Воспоминания об оптинском старце Нектарии
В двадцатых годах в Москве жил молодой врач Сергей Алексеевич Никитин. Мы с ним были в приятельских отношениях, и это дало ему возможность обратиться ко мне за помощью в серьезном личном деле.
Дело было такое. Как человеку несомненно одаренному, ему предлагали заняться научно-исследовательской деятельностью. Но ему была по душе и практическая работа лечащего врача. Предстояло сделать выбор между двумя сторонами медицинской службы. Сделать это самостоятельно он не решался, а т. к. он был глубоко верующим, то явилась у него мысль обратиться за советом к последнему оптинскому старцу отцу Нектарию. О нем Сергей Алексеевич много слышал и прежде, очень интересовался им, а вот повидаться пока не приходилось. В ту пору добраться до отца Нектария в с. Холмищи было не так-то просто. Высланный из Оптиной в 1923 г., он был там как за семью печатями, из-за дальности расстояния, бездорожья, трудности с транспортом и всевозможных условий времени. Тем не менее связь я с ним поддерживал, благодаря своим знакомым по Оптиной, жившим тогда в Козельске. Обыкновенно нужно было доехать поездом до Сухиничей, оттуда километров 10 добираться как-нибудь до Козельска, а там уж отец Никон доставал мне лошадь до Холмищей.
Сергей Алексеевич об этом знал и пришел попросить наладить ему сообщение. Прошло известное время, пока на отправленное мною письмо с запросом пришел положительный ответ отца Никона, бравшегося доставить Сергея Алексеевича к отцу Нектарию. Поездка состоялась: кстати случилось подряд несколько выходных дней.
Как-то раз, спустя некоторое время, с шумом открылась дверь моей комнаты, и ввалился радостно возбужденный Сергей Алексеевич. Он сиял будто после причастия. «Здравствуйте, Сергей Алексеевич. Съездили? » — «Да. Сейчас расскажу». Слушаю. Рассказывает...
Привез его отец Никон в Холмищи в сумерках, «пришедше на запад солнца». В добротной крестьянской избе Андрея Ефимовича, на половине отца Нектария читались вечерние молитвы. В горнице тихо, слушали чтение несколько человек. Сергей Алексеевич с отцом Никоном молча присоединились к ним. Особый молитвенный уют с мерцающей перед образами лампадой и журчанием благоговейного человеческого голоса, ровно произносящего строчку за строчкой из творения великих авторов-молитвенников Макария, Антиоха, Златоуста, Дамаскина. Чтение кончается. Близится отпуст. И вот из-за легкой перегородки появляется седенький согбенный старец. Как-то по особому он идет. «Едва топчется», — подумал Сергей Алексеевич, и какие-то новые для него, чужие навязчивые мысли овладели сознанием. «К кому ты пришел? Ведь этот старикашка, должно быть, выжил из ума? Смешно». Незнакомое чувство противной досады, легкой озлобленности, оскорбленного самолюбия омрачило внутренний мир Сергея Алексеевича. Кто-то невидимый, но злой настойчиво навевал ему чувство вражды к внешности, движениям, интеллектуальным и духовным способностям «скорченного старикашки». Уйти бы...
Между тем отец Нектарий произнес отпуст, и присутствующие стали по одному подходить к нему за благословением. Сергей Алексеевич делает то же со всем внешним уважением к священному сану старца. Отец Нектарий всех благословил, но сказал, что плохо себя чувствует и просит приехавших воспользоваться гостеприимством на половине Андрея Ефимовича. Тогда отец Никон замолвил слово за Сергея Алексеевича, сказав, что, дескать, вот московскому врачу нужно будет завтра рано уехать, чтобы к сроку попасть на работу. Старец согласился поговорить с Сергеем Алексеевичем тотчас и оставил его в горнице. Все прочие тотчас вышли.
Отец Нектарий с трудом добрался до кресла у стола, и предложил гостю присесть, сел сам в кресло, выпрямился несколько и спросил Сергея Алексеевича: «Скажите, а не приходилось ли вам изучать священную историю Ветхого Завета?»
— «Как же, учил», — ответил Сергей Алексеевич. — «Представьте себе, — переходя от вопроса к повествованию, стал говорить отец Нектарий, — ведь теперь совершенно необоснованно считают, что эпоха, пережитая родом человеческим в предпотопное время, была безотрадно дикой и невежественной. На самом деле культура тогда была весьма высокой. Люди многое что умели делать, предельно остроумное по замыслу и благолепное по виду. Только на это рукотворное достояние они тратили все силы тела и души. Все способности своей первобытной молодой еще природы они сосредоточили в одном лишь направлении — всемерном удовлетворении телесных нужд. Беда их в том, что они «стали плотью». Вот Господь и решил исправить эту их однобокость. Он через Ноя объявил о потопе, и Ной сто лет звал людей к исправлению, проповедовал покаяние пред лицем гнева Божия, а в доказательство своих слов строил ковчег. И что же вы думаете? Людям того времени, привыкшим к изящной форме своей цивилизации, было очень странно видеть, как выживший из ума старикашка сколачивает в век великолепной культуры какой-то несуразный ящик громадных размеров да еще проповедует от имени Бога о грядущем потопе. Смешно».
Сергей Алексеевич, сначала не понимавший, к чему, собственно, отец Нектарий стал говорить о допотопной культуре, вдруг узнал в словах старца знакомые выражения. Ведь именно такая мысль шипела у него в голове, когда он впервые увидел «топчущегося» старца. «Выживший из ума старикашка», — вспомнил он. А этот «старикашка», оказывается, прочитал его мысли. Сергеем Алексеевичем овладело сильное смущение, лицо моментально зарделось, чуть ли не задвигались волосы. Испарилось все, о чем он хотел спросить отца Нектария.
Отец Нектарий прервал его смущение удивительно обыкновенной фразой: «Небось, устали с дороги, а я вам про потоп». Его благообразное лицо, в сединах, как в нимбе, светилось детски чистой улыбкой. Глаза излучали добро и мудрость. Он предложил Сергею Алексеевичу прилечь на диван, а сам стал готовить письма для отправки с утренней оказией. Усталость быстро погребла под собой все остальные чувства Сергея Алексеевича. Он уснул. Только где-то среди ночи его потревожил шорох. Проснулся. Это батюшка отец Нектарий пробирался между столом и диваном к себе в келейку за досчатой перегородкой.
Сергей Алексеевич вскочил и подошел под благословение, чтобы проститься. Батюшка благословил его, приговаривая: «Врач-практик, врач-практик». Так был дан ответ на невысказанный вопрос о профиле медицинской работы Сергея Алексеевича. Это было даже больше, чем ответ. Долгое время после того Сергей Алексеевич был врачом-практиком в любых условиях, на свободе и в заключении. Он и потом, когда стал священником, а позже — епископом, применял свои колоссальные медицинские познания в деле пастырского душепопечения.
Давешнее смущение бесследно исчезло. Светлая радостная тишина наполнила душу, освеженную обществом старца, святого делателя Иисусовой молитвы.
Впечатления, полученные Сергеем Алексеевичем от кратковременного посещения простого деревенского домика в Холмищах, он довез до самой Москвы во всей свежести. Мне передалось его переживание. Комната наполнилась фимиамом дорогих воспоминаний. Одухотворенные лица, скитские ворота, хибарка, лучезарная Оптина с шумом вековых сосен, последний оптинский старец в Холмищах. Светлое, родное...
Информация о первоисточнике
При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).
Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).