Беседы на притчу о блудном сыне

Беседа I. На притчу о блудном сыне, во вторник первой недели...

   Св. церковь, желая пробудить в сердцах наших раскаяние, представляет нам притчу Спасителя о блудном сыне.
   Какая это дивная притча! Каждая черта ее дышит жизнью и силой. Каждая черта, при простоте и естественности, полна мыслей глубоких. Как живо и полно представлен в ней грешник на путях его заблуждения! Как трогательно изображено раскаяние грешника! В каких поразительных образах показана любовь Отца небесного к преступным делам его!
   Притча с эта предложена Спасителем тогда, как фарисеи и книжники винили Его, что Он с грешниками ест и пьет (Лук. 15:1—2). Им-то Он показывает, как явный грешник, когда искренно обращается к Богу, принимается Отцем небесным, и как тот, кто мечтает о своей праведности, оказывается несправедливым пред Богом.
   Намереваясь последовательно объяснить эту дивную притчу Спасителя, на первый раз представим картину грешника.
    «Человек некий име два сына. И рече юнейший от них отцу: отче, даждь ми достойную часть имения. И раздели им имение» (Лук. 15:11—12).
    «И рече юнейший». Почему же не старший? Спаситель, в этом случае хочет удержать за мнимым праведником, любимым фарисеями, преимущество, — преимущество первенства. В таких мыслях выставляет Он молодого человека, который прежде времени хочет казаться зрелым и нетерпеливо ждет смерти отца.
    «Отче, даждь ми достойную часть имения». Молодой человек, хочет отделиться от отца, который смотрит за его жизнью; ему хочется быть на своей воле, хочется располагать своею жизнью, по своему усмотрению. Добрый, нежный отец дает ему все нужное для него; но он мечтает о свободе.
   Как у отца есть право, так указывает и сын на свое право. Зачем сыну не жить только любовью к отцу вместо того, чтобы жить по правам? Не ослабляет ли он в себе чувства сыновней любви, когда заменяет их в себе другими побуждениями? Или добрый отец не мог дать сам часть сыну, когда бы то счел нужным?
   Сын ищет себе свободы. Вот начало, вот первый шаг отступления души от Отца небесного! Повидимому ничего нет преступного, когда желают пользоваться свободою, как даром Божиим. Но эта жажда свободы, это настойчивое требование ее есть уже дело своеволия, гордости присваивающей себе то, что не принадлежит нам. Что значит истинная свобода наша? Истинная свобода, какова свобода святых, есть безмолвная, добровольная покорность воле Отца небесного. Когда же ищут себе свободы: значит тяготятся быть под властью Божией, хотят жить не по воле Божией, дозволяют располагать свободой своевольно. Гордость оскорбляется чужою властью, и по ее внушению тайному, составляют себе правила, несогласные с любовью к Богу, плодят в себе мысли, восстающие на веру, Богом данную нам, умножают желания, оскверняемые дыханием то гордости, то нечистоты плотской. Так, с своею волею первый шаг нам не только бывает шагом преступным, но шагом, который влечет нас от преступления к преступлению. Вот почему христианство так решительно требует от нас отречения от своей воли!
    «И раздели има имение». Отец мог отказать сыну в его прихотливом желании и заставить его жить под законною властию отца: но какой отец захочет держать сына на положении раба?
   Так и Отец небесный, каких благ не дал нам в наше распоряжение! Божие имение есть все, что получаем мы, являясь на свет: и ум, и сердце, и свобода, и блага внешние. И все, что имеем в жизни духовной, есть дар бдагодати Божией. Наша собственность есть только ничтожество, по выражению блаж. Августина, и, что хуже ничтожества, — грех. Отец небесный не препятствует нам располагать собою по нашему произволу. Он — Отец правды и любви. По требованию правды, Он не принуждает нас делать добро против воли и награждает свободно служение Ему. По требованию любви, Он предоставляет данной Им свободе действовать по ее изволению, но в самых уклонениях ее от закона, дает ей разные вразумления. Таковы дела Божии! Они — святы. Но грешны мы, когда на то, что получаем от Господа, перестаем взирать как на дары Божии, а смотрим как на свою собственность; когда с самоуслаждением думаем: это наши способности, это наши познания, это наши достоинства, это наши богатства, это наши заслуги. Жалкое, опасное самообольщение!
    «И не по мнозех днех, собрав все мний сын, отыде на страну далече, и ту расточи имение свое, живый блудно» (Лк.15:13). На несколько дней совесть еще могда удержать своевольного сына в доме отца, который так любит его. Но потом страсти, тайно побуждавшие просить наследства, повлекли его на страну дальнюю.
   Многие ли из нас, заметив в себе движения преступного своеволия, останавливаются на том, чтобы не идти далее по пути греха? К сожалению, стoит только раз поскользнуться слабой душе, как уже спешно идет она и уходит в страну далекую. Выступив из-под управления Духа Божия и предавшись влечению испорченного сердца, она идет от преступления к преступлению, от порока к пороку, все дальше и дальше от Бога. Бог везде; но грешник удаляет от себя мысль о Боге, теряет его из виду, погружаясь во мрак пороков. Бог везде; но в сердце грешника не проникает благодатный свет Его, встречая препятствие в пристрастиях души к греху. Предавшись стремлению страстей, грешник становится далеким от жизни Божественной, и благодать Божия удаляется от него, гнушаясь нечистотами его.
    «И ту расточи имение свое, живый блудно». Грешник! посмотри на себя, не растерял ли ты даров Божиих жизнию преступною? Посмотри на себя, чем ты был, и что ты теперь? Тебе дан был ум, способный возносить тебя к созерцанию тайн Божиих. Но как ты унизил, как испортил дар Божий, употребляя его на служение страстям! В чем он ищет себе пищи? Ему не нравится книга жизни вечной — святое Евангелие; он находит себе отраду в книгах или безбожных, или нечистых, или тех, где говорят только о выгодах земных. — Тебе дано было сердце доброе, богобоязливое, способное раскрываться для впечатлений небесных, а теперь оно у тебя и черство, и злобно, и все проникнуто нечистотами похоти. Совесть твоя, которая была так внимательна, разборчива ли теперь по прежнему в отношении к доброму и худому, или она уже не стала и тревожить тебя за худое? А где девались неоценимые дары благодати, которые должны быть приумножены? Где одежда чистоты и невинности, которою облечен ты был в купели крещения? Что доброго осталось в душе твоей? Там ничего нет, кроме страстей грешных: там дышит то страсть к известности земной, то страсть к рассеянию, то страсть к богатству тлеющему.
    «Изжившу ему все, бысть глад крепок на стране той, и той начат лишатися» (Лк.15:14). Безрассудный сын думал, что он, живя на своей воле, будет всегда жить весело, будет жить так, как душе его угодно. И вот мечты его рассеялись. Он страдает от нищеты.
   Была ли когда нибудь страна заблуждения и порока, та область, где живет душа рассеянная, была ли когда нибудь страною изобилия и довольства? Ах! в ней всегда нищета и бедность, всегда крепкий голод. Дело только в том, что грешная душа, в чаду страстей, долго не замечает своего положения; долго не чувствует что теснит ее нищета, изнуряет ее крепкий голод. Если же начинает она видеть свою бедность: то это всегда по тайному действию благодати Божией, призывающей заблудшую к возврату в дом родной. «Начат лишатися»: как много сказано сим о внутреннем состоянии грешника! Несколько времени жил он в упоении чувств и не понимал себя. Но вот начинает чувствовать, что не хорошо на душе его; начинает чувствовать скуку, томление, пустоту.
    «И шед прилепися единому от житель тоя страны. И той посла его на села своя пасти свиния» (Лк.15:15).
   Сын богатого отца, сын, тяготившийся и такою нежною властию, какова власть отца, от нужд нищеты отдает себя в рабство чужому человеку, и тот посылает его пасти свиней. Какое унижение! Зачем же несчастный, теснимый нищетою и нуждою, не возвращается к отцу, нежно любящему его? Зачем вместо того, чтобы обрекать себя на низкую долю, не спешит он в дом родительский, богатый и покойный?
   Не то же ли бывает и с грешною душою? Почему бы ей тогда, как по милости Божией чувствует она пустоту жизни своей не спешит возвратом к Отцу небесному? Нет, своеволие влечет ее далее на распутие греха. Грешник пытается наполнить пустоту души грубою вещественностью и отдается в рабство греху. — «Прилепися единому от житель тоя страны». Жители страны, далекой от дома Отца небесного, это — души, которые живут в забвении о Боге и «преданы... превратному уму, чтобы делать непотребства» (Рим. 1:28). Душа заблудшая, но еще чувствующая себя и свое положение, пока не в числе погибших. Но несчастная, чтобы заглушить свою тоску по отчизне, она начинает вести жизнь самую низкую. И ум, и сердце, и воля ее порабощены греху. По временам ум хочет освободиться от власти чувственности и бедное сердце вздыхает по свободе святой: но уступает силе навыков и прелестям греха; и несчастный пасет и питает чувственные скотские похоти, которых гнусность так отвратительна. Жалкое состояние!
    «И желаше насытити чрево свое от рожец, яже ядяху свиния, и никтоже даяше ему» (Лк.15:16).
   Распутный сын, покрытый позором, лишенный насущного хлеба, всеми оставлен наконец; мучимый голодом, он желает насытиться хотя тем, чем питаются нечистые животные. Но и в том ему отказывают с презрением. Какая печальная картина!
   Мир — жестокий господин. Он не щедр к поступающим к нему на службу; он и в самом начале обещает новому слуге не более, как должность пастуха свиней, но потом начинает явно пренебрегать тех, которые сами унизили себя нравственно. Особенно мир оказывается к ним жестоким тогда, как оставляет их счастие. Но мир делает свое, а благий Промысл имеет в виду свое. Отец небесный, незримо для нас располагающий ходом дел человеческих, поставляет развратного грешника в безвыходное положение для того, чтобы дать ему очувствоваться. Растворяя суд милостию, Он подвергает грешника напастям, потере средств к жизни, болезням, бесчестью, с тем, чтобы болезненными опытами смягчить ожестевшее сердце его и привести его в самого себя.
   Слушатели! мрачна картина заблуждений грешника. Для чего изображена она? Не для того ли, чтобы души благочестивые утвердить в благочестии страхом бед, навлекаемых на нас грехом? Не для того ли, чтобы имевшие несчастие впасть в положение заблудшего сына образумились страшною картиною заблудшей жизни?
   Господи, Господи! Низведи свет Твой в глубину сердец наших, чтобы озаренные им, трепетали мы пред грехом, как пред самым страшным бедствием! Аминь.

Беседа II. О блудном сыне, в среду первой недели поста...

   В прежней беседе о блудном сыне рассмотрели мы историю своеволий блудного сына. В притче Спасителя за историей своеволий следует история обращения блудного сына (Лук. 15:17—20). Теперь, когда св. церковь ожидает и нашего искреннего обращения к Богу, прилично нам иметь во внимании, как несчастный сын возвращался к отцу своему.
    «В себе же пришед, рече: колико наемником отца моего избывают хлебы, аз же гладом гиблю» (Лк.15:17).
   Когда распутства довели распутного сына до крайней нищеты: он очувствовался, пришел в себя.
   О! когда бы каждый грешник научался скорбями жизни самой близкой к нему истине, что предназначенному для неба не может быть радостей на земле! Сего-то ожидает, сего-то желает от нас Отец небесный.
    «В себе же пришед». Первое действие, которое должно совершиться в каждом обращающемся грешнике, есть самосознание. Грешник, пока остается грешником, живет вне себя и не знает себя. Многое известно ему, что окружает его, но не известен ему он сам. Желания и мысли грешника рассеяны по предметам страстей его; жизнь его — сон; мечты бродят в сердце его. Он не знает, куда идет? Не знает, что совершается в нем? В каком положении душа его? Все ли в ней цело? Все ли на месте? Нет ли порчи, нет ли расстройства в организме ее? Он не думает об этом, потому что смотрит не на себя. Ничего нет ближе к тебе, как ты сам, человек! и ты не знаешь себя. Какая странность! Не думать о себе, не заботиться о себе — какое жалкое положение! Взгляни на себя, грешник! Посмотри на свое настоящее, подумай о своем прошедшем, брось взгляд на будущее, ожидающее тебя. Вспомни, что ты человек.
    «В себе же пришед, рече: колико наемником отца моего избывают хлебы, аз же гладом гиблю.»
   О! как страшно положение, в каком находит себя грешник, коль скоро приходит в себя. «Я умираю с голоду», говорит он. Да, чем питался он доселе? Пищею бессловесных. Как же жить такою пищей? А пищи небесной, которая одна в состоянии насыщать душу бессмертную, приобресть не на что и нечем. Силы расстроены грехом, навыки к добру давно потеряны, дары благодати расточены. Расслаб я, изнемог я от греха, Господи! Нет ни одной твердой мысли, из которой развивались бы желания добрые; нет ни одной доброй решимости, из которой образовалось бы какое либо доброе настроение.
   Горько, очень горько смотреть грешнику на свое положение, когда при том вспомнит о благости Отца небесного, когда вспомнит, колико наемником в дому его избывают хлебы. В дому Отца небесного с избытком достает пищи для всего человечества. Он и самых последних рабов, людей самых обыкновенных наделяет благостью своею. Он пробавляет в довольстве дни жизни человеческой, которые, беспечность людей давно бы сократить могла. Он и для язычников не оставил себя неизвестным, «с небесе дожди дая и времена плодоносна, исполняя пищею и веселием сердца их» (Деян. 14:17); Он и им открыл себя в законе неписанном, в законе сердца их. А сын Его, столько дорогой сердцу Его, а сын Его, Которому Он явил столько любви Своей чрез отцов и пророков, которому Он послал для спасения Сына Своего единородного, остается в рубищах и борется с голодною смертью? О! христианин грешник! как горька твоя бедность! как безрассудно твое самоволие, от которого зависит вся твоя бедность!
    «Востав, иду ко отцу моему и реку: отче согреших на небо и пред тобою» (Лк.15:18), так размышлял в себе блудный сын. Он видит теперь, чего прежде не видал, что глубоко оскорбил он отца своего, когда неблагодарно пренебрег заботливою любовию его и пожелал жить на своей воле. «Согрешил я»; говорит он и не извиняет себя ни молодостию лет, ни пылкостию страстей; «согрешил я», говорит он, и ничем не думает оправдываться.
   Нужно ли говорить, слушатели, что каждый грех наш есть оскорбление Отцу нашему небесному, как пренебрежение прав величия Его, как несмысленное презрение благости Его? Что же сказать о жизни, которая есть цепь грехов? Грехи ваши восходят на небо, говорит священное писание. Грех, нарушая святую волю Божию, оскорбляет и небожителей, которым так дорога воля Божия; грешник нарушает мир небожителей, нарушая порядок установленный для вселенной.
   Надобно каяться и каяться так, как раскаевается блудный сын, искренно, от всей души. Самолюбие наше внушает нам извинять в себе грехи наши разными предлогами, и мы, если и каемся, каемся в половину. Но о Боже мой! ты будешь судить меня не потому, как говорит мне самолюбие, мое но как говорить будет правда Твоя. К чему же слушать мне самолюбие? И как несправедливы отзывы его о мне! Самолюбие извиняет в нас грехи наши то немощами природы, то примером других, то благостию Божиею. Но немощи наши мешают ли нам быть сильными в грехе? Немощи природы помешали ли святым Божиим соделаться святыми? «Не стать же жить наперекор многим? И почему не жить, как живут многие»? Так говорят иные. — Но многие погибающие не спасут ни нас, ни себя, от погибели. Нам велено смотреть не на пример многих, а на пример святых. Если бы и пришлось жить наперекор многим: живи, чтобы не погибнуть. Бог милостив? Но как строга и правда Его к нераскаянному грешнику! О! Господи! «не уклони сердце мое в словеса лукавствия непщевати вины о гресех» (Пс.140:4). Не попусти мне по нечестию сердца моего, чтобы придумывал я лукавые оправдания грехам моим. Иначе, к чему это послужит мне? Только к бoльшему осуждению. Грех извиняемый свободнее будет расти в сердце моем; а между тем страшно допускать грех до души и еще страшнее называть грех правдою; — последнее есть дело сатаны.
    «И уже несмь достоин нарещися сын твой: сотвори мя, яко единаго от наемник твоих» (Лк.15:19). Так говорил кающийся блудный сын.
   Покаяние, если оно таково, каковым быть должно, непременно должно быть смиренное. Грешник искренно кающийся, сознается и чувствует, что он грехами потерял права на милости отца к сыну, потому что жил не как сын. Потому он считает за милость, если дозволят ему быть в доме отца в числе слуг. Испытав горечь греха, узнав низость беззаконной жизни, он готов занять самое последнее место, лишь бы это было место в дому Божием; признает за величайшее счастие находиться при вратах сего дома, лишь бы не жить в чертогах нечестия, как бы блистательны они ни были. Ах! Братия! Когда вы приступите к покаянию: не опасайтесь того; что вы слишком унижать себя будете в мнении. Это опасение было бы делом опять самолюбия нашего, которому страшно видеть себя в настоящем своем виде, в виде грязном. Что такое грех? Хуже, чем ничтожество! Где грешнику место? Ему нет места в царстве Божьем; ему место — в аду. Поймите же, что как бы низко ни думал о себе грешник, какую бы незавидную долю ни назначал он себе, ниже того не будет он, как унижен он грехами.
    «Возстав иду к отцу моему». Очувствовавшийся блудный сын не довольствуется тем, что искренно сознает низость положения своего и его виновность, но решается возвратиться к оскорбленному им отцу.
   Перемена, какая должна совершиться в кающемся грешнике, не должна ограничиться одним обозрением бедственного положения его; она должна совершиться и в воле его. Он должен решиться, твердо решиться на то, чтобы расстаться с путями, которыми доселе шел он. Он должен решиться избегать всех случаев, которые могли бы пробуждать в нем ту или другую страсть его. Он должен определить себя на то, чтобы употреблять все меры к погашению в себе худых привычек. Тяжки, болезненны эти меры, но он должен избрать их. Иначе грех, оставшийся в колеблющейся воле, опять возобладает им; привычки к любимым слабостям опять возьмут верх над временными желаниями добрыми. Ах! как не мало встречается людей, которых путь усеян добрыми намерениями, но добрые намерения остались неисполненными и путь их склонился к аду. Истинное покаяние не есть перемена одного образа мыслей, оно есть перемена всей души. Вся душа жила для греха. Вся душа должна и обратиться от греха к Отцу небесному. Стыд пред нищетою своею, отвращение пред гнусностью дел своих, трепет пред правосудием Божиим должны наполнять кающуюся душу и направлять волю ее к новой жизни, к новым делам, к подвигам для Господа. Кающийся грешник должен свидетельствовать перемену мыслей и желаний переменою самых дел. Потому решимость его на добро должна быть твердая, непреклонная ни пред какими внушениями ложной дружбы, ни пред какими советами лукавого века или испорченной природы.
   Где взять твердую решимость на добро?
   Много твердости и у человека, который для мирских выгод решается на все труды и опасности. Еще больше ее у Господа, не отказывающего никому ни в чем, когда смиренно просят Его.
   Братия! путь, по которому душа грешная должна возвратиться к Отцу небесному, открыт самим небом. С сердцами благодарными вступим на путь сей, во славу Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
    1852 г.

Беседа III. О блудном сыне, в субботу первой недели поста...

   Многие из нас в сии дни исповедали грехи свои. Многие удостоиваются причаститься Св. Таин. Знаете ли, как это много значит! Знаете ли, как надобно радоваться, как надобно благодарить благость Божию! Мы видели только то, что совершилось на небе? О! какая дивная, какая величественная тайна — примирение грешника с небом! Только сшедший с неба Сын Божий мог сказать о том, что совершается на небе при примирении грешника с небом. Послушаем, как Спаситель описывает принятие возвращающагося грешника Отцем небесным.
    «Еще же ему далече сущу, узре его отец его и мил ему бысть» (Лк.15:20). Когда блудный сын был еще далеко, увидел его отец его и сжалился над ним; виновный сын еще не явился к отцу, еще не просит прощения, а отец уже увидел его взором любви и сжалился над ним.
   Так принимает и Отец небесный кающегося грешника. Всеведение Его видит и любовь Его жалеет еще прежде, чем грешник является к Нему. Зоркое око любви Его видит грешника еще в бедственном его положении, еще при первом его сознании своего бедствия, еще при первой мысли его о возвращении с несчастного пути греха. Любовь Его всеведущая еще прежде, чем взывает к Нему грешник о помощи, уже спешит к грешнику с помощью. Почти всегда только нужды, только бедствия заставляют грешника вcпоминать об Отце небесном, а не любовь, какую он должен бы иметь к Нему: но любовь небесная не удерживает тем милости своей к грешнику. «Он довольно наказан, он наказал себя сам», говорит она и жалеет о несчастном грешнике.
    «И тек паде на выю его и лобыза его» (Лк.15:20). Тревожимый стыдом и страхом виновный сын робко шел к отцу. Нежный отец побежал к нему, кинулся на шею и целовал его.
   О! любовь небесная, любовь непостижимая! Мало того, что не слышно ни одного упрека ее неблагодарному грешнику. Какой прием делает она грешнику! Она обнимает его. Гнусные одежды грешника не отталкивают ее от грешника. Запах скотской пищи, которым проникся грешник, питавшийся ею, не удерживает ее. Пред сонмом чистых духов она лобызает смрадного грешника. О! грешник! и ты еще можешь помнить о чем нибудь, кроме любви небесной? И ты еще можешь дорожить чем нибудь, кроме любви небесной?
    «Рече же ему сын: отче, согретих на небо и пред тобою и уже несмь достоин нарещися сын твой» (Лк.15:21). Бывают и такие дети, которые тогда, как отец, невзирая на всю виновность их, принимает их со всею любовью, говорят в себе: «дела идут, как нельзя лучше, — о чем задумываться? Заживем, как жили прежде». Да избавит Бог каждого родителя иметь таких детей.
   Грешник, милуемый Отцом небесным! Как бы ни велика была в тебе любовь Отца небесного: не забывай, что ты грешник. Не забывай взывать к Нему: «Отче! согреших на небо и пред Тобою, несмь достоин нарещися сын Твой.» Подумай — при твоем недостоинстве, чем больше оказывается к тебе любви со стороны Отца небесного, не яснее ли, не тяжелее ли становится твое недостоинство? Потому-то велят нам радоваться не иначе, как со страхом и трепетом. Иначе забвение о грехах уже само по себе есть грех и оно же влечет за собою новые грехи, а тем заграждает к нам доступ благодати. Точно так памятование о грехах, смиряя и умягчая сердце наше, отверзает в него вход новым и бoльшим дарам любви небесной.
    «Рече же отец к рабом: изнесите одежду первую, и облецыте его и дадите перстень на руку его и сапоги на нозе» (Лк.15:22).
   При первой встрече с сыном отец ни слова не сказал сыну, но самым приемом сказал ему слишком много. Теперь он не только благословляет, но осыпает его дарами.
   Три дара, которых удостаивает Отец кающегося сына, по общему и следовательно справедливому объяснению, означают полный ответ кающемуся грешнику, тот ответ, что Отец небесный принимает его, как милого сына, с щедрой любовью нежного отца.
   Что значит одежда для полунагого бедняка? То, что срам его прикрыт, наготы его не видно, ему уже более не стыдно людей. Полунагой, бедный грешник, но грешник кающийся, точно так же получает одежду, т. е. оправдание; срамота грехов его прикрывается милостью Божиею (Псал. 84:3), нечестие сердца его предается забвению (Псал. 31:5), и он без стыда может явиться в сонме ангелов. Любовавшемуся собою ангелу лаодикийской церкви Господь говорит в откровении: «совещаю тебе купити от Мене... одеяние бело, да облечешися и да не явится срамота наготы твоея» (Апок. 3:18). Вот объяснение нечеловеческое одежды, которую получает кающийся грешник!
   Кающемуся сыну дается «перстень на руку». Перстень у древних носили только благородные и не смели носить рабы (Иак. 2:2). Так Иосиф получил от Фараона перстень, как самое высокое отличие (Быт. 41:42). Итак, если кающемуся грешнику дается в награду за раскаяние перстень: это значит, что он получает свободу, дух всыновления, что он уже не раб греха, не сын грешной земли, а сын неба, сын царства небесного, что он уж не томится страхами казней, как невольник и невольник преступный. «И сапоги» на ногу его. Быть обутому в сапоги означает на языке писания иметь готовность и силу служить евангелию мира (Ефес. 6:15). Грешник сам по себе слаб, расстроенный грехом, он не умеет свободно ходить по путям заповедей. Кающемуся грешнику дается сила для шествия по заповедям Божиим. Отец небесный говорит ему: «я озабочен и тем, чтобы ты в родительском дому ходил не как рабы, без сапог, — будь покоен, все готово для тебя, ты будешь ходить как сын неба, твердою, свободною, стопою».
    «И приведше телец упитанный заколите и ядше веселимся, яко сын мой сей мертв бе и оживе, изгиб бе и обретеся, и начаша веселитися» (Лк.15:23).
   Сын пришел к отцу голодный. Отец не только поспешил утолить голод его но устроил великолепное торжество.
   К кому это обращается Отец небесный, призывая делить радость Его о кающемся грешнике? Откровение говорит нам, что «радость бывает на небеси, пред ангелы Божии, о едином грешнике кающемся» (Лук. 15:7). Тоже без сомнения должно разуметь и о святых Божьих, переселившихся с земли на небо. И так видите, какое торжество о грешнике кающемся! Радуется грешник, радуются ангелы и святые, радуется Бог.
   Радуются ангелы и святые. Ибо видят непостижимую благость Божию, видят, что брат их, который стоял на краю погибели, помилован и вместе с ними будет славить Господа. Радуется Бог, ибо Он не хочет смерти грешника и вот грешник спасен. Легко отрадно бывает и нашему сердцу, когда мы успеваем сделать доброе дело для других, помочь бедняку, спасти погибавшего. Но что значит наше благорасположение к другим в сравнении с любовью Отца небесного.
   Если же радуются святые и ангелы, радуется Бог о кающемся грешнике: как же не радоваться самому грешнику? Он радуется. Ибо принят так, как нельзя было ожидать. Позор снят, свобода дана, силы укреплены. Мало того, — о нем в торжестве небо. Как велика радость о грешнике кающемся! Она так велика, что и описать ее нельзя. Это такая радость, о которой можно говорить только сравнительно, гадать приблизительно, но которой изобразить нельзя, так как для небесных вещей нет слов на языке земном. Сам Спаситель объясняет торжество неба о грешнике кающемся только сравнениями. Как имеющий сто овец, говорит Он, и потерявший одну из них, оставляет девяносто девять и идет искать пропавшую, а найдя берет ее на плеча и созывает друзей и соседов, порадуйтесь, говорит, со мною, я нашел пропавшую овцу: так и на небе радуются о кающемся грешнике (Лук. 15:4—7). Как бедная женщина, имевшая десять драхм и потерявшая одну, зажигает свечу, метет комнаты и ищет заботливо потерянную драхму, а когда находит, созывает подруг и соседок, идите, говорит, повеселитесь со мною подруги, я нашла потерянную мою драхму: так бывает радость у ангелов Божиих о едином грешнике кающемся (Лук. 15:8—10).
   Из притчи о сыне погибшем и найденном видим, что отец созывает весь дом свой к веселью: «веселимся», — говорит он. И потом сказано: «и начаша веселитеся» (Лук. 15:23—24), начали петь и ликовать. Небо огласилось песнями радости, хвалы, благодарности о кающемся грешнике. Чудное торжество! Чудная радость! Душа кающаяся, облеченная плотью, может отчасти ощущать эту радость, так как предмет ее она сама: но знает ее только небо.
   Ап. Иоанн в откровении своем видел торжество брака Агнчего с Церковию. Торжество началось, как показывает он, голосом, изшедшим от престола: «пойте Богу нашему вси раби Его и боящиеся Его, и мали и велици» (Откр.19:5) За тем слышен глас народа многа, «яко глас вод многих, и яко глас громов крепких глаголющих: аллилуия, яко воцарися Господь Бог Вседержитель. Радуемся и веселимся и дадим славу Ему, яко прииде брак Агнчий и жена Его уготовала есть себе» (Апок. 19:5—7).
   Таково торжество Агнчего брака с Церковию! Подобное же торжество бывает о союзе грешника с Богом! Ибо благость Божия такова, что милости, изливающияся на целую Церковь, повторяются для каждой души, обращающейся к Богу.
   О! как не воскликнуть с провидцем Божиим: «блажени, ихже оставишася беззакония, и ихже прикрышася грехи. Блажен муж, емуже не вменит Господ греха... исповем на мя беззаконие мое Господеви и Ты оставил еси нечестие сердца моего. За то помолится к Тебе всяк преподобный» (Псал. 31:1—6).
   Если же кто из каявшихся грешников скажет: я каялся, но не ощущал подобной радости: такому следует сказать: виноват в том ты сам, друг мой! У твоей исповеди не доставало многого, от того и радости у тебя не было. Послушай, чтo говорит нам неложное слово Божие. «Приближитеся к Богу и приближится к вам... Смиритеся пред Господем и вознесет вы» (Иак. 4:8, 10). На небе радуются по мере того, как каются на земле.
   Слава и благодарение неизмеримой любви Твоей, Отец наш небесный! Аминь.
    1852 г.

Беседа IV. О блудном сыне, в первую неделю поста...

   Третью часть притчи о блудном сыне составляет история старшего сына (Лк. 15:25—37).
   Здесь изображен — грешник самонадеянный, грешник обольщенный мечтами о своей приличной, честной, жизни. Отношение к нему Отца небесного дололняет печальную картину его, печальную тем более, что сам грешник не понимает значения ее. Евангельское изображение такого грешника, грешника скрытного, должно быть изучаемо с особенным вниманием, так как без того легко ли нам узнавать его?
    «Бе же сын его старей на селе: и яко грядый приближися к дому, слыша пение и лики: и призвав единаго от отрок, вопрошаше, что убо сия суть?» (Лк. 15:25, 26).
   Если старший сын отца трудился на поле: это служит к чести его. Но вот что не подает доброй мысли о нем: отчего добрый отец не послал за ним при приеме младшего брата его? Отчего тогда, как созваны все слуги делить радость о найденном сыне, не приглашен к тому же старший сын дома? Верно сын не любил поступать так, как хотел отец, а — как хотел он сам и — его оставили при его воле. Такая мысль о нем оправдывается последующими поступками его. Вот он, едва возвратясь с поля, едва подошел к дому, открыл себя, в каких расположениях был он к дому. Услышав, что в доме веселятся, он вместо того, чтобы с сердечною простотою идти в дом радующегося отца, останавливается и спрашивает: что это такое? Он изумлен тем, что без него веселятся. Как будто в доме отца, помимо его воли, помимо его решения, ничего не должно быть! Как будто отец его не в праве веселиться без него! И от кого же узнает он о происходящем в доме? От отца? Нет, он вызывает к себе одного из слуг. Как это неприлично! Не прилично тем более, что под ряд с гордостью является низость.
    «Он же рече ему, яко брат твой прииде и закла отец твой тельца упитанна, яко здрава его прият» (Лк. 15:27). Слуга говорит о деле, как оно есть. Видно, что это был слуга добрый, простосердечный. А как много есть слуг другого разряда! Слуга доброго господина не только говорит правду, но говорит с добрым намерением. «Брат твой прииде... отец... здрава его прият», — говорит слуга. Эти слова не только выказывают правду, но и доброе намерение — успокоить смущенную душу молодого господина.
    «Разгневався же и не хотяше внити» (Лк. 15:28). За что разгневался? Чем так оскорблен? Ему сказали отрадную правду, а он разгневался. Бесчувственный сын! Бесчувственный брат! Дикая душа его волнуется страстями дикими, — завистью, гордостью! Он терзается тем, что веселятся в честь другого; в гневе за то, что оказывают любовь другому. Он считает себя униженным оттого, что обращено внимание на другого.
    «Отец же его изшед моляше» (Лк. 15:28). «Какой кроткий, какой добрый отец, восклицает блаженный Иероним; он упрашивает сына принять участие в домашней радости». Да, редко можно найти такого отца между отцами христианскими, людьми облагодатствованными, но никогда между людьми обыкновенными. Эта кроткая любовь — любовь небесная. Она выходит на встречу к грешнику, стараясь привлечь его к себе; она знает его строптивый дух и не смотря на то дышит на него кротостью, ласкою, нежностью сердобольною и снисходительною.
    «Он же отвещав, рече отцу: се толико лет работаю тебе и николиже заповеди твоя преступих и мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых» (Лк. 15:29).
   Не смягчился строптивый сын словами небесной любви, а лишь раздражился и начинает счет с отцом, счет, которым он думал обвинять отца, тогда как каждое слово его улика ему самому. «Се толико лет работаю тебе»! Что же особенного, если сын трудился в доме отца? Ужели же добрый сын только имеет право гулять и терять время в праздности? Ужели тот, кому труд в тягость, человек порядочный? Нет, более чем слугу, унижает праздность детей доброго отца. Николиже заповеди твоя преступих. А как будто тот и добрый сын, который нарушает волю доброго отца. Николиже заповеди твоя преступих. Но правда ли это? Как же могло случиться, что этот почтительный сын так глух даже к мольбам нежного отца? Как же могло случиться, что сын, почтительный к отцу, так холоден и жесток к брату? «Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть» (1 Иоан. 4:20). «Глаголяй себе во свете быти, а брата своего ненавидяй, во тме есть доселе» (1 Иоан. 2:9). Таково учение небесной истины!
    «И николиже дал еси козляте». Как? Добрый сын считается с отцом? Добрый сын требует платы от отца за любовь к отцу? Сын ли это? Нет, это наемник, а не сын. Ах! сын потерял любовь сыновнюю, даже живя в доме отца. Не хуже ли он брата, потерявшего ту же любовь вдали от отца? «Да со други моими веселился бых». Вот и еще отличие сына доброго! В том, что живет он вместе с добрым отцом, не находит он радости, не находит он радости и в выполнении заповедей отца, тогда как они доброму сыну слаще меда и дороже камней драгоценных (Псал. 18:11). Он ищет других радостей, других друзей. Что же это за друзья его? Конечно, если бы они похожи были на доброго отца его, то не заменяли бы они отца в его душе. Жажда веселостей, которою томится он в доме отца, показывает, что ищет он друзей греха, веселостей распутства. Чем же разнится он от младшего блудного брата? Разве тем только, что выставляет из себя человека жизни приличной, поведения непорочного.
    «Егда, же сын твой сей, изъядый твое имение с любейцами прииде, заклал еси ему тельца питомаго» (Лк. 15:30).
   Домогаясь выставить, как можно резче, несправедливость отца, строптивый сын указывает ему на отношение его к брату.
    «Егда же сын твой сей прииде». Не называет и брата братом; он так презирает его, что считает за оскорбление для себя называться его братом. Такова гордость! «Сын твой прииде» — стрела злости и в сердце отцу. Ты, говорит он отцу, хочешь этого распутного признавать сыном своим: пусть он сын твой, любуйся им, только я не знаю такого брата. Тогда как прожил, он твое имение с блудницами, ты принимаешь его так, как не был я никогда принят тобою, это твое дело! Какая злость в сердце гордом! Забыто уважение к отцу, забыта любовь к брату снисходительная. Мало и того, гордость не только беспощадна к известным слабостям брата; она выдумывает слабости. С чего этот милый братец говорит о брате: промотал имение с блудницами? Откуда он узнал это? Добрый слуга, встретивший его, не говорит ему ничего подобного. Ах! как часто бывает, что будучи сами худы, думают худое и о других! Будучи сами расположены к тому, чтобы делать то или другое грязное дело, переносят ту же грязь и на других. Кто не узнает в этом гордом брате иудейских фарисеев и книжников, представителей самонадеянной праведности, нередко блистательной по наружной жизни, но отвратительной по сердечным расположениям! Гордых людей дело — мечтать о себе, что они не как другие люди, не грабители, не обидчики, не прелюбодеи, а люди жизни строгой (Лк. 18:11). Они не простят брату ни одного проступка, тотчас заметят в глазу его сучек, а у себя не видят и бревна. Они похожи на гроба окрашенные, которые кажутся снаружи красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты (Матф. 23:27).
    «Он же рече ему: чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя — твоя суть» (Лк. 15:31).
   Фарисейская гордость сама осудила себя, когда только открылась в словах. Любовь небесная не судит ее, а продолжает дружески вразумлять и пристыжать ее. «Чадо» — сколько нежности в этом слове. И какой отец говорит это слово? Отец, осыпанный грубостями сына. Как терпелива любовь отца! Сын ни разу не назвал отца своего отцом, а отец говорит: «Чадо»! как сильно это слово, при всем том, что мягко! Оно так сильно, как никакое жесткое слово! Оно идет прямо к сердцу сына! Оно говорит ему: сын мой! говоришь ли ты со мною, как сын? Ах! приди в себя. Чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть. Ты не имеешь причин жаловаться на мои отношения к тебе. Не смотря на твое несыновнее расположение ко мне, которое ты сам обнаружил теперь и, которое мне было известно, любовь отца всегда была открыта для тебя. Как же тебе желать козляте? Как тебе искать других друзей, кроме друга-отца? Ужели какие — нибудь мои блага дороже тебе, чем сам я? Впрочем вся моя твоя суть. Все, что принадлежит мне, принадлежит и тебе, лишь только оставайся сыном моим; и все это конечно стоит больше, чем могли бы стоить твои труды.
    «Возвеселитижеся и возврадоватися подобаше, яко брат твой, сей мертв бе и оживе: изгибл бе и обретеся» (Лк. 15:32). Вразумление строптивому сыну об отношениях его к брату! Если брат дорог сердцу брата: то возвращение его потерянного конечно должно быть предметом радости для брата. И если брат не радуется о здоровье брата, если счастье погибавшего брата оскорбляет, терзает брата: то в таком брате нет души братской, он убил в себе чувства брата, он оскорбил, унизил, обидел жестоко не брата, но себя самого. Добрый отец препирался со строптивостью сына. Чудная борьба любви с самолюбием гордым! Родители! Вот как вы должны обходиться с худыми детьми! Наставники и пастыри! Вот с каким терпением надобно вам выполнять свое дело. Во первых, виновность наставляемых вами не должна вас останавливать в исполнении вашей обязанности к ним. Как бы много худого ни видели вы в них, вы должны учить их добру, должны наставлять их словом евангельским. — Ваше дело сеять семена. Сейте, не теряя времени в праздности. Что выйдет из того? Взойдет ли что из посеянного вами? Не беспокойтесь о том: будущность не в ваших руках; в вашем распоряжении настоящее. Вы можете только желать, чтобы посеянное взошло. Молитесь Тому, Кто посылает благотворную влагу и тепло плодотворное. Затем смотрите еще на отца, вызвала ли строптивость сына хотя одно жесткое слово из его сердца? Нет, евангельский отец тем больше оказывает нежной кротости сыну, чем больше грубостей высказывает сын. Поступайте и вы, как поступает любовь терпеливая. Грубость и брань в ответ на грубость только раздражает грубого. Если нежность отца не всегда может смягчать злое сердце сына: то злость и шум столько же могут утишить его, сколько масло пламень. Будьте благоразумны по крайней мере для успеха в своем деле. Будьте кротки, хотя бы для того, чтобы не унижать себя пред злыми детьми. Если они заметят злость вашу, если заметят неумеренность или несправедливость гнева вашего: вы останетесь в глазах их злыми и несправедливыми, к их злой потехе, но наставления ваши пройдут без пользы для них и даже незамеченными. «Раб Господа не должен ссориться, — говорит апостол о христианском учителе, — должен быть приветлив ко всем, учителен, незлобив; с кротостию должен он наставлять противников, не даст ли им Бог обращения к истине» (2 Тим. 2:24—25).
   Наконец изображение гордого сына — картина поучительная для всех и каждого. Как опасно гордое самолюбие для спасения нашего! Как опасно оно особенно тогда, как ведет себя прилично между людьми, чтобы не слышать упрека себе, — допускает грехи тяжкие, но тайно от людей и потому видит уважение к своей наружной честности, к своей видимой праведности. Как много надобно иметь внимания к себе, как строго надобно наблюдать за собою, чтобы смирять в себе гордую мечтательность о своей праведности! Мечтательность гордости так тонка, так хитра, так неуловима, при своем обаянии приятном. Как открывать ее в себе? По ее действиям. Если при известии об успехах ближнего в делах Божьих, ты чувствуешь холодность к нему, видишь в себе готовность унижать его, если не на словах, то в мыслях твоих о нем; вместо благодарной хвалы Богу за брата чувствуешь едкую неприязнь, тайную вражду, злость и зависть к брату: будь уверен, что в тебе много страшной фарисейской гордости. Страшись ее и смиряй самоукорением; молись не иначе, как молитвою мытаря: «Боже, милостив, буди мне грешному» (Лк. 18:13).
   Господи-Господи! даждь ми зрети моя согрешения. Аминь.
    1852 г.

Информация о первоисточнике

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).