Брак, монашество, Церковь

   Ничего в Церкви не может быть существенного, выражающего её сущность, что не было бы одновременно выражением всей жизни церковной, то есть не только умозрительной, но и каждодневной жизни, делания и человеческого творчества. И вот, брак и монашество являются двумя аспектами церковной природы, церковной сущности. Брак и монашество не являются в церковном опыте просто образом жизни, какой выбирают одни или другие люди; брак и монашество являются как бы двумя сторонами, двумя выражениями, исчерпывающими собою, с определенной точки зрения, природу Церкви.
   Если вы вчитываетесь в Ветхий, да и в Новый Завет, особенно в книгу Откровения, вы увидите, что образ брака является образом полноты жизни, завершенности, совершенства жизни. Брак представляется в этом отношении всеконечной победой любви, то есть предельным торжеством Бога; но не над человеком: Бог над человеком не торжествует, – а торжеством Бога в самом человеке, осуществлением всей полноты и Божественной, и человеческой жизни. Ветхий Завет нам дает множество образов полноты, счастья, радости, блаженства в картинах брачной любви; а в Новом Завете, в книге Откровения, говорится о браке Агнца, о том соединени в любви – любви уже нерасторжимой, любви и победившей, и победоносной, – которая соединяет всю тварь с Богом.
   И поэтому брак выражает собой нечто, что является сущностью церковной жизни: это чудо, это диво того, что Бог «так возлюбил мир, что...Своего Сына» Единародного дал, чтобы мир был спасен (Ин.3:16), чтобы мир обрел такую бездонную глубину, измерением которой является Сам Бог, и только Бог.
   А с другой стороны, Церковь выражается также образом Невесты Агнца. Вы, наверное, помните это выражение; некоторым оно кажется странным, почти мифологическим, почти сказочным. Что значит «невеста Агнца»? Невеста – та, что сумела так полюбить, с такой цельностью, с такой неразделенностью полюбить, что она может последовать за любимым на край света, последовать за ним и в радость, и в горе, быть, где бы он ни оказался. Агнец же в выражении «невеста Агнца» – это Агнец заколения, тот Агнец, о Котором провозглашал святой Иоанн Креститель, когда увидел Христа:«Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1:29); тот Агнец, Который в 52—53 главах пророчества Исаии назван «Мужем скорбей» (Ис.53:3). В конечном итоге, это Сын Божий, ставший сыном человеческим в действии Воплощения, которое Его сделало одним из нас, брачной любовью Божией к твари.
   Но путь Агнца – это крестный путь; Муж скорбей, Христос, Агнец, о Котором говорит Ветхий Завет, предназначен к тому, чтобы Свою жизнь отдать – отдать свободно, отдать по любви для того мира, для той твари, которую так возлюбил Бог, что отдал Его для спасения этой твари. А Невеста Агнца – это тварь, отвечающая на любовь Божию – любовью; любовью, готовой разделить с Богом воплотившимся, вошедшим в мир для смерти, и смерти крестной, всю Его земную судьбу.
   В этом смысле в Церкви есть два совершенно различных аспекта. Она — чудо встречи Бога и человека, всей твари с Богом; она – чудо и ликование о том, что Бог так бесконечно близок и стал таким родным, таким своим... Один из Отцов Церкви говорит, что слово Бог гораздо менее значительно для нас, чем слово Отец, ибо слово Бог означает различие между нами и Им, слово Отец подчеркивает родство: мы – дети Его, мы Ему родные, мы Ему свои; и это чудо Божией любви, которая нам даётся и на которую мы можем ликующе, радуясь, ответить, есть уже осуществление всего. Воплощение Христа — во времени, среди времени, пока ещё история развивается и течёт, но это уже её полнота, осуществление; это уже победа, конец – это уже все.
   В этом отношении в Церкви есть глубокое ликование, и Церковь – не просто человеческое общество, не просто общество людей, которые во имя Божие собраны, которые послушны Его заветам, которые живут Его дарами; Церковь – чудо гораздо большее. Это тело, живое тело, организм, который одновременно и Божественный, и человеческий, в котором на равных началах – потому что любовь неравных делает равными – Бог и человек встречаются, соединяются, делаются неразлучными. Церковь – место, где совершается это чудо встречи, взаимно отдающейся любви, вечности уже пришедшей, победы любви над всякой рознью.
   В этом отношении Церковь уже теперь, в каком-то смысле, содержит в себе брак Агнца. Святые – да что я говорю: не только святые, но и грешники это знают: в какой-то момент вдруг мы чувствуем, что Бог – так близок; что Его – любовь столь ласкова и тиха; что такое счастье – Его знать и быть Им любимым, и посильно отвечать любовью на любовь.
   И вместе с тем, именно Церковь, когда мы её так переживаем, так понимаем, является предметом нашей веры, а не просто нашего знания, потому что в Церкви бросается в глаза – человеческая немощь, хрупкость, грех. Но мы знаем, что, несмотря на это, Церковь – больше всего этого. Так бывает иногда в семьях: большая, глубокая, сильная любовь соединила и держит людей, которые когда-то друг друга увидели, какие они есть в глазах Божиих, – облеченными в славу, в красоту, глубокими. А окружающие видят порой только трудности, напряжение в этой семье, слышат спор и не понимают, что за ним стоит такая глубокая, сильная любовь, что только потому возможен этот спор, это бурное, мучительное становление, что есть эта ничем неколебимая любовь.
   Это мы видим в Ветхом Завете между человечеством и Богом; мы видим постоянно спор между Богом и человеком, мы видим, что минутами делается темно и тогда в этой темноте сплетаются в мучительной борьбе Иаков и Ангел Божий. И пока темно, эта битва будет продолжаться, и будет преодолевать то Ангел – то грешник, то Бог — то человек. Но в этом сплетении сил, в этом противопоставлении, в этом борении происходит нечто очень глубокое, потому что, когда рассветает, Иаков поднимает глаза и узнаёт, что он всю ночь боролся с Ангелом, и кланяется ему в землю, и просит его благословения (Быт. 32:24 и сл.).
   Так бывает и в Церкви. Есть видимое: это борьба Иакова с Ангелом в потемках непонимания, в потемках становления, в какой-то муке неполноты, которая рвется к полноте и потеряла к ней путь; и вместе с этим, самое борение говорит о том, что Бог и человек связались неразлучно, навсегда друг с другом и что ничто не может их друг от друга оторвать. В этом – чудо Церкви: в её мучительном становлении, в её мучительной внутренней жизни, где человеческое и Божественное переплелись, становятся едиными, но ещё не всегда в каждом из нас достигли этого единства. И однако, это уже встреча навсегда, это уже соединение навсегда, это уже какое-то предчувствие, а минутами и предвкушение того, что придёт время, когда борение будет преодолено и останется только несказанная радость твари, соединившейся со своим Творцом. Но есть ещё другой аспект Церкви, на который я указывал:
   Невеста Агнца. Каждый из нас, каждая душа, каждый человек в своём становлении сплелся в борьбу с Богом, но, одновременно, мы – вместе с Богом, потому что любовь и вера нас с Ним соединила. Мы в этом мире являемся тем местом, где живет Господь;
   Церковь, место встречи, является тоже в этом мире местом Божественного присутствия. Церковь в этом мире так соединена с Богом, что она идёт путем Христа. Иногда нам кажется недоуменным, как это возможно? Какова наша связь с Христом, каким образом можем мы быть так с Ним едины, что Он мог Своим ученикам сказать:«Как Меня послал Отец, так и Я вас посылаю» (Ин. 20:21)? Если задуматься над тем, как мы делаемся Христовыми, можно обратиться к образам Нового Завета и Ветхого Завета. Апостол Павел нам говорит, что мы – дикая маслина, привитая к крепкой, живой маслине тела Христова (Рим. 11:17 и cл.). Если задуматься над этим образом, как можно себе это представить? Вот стоит живоносное, животворное древо и вокруг целый лес растений. Живоносное древо укоренено в Боге, живоносное древо – Христос – живо Божественной жизнью, а мы все вросли в землю своими корнями; из нее мы черпаем свою жизнь. Но то, что мы берем от земли, она в свое время возьмет обратно: «ecи и в землю отыдеши...» (Быт.3:19) И вот Господь, как мудрый садовник-спаситель, обходит сад, где умирают деревца и растения. Среди этих растений Он вдруг обнаруживает одно какое-то, которое способно на жизнь: новую, вечно новую, вечную жизнь; и Он отделяет это растение, эту веточку от её корня. Он отрывает её от временного источника временной, преходящей жизни; и вырванная из своей среды, отделённая от своих корней, эта веточка чувствует, что течёт из нее жизнь, что только смерть ей остается. Но садовник произвел надрез на ветке живоносного древа, и рану к ране он приложил умирающую веточку к живоносному стволу; рана к ране, кровью, жизнью своей это живоносное древо должно вернуть жизнь умирающему ростку. И эта жизнь пробивается, пробивается упорно, настойчиво, бежит по тонким сосудам этой дикой веточки, проникает в самые отдалённые места, пробивается в самую глубину каждой клеточки; и везде она несёт жизнь, так что оживает все, что только способно жить; она не вытесняет природную особенность этой веточки, она всему даёт новую силу жизни.
   И веточка начинает жить, потому что она — на живоносном стволе; жить своей жизнью и вместе с той жизнью, которая её во всем превосходит. Это апостол Павел называл: «не я живу, а живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Разливается жизнь Божественная, вечная, непреодолимая, неумирающая жизнь и заменяет собой временную, хрупкую, неустойчивую; и веточка делается самой собой, достигает своей красоты, расцветает. Христос, согласно 15-й главе Евангелия от Иоанна, говорит о нас как о веточках на виноградной лозе: пока пребудете во Мне, принесете плод...
   Это соединение со Христом и есть условие нашей жизни, и это соединение так же крепко, так же совершенно между человеческой жизнью и душой и Спасителем, каково соединение дикой веточки с животворным древом. Тогда делается понятно, каким образом Христос может сказать: «Как Меня послал Отец,... Я вас посылаю» (Ин.20:21), потому что мы и Он в каком-то отношении теперь стали одно. Та же жизнь бьёт ключом и в нас, и в Нём. Если мы её отдадим, прольём, истощим, это будет Божественная жизнь и кровь. И все, что было в истории правдой о Христе, должно неминуемо стать правдой о нас; как Отец возлюбил мир и отдал Своего Единородного Сына, так Отец, Который любит мир, и нас отдаёт для спасения мира.
   Но в образе апостола Павла это всё кажется таким простым: ветка, садовник... А как же мы соединяемся со Христом так тесно и глубоко, что всё, что о Нём можно сказать, можно сказать и о нас? Любовью, верой... И мы знаем, что это возможно. Мы говорим о смерти, о жизни. Если мы кого-нибудь любим большой, крепкой, простой человеческой любовью, то его жизнь делается нашей жизнью; что с ним случается – для нас важнее, чем то, что случается с нами; он или она — в центре нашей жизни. Так было с апостолами по отношению ко Христу: постепенно, через любовь, через веру Он стал для них самой Жизнью, потому что их любовь была такова, их вера в Него была такова, что изыми Его из жизни – оставалось бы только существование, но жизни не было бы.
   И это соединение наше со Христом, это наше единение с Ним – каждого из нас, как члена тела по отношению к самому телу (это опять-таки образ апостола Павла) так тесно и так глубоко, что оно делает нас друг по отношению к другу одним телом, единым каким-то существом, всецелым человеком или человечеством, тем, что Священное Писание называет Новым Адамом: просто человеком, обновлённым через соединение со Христом. Святой Ириней Лионский, размышляя над тем, как тесно, как неразлучно мы связаны со Христом, говорит, что если действительно мы так едины с Ним, то уже нельзя сказать, что есть Единородный Сын Божий и дети Божии по какому-то приобщению; он говорит, что через наше единство с Единородным мы делаемся все вместе, как новое человечество, как Церковь, единородным сыном Божиим.
   Опять-таки, это – торжество любви, которая стирает все преграды, делает неравных равными, соединяет за пределами всякого воображения любящих и любимых. И если мы действительно любим Христа, если действительно любим Бога любовью Христовой, то мы можем следовать за Агнцем, как невеста, с Ним войти в область смерти, в область страдания, в область греха, в область богооставленности, сойти в глубины и в самые мрачные тайники человеческого ада и внести в них, как Христос это сделал, свет, жизнь и победу любви.
   И вот, в Церкви брак и монашество являются выражением этого сложного сочетания уже одержанной победы и испытанного торжества любви – и того крестного пути, который должен привести когда-то весь мир в Царство Божие. Если вы вдумаетесь в основные черты взаимного отношения брака и монашества, вы увидите, что в них очень много сходства. Первый обет, который даёт монах при пострижении, первый ответ на вопрос постригающего: Обязуешься ли ты пребыть в этом братстве до твоей смерти? – воспринимается обычно, согласно практике и опыту Церкви, как обязательство, вступив в братство, его не покидать, вступив в монастырь, из него не выходить. Но за этим стоит, конечно, гораздо больше; за этим стоит верность и устойчивость: верность первой или окончательной своей любви и устойчивость, то есть готовность, каковы бы ни были обстоятельства, несмотря на напор всех враждебных сил, остаться лицом к лицу с теми, кого выбрала наша любовь. Эта устойчивость для монаха значит, что он будет стоять перед лицом Божиим, каково бы ни было его настроение, каковы бы ни были обстоятельства; будет стоять перед Божиим лицом, поклоняясь и служа, никогда не отвернётся от Того, Кого полюбил и Кому обещал свою жизнь и сердце.
   В брачной жизни мы говорим о верности брачной, и это, в сущности, тоже обет такой устойчивости (я говорю сейчас, конечно, не о тех браках, которые являются результатом случайности, а о таких, которые являются результатом зрелого выбора). В начале службы обручения есть короткая молитва, где мы просим, чтобы этот брак был подобен браку Исаака и Ревекки в Ветхом Завете. Если вы вчитаетесь в этот рассказ (Быт. 24), вы увидите, что это был брак любви. Но в нем есть нечто особенное: есть другие рассказы в Ветхом и Новом Завете и в истории Церкви об очень совершенной и глубокой любви; но здесь Сам Бог открыл слуге Авраама, кто должен стать невестой и женой Исаака. Тогда это было сделано наглядным видением, но любовь является таким же чудом.
   Вы, вероятно, видели, замечали в своей жизни, как несколько человек живут, работают, встречаются постоянно, и среди этих людей какие-нибудь двое друг друга и не замечают, до какого-то дня, когда вдруг они взглянут друг на друга и увидят то, чего раньше не видели, чего никто не увидел. Они видят один другого как единственных, как неповторимых. Святой Мефодий Патарский в одном из своих писаний говорит: пока юноша не полюбил девушку, он окружён мужчинами и женщинами; когда он нашёл свою невесту, он окружён людьми... Вот этот момент, когда один человек находит другого – единственного и неповторимого, есть момент, когда начинается тема окончательной устойчивости в отношениях — пока ещё как проблема, потому что то, что было увидено, пережито в какое-то мгновение, не останется постоянным достоянием двух. Прежде всего, то, что они увидели друг во друге, может быть, была и ошибка; очень, очень часто по духовной незрелости, по молитвенно-духовной неподготовленности делаются выборы любви, которые не являются плодом этого Божиего откровения о другом человеке, и тогда брак расходится, распадается, потому что в нём не было именно того, что составляет чудо Исаака и Ревекки.
   Но бывает – постоянно, – что два человека, увидевшие друг друга как бы в свете Преображения, на следующий день встретятся, посмотрят друг на друга и увидят друг друга вновь, какими опять-таки образ апостола Павла) так тесно и так глубоко, что оно делает нас друг по отношению к другу одним телом, единым каким-то существом, всецелым человеком или человечеством, тем, что Священное Писание называет Новым Адамом: просто человеком, обновлённым через соединение со Христом. Святой Ириней Лионский, размышляя над тем, как тесно, как неразлучно мы связаны со Христом, говорит, что если действительно мы так едины с Ним, то уже нельзя сказать, что есть Единородный Сын Божий и дети Божий по какому-то приобщению; он говорит, что через наше единство с Единородным мы делаемся все вместе, как новое человечество, как Церковь, единородным сыном Божиим.
   Опять-таки, это – торжество любви, которая стирает все преграды, делает неравных равными, соединяет за пределами всякого воображения любящих и любимых. И если мы действительно любим Христа, если действительно любим Бога любовью Христовой, то мы можем следовать за Агнцем, как невеста, с Ним войти в область смерти, в область страдания, в область греха, в область богооставленности, сойти в глубины и в самые мрачные тайники человеческого ада и внести в них, как Христос это сделал, свет, жизнь и победу любви.
   И вот, в Церкви брак и монашество являются выражением этого сложного сочетания уже одержанной победы и испытанного торжества любви – и того крестного пути, который должен привести когда-то весь мир в Царство Божие. Если вы вдумаетесь в основные черты взаимного отношения брака и монашества, вы увидите, что в них очень много сходства. Первый обет, который даёт монах при пострижении, первый ответ на вопрос постригающего: Обязуешься ли ты пребыть в этом братстве до твоей смерти? – воспринимается обычно, согласно практике и опыту Церкви, как обязательство, вступив в братство, его не покидать, вступив в монастырь, из него не выходить. Но за этим стоит, конечно, гораздо больше; за этим стоит верность и устойчивость: верность первой или окончательной своей любви и устойчивость, то есть готовность, каковы бы ни были обстоятельства, несмотря на напор всех враждебных сил, остаться лицом к лицу с теми, кого выбрала наша любовь. Эта устойчивость для монаха значит, что он будет стоять перед лицом Божиим, каково бы ни было его настроение, каковы бы ни были обстоятельства; будет стоять перед Божиим лицом, поклоняясь и служа, никогда не отвернётся от Того, Кого полюбил и Кому обещал свою жизнь и сердце.
   В брачной жизни мы говорим о верности брачной, и это, в сущности, тоже обет такой устойчивости (я говорю сейчас, конечно, не о тех браках, которые являются результатом случайности, а о таких, которые являются результатом зрелого выбора). В начале службы обручения есть короткая молитва, где мы просим, чтобы этот брак был подобен браку Исаака и Ревекки в Ветхом Завете. Если вы вчитаетесь в этот рассказ (Быт. 24), вы увидите, что это был брак любви. Но в нем есть нечто особенное: есть другие рассказы в Ветхом и Новом Завете и в истории Церкви об очень совершенной и глубокой любви; но здесь Сам Бог открыл слуге Авраама, кто должен стать невестой и женой Исаака. Тогда это было сделано наглядным видением, но любовь является таким же чудом.
   Будь то монашество, будь то брак — всё начинается с того, что мы серьезно, вдумчиво, сердечно делаем выбор; выбор любви и выбор веры – то, что мы этому выбору останемся верны навсегда. Это называется брачная верность, это называется монашеская устойчивость, стабильность, и без этого не может быть ничего дальнейшего.
   Дальше мы говорим о монашеских обетах бедности, нестяжательности, послушания, целомудрия. Но ведь они так же реальны в брачной жизни, как они реальны в монашеской! Бедность как материальное состояние – только один из аспектов подлинной бедности; быть обездоленным материально ещё не значит быть евангельски бедным. Иоанн Златоуст говорит, что беден тот, кто вожделеет того, чего у него нет. Человек может быть бесконечно богатым, но если ему страстно хочется того, чего у него нет, всё его богатство – ничто в его глазах, и он бедняк. С другой стороны, человек, который даже очень беден материально, но не ищет ничего, может себя чувствовать богатым.
   Но вот тут и начинается Царство Божие. Вы помните первую заповедь блаженства: Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное. Блаженны те, кто понимают, что они – ничто, что у них ничего нет собственного; но сверх того – кто, пользуясь всем тем, что жизнь даёт: самим существованием, жизнью, дружбой, родством, едой, питьём, кровом, воздухом, красотой, истиной и т. д., – зная, что ничто из этого им не принадлежит, умеет распознать, что всё, что у них есть, есть знак Божественной любви или человеческой любви. А в тот момент, когда мы можем сказать о какой-нибудь вещи: она моя, никто не может у меня её отнять и никто не может мне её дать, потому что она принадлежит мне по праву, – мы эту вещь изымаем, исключаем из чуда любви. Только когда мы сознаем, что все, что у нас есть, говорит о любви, когда нет у нас больше прав, нет ничего «нашего», тогда мы вошли в Царство любви. Отец Александр Шмеман в одной из своих книг говорит о том, что всё есть любовь: самая еда, которая нам дана, – разве она не Божественная любовь, ставшая съедобной?..
   И это правда. Обет бедности, искание нищенства духовного, которое Христос предлагает не каким-то отдельным людям, а всякому христианину, равно необходимы и человеку в браке, и человеку в монашестве, потому что без них нет Царства Божия. Если человек не достигает этого в браке, то у него будет брак земной, который не раскроется в измерение вечности и Царства. Если монах будет голодать, холодать и ничем не обладать, но не вырастет в меру именно этой отрешённости, этой свободы, то он не будет в Царстве Божием.
   Следующий обет монашества о послушании. Послушание мы всегда понимаем как подчиненность, подвластность, и в педагогическом порядке воспитания монаха, воспитания ребёнка послушание так и выражается, и представляется. Но послушание есть в основе своей что-то совершенно иное. Послушание — это то состояние человека, который слушает, прислушивается, который склоняет свой слух, с тем чтобы услышать. И здесь целый ряд слов мог бы дать нам понять, помочь понять, что от нас ожидается. Мы говорим о церковной или монашеской дисциплине и понимаем её опять-таки формальным образом – как военную или школьную, или рабочую дисциплину; слово постепенно отошло от своего первичного значения и приобрело специализированное значение. Но дисциплина происходит от латинского слова discipulus, которое значит ученик, последователь. Дисциплина – это не просто дисциплинированность поведения или ума, это состояние того, кто является чьим-то учеником, который нашёл своего учителя, который его избрал, который в этом учителе видит превосходство над собой, который всеми силами души и ума, и сердца, и воли, и тела хочет так вслушаться в его учение, чтобы всё воспринять, что тот ему может передать. И не только воспринять слова, не только правила, но через это вслушивание, через это внимание приобщиться всему богатству превосходящего его умом, сердцем, опытом, святостью человека. В этом отношении послушание и дисциплина идут рука об руку. Послушание – это живое, стремительное желание человека всё воспринять: не только услышать слова, но уловить мысль; не только уловить мысль, но понять, почему эта мысль родилась и нашла себе выражение, из каких глубин опыта этого человека идут эти слова.
   Так относится послушник, молодой монах к своему старцу, но так относится и старец к своему послушнику и к своему наставнику, потому что только тот может другого учить и вести, кто сам является учеником и послушником. В конечном итоге, послушание человеку должно пойти гораздо дальше, чем этот человек; вслушиваясь в то, что говорит старец, послушник должен услышать то, что Бог через этого старца ему говорит. Не напрасно Христос говорит: «Один у вас Наставник – Христос» (Мф. 23:10). Условие, при котором старец может чему-то научить послушника, это внутренняя прозрачность, такая прозрачность, которая давала бы свету Самого Христа пролиться через него и достигнуть ученика.
   Но этот закон послушания, это прислушивание, внимание к другому человеку является также законом всех человеческих отношений, и особенно брачных. Если два человека, вступившие в брак, через пристрастие, через ослеплённость друг другом не превратят один другого в идол, закрывающий им Бога, если оба будут одновременно прислушиваться друг к другу и вслушиваться в Бога, становиться прозрачными Божиему воздействию, так чтобы свет Божий мог пролиться на возлюбленного, тогда осуществляется та же самая заповедь послушания.
   И здесь оказывается, что послушание и свобода не только совместимы, но что они так глубоко сплетены, что составляют одно. Тот свободен, кто любим и кто любит, кто освободился от себя, кто перенёс центр тяжести всего себя, всей своей жизни в другого, будь то в человека (если этот человек не сделан идолом через богоподобное поклонение ему), будь то в Самого Бога. Свобода – это состояние любви. Один французский писатель говорит: сказать человеку Я тебя люблю – то же самое, что сказать Ты никогда не умрёшь... И это правда по отношению к Богу, это правда по отношению к человеку. Когда мы говорим о любви, мы говорим об очень сложном чувстве и состоянии, но в конечном итоге любовь, как мы её видим в Боге, во Христе, это то состояние души, то отношение к другому, при котором человек себя забывает до конца и помнит только любимого; состояние, при котором человек для себя, субъективно, перестаёт существовать, он существует только потому, что он любим и утверждён другим – человеком. Богом.
   Свобода, послушание, взаимная внимательность в конечном итоге восходят к своему первоисточнику – будь то в браке, будь то в монашестве. Это способность, но это тоже и подвиг, когда мы себе сами говорим: Отойди от меня, сатана, сойди с пути! Я не хочу уже прислушиваться к себе, я хочу всецело вслушиваться в другого человека, всецело вслушиваться в Бога... Это состояние послушания по отношению к старцу, это состояние послушания по отношению к другому человеку; без этого другой человек никогда не почувствует, что он имеет объективное, реальное значение для вас.
   И наконец, одно слово о целомудрии. О целомудрии мы всегда думаем в телесных категориях. Мы говорим часто о грехах плоти, и забываем слово, ещё в V веке сказанное одним подвижником: Грехи плоти – это те грехи, которые наш совратившийся дух совершает против невинной нашей плоти... Целомудрия нельзя достичь одной сдержанностью или дисциплиной тела; нельзя так же достичь этого только и просто дисциплиной воображения. Можно достичь его только своеобразным подходом, одним из аспектов любви, когда мы на другого смотрим и верой и любовью прозреваем в нем человека, возлюбленного Богом, сотворённого для вечной жизни, искупленного всей жизнью, страстью и смертью Христа, человека, которого Бог нам поручил, чтобы мы ему открыли путь вечной жизни. В момент, когда мы на человека так можем смотреть, мы делаемся целомудренными и в мыслях, и в плоти; и это единственный способ, который может до конца нас уцеломудрить. Но это отношение – не физическое; это отношение духовное, даже не душевное; и оно имеет место не только в монашестве, но и в браке, потому что в браке муж и жена должны осознавать, что они друг другу даны Богом, Который их взаимно друг другу поручил, чтобы они друг друга оберегли, сохранили, освятили, открыли друг другу путь вечной жизни; и не такой вечной жизни, которая была бы в противоречии с жизнью земной, но жизни, где всё земное, через благодать, через таинства, через приобщение Божественности, получает измерение вечности.
   Таким образом, в браке и в монашестве — монашеская устойчивость и брачная верность, обет нестяжательности или бедности и блаженство нищих духом (потому что только они входят в Царство любви), обет послушания, который является предельным вниманием в человеке к тому, что Божие, и через человека – к гласу Божию; обет целомудрия, который заключается в том, чтобы видеть в человеке всё, что он есть в его нетленной святости и красоте, и служить этому, – всё это совпадает.
   И однако кроме сходства есть и разница между этими двумя путями. В браке, как на то указывает Священное Писание, преобладает ликование о восторжествовавшей любви; в монашестве преобладает готовность от всего отказаться – не только от дурного, но и от добра – для того только, чтобы последовать за Агнцем-Христом. Но мы живём в мире, в котором уже одержана Божественная победа – и который ещё не достиг своей полноты; и в результате этого брачное торжество в своей сердцевине отмечено крестом: живоносным, спасительным крестом, на котором должен быть распят и умереть Ветхий Адам в каждом из нас. А в монашестве, потому что Воплощением, и Крестом, и сошествием в ад, и Воскресением, и Вознесением, и даром Святого Духа уже одержана победа Божия, есть ликование о Царстве Божием, которое уже пришло, которое мы можем уже вкушать в таинствах в молитве и в самой тайне Церкви, которая есть встреча Живого Бога с каждым человеком и со всеми нами, животворящая встреча, которая уже теперь есть Вечность.

Информация о первоисточнике

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).