Слово тайноводственное о Святом Духе (перевод с греческого проф. Е. И. Ловягина)
и о том, что как рождение Сына священнословится от одного только Отца, так и Дух Святой богословствуется исходящим от одной и Той же Самой Причины — а что Он есть Дух Сына, говорится потому, что Он единосущен Сыну и через Него посылается Перевод с греческого Д. Афиногенова
1. Обличения, которыми смиряется гордость тех, кто тщится подавлять «истину неправдою» (Рим 1:18), рассеяны по многим пространным сочинениям. Но поскольку твое великолепное и боголюбивейшее усердие попросило сделать некий обзор и очерк этих обличений, то, если божественный Промысел воззрит на нас благосклонно, не будет недостойным и удовлетворить твою просьбу. 2. Итак, острая и неминуемая стрела против них есть, даже прежде всего остального, Господне речение, поражающее и уничтожающее всякого зверя и всякую лисицу. Какое это? То, что говорит об исхождении Духа от Отца (Ин 15:26). Сын тайноводствует, что Дух исходит от Отца — а ты ищешь другого посвятителя, чтобы через него получить посвящение, а скорее совершенство в нечестии, и баснословишь, будто Дух исходит от Сына? Если ты не побоялся устремиться к тому, чтобы заставить учения Спасителя, Создателя и Законодателя уступить твоему безумию, то что можно изыскать такое, что вконец обличило бы твое нечестивое старание? Если ты пренебрегаешь владычними законами, кто из благочестивых не погнушается твоим мнением? И что иное поднимет тебя от этого падения? Какой врачебный уход вылечит поразившую всё тело рану? Не спасительное слово нанесло ее, но внедрил добровольный недуг, который лекарство владычнего научения постарался из-за непослушания превратить в неисцелимый яд, а вернее, тот, кто захотел взять сторону врагов, навлек на себя защитительный и против них направленный меч. Поэтому, хоть ты и повергнут наземь обоюдоострым мечом Духа, однако и мы тоже, выказывая ничуть не меньшую любовь и усердие к всеобщему Владыке, поскольку и помыслы вооружающего нас священного нашего военачалия подвигают на ополчение, позаботимся о том, чтобы ты не избежал и отсюда исходящих ударов. 3. Ибо если и Сын, и Дух производятся от одной Причины, Отца, пусть даже Один через рождение, а Другой — через исхождение, а Сын, опять-таки, есть Изводитель Духа, как вопиет богохульство, то каким образом последовательность рассуждения допустит не баснословить одновременно и о Духе как об Изводителе Сына? Ведь поскольку оба Они равночестно произошли от Причины, то если Один служит Причиной для Другого, разве сохранение непреложного порядка не потребует, чтобы и Тот, отвечая равной услугой, был Причиной для Первого? 4. С другой же стороны, если Сын не выходит за пределы превышающей слово простоты Отца, а Дух возводится к двойной причине и происходит от двойного изведения, то как этому не воспоследует сложность? И как равночестный Дух не будет богохульно объявлен меньшим, нежели Сын? И как простота Троицы (о, дерзкий на богохульство язык!) не потерпит искажения в собственном достоинстве? 5. Кто из священных и знаменитых Отцов наших сказал, что Дух исходит от Сына? Какой опирающийся на вселенские исповедания и ими славный Собор? А вернее, какое богоизбранное собрание священников и архиереев не осудило эту мысль вдохновением Всесвятого Духа, даже прежде чем она появилась? Ведь они, согласно владычнему тайноводству посвященные в Духа Отчего, тоже явственно и громогласно возвестили, что Он исходит от Отца, а мыслящих по-другому предали анафеме как ругателей соборной и апостольской Церкви — с древних времен предвидя пророческими очами новоявленное нечестие, они осудили и его писаниями и речами, и разумом вместе с предшествующим многообразным отступничеством. Из семи Вселенских и святых Соборов уже второй постановил, что Святой Дух исходит от Отца, третий повторил, четвертый подтвердил, пятый решил так же, шестой то же проповедал, и седьмой своими усилиями славно запечатлел. И на каждом из них можно с очевидностью видеть, как открыто провозглашается благочестие и богословствуется исхождение Святого Духа от Отца. А тебя какое нечестивое сборище переубедило, кто из законодательствующих вопреки Владыке внушил тебе впасть в недозволенные мнения? 6. Но их нечестие и своенравие в богоборчестве можно уличить также и вот откуда. Если все, что есть общего согласно неразличимой, бесчастной, простой и единой общности, если все, что есть такого у Духа и Отца, присуще и Сыну, и точно так же, что усматривается у Духа и Сына, нельзя не признать присутствующим и у Отца, но и Духа нельзя лишать ничего из того, что есть у Сына и Отца — подразумевай царство, благость, сущностную сверхъестественность, сверхмыслимую силу, вечность, бестелесность и множество сходных определений, которыми благочестивые по изначальному преданию богословствуют пребожественное Божество. Итак, если это рассматривается так, и среди христиан нет никого, кто уклонился бы в противоположное мнение — и, как бахвалится еретическое слово, исхождение Духа есть общее для Отца и Сына, то и Дух (какое может быть более дерзкое нечестие, чем это?) участвовал бы в исхождении Духа, и одно в Нем было бы изводящим, а другое — изводимым, и одно причиной, а другое — следствием, и много другой богоборческой рати. 7. Но пусть Дух исходит от Сына. И что Он получает сверх того, что имел, исходя от Отца? Ведь если можно что-то получить и сказать, что Ему прибавилось, то каким образом Он не будет несовершенным без прибавления? Или же, во всяком случае, после прибавления? Если же Ему ничего не прибавилось (ибо и здесь следует, наряду с прочим, и двойственность, и сложность, дерзко покушаясь на простую и несложную природу), то в чем смысл исхождения, которое ничего не может придать? 8. А ты рассмотри мысленно и вот что: если Сын рождается от Отца, а Дух исходит от Сына, то какое иное отношение можно придумать, при котором Дух тоже сохранит для Себя преимущество изведения другого и не повредит достоинству единоприродного осуществления? 9. Посмотри и с такой стороны: если Дух, исходя от Отца, исходит и от Сына, то какое рассуждение опровергнет то, что по необходимости нарушится непреложность ипостасей (о разум, опьяненный вином нечестия!), и “Отец” (да будет Он к нам милостив и обратит это богохульство на голову виновников!) останется пустым именем, раз отличающая Его особенность стала уже общей и две богоначальных ипостаси слились в одно лицо. И вновь возродится у нас Савеллий, а вернее, какое-то другое полусавеллиево чудище. 10. И подразумеваемое ныне относительно Сына и предлагаемое для избежания нелепости рождение никоим образом не сделает более приемлемой хулу на Отчее свойство — я говорю о свойстве, обозначающем причину исхождения, поскольку согласно басням злочестивцев оно перетекает на свойство Сына и втискивается в него. Ибо это — опять рассечение, и разъятие, и деление неделимого: ведь если Отец одно из Своих свойств передает, а другое сохраняет в неприкосновенности, то каким образом они не допустят, чтобы что-то у Него усматривалось в свойстве, а другое разделялось вместе с привносимым в свойство новшеством? Но страшно становится, что мы стерпели, чтобы их богохульство зашло так далеко. 11. И помимо сказанного, если в богоначальной и сверхъестественной Троице усматриваются две причины, то где будет превоспетая и боголепная держава единоначалия? Разве не вторгнется теперь безбожие многобожия? Разве не ворвется под личиной христианства к дерзающим так говорить суеверие еллинского заблуждения? 12. Опять-таки, если в единоначальной Троице взошли две причины, то разве не появится вместе с ними и третья, исходя из того же образа мыслей? Ведь если безначальное и преначальное Начало однажды у нечестивцев подвиглось с собственного основания и рассеклось на двоицу, рассечение начальства еще отважнее дойдет и до Троицы, потому что в сверхъестественной, неделимой и единой природе Божества проявляется скорее троичность, чем двоичность, поскольку она соответствует и свойствам. 13. Разве это выносимо для христианского слуха? Разве дерзающие на нечестие не принуждают сойтись на них самих воедино гнев и плач, два по большей части несовместимых претерпевания? Гнев за то, что они приняли на себя такое безумие — а плач о том, что они несутся к непоправимой гибели: ведь благочестие, даже гневаясь, не оставляет жалости к соприродному. 14. Увидеть же величину нечестия нетрудно и с помощью того, что будет сказано. Ведь если Сын после безначального Отчего Начала и Причины снова становится Началом и Причиной Единосущного, то как можно избежать утверждения о двух различных Началах в Троице, Одном — имеющем безначалие и в нем утвержденном, и Другом — начавшемся и вместе с тем восходящем и относимым к Началу из-за различия отношений? 15. Если Отец есть Причина происходящих от Него, не по определению природы, а по определению ипостаси, а об определении Отчей ипостаси до сих пор еще никто нечестиво не говорил, что она включает и ипостась Сына (ведь даже Савеллий, выдумавший Сыноотцовство, этой хулы не произносил), то Сын никоим образом не является Причиной никого из Троицы. 16. Не следует пройти и мимо того, что это злочестие разделяет надвое даже саму ипостась Отца — или, во всяком случае, постановляет, что лицо Сына составляет часть Отчей ипостаси. Ибо если, как сказано, Отец есть Причина происходящей от Него по определению ипостаси, а не природы, а Сын есть также Причина Духа, как вопиет богоборчество, то <придется> или объявить Сына разделяющим с Отцом Его ипостась, от которой Он и получил возможность быть Причиной, или отважиться сказать, что Сын восполняет лицо Отца, а оно до восполнения недостаточно; и что Сын есть часть Отца — то есть усечь в двоицу страшное таинство Троицы. 17. И великое множество прочих плевелов вырастет из изначально посеянного злого семени, которое враг рода <нашего>, придя к повредившимся в уме, когда те, похоже, не спали, но бодрствовали душевной смертью и искали, как бы испортить горний, благородный и спасительный посев, всеял в их жалкие души. Ибо все, свойственное чему-то в собственном смысле, если оно от этого действительным образом переносится на какие-то две вещи и относительно одной говорится истинно, а относительно другой — уже нет, показывает эти предметы разноприродными. Например, способность смеяться, собственно свойственная человеку, когда она, скажем, Иисусу, вождю Израиля, подходит, а от представшего перед ним архистратига силы Господней всячески отлучается, позволяет ясно увидеть, что вождя никоим образом нельзя считать cоприродным, ни единосущным архистратигу. И во всех прочих вещах тот, кто пользуется этим приемом, отчетливо и без труда обнаружит применимым то же самое умозрение. Если же это повсюду имеет силу и сохраняет тот же смысл, а исхождение Духа от Отца возвещает Отчее свойство, и оно же, согласно еретической болтовне, применяется к Сыну, но никак не к Духу (еще никто до такой хулы не додумался), то пускай зачинатели столь великого зла сами сделают на свою голову вытекающий отсюда вывод. Если же они скажут, что исхождение Духа не есть Отчее свойство, то ясно, что и не Сыновнее — а поскольку и не Духово, то пусть дерзкие на любое высказывание скажут, как то, что не свойственно ни Одному из Трех, но и не есть общее, вообще можно будет усматривать у одной из богоначальных ипостасей? 18. Близко к сказанному и вот что: если свойственное Отцу переходит в свойство Сына, то и свойственное Сыну переходило бы в свойство Отца. Ибо как только нечестивая болтливость встала на путь, ведущий к перемене и взаимопереходу отличительных свойств ипостасей, и Отец у них (о глубина нечестия!) претерпит рождение при рождении Сына — ведь, похоже, им, дерзким во всем, не следовало бы и такое богоборчество оставить без дерзновения. 19. Обобщенно же, применительно ко всему, в собственном смысле свойственному, когда нечто из этого, действительным образом переносимое от первого обладателя на некую ипостась, остается истинным, даже если за ним не следует положение об обратимости, то тогда то самое, что предоставляет другому соучастие в свойстве, мы видим возводимым в определение природы. Итак, если дерзость допускает, что признаваемое изначально свойственным Отцу присутствует и у Сына, пусть она увидит даже против воли, к какому завершению приводит ее богомерзость: итак, похоже, для любителей лжи, раз взбесившихся против свойств, было бы последовательно и саму ипостась Отца полностью перевести в природу и совсем убрать Причину богоначальных ипостасей. 20. Да, говорит, но Спаситель сказал, тайноводствуя учеников: «Дух от Моего возьмет и возвестит вам» (см. Ин 16:14). Да от кого же укроется, что ты прибег к речению Спасителя не с тем, чтобы найти подтверждение, но чтобы оскорбить Самого Владыку, вечный Источник истины, разногласием <с Самим Собой>? Ибо настолько твой язык распущен на любую дерзость и на придумывание и измышление ухваток к неприступному. Ведь если Сам Сей Создатель и Промыслитель рода нашего тогда учил, что Дух исходит от Отца, никоим образом не добавив, что и от Него, но тайноводствовал, что один только Отец богословствуется как Причина как рождения Сына, так и исхождения Духа — а сейчас, по твоим словам, покрыл глубоким молчанием прежнее тайноводство, поскольку сказал: от Моего возьмет, — хотя следовало бы, придя ко второму посвящению, упомянуть и о предыдущем и связать вместе настолько отстоящее друг от друга в умозрении — а Он, хотя нужно было так поступить, не делает этого, но вместо исхождения Духа от Отца переводит это исхождение на Себя — то разве ты не уличен как повинный наказанию за то, что простираешь свое непозволительное разногласие на воипостасную и неизменную Истину? 21. Поскольку же отважность на невозможные предприятия не отняла у тебя детского поведения, то хотя бы сейчас, если уж не раньше, следует тебе понять, что ничто так очевидно не противостоит твоему безумию, как это владычнее и спасительное речение. Ведь если бы Он говорил: “от Меня возьмет”, то даже и в этом случае не получился бы вывод, к которому ты стремишься — впрочем, заблуждение имело бы какой-то предлог. Ибо брать от кого-то ради иной надобности и исходить для осуществления не сводится разумом в тождество — далеко до этого. Поскольку же Спаситель, предвидя величину такого нечестия, не произнес даже этого речения, чтобы злодейство лукавого через тебя не распространилось на многих, то почему вместо того, чтобы обвинять Владыку, ты не прибегнешь через извинения к человеколюбию Владыки и не приоткроешь сердечный слух для Его учения? 22. Спаситель сказал не “от Меня возьмет”, но «от Моего возьмет». Ибо Пришедший наставить всех истиной умел быть согласным <с Самим Собой> и тем более сохранять согласие с Собою безукоризненным. «От Моего возьмет»: хотя «от Моего» лишь немногим расходится в словах с “от Меня”, различие между ними многое и великое. Ведь “от Меня” вводит Самого, произнесшего речение, а «от Моего» — обязательно иное лицо по сравнению с говорящим. А кто бы это был, от Кого берет Дух, если не Отец? И они, богоборствуя, ничего другого и не придумают: ведь не от другого Сына, но и не от Самого берущего Духа. Видишь, как даже детям присущего у тебя не обнаруживается? Ведь и дети, недавно посещающие школу грамоты, знают, что “от меня” вводит самого произносящего высказывание, а “от моего” указывает на другое лицо, связанное с говорящим узами близости, но, разумеется, отличное по ипостаси — к чему Он и отсылает в безошибочном направлении разум слушателей, так что твое прибежище, если ты вообще предпочтешь быть благочестивым, а не нечестивым, могло бы стать для тебя прибежищем покаяния, а никак не отправной точкой для богоборства. 23. Так что же? Не следовало ли тебе, прежде чем богохульствовать, стремиться узнать, если ничего другого, то это, что и детям известно? Как же тебя не объял страх, хоть ты и мастер прятать злодейство, так откровенно издеваться над владычными словами и лгать о них? И ты не стыдишься говорить, будто Владыка сказал нечто непозволительное и для последовательности рассуждения, и для неповрежденности смысла? Ведь ясно, что Он не сказал “от Меня”, а ты, хотя и на словах, но зловредной уловкой переделав «от Моего» в “от Меня” и обвиняя Спасителя в том, что через это выражение Он учит тому, что оно, по-твоему, обозначает, прямо клевещешь одновременно в трех вещах: что Он сказал то, чего не говорил, не говорил того, что сказал, и учил смыслу, который не только не содержится в Его высказывании, но и напротив, как можно ясно видеть, противоречит Его тайноводству. А в-четвертых, ты представляешь Его законодательствующим против Самого Себя. Как и каким образом? Он Сам сказал: «От Моего возьмет», а не “от Меня возьмет” — а ты настаиваешь, что Он учил тому, что именно, как тебе кажется, обозначает выражение “от Меня”. Так что то, что Он сказал, ты упраздняешь, а то, чего не говорил, отстаиваешь как сказанное. Ибо ты вопиешь, что Он постановлял для учеников смысл того речения, которого не говорил, и через него учил тому, о чем вовсе неизвестно, что это произносили Его непорочные уста. Ведь воипостасная Премудрость Божия тайноводствует, что Дух исходит от Отца, — а ты, как будто прилагая всяческие старания, чтобы уличить Его в разногласии с Самим Собой, кричишь, будто Он заново учит, что Дух исходит от Него, и отступает от прежнего богословия и через это второе делает первое недействительным, не сохраняя силы и за самим последующим. Ибо если богословие в благодати однажды благодатью же опровергается, уверенность <больше> не находит себе места для пребывания. 24. Но пора услышать с самого начала и сказанные Господом речения, и смысл, предназначение которого истолковывают слова — ибо бесстыдство нечестия разоблачается ими не хуже, но и гораздо лучше. Ибо сказав: «Иду к Пославшему Меня» (Ин 16:5; ср. 14:28), Он дальше добавляет дословно вот что: «Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам» (Ин 16:6-7). И немного спустя: «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин 16:12-15). Разве эти священные и боговещанные речения не позволяют ясно понять таинство благочестия? Не объявляют причину, по которой Он счел нужным это сказать? Не сохраняют в неприкосновенности изначальное тайноводство, не посрамляют всякую клевету, не отсекают повод любого нечестия? Ведь так как Он знал, что ученики впадут в печаль, потому что Он, присутствуя, предсказал им телесную разлуку, и видя, что они из-за Его слов, что Он идет к Отцу, пришли в помысел уныния, Он ободряет их и утешает с истиной, сначала научая их, что для них лучше, если Он пойдет. Затем же, толкуя, почему лучше, Он говорит: «ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам». А такие слова, ясно, подвигают их возвышаться к величеству Духа, как и: «Но вы теперь не можете вместить». Но когда? «Когда приидет Он, Дух истины»: ибо Он «наставит вас на всякую истину». Здесь вновь возникает иное дивное величие Духа, и разъясняемое ученикам и поднимающее их разум на несказанную высоту, где для них с преизбытком сияет достоинство Духа.
Слово о тайноводстве Святого Духа (перевод с греческого Д. Афиногенова)
и о том, что как рождение Сына священнословится от одного только Отца, так и Дух Святой богословствуется исходящим от одной и Той же Самой Причины — а что Он есть Дух Сына, говорится потому, что Он единосущен Сыну и через Него посылается Перевод с греческого Д. Афиногенова
1. Обличения, которыми смиряется гордость тех, кто тщится подавлять «истину неправдою» (Рим 1:18), рассеяны по многим пространным сочинениям. Но поскольку твое великолепное и боголюбивейшее усердие попросило сделать некий обзор и очерк этих обличений, то, если божественный Промысел воззрит на нас благосклонно, не будет недостойным и удовлетворить твою просьбу. 2. Итак, острая и неминуемая стрела против них есть, даже прежде всего остального, Господне речение, поражающее и уничтожающее всякого зверя и всякую лисицу. Какое это? То, что говорит об исхождении Духа от Отца (Ин 15:26). Сын тайноводствует, что Дух исходит от Отца — а ты ищешь другого посвятителя, чтобы через него получить посвящение, а скорее совершенство в нечестии, и баснословишь, будто Дух исходит от Сына? Если ты не побоялся устремиться к тому, чтобы заставить учения Спасителя, Создателя и Законодателя уступить твоему безумию, то что можно изыскать такое, что вконец обличило бы твое нечестивое старание? Если ты пренебрегаешь владычними законами, кто из благочестивых не погнушается твоим мнением? И что иное поднимет тебя от этого падения? Какой врачебный уход вылечит поразившую всё тело рану? Не спасительное слово нанесло ее, но внедрил добровольный недуг, который лекарство владычнего научения постарался из-за непослушания превратить в неисцелимый яд, а вернее, тот, кто захотел взять сторону врагов, навлек на себя защитительный и против них направленный меч. Поэтому, хоть ты и повергнут наземь обоюдоострым мечом Духа, однако и мы тоже, выказывая ничуть не меньшую любовь и усердие к всеобщему Владыке, поскольку и помыслы вооружающего нас священного нашего военачалия подвигают на ополчение, позаботимся о том, чтобы ты не избежал и отсюда исходящих ударов. 3. Ибо если и Сын, и Дух производятся от одной Причины, Отца, пусть даже Один через рождение, а Другой — через исхождение, а Сын, опять-таки, есть Изводитель Духа, как вопиет богохульство, то каким образом последовательность рассуждения допустит не баснословить одновременно и о Духе как об Изводителе Сына? Ведь поскольку оба Они равночестно произошли от Причины, то если Один служит Причиной для Другого, разве сохранение непреложного порядка не потребует, чтобы и Тот, отвечая равной услугой, был Причиной для Первого? 4. С другой же стороны, если Сын не выходит за пределы превышающей слово простоты Отца, а Дух возводится к двойной причине и происходит от двойного изведения, то как этому не воспоследует сложность? И как равночестный Дух не будет богохульно объявлен меньшим, нежели Сын? И как простота Троицы (о, дерзкий на богохульство язык!) не потерпит искажения в собственном достоинстве? 5. Кто из священных и знаменитых Отцов наших сказал, что Дух исходит от Сына? Какой опирающийся на вселенские исповедания и ими славный Собор? А вернее, какое богоизбранное собрание священников и архиереев не осудило эту мысль вдохновением Всесвятого Духа, даже прежде чем она появилась? Ведь они, согласно владычнему тайноводству посвященные в Духа Отчего, тоже явственно и громогласно возвестили, что Он исходит от Отца, а мыслящих по-другому предали анафеме как ругателей соборной и апостольской Церкви — с древних времен предвидя пророческими очами новоявленное нечестие, они осудили и его писаниями и речами, и разумом вместе с предшествующим многообразным отступничеством. Из семи Вселенских и святых Соборов уже второй постановил, что Святой Дух исходит от Отца, третий повторил, четвертый подтвердил, пятый решил так же, шестой то же проповедал, и седьмой своими усилиями славно запечатлел. И на каждом из них можно с очевидностью видеть, как открыто провозглашается благочестие и богословствуется исхождение Святого Духа от Отца. А тебя какое нечестивое сборище переубедило, кто из законодательствующих вопреки Владыке внушил тебе впасть в недозволенные мнения? 6. Но их нечестие и своенравие в богоборчестве можно уличить также и вот откуда. Если все, что есть общего согласно неразличимой, бесчастной, простой и единой общности, если все, что есть такого у Духа и Отца, присуще и Сыну, и точно так же, что усматривается у Духа и Сына, нельзя не признать присутствующим и у Отца, но и Духа нельзя лишать ничего из того, что есть у Сына и Отца — подразумевай царство, благость, сущностную сверхъестественность, сверхмыслимую силу, вечность, бестелесность и множество сходных определений, которыми благочестивые по изначальному преданию богословствуют пребожественное Божество. Итак, если это рассматривается так, и среди христиан нет никого, кто уклонился бы в противоположное мнение — и, как бахвалится еретическое слово, исхождение Духа есть общее для Отца и Сына, то и Дух (какое может быть более дерзкое нечестие, чем это?) участвовал бы в исхождении Духа, и одно в Нем было бы изводящим, а другое — изводимым, и одно причиной, а другое — следствием, и много другой богоборческой рати. 7. Но пусть Дух исходит от Сына. И что Он получает сверх того, что имел, исходя от Отца? Ведь если можно что-то получить и сказать, что Ему прибавилось, то каким образом Он не будет несовершенным без прибавления? Или же, во всяком случае, после прибавления? Если же Ему ничего не прибавилось (ибо и здесь следует, наряду с прочим, и двойственность, и сложность, дерзко покушаясь на простую и несложную природу), то в чем смысл исхождения, которое ничего не может придать? 8. А ты рассмотри мысленно и вот что: если Сын рождается от Отца, а Дух исходит от Сына, то какое иное отношение можно придумать, при котором Дух тоже сохранит для Себя преимущество изведения другого и не повредит достоинству единоприродного осуществления? 9. Посмотри и с такой стороны: если Дух, исходя от Отца, исходит и от Сына, то какое рассуждение опровергнет то, что по необходимости нарушится непреложность ипостасей (о разум, опьяненный вином нечестия!), и “Отец” (да будет Он к нам милостив и обратит это богохульство на голову виновников!) останется пустым именем, раз отличающая Его особенность стала уже общей и две богоначальных ипостаси слились в одно лицо. И вновь возродится у нас Савеллий, а вернее, какое-то другое полусавеллиево чудище. 10. И подразумеваемое ныне относительно Сына и предлагаемое для избежания нелепости рождение никоим образом не сделает более приемлемой хулу на Отчее свойство — я говорю о свойстве, обозначающем причину исхождения, поскольку согласно басням злочестивцев оно перетекает на свойство Сына и втискивается в него. Ибо это — опять рассечение, и разъятие, и деление неделимого: ведь если Отец одно из Своих свойств передает, а другое сохраняет в неприкосновенности, то каким образом они не допустят, чтобы что-то у Него усматривалось в свойстве, а другое разделялось вместе с привносимым в свойство новшеством? Но страшно становится, что мы стерпели, чтобы их богохульство зашло так далеко. 11. И помимо сказанного, если в богоначальной и сверхъестественной Троице усматриваются две причины, то где будет превоспетая и боголепная держава единоначалия? Разве не вторгнется теперь безбожие многобожия? Разве не ворвется под личиной христианства к дерзающим так говорить суеверие еллинского заблуждения? 12. Опять-таки, если в единоначальной Троице взошли две причины, то разве не появится вместе с ними и третья, исходя из того же образа мыслей? Ведь если безначальное и преначальное Начало однажды у нечестивцев подвиглось с собственного основания и рассеклось на двоицу, рассечение начальства еще отважнее дойдет и до Троицы, потому что в сверхъестественной, неделимой и единой природе Божества проявляется скорее троичность, чем двоичность, поскольку она соответствует и свойствам. 13. Разве это выносимо для христианского слуха? Разве дерзающие на нечестие не принуждают сойтись на них самих воедино гнев и плач, два по большей части несовместимых претерпевания? Гнев за то, что они приняли на себя такое безумие — а плач о том, что они несутся к непоправимой гибели: ведь благочестие, даже гневаясь, не оставляет жалости к соприродному. 14. Увидеть же величину нечестия нетрудно и с помощью того, что будет сказано. Ведь если Сын после безначального Отчего Начала и Причины снова становится Началом и Причиной Единосущного, то как можно избежать утверждения о двух различных Началах в Троице, Одном — имеющем безначалие и в нем утвержденном, и Другом — начавшемся и вместе с тем восходящем и относимым к Началу из-за различия отношений? 15. Если Отец есть Причина происходящих от Него, не по определению природы, а по определению ипостаси, а об определении Отчей ипостаси до сих пор еще никто нечестиво не говорил, что она включает и ипостась Сына (ведь даже Савеллий, выдумавший Сыноотцовство, этой хулы не произносил), то Сын никоим образом не является Причиной никого из Троицы. 16. Не следует пройти и мимо того, что это злочестие разделяет надвое даже саму ипостась Отца — или, во всяком случае, постановляет, что лицо Сына составляет часть Отчей ипостаси. Ибо если, как сказано, Отец есть Причина происходящей от Него по определению ипостаси, а не природы, а Сын есть также Причина Духа, как вопиет богоборчество, то <придется> или объявить Сына разделяющим с Отцом Его ипостась, от которой Он и получил возможность быть Причиной, или отважиться сказать, что Сын восполняет лицо Отца, а оно до восполнения недостаточно; и что Сын есть часть Отца — то есть усечь в двоицу страшное таинство Троицы. 17. И великое множество прочих плевелов вырастет из изначально посеянного злого семени, которое враг рода <нашего>, придя к повредившимся в уме, когда те, похоже, не спали, но бодрствовали душевной смертью и искали, как бы испортить горний, благородный и спасительный посев, всеял в их жалкие души. Ибо все, свойственное чему-то в собственном смысле, если оно от этого действительным образом переносится на какие-то две вещи и относительно одной говорится истинно, а относительно другой — уже нет, показывает эти предметы разноприродными. Например, способность смеяться, собственно свойственная человеку, когда она, скажем, Иисусу, вождю Израиля, подходит, а от представшего перед ним архистратига силы Господней всячески отлучается, позволяет ясно увидеть, что вождя никоим образом нельзя считать cоприродным, ни единосущным архистратигу. И во всех прочих вещах тот, кто пользуется этим приемом, отчетливо и без труда обнаружит применимым то же самое умозрение. Если же это повсюду имеет силу и сохраняет тот же смысл, а исхождение Духа от Отца возвещает Отчее свойство, и оно же, согласно еретической болтовне, применяется к Сыну, но никак не к Духу (еще никто до такой хулы не додумался), то пускай зачинатели столь великого зла сами сделают на свою голову вытекающий отсюда вывод. Если же они скажут, что исхождение Духа не есть Отчее свойство, то ясно, что и не Сыновнее — а поскольку и не Духово, то пусть дерзкие на любое высказывание скажут, как то, что не свойственно ни Одному из Трех, но и не есть общее, вообще можно будет усматривать у одной из богоначальных ипостасей? 18. Близко к сказанному и вот что: если свойственное Отцу переходит в свойство Сына, то и свойственное Сыну переходило бы в свойство Отца. Ибо как только нечестивая болтливость встала на путь, ведущий к перемене и взаимопереходу отличительных свойств ипостасей, и Отец у них (о глубина нечестия!) претерпит рождение при рождении Сына — ведь, похоже, им, дерзким во всем, не следовало бы и такое богоборчество оставить без дерзновения. 19. Обобщенно же, применительно ко всему, в собственном смысле свойственному, когда нечто из этого, действительным образом переносимое от первого обладателя на некую ипостась, остается истинным, даже если за ним не следует положение об обратимости, то тогда то самое, что предоставляет другому соучастие в свойстве, мы видим возводимым в определение природы. Итак, если дерзость допускает, что признаваемое изначально свойственным Отцу присутствует и у Сына, пусть она увидит даже против воли, к какому завершению приводит ее богомерзость: итак, похоже, для любителей лжи, раз взбесившихся против свойств, было бы последовательно и саму ипостась Отца полностью перевести в природу и совсем убрать Причину богоначальных ипостасей. 20. Да, говорит, но Спаситель сказал, тайноводствуя учеников: «Дух от Моего возьмет и возвестит вам» (см. Ин 16:14). Да от кого же укроется, что ты прибег к речению Спасителя не с тем, чтобы найти подтверждение, но чтобы оскорбить Самого Владыку, вечный Источник истины, разногласием <с Самим Собой>? Ибо настолько твой язык распущен на любую дерзость и на придумывание и измышление ухваток к неприступному. Ведь если Сам Сей Создатель и Промыслитель рода нашего тогда учил, что Дух исходит от Отца, никоим образом не добавив, что и от Него, но тайноводствовал, что один только Отец богословствуется как Причина как рождения Сына, так и исхождения Духа — а сейчас, по твоим словам, покрыл глубоким молчанием прежнее тайноводство, поскольку сказал: от Моего возьмет, — хотя следовало бы, придя ко второму посвящению, упомянуть и о предыдущем и связать вместе настолько отстоящее друг от друга в умозрении — а Он, хотя нужно было так поступить, не делает этого, но вместо исхождения Духа от Отца переводит это исхождение на Себя — то разве ты не уличен как повинный наказанию за то, что простираешь свое непозволительное разногласие на воипостасную и неизменную Истину? 21. Поскольку же отважность на невозможные предприятия не отняла у тебя детского поведения, то хотя бы сейчас, если уж не раньше, следует тебе понять, что ничто так очевидно не противостоит твоему безумию, как это владычнее и спасительное речение. Ведь если бы Он говорил: “от Меня возьмет”, то даже и в этом случае не получился бы вывод, к которому ты стремишься — впрочем, заблуждение имело бы какой-то предлог. Ибо брать от кого-то ради иной надобности и исходить для осуществления не сводится разумом в тождество — далеко до этого. Поскольку же Спаситель, предвидя величину такого нечестия, не произнес даже этого речения, чтобы злодейство лукавого через тебя не распространилось на многих, то почему вместо того, чтобы обвинять Владыку, ты не прибегнешь через извинения к человеколюбию Владыки и не приоткроешь сердечный слух для Его учения? 22. Спаситель сказал не “от Меня возьмет”, но «от Моего возьмет». Ибо Пришедший наставить всех истиной умел быть согласным <с Самим Собой> и тем более сохранять согласие с Собою безукоризненным. «От Моего возьмет»: хотя «от Моего» лишь немногим расходится в словах с “от Меня”, различие между ними многое и великое. Ведь “от Меня” вводит Самого, произнесшего речение, а «от Моего» — обязательно иное лицо по сравнению с говорящим. А кто бы это был, от Кого берет Дух, если не Отец? И они, богоборствуя, ничего другого и не придумают: ведь не от другого Сына, но и не от Самого берущего Духа. Видишь, как даже детям присущего у тебя не обнаруживается? Ведь и дети, недавно посещающие школу грамоты, знают, что “от меня” вводит самого произносящего высказывание, а “от моего” указывает на другое лицо, связанное с говорящим узами близости, но, разумеется, отличное по ипостаси — к чему Он и отсылает в безошибочном направлении разум слушателей, так что твое прибежище, если ты вообще предпочтешь быть благочестивым, а не нечестивым, могло бы стать для тебя прибежищем покаяния, а никак не отправной точкой для богоборства. 23. Так что же? Не следовало ли тебе, прежде чем богохульствовать, стремиться узнать, если ничего другого, то это, что и детям известно? Как же тебя не объял страх, хоть ты и мастер прятать злодейство, так откровенно издеваться над владычными словами и лгать о них? И ты не стыдишься говорить, будто Владыка сказал нечто непозволительное и для последовательности рассуждения, и для неповрежденности смысла? Ведь ясно, что Он не сказал “от Меня”, а ты, хотя и на словах, но зловредной уловкой переделав «от Моего» в “от Меня” и обвиняя Спасителя в том, что через это выражение Он учит тому, что оно, по-твоему, обозначает, прямо клевещешь одновременно в трех вещах: что Он сказал то, чего не говорил, не говорил того, что сказал, и учил смыслу, который не только не содержится в Его высказывании, но и напротив, как можно ясно видеть, противоречит Его тайноводству. А в-четвертых, ты представляешь Его законодательствующим против Самого Себя. Как и каким образом? Он Сам сказал: «От Моего возьмет», а не “от Меня возьмет” — а ты настаиваешь, что Он учил тому, что именно, как тебе кажется, обозначает выражение “от Меня”. Так что то, что Он сказал, ты упраздняешь, а то, чего не говорил, отстаиваешь как сказанное. Ибо ты вопиешь, что Он постановлял для учеников смысл того речения, которого не говорил, и через него учил тому, о чем вовсе неизвестно, что это произносили Его непорочные уста. Ведь воипостасная Премудрость Божия тайноводствует, что Дух исходит от Отца, — а ты, как будто прилагая всяческие старания, чтобы уличить Его в разногласии с Самим Собой, кричишь, будто Он заново учит, что Дух исходит от Него, и отступает от прежнего богословия и через это второе делает первое недействительным, не сохраняя силы и за самим последующим. Ибо если богословие в благодати однажды благодатью же опровергается, уверенность <больше> не находит себе места для пребывания. 24. Но пора услышать с самого начала и сказанные Господом речения, и смысл, предназначение которого истолковывают слова — ибо бесстыдство нечестия разоблачается ими не хуже, но и гораздо лучше. Ибо сказав: «Иду к Пославшему Меня» (Ин 16:5; ср. 14:28), Он дальше добавляет дословно вот что: «Но оттого, что Я сказал вам это, печалью исполнилось сердце ваше. Но Я истину говорю вам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам» (Ин 16:6-7). И немного спустя: «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин 16:12-15). Разве эти священные и боговещанные речения не позволяют ясно понять таинство благочестия? Не объявляют причину, по которой Он счел нужным это сказать? Не сохраняют в неприкосновенности изначальное тайноводство, не посрамляют всякую клевету, не отсекают повод любого нечестия? Ведь так как Он знал, что ученики впадут в печаль, потому что Он, присутствуя, предсказал им телесную разлуку, и видя, что они из-за Его слов, что Он идет к Отцу, пришли в помысел уныния, Он ободряет их и утешает с истиной, сначала научая их, что для них лучше, если Он пойдет. Затем же, толкуя, почему лучше, Он говорит: «ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам». А такие слова, ясно, подвигают их возвышаться к величеству Духа, как и: «Но вы теперь не можете вместить». Но когда? «Когда приидет Он, Дух истины»: ибо Он «наставит вас на всякую истину». Здесь вновь возникает иное дивное величие Духа, и разъясняемое ученикам и поднимающее их разум на несказанную высоту, где для них с преизбытком сияет достоинство Духа.
Информация о первоисточнике
При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).
Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).