Сол. 5:2); «всем нам подобает предстати судилищу Христову» (2 Кор:5, 10); «слово Божие судит не только делом и словесем, но и помышлением сердечным» (Евр. 4:12).
   Начальник отцов, святой Антоний Великий говорит: «Нам должно так думать в себе, что и настоящего дня не доживем до конца». Святой Иоанн Лествичник пишет: «Поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир. 7:39), и память смертная всегда да будет с тобой». Святой Исаак Сирин сказал: «Всегда носи, человече, в сердце твоем память об отшествии твоем». И все святые память сию и сами всегда имели и другим желающим спасения внушали иметь. И не только святые, но и внешний образ любомудрия гласит, что память о смерти весьма нужна для нравственного совершенства.
   Но что нам, страстным и немощным, делать? Откуда научиться сему деланию, чтобы хоть мало водрузить и вскоренить в сердцах наших память смертную? «В совершенстве и полноте памятование о смерти и о Суде есть дарование и дивная благодать Божия», — сказал святой Исаак. А наше непостоянство, наше парение мысли и омрачающая забывчивость составляют великое препятствие — утвердиться нам в памяти о последних, т.е. о смерти, Суде, аде и вечном блаженстве. Мы часто приводим их на мысль, иногда беседуем друг с другом о смерти, но внутрь сердца своего углубить и вкоренить сего не можем... Не смотря на это, да не малодушествуем, и да не прекращаем нашего об этом старания; ибо, при помощи Божией, трудом и временем, т.е. потрудясь и потерпев, достигнем желаемого успеха.
   А желающему в этом успеха должно поступать так: пусть он твердо памятует, что сказано выше: пусть уразумеет крайнюю необходимость и пользу памяти смертной; пусть убедится, что — как хлеб нужнее всех яств, так и память смертная благопотребнее всех добродетелей. «Как невозможно алчущему не помнить о хлебе, так и желающему спасения невозможно не иметь памяти о смерти», — сказали отцы. Далее, пусть соберет ум свой и сосредосточит его в том, что изрекли святые в Писаниях своих о различных и страшных видах и родах смерти, как например, Григорий Беседовник и многие другие.
   Думаю, — говорит преподобный Нил, что полезно нам воспомнить и о тех различных родах смерти, которые были в наше, или в недавнее время, о которых мы слышали, или которых были очевидцами. Сколько не из мирян только, но и из иноков знаем мы таких, которые благоденствовали, услаждались житием века сего, имели надежду на долгую жизнь, будучи еще далеки от старости, и внезапно сражены смертью?! Многие из них застигнуты часом смерти так быстро, что не успели и проститься. Одним из них восхищены, когда стояли или сидели; другие за ястием и питием вдруг испустили последнее дыхание; иные скончались, идя по дороге; иные уснули сном вечным на ложе, на которое возлегли с мыслью — успокоить тело малым только и временным сном. Некоторые, как знаем, в последний час подверглись истязаниям столь страшным и мучительным, что и представить их себе ужасно. Приводя все это на память себе, размыслим: где наши друзья и знакомые? Что осталось теперь от тех из них, которые были здесь в чести, в славе, облечены властью, пользовались богатством и всяким вещественным изобилием? Не все ли это обратилось в тлю, дым и прах?!..
   Вспомним святого песнописца (святого Иоанна Дамаскина), говорящего об этом: «Кая житейская сладость печали пребывает непричастна? Или кая слава стоит на земли непреложна? Вся сени немощнейша, и вся соний прелестнейша: един час, и вся сия смерть приемлет. Воистину убо всяческая суета в житии сем, елика с нами не пребудут по смерти: не предидет тамо богатство жития сего, ниже снидет с нами слава века сего, но пришедши смерть вся сия погубит». Итак, уразумев суету века сего, для чего мятемся мы всуе, прилепляясь к житейскому. Путь, коим шествуем, краток. Наша жизнь — дым, пар, перст и пепел: является и вскоре исчезает; даже и путем назвать ее не стоит — и пути худши есть, по слову Златоуста.
   «Путешествующий, — рассуждает святой Иоанн Златоуст, — в какую сторону захочет пойти — идет, а в какую не захочет — не идет; и когда находится в гостинице — знает, когда пришел в оную и когда имеет отойти: вечером пришел, утром отойдет; но если захочет — может замедлить или ускорить отшествием. А мы, хотим или не хотим, должны неотложно выйти из мира сего, и нам неизвестно, когда выйдем из него; и не в нашей состоит то воле, чтобы остаться здесь на несколько времени, хотя бы мы и желали сего, но внезапно находит на нас воистину страшное таинство смерти. Душа с трудом отходит от тела, разрывая, по изволению Божию, и расторгая составы и нити, скреплявшие их естественный союз. И что сотворим тогда, если заранее не подумали об этом часе, если не приготовлялись к нему и обрящемся неготовыми? Ибо в тот горький час уразумеем, как велик подвиг души, разлучающейся с телом! О, какой плач она тогда поднимет! Но некому будет помочь ей, никто не помилует ее. Будет она возводить очи к Ангелам и молить их, но безуспешно; прострет руки свои к людям, но не найдет помогающего ей никого, никого кроме Бога и добрых дел!»...
   Итак, уразумев краткость нашей жизни позаботимся о смертном часе нашем, не вдаваясь в молвы мира сего и в неполезные попечения: всуе бо мятется всяк человек, — говорит Святое Писание. Хотя бы мы и весь мир приобрели себе, но во гробе вселимся, ничего не взяв туда из мира сего: ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести, ни другого какого-либо здешнего блага. Вот мы смотрим в гробы, что же мы видим? Видим «созданную нашу красоту — безобразну, бесславну, не имущую доброты». Видя обнаженные кости, узнаем ли по ним: кто царь, кто нищий, кто славный, кто неславный? Где красота и велелепие мира сего? Не все ли обратилось в смрад и приняло вид отвратительный! И вот все, что мир имеет прекрасного и вожделенного, изменилось в непотребство и ничтожество: как увядший цвет отпадает, как тень мимоходит, так преходит все человеческое. Почудимся такой превратности и воззовем в душе своей: «О чудесе! что сие, еже о нас бысть таинство? Како предахомся тлению? Како сопрягохомся смерти! Воистину Бога повелением, якоже писано есть».
   За преступление заповеди Адам подпал болезни — всякому бедствию; и за вкушение от древа в Едеме, когда змий изблевал яд свой, всеродная вошла смерть, поражающая нас. Но предвидевший смерть Владыка и глубиной неизреченной Своей мудрости полагающий предел, или подавающий уроки, нашей жизни, пришед, низложил змия, и даровав нам воскресение, переселяет рабов Своих в жизнь иную.
   Итак, воспримем в ум свой второе пришествие Господне, и наше воскресение, и Страшный Суд, воспоминая все то, что об этих событиях сказал Господь в Евангелии Своем, как написал богогласный Матфей: «После скорби дней тех, — сказал Господь, — «солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с небес, и силы небесныя подвигнутся. И тогда явится знамение Сына Человеческаго на небеси: и тогда восплачутся вся колена земная, и узрят Сына Человеческаго грядуща на облацех небесных с силою и славою многою. И послет Ангелы Своя с трубным гласом велиим, и соберут избранныя Его от четырех ветр, от конец небес до конец их» (Мф. 24:29—31). А возлюбленный ученик Господа, — богогласный Иоанн, передает следующие глаголы Его: «Приидет час, в онже вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия, и услышавше оживут, и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшии злая в воскрешение суда» (Ин. 5:28—29). И опять евангелист Матфей пишет: «Егда приидет Сын Человеческий в славе Своей, и вси святии Ангели с Ним, тогда сядет на престоле славы Своея. И соберутся пред Ним вси языцы: и разлучит их друг от друга, якоже пастырь разлучает овцы от козлищ. И поставит овцы одесную Себе, а козлища — ошуюю. Тогда речет Царь сущим одесную Его: «приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира». Сущим же ошуюю Его речет: «отыдите от Мене, проклятии, во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его». И идут сии в муку вечную, праведницы же — в живот вечный» (Мф. 25:31—46).
   Что, братия, что может быть страшнее и ужаснее того грозного ответа и видения, когда увидим всех согрешивших и непокаявшихся, которые за нераскаянность свою праведным определением Божиим, будучи отсылаемы на вечные мучения, в несказанно лютом трепете, возопиют неуслышанно и восплачутся горько? Как не тронуться и не возрыдать, когда вообразим в уме своем те страшные и лютые муки, о которых говорит Писание: «Огнь вечный, тьму кромешную, пропасть глубокую, червь лютый и неусыпающий, скрежет зубов», — и прочие страдания, имеющие постигнуть людей согрешивших, и делами своими прогневавших всеблагого Бога, — от нихже первый есмь аз окаянный! Какой страх, братия, обнимет нас, когда поставятся престолы, разгнутся книги, Бог сядет на Суде со славой и Ангелы будут предстоять Ему в трепете? И что мы, виновные в грехах многих, будем делать тогда, когда услышим, что Господь благословенных Отца Своего призывает в Царствие Небесное, а грешных, отделив от среды избранных, отсылает в муки? Какой дадим ответ? Что скажем, когда все дела наши предстанут нам в обличение, и все наши тайные слова, помышления — все, днем и ночью сделанное сокровенно, обнаружится перед всеми? Какой срам тогда покроет нас? Отречься от студных дел не будет никакой возможности: истина уличит и страх превеликий и стыд поразит души грешных. Не то будет с праведниками: они в радости и веселии войдут в Чертог Небесный и примут награду за добрые дела свои. И кто может, братия, изрещи страх оный и ужас второго пришествия Господня и Суда Страшного — неумытного, неподкупного, нелицемерного? «Если бы, — говорит некто из отцов, — возможно было тогда умереть, весь мир умер бы от страха».
   Поэтому-то убоимся и ужаснемся, и углубим все это в уме нашем. Если бы сердце наше и не желало сего, будем принуждать его думать об этом, и в душе своей взывать: «Увы, омраченная душа, се приблизилось время твоего с телом разлучения! Доколе не отстанешь от злых дел? Доколе будешь пребывать в разленении? Почто не думаешь о страшном часе смертном? Почто не ужасаешься Страшного Суда Спасова? Какой дашь ответ, или что скажешь тогда в оправдание свое! Се дела твои предстоят, обличая тебя и свидетельствуя против тебя!.. Но, о душа, пока имеешь время, отступи от дел срамных, примись за благое житие: прибегни ко Господу, предвари Его и верою возопий: «Согреших, Господи, согреших Ти зле! Но вем благоутробное Твое человеколюбие. Того ради припадаю и молюся Твоей благости, да приидет на мя милость Твоя, Владыко. Яко смятется душа моя и болезненна будет во исхождении своем от окаянного моего и скверного телесе сего, да не когда лукавый супостата совет срящет и препнет ю во тьме, за неведомые и ведомые в житии сем бывшие ми грехи. Милостив буди ми, Владыко, и да не узрит душа моя мрачного взора лукавых демонов, но да приимут ю Ангели Твои светлии и пресветлии. Имеяй власть оставляти грехи, остави ми, да почию и да не обрящется грех мой перед Тобой, еже согреших немощи ради естества моего, словом, делом и помышлением, в разуме и неразумии! Да обрящуся перед Тобой, в совлечении тела моего, неимущ некоеяже скверны на образе души моея, и да не приимет мене грешника рука темного князя мира сего, еже исторгнута мя во глубину адову, но представни ми, и буди ми Спас и Заступник! Помилуй, Господи, осквернившуюся страстьми жития сего душу мою, и чисту ю покаянием и исповеданием прими, и Твоей силой возведи мя на Божественное Твое судище. И егда приидеши, Боже, на землю со славой, и сядеши, Милостиве, на престоле Твоем, праведный Твой суд судити, мы же вси нази, яко осуждени, неумытному Твоему суду предстанем, и егда начнеши творити испытание нашим согрешением, тогда, Преблагий, не обличи моя тайная, ниже посрами мене пред Ангелы и человеки, но пощади мя Боже, и помилуй мя. Понеже страшное Твое судище помышляя, Преблагий, Дне Судного трепещу и боюся, от совести моея обличаем, и скорблю зело о деяниях моих лукавых, и недоумеваюся, как отвещаю Тебе, Бессмертному Царю, яко Тебе горце прогневах: коим ли дерзновением воззрю на Тя, Страшного Судию, аз скверный и блудный?! Но, Господи, Благоутробне Отче, Сыне Единородный и Душе Святый, помилуй мя, и избави мя тогда огня неугасимого, и сподоби мя одесную Тебе стати, Судие Праведнейший!»
   Примечание. Молитва эта составлена преподобным Нилом из молитв великомученика Евстратия и преподобной матери Макрины. Желающим научиться памятованию о смерти и о Страшном Суде преполезно читать эту молитву ежедневно, отходя ко сну.

3. Внутреннее сокрушение и слезы

   Так и подобным образом молясь и размышляя, как указано выше, если благодатью Божией обрящем слезы, — говорит преподобный, — то нужно плакать столько, сколько то возможно: елико силу и крепость имамы; ибо плач избавляет нас от вечного огня и прочих будущих мук, — сказали отцы. Если же не сможем плакать много, то понудим себя хоть несколько каплей испустить слез сердечных сокрушением: ибо, по словам святого Лествичника, Благий наш Судия на слезы наши, равно как и на всякое наше дело, взирает и судит о них не по количеству, а по качеству и по мере силы и возможности нашей. «Видел я, — говорит он, — немногие капли слез, но таких, которые как кровь истекают с болезненным чувством; видел также и обильные слезы, но такие, которые струятся как источник — свободно, без болезни. Видел то и другое, и сужу о том и другом не по количеству слез плачущего, а по страждущему чувству сердца его. Думаю, что и Божий суд таков же».
   Если же, по немощи нашей, или от небрежения, или по иной какой-либо причине, не возможем и малого плача иметь; да не унываем и да не малодушествуем, но будем скорбеть, и воздыхать, и сетовать, и печалиться, взыскуя его с благой надеждой: ибо «скорбь и томление духа, — говорит святой Исаак, — восполняет недостающую меру всех дел телесных». Согласно с сим и святой Лествичник рассуждает: «Некоторые, желая и не обретая слез, окаевают себя, удручают стенаниями и тугой душевной, внутренне сетуют и плачут; и все это вполне заменяет им слезы, хотя то вменяется ими ни во что». «Бывают еще случаи, говорит святой Исаак, — когда слез не бывает по причине какой-либо немощи, и телесная немощь бывает причиной не только того, что желающие и ищущие плача не плачут, но и у тех, кои обрели уже и прияли дар слез, благодатный ток их прекращается и сердечная теплота охлаждается». И Симеон Новый Богослов, беседуя о слезах, поучает плакать всегда, если только, по некоему неизреченному смотрению Божию, или по приключившейся немощи, не оскудеет источник слез. Тоже явствует и из Святого Писания, в котором псалмопевец Давид, как бы заменяя слезы наружные плачем внутренним, говорит: «Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50:19). Итак, нужно скорбеть в мысли, печалиться и искать слез духом сокрушенным и сердцем смиренным.
   Искать слез должно так, как повелевает Святое Писание, если истинно желаем их. Из святых отцов, со всей обстоятельностью, о слезах поучает святой Симеон Новый Богослов, приводя и представляя то, что сказали о них псалмопевец Давид и Лествичник. Желающий изучить это дело, или лучше — важнейший и высший урок всей духовной науки, пусть вникнет в самую книгу Симеона Богослова и, сообразуясь с изложенным в ней, да исполняет, если только не изнеможет состав тела его. Но слишком изнурять телесное естество не полезно; ибо если сверх силы будешь понуждать немощное тело на дело, — помрачение к помрачению души приложишь и усилишь ее смущение, — говорит святой Исаак согласно с прочими отцами. Но нужно знать, что отцы разумеют здесь немощь истинную, а не притворную и воображаемую, и что нужно всегда и во всем понуждать себя неотложно, — говорит святой Симеон. Он же и то сказал, что когда душа наша пребывает в надлежащем устроении, то не может быть без слез. А мы, если не достигли в меру совершенства, постараемся приобрести хотя малую часть слез и будем просить их у Господа Бога с болезнью сердца, ибо отцы сказали, что слезы суть дар Божии, дар из числа великих даров, и повелели испрашивать его от Господа.
   Так, преподобный Нил Синайский говорит: «Прежде и паче всего о даровании слез молися». А блаженный Григорий, святейший папа Римский, пишет: «Кто пребывает в благих делах и сподобился некоторых дарований от Бога, но не стяжал еще слез, тот должен молиться о том, чтобы плакать — или помышляя о Страшном Суде, или стремясь к Царствию Небесному, или каясь в злых делах, прежде содеянных, или у Креста Господня, взирая на страждущего за нас и распинаемого дражайшего Искупителя нашего; таким образом и он вступит на ту степень, на которой находятся великие подвижники, горящие любовью. В пояснение сего святой Григорий приводит из святого Писания сказание об Асхани, дочери Халевовой. Сидя на осле, она, вздыхая, просила у отца своего участка земли, имеющей воду: Суху дал ми еси, — говорит она отцу, — приложи мне и водную, яже доле: и даде ей отец ея, суху, яже горе и водную, яже доле (Нав. 15:18—19). Под Асханью разумей, поясняет святой Отец, применительно душу, сидящую на осляти, т.е. на бессловесных плотских движениях; а то, что Асхань, воздохнувши, просила у отца своего водоточную землю, представляет ту истину, что и нам должно с великой болезнью сердца и с воздыханиями просить у Зиждителя нашего дара слез». С этим согласны и прочие святые.
   Как же будем просить? Как станем молиться о даровании слез? Откуда положим начало? Не иначе, как только от Божественных Писаний; не довольна бо есмы и помыслити что от себе (2 Кор. 3:5), но довольство наше — Богодухновенные Писания, как написали святые, например, Андрей Критский: «Откуда начну оплакивать деяния моего страстного жития? Какое начало положу моему настоящему сетованию? Но, как Милосердый, даруй мне, Господи, слезы умиления, да плачуся перед Тобою, Творцом всех и Создателем нашим Богом. Перед Тобой, Спасе, открываю, елика согреших окаянной моей душой и скверной моей плотью, да, Твоей помощью укрепляемый, отвергнусь прежнего бессловесия и принесу Тебе слезы покаяния». Герман, Патриарх Цареградский: «Боже мой, Творче всего мира, Создателю мой, изведший некогда воду из несекомого камня и усладивший горькие воды Мерры, даруй зеницам очей моих источники слез, исполни голову мою чистительными водами и очи мои сотвори облаками всегда слезоточными! Ибо нечистота моего смысла и скверны души требуют, Владыко, окропления и очищения от Твоего человеколюбия, сердечные мои очи жаждут непрестанного дождя вод слезных, или озера, или источника душечистительного». Святой Ефрем Сирин: «Даруй, Владыко, мне, недостойному, всегдашние слезы на просвещение сердцу, да, просветившись сердцем, изведу источники слез с сладостью в молитве чистой, да потребится, великое написание моих грехов в слезах малых и да угасится малым сим плачем тамошний огонь палящий». Симеон Новый Богослов: «Господи, Зиждителю всех! Сам даруй ми руку помощи, — очисти скверну души моей и подаждь ми слезы покаяния, слезы любительные — из любви, слезы спасительные, слезы очищающие мрак ума моего и светлым меня соделывающие, дабы зреть Тебя, Света миру, просвещение окаянных очей моих». Песнописец: «О, Христе, Царю всех, даруй мне слезы теплые, да оплачу душу мою, которую зле погубил. Даруй мне, Христе, яко щедр, тучу слез божественного умиления, да плачуся, и омыю скверную сластей, и явлюся очищен перед Тобой... Даруй мне слезы, Христе Боже, как древле Ты даровал их жене грешнице»... И прочие, подобные сим, молитвенные стихи, находящиеся в Писаниях Святых, нужно с усердием произносить из глубины души, испрашивая слез и чаще молясь к Господу, да подаст нам благодать сию слезную, которая, по словам Исаака Сирина, лучше и превосходнее прочих дарований, и через которую, если стяжем ее, войдем в чистоту душевную и сподобимся всех благ духовных.
   Есть некоторые и такие, которые еще не стяжали совершенно слезного дара, но приобретают его — иной через созерцание таин домостроительства и человеколюбия Господня, иной — через чтение повестей, житий, подвигов и поучений святых, иной — посредством одной, наедине творимой, молитвы Иисусовой, иной — приходит в умиление от некоторых молитв, составленных святыми, иной — умиляется некоторыми канонами и тропарями, иной — от воспоминания своих грехов, иной — от памятования смерти и Суда, иной — желанием будущего наслаждения и иными различными способами — приобретают слезный дар. И кто каким предметом возбуждается к слезам, о том и размышлять ему нужно, чтобы поддержать плач до тех пор, пока не прейдет; ибо «желающий избавиться от грехов, плачем избавляется от них, и желающий предохранить себя от них, плачем же предохраняется», — сказали отцы. В том-то и состоит путь покаяния с плодом его, чтобы и во время напасти, находящей на нас, и при всяком наводимом от врага помысле, плакать перед благостью Божией, да поможет нам. И если будем молиться с разумом, Господь не умедлит подать нам покой и умиротворение. Святой Симеон Новый Богослов все добродетели называет воинством, а умиление и плач величает царем и военачальником; ибо плач, — говорит, — с одной стороны, вооружает, научает и укрепляет нас бороться с врагом во всех начинаниях, а с другой — сохраняет от поражений противного.
   Но если бы и так случилось, что ум наш, погрузясь в какие-либо простые помыслы, возбужденные слухом или видением предметов приятных или горестных для чувства, тронулся бы ими до пролития слез, то естественные эти слезы нужно преложить и перевесть на духовные и спасительные, обратив ум свой к славословию Бога, к исповеданию Его совершенств и дел, или к размышлению о смерти, о Суде, о муках и прочее, и таким образом плакать слезами благодатными. Святой Иоанн Лествичник говорит, что естественные слезы прелагать в слезы духовные достохвально, но, — замечает, что если душа наша, по благодати Божией, умиляется и слезит без нашего напряжения, сама собой, то это не что иное есть, как Божие посещение, и слезы те, слезы благодатные, благочестивые, таковые слезы должно хранить, как зеницу ока, пока отыдут; потому что они имеют большую силу и действительность к истреблению и искоренению грехов и страстей, чем те слезы, которые возбуждаются с трудом и разными мерами или ухищрением.
   Когда же при внимании к себе, т.е. хранением сердечным, воздействует в нас, благодатью Божией, духовная сила молитвы, проникая нас теплотой, согревающей сердце и веселящей душу, неизреченно воспламеняя нас любовью к Богу и человечеству, просветляя ум и разливая во внутренности нашей чувство радования, тогда слезы изливаются сами собой и источаются без усилия с нашей стороны — самоисходно, тогда, как говорит святой Иоанн Лествичник, душа, подобно младенцу, и плачет и купно осклабляется, т.е. духовно радуется, выражая эту радость и на лице своем. Да сподобит нас Господь этих слез! Ибо нам, новоначальным, слабым и неопытным, кроме сего, нет другого утешения.
   А когда, благодатью Божией, дар сей, дар благодатных слез в нас умножится, тогда и брань с врагом бывает легче, и помыслы умиротворяются и утишаются, и ум, как некоей обильной пищей, насыщается и услаждается молитвой: из глубины сердца льется некая несказанная сладость, ощущаемая по всему телу, и всякое болезненное чувство превращающая во всех членах в радостное взыграние.
   Вот утешение, происходящее от плача, — говорит святой Исаак, — по слову Господню: Комуждо по благодати, данной ему (Еф.4:7)! Тогда радость, чувствуемая человеком, бывает такова, какой не обретается в веке сем. И это никому вполне неизвестно, кроме тех, которые всецело посвятили себя от всей души на дело сие.

4. О хранении себя от злых помыслов

   Когда Господь благодатью Своей сподобит нас обрести слезы и восплакать, или когда поможет нам совершить чистую молитву, тогда всемерно да блюдемся от духа гневного и от прочих злых приражений. Ибо враг наш, в это особенно время, или старается возмутить нас внутренними помыслами и страстными движениями, или ухищряется отвне навести на нас брань и мятеж, чтобы дело наше запятнать и сотворить порочным.
   «Когда помолишься чисто и трезвенно, — говорит Иоанн Лествичник, — вскоре за сим будешь ратуем и разжигаем на гнев. Таково ухищрение врагов наших! Поэтому, всякое доброе дело, а наипаче молитву, всегда должно совершать со всевозможным вниманием и чувством, а после молитвы беречься ярости, гнева и иных душевредных волнений. У новоначальных безгневие удерживается и блюдется слезами, как некоей браздой. И если выпустим эту бразду или воздействуем ею неправильно, тотчас начинается бесчинство».
   «Бес крайне завидует молящемуся человеку, — говорит Нил постник (Синайский), — и всеми кознями силится отвратить от молитвы ум его, непрестанно возбуждая в памяти его разные представления и в теле приводя в движение все страсти, чтобы запнуть добрый подвиг и шествие молитвенное к Богу. А когда этот лукавейший дух, после многих ухищрений своих, не возможет воспрепятствовать крепкой молитве прилежно молящегося, то на время ослабляет свои действия, чтобы потом, по совершении молитвы, напасть на него с большей злобой, и или, возмутив его гневом на кого-либо, лишает душу того настроения, какое даруется молитвой, или, раздражив чувственность какой-либо сластью, помрачает ум. Поэтому, помолився якоже подобает, ожидай яже не подобает, и стой мужественно и бодренно, сохраняя плод свой; ибо исперва на то поставлен ты, чтобы делати и хранити. Итак, делая и трудясь, не оставляй без охранения того, что стяжал трудом и деланием; без этого же никакой пользы не будет тебе от молитвы».
   Явно, что о делании и хранении святой отец берет слова из райской истории Адама, ибо Писание говорит: сотвори Бог Адама, и посели его в раи, еже делати и хранити его — рай (Быт. 2:15). Райским делом он назвал здесь молитву, а соблюдение себя, или своего сердца, после молитвы от злых и лукавых помыслов — хранением. Итак, если Господь удостоит нас посещения Своей благодатью во время молитвы, плача, богомыслия, то да сохраняем себя всячески от всяких недобрых помыслов, наипаче же от худых слов и дел, и свои чувства да ограждаем бдительно, чтобы через них не воздвиглась на нас брань.
   Если же по нужде, против воли нашей, душа наша впадет в какие-либо помышления, тотчас да прибегаем к Творцу нашему с мольбой, и Он рассеет их. Прямее и благонадежнее этого способа иного нет. И таким образом, при содействии Божием, мы сохраним души наши в страхе Его, не попуская уму нашему рассеяться и ослабнуть от обуревания помыслов, ни быть расхищену от каких-либо суетных удовольствий, и удаляя от себя все то, от чего может быть, при слабости ума, утрачено приобретенное посредством умиления сердечного. После слез и после молитвы твердо и крепко да стоим в том же, т.е. слезно-молитвенном настроении духа.

5. Устранение себя от всяких попечений — безмолвие

   Сии чудные делания, о которых мы сказали, непременно требуют отсечения попечений, т.е. чтобы умереть для всего житейского и упражняться со всем прилежанием и вниманием в одном деле Божием, как сказали великие отцы, собственным опытом познавшие эту мудрость.
   Святой Макарий Великий говорит: «Кто хочет приступить ко Господу, сподобиться Вечной Жизни, сделаться обителью Христовой, исполниться Духа Святого, чтобы придти в состояние приносить плоды Духа, чисто и неукоризненно исполнять заповеди Христовы, — тот должен начать тем, чтобы, прежде всего, крепко веровать в Господа и всецело предать себя вещаниям заповедей Его, во всем отречься от мира, чтобы весь ум не был занят ничем видимым. И ему надлежит, однако ж, думать, чтобы единого Бога иметь перед очами своими, и Ему единому быть угодным, и непрестанно пребывать в молитве с верой, в чаянии Господа, всегда ожидая Его посещения и помощи, сие одно всякую минуту имея целью ума своего. Потом, по причине живущего в нем греха, надлежит ему понуждать себя на всякое доброе дело, к исполнению всех заповедей Господних. Более всего, в незабвенной памяти, как образец, да содержит смирение Господа и жизнь Его и кротость и обращение с людьми, да пребывает в молитвах, всегда веруя и прося, чтобы Господь пришел и вселился в него, усовершал и укреплял его в исполнении всех заповедей Своих... Тогда Господь, видя такое его произволение и доброе рачение, видя, как принуждает себя к памятованию Господа, и как сердце свое, даже против и воли его, ведет непрестанно к добру, тогда Господь творит с ним милость Свою, избавляет его от врагов и от живущего в нем греха, исполняя его Духом Святым. И тогда уже без усилий и труда во всей истине творит он все заповеди Господни, лучше же сказать, Сам Господь творит в нем заповеди Свои, и он часто плодоприносит тогда плоды Духа». И Василий Великий говорит: «Начало чистоты душевной есть безмолвие». А дело безмолвия, по словам Иоанна Лествичника, есть отложение попечений о предметах не только предосудительных, но и благословных, молитва без лености и ненарушимая деятельность сердца. Вещами же благословными называет здесь Лествичник не занятия внешние, вошедшие ныне в обычай, как то: управление селами, распоряжения многими поместьями и прочие, связывающие с миром отношения. Все это — бессловесно, нам неприлично, неуместно. Но под этими благословными вещами святой Отец разумеет то, что кажется благоприличным и для спасения души полезным, например: беседы и свидания, в удобное время и в меру, с отцами и братиями, духовными и благоговейными. Если эти благословные беседы выходят из своих пределов и бывают без должной осмотрительности, то по необходимости, и они обращаются в неполезное и предосудительное — в бессловесное, т.е. любопрения, противоречия, ропотливость, пересуды и другие погрешения, к которым бывает легкий и незаметный переход от беседы благословной.
   «Естественное дело, что, не учась письменам, нельзя навыкнуть чтению книг: последнее не может быть без первого. Просто сказать: не учившемуся грамоте, нельзя по книгам говорить, читать, канонаршить. Тем более, не приобревшему первого, т.е. отложения попечений о благословных и неблагословных вещах, не умершему для всего земного и мирского, невозможно совершать ни песнословий с разумом — неленостно, ни молитвы внутренней — чисто, т.е. невозможно совершать делания сердечного», — поясняет вышесказанные мысли святой Иоанн Лествичник. И в другом месте он же говорит: «Малый волос затемняет око, и малое попечение разоряет безмолвие», — и еще: «вкусивший от плода молитвы нередко одним словом своим оскверняет ум так, что, принявшись снова за молитву, уже не находит того, что прежде сего ощущал».
   Святой Симеон Новый Богослов говорит: «Да будет житие твое безмолвно, беспечально и для всего мертво», — и уже после сего наставления, он поучает молитве и трезвению. Преподобный Исаак истинно желающим безмолствовать и очищать ум свой молитвой так говорит: «Удалися от видения мира, прекрати беседы, откажись принимать в келлию свою приятелей даже под благими предлогами, кроме тех, которые с тобой единонравны и единомысленны и разделяют твои сокровенные чувствования — стаинники; опасайся возмутить душу твою собеседованием, которое часто оставляет следы надолго и по прекращении разглагольствия, как сами дознали своим опытом; бывает, что лишнее слово, сказанное лицом, к нам близким и любимым, не малое время волнует нас и весьма препятствует хранению ума и тайному поучению — богомыслию».
   В других местах и еще строже говорит святой Исаак: «О, что злее и вреднее свиданий и разглагольствий для истинно пребывающих в безмолвии! О, братия! Как гололедица, внезапно покрыв садовые ветви, иссушает их, так и разглагольствия с людьми, кои не хранят безмолвия, хотя бы они были кратки, хотя бы казались полезными, иссушают цветы добродетелей, цветы, вновь расцветающие в безмолвии, цветы нежные и молодые, окружающие сад души, насажденной при исходищах вод покаяния. И как иней мертвит прозябающие растения, так и беседы человеческие мертвят корень ума нашего, корень только что пустивший ростки добродетели. И если вредоносны беседы с такими лицами, которые в житии своем не совсем беспечны и несколько внимают себе, то сколь вредны для души свидания и разглагольствия с людьми беспечными и нерассудными, не говоря уже о мирских!.. Как человек благодарный и благонравный, когда упиется, забывает свое благородие, и свое имя и звание подвергает бесчестию и осмеянию, по причине неблагочинных слов и поступков, происходящих от опьянения, так и целомудрие души свиданиями и разглагольствиями нарушается, тщание ее о хранении сердечном ослабевает, усердие к добродетели охладевает и она ниспадает из благонастроения своего. И если не всегдашние, а по временам бывающие разглагольствия, не сдерживаемые дверью ограждения у стен и слуха, причиняют великий вред безмолвнику, смущая его ум и охлаждая его в божественных занятиях, то что сказать о тех, кои постоянно друг друга сретают и провожают, не полагая хранения языку своему?!»
   «Любящий обращение в мире лишается жизни, — говорит тот же святой отец в ином месте, — и не знаю что сказать о нем, разве только с плачем рыдать рыданием неутешным, подвизая к сорыданию и братолюбные сердца других». И еще: «Единое видение мирских может подать силу и пищу страстям, ослабить в подвижнике любовь к подвигу своему и изменить его расположение и любомудрие».
   «По сим причинам, — говорит святой Исаак, — иноку не должно входить в общение с теми предметами, ком возбуждают в нем брань; но надлежит ему всячески избегать ее и не приближаться ко всему тому, что свободу его подвергает искушению. Ибо в то самое время, как приходим мы к Богу, поставляем завет с Богом, чтобы удалить себя и отрешить от всего этого; и не только отрешиться, но чтобы и не видеть кого-либо из мирских, ни слушать их слова, ни о них что-либо слышать».
   И еще многое сему подобное пишет святой сей и другие святые. Поэтому истина сия считается несомненной.

6. Соблюдение для каждого из исчисленных занятий и действий приличного времени и способа

   Все сии добрые и благолепные дела подобает совершать благовременно и в должной мере, как говорит святой Василий Великий: предварять все благорассуждением, потому что без благорассуждения и доброе нередко обращается во вред, если не соблюдается время и мера, а когда благорассуждение правильно установит время и меру, великая польза, чуден прибыток получается.
   И святой Лествичник, на основании Священного Писания, говорит: «Время всякой вещи под небом» (Еккл. 3:1), — всему и в нашей жизни священной для каждого время. Время безмолвию и время немятежному общению, время непрестанной молитве и время нелицемерного служения; да не прельстит нас неразумное и предерзкое усердие, и да не взыщем желаемого времени прежде своего времени, чтобы не лишиться нам того, что можно было получить в свое время. Время трудиться над сеянием и время пожинать кламы неизреченной благодати. Ту же истину он поясняет иным примером."Не безбедно воину, неискусному в единоборстве, отделиться от своего ополчения и вступить в единоборство с врагом; не безбедно и иноку начать безмолвие, не искусив себя и не обучив себя в обуздании страстей долгим обучением; тот гибнет телесно; сей — душевно. Ибо путь истинного безмолвия есть путь мудрых и тех только, которые в трудном своем подвиге стяжали божественное утешение и бранную помощь».
   Великий Варсонофий, когда один из братии прочитал ему в Патерике, что истинно желающий спастись должен прежде пожить в братстве, перенести, по примеру Господа, и досаждения, и поношения, и бесчестия, и прочее, и потом уже идти на совершенное безмолвие, которое есть восшествие на крест, т.е. умерщвление себя всему земному и мирскому, в ответ на это сказал: «Верно сказали отцы; иначе и быть не может». А другому сказал: «Прежде, нежели человек не войдет в себя самого и не возобладает собой, безмолвие порождает высокоумие, а обладает собой тот, кто совершен в смирении». И еще сказал: «Если дерзнешь ступить за свою меру или черту, знай, что потеряешь и то, что имел. Но держись середины, внимая воле Божией. Ибо, кто захочет обеспечалиться прежде времени, сложить с себя всякую заботу внешнюю и дела, тому общий враг подготовит гораздо более смущения, чем покоя, и доведет его до того, что вынужден будет сказать: «Лучше бы мне не родиться».
   Сказал же так святой потому, что с таковыми случаются многие обольщения, как говорит Григорий Синаит: «Многие в безмолвии неискусные подвергались прелести древле, и ныне подвергаются новоначальные и самочинные, и после многих трудов, за несмысленное свое безмолствование, бывали и бывают предметом смеха и поношения... Ибо памятование о Бозе, т.е. умная молитва — выше всех деланий и есть глава добродетелей точно так, как любовь Божия. И тот, кто бесстудно и дерзостно домогается внити к Богу, чтобы беседовать с Ним чисто и вселить Его в себя с понуждением, тот, говорю, удобно удовляется в смерть, если это будет попущено; ибо гордостно, и дерзко, и прежде времени, и недостоин будучи, устремляется к этой высоте. Одни только сильные и совершенные в состоянии противоборствовать бесам наедине и извлекать на них меч, иже есть глагол Божий, немощные же и новоначальные, не осмеливаясь прежде времени бороться и отрекаясь от брани, скрываются в твердыни опасения и благоговейного общежития и таким образом избегают смерти...»
   Слыша это, будем осмотрительны и прежде времени да не дерзнем простираться на высокое подвижничество, чтобы не потерпеть вреда и не погубить души. Соблюдая приличное время и среднюю меру, будем идти безопаснее и благонадежнее: средний путь, говорят писания святых, неподателен и непреткновенен.
   Приличным для безмолвия временем может быть то, которому предшествует предобучение себя в сожительстве с людьми, а средняя мера и средний путь есть сопребывание с одним или с двумя братиями, как написал святой Иоанн Лествичник: «Желающие работать Христу, да избирают приличные для сего места и образы жительства, которое может быть троякое: или — уединенное, отшельническое, или — безмолствование с одним, с двумя, или же — общежительное. «Не уклоняйся ни направо, ни налево», но «путем царским» иди», — присовокупил он из Писания (Втор. 5:32; Чис. 21:22).
   Из указанных образов жительства средний, т.е. безмолвное сопребывание с одним или с двумя, по мнению Иоанна Лествичника, для многих был гораздо благонадежнее. «Ибо, — говорит, — горе единому, когда впадет в уныние, или в сон, или в разленение, или в отчаяние: некому его в тот час. воздвигнуть и ободрить. В доказательство сего он приводит слова Самого Господа: «Идеже бо еста два или трие собраны во Имя Мое, тут есмь посреде их» (Мф. 18:20), — и изречение премудрого: «блази два паче единого» (Еккл. 4:9), т.е. благо отцу с сыном, при содействии Божественного Духа, совместно подвизаться: кто один без помощи другого вступит в брань против духов, тот умеряется от них — терпит от них более опасных уязвлений».
   Перечислив добрые нравы некоторых, святой Иоанн Лествичник сказал: «Таковым сопребывание с другими неполезно, они, под руководством наставника, от безмолвия, как из тихого пристанища, восходят на небо, не имея нужды в том обучении, в тех искушениях, которые происходят от молвы и соблазнов в общежитиях. Но тем, которые неискусны и еще побеждаются душевными страстями, отцы и прикасаться к безмолвию, наипаче же одиночеству не велели».
   Душевными страстями называют тщеславие, самомнение, лукавство и другие — от них происходящие. «Кто недугует сими страстями и, не смотря на сие, вступает в безмолвие, тот уподобляется человеку, выскочившему из корабля и на одной доске думающему безбедно достигнуть берега, — сказал Лествичник. Но те, которые борются с калом, т.е. с телесными страстями, могут исходить в уединенное житие, и то не просто, как прилучалось, но в свое время и если имеют наставника; ибо уединением требует крепости Ангельской. Стужаемые же от душевных страстей, пусть не дерзают и следа безмолвия видеть, да не потерпят исступления».
   Находим и иных многих, дивных и великих отцов, которые так учили и так творили, как это видно из их писаний. Так святой Исаак более всех отцов ублажает безмолвие, и святого Арсения Великого восхваляет как совершенного безмолвника; но и он имел служителей и учеников. Точно также и Нил Синайский и Даниил Скитский и многие другие, как повествуется в житиях их, имели учеников. И повсюду в писаниях обретаются похвалы и одобрения безмолвию, в сопребывании с одним или с двумя; какового сопребывания и мы были очевидцами, говорит о себе преподобный Нил, во святой горе Афонской, в странах цареградских и в иных многих местах.
   Если где живет духовный старец с одним или двумя, а по нужде и с тремя учениками, и если кто еще вблизи безмолствует, то они, в известное время, приходя друг к другу, между собой просвещаются духовными беседами. А мы — новоначальные и неразумные — вразумляемся и подкрепляемся один от другого, как написано: «брат от брата помогаем, яко град тверд» (Притч. 18:19), — и имеем непрелестного учителя — Богодухновенные Писания.
   Поэтому, нам кажется весьма удобным пребывание с одним или двумя верными братиями и единомудренными в деле Божием, да научаемся воле Божией от Священных Писаний. И если кому Бог даст разуметь больше, да назидает брат брата. Боримые же от бесов и стужаемые от страстей, да помогаем друг другу, как говорит святой Ефрем; и таким образом, благодатью Божией будем направляться на дела благие.
   Но когда хотим созидать безмолвное жительство, прежде всего, нужно предустроять себя молитвой, да даст нам Бог свойства, нужные к совершению его, как говорит Лествичник, т.е. терпеливое соседение — пребывание на одном месте — в одном деле, чтобы как положим начало сему, не быть нам в посмех врагам и в препятие — соблазн другим делателям — братии; но да пребудем в делах добрых — твердо, будучи сохраняемы благодатью Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, молитв ради Владычицы нашей Богородицы и всех святых, в подвигах добродетели просиявших.
   Нужно нам и то знать, что мы избираем место безмолвия, да отступим от неполезного мятежа, молвы и прочего, неугодного Богу, и пребудем в заповедях Его, все потребное приобретая трудами своими; если же нет, то помалу взимая милостыни, откуда усмотрит благость Его, но излишнего всячески избегая. Будем же делать то, что угодно Богу: пение, молитву, чтение и поучение в вещах духовных, рукоделие и труд в какой — либо работе. И тако, мало-помалу, по силе своей, приближаясь к Богу, во внутреннем человеке, будем воссылать во благих делах своих славу Отцу, и Сыну, и Святому Духу — Единому в Троице Богу, ныне и присно и во веки веков, аминь.

Послесловие

   В послесловии преподобный Нил говорит с какими расположениями предложил он Устав свой. «Сия убо Божией помощью возмогаеми, мы неразумнии, по мере худости нашего разума, написахом на воспоминание себе и подобным мне, иже в числе учимых суть, аще и произволяют. Не от себе же, яко в начале сих писаний рех, но от Богодухновенных Писаний святых отцов, просвещенных разумом. Вся бо, яже зде, не без свидетельства Божественных Писаний суть. И аще что обрящется в сих не угодно Богу и не полезно души, моего ради неразумия, да не будет то; но воля Божия, совершенная и благоприятная, да бывает: аз же прощения прошу. Аще ли же кто о сих вящше и полезнейше разумевает, той тако и да творит, мы же о сем радуемся. Аще же от сих кто пользу обрящет, и о мне грешном да помолится, да получу милость перед Богом».

Духовное завещание преподобного Нила

   «К сему и еще аз недостойный Нил, моих присных господий и братии, иже суть моего нрава, молю: по скончании моем повергните тело мое в пустыни, да изъядят е зверие и птицы, понеже согрешило есть Богу много, и недостойно есть погребения. Аще ли сице не сотворите, то ископавше ров на месте, идеже живем, со всяким бесчестием погребите мя. Бойтеся же слова, еже Великий Арсений завеща учеником своим, глаголя: на суде стану с вами, аще кому дадите тело мое. Тщание бо и мне было то, елико по силе моей, да не сподоблен буду чести и славы века сего ни которые, якоже в житии сем, тако и по смерти моей. Молю же всех, да помолятся о душе моей грешней, и прощения прошу от всех, и от мене прощение да будет: Бог да простит всех нас».
   «Конец достиже богодухновенным словесем».

Тропарь и кондак преподобному Нилу

Тропарь, глас 4

   Мирского жития отвергся, и мятежа житейского бегая, преподобие и богоносне отче наш Ниле, не обленился еси собрати цветы райские от писаний отеческих, и в пустыню вселився, процвел еси яко крин сельный: отнюдуже прешел еси и в небесные обители. Научи и нас, честно почитающих тя, твоим царским путем шествовати, и молися о душах наших.

Кондак, глас 8

   Терпя потерпел еси суетные обычаи и мирские нравы братии твоих, обрел еси пустынное безмолвие, преподобне отче, идеже постом, бдением и непрестанною молитвою в трудах подвизався, ученьми твоими правые стези указал еси нам шествовати ко Господу. Темже и почитаем тя, всеблаженне Ниле!

Проповедь иеросхимонаха Нила в день памяти преподобного Нила...

   Празднуя сладкую и всеосвященнейшую память преподобного отца нашего Нила, внимательно рассмотрим, какой жизнью и какими добродетелями он восшел на высоту святости и преподобия.
   Но прежде рассмотрим и протолкуем титло или название — преподобный.
   Это название имеет происхождение от слова: подобный. Например, напишет какой-либо живописец образ или портрет живого человека, и тот портрет будет подобен тому человеку. Но другой, искуснейший в сем художестве, напишет с того же человека образ искуснее и похожее первого; и первый может назваться подобным живому оному человеку, а другой, в сравнении с первым, преподобным, т.е. подобнейшим первого.
   При сотворении человека, Бог сказал: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему» (Быт. 1:26). А посему всякий человек, в разумной душе своей, имеет образ и подобие своего Творца Бога. Но не во всех соблюдается то подобие образа Божия. Ибо каждый, влагающий себя во многие грехи и скверные нечистоты, и, как свинья, валяющийся в скверне греховной, помрачил и обезобразил образ Божий и уподобился несмысленным скотам. И о, сколь далек такой от подобия Божия! А которые соблюдают себя от греховных скверн и благоуподобляются своему Господу Богу добрыми делами, в тех душевный Божий образ есть прекрасен и светел и подобен своему Создателю. И чем усерднее кто трудится в угождении Богу, тем светлее сияет в нем образ и подобие Божие.
   Кто из благочестивых мирян тщится угодить своему Владыке, живя в страхе Божием и ходя во. всех оправданиях Господних без порока, в душе того образ Божий подобен есть Богу. А кто отрекся от мира, и, восприяв монашеское житие, касается величайших подвигов бессупружного жительства и хранения беспорочной чистоты и повседневно подвизается в умерщвлении себя, в душе такого, угождающего Богу более мирянина, образ Божий есть подобнейший Богу. И потому угодивший Богу в иночестве называется преподобным. Многие из богоугождающих удобно уподобляются Христу в смирении, в кротости, в милосердии, в незлобии, в нелицемерной любви и в других добродетелях, бывающих без великого труда. И преимущественно живущие в мире могут и должны уподобляться Ему сими добродетелями. Не составляет чрезвычайного труда быть дружелюбным, милостивым, кротким, незлобивым, смиренным. Какой также труд никого не обижать, не убить, не украсть, не желать чужого, не воровать, не лгать, не осуждать, не укорять, и упражняться в прочих без особого труда творимых добродетелях, которыми благоговейно жительствующие бывают христоподобными? Но весьма мало подобящихся Христу в страданиях Его, в ношении со многим трудом креста и в распятии. Здесь зрим к виновнику сего нынешнего нашего торжества Нилу преподобному. Ибо он, чтобы подобнее изобразить в себе Христа распятого и сотвориться преподобным Ему, взял на себя крест иночества, и, терпеливо нося его, повседневно распинался на нем и умирал, говоря к Христу: Тебе ради умерщвляем есмь весь день (Пс. 43:23). О, истинный подобниче Христов Ниле преподобне! Ты не только подобен Христу Господу своему в духовном распятии твоем, но воистину и преподобен Ему, более иных подобнейший.
   Слушатели! Смерть есть двоякая: естественная и духовная, иначе смерть греху. Естественная есть общая, а духовная — только произволяющим. Ибо Господь говорит: Иже хощет по Мне идти, да отвержется себе и возмет крест свой, — значит, Он не принуждает никого, а кто сам хочет и произволяет. Мы же смотрим: кому смерть только одна естественная, а преподобному Христову угоднику две: прежде духовная, а потом естественная. Не может быть честна перед Господом смерть естественная, если не предварит духовная. И никто не получит Вечного Живота, если не будет умирать прежде смерти естественной духовной. И никто не внидет в Вечную Жизнь, если не избиет в себе греховные вожделения умерщвлением. О, сколь блажен научившийся быть прежде смерти мертвым греху и прежде погребения во гроб погребший свои страсти в умерщвленном своем теле!
   Такой-то смертью, прежде смерти, повседневно умирал преподобный Нил, отец наш. И когда мир и диавол покушались льщениями своими свести его с креста, всегда обретали его мертвым и недейственным. Ибо как кто гнушается мертвого трупа, едомого червями, так преподобный Нил презирал сей мир, как мертвый, не имеющий надежды вечного живота, непрестанно же едомый червями повседневных попечений, молв и мятежей. Итак от него отходили мир с диаволом без успеха и со срамом.
   Умирал преподобный Нил и по плоти своей, распиная все плотские вожделения различными умерщвлениями: «Яко Христов сущи, плоть распинаше со страстьми и похотьми» (Гал. 5:24). О, сколь сильный есть сей наш домашний враг и мало от кого побеждаемый! Наиболее же всего, весьма многие побеждаются от него. А что жалостнее всего, иногда одолевает он и святых. Столь силен враг — плоть наша! Сильный и досадный враг, ибо, всегда нападая, силится одолеть, и этим много оскорбляет подвизающегося. Превосходно сказано одним святым старцем: «Если кто может понесть скорбь плоти, тот пусть оставит все и бежит от мира сего, как Израиль от рабства Фараонова». Достойно рассуждения сие слово: «скорбь плоти». Где господствует плоть, а дух порабощен ей, там нет оскорбления плоти в сей жизни, но будет в будущей, — в геенне огненной. А где дух тщится господствовать над плотью, тут непрестанная скорбь, тягота и брань против плоти, борющей иногда природными, а иногда от искусителя воздвигаемыми греховными стремлениями. И тот по истине, есть истинный инок, кто может носить скорбь плоти; ибо бремя сие тяжело духу нашему, как гнилой труп живому человеку.
   В истории воспоминается некоторый мучитель Тиренинский царь, который мучил пленников таким бесчеловечным мучительством: трупы мертвых крепко привязывали к живым, прилагая лицо к лицу, руки к рукам, ноги к ногам; и живый носил мертвого, доколе согниет труп и смрадом своим уморит живого. О, какое ужасное мучительство!
   Подобный есть союз тела с духом. Грехолюбивое тело, всегда желающее скверных сластей, есть как труп смердящий. Возсмердеша, — говорит святой пророк Давид, — и «согниша раны моя, от лица безумия моего» (Пс. 37:6). А дух, нудящийся угодить Богу, есть как живой человек, взирающий к вечности. О, сколь тяжело живому человеку носить привязанный к себе мертвый труп! О, сколь великая тягость есть духу носить, т.е. терпеть плотские, греховные похоти и вожделения! О сем-то упоминает Апостол, говоря: «Окаянен аз человек; кто мя избавит от тела смерти сея?» (Рим. 7:24) Желание имам разрешитися.
   Итак, тот есть истинный инок и доблестный подвижник, кто может беспреткновенно понесть скорбь плоти.
   Хотящий увидать иночество преподобного Нила, пусть не испытует явных подвигов его. Напрасно будет такое испытание; ибо смиренномудрейший отец наш всемерно старался утаить подвиги свои от людей, затворяя тело в уединенной келлии в непроходимой пустыне, ум же и сердце углубляя в Боге, все втайне творил одному ведущему Богу: пощения, непрестанные молитвы, жесточайшие труды и различные умерщвления плоти, потому что богоносный отец наш научился от величайших светильников мира, просиявших в иночестве, ничего не творить на явление людям; ибо пишется о древних иноках, жительствовавших в египетских пустынях и скитах, что они не считали достойным инока то доброе дело, о котором другие знали; но считали свойственной иноку ту одну добродетель, о которой кроме Бога никто из людей не знал. О, божественного мудрования божественных мужей! О, высоты смирения во плоти живших ангелов! Итак, кто может испытать деяния инока, погруженного к глубину смирения? Воистину «исчезоша испытающие испытания» иноческих деяний, «приступит бо» мирской человек, но «сердце» смиренномудрого инока «глубоко». Такой нрав истинного иночествования соблюдал в себе преподобный Нил, во все дни, даже до честного своего преставления к Богу. А что всего удивительнее, не только в жизни своей, но и по смерти не хотел сподобленным быть никакой славы и чести от людей, как явно из завещания, написанного им ученикам его. О, чудо, братие! О, безмерного и высокотворного смирения великого отца!
   Итак, зрите все и разумейте, что он был совершеннейший инок, добре ведущий угашать все разженные стрелы лукавого и сокрушать все сети вражие. Ибо кто удобно преходит хитросплетенные сети диавольские, как не смиренномудрый? Сей великий отец наш дерзновенно мог сказать о себе апостольское слово: Подвизаюся, не яко воздух бияй, но умерщвляю тело мое и порабощаю е (1 Кор. 9:26—27); и оное речение: Господи, виждь смирение мое и труд мой. Ибо что иное было и все житие его в сей плачевной юдоли, как не повседневное мученичество! Каждая же капля пота его столь приятна была Господу, как и капли мученической крови, за Христа излиянной. Ибо равночестны суть поты трудолюбивого подвижника, ради Христовой любви повседневно умерщвляющего свою плоть, и кровь мученика, умирающего одним часом. Потому что приемлют равную благодать и чудодейственную силу. Подают ли исцеления святые мученики, излиявшие ради Христа свою кровь, — равно и преподобные подают исцеления. Чудодействуют ли мученики, — чудодействуют и преподобные. Ибо, угождая Христу, они излияли многие поты. Не дивно, что Павловы руки чудодействовали и подавали исцеления; ибо, будучи вязаны и биены, много пострадали они за Христа. Но дивно то, что главотяжи и убрусцы его, ничтоже страдавшие, имели ту же силу чудодействия, как и самые Павловы руки, как пишется об этом в Апостольских Деяниях. Равно имел чудесную силу Павлов пот, точимый в трудах, как и кровь его, в страданиях проливаемая. Не меньшие суть честности и капли потов преподобных, как и капли крови мучеников.
   Не последнейшая суть перед Богом излияния потов и твоих, преподобный отец наш Нил, вседневный мученик Христов. Мы веруем, что ты столько же угодил Богу твоими подвигами, сколько и святые мученики своими страданиями. Вот, слушатели, мы узнали преподобие святого отца нашего Нила, бывшее в иночестве его, когда на кресте своем духовном, распинаясь миру и всем похотям, он сораспялся Христу и победил все прилоги вражие, сотворившись мертвым и недейственным греху, живым же Богу, говоря с Апостолом: «Живу же не к тому аз, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20).
   Ты же, преподобие и богоносне отче наш Ниле, ныне предстоящий престолу Христову в Церкви торжествующих, не забудь нас, с любовью празднующих святую твою память, и от горнего восшествия назирай нашу худость. Отче наш благий! Милостивно призирай на чад твоих. Пастырю наш добрый! Не презри сего твоего стада. Хотя ты и отлучен от грешников твоей святыней, но не отлучайся от нас грешных, милосердием твоим, невидимо присутствуй нам, снабдевая рабы твоя и всегда во всем пособствуя и творя милостивым нам Владыку и Бога нашего твоими молитвами к Нему о нас. Виждь обитель, в которой мы жительствуем, освященную твоими священнейшими подвигами и потами, и место, в котором ты много трудился. И буди нам и всем, с любовью почитающим тебя, помощник, заступник, покровитель, защититель, промысленник и управитель нашей жизни. Ходатай наш теплый! Непримолчи, вопия к Господу о нас, и испроси мир мирови, благоверному же Императору нашему — тишину, благоденствие и одоление на врагов, и всем временные и вечные блага. Аминь.

Информация о первоисточнике

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).