Это слово числится как первое среди изданных Мнср. Жюжи в хронологическом порядке сохранившихся проповедей св. Геннадия II (Георгия) Схолария, патриарха Константинопольского. Произнесено оно было, как полагает издатель его, 25 марта 1437 г. Произнесено оно было в торжественной обстановке в царских палатах, в присутствии царя Иоанна VIII Палеолога и всего сената, как и иные проповеди, принадлежавшие его, так сказать, дворцовому периоду. И те времена св. Геннадий был еще мирянином, философом, аристократом, занимавшим высокие государственные посты. Он был тогда сравнительно молодым человеком.
Слово на Благовещение написано по всем правилам ораторского искусства: предисловие, изложение, полемика (хотя и в малой степени) и эпилог. Слово это — пространно и, подобно Слову на Благовещение, принадлежащему перу Феофана, митрополита Никейского, современника св. Григория Паламы, является самым обширным произведением на эту тему в святоотеческой литературе. Это, в сущности, не проповедь, а богословский трактат, чтение которого должно было занять не менее трех часов. Несомненно, все слушатели удобно сидели в это время. Возможно, что были и перерывы. Возможно, что после того как автор, закончив часть чтения, говорил «Εἶεν» («Пусть так!» «Ладно!»), следовал отдых для оратора и слушателей. Возможно, что во время перерыва гостям предлагалось и угощение. Во время жизни преподобного Романа Сладкопевца, как известно, хор и чтец-солист по праздникам исполняли кондаки во дворце царя. И сами цари, случалось, произносили свои проповеди и читали свои богословские трактаты. Слова св. Геннадия (Георгия) Схолария были предназначены для самой элиты образованных византийцев. Его речи — трудны, часто даже очень трудны, исполнены глубоких мыслей, богословских и философских терминов, принадлежащих древнегреческой образованности. Речи византийских проповедников позднего времени являются тем уникумом, который исчез вместе с Византийской империей. Византийские церковные ораторы представляли себе, что они находятся на арене некоей Олимпиады и состязаются с другими ораторами на получение лаврового венка. Это безобидная дань классицизму, которая жила вместе с эллинской культурой вплоть до падения Константинополя, а затем перешла на Запад.
Схоларий в своем слове на Благовещение Пресвятой Богородицы идет к самым истокам человеческого бытия, говорит о создании Богом человека и о предназначенной ему светлой судьбе, а затем говорит о грехопадении и беспомощности человечества спастись своими силами. Для спасения человека необходимо было Пришествие в мip Спасителя. Была необходимость в Воплощении Божием, а для этого была необходима безгрешная и святейшая Дева. Которая стала бы Матерью Божией. Пока в человечестве не находилось такой прекрасной Девы, Воплощение было невозможно. Пресвятая Дева Мария стала Божией Матерью в силу двух причин: Ее личной святости, превышающей всякую возможную на земле святость, и в силу благодати Божией, приготовляющей Ее к служению Матери Слова Божия. Схоларий подробно рисует нам духовные качества Пресвятой Девы. Подобно другим авторам, бывшим прежде него, он создает диалог между Пресвятой Девой и архангелом Гавриилом, возвестившим Ей чудо Благовещения. Автор подробно объясняет значение слов архангела, а также ответа Пресвятой Девы Марии. Он разъясняет, почему воплотилось и стало человеком не иное Лицо Св. Троицы, а именно Второе Лицо, Божественное Слово. Затем автор сравнивает день Благовещения с остальными днями и праздниками, с днем, когда Бог сотворил человека, с днем Воскресения Христова и с днем Второго Пришествия Спасителя, и говорит, что день Благовещения как день начала «воссоздания человека» преимуществует над всеми другими днями. Воссоздание человека служит началом для воссоздания всего мipa, всей природы. Говорит он о том, что Христос пришел разрушить средостение, разделявшее нас с Богом, и примирить нас с Богом, «уплатив за наши грехи». Здесь, возможно, сказывается и некоторое влияние богословия Фомы Аквината на образ мыслей автора.
Автор прекрасно рассуждает о значении Пресвятой Девы как Предстательницы за человеческий род. Кончает он свою речь такими словами: «Да будет снисходителен к нам Владыка, а посему — и Ты, Которой мы столь докучаем. Да, Дево и Богородице, наша Единая Предстательница к Рожденному от Тебя, Богу!» При конце слова (§ 61—62) автор говорит о бедственном положении греческого народа и выражает надежду, что христианские народы Востока и Запада перестанут спорить о догмате и составят союз в борьбе с нечестивыми (т. е. турками), и «бедственно разделенная Церковь найдет мир и сольется в одно». Эти чаяния автора отражают те настроения, которые господствовали в те времена в Константинополе в ожидании начала переговоров между греками и латинянами на соборе в Италии. Схоларий и по своему положению «генерального секретаря императора», и по своему личному убеждению верил в возможность такого соединения Церквей, и эта его вера нашла себе место в заключительной главе его слова на Благовещение Пресвятой Богородицы.
Георгия Куртезия Схолария Слово на Благовещение Пресвятыя Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии
1. Поистине, всякому живому существу присуще врожденное в нем чувство любви к жизни и к существованию, хотя некоторые из них не обладают той же степенью сознания, а другие не могут обнаружить прочим это наслаждение: что же касается человека, то настолько больше, чем они, он радуется жизни, что отнюдь не возможно, чтобы это осталось скрытым, и как преимущий над всеми прочими и, выражая это в сумме, «умаленный малым чим от ангел» (Пс. 8:5), он и живет с большим наслаждением, чем они. И, вот, во всякое иное время, не только когда ему выпало проводить жизнь в легкости и в удобстве, но и когда ему приходится трудно, человек обнаруживает присущую ему жизнерадостность; потому что просто для того, чтобы просуществовать и прокормиться, людям необходимо нести много труда; хотя, следует заметить, что при этом многие трудятся паче необходимости, как бы имеющие постигнуть вечные блага, или как имеющие личную нужду в тех вещах, которыми вообще все люди в равной степени пользуются. И, вот, на основании того, что человек празднует тот день, который наступает каждый год, — день своего рождения, когда он был причислен к живым существам, можно легко заметить, что человек является жизнерадостным существом; и теперь каждый из нас празднует день своего рождения просто в память сего и проводит этот день в сердечной радости и в благочестивых чувствах, связанных с памятью этого дня; было же некогда время, когда, наравне со многими иными (языческими) народами, мы отнюдь не считали этот день за маловажным, но каждый полностью принадлежал этому дню и всем чем мог оказывал ему честь и много полагал труда, задолго заранее приготовляясь к этому дню, как бы к некоему чудесному торжеству. Но время, прекрасно поступая, прекратило все эти крайности; однако почитание этого дня все же осталось в равной степени и у более низких и у более высоких сословий; таким образом, на основании сего, очевиднейшим образом является, что людям в особенности присущи это общее свойство и инстинкт жизни, которые непосредственно заложены в них по природе. Итак, людям отрадно просто жить и существовать; но разве не во много ли раз больше наслаждался бы жизнью тот, кто при этом обладал бы счастливой жизнью, и не отраднее ли этой (нынешней) жизни, которая так скоро кончается, та жизнь, которая никогда не приходит к концу и которая до такой степени божественна и возвышенна и которую мог бы кто назвать в истинном смысле слова «отрадной» для желающих оценить ее при сравнении с этой до такой степени претрудной и уничиженной (нынешней жизнью)? Если же самый факт жизни приводит к тому, что мы с таким тшанием почитаем тот день, когда мы пришли в бытие, то, по справедливости, не гораздо ли более нам долженствует священно чтить тот день, который нам возвратил Отеческое наследие, против которого злоумыслил враждовавший прежде всего против Него (или: сего): день, который отверз для нас Небо и жительство на Небесах, заключенные, можно сказать, чуть ли не от самого начала существования человеческого рода; (и не следует ли нам так поступать), разве если бы кто счел, что, радуясь меньшему, бо́льшие блага следует оставить без внимания и, считая великим благом жизнь, прекрасный образ жизни (следует) не до такой степени ценить.
2. Так, поелику, действительно, следует в гораздо большей мере радоваться сим вещам и находить в них наслаждение и праздновать тот день, который предвозвестил их, и если кто положил начало таковым благам для нас, того достоит всеми нашими возможностями оценить и почтить и долженствует воздать ему величайшую благодарность, на что никто из здравомыслящих не стал бы возражать, то (следует признать, что), после Бога, нет иного Блага более возвышенного и Причины более преимущественной, чем ДЕВА, как и нет никакого иного начала по времени более непосредственного, чем оный День, который настоящий день (т. е. праздник Благовещения) изображает: потому что снять с себя хитон рабства и облечься в тогу усыновления и стать не подвластным наказанию, вместо же сего восприять венцы, и оставить землю, возвыситься же на Небо, и избежать уз насильника, приступить же к Владычней Трапезе и вместе с этим стать участником всех величайших благ — всему этому, как бы от некоего барьера, т. е. с сегодняшнего дня, Матерь Слова положила начало. Итак, нам поэтому долженствует всегда словами и делами воздавать честь Деве; и за те блага, происходящие от Нее в отношении нас, которыми мы насладились, нам достоит приносить благодарение Ей, более, чем что-либо, совершая это в течение всей нашей жизни, не только потому, что те блага, которыми тогда изначала Она облагодетельствовала человеческое естество, велики и многочисленны, так что никто, как бы ни пытался в течение всей своей жизни соблюсти должное, не возможет воздать Ей (соответствующее) благодарение; кроме того, было бы чудовищным, если бы кто, наслаждаясь достоинством последующих (проистекающих от Нее благ), хотя бы по силам, считая своим долгом исполнить все возможное, не сделал бы этого с готовностью, — но и по той причине, что Она отнюдь не перестает оказывать нам благодеяния, было бы несправедливым и неблагородным воздавать Ей почитание, ограниченное лишь на некие определенные времена, в то время как Она не ставит какой-либо границы Своим дарам нам, так чтобы с нашей стороны, единожды воздав Ей благодарение, и то весьма малое, на этом и остановиться, потому что, вот, Дева, не единожды (только) облагодетельствовав нас, на этом и остановилась, но стала для нас Сокровищницей благ и приснотекущим Источником дарований, так что блага, истекающие от Нее, неким образом уподобились загадке: потому что он (этот Источник) для каждого поколения, в силу Ее Самой, коснулся входов в жизнь (каждого человека); так что как ребенок принимает свое естество от родителя, так сообразно Ей (поколения за поколениями) возмогли бы стать участниками благодатей (дарований Божиих); не менее следовало, чтобы у принимающих не было бы недостатка в благолепии, и у возрастающих, которые еще не были очищены, хватило бы чистоты дли стяжания дерзновения (пред Богом) — потому что таким обратим происходит духовное преуспеяние каждого, и это преуспеяние совершается силою благодати (милости), проистекающей от Девы для каждого отдельно, и происходит в совершенно индивидуальном порядке, так что как будто до него никто не сподобился сей благодати. Таким образом. Она не только от начала позаботилась о нас в отношении наилучших вещей, лучше которых невозможно и желать, но и новую всегда заботу Она проявляет; каждому из приобретающих (Ее благодать) Она отверзает врата Царства, делая это до такой степени прекрасно, словно все Ее служение заключается в этом одном; если же и доныне Она отнюдь не перестает оказывать благодеяния, как общие для всех, так и личные для каждого, то ужели же нет нужды, чтобы и мы со своей стороны к общественным восхвалениям Ее присовокупляли и свои личные: составляли и по всякому поводу создавали и возносили Ей свои индивидуальные похвалы? Я же полагаю и совершенно уверен, что если долженствует искать в жизни нечто такое, чему, отдав предпочтение, мы готовы были бы сочесть это за наипрекрасное и к этому стремиться и ничего не упустить для достижения сего, то признаю, что невозможно найти что-либо, что было бы превосходнее того, что относится к Деве; и нам следует проявить старательность и желать всеми доступными нам средствами отплатить Ей благодарностью.
3. Итак, вот, как я выше сказал, для рассуждений о Деве время всегда благоприятно, и только в этом отношении не следует сохранять принцип, указанный Премудрым (Соломоном, говорящим, что «всему — свое время», Еккл. 3:1), ни искать некоего особого времени для рассуждений, сегодняшний же день, который примирил Владыку с нами, представил попечительство (о нас) Девы и положил нам начало счастью, сущему сверх всякой надежды и упорядочил (или «украсил») настоящую жизнь, будущей же жизни отверз наслаждение для желающих восхитить его, — этот день заслуживает того, чтобы мы во много большей мере почтили его и словами, и рукоплесканиями, и ликованием, и прочими способами, выражающими радость, ради исправления образа жизни и перемены духовного расположения на лучшее состояние, и ради тех добродетелей, которыми кто процветает, а вместе с тем и ради нашей пользы это совершающие и радующиеся преизбытку благ, а вместе с тем и угождающие Причине их. Потому что, конечно, Дева радуется всему этому, и тем более близкому Ей и дорогому, чем иное прочее, лобзает (приемлет) же (наш) дар, хотя бы он был и весьма малый, однако соответственный силам дающего его; радуется же Она не за Себя, приемля дары от иных, а также сплетения похвальных речей (потому что у Нее нужда в приносимых Ей от нас дарах ничуть не большая, чем у солнечных лучей, как мог бы кто сказать, нужда в светильниках, зажигаемых на земле для того, чтобы прибавить им бо́льшую светозарность), но Она желает, чтобы облагодетельствованные Ею всегда помнили о Ее дарах и со своей стороны старались воздать за них; желает же Она этого как бы из опасения, чтобы не остались скрытыми те, кто растлевает неразумием благоразумных, и не подъяли эти последующего наказания за неблагодарность, и в результате всего дело служения и любви, долженствующие Ей с их стороны, не ослабело. И посмотри вот, по справедливости Она этим может оказать им большую пользу потому что здесь следует принять во внимание и первое достоинство (Первозданных), и преступление (ими заповеди Божией), и побудившего их к сему (диавола), и, как бы назвал кто это, человеколюбивое наказание (Божие, наложенное на человека), а затем — Владычнее сострадание (к нам) и добродетель Девы, и все относящееся к этому, и одно (именно добродетель) следует возлюбить, а другое (именно грех) возненавидеть вместе с отцом его (диаволом), и нечто — всеми средствами сохранять, и, поистине, воссылать славу за него Оказавшему нам такое великое человеколюбие, а иное, вот, как до такой степени прекрасное и как не могущее быть превзойденным, восхвалять в песнях и, насколько есть силы, хорошо осознавать добродетель и во всем следовать ей. И, вот, Дева желает, чтобы обо всем этом мы позаботились, и невозможно, чтобы те, которые во многом лучше нас, не исполнили все это сполна, а остальным Она допускает, чтобы, служа Ей и почитая Ее, они были приемлемы и участвовали в таинствах, и благосклонно приемлет от каждого из них их (похвальные) речи, хотя самая сущность их (таинства) и значение их, как и все благодатные дарования Ее, стоят настолько вне пределов достижения, что это невозможно и выразить, а высоту добродетели Ее постигнуть невозможно.
4. Итак, настоящее слово, ввиду такого положения дел, также вынуждено применяться к обстоятельствам: потому что ни материала невозможно найти, на основании которого возможно пользоваться словами, не имеющим его, ни причину для дерзновения отнюдь невозможно оправдать, когда величие темы превосходит всякое слово и когда дело является не более чем только порывом пытающегося это сделать, хотя Приемлющая его по человеколюбию опережает всех людей, во всей точности, насколько это возможно, уподобившись поистине Человеколюбцу (Богу). Я же теперь желал бы, кстати, вознести молитву, чтобы Ею и ум мой просветился, и язык освятился, и в нашем начинании Она бы от Себя внесла даруемую (нам) силу, так чтобы не только в отношении Ее Самой, но и всего относящегося к Ней, слово возмогло полностью и быть, и явить. Да и кто, решась воздать лично от себя благодарение общему Владыке, мог бы это сделать помимо Его Матери? Осуществить это было бы, конечно, нелегко и не подобало бы, долженствует же, совершая одно, и другое не пройти мимо, и, восхваляя Деву, долженствует возвестить и Божию силу и человеколюбие Его; имея же это своей темой, долженствует при этом восхвалить Ее (т. е. Божию Матерь и Приснодеву Марию), потому что, действительно, Дева не могла бы совершить это, если бы только Бог не возжелал, посредством Нее, спасти человечество, и Ее Саму не уготовал сначала (или: свыше), как это требовалось для Ее служения, и, при помощи Ее, явить Божественную силу и осуществить Свою цель, с одной стороны, пользуясь Ею как бы инструментом, а, с другой стороны, не менее, как и Самой Участницей (ориг. — Виновницей), весьма, весьма желавшей и жаждавшей освобождения человеческого рода. Думаю же, что если нам желательно вспомнить все относящееся к нам, начиная с самого сущего начала всего, то мы этим никому не дадим повод упрекнуть нас, даже доставит удовольствие вспомнить многие из тех несчастий, которые постигли нас и от которых мы освободились, и это послужит также и для утверждения нашего, и таким образом естественно, что наше слово имеет быть более приятным для слушателей, как вызванное Богом и неограниченной и превосходящей естество Благостыней и долженствующее в большей мере явить значение сегодняшнего дня (праздника).
5. Было время, когда все то, что ныне существует на свете, не существовало, а был только Бог, и это я говорю сообразно человеческой немощи и ограниченности нашей речи; Он, будучи естеством Благ и неисследимая Пучина Благостыни, хотя и был бесконечен по силе и недоступен для всех по Своей Божественной природе, удостоил и другим источить благостыню и не только быть единым Благим, но и обнаружить ее: не потому, что Сам Он нуждался в этом — поелику Он самовластен и ничего не делает по нужде, — но это нужно было для тех, которые имели прийти из не-сущего в бытие: так что Он не произвел бы начало, само по себе и со всем связанным с Ним, если -долженствует так сказать — не был бы Он подвигнут Своею Благостыней. Итак, Он творит сей видимый мip и бесплотные существа, будь они до сего или же одновременно вместе с ним пришли в бытие; творит же это не в том смысле, что будто раньше задумав или заранее пожелав, только тогда возымел возможность эти осуществить (потому что Его сила не несовершенна и в воле Его не имеет место что-либо несовершенное), но всегда Он силен сразу же осуществить то, что пожелал, и таким образом Он тогда осуществил это, когда видел для этого благоприятный момент; потому что не невозможно, чтобы шли рука об руку всегдашнее желание привести в бытие с желанием осуществить это после Таким образом, Он счел за лучшее тогда привести все в бытие; но почему — тогда, но никак невозможно познать, и даже изыскивать причину сего является совершенно бесполезным делом, чтобы не прослыть за помешанного, поелику причины всех иных предметов нам возможно объяснить, когда мы сочетаем и пользуемся общепризнанными началами, даже если, тем не менее, наше знание о сем, возможно, и не достигнет совершенного познания, но когда мы рассуждаем о Божественном ведении и воле, что глубиною и нормою превосходит силу сознания, то предмет оказывается уже вне постижимости, и разумный человек не станет и браться растолковать сие.
6. Итак, поистине, Он возжелал, чтобы чисто-бесплотное естество ангелов, совершенно непричастное материи, было служащим творению; оно сразу же явилось в неизменном множестве, настолько превосходящем, как мне думается, число человеческих душ, насколько охватывающая мip сфера (т. е вся вселенная) своей величиной превосходит прочие небесные тела: потому что как в телах в отношении величины, так и у бесплотных в отношении множества должно было быть некое превосходство: прияв же разумную и духовную природу, бесплотное естество вместе с этим возымело и благо (дар) свободы воли; затем (потому что свобода воли в таком великом множестве не всем послужила на пользу) высший из ангелов, по дерзости, возжелал быть равным Богу, возжелал же быть равным Богу не по равенству природы (потому что это и подумать даже совершенно невозможно), но согласно некоему подобию в силе, затем в отношении блаженства и крайнего совершенства, что он и имел принять затем как дар за свое повиновение Богу; но он счел возможным злоупотребить своею силою и вознадеялся благодаря дарам, полученным его естеством, достичь сам по себе оной славы, которую иначе и невозможно достигнуть, как только получив ее как дар от Бога. И таким образом бесстыдно обезумев в своей гордыне, он еще более постыдно лишился оной славы; пали же вместе с ним и многие из нижних (ангельских) чинов, совратившись не в силу необходимости, но как бы по некоему помешательству; и таким образом возникло лукавое полчище и сонм чудовищный и богоненавистнический: и они отступили от Бога, вместо же света стали тьмою и помрачились умом и извратились в воле, и на основании сего отступив от полноты Истины, они погрузились в зыбкость (τἡν ἁοριστι᾿
αν) лжи, и как место, где они несут ныне свое наказание, они получают это исполненное мглою воздушное пространство, дабы как служением добрых ангелов, так и мучительством зол были управляемы человеческие дела и тем самым зло греха, всему живому нанесшее гибель, не осталось бы в общем неведении; будет же время, когда они за свое зло получат в свой удел ад, который они наследуют вместе с подобными им людьми, и там примут свое возмездие.
7. И таким образом обстоит дело в отношении ангелов. Поелику же долженствовало и человека произвести, то время его сотворения не следовало порядку сотворения природы, но, будучи по своей природе вторым после ангелов, он последним приводится в бытие: потому что долженствовало, чтобы уже при существовании неба и земли, растений и животных и всего иного, что было задумано ради человека, — скорее ради оказания ему чести, чем по необходимости, — и человек явился на свет вслед за всем тем, что было приготовлено ради его пользования. А то, что обладающая плотью тварь украшает человеческую жизнь и вся имеет отношение к ней, думаю, что ни для кого, обладающего разумом, это не скрыто: так, например, движение неба служит всем от рождения до смерти, а иное своей целью имеет служение человеку и ради него установлено. Если же множество вещей выходит за пределы человеческих нужд, то этому не следует удивляться: потому что и тело человека, как каждый может это видеть, не только устроено так, чтобы служить его потребностям, но и носит в себе черты красоты; так вот и безграничную Силу не следует стеснять как бы в рамки, как бы только по необходимости все делающую, что можно видеть и среди людей в их творчестве. Итак, Бог творит человека последним из всего, как бы некий центр всего, в котором сосредоточена вся вселенная и представлена во всех своих элементах, как и земля, в свою очередь, представляет собою центр всего мира. И Бог составляет человека вместе из тела и души — сошедшихся в одно различных элементов; лучше же сказать: «идеи» с материей сочетанных и совершающих человека элементов, как бы некий общий для них «вид», и смешивает в нем плотские элементы с бесплотными, и чувственный и животный элемент с разумными и духовными так, чтобы душа вносила вместе с ней образованному телу жизнь и разделяла с ним, присущим ей, прекрасность, а оно, в свою очередь, снабжало обитающую в нем душу познанием о чувственных и родственных ему вещах, которые и невозможно было бы ей приять как только посредством тела; чтобы таким образом, хотя и живя на земле, человек мог носиться в высшем мире: наслаждаться же красотою чувственных вещей и иметь общение с духовным мiром и радоваться при этом всем видимым вещам; а затем, сравнив их с духовным наслаждением, оставить их в стороне и все свое внимание устремить на духовные блага, и за свое столь прекрасное и мудрое желание приять от Бога награды: и это были бо́льшие дарования, и за них ему следовало воздать Богу.
8. Но пусть мне каждый заметит и здесь безграничную премудрость Владыки. Потому что все это уже намереваясь привести в исполнение, сначала, вот Он создал небо и землю и вместе с этим всю плотскую тварь, а для наилучшего из всех Своих творений (человека) учредил время после сего, и в этом являя его преимущество и означая великое, по сравнению с прочими и в отношении их, начальствование, которое Он вскоре намерен был ему вручить; и таким образом, соблаговолив привести человека в бытие, Он задумывает его душу, как вождя, как возницу, как кормчего, как око, — дерзаю же сказать, — как известный образ Сотворшего его, и вручает ей послушествующее ей тело; и к нему сначала простирает Свою творческую руку, вместе с этим являя величие его тела в сравнении с прочими телами и еще больше — светлость и славу души; вместе же с этим его, таким образом приведенного в бытие, наставляя: потому что этим Он показал ему, как следует жить, чтобы его бытие полностью отвечало гармонии; и как тело было создано ради души, так и ему самому, живущему ради нее, следует пользоваться вещами (имея в виду ее) и о телесных нуждах иметь попечение не большее, чем это вызывается самой необходимостью.
9. Итак, сначала Бог творит тело человека, до такой степени прекрасно сложенное во всей гармонии и силе, как это и необходимо было для получившего свое бытие от Бога и приготовленное для такого его великого служения; потому что, конечно, небо и землю и все что ни есть плотское должно было, как бы некие почетные начатки с их стороны, принести тому, кто был в этом отношении с великим преимуществом одарен. Поелику же и этого не было для этого достаточно, выступил Сам Владыка и восполнил недостаток и взнос и, вместо сего, вносит Свою благодарность, имеющую быть использованной теми, которым она была дана, так чтобы каждый из вносящих элементов был принят при создании человека и он представил бы собою целый малый мир. И, вот, земля дает бо́льшую часть материи; при этом восприемлется вода (потому что это и есть «глина» (ὸ πηλο᾿
ς)); огонь же и воздух вносят величайший элемент силы, именно — жизнь, заключающуюся главным образом в них; при невозможности же ни для чего существовать непосредственно под противоположными друг другу элементами, простота (целость) небесных тел существует благодаря тому созвучию, которое существует между ними; так что, если бы кто сказал, что человек создан из этих (четырех) элементов для того, чтобы, будучи составленным из них, он все это познал, а не остался бы скорее в полном неведении о них, — тот сказал бы правду. И при создании человеческого тела Бог не только поставил целью, чтобы оно исполняло все свои функции, но и дал ему прекраснейшее расположение и вместе с тем подобающим образом уготовал его для всего: и члены и части тела, и сращенности их и суставы, и связи друг с другом, и благородное прямое положение тела, и группу органов чувств, прекрасно функционирующих и в отношении друг друга и в отношении всего состояния тела, и все иное, вот, такого рода, в чем была нужда для энергий души, Он задумывает и таким образом приготовляет во всем светлый дом (тело) для светлой (души). И при этом Бог дарует человеку бессмертие; но бессмертной Он создал только его душу; телу же дал возможность сохранить этот дар и быть для сего пригодным до тех пор, пока душа сохраняет свою святость; ведь хотя оно само по себе и было составленным и потому должно было претерпеть распад, и ничего не было в его природе такого, что препятствовало бы разрушению, однако безграничная сила Создателя намеревалась даровать ему вечность: потому что, как оно было органом души, и иначе и не могло быть, — чтобы душа, находящаяся в теле, воспринимала внешние ощущения, получаемые от органов чувств, так и телу, с которым на короткое время душа должна будет разлучиться, было присуще быть соединенным с бессмертной душой (и в силу сего и самому стать бессмертным).
10. Затем, нужно было и место для него определить, подобающее его положению, и этим местом был насладительный Рай, ради него созданный, чистым воздухом осияваемый и приснотекущими реками со всех сторон орошаемый, и увенчанный гирляндами цветов, и полный неувядающей красотой — и, просто сказать, это было место, подобающее для бессмертного, которое возделывать можно было без труда и только ради упражнения естества, а человеку самому всемерно соблюдать и сохранять себя, и быть на страже от какой-либо злокозни, дабы кто не похитил от него таковое великое богатство. Поелику же долженствовало, чтобы от него произошло великое множество людей, а сам он не был в состоянии исполнить Божией цели и явиться отцом множества людей, подобных ему, то он тотчас же получает сотрудницу, созданную для него, так, чтобы они хорошо подходили друг другу и чтобы было возможно всех происходящих от них объединить в одно как восходящих к одному некоему началу; создает же ее из ребра его, чтобы она и не взбунтовалась, ссылаясь на равенство чести, и, с другой стороны, будучи совершенно покорной мужу, не почиталась бы за нечто худшее, чем это подобает для участницы и разделительницы его жизни; когда же она присоединилась к нему, уже ничего иного не недоставало для рождения человечества как для вида, смешанного с материей, и, в свою очередь, ничего тяжкого не имело испытать естество, составленное таким образом, но было нужно, чтобы сначала они сами по себе усвоили все и усовершенствовались, и тогда уже могли обратить взор к преемству, что было в будущем, дабы и всем имеющим произойти ит них передать не только свое естество, но и иные присущие им свойства (или: способности). Нужда же была для доказательства благоразумия этой материи также и в постановлении закона, регулирующего их образ жизни и налагающего некое обязательство на свободных. По этой причине им поставляется от Бога закон; закон весьма легкий, оставить который без внимания или не сохранить и не исполнить было бы просто трудно, но который был предоставлен вложенной в них свободе воли (потому что без наличия свободы воли как бы возмог кто явить в отношении чего-либо свое свободное побуждение, или же здраво судить о чем-либо, если бы в равной степени было все позволено или же, наоборот, запрещено?); вместе же с этим имеющий принести им превосходящее естество счастье, которое, однако, невозможно принять тем, которые ни в чем не подвизались; закон же этот допускал вкушение от всякого иного из деревьев в Раю и свободное пользование всем этим, запрещая же вкушение только от древа познания, которое для пользующихся им, конечно, в равной мере и не принесло познание добра и зла: потому что не было бы нужды воздерживаться от него, если бы только они хорошо сознавали благо послушания Повелевшему; а возжелай они воспользоваться им, то для них станет неизбежным по опыту познать, к какому злу ведет преслушание (заповеди Божией).
11. Итак, все это, данное от Бога, было достаточным для семян нашего естества (т е. для наших прародителей); долженствовало же, чтобы они вместе с несением своего служения совместно и наполнили мир своим потомством и, как один из них произошел из ничего, а вторая — от одного, так, в свою очередь, чтобы от них двоих возросли множества, неким бесстрастным и имеющим в виду лишь общее благо способом размножения; а вместе с этим им следовало проявлять свою преданность Владыке в том, чтобы усиленно держаться Его заповеди, и таким образом им должно было принять это как награду, счастье, и от душевного образа жизни в Раю потом, конечно, возвыситься к духовной жизни на небесах; при этом сила Божия восполнила бы ограниченность тела для таковой жизни; а им предстояло помогать поколению своих потомков и делиться своим опытом и иным примером благоразумия, вместе с ними обитая в Раю; а затем, чтобы и эти вслед за ними достигли венцов (наград); и так происходило бы безостановочно до тех пор, пока люди рождались бы от людей. О, какой счастливый удел, до такой степени богатый многими и великими благами, до такой степени легчайший для благоденствия и имеющий привести к совершеннейшей жизни! О, как много было благ и тогда имеющихся налицо, и в гораздо большей мере ожидающих их после оных! О, жизнь, во всем беспечальная и беззаботная и уподобляющаяся ангельской! Потому что если жизнь делает приятной возможность как можно меньше подвергаться огорчениям, не иметь нужду ни в чем, что добывается с трудом; не только жить свободными, но и начальствовать над многими некими иными; обладать полнотою знания о предметах, доступных нам; быть с Богом и общаться с бесплотными (ангельскими) существами; уделять сущие блага иным, самим же вмещать их в гораздо большей мере, то все это так и обстояло для них, и не было ничего, что не доставало бы, и как в этой жизни, которая сменила оную, нет ничего, что избежало бы тягостности, так и, наоборот, в оной прежней жизни (в Раю) невозможно было бы найти что-нибудь, что не доставляло бы приятность.
12. Итак, все в отношении их было устроено так прекрасно. Диавол же, который в силу своей гордыни не только сам себя погубил, став вместо блаженного несчастным, но и для других сделался учителем зла и выступил как противник цели Создателя (этим возрастая и своей злобе и увеличивая имеющее ему быть наказание), — пожелал и людей сделать участниками своего позора и лишить их милости Божией и благодати Его; потому что он счел нестерпимым для себя видеть кого-то более счастливым, чем он, и в то время как он потерял небо и, будучи смирен за то, что хотел возвыситься, возымел своим жилищем мглу и мрак, в это время человек имеет наследовать Небо и возыметь небесное жительство. (И, вот, мучимый ненавистью к Богу и завистью к судьбе человека), он приводит в движение весь свой злоумысл и берет змия в орудие обмана, и при помощи него изливает яд своей злобы. Приступает же он сначала к женщине, как более немощной, и искушает в двух направлениях, потому что сугубым был и тот, к кому он приступал с искушениями, и тот и другой вид искушения вел ко греху: потому что он предлагал им быть подобными Божеству и обладать высочайшей премудростью, а также искушал их вкусить плод запретного древа. Они же, увы, не осознают искушение, не познают обман, следуют совету не вызывающего у них подозрения животного (потому что разве бы, говорит, дерзнул он ослушаться Владыку?); вожделевают своевольно и прежде времени уподобиться Богу, окрыляются желанием стать премудрыми, уступают перед великолепием и красотой (запретного) древа — вещи, на которые они отнюдь не должны были посягать прежде, чем Законодавец даст им Свое разрешение. Но к чему говорить об этом много?! — Ни во что они ставят заповедь Божию, осуществляют совет (змия) и телом и душою, и впадают в сугубый грех, передавая и желудку и своей воле то, что не следовало; и таким образом ничего у них не остается, что оставалось бы чистым от греха; и благо их положения отнимается от них, и все приходит в замешательство и извращается, и подобным же образом все отступает от Бога: ум — покорившись неразумным инстинктам, над которыми Бог поставил его быть вождем и кормчим: тело же — похитив отнюдь не подобающее ему начальство (над душою); и данная как помощница (Ева), явив себя как враг, не только сама потерпела отчуждение (от Бога), но и мужа своего склонила к отпадению; а он (Адам), забыл свое достоинство, покорившись женской немощи и послушавшись ее приказа, ее — над которой он получил начальствование.
13. Здесь возможно хорошо познать премудрость Божию, потому что поелику нужно было для имеющих жить разумной жизнью поставить закон, предварительно Он всесторонне укрепил тех, которым вверил соблюдение его, так чтобы им не легко было уклониться от него, и нарушителям его не оставалось бы некоего легкого оправдания; и таким образом Он установил соблюдение закона так, чтобы оно полностью соответствовало положению человека, чтобы за нарушением закона немедленно последовало и крушение всего положения. На основании сего, пока человек знал заповедь, все обстояло прекрасно; но когда он нарушил ее, то вместе с этим он привел в замешательство и гармонию, которая существовала во всем; скорее же, он и не был расположен к тому, чтобы согрешить, если бы только обольстивший его не подстрекал его изо всех сил; однако даже если бы и ошибся он относительно своего положения в отношении Владыки, так что не оценил, что то благо, которым он владеет, вызывает зависть к нему, и не отдал себе отчета, что он оказывает неуважение к Законодавцу, однако все же ему следовало отнестись с подозрением и к оному (искусителю), и к своей супруге и взвесить положение вещей, и даже воспротивиться ее дерзкому поведению. Но ничто из этого не удержало его, никакие великие средства помощи: ничто не было в силах отрезвить его, опьяненного гордыней; до такой степени гордость является злом и до такой степени строит козни всем благам: в свое основание она берет истину, и на эту основу нагромождает ложь и захваченных ею в плен побуждает на дерзость; и таким образом скрывает истинное положение вещей от взора возгордившегося человека, так что ее (гордости) сущностью оказывается ложь, поэтому ядущие от запретного древа оказались совершенно бессильны открыть свои глаза; и если обстоятельства сложились не совсем по их воле, и невозможно было и думать о том, чтобы стать как боги, однако любовь к этому была всеяна в них по природе, и когда-то это желание осуществилось бы светлым образом; но тогда тем, что они ускорили и домогались этого, они обманулись в своих надеждах.
14. Итак, для лукавнейшего, согласно его желанию, пошло навстречу беззаконие людей, и он заимел их крепко захваченными в свои сети, которыми он сам себя предварительно опутал, и таким образом трагедия греха совершилась. И, вот, настало время веселить его теми несчастиями, которые выпали на долю обольщенных им, а у них, таким образом приготовленных для получения извещений относительно последствий случившегося, сразу же богатство благ перешло в крайнюю бедность, так что не осталось даже никакой надежды на счастье, но все оказалось безвозвратно утерянным — то, что раньше украшало их жизнь; и прежде всего, они узнали результаты своего греха преслушания, так чтобы осознать его и возненавидеть, видя, каких страданий он стал для них источником: так вот, сразу же они становятся изверженными из наслаждения Раем, места, соответствующего только бесстрастным; древо же жизни стало для них запретным, потому что херувим и пламенный меч, вращающийся во все стороны, грозно возбранили им приступы к нему. Потому что только этого еще недоставало, чтобы до такой степени бесплодные в добродетели, живя питанием от бессмертных плодов древа жизни, праздно занимали землю! И женщина, среди иных скорбей, получила в свой удел роды в тягостях и рабское положение по отношению к мужу вместо ее прежнего равноправия с ним: рабское положение за то, что она захватила власть (во время грехопадения), скорбь и боль — за свое сладострастие, не слишком возлюбив бесстрастие; оттого же, что земля стала бесплодной, по необходимости приходится трудиться, если человек не хочет погибнуть от голода, потому что уже не стало возможным собирать из Рая естественные и получаемые без труда плоды. И человеку предстояло трудиться, земля же, как бы в возмездие за бессовестность (человека) в отношении Владыки, производит тернии и волчцы вместо злаков; затем люди терпят бесчестие при борьбе плоти с духом (это и было то обнажение, которое они познали после грехопадения); получают же приговор от Бога за свой грех и подвергаются горькой епитимье, к тому же приемлют памятование о смерти в течение всей своей жизни, познав, что, быв созданными из земли, они имеют уйти в землю, и вместо покрова славы, покрывавшей их, они ныне облачаются в кожаные одежды в знак их смертности.
15. Итак, если бы на них двоих остановились эти бедствия, они все равно доставили бы позор и своему потомству, — тем, что оно происходит от дурных родителей, — и самим себе, если бы в то время, как дети благоденствуют, они, их родители, находились в бедственном положении — и это было бы меньшим злом; ныне же, как это и свойственно семенам, они передали своему потомству не только природу, но и ее немощь (недостатки), и таким образом бедствие стало наследственным, и позор греха обрушивается на их чад; и сугубое зло у виновников всего этого состояло в том, что они не только самих себя, но и всех происшедших от них предали нерадению, Итак, этот мир наполнился людьми, приявшими вышереченное начало и пользующимися временем; наполняется же ничуть не меньше и нечистотою; и как разрослось человечество, так возросла и мера зла (греха); так, когда уже составились племена, люди стали предаваться странным и даже противоречащим самим себе учениям, уже не говоря о том, что противоречащим истинным учениям (это вполне относилось к большинству людей), а та часть из них, которая казалась благочестиво мыслящей, однако, не крепко держалась веры, но легко и по малому поводу переходила к безумствованию других людей, и не поступала так, как это следовало благочестивым, но кровопролитиями и убийствами и гневом друг на друга, и вместе с этим всеми наихудшими образами жизни растлевала благочестивое верование; о высшем же счастье у них не было и понятия, но одни ограничивали человеческое счастье удовольствиями, другие — почестями, а иные — богатством, а другие — той или иной из тленных вещей. Это все ростки первого греха и плоды, соответствующие таковым семенам.
16. Таким образом, эта жизнь стала нарушенной во всем и пошла помимо Божией цели; поелику же долженствовало выйти из этого образа жизни и сразу же перейти к другому, совершенному образу, ведь все было во много раз хуже условий первой жизни, так что справедливо можно сказать, производя сравнение, что образ жизни в те времена был во всех отношениях наихудший (потому что если лишь у избранных он представлялся почтенным, однако в общем порядке он был враждебным и уклонившимся от Бога), то тот образ жизни, который последовал за тем, является наилучшим. Итак, немедленно же последовало возмездие: земля получила в свой удел быть колыбелью их телам (потому что они были отвергнуты от древа жизни как сами отвергнувшие себя от должного повиновения Лучшему), ад же принял души, и великое множество людей, увы, было заключено в глубинный мрак: потому что никоим образом, будучи созданными в начале бессмертными, они не могли быть уничтоженными, и в то же время им было невозможно избежать страданий в аду, им — до такой степени постыдно бежавшим от Благодетеля и уклонившимся от благ; и как если бы они держались заповеди Владыки, ничего этого не случилось бы и они наслаждались бы благами, так и, напротив, сознательно не познав (игнорировав) Владыку и сбросив с себя благое Его иго, они обрекли себя на оное возмездие, которое подобает за преступление (τῇ πονηἱᾳ) их свободного произволения; лучше же сказать: как если бы они пребыли верными Владыке, им было бы невозможным подвергнуться чему-либо неприятному, так, наоборот, когда они отступили от сего, им стало невозможным наслаждаться теми благами, которые принадлежат преданным Ему.
17. На основании сего, после совершения греха, и душе и телу, каждому из них, пришлось понести последствия сего; в первом случае это было очевидным, именно — в отношении тела, в отношении же другого, именно — души, думаю, что это в равной степени скрыто от всех, кроме тех, которые уже страдают; потому что не следует полагать, что человек должен был уплатить за свой первичный и общий (души и тела) грех только в том, что касается души; но каждой его части следовало лично подъять последствия либо греха, либо праведности: либо приять как награду счастье, либо понести наказание, выражающееся в страдании в аду; и показал это ясно Тот, Кто не только живым приобщился, прияв кровь и плоть, но и смерть подъял ради умерших, и со властью возобитал в аду и ниспроверг начальствование насильника и явился Спасителем для пребывавших в рабстве оного в течение столь долгого времени. И если кто, приведенный в эту жизнь Богом, обладающий умом и критерием, еще не поврежденным грехом, каковым был Первый Человек, всецело обратит свое внимание на судьбу человека и на поразительное разделение составляющих его частей, то и без помощи какого-либо наставника он сразу же постигнет ту трагедию, которая приключилась с человеком, именно — цель Создателя, которая была совершенно ясна от самого начала, и грех, совершенный творением, и последовавшее затем возмездие, которое должно было прийти, я имею в виду различные лишения в этой жизни, а затем крайнее бедствие — рассечение и разделение целого, распад тела, позор души и (адский) мрак и рабство человека под мучителем-тираном. Итак, до этих пор души всех людей, разлученные с родственными им телами, содержались в аду, и наигрешные из них несли то же наказание, что и те, которые вместе со своими телами закончили свою жизнь преподобно и свято; а это по той причине, что над всеми лег приговор наказания, и как праведность отнюдь никого из происшедших от Адама не была достаточно сильна, чтобы изъять тело от смерти и явить его выше тления, так и душу сделать свободной от страданий в аду: потому что в естестве еще господствовал грех, причина всех бедствий, и поелику причина еще пребывала, было невозможно, чтобы люди избавились от ее последствий.
18. Итак, естество людей, поддавшись безрассудству, загнало себя в такую глубокую яму; и, возлюбив то, что было не дозволено, оно устремилось к тому, к чему не следовало, вместо того, чтобы скорее держаться того, чего следовало. Бог же, по Своей великой благости, останавливавший его (от падения), действительно возненавидел его порочность и, однако, не допустил, чтобы возмездие сразу же обрушилось на него, и в то же время не изволил снять Свой приговор, справедливо вынесенный ему, и щадил его, несмотря на то, что оно было испорчено грехом, и многими различными способами приходил ему на помощь, и восполнял его неключимость, и удерживал расслабление, и всегда простирал ему поводы для изменения его состояния на должное, и употреблял все средства, которыми намерен был вместе и сохранить его в бытии, и как-то удержать натиск зла. Если же в то время у некоторых и можно было встретить нечто добродетельное, то и это всё следует приписать заботам Свыше, и, однако, это было настолько редко, что даже нельзя сказать, что относится к некоторому меньшинству (а скорее это были единичные случаи), и не означает это, что самое естество человеческое исправилось; вся же остальная часть человечества оставалась неизменной в греховности, несмотря на столь оказанные ему средства помощи, и зло, утвердившееся нравами и временем, было сильнее всякого лекарства. Конечно, если бы Бог пожелал, то Ему не было бы затруднительно изменить их волю и из дурных сразу же явить их добронравными, и как они сами от себя ввели порочность, так и Он мог Сам от Себя внедрить в них радение о добродетели; однако не должно было, чтобы Высшее Благо, исправляя искажение их воли, лишило бы и самое естество их свободы произволения, и рабов объявило свободными и ничем не лучших животных возвеличенными как образ Божий; это все равно, как если бы кто, увенчав кого венцом, затем отрубил бы ему голову, или же, возложив на кого корону, затем принудил бы его нести рабский труд; потому Божией премудрости и силе весьма соответствовало сделать так, чтобы и естество не было бы в ущербе и не потеряло ничего из своих свойств, без принуждения сделать хорошим вместо дурного, ни близким вместо отчуждившегося того, кому и раньше, при создании его, Он усвоил самовластие и свободу воли; и отнюдь не трудно было бы Ему, если бы Он пожелал, сделать его совершенно неподвижным на зло; но ясно, что и само естество не пожелало бы принять такое положение для себя, считая за много лучшее подвергнуться опасности, чем пребывать крепким, если эта незыблемость сопровождается такими большими недостатками. Совершенно верно, что животные — безгрешны, не говоря уже о предметах неодушевленных и бесчувственных: потому что у них нет духа (или ума), ни души, ни проницательного суждения, ни воли, могущей склоняться на ту или иную сторону; человек же, который был снабжен всеми этими благами, не по необходимости пошел путем зла и стал далек от Бога, Который желал еще ближе приблизить Его к Себе. И однако, и тем не менее, естество человека было лучшим, чем у всех вышереченных, настолько, что можно сказать: что общего в целом у него с ними? Какое слово изобразит преимущество его над ними? И, однако, чтобы человек принял свободу воли и вместе с этим неподвижность на грех, это было невозможно, потому что это — свойственно только Богу, всецело благому, нигде и никоим образом не подверженному изменению, поелику только у Него — совершенства самовластия и всех вместе исходящих оттуда благ; ко всем же прочим это относится постольку, поскольку их природа может вместить их. Если же кто сошлется на предельное счастье, в которое вместе с этим необходимо включить и естество людей и прибавить к сему невозможность изменения, то, во-первых, достигшие такой славы не случайно и не как бы прирожденное им возымеют для себя оное благо, но по некоему суждению и свободе воли, не по некоему душевному движению, но, так сказать, по устойчивому состоянию тяготения к добру; затем, не просто так они возымеют невозможность склонения к иному положению и твердость, но это будет некая превосходящая естество благодать, которая дастся им и которую следует приобщить (συμπαρειλῆφθαι) к превосходящему естество созерцанию и славе. А чтобы пришла благодать, и к тому же такая великая, к тем, которые еще нисколько, хоть сколько-нибудь, не привнесли от себя (подвигов) и не явили себя преданными Богу, — какое основание имелось бы для этого? Итак, чтобы человеческое естество от начала было бы устроено таковым, чтобы по природе быть неспособным к склонению от добра к иному положению, это и не отвечало ему, да и не было бы ему возможным.
19. Итак, как не следовало человеческую личность с самого же начала удостоить конечных (предназначенных ей) целей, — что долженствовало получить ей как награду за свою преданность, — ни явить ее по природе незыблемой в отношении зла (потому что в таком случае получалось бы, что она просто превосходит природу всего сущего, или же — на одном уровне с во много худшими ее), так и ныне (после совершившегося грехопадения) в гораздо большей мере не следовало ее, совратившуюся по своей воле, принудительным образом возвращать к Себе; потому что это означало бы не спасти (или сохранить), а совершенно нарушить ее, и в то время, как Он во многом украсил ее, как бы раскаявшись, лишить ее этого, и в то же время, возвеличив свободу воли, в это же самое время унизить ее природу, что было бы совершенно непримиримо ни с Божиим планом, ни с ними самими (людьми). Таким образом, этим путем Владыке не было угодно властвовать над ними и покорять их волю; том же, что Он сделал, Он явил Себя весьма заботливым и желавшим спасти и, действительно, всячески спасая, хотя бы и поздно; так, посредством Пророков Он наставлял людей и законами упорядочивал, и милостями сопровождал, и наказаниями вразумлял, угрожая же, сдерживал, и снова облегчал надеждами на лучшее, и болеутоляющими и успокаивающими средствами умерял терпкость (горечь) лекарств. Ведал же Знающий их греховность прежде даже, чем они сами пришли в бытие, что ни одним из этих средств Он не добьется больших результатов, и, однако, Он продолжал так поступать, в известной мере карая и удерживая чрезмерность зла и никому не оставляя оправдания (в неведении законов Божиих), и являя после сего изобилие благ, исходящее от Его благости, даже если никто ничего и не внес от себя достойного сего, хотя и тогда, тем не менее, Он намеревался спасти избранных. Случается ведь с теми, кто правят другими людьми, что когда бы умы подвластных растлели, несмотря на все предпринятые ими меры, они бессильны исправить их, и зло не поддается излечению, и они снимают с себя заботу о них, и те навлекают на себя уже крайние наказания; и никто не обвиняет их в бесчеловечности; и это — в отношении людей и со-рабов, и самих ожидающих, что Судья к ним будет человеколюбивым; потому что не следует, говорят, порочнейшим из людей оказывать снисхождение, так чтобы и сами они наслаждались собой и других совращали; общий же всех Владыка по необходимости вынес приговор явно отвергшимся от того, чтобы быть под Ним; щадил же их и при этих обстоятельствах и заботился о неблагодарных, и то, чего они неразумно лишились, это Он Сам человеколюбиво опять удостаивал даровать, если они хоть сколько-нибудь проявляли благоразумие. Поелику же они и предложенное им богатство милостей Его не пожелали взять и совершенно совратились умом и волею, Он все же — как это было справедливо — не отступил от них, но оставил для них единственное (исключительное) лекарство и приготовил его; а оно заключалось в том, чтобы Ему Самому непосредственно прийти и стать предводителем их, и не столько принудить, сколько расположить их к добродетели тем, что предложить им более божественное учение и представить его на Своем собственном примере, взамен оной, сущей в начале, обрядности Закона и Пророков и не столь совершенных и плотских учений, которые были нужны в начале для того, чтобы, в какой-то мере будучи подготовлены ими, люди легче и с большей приятностью узрели воссиявшую Истину и после многих и непрерывных возвещений приняли Самого приходящего Владыку.
20. О, сколь велико человеколюбие Владыки! О, каково сострадание, превосходящее всякий ум и слово! О, какова глубина богатства премудрости и ве́дения Его, как сказал бы Павел! Потому что поражаться благости и любви Его по отношению к неблагодарным, которую не угасил переизбыток их порочности, достоит не больше, чем Его премудрости, которая сказалась в таком великом Его благодеянии и с которой Он знал, как совершить спасение людей, и осуществил Свои сущий прежде веков замысел. Но что сему удивляться, когда и после таких благодеяний Он терпит согрешающих и ставящих свои неблагородные услаждения выше Его чудесного законодательства и все время побуждает их к покаянию? И желает Он, чтобы никто ни в чем не согрешал, а если это не так, и люди продолжают грешить, то чтобы согрешивший (по крайней мере) путем покаяния исцелил свой грех; впрочем, и тут Он использует положения, которые бывают наиболее благоприятны для человека, и предпринимает шаги, чтобы волей-неволей человек отступил от греха. После сего посчитает ли кто недостойным Бога, чтобы те, которые ни в чем из этого не исправились, понесли тяжкие взыскания с Его стороны? Полагающий таким образом далек от того, чтобы здраво судить, чтобы не сказать: далек от того, чтобы разумно взвешивать все божественное, — если он готов поставить на один уровень как враждебных (Богу), так и, наоборот, преданных (Ему), зло оставит совершенно ненаказанным: потому что в равной мере отступает от границ Правды как то, чтобы добродетель презреть как якобы не заслуживающую награды, так и то, чтобы зло не счесть услуживающим соответственного ему возмездия.
21. Итак, дошел до Благого оный столь горестный вопль тех, которые некогда были под Ним, а затем по собственному неразумению предали свои тела и души тому, что не до́лжно было делать, и от этого пострадали так, что хуже сего и представить себе было нельзя; и Он предпринимал все, чтобы спасти погибших и явно приобресть утерянных: это ведь издревле определил соделать; задумал же осуществить по истечении оных времен, конечно, если и ради какой-то из неведомых нам причин (потому что кто изведал ум Господень? говорит апостол), то, возможно, и из желания, чтобы зло весьма возвысилось, дабы и падение его было бо́льшим, и чтобы имеющие быть спасенными Ему единому приписывали милость их спасения, тем самым поняв свое бессилие и на опыте познав — что было и правда, — что не их собственной добродетелью и не их мудростью, но только состраданием Божиим они освободились от позора греха. И как могло бы не быть нужды в длительных периодах времени для множества поколений, и для неких восхождений по известным ступеням и порядку, которыми Бог наставлял людей, и для установления Закона после того, как люди жили бесчинно, и после сего, для усовершенствования их благодатию пришествия к ним Самого Высшего Наставника, как и для иных образов и знамений, долженствующих предтечь познанию истины предметов веры, и для явления истинной мудрости, обнаруживающей безумие, если только кто не вознамерится предположить, что все это сложилось друг с другом случайно. В частности же, от того, что это спасение было назначено на последние времена, никакого ущерба не следует для спасшихся уже после столького времени, и даже большая польза должна произойти от сего, ибо когда будет с корнем вырвано исторгнутое уже зло, люди смогут после этого уже лучше рассуждать, чем если бы они удостоились таких великих благ, прежде нежели они понесли достаточное возмездие за грех, и познали его, и осудили.
22. И вот когда наступило исполнение времен, говорит Павел, которое Владыка времени определил для вызванных по воле людей несчастий, настало время уже не теней, не образов, но самих вещей, и всеми средствами должно было быть спасено человеческое естество и возведено в первоначальную славу, а всякое препятствие этому устранено; поелику же у людей грех был сугубым: один — первый и относящийся к самому естеству, а второй — индивидуальный грех каждого, из которых первый был как бы некое начало совращения каждого последовательно, приносящее плоды семенам, а второй укреплял первый, и дерзающих на вторые и еще худшие поступки сделал, по справедливости, несущими вину и за первые (потому что это было делом самой их воли: решиться на то и на другое) — и поэтому долженствовало, чтобы и тот и другой грех были выставлены за пределы человеческого естества (т. е. перестали бы быть присущей ему частью); и следовало найти способ исцелить этот сугубый грех, соответствующий сугубой болезни, так как невозможно было удостоить Божией дружбе тех, которые еще несли на себе знаки вражды к Нему, ни сделать общниками чистоты нечистых, и видеть сияние Божие тем, кто был объят мраком греха. Но против первого и общего греха, на который дерзнули Первые люди, справедливо числящегося за всеми сущими после них, было некое прямое лекарство, (которое заключалось в том, чтобы) уплатить за грех и чтобы стали те, которые по своей воле споткнулись (и впали в грех), стали причастными этой доброй воли и общей праведностью исцелили общее нарушение закона, и послушанием сняли непослушание, и неуместное вожделение возместили добровольными страданиями, что, конечно, мало для того, чтобы смочь освободить человеческое естество от обвинений (вины) в неблагодарности, но что должно было стать только известным поводом для взыскующей Божией Правды, чем подвигнутая, Она воззвала бы заблудших. Что же касается индивидуального греха каждого человека, то тем, кто освобожден от общего (первородного) и величайшего греха, весьма легко с презрением побороть его в себе, однако им подобало следовать определенному образу жизни и порядку, так, чтобы, имея его своей целью, бежать от греха, сообразоваться же с добродетелью, будучи и словами и делами побуждаемыми к ней; потому что как ни для кого из бывших прежде людей личная праведность ничего не могла дать для освобождения их от общего греха и постигших вследствие его бедствий, так и после сего, когда первородный грех снят, никакой от этого нет пользы для живущих во грехе и своей распущенностью губящих значение общего блага. Итак, в этих вот и столь великих лекарствах нуждалось естество; но само по себе оно было бессильно в отношении и того и другого; во-первых, потому что невозможно было, чтобы все живущие, вместе собравшись, возмогли уплатить общий долг, а тем более — чтобы вместе с ними возмогли это сделать и бывшие и будущие поколения, которым всем в равной степени долженствовало явить, что наступила Весна свободы, и которых всех общий Владыка определил спасти; и невозможно было, чтобы кто-то или пожелал бы один принять на себя воздаяние общего долга, что было бы, конечно, делом великого человеколюбия, или чтобы кого-то желавшего так поступить оказалось бы достаточно для того, чтобы он один за всех принял на себя вину всех людей — что, действительно, было бы знаком величайшей силы и достоинства, весьма превышающего всех. Затем, если долженствовало и словами и делами направить вселенную к последующей жизни, то и люди должны были бы обладать некоей поразительной силой и мощью, превышающими силы, присущими (ветхозаветным) людям, которые дошли до столь великого зла (бедствия); ведь и раньше возможно было слышать наставников и подражать святости их жизни и руководствоваться чудесами, что и подобало людям; однако же зло явно ухудшалось во всем, а они не могли отступить от греха.
23. Итак, люди были во много раз слабее того, чтобы быть в силах самим себе оказать помощь; и, однако, эти вещи должны были совершиться, потому что было необходимо, чтобы вселенная спаслась; и то и другое должно было исходить из одного источника: потому и то и другое было делом одних и тех же желания и силы и подобающего сему приготовления во всем. Но и ангелам сделать это было бы не под силу, и ни один из них не подходил до такой степени для того, чтобы совершить такой подвиг; так как если какого-то из ангелов можно было бы назначить на такое служение и этим осуществить наше спасение, то, конечно, ему нужно было бы принять на себя это (наше) тело, в котором он был бы готов жить жизнью людей и свой образ жизни представить в пример другим, и презреть смерть, и своими страданиями очистить (искупить) грех других людей; но в этом теле, хоть оно и известно ангелам, когда они находятся в нем, они не исполняют никаких житейских дел, но только случается, что являют себя в образе людей тем, к которым желают прийти, и этим, конечно, снимают также некое бремя с тех, которым являются; но ничего большего, чем это, они не могли бы совершить: потому что ни для какой из целей, которых следовало достичь с помощью тела, не годилось бы естество воспринятого; сойтись же с истинным и живым человеческим телом, в котором он (ангел) был бы намерен сам (от лица всех) уплатить числящийся за людьми долг, как и иное все совершить прекрасным образом, — это ему и по ипостаси было бы просто совершенно невозможно, ни по природе, которую он имел прежде, чем соединился с телом: потому что невозможно среди бесплотных тварей найти разновидность такую же, как у существ, составленных из материи и формы; а соединиться ему с телом означало бы сойтись с ним в одно и утерять свою истинную ангельскую природу и превратиться в человека, чему, вдобавок к иным нелепостям, последовало бы и то, что искомая цель отнюдь не была бы достигнута, потому что положение нуждалось в более сильном, чем по человеку (т. е. чем был человек), именно в Том, Который возможет с пользой совершить это дело. И, если вкратце сказать, что мог бы сказать тот, кто изучает этот предмет: ангельская природа не могла бы взять на себя этот подвиг.
24. Итак, поелику не было никого в сущих, кто отвечал бы этой задаче, которая заключалась в том, чтобы выступить в защиту всех и привести к концу вражды, и примирить всех людей с Богом, и не оставить места общему падению, а также — исправить человеческую жизнь и упорядочить нравы людей и убедить их не весьма ценить все сущее здесь, и повести их к восхождению на небеса, и Свою собственную жизнь оставить в пример лучшего образа жизни, непосредственно же уготовать спасение людей, то Тот, Который единый мог совершить это, должен был Сам единый отвечать сему, потому что никто другой в той или иной степени не подходил для сего дела, хотя кто-нибудь смело мог бы сказать, что если бы и нашлись многие, которыми Он мог бы воспользоваться как орудиями для оказания благодеяния человеческому роду, однако Он, быв выше всех оных, не счел бы недостойным Себя Самого — взять на Себя это служение, если бы только, возможно, не было бы нужно, чтобы для Его нисшествия были заранее сделаны со стороны других приготовления и не казалось бы, что нарушаются законы причинности (последовательности причин?), установленные Им в естестве в начале; до такой степени благ к нам Владыка и до такой степени простирается Его человеколюбие в том, что Он сделал для нас! Он же, хотя и мог многими иными способами, если бы пожелал, удобнейшим образом спасти человека, тем самым отступил бы от величайших вещей, желая облагодетельствовать его; не имея же никого, кем бы Он мог воспользоваться для этого, Он Сам Себе для этого годился. Итак, Он не отступил от сего и — выше всякого слова и лучше всякого заветного желания — Сам пришел к нам, чтобы спасти нас, и прибавил благодать к благодати и к человеколюбию человеколюбие, так что это превосходит наше сознание и скорее должны воздавать за это благодарностью: и за то великое и достойное благости Божией дело как проявление такого великого человеколюбия к неблагодарным и внимание к скорбному воплю грешных людей, и когда не было ничего большего, чем это дело, и не было никого, кто был бы пригоден для этого, принятие на Себя положения слуги, и Самого Себя употребление в качестве орудия или средства, и не только от Себя, но и чрез Себя источение благодати всякому; и за то, что не только сочувствовать спасению, но и успешно совершить это, является показанием крайнего человеколюбия. Меньшим ли сего, при оценке благости Божией, было и то, чтобы с самого начала щадить неблагодарных и грешных и желать их спасти? Может быть, кто-нибудь укажет и на истощание, и на восприятие на Себя образа раба, и на крайнее смирение, и на предельное послушание, простирающееся вплоть до креста и смерти, дабы не упоминать все сущее между ними? Но это все позднее: слово же наше пусть возвратится к началу нашего спасения и да воспоет второе, бывшее после первого, явление любви Божией к человеку.
25. Итак, сходит на землю везде и при всех Присутствующий, и от (Божественного) достоинства не отказывается, смирение же восприемлет на Себя, и пребывает поистине чистым, приходит же в подобии тела греха, как сказал бы Павел, дабы в нем осудить наш грех, и поставляет Себя Посредником между людьми и Богом, примешав к их немощам Свою славу и силу, чтобы пострадать тем, чем страдают немощные, как уподобившийся им, силою же Своею и славою всех вообще превосходить и сделать блага, приобретенные Его победой, общими для тех, которые были прежде немощными, — как и сначала взять на Себя бесчестие, происшедшее в результате их немощи. Снисходит же не сразу на всю землю (потому что быть сразу во всей вселенной является свойством Божиим, а не человеческим), но поселяется, как человек, в одной части на земле, а как Бог, Свою славу отсылает за пределы земли, каковую славу, как сказал некто прежде всего, возвещают небеса; и избирает Он для Себя страну, свободную от эллинского (языческого) смехотворного безумия и посвященную в более истинные представления о Боге — хотя после сего евреи и явили ревность не по разуму, отнюдь не возжелав следовать тому, что слышали (от Христа и Пророков), — и в каковой стране многие знамения и образы предуготовали основу для Его пришествия, и где Он скорее имел возможность вступить в борьбу и совершить дело Своей икономии, равным же образом и убедив иных людей прежде вступления в борьбу, и воспользовавшись уважением со стороны их тем, что Он пришел к ним первым; здесь Он также явил и величайшие знамения Своего Божества, делавшие явными силу и истину, заключающуюся в Нем; потому что из малейшего местечка на земле как бы Он был силен переменить весь мip и повсюду поставить Свои законы, если бы не обладал Он в то время прикровенной и скрытой под телом величайшей (Божественной) силой?! Таким образом наше слово достигает Его пришествия, и полагает некое начало сего, и пользуется таким помощником и средством для сего, и, изложив все в должном порядке, дабы этим явить достоинство предлежащей темы, оно уже имеет перейти к ней; думаю же, что и с большим удовольствием оно воспользуется последующим материалом и окажется более радостным и в гораздо большей степени, чем прежде, соответствующим настоящему Празднику (Благовещения), потому что то, что здесь заключается, является богатством благ и преизбытком всего прекрасного, и высотою и величием славы, а то, что было перед этим, было некоей трагедией и нескончаемой вереницей несчастий и основанием для всех последовавших бедствий, которые когда и на память придут, вызывают тягостное чувство, за исключением лишь того, что они могут способствовать увеличению радости в нас, находящихся ныне в лучших обстоятельствах, когда мы размышляем о том, как затем благоприятно сложились для нас обстоятельства.
26. Но кто же я такой, чтобы, обращая уже слово к Деве, мог бы пытаться коснуться тех чудесных вещей, которые относятся к Ней? Ведь, поистине, сказать о Ней то, что подобало бы и каких благодатей Она стала причастницей, не было бы возможным и всем собравшимся вместе людям, когда и ангельское естество, наблюдая сущность вещей, относящихся к Ней, думаю, стыдится, что не достигнет сего. То, что возможно сказать, пользуясь силой и до пределов возможности простирая свой ум и слово к тому, что превосходит всякий ум и слово, это следовало бы воспеть обширно и многократно, мне же тяжело приступить даже к явным и общеизвестным предметам, и я во всем сдаюсь перед ними, а не то что имею нечто большее замыслить для внесения в ту сокровищницу мысли, которую все вместе сложили. И хотя мне до такой степени трудно это дело, однако у меня не меньшее стремление и не меньшее желание сказать о предлежащих предметах. Итак, в равной степени, о, Дево и Мати Божия, настоящее слово возымеет в себе элемент приятности и коснется красот Праздника и не отстанет слишком далеко от цели, если Ты даруешь это и, так сказать, вдохнешь в него жизнь, и когда участник торжественного хора не окажется весьма несозвучным с Твоим празднеством. Скажу, что первоначально я не был готов взять на себя произнесение речей, не предполагал сего, сам полностью на себя положившись. Но эта великая, почетная и радостная задача ведет меня к чему-то величайшему, именно к тому, чтобы мне быть помещенным в ряд с разумными, верными и любимыми рабами Божиими и по их ходатайству получить отпущение моих грехов и не заслужить наказания за дерзновение; это — то, о чем я прежде всего прошу и молюсь, — чтобы этими дарами мне быть украшенным; дать же соответствующее разъяснение связанным с Тобой тайнам — это неслыханное для людей дело; но я молился и молю Того, Кто силен дать мне силу, и, получив ее, я знаю, что смогу (это сделать), и как из вышереченных слов я ничего не приписываю себе самому, так и к дальнейшим моим словам придет на помощь Твоя благодать, и, таким образом, кажущееся исходящим от нас на самом деле будет исходить от Тебя к нам, и так будет обстоять дело, потому что положившимся только на Создателя подобало хранить молчание. Пусть так!
27. Итак, поелику Богу следовало стать человеком, и Он, все творящий и уготовляющий, измыслил такой, наилучший из всех путь для того, чтобы спасти людей и сделать их способными к добродетели, — нужно же для этого было, чтобы Он был истинным Богом и истинным человеком (потому что истинно-существуюших людей Он имел спасти и отнюдь не подобало к Божиим делам примешать ложь и призрачную видимость), но также быть и той же природы со всеми людьми и восходить к Адаму, если в Его Лице все люди имели и спасенными быть и, прежде этого, заплатить за свой грех, го следовало, чтобы Он родился от женщины; следовало же при этом, чтобы Матерь Чистого была гораздо более чистой, чем иные женщины, и чтобы и зачатие и рождение Пришедшего отъять грех произошло без греха. А это обозначало, что подобало Ей зачать Его без семени и родить без мук, как, конечно, Он и был зачат и так и родился; потому что, хотя Он был человеком, но — и Богом, и хотя, взяв на Себя грехи всех, он отъял их, но Сам Он «греха не сотвори, ниже обретеся ложь во устах Его», и хотя Он как человек возымел отцом Адама, но как во всем Лучший оного, Он пришел, чтобы спасти всех, происшедших от него. Поэтому ему должно быть свойственным таковое зачатие и таковое рождение; долженствовало же, чтобы и Имевшая Его зачать и родить прияла (это как) награду за свою добродетель: именно удостоиться родить Бога, и именно таким образом, и при этом Самой не быть не украшенной добродетелями. И то, что Богу непременно должно было воплотиться, не значит, что для женщины, получившей в удел родить Его, это не было сопряжено с великой славой для Нее, или же что это должно было приключиться Ей в силу неких счастливых обстоятельств. Поскольку и пострадать Ему долженствовало, будучи преданным одним из Его учеников, чтобы спасти вселенную, однако же предатель тем не менее был дурным и презренным человеком, не только по причине его предательства, но и по причине своего первоначального греха, в результата которого он позволил себе перейти к худшим делам, и необходимое в деле Искупления отнюдь не служит оправданием тому, кто без всякого принуждения со стороны кого-либо пошел путем греха. Итак, и Матери Владыки таким образом долженствовало во всем явить, что Она — достойна сего служения, и это служение должно было быть Ей наградой за это Ее произволение, и к красоте Ее добродетелей действительно следовало присовокупить красоту венцов (награды), дабы все соответствовало одно другому: преизбытку благ, ставших присущими Ей, наивысшая слава и честь, преимуществу же чести — святость Ее образа жизни и нравов, которой она расположила к Себе Бога прежде, чем была почтена служением быть Матерью Божией, и прежде, чем расположила Его к Себе, была почтена за святой образ жизни. В Таковой Матери была нужда у Такого Сына: Ее Он приготовляет еще прежде рождения и предуготовляет святую Землю, из которой намерен создать чистого (Нового) Адама; и как в древности, создавая человека, Он воспользовался красотой неодушевленной земли, так и теперь, собирая всю красоту естества (человеческого) в одну душу и тело, Он готовится воссоздать созданных в древности; потому что не подходило для Создателя, творя иного, взять нечто более ценное, чем материю, а Себе восприять плоть из какой случится материи.
28. Итак, Блаженная Дева рождается от добрых и следующих добродетели родителей, хотя в другом отношении они находились в смиренных условиях, потому что очень трудно соблюдать добродетель, находясь в богатстве и будучи окруженным славою, и это приличествовало смирению Возвышенного, которое Он во всех отношениях высоко почтил. Рождается же Она не просто, но как это долженствовало для Имеющей быть причастной таким великим чудесам и стать Причиной столь великих благ, — так что не только когда Она родилась, но и прежде, чем пришла на свет, было явлено нечто великое, что имеет быть в отношении Ее: потому что Та, Которая должна стать вершиной чистоты, дается родителям Ее как дар за их молитву, и родители Ее через ангела принимают дар родить Ее и возвещение о Ней, — как и Она после сего прияла чрез ангела извещения о неизреченном Зачатии — красоту и величие оных благих известий; и возникает Она от корени пророческого, — Та, от Которой удостоит возникнуть Тот, о Котором возвестили Пророки; и не отклоняется от священнического удела Та, Которая в скором времени услышит, что Она — Матерь честнейшего Совершителя Жертвы и вместе с этим Жертвы. Рождается же Она единственной и первой, и разрешила Она не девство (потому что оно было оставлено для происхождения от Нее Спасителя), а бесплодность и старость, которые по своей природе враждебны деторождению, конечно, — образно представляя девственное рождение и Своим чудесным рождеством прообразуя имеющее быть от Нее более чудесное Рождество (Спасителя), равным же образом давая понять, что наступает обновление естества и оно сможет похвалиться плодовитостью всех благ после бесплодности и старости, бедственных порождений греха. Но неужели же Она рождается и зачинается при таких чудесных обстоятельствах и лучших, чем кто-либо иной, а возрастание происходит в общих и обычных условиях жизни? Или если и оно было замечательным, то почему в гораздо большей мере это не проявилось в Ее поведении, но оно оставалось подобным образцу, обнаруживаемому у всех людей? — Нет, это не так: Ее рождение было выше зачатия, а возрастание Ее преимуществовало над Ее рождением; всё же это затмили собою дела, совершаемые Ею и в отношении Нее: Она все время Своими собственными силами возрастала (в благодати); и поелику не было никого, с кем бы Она могла соревноваться в первенстве в отношении добродетели, то Она как бы Сама с Собой состязалась, пока во всем не оказалась непобедимой и не осталось ничего такого, что, упустив, Она могла бы прибавить. Так что после того, как Она родилась, родители Ее внимали Ей не как ребенку, но — как Госпоже; потому что они уже имели пред собою предшествовавшие признаки будущих событий и считали, что Она пришла в мip как Общее Благо, будучи не менее должным прибавить это к Ее явной святости; и к тому же они были намерены воздать Ее, как свой долг, Давшему Ее им; а также им было необходимо дать Ей образование, приличествующее Посвященной Богу.
29. Итак, они проявили свою заботу о Ней и рабски послужили Ей, как бы стыдясь, что они удостоились быть родителями Такой Дщери; Она же, находясь еще в младенческом возрасте, благами, свойственными Ей, превзошла блага, исходящие от них, и явила нужду в лучшем месте жительства для Себя, и ничему, исходящему от них, не отдавала Свой ум, и все же оставалась у них. Когда же Ей настал третий год и уже почти не было нужды в заботе о Ее телесных нуждах, Она вознамерилась довольствоваться для Своих потребностей тем, чего требует сама необходимость, и в этом отношении в гораздо большей мере Она не пользовалась чужой заботой, даже в таком возрасте чудесно достигнув совершенства в образе мыслей, но возжелала жить с Богом, возжелала науки, без которой невозможно было это получить, и возымела отвращение по отношению ко всем вещам века сего, из которых ничего Она не считала достойным, чтобы отдать предпочтение. И как позднее, когда Спасителя с трудом искали Она и Его братья, Он назвал «матерью» и «братьями» всех присутствующих тут, ради которых Он воплотился и ради которых готов был пострадать в воспринятой Им плоти, так и Она посчитала отцом и матерью и родственниками Своими всю вселенную, ради которой, ничуть не менее, Она принесла Себя в жертву Богу на все последовавшее время и по поводу которой сокрушалась, что она уже в течение столь долгого времени, отойдя от Благого, подвергла себя позору греха; эта же наилучшая из (всех) родителей пара, не посчитав ни возможным, ни подобающим удерживать Ее от Ее мудрого желания, но вместе полагая, что следует соблюсти обеты и выполнить принятые ими обязательства, приносят в дар Богу Посвященную Ему от самой материнской утробы, когда Ей шел третий год. А это означает, что человеку невозможно прийти к Богу, если он сначала должным образом не подчинит Ему свои желания, волю и разум; Дева же при помощи Свыше еще в таком юном возрасте прекрасным образом управила все это, и ничто не послужило препятствием, чтобы Чистая пришла к Чистому. Произошло же это на третьем году Ее жизни еще и потому, что с этого времени уже воссияла Тайна Троицы и что с Нею принял начало третий образ жизни: первый был прежде Закона, а второй — после Закона; первый принадлежал древности, а второй тогда сразу же стал принадлежать к числу отмененных вещей.
30. Итак, храм возымел Ее в своих стенах, и возобитала Она во Святая Святых, — дело тогда впервые допущенное и единственное; потому что не только никакой из иных дев и никому из мужей, занимающих преимуществующее положение, но и самим священникам, кроме одного раза в год, не было доступно приближаться к этому месту; для Нее же, достигшей такого совершенства, поистине подходило небо, и там Ей было бы лучше во всех отношениях, чем проводить жизнь вместе с людьми; но поелику не следовало, чтобы имеющая быть Матерью Божией отреклась от материального мира и бежала от здешней жизни, Она вместо неба, какового невозможно найти на земле, возымела храм, место более свободное от смятений и отвечающее Ее бесстрастию и чистоте. Итак, Она здесь пребывала, и (земной) храм содержал в своих стенах Храм настолько более честнейший, поскольку Этот Храм Владыка освятил для Себя Самого, а оный храм был сооружен строительством людей, хотя почтение ему долженствовало по причине того, что совершалось в нем, что было некими тенями (имеющих прийти) истинных вещей. И, вот, наступило время, чтобы образы уступили место истинным вещам, потому что те священные сокровища, которые были в храме, все образно представляли Деву, цель же устройства (Сего Храма) заключалась в том, чтобы нравственная красота возобладала в человеческом естестве, и Бог, удостоив возобитать в Нем, тем самым спас тварь, устремляясь как (Солнце), восходящее с Востока. И если, допустим, тот или иной из церковных обрядов Дева оставила без внимания, — обрядов, в которых имеют нужду многие, будучи не в силах без их помощи возвысить свой ум, и которые, по крайней мере, побуждают к божественному расположению духа более низменных людей, однако Она всегда посвящала Свой ум Богу, лучше чего не может быть ничего, лучше же сказать — в этом заключался весь Ее мир, и вознося к Нему Свой ум, Она имела его чистым и непрестанно восходящим в еще большее состояние чистоты, и достигая таким образом, как награды за Свой благородный и светлый вклад, преуспеяния в этом, Она вся крепко держалась Бога и любви к Нему, и до такой степени мало Ей было дело до вещей века сего, что, казалось, они вообще не существуют для Нее.
31. И правильно было бы сказать, что и все иные добродетели приличествует приписать Деве, потому что (отвечаем на это Ее духовное состояние (τὁ κατ’ ἐκείνην) во всех отношениях было выше того, чтобы можно было бы говорить, что Она старалась достичь добродетели в каждом конкретном отношении, поелику Она была в Боге и с Ним была в единении и ни на что иное не обращала Себя, на то, на основании чего у иных людей, держась известного правила, добродетель должна развиваться в некоем определенном отношении. Далее Схоларий, как и учитель его, св. Марк Ефесский, принадлежавший к паламистам, производит философское различие между деятельной (активной) и пассивной добродетелью; первая выражается в добрых делах; вторая — в совершенном состоянии духа, которое объемлет основные главные добродетели; вторая — много выше первой, и она не бессильна явить себя в деятельных, активных добродетелях.
Теперь вернемся к тексту:
И как, воздавая Богу те из числа нравственных добродетелей, которые выражены делами, мы крайне мало касаемся тех, которые принадлежат пассивному состоянию, разве лишь только в том, что благое состояние объемлет в себе всякую добродетель и Его благодать направляет каждую из них, так и, напротив, можно сказать, что деятельные добродетели (выражающиеся в делах) не до такой степени подходили Деве; что же касается добродетелей, относящихся к пассивному состоянию, то они приличествовали Ей и весьма; потому что Она не находилась в таком положении, что могла бы что-либо совершить, ни к чему иному не была побуждаема, ни что-либо из всего иного побуждала за исключением лишь Себя Самой и высшего Судии, Бога; заботилась же только о Своем духовном состоянии и о том, чтобы явиться достойной Бога и быть, насколько возможно, ближайшей к Его чистоте; однако по этой причине не значит, что Она совершенно отстранилась от деятельных добродетелей, но и для этого у Нее была довлеющая сила, так чтобы, некогда обратившись в дела, не только явиться большей по сравнению со всеми людьми, но, если и это сказать, выше всякого понятия каждой из них явить делами свои свойства. Если же и в силу Своей превосходящей непорочности и чистоты Она до такой степени возмогла облагодетельствовать людей, то кто бы мог с добрым основанием оспаривать Ее обладание и иными добродетелями, Ее — Той, Которую общий Владыка восприял как Сотрудницу для порождения милостей Его, так что пришла Она как пританей освобождения и вместе с тем и иных всех благ для людей? Итак, в это время (Своего пребывания в детском возрасте во храме) Дева, как представляется, мало внимала прочим добродетелям, как имеющим меньшее значение, чтобы Ей обращать к ним Свой ум, надежда же и любовь и вера украшали Ее житие, и с их помощью Она приобрела познание Истины: так, надежда дала Ей залоги блаженства и представила пред Ее очи грядущее счастье, а любовь сочетала Ее с Богом и неким настроением горящего стремления соединила Ее с Ним, в силу чего Она желала бы скорее разрешиться (от этой жизни) и быть с Богом, причем в гораздо большей степени, чем этого желал Павел, если только не иным каким образом Она возымела надежду стать близкой к Нему и, ради спасения вселенной, вместить Невместимого Бога и плотски удержать во чреве и исполнить для Него все материнское служение; и хотя Она еще не ясно ведала будущее, однако была уверена, что может ожидать величайших вещей, совершаемых Божественною благодатию; этой же троице добродетелей но необходимости были присущи и плоды каждой из них, и в числе многого другого, в частности — вере: чистота сердца, которая весьма взыскуется для приобретения познания Истины, и это являет Ублажающий таким образом чистых сердцем, потому что они узрят Бога; надежде же — страх Божий; а любви — мир и радость; и за этим (т. е. за оными добродетелями) последовал круг умных (т. е. сущих в уме, в душе) добродетелей и богатство духовных благодатей. И можно было видеть в Ней Цитадель добродетелей, которую все они, сошедшись вместе, охраняли, на основании чего из Нее (Цитадели), как бы из некоего опорного пункта, им было возможно одолевать тирана, который уже столько времени воевал с ними, и изгнать его из (человеческого) естества; потому что никогда ни в ком из других людей им не было возможно найти место, чтобы всем им находиться вместе (потому что это было невозможно, и только в единой Деве успешно осуществилось), но только неким двум из них или трем, потому что тиран все держал в своих руках не преимуществом своей силы, но вследствие греховности несчастных людей, в жизнь которых он вторгся, неся разрушение. Но долженствовало, чтобы и добродетель воцарилась, когда зло уйдет, которое должно навсегда быть изъято. И вот, использовав благую возможность и душу, подлинно желающую и ищущую ее (добродетель), она вошла во всей своей целокупности, ничего не оставив вне себя, даже если и весь удел ее не принес одинаковую пользу. И она украсила Избравшую ее и Возлюбившую, не менее и сама она украшается, не только тем, что она была почтена и взыскуема, и что пришло к концу оное долговременное заблуждение, — что ни от кого раньше она не испытала, — но и тем, что она возмогла явить в лице Девы преобладание ее и крайние границы ее, что полностью осталось бы неизвестным и после сего, если бы никто из людей после Девы не избрал бы следование добродетели и не было бы того, кто в будущем избрал бы ее всю и не последовал бы по тому пути, — хотя и не близко, — который Она избрала; в отношении же тех вещей и преимуществ наград, которые, тогда впервые и единственно приумноживши, Ей долженствовало было приять в свое время и которые, конечно, Она и прияла, то если и провести сравнение в отношении воздаяния, то невозможно было бы и представить себе что-либо большее, чем то, что было оказано тогда Деве.
32. Так все виды благ украсили Ее душу; так в точности, и насколько естество вместило, Она восподражала Владыке, поелику Она слышала, что Первый Человек был создан по образу Его; так созвучным чудесному зачатию Ее и рождеству, и еще более чудесному обитанию во Святая Святых, явился образ Ее жизни; лучше же сказать: так все относящееся к Ней прекрасно уготовляло Ее к будущему и являло все соответствующим величию Тайны, вследствие чего и наименование «Дева» и прекрасность девства Ей единственной из всех на земле соответствует. Потому что у иных, которые избрали для себя девственный образ жизни, не обязательно и иное все соответствует этому в совершенстве; отсюда, и быв выше опыта брака и всего связанного с брачной жизнью, они или своими (нечистыми) помыслами оскверняют девственность, или тем, что не уготовляют себя хорошо и в отношении другого, омрачают сияние ее, или, предприняв девственную жизнь в силу некоего стечения обстоятельств или по некоему худшему мотиву, они лишают себя награды за связанные с ней труды; Она же не только превосходством девства и тем, что сделала Свой ум совершенно недоступным для туч плотских помыслов, и тем, что никогда и никоим образом не пренебрегала и прочими добродетелями, но и тем, что с полным сознанием Она избрала и постигла девственный образ жизни, сделав это превосходнее, чем это может выразить слово, Она исправила (в совершенстве совершила) подвиг девства и является единственной Девой и справедливо так именуется: потому что не в силу некоего обстоятельства и не только ради Себя Самой, и не ради похвал и славы, к которым стремятся мудрствующие еще по плоти, но в силу Своего намерения и по любви к Богу и из желания блага не только для Себя Самой, но и для всего естества (человечества), и по тем, можно сказать, лучшим соображениям, которые не поддаются слову, Она проводила сообразно сему образ Своей жизни. Известно, что бывают люди или берущиеся за большие вещи, вносящие же худшую подготовку, или же величиною забот о стяжании добродетелей покрывающие недостаток полученных им неполноценных основ; потому что бывает, действительно, что воспользовавшиеся меньшим из благ преуспели больше, чем те, которые получили прекраснейшую подготовку и имели под собою прекраснейшую основу, но не использовали, как это подобало, полученную ими подготовку; был ли же кто, кто избрал лучший или более уважаемый образ жизни, чем Пресвятая Дева? Могло ли что быть лучше того пути, которым Она пошла, или того приготовления, с которым Она вступила на этот путь? — Ее образ жизни был во всех отношениях подобен ангельскому образу жизни, если и не лучше его, поелику для Нее он был связан с плотью; чистота же Ее не допускала ни даже мыслям омрачить Ее, и все блага (добродетели) процвели в Ней обильным плодоприношением. Отсюда каждого в каждом из них Она превзошла; избранием Своего пути жизни — тех, которые хромают на нем, подготовкой же к нему — тех, которые берутся за большие дела при негодящемся способе, лучше же сказать: в каждом из этих и тех и других превзошла, и гораздо больше — всех людей в том и в другом отношениях и с таким превосходством, что это невозможно и выразить. Таким образом Она почтила лучший образ жизни, так же ничего не пропустила из тех вещей, которые ведут к нему, а это — всякий вид прекрасности и прекраснейший цикл человеческих добродетелей, так что то же самое — назвать Ее Девой или же наименовать всеми в целокупности именованиями прекрасностей, и больше всего — Матерью Божией, и этим наименованием объять все; потому что, как говоря «Бог», мы под этим разумеваем, что нет ничего ни большего, ни равного Ему, так и именуя Ее Божией Матерью, мы этим в точности желаем сказать, что после Бога ничего нет большего, ни равного Ей. Поэтому все другое в нашем слове пусть будет оставлено в стороне: потому что, действительно, если бы мы это допустили, то даже и против нашего желания оно не могло бы коснуться в отдельности каждой из оных беспредельных вещей, и каждая из них была бы гораздо превосходнее, чем это могло бы выразить любое слово; если же долженствует когда и словами воспеть (восхвалить) жизнь Девы и прежде рождения (Христа), не говорю уже о житии Ее после сего, и представить от начала Ее произволение, то для изучающего только этот предмет потребовалось бы много времени и много слов, а к тому же Ее помощь свыше и участие в этом начинании. Этим всем предметам когда-нибудь с нашей стороны будет посвящено слово, если Ей это будет угодно и Она доверит мне, чтобы я дерзнул на этот подвиг; или молчание — лучше, чем неключимые слова; а теперь мы приступим к лучшим результатам тех прекрасностей, которые были в Ней, когда уже не было ничего большего, чем могло бы послужить для украшения (или: оснащения) Ее, ни для доказательства превосходства Ее добродетели и того, что не только Она превзошла всех, но уже старалась и самое естество превзойти, и обсудим Пришествие Владыки, и выслушаем те благие возвещения, которые заключались в том, что Он снизойдет с Неба к Деве и, посредством Ее, ко всем людям, думаю же, что и ко всей твари.
33. Итак, у Девы все обстояло до такой степени прекрасно в отношении Бога, что лучше не могло бы и быть, и Она была достойна Тайны, совершенной в отношении Ее, и возымела Бога, обитающего в Ней, и Хранителя Ее прекрасности; прежде чем Он чудесным образом возобитал в Ней, Она была Храмом чистоты. И Она имела душу, соперничающую с ангелами, а тело должно было соревноваться с бесплотными, и была Она Подобие Божие, во всем испытанное, так чтобы быть примером для всех. И это — естественно: потому что Она избрала лучшее Благо, чем это сделали все люди, и Оно возымело ближайшее попечение о Ней; и до такой степени, превосходя естество, Она достигла добродетели, что все виделось происходящим по Промыслу Божиему, Который до такой степени позаботился о Ней и окружил Ее такой Своей заботой, что могло бы представиться, что Он был подвигнут к этому самой необходимостью, вызванной Ее прекрасностью, и ничего более, чем это, не прибавил со Своей стороны; скорее же дело обстоит так, что вместе и Она от Себя побудилась ко всему превосходству добродетелей, и Божия благодать побудила Ее к тому и во всем содействовала тем вещам, которые вместе с Ее возрастом долженствовали совершиться в отношении Ее, поскольку Ей подобало восходить в славе и в святости. Однако надо было только, чтобы Она усовершенствовалась в чистоте и телом, и душою, но Ей следовало также прийти в возраст, который соответствует имеющим стать матерями; потому что без единого духа и без общения с мужем Ей следовало возыметь зачатие и рождение, которые весьма соответствовали Чистейшему, и чтобы при этом из иных законов природы, относящихся к Ней, ни один не был нарушен, дабы и Родившийся от Нее во всех отношениях был поистине Человек; если же была нужда в исключительной чистоте матери и Устрояющий все отнюдь не возражал против установлений природы, то ничто не могло препятствовать тому, чтобы и прежде времени Своего Пришествия Он определил восприять плоть от нее, Которая была издавна для этого приготовлена.
34. Итак, когда наступило время для зачатий и рождений, и Брачный Чертог был уготован для Жениха и Дворец для Царя, и уже было время Ему прийти, ради Которого это было сделано, то Дева выходит из жительства в храме по Провидению Божиему, подвигающему к этому иереев и родителей Ее; обручается же за мужа благочестивого и мудрого и вручается ему как человеку, имеющему охранять Ее девство, о чем Владыка непосредственно заботился, и весь мip делает храмом, потому что не суждено было, чтобы воспитавший Ее храм довлел для будущего; потому что было невозможно, чтобы Дева, носящая во чреве, могла бы получить в нем приличествующие Ей вещи; потому что во все иное время живя одна, Она отнюдь не нуждалась в заботе о Себе и о телесных потребностях меньше всего заботилась; поелику же Ей долженствовало подъять зачатие, то уже не было возможным Ей не заботиться о Себе, но было необходимо делать то, что приличествует матерям, и иметь некоторых заботящихся о Ней, потому что Она принадлежала уже не Себе, а зачавшемуся в Ней Владыке. Ничего из всего этого само положение места не допустило бы, будучи свободным от всех и равной мере и даже самим глазам людей не подлежащее, хотя в прошлое время оно стало свойственным для Девы и весь закон относительно него был отменен ради Нее; впрочем же, изучающий все приключившееся с Девой найдет, что произошли поразительные смешения в устоях и что законы природы и не во всем были отменены и не во всем сохранены. — Так, рождается Она от семени, но от бесплодной и от глубоких старцев; и воскармливается ими, но не надолго; и приносится Богу в дар, но была принята Им еще и прежде Своего рождения; и входит в храм, как входят посвященные Богу девы, единственная же из всех вступает в священнейшие части храма; и украшает добродетелью душу, делает же это превыше, чем это доступно человеческому естеству; и бывает возлюблена Богом по той причине и почитаема, единая же рождает Бога и единая становится Его Матерью; и зачинает без семени, но, как и все женщины, проходит время ношения во чреве, и рождает, но опять же пребывает девой; и рождает без мук, но в пустынном месте и в пещере и полагает Рожденного в ясли. Так же и теперь Она приемлет не мужа, а хранителя; и не ведает брака, но выдается замуж по закону обручения; и помещается на жительство вне храма (потому что так подобало для обручившейся с мужем); ничего же нужного для (поддержания) чистоты не лишается; и можно прямо сказать: вместе с чудесами шли рядом обычные вещи, и это-то представляется еще большим чудом. И, вот, не долженствовало, ни чтобы с внешней славой Она зачала Имеющего явиться в смирении, ни, в то же время, чтобы полностью остались скрытыми и зачатие и рождение Его, что опять же имело послужить в славу Ему и хвалу, когда внезапно воссиял свет и Тайна почти открылась; конечно, если бы это произошло еще во время пребывания Девы в храме, то тогда уже отнюдь не было бы возможным для Владыки (прийти) в смиренном образе, поелику все совместно уступает очевидным образом обнаруживающим себя вещам и с благоговением внемлет являющемуся Царю и Богу. По этой причине, как мне кажется, Дева выходит из пределов храма; уходит Она, имеющая явиться Храмом Божиим, и предлог для перемещения был благовидный: потому что Ей следовало прибыть к Ее обручнику. И таким образом, Ее принял дом Иосифа, а Она чудесным образом приняла у Себя Царя, имеющего на время задержаться в Ее девственных сокровищницах; потому что уже не для чего было откладывать Его пришествие; но все уже было готово для этого. И тогда впервые сразу же стало стекаться друг к другу все то, с осуществлением чего предвечная воля Божия медлила, поелику пожелала иметь нужду в стольких и столь великих вещах.
35. Итак, тайным образом войти в Деву без того, чтобы Она, плоти Которой Он имеет приобщиться, имела какое-либо ощущение сего и не изъявила на это Свою волю, но допустить, чтобы как и все, так и Она, из самых вещей познали Тайну, Бог, все оценивающий праведно и мудро, не счел достойным; кроме того, Он отнюдь не был намерен, чтобы, воплотившись в Ней, Он остался бы скрытым от Восприявшей Его (потому что как бы это могло быть, когда Она сознавала Себя Девой и была до такой степени мудрая и до такой степени подготовленная?!), что было бы чуждо и Божией премудрости и весьма далеко от того, чтобы делать нечто такое, что не даст больших результатов. Итак, Он знал (Ему было угодно) возвестить Ей Свое пришествие, и этим прежде всего обрадовать и почтить Ее; прийти же как только был возвещен, так чтобы между возвещением о Нем и Его пришествием не было бы никакого промежутка. И посылается Гавриил, начальник лика ангелов, возвещающий Деве приходящего Владыку; здесь принимается в участие ангельское естество, ничем не меньше имеющее быть обрадованным и почтенным своим посредничеством, чем и исполнением своего служения; потому что злокознь лукавого духа, которая сделала то, что восстановила Благого против людей и отразилась на всем как наверху, так и внизу, не только причинила печаль об обольщенных, но легла и неким пятном бесчестия и на чистых из ангелов, как бы несущих на себе упрек за все ангельское естество в том, что не все оно имело желание мудрствовать, как должно было, но часть его растлилась, извратив прекрасность присущих ему свойств. Итак, посланный исполнил свое поручение, которое никто иной, как только ангел мог исполнить, потому что Домостроительство должно было остаться скрытым, и все должно было соответствовать образу (плану) истощания и смирения, а среди людей не было никого, кто мог бы быть посвящен в это и способен объять; если же нашелся бы кто, кто имел бы послужить сему, то это было бы в честь ему и как бы перешло на все человеческое естество, которому еще не было суждено заслужить таких великих вещей; к тому же если бы человек был научен этому от Бога, то как бы возможно было это осуществить, как только если бы чрез ангела, может быть, Он беседовал с ним об этих вещах? Таким образом, если долженствовало и в этом случае использовать ангельское естество, то не было нужды для тех же самых благих возвещений использовать множество, когда это возможно было исполнить меньшему количеству; если же и не во всех отношениях, таким образом, этой вещи были свойственны величавость и невозмутимость, однако долженствовало, чтобы для Девы достоинство возвестителя послужило не только на радость и славу, но и для полного доверия его словам и не оставило бы в душе Ее ни следа колебания; впрочем же, Ее очам было привычно видение ангелов во время Ее пребывания в храме, когда они являлись Ей и устраивали для Нее все потребное.
36. Итак, по этой причине и такого рода духовное (ангельское) естество принимает на себя посольство; поелику же оно разделено на степени и чины, а эта прекрасная должность, состоящая в том, чтобы изначала содействовать Божиим дарам людям и таким образом иметь попечение о всех, принадлежит крайнему из чинов, то посредничество в отношении величайших из благ нуждалось в гораздо большем ранге посланника, причем ни одному из прочих чинов это не было поручено взять на себя, когда налицо величайшая из Тайн, то естественно, что посольство принимает на себя первый из ангелов. И, поистине, то, что иные из благ приходили к людям посредством ангелов, во многом открывало доставителям их то, что происходило среди людей; сущие из ангелов на большей высоте непрестанно просвещают стоящих на нижних ступенях и таким образом доставляют повеления Божии вплоть до самых крайних, потому что такого положения требует естественный распорядок небесных духов, у которых высота и количество познанных вещей создает преимущественное положение одних в отношении других. На основании же сего для посланного (архангела Гавриила) Наставником столь величайших вещей был непосредственно Сам Пославший его, наравне с тем, что уже и весь ангельский чин, свыше наученный в общих чертах о Домостроительстве Божием в отношении людей и хорошо ведавший, что Творец не до конца презрел Свое подобие, занесенное сором, тем не менее знал, что это еще не сбылось, и порознь не знал о том, что происходило, и имел нужду узнавать о том, что происходило, от других, именно — у крайних, не имея «приходящего из Едома», кто бы под этим ни подразумевался. И не удивительно, если и законы для ангелов Владыка также здесь не сохранил, потому что это лучше соответствовало и величию Тайны, и обновлению естества.
37. Итак, сей Гавриил предстает пред Девой и вещает Ей, и приветствует Ее с радостью и восхищением и раскрывает Ей предвечную волю Его, и единственный из числа всех ангелов и первый посвященный в величайшие и совершеннейшие вещи, единственной и первой Деве принося их, излагает их и возвещает Ей, что Бог примет от Нее плоть и освободит вселенную от свирепых насильников, благому же и праведному Царю сотворит Ее имеющей послужить, а лучше сказать: царствовать вместе с Ним; и когда Дева приняла приветствие архангела и весть, принесенную им (на что невозможно было бы что возразить), он удаляется от Нее; Божие же зачатие немедленное следует за этим и вместе с этим приемлет подобающее сему начало спасения людей, потому что теперь уже явно Владыка вступил в это дело. О, какое величие чудес! О, какая великая Тайна, превосходящая знание и высочайших из ангелов! О, Божия премудрость, которая и не для недосягаемых вещей соделала Мост! О, великая сила Его, которая и невозможное делает возможным! О, какая великая человеческая чистота, столь возмогшая и довлеющая для огня Божества! О, великая честь, которой вместе с Девой было почтено и общее естество: потому, что Она Невместимого возымела телесно обитающим в Ней, «плененного» Ее прекрасностью, которая достигла таких пределов высоты!
38. Таким образом, мое слово, оставив в стороне все иные предметы, нисколько не меньшие из числа величайших и из которых каждый представляет собою тему для ораторов, теперь вступило в самую сущность нашего спасения и начало человеческого благоденствия и источник, истекая из которого, приснотекущие и глубокие реки чудес наводнили всю землю и ее, бывшую прежде каменистой и бесплодной, явили тучной и приносящей Богу плоды; я имею в виду величайший день БЛАГОВЕЩЕНИЯ, который сегодня предлагается всем людям в предмет для радости и для речей; я же, вознамерившись посвятить слово значению этого дня, которое бы согласовалось с моими силами и, конечно, не было бы соответствующим ему (потому что надеяться на это было бы совершенно неуместно ни мне, ни всем иным), думаю, что к сказанному было бы необходимо не иное что, как то, чтобы настоящий праздник возвести к известному соответствующему началу, а затем, в свою очередь, указать причину сего, если она была, и сделать ее известной, и к этому представить сокровище проистекших оттуда для нас благ; потому что таким образом и цель была бы достигнута, и намерение осуществлено, и из сказанного для всякого было бы видно и значение дня, и вместе с этим начало и предел (внутренняя цель) сего светлого праздника, потому что праздник этот представляет основу спасения самих совершающих его, и таковы его сущность и цель, и этим он украшается, и исходит он от благости Божией и к ней возводится и спасающихся делает причастниками ее, что — и то и другое — насколько это было в моих силах, мое слово в достаточной мере изобразило. Итак, на этом следовало бы остановить речь и дальше не идти, оставив последующие прекрасности иным праздникам и соответствующим им речам, поскольку очевидное начало всех их уже указано в моем слове — насколько оно было в силах вместить это — и почтено, поелику же кто-нибудь мог бы справедливо сетовать на тех, которые любопытно исследуют иные предметы и расходуют на это много слов, а при этом совершенно ничего не говорят о деле нашего спасения — что и более приятно, и более полезно, и несмотря на то, что всегда, если бы это было возможно, к этому нам следует побуждать и наш ум, и язык, — то было бы уместным и весьма отвечающим цели еще поговорить о деле нашего спасения, делая что, пока есть силы, а лучше сказать: пока благодать Девы будет подсказывать нам, впрочем, следует выслушать оные Благие Извещения и не предаться нерадению к прекрасности сего праздника, узнав, что с того времени имеет наступить совершение поразительных вещей и Бог, возвещенный чрез ангела, приходит к Деве, — не оставшись невкусившими наслаждения от оных Извещений и мало позаботившимися о требованиях мудрости.
39. Итак, «в месяц шестый», говорит Евангелие, «послан бысть Ангел Гавриил от Бога во град Галилейский, ему же имя Назарет, к Деве обрученной мужеви, ему же имя Иосиф». — Но в каком смысле: «в шестой месяц», в какой это и после какого именно числимого как первый? — Подобало, поистине, чтобы прежде Слова был услышан Глас, и прежде Света воссиял Светильник, и пред Владыкой предтек достойнейший из рабов, и «которого не воста никто болий в рожденных женами», с той целью, чтобы подготовить народ, послушный его учениям и приготовленный к пришествию Владыки; но как учение его и жизнь его должны были явиться для людей как бы некой предварительной подготовкой, так и его зачатие, будучи чудесным, должно было предшествовать в гораздо большей мере чудесному зачатию Владыки. Итак, он был дарован как награда за праведность чистым и безупречным родителям и как завет соблюдавшим в течение всей своей жизни закон Господень, отнюдь и не имевшим надежду на это (потому что возможно ли это было в глубокой старости и при бесплодии?), близким же как-то по роду к Блаженной Деве; потому что следовало, чтобы и это чудо не лежало вне того, что совершилось относительно Ее, чего предшествием оно было, когда, вот, и всему надлежало быть аналогичным и приличествовало как образам по отношению к истине: добродетель родителей и слава чада и зачатие, превышающее надежду материи, — в отношении чистоты (Пресвятой Девы), соревнующейся с чистотою ангелов, и красоты Рожденного, которая превосходит всех сынов человеческих, и зачатия, превышающего всякий ум и слово. Итак, сего Раба содержит в себе чрево Елисаветы, поскольку уже наступил шестой месяц от времени его зачатия, и Владыка снисходит к тому, чтобы быть зачатым, умышленно приходя позднее, дабы иметь его Предтечею и в зачатии, на такое число месяцев отстав от него и в этом почтив совершенное число (6), чтобы и в этом было засвидетельствовано совершенство Его и величие, и все соответствовало истинным вещам. Потому что Иоанн сохранил (представил собою) образ Закона и всех Пророков, потому что в делах, присущих Закону, он, как никто иной, проявил старание; и, предоставляя и сохраняя его, он увидел своими глазами Того, о Котором пророчествовал и сам и все иные Пророки, и послужил Ему, в чем ему надлежало; Владыка же всех стал Исполнением Закона и Пророков, весь Закон и сохранив и превзошед, из чего одно Он утвердил, а другое Ему, как Установившему Закон и имеющему власть, было возможно изменить; бывшие же с древних пор пророчества Он привел в исполнение и показал, что все это было реченным относительно Его — по причине чего именно и все пророческое служение с этих пор пользуется отдыхом, — Он ничего из величайших вещей не обошел, какие только возможно вспомнить, а лучше сказать: каковых вещей ничто не может быть большим или более божественным, что Сам Владыка и сказал нам, и явно объявил.
40. Итак, как бы предуказуя это, Спаситель зачинается в шестой месяц, возможно, и этим научая нас, как, вот, в первом творении мipa, Он все создал в течение шести дней, после же всего сотворил человеческое естество, так и теперь, в течение всего прошлого времени и подвергнув нас ответственности (за свои грехи), и явив нас более умудренными; и снова знамениями и многими образами начертав истину, Он затем соделывает воссоздание людей, с каковой целью все это было произведено; можно было бы сказать, что в этом совершенном числе (6) сказывается отражение учения о Божестве, какое нам открыл Христос: так, мы имеем Три Лица Святой Троицы во едином Божестве, и к сему две природы во Христе: божественную и человеческую, что вместе и составляет число шесть. В этот шестой месяц был послан от Бога архангел Гавриил. В Евангелии не говорится: «пришел» или «явился», или «стал видим», как Захарии, но — «был послан от Бога»; думаю, обозначая этим выражением преимущество Девы по сравнению с Посланником и честь, которой Она стала участницей у Бога; потому что и к другим по временам приходит один из ангелов, научая чему-то должному или совершая нечто, конечно, в зависимости от достоинства приемлющих, и снисходит он с неким достоинством и величавостью, как служитель и доставитель Божиих повелений, желая явить, что Писание употребляет соответственные выражения, которые, вместе со служением, свидетельствуют о могуществе, которое имеют ангелы, и заодно показывают их власть в отношении нас; в этом же случае дело обстояло не подобным образом: но, как вообще самая вещь была выше всех иных, которые случалось человеку внушать посредством ангелов, и человечество не представило никого равного или даже близкого Приявшей оные извещения, так и во много более смиренном виде, чем это обычно, посланный выполнил свое служение, и самое свое естество здесь он свел на нет и отстранил положенные законы, поелику он почувствовал (или: понял), что все теперь полностью творится заново и подвергается намерению; думаю же, что, если бы это было возможно, он бы и отклонился от посольства, как испытывающий благоговейный страх перед высотой и величием его и не будучи в силах довлеюще понять значение происходящей Тайны, потому что, как бы ему не быть в нерешительности, когда Тот, Кого непосредственное Божество серафимы не снося, прикрывают свои глаза, ныне, быв возвещен им, имеет стать зачатым во чреве Девы и восприять для Себя все — кроме греха — человеческое естество? Посему, говорит Евангелие, «был послан», как исполняющий только задание посла и раба и ничего большего не берущий на себя; наподобие того, как если бы какой-нибудь воевода поручил бы некоему из лучших своих подчиненных исполнить какое-то распоряжение, он этим оказывает большую честь и удостаивает большей дружбы того, кому он дает поручение, и делает участником (или: обладателем) всего того, что ему подобает.
41. «И вшед к ней Ангел, рече: радуйся, Благодатная: Господь с Тобою, благословенна Ты в женах!» О, какое величие и какая прекрасность Благих Возвещений! О, немногие и сжатые слова, объемлющие в себе всю Тайну! Потому что в этом заключалось приветствие (ангела Пресвятой Деве), и служило оно предисловием для дальнейших благих извещений; при этом оно делало ясным весь предмет так, чтобы на основании сего приветствия можно было бы заключить о нем; каково же начало, таково и все последующее будет иметь эпилог (завершение); можно даже сказать, что самые эти слова были бы достаточными, делающими излишним все прочее, если бы только девственная осмотрительность и незыблемость (Девы) не вызвали бы дальнейших слов (извещений ангела) и этим не способствовали бы большей радости и благодарности. И слава Тебе, Дево, и благодарение не только за Твою личную осмотрительность, но и за то, что Ты позаботилась и проявила попечение о нашей радости, дабы мы имели бо́льшую причину радоваться и ликовать, приводя на память многое и разнообразное из услышанного Тобою от ангела; потому что, если бы Ты не была приведена в замешательство относительно приветствия, если бы Ты не взыскала узнать образ вещи, мы бы и не имели такого (великого) наслаждения, проистекающего из ангельских слов, поскольку не меньше самой вещи всегда восхищают нас слова об этом, вращаясь в нашем уме и на языке. «Радуйся, говорит он, «Благодатная»; потому что невозможно найти никого, кто заслужил бы большего приветствия, чем Ты, и заслужил бы лучшее наименование, чем то, каким Он назвал Тебя — «Благодатной» и призвал Тебя радоваться. О, Исполненная благодатями, когда Бог воздавал Тебе за Твое благое произволение, Ты же со своей стороны простиралась к оным Своими прекрасностями! О, Почтенная ныне величайшей и совершеннейшей благодатью, каковую даже и представить себе нельзя! Ты поистине радовалась и все прошлое время в силу Твоего душевного состояния, будучи соединена с Богом и наслаждаясь исходящим оттуда воздаянием и украшенная благодатями; возрадуешься же ныне гораздо больше, насколько больше и возымеешь — обитающего в Тебе Ревнителя, возлюбившего Тебя, как и возлюбленного Тобою (потому что ни Сама Ты для доказательства Твоей любви не имела ничего большего принести, ни Он ничем больше не мог явить Свою взаимную любовь к Тебе), во много же раз более чудесные вещи совершив по сильному желанию и любви: потому что Ты — возвеличилась, а Он — смиряется; и Он — истощается, а Ты — исполнилась; и Ты — прославилась, а Он — имеет быть зачислен с бесславными, и приходит подъять на Себя то, чему подлежат грешные люди, Он — Высокий, Исполненный, Сущий за пределами всякой славы, богатство благостыни! Но, радуясь таким великим вещам, совершившимся в отношении Тебя, Ты испытывала и некую печаль по поводу человеческого рода и что не все в той или иной мере вместе с Тобою наслаждаются оными благами; Ты скорбела и горевала (и вопрошала Себя): уже ли то, что происходит в отношении Тебя, не послужит основанием тому, чтобы и все иные спаслись? — но и за них радуйся: потому что, вот, Бог благоприятно ответил на Твои молитвы о человеческом роде, и теперь уже не время для печали и устранен повод для какой-либо скорби: с этого дня не только в отношении Тебя все полностью имеет сложиться к лучшему, но Ты также станешь сопричиной счастья и для иных людей. Итак, радуйся, потому что Тебе во всех отношениях и во многом предназначены славные дела, и Ты, прияв Бога, Которого возлюбила, образом, которого Ты не ожидала, вместе с этим и всем другим предоставишь источник спасения и сделаешь их участниками благ, от которых Ты первая прияла, настолько больше и заслуженно участвуя в них, насколько Сама содержала в Себе то, что иным суждено будет получить: в то время, как они имеют быть спасенными только в силу благодати, Ты Сама внесла от Себя труды в отношении добродетелей, достойные таковых великих наград.
42. Но что за нужда много говорить? — «Господь с Тобою», потому что я — Его ангел, как Ты видишь, говорящий это, и я прихожу к Тебе, чтобы возвестить Тебе Его пришествие. Да, поистине, Он есть Бог, сущий везде и во всем присутствующий, сущий безграничный и Виновник бытия всему, человеческому же естеству в особенности, не только дающий ему бытие, но и вложивший в самое естество некую способность для того, чтобы оно могло в некоторой степени познавать Дарователя, и присутствующий в нем, как сознаваемый и сознающем; Ты же настолько больше, чем все люди, осознала Благого и возлюбила Его, что в этом даже и сравнить невозможно тебя ни с кем иным, и с Тобою был Владыка, всегда восторгающийся Твоей чистотой, и насколько более был Он любим, настолько полнее допускал быть познаваемым. Но ныне Он будет с Тобою не тем же образом (что прежде), а поразительным неким и необычным и который не только никому из иных людей, но и Тебе, Пречистой, ныне я впервые благовествую (потому что зачем была бы нужда приветствовать Тебя возвещениями об обычных и хорошо известных вещах?), так что настолько в большей мере Ты ныне возымеешь обитающим в Тебе Владыку, насколько и в прошлом больше, чем иные, Ты знала и возлюбила Его, и насколько общему естеству людей в наилучшей степени это возможно, и более божественно, чем всем иным вместе взятым; лучше же сказать: и выразить даже невозможно, каковыми преимуществами Ты превосходишь все существующее и насколько более чудесно ныне, чем прежде, Владыка судил соединиться с Тобою, так что это и уклоняется от всякой возможности выражения и превосходит всякий ум — то, чтобы мог по ипостаси соединиться с плотью Бесплотный, и Невидимый стать видимым, и быть описан Неописанный, и соединиться с тварью Творец. Итак, слыша, что Господь будет с Тобою, во-первых, отнюдь ничего не опасайся и не порицай меня как приветствующего Тебя с некими новыми и неслыханными, конечно, словами; но ведая то, что Он плотски возобитает в Тебе и Ты явишься Матерью Перворожденного всей твари, изумись Его беспредельной доброте, радуйся этой чести, а также высокому назначению человеческого рода, для которого Твое Чадо явится миром и тишиною после девятого вала и водоворотов и длительных войн; я же Тебе благовествую и чудесное пришествие Владыки, и спасение людей, которое Ты горячо желала совершить и испытать, с одной стороны, действуя как слуга, а с другой — как избранная быть Предстательницей о всех, и я прихожу как возвеститель этих трех величайших вещей; и справедливо было бы, чтобы и Ты радовалась сему и каждой из этих трех вещей в отдельности. И, поистине, как Тебе, Благословенной, не радоваться? Как же Тебе не быть таковой (Благословенной), когда не только Ты Сама не подверглась бесчестиям первородного проклятия, но сделаешь так, что и другие будут вне его? — Воистину, Благословенна Ты в женах не только потому, что Ты удостоилась больших, чем все другие женщины, даров, но и потому, что Ты освободила Себя от всех ужасов проклятия и возможешь весь человеческий род освободить от него; и как позор проклятия, возникнув от единой женщины, охватил общее естество, так и ныне от Тебя благо благословения воссияет для всех и родится семя второй жизни и начатой в истинном смысле людей. Она некогда поддалась напавшему на нее лукавому; а Ты с великим превосходством одолела его, не дерзавшего даже и к мыслям Твоим приступить, будь то прияв на то благодать, отвечающую Той, Которая имела послужить таким величайшим делам, будь то как награда за первые Твои побуждения к добродетели, на основании которых, конечно, невозможно было не перейти к величайшим из них; и та (Ева), недобрым образом возжелав вкусить от древа познания, потеряла и древо жизни: Ты же, ради законов Божиих вступив в спор с самим естеством, приобрела и превосходящие естество блага; и та была изгнана из Рая; Ты же имеешь принять у Себя Творца всего; и та — растлила общее естество; Ты же спасаешь вселенную: и той — Судия умножил стенания, и услышала она, что в печалях она будет и чревоносить и затем рождать, умолчу же о последующих тяготах; Ты же — в радости зачнешь Судию и, рождая Его, еще гораздо больше возрадуешься; если же после сего Тебя встретит скорбь, когда будет совершаться дело Домостроительства, но радость, которая наступит после сего, превзойдет прежнюю скорбь, так что, впрочем, нельзя справедливо и назвать ее так, потому что на основании сего (Домостроительства) произрастут столь многозначительные и столь великие блага. Итак, справедливо та проклята была в женах, и насколько сама она претерпела худшее из всего, настолько и для других женщин стала исходной точкой для того, чтобы и все иные испытывали то же страдание. Ты же являешься Благословенной в женах, и сама, возвышенная и величайшую благодать и славу, и другим женам Ты стала уделяющей от Себя, как бы от некоего источника, благословение. Итак, радуйся по причине всего этого, узнав от меня истинные вещи и которые не в каком-то далеком будущем, но теперь же, сразу, должны сбыться; потому что уже наступило подобающее время для освобождения людей, когда и иное и все в отношении Тебя произошло, как это было должно и как это было нужно для Тайны.
43. Это сказал Гавриил, повинуясь Пославшему его; поелику же он знал, что Дева пришла в смущение не от видения ангела (потому что Она была привычна к этому), но от превосходства реченных Ей вещей и высоты и величия провозглашенного Ей, и что Она желает нечто яснее услышать (потому что было бы неосмотрительно сразу же довериться величайшим вещам, и Она выразила Свое смущение стоящему перед Ней глашатаю их), он, заодно разрешив Ее смущение, располагает Ее к твердой вере в сказанное и отверзает Ее ум к восприятию сего. И вот, «Не бойся, — говорит он, — Мариам: обрете бо благодать у Бога». Взирая на высоту услышанных вещей, не подозревай никакого злоумысла и обмана со стороны говорящего и не поддавайся смущению и боязни: потому что я вижу, что Ты испытываешь раздвоенность чувств: и, с одной стороны, не легко готова довериться вещам, превосходящим всякий ум и слово, и, с другой стороны, не допускаешь Себе противоречить тому, чему не должно оказывать недоверие. Да, блаженно Твое волнение, и Тебе весьма свойственно оно, и оно ясно обнаруживает в Тебе также и весьма целомудренный дух, который во всех отношениях поступает осмотрительно; тем не менее дерзай и веруй реченным вещам и всякое колебание изжени из Твоей души: потому что если великая вещь быть Божией Матерью, и нет ничего, что было бы выше этого, и для этого необходима полная подготовка, то и в отношении Тебя, искомой послужить как наилучшая из всех женщин для дел, которых, можно сказать, ничто не могло быть большим, ничто не было признано маловажным или среднего порядка и на что можно было бы «посмотреть сквозь пальцы». Да, в деле Своего чудеснейшего Домостроительства Владыка не ошибся в величине чистоты в Тебе; но поелику Он возжелал спасти мир и нуждался в женщине, которая объединила бы в Своем лице все подобающие качества, то в силу самой необходимости Он тотчас же воззрел на Тебя, единственную, лучше Которой на земле нельзя было найти, поелику, действительно, и раньше Ты явила чистоту души и возлюбила Бога из глубины сердца и посчитала все уступающим оным благам; Он же Тебя более, чем обычно, возлюбил и возжелал для Тебя величайшие из благ, и, насколько это было возможно, сочетал Тебя с Собою и явил во всех отношениях подобной Богу, сохраняя Тебя для этого времени и для настоящей нужды. Потому что для чего было бы до такой степени украшать Ее (оными духовными дарованиями) и приготовлять Ее этими качествами, если бы Он не был намерен полностью использовать их? И для чего было бы не воспользоваться Ею, явившей такие великие качества души, предпочесть же Ей некую иную женщину, которая не подобно Ей и не настолько была подготовлена? Итак, Он уготовал Ее, как имеющий воспользоваться Ею; пользуется же ныне как в высшей степени подобающе подготовленной, так чтобы все было делом Его благодати, и в то же время Ты и от Себя внесла все для этого дела. Итак, Тебе не нужно приходить в замешательство и иметь подозрение к моему приветствию («целованию»), приводя на память оный злейший губительный совет, который прельстил Прародителей пустыми надеждами на обо́жение; потому что я не убеждаю Тебя поверить, что Ты от Себя и Своей силою совершишь это, чтобы Ты не могла заподозрить какой обман или ловушку со стороны желающего вызвать в Тебе гордость прекрасностью возвещений и чтобы Ты не возомнила высоко о Себе, но я благовествую Тебе величайшую из величайших благодать Божию и некую чудесную Икономию, которую хорошо обсуди, чтобы она не ускользнула от Твоего внимания и не случилось бы Тебе возбудить ее против Себя, более должного противясь и устремившись к спору относительно превосходства реченных Тебе возвещений; потому что не следует ни уступать тому, чему должно противиться, ни спорить там, где уверенно доверяющему себя данному лицу это принесло бы большую пользу; потому что и то и другое, будучи крайностями, вызывает порицание; а если при уверенности доверяться и с рассудительностью противиться, то эта золотая середина является добродетелью и во всех отношениях заслуживает величайшую похвалу. Прародительница ваша, действительно, поддавшись лукавому и не исследовав его совет, именно, что он имеет целью столкнуть ее в пропасть преслушания (заповеди Божией), и не осознав обман, понесла наказание за свою наивность и за непохвальную простоту; Захария же недавно, не подобающе выслушав возвещение ангела и не поверив ему, понес явное наказание, дабы сам он и всякий иной перестал спорить там, где меньше всего это нужно. Но Тебе, мудрейшей из всех людей, приличествует испытать нечто иное в соответствии с реченными предметами и признать присущую им истинность, хотя они и не доступны ни дня какого ума и слова, и тем не менее покориться им с радостью, довериться им, веруя, что это — Бог, Который так устрояет, премудрости и силе Которого все уступает.
44. Итак, освободи Себя от потрясения и успокой волнующуюся Твою душу, будучи мудрой и отнюдь не нуждающейся в чьем-либо совете; я же Тебе и более ясно изложу положение и открою значение благих извещений, дабы Тебе не было основания о чем-либо беспокоиться и не осталось ничего, что Тебе принесло бы волнение и привело в смятение. «Се зачнеши в чреве, и родиши Сына, и наречеши имя Ему Иисус». Это мне было желательно сказать Тебе и раньше, когда я возвестил Тебе, что «Господь — с Тобою», что по закону человеческого зачатия Ты, будучи Девой, зачнешь общего Владыку, взявшего на Себя приобщиться крови и плоти ради спасения сотворенного Им, и обычное время Ты Его удержишь во чреве и родишь Сына, первородного для Тебя и единственного, и наречешь Его именем ИИСУС, дав Ему имя достойное и зачатия и рождения Его, и всего того, что присуще роду красоты и чести и, прежде всего, самого освобождения всех. «Сей будет велий», и смиренным явившись вначале, взойдет затем в великую славу, Он, Сущий, по Своему естеству великий и славный и Который обладает всей славой и величием, и, (в то же время) поистине сущий Сын Тебя, Девы, и все уверуют в Него и провозгласят Его Сыном Бога Вышнего, кроме тех, которые, взирая только на внешнюю видимость, желают оставаться ущербленными в духовном зрении по отношению к сущей в Нем воипостасной силы. «И даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его», потому что Он не закрыл ему доступ к его престолам и не позавидовал равной с ним славе, но вместе с нею сделал его участником всего того, что по естеству приличествует отцу; потому что как бы Он мог позавидовать престолу Давида, который также, благодаря Тебе, приличествует ему и по причине плоти, которая имеет быть воспринятой Им от Тебя? И если Он сделал его участником величайших вещей, то не тем ли более удостоит его и меньших? «И воцарится в дому Иаковли во веки, и царствию Его не будет конца». Потому что уже не воцарится лукавый (диавол) над людьми, и не возместит своего поражения побежденный Высшим Добром, и уже не будет места для его насильничества, когда и самые семена его будут полностью изъяты; но все займут ряд под одним Царем и Владыкой, настолько больше став близкими Ему, насколько и были восприняты Им: они сами не пришли к Нему и не избежали заблуждения, но Владыка, прийдя, нашел заблудившихся и освободил их от заблуждения, и поступил с ними, как с близкими Ему, и отверз им отеческое наследие; потому что это будет обстоять таким образом, и еще во много раз лучше и божественнее, как и сам я желаю представить все в немногих словах, равным образом довольствовавшись теми одними словами, которые заключаются в моем приветствии Тебе, если только возникшее вследствие их волнение, охватившее Твою душу, не потребовало, в свою очередь, дальнейшими словами принести Тебе успокоение.
45. Прекрасным образом Дева, вняв этому, уже перестала быть подавленной величием предмета, и замешательство уже прошло у Нее, так что Она была не в силах ответить на это, но Она, поистине, уверовала, поелику на многих основаниях Она знала, что так должно произойти, а для уверовавшей отнюдь уже не должно было после сего быть в смятении; и уже сообразно с истинными и совершенно ясными вещами представленных Ей положений Ей следовало произнести слова, достойные предмета. — «И како, — сказала Она, — будет Мне сие, идеже мужа не знаю?» — В высшей степени надлежащий ответ тебе Я должна немного отложить, говорит Она, поелику же ты побудил Меня полностью отважиться и не бояться, то, конечно, ты разрешишь Мне расспросить тебя, дабы, когда в Моей душе еще больше уляжется волнение, Я бы возмогла дать тебе достойный ответ. — Я поставила Себе целью быть девой, и не имела опыта с мужем и не возымею никогда; между тем без мужа не может произойти зачатие и рождение, как это обстоит дело у нас, людей; ты же говоришь, что Я имею зачать по закону человеческому и родить истинного Человека, Которому, с другой стороны, как ты свидетельствуешь, свойственны высота и величие, и нескончаемое царство, и все величайшие вещи. Итак, скажи Мне, как это приключится Мне? Как примирятся между собой такие великие противоположности? Как потекут рука об руку девство и рождение? Как Я Сама, будучи и оставаясь девой, явлюсь также и матерью? Я осведомляюсь не по неверию и не противопоставляя реченное тобою положению и закону природы; будучи же не в силах примирить эти вещи и представить Себе их идущими рука об руку, Я прихожу к этой постановке вопроса, словно считая невозможным то, о чем ты говоришь, и принимая твои слова за некое обольщение и обман; но это — не так; Я просто желаю знать способ, каким образом эти чудесные вещи приключатся Мне; потому что не может быть, чтобы ты был в неведении их, как Свыше и всему иному наученный. — Итак, Она это спросила, не неведая, что то, что принадлежит столь величайшим вещам, никакое слово и образ не в силах выразить, за исключением лишь признания, что это находится во власти безграничной Силы, для Которой ничто из того, что представляется невозможным, не невозможно; но желая всесторонне быть в уверенности и, возможно, желая подвергнуть испытанию вышереченные слова (ангела): будут ли они соответствовать ответам на поставленный Ею вопрос, которые послу необходимо будет представить; он же хвалит осмотрительность Девы, отвечает же без малейшего расхождения (с реченным им раньше), приводя доказательство на вопрос, поставленный не по духу спорливости, но проистекающий от мудрейшей души.
46. Поистине, Ты мужа не знаешь и не познаешь, говорит он, хотя и зачнешь и родишь, когда Дух соделает девство, сущее в Тебе, способным родить и когда сила Вышнего изженит всякую физическую немощь, из чего, благодаря Первому, Ты поддерживаешь в Себе чистоту и любовь, а благодаря Второй — вносишь чистую веру. Итак, не плоть совершит в Тебе зачатие, не так, как у других женщин, которое, передавая материальное бытие, вместе с этим передает и грех («лукавство») рожденному, но Дух Святый, как вещество для Чистого, чистейшей соделает Твою плоть и использует ее как освященную, освятит же еще более Своим использованием ее. Итак, вожделение не предшествует Твоему зачатию, которое (у других женщин) является началом родовых мук и одолевающей печали и неудобства для нее, во много превышающих ее удобоподвижность; вера же в Тебе будет стоять во главе оных величайших и чудесных вещей, которая затруднения делает легкими и обладает силой переставлять горы и совершать величайшие из всех вещи, принадлежащие менее наглядному началу. Потому что зачатое оным образом является семенем и порождением греха, каковой, когда оно было воскормлено и созрело, стал присущим для всех таким образом в чувственности зачинаемых, так что можно справедливо и истинно сказать: «Яко в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя». Твое же Порождение будет святое, потому что и зачинается Оно наитием Святого Духа и имеет целью всех освятить, Сын же Божий наречется и Сын Вышнего по причине Своей силы. И как бы могло случиться, чтобы Пришедший взять на Себя грех мipa не был бы Святым? Приходящий восхитить сосуды (имущество) сильного и разрушить его тиранию не обладал бы величайшей мощью и силою? — «Словом Господним в древности небеса утвердишася, и духом уст Его вся сила их»; ныне же Вышний посылает для борьбы за Своих рабов Своего возлюбленного Сына, и теперь отнюдь не отступающего от Отеческих недр, Сущий же с Ним одной природы, Дух, присутствуя, содействует Ему в деле Домостроительства и со-осуществляет Его истощание, на основании чего не только для небес и для всей земли и обитателей ее, но даже и для самих ангелов произойдет польза и величайшей степени наслаждение. Итак, Ты и намерение Свое сохранишь и примешь на Себя зачатие, и у Тебя положение чистоты не воспротивится истинному и согласно природе порождению, ни Твое ненарушенное девство не потерпит от этого ущерба; связанная же с этим всякая тягостность отнюдь не явит себя, потому что Вышний и Сила Его и Дух взяли на Себя совершить все дело; и вот, ища способа (каким образом это произойдет), — если и сам я имею сказать слово и Ты в состоянии принять его — Ты желаешь узнать это, то знай единое и истинное, что все легко для Бога, и все, что можем сказать, находится в Его власти; если же и нечто большее Ты хочешь услышать, то это известно только Тому, Кто так устроил, а для меня и для Тебя и для всей твари не только знать, но и исследовать совершенно запрещено.
47. После того как Гавриил присовокупил эти слова к прежним, то, поелику блаженная Дева отнюдь не имела намерения выказать недоверие, на основании многого заключив об истине реченного Ей, а также получая для этого помощь от благодати Духа, — то Она уже не пожелала дальше разведывать и тратить время на вопросы, по дала простой и сжатый ответ, лучше же сказать, всеобъемлющий и мудрый, с одной стороны, достойный положения, а с другой — приличествующий Исполненной благодатями Духа: «Се раба Господня: буди Мне по глаголу твоему». И Она предала Себя судьбам Божиим, противоречить которым невозможно, противоставив Своей немощи всеукрепляющую Силу, и сочетала со Своим заявлением благоразумную веру, вместе с этим обнаруживая и Свою незыблемость. — Я вверяю Себя, о, Гавриил, говорит Она, реченным тобою вещам, лучше же сказать: тому, что заповедует наш общий Владыка, и Я выражаю на это Мою волю и всю Себя с готовностью предоставляю Ему, дабы Он воспользовался для всего этого, и тем более, если Он вознамерился при Моем сотрудничестве облагодетельствовать вселенную; если же заповеданное Им превосходит всякую возможность разумения и слова, и все присущее Мне — весьма ниже того, чтобы соответствовать столь великим вещам, то Я умножу Мои молитвы — то единственное, что у Меня есть в отношении величайших вещей; Он же, заповедующий сие, конечно, ведает, как произойдет поведенное Им, и к словам присовокупит деяния, потому что ничто из того, что Ему было бы угодно сделать, не невозможно для Его силы.
48. О, мудрейший ответ, и потому еще более мудрый, что он дан после подобающего исследования услышанных вещей! О, девственное дерзновение! — Кто, о, Дева, заслуженно, как Ты, мог бы назвать себя «рабом Господним»? Кому, после Тебя, соответствует качество сего наименования? Все являются рабами Господними, потому что они покорны Ему и управляются Им и во всем имеют долг вносить от себя свое личное служение; однако Ты подчинила Владыке и тело и душу Твою и уже более жила не для Себя, а для Него. И поистине, все иное восхождениями к большему из сущего несет долженствующее Владыке послушание, на основании чего оно должно иметь непрерывное общение с Устроившим весь этот мир и с бесчисленным множеством иных и, совершая Ему свое рабское служение, полагать, что оно подчинило себя Творцу; Ты же, устранив всякую задержку, как будто Ты не в этом мире родилась и находишься, была в общении только с Ним единым, Владыкою, еще не видя Его непосредственно, непосредственно же приближаясь к Нему и приемля Его, и службу Ты приносила Ему не по (Ветхозаветному) закону, подобную тени, но духовную и совершенную, которая, начавшись с Тебя, возросла и весьма усилилась благодаря образу жизни и слову Воплотившегося от Тебя и распространилась, и охватила весь мир. Да, Дева, Ты, поистине, Раба Божия и сотрудница Его и служительница, потому что самому величайшему из всех величайших дел Ты должна была совершить величайшее служение; так что я не знаю: почитая ли Себя и, так сказать, испытывая чувство Своего достоинства по этой причине, или же из смирения и скромности, Ты таким образом с радостью нарекла Себя этим смиренным и в то же время великим званием рабства; но, как представляется, не мог бы быть принесен Богу такой дар, которому Он больше будет рад, чем то, чтобы чистосердечно подчиняться Ему и служить Ему, как и от Бога не может быть какого-либо большего блага людям, чем быть и считаться рабами Его, явным признаком чего является то, что Он пользуется ими и подвигает их к Своему служению; потому что если и сынам человеческим вменяется в похвалу, когда они несут рабские труды для отцов и ничего не возражают против этого, и если кто, самих рабов называя сыновьями, ним, представляется, оказывает им доброе внимание, то какая великая честь, если кто-нибудь, будучи рабом и явив себя выполнившим и исполнившим то служение, которое несут рабы, будет за это явно пожалован Владыкой самыми делами. Так, вот, и Тебе, всем, чем Ты обладала, явившей Себя Рабою Богу, Владыка свыше свидетельствует о Твоей добродетели и, ища для Тебя славы, не находит больших, чем те решения, для которых была нужда в Таковой Рабе, что и Сама Ты видя, сказала, что Ты готова для служения, называя это рабским служением, — которое Посланник назвал «благодатью», — и Себя — «Рабой», Которую он наименовал «Благодатной»: потому что, поистине, и до сего, Ты, будучи исполнена Божественными благодатями, тогда — он сказал — нашла наибольшую из всех благодатей: а Ты, и в прошлое время неся рабское служение Богу, заявила, что Ты гораздо более будешь иметь готовность для нового служения.
49. О, сколь прекрасно рабство, которое явило Тебя Владычицей и Вождем для человеческого рода! О, рабство, возвысившее общее естество к чести сыноположения, а Тебе и нечто большее, чем это, даровавшее: потому что не только Ты явилась Чадом Божиим, из всех чад самым прекрасным, и Ты насладилась Отеческими благами, но Ты явилась и Матерью Ему, что сопряжено с гораздо большим понятием близости к Нему и величием, и Ты преподала Ему кровь и плоть, каковое положение на этом основании получив, Ты его возымела: до такой степени предшествовали Тебе слава и величие Твоего безупречного рабского служения; и как бы это могло не быть подтверждением Твоей мудрости, а для нас не стать величайшим назиданием? — Именно то, что Ты, назвав Себя «Рабою Господней», затем присовокупила молитву и желание («Буди Мне по глаголу твоему!»); Владыка же всех, со Своей стороны не замедлил присовокупить Свою благодать: но как только Ты замолкла, возвещенное (ангелом) стало делом, и Ты возымела зачинаемого в Тебе Владыку; из этого и нам следует сделать заключение, что нам не следует молиться прежде, чем мы не подчиним себя Богу, и получить нам невозможно просимое в наших молитвах, если сначала мы не явим свое послушание Владыке, и при этом должно молится о стяжании этих самых славных вещей (послушания и покорности Богу), как и Ты не сочла за недостойное таким образом (т. е. сначала признав Себя Рабою Божиею) предпринять молитву о том, что и прежде Твоих молитв было Тебе возвещено. Да будет так!
50. Итак, поелику в достаточной мере исполнилась миссия посольства, и посланник возвестил Деве, что в Ней возобитает Владыка, и вместе с тем унял смущение, вызванное его возвещениями, и раскрыл значение реченных Ей вещей и изобразил прекрасным образом все, что имеет быть в будущем, а Она внесла всю Себя, уверовав и доверившись, и вместе с этим сохранилась от обольщения и отнюдь не понесла ущерба от похвал, то уже не было нужды в других словах, то он, заручившись верою Девы, отошел от Нее; Пославшему же его отнюдь не было нужды докладывать соделанное, потому что Он сам присутствовал при этом и все знал и завершил посольство; Она же сразу, после слов, прияла исполнение их и подъяла неизреченное зачатие, и Матерью стала Дева, отнюдь от этого не потерпев никакого ущерба для Своего совершенного девства, если только и не большую стяжала от этого прекрасность, и Ей, в добавление к иным делам, стало доверено и это; потому что для Бесстрастного и Чистого, пришедшего ради нечистых, для сего служения какая бы мать больше подходила, чем Дева? Да разве бы это было благодеяние для Зачавшей и Воскормившей Его, если бы в результате сего Она подвергла опасности прекрасность Своего девства и у теряла красоту, происходящую от него? Итак, Она возымела в Себе Владыку, и теперь, когда возвещения (архангела Гавриила) уже сбылись и всякое подозрение ушло в прошлое, уже ничего не препятствовало Ей радоваться, прежнее смятение сменив на чувство наслаждения, даже если и случилось Ей вследствие сего испытать некое небольшое страдание, как бы смешанное с радостью и изумлением. Потому что, конечно, Она изумилась, встретившись с сугубым чудом (которое заключалось в том, что Она, будучи Рабой, прияла Владыку и, будучи девой, зачала Дитя); радовалась же Она, удержав Желанного, и не только умом, но и способствующим ему телом будучи соединена с Ним, и догадываясь, а лучше сказать, ясно сознавая, что то, что сейчас происходит, явится началом для иных великих благ; неужели же Она осталась бы безучастной к тому, что, совершив до конца течение, Она получит величайшие награды за подвиги, подъятые Ею в отношении прекрасностей (добродетелей)? Да и как бы это могло быть, когда, после того как Домостроительство было закончено, Она, оставшись одной в жизни, вплоть до времени Своей кончины, свои первые дела затмила (превзошла) вторыми и явила неизреченные подвиги не только ради того, чтобы стяжать последующие добродетели, но и ради того, чтобы удержать усвоенные Ею раньше, одно совершая в виде благодарности Богу, а другое считая за достойное усвоения?
51. Итак, сразу же после этого Она возымела зачатие, Бог же (пусть и об этих вещах дерзнет говорить слово) был зачат во чреве Девы, в Самом Себе осуществив человеческую природу и естество, ни в отношении своей природы не подвергшееся чему-либо со стороны Принявшего его, — за исключением лишь того, что это принесло ему славу и честь, — ни приведенное в особое состояние, так чтобы соответствовать Воспринявшему его; Он же — неизменен во всем и устраивает все, при этом Сам не подвергаясь ничему; имел же Он нужду истинно восприять человеческое естество и, как сказал Павел: «Иже во образе Божий Сый, и зрак раба прияти»; и воспринятое Им естество возымело в себе полноту Божества, и не согласно некоему простому возобитанию в нем Божества (потому что тогда истощание не имело бы места и нельзя было бы говорить, что Бог «воплотился») и не согласно некоему синтезу и смешению естеств, но согласно одной основе и единой ипостаси, при сохранении естественных свойств для каждой из двух природ, без какого-либо изменения их и смешения, но приводя их в общение друг с другом в силу предельного и истинного соединения их на единой основе; так что нельзя все сводить к одному и тому же и одинаковым образом приспособлять одно к другому; если же Полнота Божества и восприяла человеческое естество, то это подразумевает нераздельно соединенные Друг с Другом Божественные Лица, соединенные Друг с Другом не поддающимся испытанию Божественным естеством, по причине чего мы говорим, что Бог и Божество воплотилось; однако воспринятое Им (человеческое естество) объединилось по лицу только с одной, единой из Божественных Ипостасей, поелику Божественные Лица, имеющие общее Друг с Другом, согласно Своей природе, лучше же сказать: будучи Одно единое, — разделены на основные свойства (различные для Каждого из Лиц Святой Троицы), между тем как величайшее и по вещи и по имени Божественное Воплощение произошло не согласно соединению по природе, но согласно ипостасному и личному свойству, которое отстранило от участия в этом деле целокупность Божественных Лиц ничуть не меньше, чем различие согласно существу. На основании сего, как различие природ в воплотившемся Боге находится в прямой противоположности к тождеству существа Его как предвечного Бога, так и ипостасное Его и на единой основе соединение Его (с человеческим естеством), следует различать в свете различия между Божественными Ипостасями в отношении личных свойств Каждой из Них; посему, вот, в соединении согласно природам (Божественной и человеческой) полнота Божества восприняла человеческую природу, в тождестве же согласно единой Ипостаси Воплощение явилось делом Одного отдельного Лица; а этим Лицом было Слово Божие, Которое Гавриил назвал «Силою Всевышнего» и «Сыном Божиим», и «Премудростью», и «Образом и Начертанием Отца», и «Творцем мipa», каковые выражения он мог употребить вместе с прочими; поелику же весь мip произошел посредством Слова, «в Нем же суть вся сокровища премудрости и ве́дения сокровенна» и разумные основания (ὀ λόγοι) всего существующего и возникающего, и преимущественно в Его сферу входил тот вид провинности, который лег на нас (потому что он заключался в бесчинности разума, который в известной мере соблюдает в нас образ по отношению к Божьему Слову), то долженствовало посредством Слова снова воссоздать нас, истлевших во грехах; потому что это было Его делом привести нас сначала в бытие, а теперь возвратить заблудшее и справедливо уплатить за наш грех, и вновь простить нас по Своей благости; впрочем же, сущее во времени Его рождение должно было соответствовать предвечному (Его рождению), и чтобы Сын Человеческий был Тот же Самый Сын Божий, и во всем должно было сохранить за Сыном Божиим Его ни с кем не разделяемое сыновство (в отношении Бога Отца).
52. Итак, чрево Девы восприяло Сие Слово Божие как уже зачавшееся в нем, вместе же с зачатием произошло соединение Божественного естества с человеческим, и Бог восприял тело и душу, душа же сразу приняла соответствующее ей тело, и тогда впервые в Боге осуществились и соединились друг с другом тело и душа; потому что не приличествовало бы, чтобы совершенная Причина всего сущего соединилась с чем-то несовершенным или еще не приобретшим должное ему совершенство, как и не соответствовало бы соединению по ипостаси, чтобы то естество, которое прияло Слово, существовало бы само по себе, прежде чем было восприято. И вот зачатое тело Спасителя постепенно возрастало и укреплялось; потому что хотя оно и сразу же получило образ и было совершенным и не было лишено ничего из того, что требуется для тела, однако оно еще не возымело долженствующего количества (объема); потому что долженствовало, чтобы и будучи несовершенным по форме, исполненное Божией силой, словно не допускающей ему сразу же возиметь полноту совершенства, оно и в этом постепенном развитии соблюло закон человеческого зачатия. И к чему удивляться, когда и родившись, Спаситель не только по телу соблюл законы природы, преуспевая по неким степеням и порядку, но Он, Премудрость Божия, постепенно исполнялся премудростью и духом, дабы не показаться каким-то дивом, будучи человеком, и в то же время в Своих поступках и словах совершенно выходящим из правил общего для людей постепенного развития, в силу чего, по необходимости, все устремились бы к вере в Него, в результате чего цель Домостроительства была бы нарушена.
53. Но, поистине, какой язык, какой ум возмог бы раскрыть вещи, относящиеся к Божественному Воплощению? Кто, взирая на высоту и величие Божиего Домостроительства, даже если бы это был Павел, даже если бы взошел на третье небо, не испустил бы оное истинное и благородное восклицание: «О, глубина богатства и премудрости и разума Божия! Яко неиспытани судове Его, и неизследовани путие Его!»? Потому что, поистине, все, что исходит от Бога, превосходит ум и всякое слово и принадлежит Его премудрости в проницательности, с которой Он все делает и проникает во все, как бы незначительно то ни было; если же кто попытается коснуться чудес, относящихся к Домостроительству, то ему необходимо потерпеть затмение ума и неудачу куда более, чем бывает у тех, кто попытается смотреть прямо на солнце немощными глазами или летать, не имея крыльев; потому что здесь не море расступается чудесным образом и затем сходится согласно своей природе, спасая беглецов, преследующих же со всем их войском покрывая своими водами и предавая возмездию за их злобу; ни разжженная пещь становится для раскалявших ее тем, что они от нее ожидали, возмутившись на бешенство их против праведных (Трех Отроков), кропит же росу на тех, против которых она была разжжена и являет зрелище благочестия и неизреченного наслаждения и ликования; и не ковчег строится, превозмогающий такой Великий потоп, чтобы сохранить для человеческого рода семена, и явившийся неким вторым Эдемом, поелику должно было изъять из среды греховность, спасти же от гибели естество; и не солнце оказывается остановленным — этот исполин, никогда не устающий в своем течении; и не иное какое производится из Божественных дел, которые Он чудесно совершал каждое в свое время и по нуждам, или для поддержки праведности, или в наказание лукавства (зла), или что-либо подобное, совершаемое ли в единичном случае или многократно, но единой волею и желанием все оное Соделавший и Могущий спасти весь мip или уничтожить, Он становится безгрешным Человеком, — Каким Он, конечно, вначале и привел человека в бытие, — имея вывести людей из бедственных положений, приключившихся им вследствие греха, и снисходит теперь в бесславии плоти, чтобы возвысить к величайшей славе тех, которые в течение столь долгого времени пребывали в бесславии, и, будучи Духом, принимает на Себя материю, и Бестелесный становится телом, и Безграничный ограничивается, и Творец веков делается подвластным времени, и к предвечному рождеству присовокупляет плотское, и Деву являет Матерью, и все новотворит, не отступая от лучшего и не неудостаивая худшее, в каковых вещах не только замысл Домостроительства превосходит всякий ум и слово, но и осуществление его, великое и чудесное, и отвечающее столь великой цели, а это: изъятие греха и разрешение уз, бесстрастие души и нетление плоти, и население снова Рая, и Древо Жизни, и усыновление, и вместе с этим изобилие всех иных благ, на основании которых не только для пострадавших в этом отношении приходит польза, но и для всех, которых в общем плане человечества коснулись оные несчастья. Итак, мог бы кто-нибудь сказать что-нибудь сверх всего этого, или чтобы воздать справедливое благодарение, или чтобы представить предмет для обсуждения и как бы облегчить своими рассуждениями понимание того, что превосходит всякий ум и слово? Для меня же, действительно, и то, что обходится молчанием, представляется неизреченным, и то, о чем было возвещено, видится мне непостижимым; лучше же сказать: умолченное — недомыслимо, и возвещенное не менее пребывает неизреченным. Но и все то, о чем я нынче говорил, уступает самой действительности; и это не только мое ощущение, хотя оно и сильнее всякого моего ощущения, но и всех людей, и не только их, но к тому же — и самих ангелов.
54. Итак, то, что относится к Божиему зачатию от Девы и Рождеству Его, пусть будет предано твердому молчанию или же сбережено для подходящего времени, если кто-то возымеет что-то сказать об этих вещах, чтобы только явить свое усердие и ничего большего, чем это, не достигнуть; но и то, чем почтило нас Воплотившееся Слово и чем мы насладились в результате Его истощания, каждая из этих вещей является предметом своего праздника и торжества, и согласно им следует распределить о них речи; для нас же сегодня темой послужил день Благовещения, и его надлежит нашему слову обсудить и со-праздновать, — насколько это возможно в сочинениях на эту тему — при помощи Самой Девы; оно уже наметило тему и представило основания значению сегодняшнего дня, составившись из многочисленных и разновидных источников в простое и краткое изложение, а лучше сказать: вызванное на основании Божией благости, и к ней опять в равной мере возвратившись; потому что невозможно, чтобы оно возникло от начала, противоположного вещам, приявшим таковое начало и конец, взявши на себя изложить эти вещи с объяснением их и по порядку. Итак, пока мы не воспротивились благости Божией, к нашим Прародителям стекалось богатство благ, им дано было место неги и всевозможного наслаждения, полное радости, свободное от какой-либо скорби, благородное начальствование над животным миром, и вместе с этим владение всеми земными благами, познание Бога, но еще не непосредственное и не согласно самому Его существу, в гораздо же большей мере более совершенное, чем то, которое наступило после грехопадения, ве́дение же всего сущего, бывшее безошибочным и твердым, посредством которого должны были управляться наши дела и мы сами возводиться к высшему знанию, чистота души и сил (способностей) ее, нетление тела, соответствующее ей, свобода воли, величайшая из почестей, заповедь, удерживающая ее в нужных границах и тем самым доставляющая этой чести стойкость, а этим дисциплинирующая волю и приготовляющая человека к образу жизни, превышающему естество. Вот это есть то, что мы возымели от Владыки; потом ополчилась против нас зависть, первый и злейший зародыш гордости, надела на себя маску беспристрастного совета, и сразу же нас захватила в плен; и, предав оружие и силу, которыми нас Владыка снабдил для всякой борьбы, мы изменили Истине и предоставили себя отцу лжи, отступили от должного порядка, стали влекомыми по всех отношениях бесчинными вожделениями; ищем завладеть тем, чем владеть не до́лжно, или следует искать так, как это подобает, самыми делами и соблюдением заповеди. Как только же закон стал нарушен, тотчас же обрушивалось возмездие на нарушителей его и последовало лишение столь великого богатства благ, и земля исполнилась беззакония, и Владыка представился враждебным (к человеческому роду), а (действительный) враг пожинал для себя, увы, плоды там, где были Божии посевы; затем от Бога последовали законы, и угрозы и бичи, и кары и наказания, средства для обращения людей от зла к добру, но зло побеждало эти лечебные средства. Но, о, безграничная и превышающая естество Благость! — При преизбытке зла умножились дела Его сострадания, и Владыка снисходит на землю, дабы найти погибшую драхму и взять на руки заблудившуюся овцу, и ужасы, пришедшие по причине зависти (или: недоброжелательства), заместить прекрасностями вследствие любви, и Своим смирением привлечь к Себе возгордившегося, и Своею смертью и кровью искупить захваченных в плен и сделать их участниками жизни, которая — в Нем, и исполнить, поистине, теми благами, которые Он желал (с самого начала), чтобы мы имели, стоявшие же на этом пути препятствия устранить, Самому приняв на Себя величайшее возмездие за наши грехи; а для того, чтобы все это — такое неслыханное до сих пор — сбылось, Он, будучи возвещен Ей посредством ангела, вселяется во чрево непорочнейшей Девы и зачинается по закону человеческой природы, зачинается же без семени, когда все животворящий Дух явил Ее чрево плодоносным; — такое начало приемлет великая тайна Домостроительства.
55. До этих пор об этих вещах у нас было слово, поелику сегодня мы их и празднуем, ведь слово посвящено Празднику, а Благие Извещения являются причиной Праздника, а они, — насколько немощь ума и слова могла постичь величайшие вещи, которые ускользают от всякой способности постижения ума и слова, — заключают в себе таковое значение. Но какой же ум в силах будет созерцать благость Зачавшегося? Какое же слово воспоет чистоту Зачавшей? Кто достойно ублажит Доставителя извещений, которому было поручено дело оного, воистину, прекрасного посольства? О, какая радость охватила Деву, сверх ожидания услышавшую оные великие вещи и, возможно, прежде чем услышать их, болезновавшую; возможно же, что нечто и отвечало само по себе, более чем что-либо иное, желанным Ей предметам, так что вращалось у Нее и в уме и на языке! О, День, прекраснейший из всех дней, который принесло все время как бы некую красу и украшение его и честь, так чтобы уже не было прекращения в воздавании ему должной чести: потому что он, единый, заключает в себе и начало нашего спасения, и прекращение греха; он с великим превосходством преимуществует и над тем днем, когда было создано человеческое естество: потому что тогда людей, совершенно ничего не привнесших от себя (потому что никого из нас раньше и не было на свете), Владыка удостоил оных благ; ныне же — и возненавидевших Благодетеля, и явивших враждебное отношение к Нему (Он удостаивает такой великой милости); и это было тогда, когда бедствия, проистекающие от греха, еще не были известны; а ныне мы на опыте познали их; тогда — без участия со стороны людей произошло вначале создание их из праха; воссоздание же происходит от Него лично при принятии Им нас в участие в этом деле; и тогда, вот, Он, пребывая в Своем достоинстве, одарил их столь великими благами; а ныне, пребывая в смиренном виде и снисходя, Он до такой степени почтил нас, и к сему дню нашего Воссоздания прибавляет нечто многое для наслаждения им и славы.
56. И этот день не только превосходит оный день, но и вместе со всеми сопряженными с ним и равными с ним по чести доблестно состязается и соперничает в том, чтобы быть наилучшими из всех; потому что он не только воссоздает человека, но и всю тварь переделывает и единый возмогает сделать то, что принадлежит деяниям всех их; потому что для создания человека соответственно долженствовало принять в расчет деяния прежних дней (Творения), а для воссоздания всего естества — чтобы довлел успех только сего единого Дня. Поелику же следовало, чтобы Тайна еще явно не воссияла, то ей следовало принять только начало и семя и искру, и не подобало явить это тремя элементами в виде сперматического начала, поелику из трех элементов составляется весь этот мip: из мipa ангелов, из мipa людей и из мipa плотской твари, — (то из мipa людей) только единая Дева, прияв, удержала в Себе прекрасные черты человеческого рода и со временем имела представить и явить и иным сокровенное в Ней сокровище; (из мipa ангелов) Гавриил был единственный, кто послужил тем вещам, которые все ангелы желали увидеть и познать, кто некогда им, вопрошающим, ответит и разрешит недоумение, когда Владыка с трофеями и знамениями победы, с ранами на Своем теле будет восходить на небо; (от мipa же тварной природы) время, которое производит движение тел и которое движет иные из тел, привело сей День, единственный по своему значению, который имел наступить и который и для всех иных дней будет служить основанием для величайшей радости, возникшей после сего Дня; лучше же сказать, достаточно было Девы вместо всех тех (элементов), как бы по общему соглашению выдвинутой со стороны каждого из них: потому что к чему искать, разделив оные природы, когда довольно Ее Одну принять вместо всех, Сущую и ангела, и человека, и облеченную в тело, и преимущую в отношении каждого из этих элементов настолько, что это невозможно и выразить? Таким образом, День Благовещения не только восподражал оным первым дням истекших от него благ, но и превзошел их как множеством и величиной проистекших из него благ, так и тем, что он единый был нужен всем им в целокупности. Посему, если бы кто сказал, что весь мip начался с оного дня, и соответственно сему к нему возвел бы некое истинное начало (мipа) и посчитал бы за первый день милостей Божиих в отношении твари, тот, думаю, недалек бы был от истины; потому что с тех пор мip может справедливо называться «порядком», быв до этого, — когда разумность во всех отношениях отступила от него, — беспорядком и хаосом; — и с оного Дня неизменно стали изобиловать для всех нас, как плоды его, Божии милости.
57. Этот День преимуществует не только над днями, бывшими прежде него, но также и над всеми днями после него, одолев самые лучшие из них в каждое время (года) и все прочие превзойдя. Так, некогда позднее, ангел, сидя на камне при Гробе Господнем, благовестил женам, пришедшим на Гроб Распятого, ожидаемое Воскресение Владыки, и через них — Ученикам, чрез тех в свою очередь всем людям; но это были благие возвещения о победе и о прославлении Владыки и о низвержении насильника, поистине великие извещения, больше которых нет ничего для наслаждения, но приявшие эти извещения, и прежде чем услышали их, уже могли их ожидать; а то, что Гавриил, придя к Деве, возвестил, это были благие возвещения о мире и нежданном примирении и о том, что разделявшая нас стена вражды отъята, без чего Владыка наш не вступил бы в борьбу за нас и не одержал бы оную светлую победу. Итак, насколько большее дело в отношении наслаждения и чуда и превышающее надежду на то, что можно было бы когда-то ожидать, примирение с нами справедливо разгневанного Владыки, так что Он обошелся с нами как с близкими Ему, когда наша виновность была снята с нас, и все сделал ради нас, ставших Его друзьями, а также и пострадал за нас, — насколько эти вещи более чудесны, чем оные (пасхальные) благовествования, настолько и этот День (Благовещения), возвестивший и передавший их, больше того дня, который принес оные реальности.
58. Но ведь и Второго Пришествия Спасителя, — которое Он Сам непосредственно возвестил — и оных, проистекающих оттуда благ, какое бы кто положил начало преимущественнее оного дня, в который Он пришел в первый раз? Потому что если Он придет, чтобы судить, то сама необходимость требует, чтобы сначала Он пришел установить законы, и невозможно было бы строго требовать от людей отчета об их образе жизни, если бы сначала Он Сам не представил пример поведения. И, конечно, оный день (Второго Пришествия Христова) возымеет в себе и нечто грозное (потому что долженствует, чтобы благие восприяли почести и пожали плоды своих трудов, а дурные — чтобы понесли наказание за свое зло; потому что этого требует совершенство правосудия Божия, и Он, имеющий прийти как Судия, откладывает этот день), — первый же и ныне празднуемый нами День связан только с благостью Божиею и не сочетается ни с какою грозностью; и оный день призовет на царство тех, кто, насколько возможно, по-царски поставил себя, и учредит вечерю для облаченных в брачное одеяние, потрудившимся в винограднике воздавая подобающую их труду награду, большую, чем они заслужили, почтит их; а этот День (Благовещения), разрешив узы и отъяв преграду вражды, сделал возможным для желающих проявить усердие и труд получить оные блага и, с корнем исторгнув всякий предмет страха, одни из благ сразу же предоставил, а другие предложил в надеждах, не постыждающих никого из прекрасно возложивших надежду на них. И хотя во время Первого Пришествия Спасителя получили начертания основные приговоры, вынесенные против грешников, однако они были удостоены многими и великими милостями от Бога, что должно было их побудить к тому, чтобы быть благоразумными, и никто бы не сказал, что согрешившие были лишены возможности получить прощение; тогда же (во время Второго Пришествия Христова) будут вынесены окончательные приговоры, и уже ничего не будет такого, что могло бы изменить Божии решения. Итак, ужели мог бы кто не увидеть из этого, что Владыка, воплотившись, удостоил людей величайших милостей и, пожелав сделать им добро, ничто важное не оставил без внимания, по причине чего необходимо следует, чтобы люди вкусили и результаты своего отношения к делу Христову, так чтобы не было предела воздаяния ни для окруженных почестями, ни для наказуемых; к тому же и то, что Владыка удостоил прийти в смирении и образе раба и предстать пред неправедными судьями, Он, Судья, имеющий вернуться со славою и судить мip, у кого это не вызовет удивление? Таким образом, этот День (Благовещения) заключает в себе нечто большее, чем наслаждение и чудесность светлого оного дня (Второго Пришествия Спасителя), в добавление к тому, что он первым был и в отношении оного занимает положение начала; этот День, вручив нам Владыку и соделавши исходные пункты благ, проистекающих отсюда, также представил пред нашими очами заботу о нас Девы; и ныне, когда Дева является для нас Иной Предстательницей пред Ходатаем о нас (Христом), есть ли что, на что Ей будет невозможно дерзать ради нас? Есть ли что, что — при благоволении к Ней Владыки — Ей будет невозможным совершить? Сей День все люди почитают в течение всей своей жизни, и когда случится вспомнить о каком благе, немедленно же обращаются памятью к нему, не имея ничего большего; сегодня же они всё совершают в честь Нее, даже если это и далеко от достойного Ее, потому что как долженствует чтить день Благовещения, который провозгласил начало всех благ и который не перестает с того времени доныне всех благодетельствовать, так и всем, пользующимся от Нее благами, всегда следует памятовать этот день, который среди всех дней преимущественно носит образ оного дня, всем следует в особенности почитать и праздновать его ради Явившей все им и за всё, чем они стали.
59. Поэтому будем праздновать и мы течением круга времени и ныне наставший этот величайший из праздников; почтим день Благовещения, лучше же сказать: окружим самих себя почестями в честь него; посвятим ему ум и слово, то, что из всего, что принадлежит нам, является самым драгоценным: не пощадим и денег, потому что и ими следует оказать внимание Тому, Кто был бедным ради нас, кто протягивает к нам руки нуждающихся; сбросим с себя тяжесть, которой нас нагрузила материя, и станем легкими; потому что нам следует взойти на небо, ради чего Владыка удостоил сойти на землю. Не сделаем безрезультатным для нас такое великое дело Его Домостроительства, оставаясь грешниками и после сего, соблюдаемыми для вечного огня; возненавидим враждовавшего с нами от самого начала и способствующие ему силы. Владыка оградил нас от врага, разрушив средостение греха (отделявшее нас от Бога), и снова вооружил нас на борьбу с оным; поэтому не допустим ему снова доступа к нам, снова воздвигая оное средостение, разделяющее нас с Владыкой, худшее, чем прежнее. Итак, лучше самыми делами будем чествовать праздник; потому что следует наше наслаждение и внешними знаками возвестить, и всем, чем можем, сделать явным торжество праздника, и явить себя полностью воодушевленными. Итак, будем ликовать, составим хоры, громким голосом и рукоплесканиями сделаем общественной нашу внутреннюю радость; будем воспевать благость Божию за то, что Он наводнил нас реками таких великих благ, затопивших море греха; прославим преуспеяния Девы. Поистине, и чины ангелов примут участие с нами в хороводе и с поющими, составляя с нами круг и запевая духовную песнь, и как тогда, когда это происходило на самом деле, они принимали участие в нас, помогая нам, так и ныне, когда мы совершаем память об этом, они разделяют с нами радость и празднуют вместе с нами. Но можно видеть, что и времена года приносят празднику самое свое лучшее, как это было и тогда для впервые приходящего Царя: потому что теперь лицо земли уже обновляется, и нее движется к возрастанию, и через все проходит чувство радости, снимая с себя первоначальную мглу зимы. Но если и какая-нибудь злая природа, заключенная в глубинный мрак, теперь, когда воссияло Солнце Правды, и сокрушается о падении тирании, то от этого бывает еще радостнее тем, кто был обманут ею и терпел ее насилие, и мы не в малой степени причисляем к нашей радости ее гибель и падение, не потому что в нашей радости мы стали злыми, а потому что возмездие постигло совративших и продолжающих и дальше совращать, и подвергло их соответствующим их злобе наказаниям. Все способствует нашему празднику, все радуется вместе с нами, все ликует, с одной стороны, ради самих себя, поелику и Владыка, придя на землю, вместе с нами и все облагодетельствовал; все почитает Деву, больше всех почтенную от Бога: все воздает Ей благодарение, потому что и Она всем оказала помощь. Итак, вся природа вместе с нами совершает с нами общий праздник и все приносит свои дары Владыке и Его Матери, самое что ни есть лучшее у них; а мы постараемся превзойти в этом отношении всех: потому что к нам первым пришла благодать, и мы первые и в особенности насладились благами, и от нас плоды радости и пользы перешли на других; до такой степени возлюбил нас Владыка, что соблаговолил стать общником с нами по плоти и ради нас перенести страсти и поношения и душу Свою отдать, что является величайшим делом любви. Итак, ясно, что все то, что будет принесено с нашей стороны, далеко уступает этому, и все, что бы мы ни намеревались сделать в благодарность Ему, не возымеет никакого сравнения с преизбытком соделанных Им (для нас) вещей, однако, не имея возможности соблюсти точности соотношения, никому из нас не следует отступать от того, что соразмерно нашей силе, и уклоняться от участия. Владыка ждет от нас любви к Нему; ни в чем не нуждается с нашей стороны Тот, Кто, всем все давая, при ним, конечно, не испытывает недостатка в том, чтобы давать. Итак, Он знает нашу немощь; но проявить нашу добрую волю — это в наших силах, и пусть Он увидит ее проявленной.
60. Но чем бы возмог кто наименовать Тебя, превышающую всякий ум и слово, о, Дево и Мати, высшую всех дев и матерей, о, Единая на земле явившая Бога и увенчанная от Него величайшими почестями и изумившая все естество чудесами, связанными с Тобой?! Ты, поистине, с самого начала Сама избрала для Себя все что ни есть святое и, получив Свыше призвание, без чего отнюдь невозможно преуспеть (в духовной жизни), не только расположила к Себе Владыку, но, вот, явно возмогла и всех людей спасти, понесши в Твоем чреве Безграничного и вместив Невместимого для всех; и соединив человеческое естество с Владыкой, с Которым сначала Ты Сама соединилась, Ты явилась и Вещество, и Орудие, и Завершение, и вторая Причина после Первой того прекрасного, что предоставило нам истощание Божиего Слова. И ныне посредством Тебя мы стали «чадами Божиими и сынами Света и Дня» и возделывателями и жителями таинственного Рая (если только опять своим нерадением не раздражим против себя благодать), за что Тебе и от всех нас долженствует всякая благодарность: потому что, если даже мы и весьма, весьма далеки от Твоей святости и чистоты, все же было бы справедливо нам быть подвигнутым к воздаванию Тебе чести, делая этим угодное и Почтившему Тебя, и Тебе, конечно, не допуская себе зависти к привилегиям, соответствующим величию Твоей добродетели; и полагая в какой-то мере угодить Богу, — хотя мы так далеко уступаем Тебе в чистоте, как земля отстоит от неба, — не посчитаем ли за позор, чтобы в честь Тебя, до такой степени сделавшей нам добро и восстановившей нам и тела наши, и души и сделавшей их — по Твоему примеру — свободными от завладевших ими бедствий, не было произнесено никакого (похвального) слова, и, будучи грешными, мы не были обязаны Тебе величайшую благодарность? И когда мы обдумываем благость Божию и доброту Его в отношении нас, следующие наши мысли обращаются к Тебе, к Деве, с равным чувством благоговения и наслаждения. Но, поистине, даже и это мы не в силах сделать надлежащим образом, потому что отнюдь ничего не в силах мы принести от себя, до такой степени наши и ум, и слово, и способность мышления неспособны воздать что-либо от себя нашим Благодетелям; однако все общедоступное для всех людей совершается с нашей стороны в честь Тебя и общего Владыки как наше выражение благодарности и признательности, до таким степени мы с любовью почитаем Тебя, сущую после Бога нашу Благодетельницу и великим, и самым последним, с одной стороны, принимая во внимание достоинство (благодеяния), а с другой стороны, взирая на его результат. Это Тебе, Величайшей, весьма малое приносится нами во всякое время; сегодня же — во много больше, потому что именно сегодня Ты получила Благие Возвещения о Пришествии Спасителя, вследствие чего мы, далеко отступившие и от Бога, и от самих себя, возвратились к Богу и к самим себе, подобает же Тебе и слово, Матери Слова; и в нем торжество нашего спасения, и хотя успех его был мал, но если бы Ты явно не оказала помощь, то и этого оно не имело бы силы достигнуть.
61. Если же для произносящих похвальное слово отнюдь не неуместно выразить при этом свои желания и нужды всегда Готовой оказать нам милость, о, Дево и Богородице, то и мы не неведаем нашего Благодетеля, и не за малое ценим полученный нами дар, и, воистине, желаем спастись, однако со всех сторон многие препятствия стоят на нашем пути и гасят искру нашего доброго желания; поэтому более мужественным следует крепко держаться добродетели и убеждать себя отказаться от некоторых хорошо известных вещей, немало же вещей служат благовидным предлогом для более нерадивых, каковых множество среди людей, и эти вещи, благодаря их нерадению, делают и путь к добродетели крутым (затруднительным). И вот, тогда как у других людей, желающих спастись, (только) немощь плоти открыто воюет, противясь духу, у нашего народа со всех сторон — война: от своих собственных страстей, от чужих, от внешних врагов, от внутреннего тяжелого положения, — так что молясь, чтобы благодать Домостроительства воссияла для всех людей, и желая всем им спастись, мы видим, что дело спасения находится в плохом состоянии, а в еще гораздо худшем состоянии — у нас, которых больше, чем иных, угнетают печальные обстоятельства; к тому же мы видим, что христиане разделены в отношении догматов о Боге; и возникшие из тех же начал и во всем, кроме чего-то одного, солидарные друг с другом, они враждуют между собой, так что для спорящих из-за этого есть опасность погубить самые основы спасения; и когда иные утвердились в непоколебимости и сопротивляются истине, какой только камень не приведем мы в печаль своим поведением? Умолчим уж о том, что и в то время, когда еще не была отрублена голова многобожному языческому пустословию — этому древнему и первичному недугу людей, — ложь вырастила иные головы, настолько худшие, насколько и весьма нелепые, и в добавление ко лжи, содержавшие в себе, как клеймо, полную бессмыслицу. И скверный пророк, увы, возымел силу, как и религия его и вздор, и составил во всех отношениях противоречивые учения, каковые ничем не больше, чем сонный бред, и даже более беспорядочны, и об этом по справедливости можно судить по их абсурдности; и теперь происшедшие от него племена нечестивых наводнили большую часть земли, и заблуждение, как некая гангрена, захватывает весь мир и переворачивает все вверх дном, ежедневно поглощая и истребляя тела и души тех, кто еще вчера здравствовал. Отнюдь не меньше этого угнетает и терзает видящих это, с одной стороны, чувство сострадания к братьям, а с другой — страх за самих себя. И действительно, Истина побеждает и при таком перевесе со стороны сил лжи, и хотя побеждает, будучи побеждаемой, однако ей всячески долженствует их преодолеть. Да, все эти ужасы своими преизбытками исчерпали всякий источник слез; и то, что видим, просто невероятно, а то, что, верим, действительно произошло, приводит в смятение прежде, чем подвигнуть в скорбь и превратить нас в какие-то обледенелые камни, только молчанием и трепетом выражающие наше страдание, так что мы уже и не в силах молиться Богу об избавлении от этих зол, ибо, подавленные величиной несчастья, мы даже и это утеряли.
62. Ужели же, в действительности, некоторыми отдельными лицами среди безупречно державшихся Благочестия создались понятия, противоречащие установленным мнениям: именно: у этих людей, у которых нет ни малейшего заблуждения относительно догматов о Боге и о предметах веры, возникло мнение, что якобы невозможно преуспеть и спастись, если не отвергнуться от всего мipa и даже от самих себя, как от неких злоумышленников и врагов, весьма завлекающих в свои сети? Но разве ради таковых единиц, могущих это осуществить, была обновлена вся (человеческая) природа и отверзается Рай, с древних пор заключенный? Ужели, кроме этого малого числа людей, мip удерживается в состоянии (духовного) рабства и еще не началась перемена к лучшему состоянию, и человечество еще не пришло «в свободу славы чад Божиих», как говорит Павел? — Но эти блага скорее следует приписать премудрости Божией и благости Его и Твоему состраданию к людям, и они отвечают нашим надеждам, насколько об этих вещах можно заключить, будучи человеком, не постигающим глубин Божиих судеб, лучше же сказать: не способным вкусить оные блага, которые превосходят всякий ум и слово в обычных условиях: это — то, что мы приготовились вкратце сказать об этих вещах, а также и о бедствии христиан, и это тревожит нашу душу и настраивает нас так говорить. Однако, не допустим, чтобы эти вещи держали нас в своей тирании; или пусть разрешатся эти превратности, если и не все, то хотя бы некие, или пусть ничто не воспрепятствует нам, вооружившимся непреодолимым и непобедимым образом мышления и отнюдь не могущим пострадать от них, на пути к спасению. Пусть будут изъяты предлоги для греха; пусть заключатся входы для лукавства. Однако для стяжания добродетели не следует ли встретиться и с некоторыми неудобствами, дабы прекрасное (добродетель) не осталось невознагражденным? Да, надо, чтобы на основании многих невзгод постепенно закалялась воля у человека; а теперь нам и невозможно совершать бег, имея на ногах такие тяжелые цепи, и прежде чем, имея доброе намерение, мы поспеваем к цели, полчище врагов, появившись, все сводит в противоположное состояние. Пусть у всех христиан сведутся на нет междоусобные несогласия и нестроения и удовлетворение гнева против со-племенных: ведь у нас — угрозы со стороны нечестивых (турок) и раны, и внутренние беды, отчего у нас дела с каждым днем ухудшаются. Пусть снова Христова Церковь возымеет мир и, быв бедственно рассеченной, пусть снова сойдется в одно; потому что нет такого блага, которое не последует за миром, как и нет такой злосчастности, которую ссора оставила бы без своего внимания. Пусть мир и единодушие умов и воззрений обымет весь мip, отстранив всякую спорливость и соревнование; пусть все осознают Истину, и пусть дела, соответствующие знанию, явят себя; пусть огромное большинство, если даже и не все, покажет себя прекрасным; пусть преуспевает прекрасное дело Домостроительства; пусть возрастают Твое благорасположение к нам и Твоя забота о нас: потому что и Ты, ревнуя благому и человеколюбивому Владыке, «всем хощеши спастися и в разум истину приити». Поистине, это — великие вещи, и нет ничего, что было бы больше их; уступают же они безграничной и превосходящей всякий ум Благостыне; таковые дары будут нам от Бога, придут же они для тех, кто усердно молят о Твоем предстательстве; в этом нуждаются все люди, а из всех в особенности мы, под покровом Твоим до сих пор хранимые и сохраняемые Твоими милостями; об этом мы молим; и для Всемогущего не трудно оказывать милость, ни Тебе — ходатайствовать о нас, для Которой до такой степени это стало преимуществом, и это отвечает Божиему состраданию и тому, что Он, и предварив наши прошения, оказывал нам благодеяния. Если же даже и не знаем, о чем нам просить, пусть Владыка творит то, что Ему угодно (а Ему угодно то, что нам — лучше), да будет же Он снисходителен к нам, а ради этого — и Ты, Дево, Которой мы сверх меры докучаем, да, Дево и Богородице, Ты Единая наша Ходатаица к Родившемуся от Тебя, Владыке, Которому подобает всякая слава, честь и поклонение со Безначальным Отцем и Всесвятым и Благим и Животворящим Его Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Информация о первоисточнике
При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).
Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).