Разбор сочинения доктора богослова, епископа Макария, под заглавием «Православно-догматическое богословие»
См. также: Православно-догматическое Богословие Том 1, Том 2
Рассматриваемое нами сочинение составляет собою редкое и самое отрадное явление в нашей богословской литературе, подобного коему она давно не видала на своем горизонте и, по всей вероятности, не скоро увидит опять. Самые иностранные богословские литературы, несмотря на их давнее развитие и вековые усовершенствования, не представляют, особенно в современности, творения с такими достоинствами, как православная догматика преосвященного Макария.
Богословие, как наука, подвинуто сим многоученным творением далеко вперед и много приобрело уже тем, что разоблачено в нем совершенно от схоластики и латинского языка и таким образом введено в круг русской литературы и предложено, так сказать, ко всеобщему употреблению для всех любителей богословских познаний. Но самая большая заслуга автора состоит в том, что в сочинении его в первый раз изображены со всею силою и убедительностию, ученым и вместе удобопонятным языком, те догматы и положения, коими Православная Церковь восточная отличается от всех прочих вероисповеданий христианских. После сего иностранный богослов не может сказать, что в восточной Церкви привыкли веровать в свои мнения безотчетно: ибо в новой православной догматике содержится такой отчет во всем, подобного коему доселе не представила большая часть Церквей неправославных, начиная с английской.
В подкрепление сих мнений да послужат следующие, несомненные справки и соображения.
1) Все доселе изданные в свет опыты Богословия отечественного можно разделить на два класса: одни составлены без строгой системы, в виде как бы отдельных трактатов, не связанных тесно между собою никакою общею, видимо в книге, мыслию, подобно тому как поступали в своих произведениях покойные схоластики. Сюда относятся догматики архимандритов: Иосифа Карпинского, Сильвестра Лебединского, Макария Петровича и иеромонаха Ювеналия Медведского. Другие, как-то преосвященные: Ириней Фальковский, Феофилакт Горский, протоиерей Терновский и архимандрит Антоний — держались известной системы, следуя плану, предначертанному еще Феофаном Прокоповичем, который разделил догматику на две половины: на учение о Боге в самом себе (de Deo ad intra) и на учение о Боге во вне, то есть, в Его действиях (de Deo ad extra). План очень изрядный, только не в приложении к Богословию христианскому; ибо нисколько не взят из сущности христианства, как бы следовало, почему и не приходится с удобностию к систематическому изложению догматов христианских. Для второй части Богословия по сему плану остается слишком много предметов в сравнении с первою; да притом в сем случае нет мысли, коею можно было бы связать и проникнуть все трактаты, в нее входящие.
Преосвященный Макарий умел вполне приметить и успешно избежать сего общего богословиям недостатка. За исходную точку для догматики, или за начало ее, он принял самое понятие о христианской религии, которая, по существу своему, есть не просто только первобытная религия, или естественный союз человека с Богом, как было до падения человека, но религия в ее дополненном чрез откровение и исправленном виде; — как союз падшего человека с Богом, восстановленный сверхъестественно чрез таинство искупления и благодати; а потому и состоит из двоякого рода догматов, из коих одни принадлежат ей, как религии вообще, другие, как религии восстановленной, сверхъестественной, христианской. В первых излагается учение о Боге и об отношении его к человеку — естественном и общем, какое имел к нему Бог еще в религии первобытной, естественной и имеет равно ко всем прочим существам мира, как их Творец и Промыслитель. Другие излагают учение о Боге как Спасителе человеков падших и об отношении Его к человеческому роду особенном, сверхъестественном, какое Бог имеет исключительно к нам грешным в религии восстановленной, как наш Искупитель, совершив дело спасения на кресте, как наш Освятитель, усвояющий нам это спасение посредством благодати Св. Духа, наконец как наш Судия и Мздовоздаятель, имеющий воздать по смерти каждому, смотря по тому, как он воспользовался спасением, для него приобретенным.— Такое разделение догматов и догматики, выходящее, можно сказать, из самого существа христианской религии, отличаясь естественностию, вполне соответствует своему предмету: здесь нет неудобств прежнего плана; части системы являются равными, выводятся из одного начала, проникаются до мелких подробностей одною господствующею мыслию, и, таким образом, действительно представляют из себя стройное и саморазвитое дело — науку. Такое разделение догматики, удовлетворяя вполне требованиям логики, получает новую цену от того, что таким образом изведен из-под спуда и пущен опять в дело древний способ изложения догматов христианских, коего держались постоянно (как это показывает сам автор) святые Отцы и учители вселенские, и который вышел из употребления и оставлен в забвении только потому, что не умели достойно оценить его и придать ему ученую систематическую обработку.
2) Еще более преимуществ рассматриваемая нами догматика имеет пред всеми прежними догматическими творениями в отношении к методу или способу раскрытия истин богословских. Здесь каждый догмат обозревается и раскрывается со всех сторон, с каких только он может с пользою явиться в науке: внимательный читатель, по прочтении каждого трактата, поставляется в состояние сам судить о нем (догмате) и в его начале и основаниях, и в его историческом развитии, и в его отношении к началам разума, и в его практических последствиях для сердца и жизни.
Рассмотрение всегда открывается обстоятельным изложением о предмете учения Церкви, как хранительницы Православия, — условие, без выполнения коего Православное Богословие, очевидно, не было бы достойно своего имени, и которое однако же весьма мало выполнялось во всех прежних богосло-виях. Автор напротив выполняет его со всем постоянством и усердием не только в отношении каждого трактата, но и каждой главы, даже иногда — параграфа. Таким образом учительницею догматов является у него сама Церковь, а он служит ей только верным истолкователем и покорным орудием. Это самое давно многие желали видеть в догматике и не видали доселе: теперь желание сие удовлетворено вполне. Ибо автор не ограничился в сем отношении приведением только главных пунктов церковного учения касательно главных догматов, но выставил оное (первых) с отчетливостию касательно всех прочих, — даже в отношении к некоторым частным истинам. Таким образом устранена совершенно печальная необходимость, прочитавши какой-либо богословский трактат, спрашивать: а так ли точно учит св. Церковь?
За изложением учения Церкви у автора всегда следует подтверждение его из Св. Писания: ибо Церковь преподает нам не свое учение и не от себя, а передает токмо то, что открыто самим Богом чрез пророков и апостолов в их Писаниях или Преданиях.
Этим изложением библейского учения о догматах занимались все прежние составители догматик, и большая часть их ограничивали сим все дело. Несмотря на то, и эта сторона догматики является у преосвященного Макария превосходнее, нежели как она находилась в прежних. Не только обилие текстов, но и выбор их, особенно раскрытие и приложение к доказываемому предмету заслуживают полную похвалу и не оставляют желать ничего более. Подобно сему можно было находить прежде только у Феофана Прокоповича, и то в меньшем размере и не с таким искусством.
Изложение догматов по смыслу Св. Писания возвышается и получает всегда новую цену у преосвященного Макария тем, что вслед за указанием на существование их в Св. Писании, всегда и с подробностию представляется, как сии же самые догматы постоянно существовали в Предании Церкви вселенской. Для сего в каждой главе являются целые ряды свидетелей сего Предания,— Отцы и учители Церкви первых шести веков. Без сего всегда мог возникать в уме читателя вопрос: а так ли понимали Св. Писание Соборы Вселенские и прежние учители Церкви, как оно изъясняется в догматике? Преосвященный Макарий (первый) вполне ответил на сей важный вопрос, со всею полнотою и основательностию, и сим оказал важную услугу Богословию как науке.
Не мало служит также к пояснению догматов у автора то, что он (чего не делали прежде, исключая двух-трех случаев у Феофана Прокоповича) призывает на помощь историю догматов, которая, по важности своей, давно составила из себя даже особую науку в иностранной литературе, а у нас оставалась в забвении. Благодаря обширным сведениям историческим, коих образцы показаны были в прежних исторических сочинениях автора, в Догматике его при каждом случае видим, как и почему учение Церкви касательно известных догматов определялось с той или другой стороны, в таких, а не других выражениях, что весьма много помогает к более глубокому уразумению учения церковного.
Имея в виду свойство духа времени, благоразумно также поступил автор, дав в своей Догматике место для беспристрастного взора здравого ума на догматы христианские. С одной стороны, это служит для успокоения пытливости умственной, особенно в юных слушателях, с другой, составляет постоянное доказательство, что вера и откровение не боятся никаких суждений и возражений разума, и во всяком случае только превышают его понятие (логическое), но никогда не противоречат его началам, кои сами, при углублении мыслию в их источник, все сводятся окончательно к вере в истину того, что необходимо представляется таковым в нашем сознании. Теоретические соображения автора об истинах христианства всегда отличается зрелостию, отчетливостию, основательностию и нередко богатством самых разнородных сведений, особенно в тех случаях, где опровергает он возражения неправомыслящих, заимствованные из разных отраслей естествознания, истории и других наук. В этих соображениях, кои в прежних Догматиках вовсе почти не имели места по самой их краткости, автор весьма удачно избег двух недостатков: направления рационалистического, господствующего ныне особенно в Германии, которое, отвергая авторитет Церкви и самой Библии, поставляет разум верховным судиею веры и, вследствие того, отвергает все, что есть в христианстве непостижимого,— и направления схоластического, по коему рассуждавшие о догматах по началам разума вдавались обыкновенно в излишние диалектические тонкости и занимались решением вопросов, не только не относящихся к положительному учению Церкви и Библии, но и не содержащих в себе никакой важности.
В нравственных выводах из догматов, коими заключается у автора каждая глава, конечно, не представляется новости, так как это нередко делалось в наших догматиках и прежде: но в прежних опытах они излагаемы были обыкновенно в виде кратких и сухих положений; а здесь являются каждый раз в приличной полноте, проникнуты христианским чувством и, как зрелый сочный плод, заставляют желать изведать их собственным вкусом на опыте.
Таким образом, метод, коему следовал автор, есть самый полный и всесторонний, удовлетворяющий требованиям самого любоиспытательного читателя, и посему весьма приличный кафедре академической, с коей автор преподавал свои уроки.
3) По такой ученой обработке и полноте, сочинение преосвященного Макария выполнило именно то самое, чего недоставало нашей богословской литературе. Феофан Прокопович начал было, как известно, излагать догматику в обширном размере; но он не довел ее сам и до половины. Последующие трактаты, доконченные по его плану другими, вообще кратки и не так обстоятельны; притом величина самого первого тома, особенно принадлежащего .Феофану, зависела между прочим от того, что здесь же помещены им предварительные общие трактаты о началах Богословия, что у преосвященного Макария составило предмет особого обширного и многоученого сочинения: «Введение в Православное Богословие». Опыты преосвященного Ири-нея Фальковского и Сильвестра также довольно обширны; но уступают творению Феофана, тем более преосвященного Макария. О других, еще кратчайших, опытах нет нужды и поминать.
Такая полнота, кроме обширности метода, по коему автор рассматривал также догматы истины с новых, не тронутых прежде сторон, зависела у него и от того, что он дал место в своей Догматике некоторым, дотоле вовсе не бывалым в ней, предметам, как например, очерк постепенного раскрытия догматов в Православной Церкви, история самой Догматики и проч.; а во-вторых, оттого, что он с особенною обстоятельностию и силою старался раскрывать и утверждать те догматы, кои составляют отличительный характер православного учения восточной Церкви и отвергаются или превращаются в других христианских вероисповеданиях, как например: учение о вечном происхождении Св. Духа от Бога Отца, о седми таинствах Церкви, о почитании и призывании на помощь Ангелов и святых, о молитвах за умерших и проч.
Вообще Догматика преосвященного Макария представляет собою такую систему православно-догматического Богословия, из которой всяк желающий может изучить истины нашей Православной веры основательно и во всей полноте, не только в отношении к вере, но и в приложении к жизни.
4) Это тем удобнее и легче, что вся система написана языком ясным и общевразумительным. Из прежних догматик наибольшая часть писаны были, сообразно тогдашнему обычаю, по-латыни, в виде учебника, по методу более или менее схоластическому, посему и могли быть доступны только людям, знакомым с языком латинским и привыкшим к формам схоластики, а для общества, для всего православного народа русского как бы не существовали. Другие, позднейшие опыты, хотя писаны и на русском языке, но также в виде собственно учебников и методом более или менее школьным, не для всякого легким и удобовразумительным. С другой стороны, эти опыты, по самой краткости и сжатости слога, не везде излагают истины с тою ясностию и полнотою, какие необходимы для большей части наших православных читателей. Догматика преосвященного Макария устранила все сии неудобства. Она написана чистым, правильным, современным русским языком, который легко может быть понимаем каждым, сколько-нибудь образованным и смыслящим человеком русским; написана не столько в форме академического учебника, сколько в виде общенародного руководства для изучения православных догматов, и потому освобождена от всех скучных и тяжелых форм схоластики, почти неизбежных в кратких школьных учебниках. Наконец, при той полноте, которую избрал для себя автор в изложении истин веры, при его особенном даре выражаться о самых возвышенных предметах просто и ясно, он умел достигнуть в своем сочинении высшей степени общепонятности. Со всею справедливостию можно сказать, что наука православно-догматического Богословия, которая доселе как наука была исключительно достоянием школы, выведена автором из тесных стен ее в область действительной жизни и предложена для общественного употребления.
Вообще «Православно-догматическое Богословие» преосвященного Макария, нами рассматриваемое, представляет:
a) Труд — совершеннейший из всех, какие являлись у нас доселе на том же поприще; и не только равняющийся по ученой обработке с лучшими современными иностранными опытами, но и в немалых отношениях далеко их превосходящий.
b) Труд самостоятельный и оригинальный, потому что автор ни в системе, ни в методе, ни в способе изложения истин не следовал никакому из отечественных и иностранных богословов, а шел своим путем, глубоко обдуманным и верно преднамеренным, черпал сведения из первых источников, из коих многие им собственно найдены и все им значительно разработаны, и таким образом при неутомимом труде воздвигнуто стройное и громадное целое, которое, при всем желании подобных явлений, по всей вероятности, на долго останется единственным.
c) Труд, удовлетворяющий всем современным требованиям науки, по стройной системе и выводу всех частей и истин из одного начала, по глубокой и обширной учености автора, по господствующему историческому направлению, столь сродному Богословию, как науке положительной, по отличной ясности и вразумительности в способе раскрытия истин, даже по слогу чисто русскому, постоянно носящему притом на себе печать здравого вкуса.
d) Труд, составляющий важную заслугу не только для науки православного Богословия, которую автор несомненно подвинул весьма далеко вперед,— не только для духовного нашего образования, в истории которого появление на свет Догматики его послужит некогда одною из замечательнейших эпох: но и вообще для всей Церкви Русской, для всех православных соотечественников, кои получают в этом труде, чего давно желали, возможно полное, стройное, основательное и общедоступное изложение отличительных догматов своей Церкви, столь драгоценных для их ума и сердца.
По всем сим достоинствам, «Православно-догматическому Богословию» преосвященного Макария, по мнению моему, принадлежит полное право на полную премию Демидовскую, коей давно заслуживали еще прежние историко-богословские труды автора, обратившие на себя внимание всех, занимающихся движением наук и просвещения в нашем Отечестве.
Рассматриваемое нами сочинение составляет собою редкое и самое отрадное явление в нашей богословской литературе, подобного коему она давно не видала на своем горизонте и, по всей вероятности, не скоро увидит опять. Самые иностранные богословские литературы, несмотря на их давнее развитие и вековые усовершенствования, не представляют, особенно в современности, творения с такими достоинствами, как православная догматика преосвященного Макария.
Богословие, как наука, подвинуто сим многоученным творением далеко вперед и много приобрело уже тем, что разоблачено в нем совершенно от схоластики и латинского языка и таким образом введено в круг русской литературы и предложено, так сказать, ко всеобщему употреблению для всех любителей богословских познаний. Но самая большая заслуга автора состоит в том, что в сочинении его в первый раз изображены со всею силою и убедительностию, ученым и вместе удобопонятным языком, те догматы и положения, коими Православная Церковь восточная отличается от всех прочих вероисповеданий христианских. После сего иностранный богослов не может сказать, что в восточной Церкви привыкли веровать в свои мнения безотчетно: ибо в новой православной догматике содержится такой отчет во всем, подобного коему доселе не представила большая часть Церквей неправославных, начиная с английской.
В подкрепление сих мнений да послужат следующие, несомненные справки и соображения.
1) Все доселе изданные в свет опыты Богословия отечественного можно разделить на два класса: одни составлены без строгой системы, в виде как бы отдельных трактатов, не связанных тесно между собою никакою общею, видимо в книге, мыслию, подобно тому как поступали в своих произведениях покойные схоластики. Сюда относятся догматики архимандритов: Иосифа Карпинского, Сильвестра Лебединского, Макария Петровича и иеромонаха Ювеналия Медведского. Другие, как-то преосвященные: Ириней Фальковский, Феофилакт Горский, протоиерей Терновский и архимандрит Антоний — держались известной системы, следуя плану, предначертанному еще Феофаном Прокоповичем, который разделил догматику на две половины: на учение о Боге в самом себе (de Deo ad intra) и на учение о Боге во вне, то есть, в Его действиях (de Deo ad extra). План очень изрядный, только не в приложении к Богословию христианскому; ибо нисколько не взят из сущности христианства, как бы следовало, почему и не приходится с удобностию к систематическому изложению догматов христианских. Для второй части Богословия по сему плану остается слишком много предметов в сравнении с первою; да притом в сем случае нет мысли, коею можно было бы связать и проникнуть все трактаты, в нее входящие.
Преосвященный Макарий умел вполне приметить и успешно избежать сего общего богословиям недостатка. За исходную точку для догматики, или за начало ее, он принял самое понятие о христианской религии, которая, по существу своему, есть не просто только первобытная религия, или естественный союз человека с Богом, как было до падения человека, но религия в ее дополненном чрез откровение и исправленном виде; — как союз падшего человека с Богом, восстановленный сверхъестественно чрез таинство искупления и благодати; а потому и состоит из двоякого рода догматов, из коих одни принадлежат ей, как религии вообще, другие, как религии восстановленной, сверхъестественной, христианской. В первых излагается учение о Боге и об отношении его к человеку — естественном и общем, какое имел к нему Бог еще в религии первобытной, естественной и имеет равно ко всем прочим существам мира, как их Творец и Промыслитель. Другие излагают учение о Боге как Спасителе человеков падших и об отношении Его к человеческому роду особенном, сверхъестественном, какое Бог имеет исключительно к нам грешным в религии восстановленной, как наш Искупитель, совершив дело спасения на кресте, как наш Освятитель, усвояющий нам это спасение посредством благодати Св. Духа, наконец как наш Судия и Мздовоздаятель, имеющий воздать по смерти каждому, смотря по тому, как он воспользовался спасением, для него приобретенным.— Такое разделение догматов и догматики, выходящее, можно сказать, из самого существа христианской религии, отличаясь естественностию, вполне соответствует своему предмету: здесь нет неудобств прежнего плана; части системы являются равными, выводятся из одного начала, проникаются до мелких подробностей одною господствующею мыслию, и, таким образом, действительно представляют из себя стройное и саморазвитое дело — науку. Такое разделение догматики, удовлетворяя вполне требованиям логики, получает новую цену от того, что таким образом изведен из-под спуда и пущен опять в дело древний способ изложения догматов христианских, коего держались постоянно (как это показывает сам автор) святые Отцы и учители вселенские, и который вышел из употребления и оставлен в забвении только потому, что не умели достойно оценить его и придать ему ученую систематическую обработку.
2) Еще более преимуществ рассматриваемая нами догматика имеет пред всеми прежними догматическими творениями в отношении к методу или способу раскрытия истин богословских. Здесь каждый догмат обозревается и раскрывается со всех сторон, с каких только он может с пользою явиться в науке: внимательный читатель, по прочтении каждого трактата, поставляется в состояние сам судить о нем (догмате) и в его начале и основаниях, и в его историческом развитии, и в его отношении к началам разума, и в его практических последствиях для сердца и жизни.
Рассмотрение всегда открывается обстоятельным изложением о предмете учения Церкви, как хранительницы Православия, — условие, без выполнения коего Православное Богословие, очевидно, не было бы достойно своего имени, и которое однако же весьма мало выполнялось во всех прежних богосло-виях. Автор напротив выполняет его со всем постоянством и усердием не только в отношении каждого трактата, но и каждой главы, даже иногда — параграфа. Таким образом учительницею догматов является у него сама Церковь, а он служит ей только верным истолкователем и покорным орудием. Это самое давно многие желали видеть в догматике и не видали доселе: теперь желание сие удовлетворено вполне. Ибо автор не ограничился в сем отношении приведением только главных пунктов церковного учения касательно главных догматов, но выставил оное (первых) с отчетливостию касательно всех прочих, — даже в отношении к некоторым частным истинам. Таким образом устранена совершенно печальная необходимость, прочитавши какой-либо богословский трактат, спрашивать: а так ли точно учит св. Церковь?
За изложением учения Церкви у автора всегда следует подтверждение его из Св. Писания: ибо Церковь преподает нам не свое учение и не от себя, а передает токмо то, что открыто самим Богом чрез пророков и апостолов в их Писаниях или Преданиях.
Этим изложением библейского учения о догматах занимались все прежние составители догматик, и большая часть их ограничивали сим все дело. Несмотря на то, и эта сторона догматики является у преосвященного Макария превосходнее, нежели как она находилась в прежних. Не только обилие текстов, но и выбор их, особенно раскрытие и приложение к доказываемому предмету заслуживают полную похвалу и не оставляют желать ничего более. Подобно сему можно было находить прежде только у Феофана Прокоповича, и то в меньшем размере и не с таким искусством.
Изложение догматов по смыслу Св. Писания возвышается и получает всегда новую цену у преосвященного Макария тем, что вслед за указанием на существование их в Св. Писании, всегда и с подробностию представляется, как сии же самые догматы постоянно существовали в Предании Церкви вселенской. Для сего в каждой главе являются целые ряды свидетелей сего Предания,— Отцы и учители Церкви первых шести веков. Без сего всегда мог возникать в уме читателя вопрос: а так ли понимали Св. Писание Соборы Вселенские и прежние учители Церкви, как оно изъясняется в догматике? Преосвященный Макарий (первый) вполне ответил на сей важный вопрос, со всею полнотою и основательностию, и сим оказал важную услугу Богословию как науке.
Не мало служит также к пояснению догматов у автора то, что он (чего не делали прежде, исключая двух-трех случаев у Феофана Прокоповича) призывает на помощь историю догматов, которая, по важности своей, давно составила из себя даже особую науку в иностранной литературе, а у нас оставалась в забвении. Благодаря обширным сведениям историческим, коих образцы показаны были в прежних исторических сочинениях автора, в Догматике его при каждом случае видим, как и почему учение Церкви касательно известных догматов определялось с той или другой стороны, в таких, а не других выражениях, что весьма много помогает к более глубокому уразумению учения церковного.
Имея в виду свойство духа времени, благоразумно также поступил автор, дав в своей Догматике место для беспристрастного взора здравого ума на догматы христианские. С одной стороны, это служит для успокоения пытливости умственной, особенно в юных слушателях, с другой, составляет постоянное доказательство, что вера и откровение не боятся никаких суждений и возражений разума, и во всяком случае только превышают его понятие (логическое), но никогда не противоречат его началам, кои сами, при углублении мыслию в их источник, все сводятся окончательно к вере в истину того, что необходимо представляется таковым в нашем сознании. Теоретические соображения автора об истинах христианства всегда отличается зрелостию, отчетливостию, основательностию и нередко богатством самых разнородных сведений, особенно в тех случаях, где опровергает он возражения неправомыслящих, заимствованные из разных отраслей естествознания, истории и других наук. В этих соображениях, кои в прежних Догматиках вовсе почти не имели места по самой их краткости, автор весьма удачно избег двух недостатков: направления рационалистического, господствующего ныне особенно в Германии, которое, отвергая авторитет Церкви и самой Библии, поставляет разум верховным судиею веры и, вследствие того, отвергает все, что есть в христианстве непостижимого,— и направления схоластического, по коему рассуждавшие о догматах по началам разума вдавались обыкновенно в излишние диалектические тонкости и занимались решением вопросов, не только не относящихся к положительному учению Церкви и Библии, но и не содержащих в себе никакой важности.
В нравственных выводах из догматов, коими заключается у автора каждая глава, конечно, не представляется новости, так как это нередко делалось в наших догматиках и прежде: но в прежних опытах они излагаемы были обыкновенно в виде кратких и сухих положений; а здесь являются каждый раз в приличной полноте, проникнуты христианским чувством и, как зрелый сочный плод, заставляют желать изведать их собственным вкусом на опыте.
Таким образом, метод, коему следовал автор, есть самый полный и всесторонний, удовлетворяющий требованиям самого любоиспытательного читателя, и посему весьма приличный кафедре академической, с коей автор преподавал свои уроки.
3) По такой ученой обработке и полноте, сочинение преосвященного Макария выполнило именно то самое, чего недоставало нашей богословской литературе. Феофан Прокопович начал было, как известно, излагать догматику в обширном размере; но он не довел ее сам и до половины. Последующие трактаты, доконченные по его плану другими, вообще кратки и не так обстоятельны; притом величина самого первого тома, особенно принадлежащего .Феофану, зависела между прочим от того, что здесь же помещены им предварительные общие трактаты о началах Богословия, что у преосвященного Макария составило предмет особого обширного и многоученого сочинения: «Введение в Православное Богословие». Опыты преосвященного Ири-нея Фальковского и Сильвестра также довольно обширны; но уступают творению Феофана, тем более преосвященного Макария. О других, еще кратчайших, опытах нет нужды и поминать.
Такая полнота, кроме обширности метода, по коему автор рассматривал также догматы истины с новых, не тронутых прежде сторон, зависела у него и от того, что он дал место в своей Догматике некоторым, дотоле вовсе не бывалым в ней, предметам, как например, очерк постепенного раскрытия догматов в Православной Церкви, история самой Догматики и проч.; а во-вторых, оттого, что он с особенною обстоятельностию и силою старался раскрывать и утверждать те догматы, кои составляют отличительный характер православного учения восточной Церкви и отвергаются или превращаются в других христианских вероисповеданиях, как например: учение о вечном происхождении Св. Духа от Бога Отца, о седми таинствах Церкви, о почитании и призывании на помощь Ангелов и святых, о молитвах за умерших и проч.
Вообще Догматика преосвященного Макария представляет собою такую систему православно-догматического Богословия, из которой всяк желающий может изучить истины нашей Православной веры основательно и во всей полноте, не только в отношении к вере, но и в приложении к жизни.
4) Это тем удобнее и легче, что вся система написана языком ясным и общевразумительным. Из прежних догматик наибольшая часть писаны были, сообразно тогдашнему обычаю, по-латыни, в виде учебника, по методу более или менее схоластическому, посему и могли быть доступны только людям, знакомым с языком латинским и привыкшим к формам схоластики, а для общества, для всего православного народа русского как бы не существовали. Другие, позднейшие опыты, хотя писаны и на русском языке, но также в виде собственно учебников и методом более или менее школьным, не для всякого легким и удобовразумительным. С другой стороны, эти опыты, по самой краткости и сжатости слога, не везде излагают истины с тою ясностию и полнотою, какие необходимы для большей части наших православных читателей. Догматика преосвященного Макария устранила все сии неудобства. Она написана чистым, правильным, современным русским языком, который легко может быть понимаем каждым, сколько-нибудь образованным и смыслящим человеком русским; написана не столько в форме академического учебника, сколько в виде общенародного руководства для изучения православных догматов, и потому освобождена от всех скучных и тяжелых форм схоластики, почти неизбежных в кратких школьных учебниках. Наконец, при той полноте, которую избрал для себя автор в изложении истин веры, при его особенном даре выражаться о самых возвышенных предметах просто и ясно, он умел достигнуть в своем сочинении высшей степени общепонятности. Со всею справедливостию можно сказать, что наука православно-догматического Богословия, которая доселе как наука была исключительно достоянием школы, выведена автором из тесных стен ее в область действительной жизни и предложена для общественного употребления.
Вообще «Православно-догматическое Богословие» преосвященного Макария, нами рассматриваемое, представляет:
a) Труд — совершеннейший из всех, какие являлись у нас доселе на том же поприще; и не только равняющийся по ученой обработке с лучшими современными иностранными опытами, но и в немалых отношениях далеко их превосходящий.
b) Труд самостоятельный и оригинальный, потому что автор ни в системе, ни в методе, ни в способе изложения истин не следовал никакому из отечественных и иностранных богословов, а шел своим путем, глубоко обдуманным и верно преднамеренным, черпал сведения из первых источников, из коих многие им собственно найдены и все им значительно разработаны, и таким образом при неутомимом труде воздвигнуто стройное и громадное целое, которое, при всем желании подобных явлений, по всей вероятности, на долго останется единственным.
c) Труд, удовлетворяющий всем современным требованиям науки, по стройной системе и выводу всех частей и истин из одного начала, по глубокой и обширной учености автора, по господствующему историческому направлению, столь сродному Богословию, как науке положительной, по отличной ясности и вразумительности в способе раскрытия истин, даже по слогу чисто русскому, постоянно носящему притом на себе печать здравого вкуса.
d) Труд, составляющий важную заслугу не только для науки православного Богословия, которую автор несомненно подвинул весьма далеко вперед,— не только для духовного нашего образования, в истории которого появление на свет Догматики его послужит некогда одною из замечательнейших эпох: но и вообще для всей Церкви Русской, для всех православных соотечественников, кои получают в этом труде, чего давно желали, возможно полное, стройное, основательное и общедоступное изложение отличительных догматов своей Церкви, столь драгоценных для их ума и сердца.
По всем сим достоинствам, «Православно-догматическому Богословию» преосвященного Макария, по мнению моему, принадлежит полное право на полную премию Демидовскую, коей давно заслуживали еще прежние историко-богословские труды автора, обратившие на себя внимание всех, занимающихся движением наук и просвещения в нашем Отечестве.
Информация о первоисточнике
При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).
Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).
© Онлайн библиотека сайта Православие и мир, 2011–2024
В Православной электронной библиотеке
использованы материалы
"Издательства сестричества им. свт. Игнатия Ставропольского";
онлайн-библиотек
pagez.ru,
lib.eparhia-saratov.ru,
wco.ru,
sedmitza.ru,
pravbeseda.ru,
orthlib.ru
и других открытых ресурсов.