Защитительное слово, в котором Свт. Афанасий оправдывает бегство свое во время гонения, произведенного дуком Сирианом
1) Слышу, что Леонтий, который ныне в Антиохии, Наркисс из города Неронова, Георгий, который ныне в Лаодикии, и прочие с ними ариане много разглашают о мне и порицают меня, называя боязнью, что не пришел и не выдал себя им, когда искали меня убить. На их злословия и клеветы могу написать многое, чего и они отрицать не могут, в чем сознаются и все, слышавшие об этом: впрочем, намерен сказать не более, как только Господне слово и Апостольское изречение, а именно, что ложь от дьявола (Иоан. 8:44) и досадители «царствия Божия не наследят» (1 Кор. 6:10). И этим достаточно доказывается, что они и думают и поступают не по Евангелию, но по своим прихотям и, что им угодно, то почитают хорошим.
2) Но поелику присвояют себе право обвинять в боязни, то необходимо написать об этом несколько; ибо и из немногого будет видно, что лукавы они нравом и не читали Божественных Писаний, а если и читают, то не веруют, что заключающиеся в них словеса Богодухновенны; если бы веровали, то не осмелились бы поступать вопреки Писаниям и не поревновали бы злонравию убивших Господа иудеев.
И иудеи, когда Бог дал заповедь: «чти отца твоего и матерь твою» и: «иже злословит отца или матерь, смертию да умрет» (Матф. 15:4, Исх. 20:12, Исх. 21:16), установили новый закон, превратив честь в бесчестие, и уважение, каким дети обязаны родителям, заменив серебром; а также, читая Давидовы деяния, научились из них противному, и невиновных, которые в субботний день выдергивали и стирали в руках колосья (Матф. 12:1), обвиняли не потому, что заботились о законах и о субботе (в чем всего более и нарушали закон), но потому, что, будучи лукавы нравом, завидовали спасаемым ученикам, и того только хотели, чтобы имело силу их мнение. И они за беззаконие свое получили возмездие, сделались богопротивными, и наименованы уже князьями содомскими и людьми гоморрскими (Иса. 1:10).
Но и эти, по моему мнению, не меньше, чем иудеи несут уже на себе наказание, а именно неведение своего неразумия. Они не понимают, что говорят, и еще почитают себя знающими то, чего не знают. Одно у них знание делать зло и ежедневно сверх прежнего худого изобретать еще худшее. И если винят меня за теперешнее бегство, то не из желания видеть меня доблестным в добродетели. Ибо враги станут ли желать этого тем, которые не заодно с ними зломудрствуют? Но по злонравию своему притворно разглашают это, думая (так они в действительности просты), что, устрашенный их злословием, и я присоединюсь к ним со временем. Им желательно (для того и ходят всюду, то притворяются друзьями, то обо всем разведывают, как враги), им желательно, пресытившись уже кровьми, искоренить и меня; потому что всегда я держался и держусь образа мыслей, противного их нечестию, и ересь их, обличая, предаю позору.
3) Кого, начав когда-либо преследовать и уловив, не оскорбляли они, сколько хотели? Кого, начав искать и нашедши, не доводили до того, что или злой постигал их конец, или отовсюду терпели они вред? Что, по-видимому, делают судьи, то их есть произведение, и лучше сказать, судьи бывают служителями их изволения и лукавства. Посему, в каком месте нет памятника их злобы? Против кого, неединомысленного с ними, не делали они заговор, подобно Иезавели выдумывая предлоги к обвинению? Какая Церковь не проливает ныне слез от их злоумышлений на Епископов? Антиохия оплакивает исповедника и твердого в православии Евстафия, Баланеи досточудного Евфрасиана, Палтос и Антарад Киматия и Картерия, Адрианополь христолюбивого Евтропия, а после него многократно носившего от них узы и умершего в узах Лукия, Анкира Маркелла, Беррия Кира и Газа Асклипия. Ибо, подвергнув их наперед многим оскорблениям, до заточения довели эти коварные люди. А Феодула и Олимпия, Епископов Фракийских, и меня, и моих пресвитеров так усердно заставляли искать, что, если бы мы были найдены, то подпали бы смертной казни, и, вероятно, не были бы уже в живых, если бы, сверх их чаяния, не спаслись тогда бегством. Ибо такие предписания даны были об Олимпии Проконсулу Донату, а о мне Филагрию. Преследовав же и отыскав Константинопольского Епископа Павла, приказали явно задушить в так называемой Каппадокийской Кукузе, употребив на это дело Филиппа, бывшего епархом; потому что был он покровителем их ереси и служителем лукавых совещаний.
4) Но насытились ли они столькими злодеяниями и успокоились ли, наконец? Нимало. Не только не прекратили гонений, но, подобно упоминаемой в Притчах пиявице (Притч. 30:15), тем паче мужаются на злые дела, нападая на большие епархии. Ибо кто достойным образом опишет, что сделано ими ныне? Кто в состоянии удержать в памяти все то, что привели они в действие? Когда церкви пребывали в мире, и народ молился во время богослужения, Либерий, Епископ Римский, Павлин, Епископ митрополии Галльской, Дионисий, Епископ митрополии Италийской, Люцифер, Епископ митрополии Сардинской, и Евсевий, Епископ Италийский, все Епископы благочестивые и проповедники истины, вдруг похищены и заточены без всякого на то предлога, кроме того, что не присоединились к арианской ереси и не подписали с арианами выдуманных на меня ложных обвинений и клевет.
5) А о великом маститом старце и истинном исповеднике Осии излишним для меня будет и говорить. Ибо всякому, может быть, известно, что и его довели до изгнания; потому что он был старец не безызвестный, но особенно из всех и паче всех знаменитый. На каком соборе не был он руководителем? Не убеждал ли всякого правыми вещаниями? Какая Церковь не имеет прекраснейших памятников его предстательства? Кто когда, приходя с печалью к нему, отходил от него не с радостью? Кто просил его в нужде и удалился, не получив желаемого? Однако же, отважились восстать и на него; потому что и он, зная, какие слагают клеветы по своему нечестию, не подписался к вымышленным на меня наветам. А если впоследствии, по причине нанесенных ему чрез меру многих ударов и заговоров на его родных, уступил им на минуту, как старец и изнемогший телом; то и в этом видно лукавство этих людей, при всяком случае старавшихся показать, что они действительно не христиане.
6) После этого, снова напали они на Александрию, опять ища моей смерти; и настоящие события были хуже прежних. Воины внезапно окружили церковь, и место молитв заступило то, что делается только на войне. Потом, в Четыредесятницу, прибыл посланный ими из Каппадокии Георгий и увеличил злодеяния, каким научился у них. После недели Пасхи дев ввергали в темницы, Епископов связанных уводили воины, расхищали жилища и хлебы сирот и вдовиц, врывались в дома, ночью выгоняли из них христиан, дома опечатывались, и братья клириков бедствовали за братьев своих. Ужасно все это; но еще ужаснее, на что отважились после этого. В неделю по святой Пятидесятнице постившийся народ вышел молиться на кладбище, потому что все отвращались от общения с Георгием. Но, узнав о том, этот вселукавый возбуждает военачальника Севастиана, манихея, и сам уже, ведя множество воинов с оружием и с обнаженными мечами, луками и стрелами, устремляется на народ в самом храме Господнем. И, нашедши немногих молящихся, потому что большая часть удалилась уже по причине позднего времени, произвел такие дела, какие только приличны ученику ариан: зажег костер и, поставив дев к огню, принуждал их говорить, что Ариевой они веры. Когда же увидел, что девы непобедимы и не заботятся об огне, обнажив, до того бил по лицу, что несколько времени едва узнавали их.
7) Захватив сорок человек мужчин, мучил их новым способом: только что срезав ветви с финиковых дерев, пока они были еще с иглами, ими до того иссек хребты, что у иных нужно было не раз вырезывать вонзившиеся иглы, а иные не перенесли этого и умерли. Всех же, внезапно захваченных, даже и дев, заточили в великий Оазис; а тела скончавшихся не позволяли вначале отдавать своим, но скрывали, где хотели, бросая непогребенными; потому что думали утаить такую жестокость. Но и это делают они, безрассудные, водясь ошибочным разумением. Поелику домашние скончавшихся и радовались их исповедничеству, и плакали о телах их; то тем громогласнее разносилось обличение нечестию и жестокости еретиков. Они вскоре заточили из Египта и Ливии Епископов: Аммония, Муия, Гаия, Филона, Ерму, Плиния, Псеносириса, Ниламмона, Агафона, Анагамфа, Марка, Аммония, другого Марка, Драконтия, Аделфия, Афинодора — и пресвитеров: Иеракса и Диоскора — и с такою жестокостью понуждали их идти, что некоторые умерли еще в дороге, а другие на месте уже заточения. Более же тридцати Епископов принудили спасаться бегством. Ибо, подобно Ахааву, старались, сколько было можно, истреблять истину. На такие дерзости отважились нечестивые.
8) Так поступая и не стыдясь, что столько зол умышляли против меня прежде, теперь еще и винят, что мог избежать убийственных их рук, лучше же сказать, горько жалуются, что не истребили меня в конец, и выставляют уже в предлог, что порицают мою боязнь, не зная того, что и этим ропотом обращают укоризну больше на себя самих. Ибо если худое дело бегать, то гораздо хуже гнать. Один укрывается, чтобы не умереть, а другой гонит, стараясь убить. И бегать дозволяет Писание, а кто домогается смерти другого, тот преступает закон и, скорее, сам подает повод к бегству. Посему, если порицают за бегство, то пусть устыдятся более сами себя, как гонители. Пусть перестанут злоумышлять, и не будет вскоре спасающихся бегством. Но они не прекращают собственного своего лукавства и для того все и делают, чтобы уловить нас, не зная того, что бегство служит великим обличением не гонимым, но гонителям. Всякий бегает не от кроткого и человеколюбивого, а скорее от свирепого и лукавого нравом. Потому, «всяк печальный, и всяк должник» убегал от Саула и прибегал к Давиду (1 Цар. 22:2). Поэтому и они стараются убивать укрывающихся, чтобы не иметь, по-видимому, обличения своему лукавству. Но, кажется, и в этом слепотствуют сии, всегда заблуждающиеся, люди. Ибо, чем известнее бегство, тем еще более явными делаются, по их злоумышлению происшедшие, или убийство, или заточение. Если умертвят, то смерть еще громче возопиет против них. Если также заточат, то сами против себя пошлют всюду памятники своего беззакония.
9) Посему, если бы сохранили они здравый смысл, то увидели бы, что сами себя запутали этим и преткнулись о собственные свои помыслы. Но поелику погублено ими целомудрие, то, когда это самое побуждает их гнать и домогаться убийств, не видят они своего нечестия. А может быть (ибо нет ничего такого, на что не дерзнули бы они), отважатся обвинить и самый Промысл за тех, которых не предаст им, потому что, по слову Спасителеву, известно, что и воробей не может впасть в сеть без Отца нашего небесного (Матф. 10:29). Как же скоро уловляют кого эти губители, тотчас забывают других, а прежде других себя самих, одним самохвальством надмевая себе брови, и не знают они времени, и делая обиды людям, не уважают самой природы, подражая же вавилонскому мучителю, тем с большею нападают свирепостью, никого не милуют, но и «старчий ярем отягчают» (Иса. 47:6) и, как написано, «к болезни язв... прилагают» (Псал. 68:27) сии безжалостные. Посему, если бы не делали этого и если бы не заточили тех, которые защищают меня от их клевет, то иные почли бы слова их достойными вероятия. Поелику же злоумышляли они против многих и почтенных Епископов и не пощадили ни великого исповедника Осии, ни Епископа римского, ни стольких Епископов Испании, Галлии, Египта, Ливии и иных стран, а, напротив того, причинили столько зла всякому, кто только обличал их за меня, то не значит ли это, что прежде других гораздо более злоумышляли они против меня, и весьма желают после них предать меня злой смерти? На этот конец они бодрственны, и почитают для себя обидою, если видят спасающимися тех, кому не желали бы они жить.
10) Посему, кто не увидит их коварства? Кому неизвестно, что не ради добродетели порицают за боязнь, но жаждая крови, своими злоухищрениями пользуются как бы сетями, думая, что уловят ими всякого, кого только пожелают умертвить? А что они таковы, показали это дела их, обличив, что нрав у них свирепее, чем у зверей, и что жестокостью превосходят они вавилонян. И хотя достаточно им такого обличения, однако же, поелику, подобно отцу своему дьяволу, прикрываются мягкими речами, чтобы обвинить меня в боязни, когда сами боязливее зайцев, то посмотрим, что пишется об этом в Божественных Писаниях. Тогда окажется, что и Писаниям противятся они не менее того, сколько клевещут на добродетели святых.
Если злословят тех, которые укрываются от ищущих убить их, и порицают тех, которые бегут от гонителей, что будут делать, видя, что Иаков бежит от брата Исава, и Моисей удаляется в Мадиам, страшась Фараона? Вдаваясь в подобное суесловие, чем оправдают они Давида, который бежит из дома от Саула, когда послал он убить его, то укрывается в пещере, то «изменяет лице свое» (1 Цар. 21:13), пока не ушел от Авимелеха и не уклонился от злоумышления? Что скажут эти, легко дающие на все ответ, видя, что великий Илия то призывает Бога и воскрешает мертвого, то укрывается от Ахаава и бежит от угроз Иезавелиных? Тогда и сыны пророческие, которых искала Иезавель, при помощи Авдия укрывались тайно в вертепах.
11) Положим, что не читали они этого, как ветхозаветного; но нимало также не помнят и того, что есть в Евангелии. Ибо и ученики, «страха ради иудейска» (Иоан. 20:19), пребывали в скрытности; и Павел, когда искал его народоначальник в Дамаске, свешен со стены «в кошнице» (Деян. 9:25) и избег рук искавшего. Поелику же Писание говорит таким образом о святых, то какой могут найти предлог к своей предерзости? Если и святых будут порицать за боязнь, то такая дерзость свойственна только неистовым. А если станут клеветать, что святые поступили так вопреки Божией воле, то совершенно несведущи они в Писании. Ибо в Законе было постановление (Второз. 19, 3 и сл.) учредить города убежища, где могли бы на время спасаться отыскиваемые на смерть. При скончании же веков, когда пришел сам Глаголавший Моисею, Отчее Слово, снова дает эту заповедь, говоря: «егда же гонят вы во граде сем, бегайте в другий» (Матф. 10:23), и потом продолжает: «егда убо узрите мерзость запустения, реченную Даниилом пророком, стоящу на мести святе: иже чтет, да разумеет: тогда сущии во Иудеи да бежат на горы: и иже на крове, да не сходит взяти яже в дому его: и иже на селе, да не возвратится вспять взяти риз своих» (Матф. 24:15—18). И, зная это, святые руководились этим в житии своем. Ибо, что ныне заповедал Господь, то же самое и до пришествия Своего во плоти глаголал чрез святых. А закон, ведущий людей к совершенству, таков: делать то, что повелел Бог.
12) Посему-то и само Слово, сделавшееся для нас человеком, благоволило, подобно нам, скрываться, когда искали, а также бегать и уклоняться от злоумышляющих, когда воздвигали гонение. Ибо, как алканием, жаждою и страданием, так и этим укрыванием себя и бегством подобало Ему доказать о Себе, что носит плоть и стало человеком. И вначале, когда по вочеловечении Господь был еще младенцем, Сам повелел Иосифу чрез Ангела: «востав поими Отроча и Матерь Его, и бежи во Египет... хощет бо Ирод искати души Отрочате» (Матф. 2:13); а по смерти Ирода ради Архелая, сына его, удаляется в Назарет. Когда же доказал о Себе, что Он Бог и сухую руку сотворил здравою, а фарисеи «изшедше... совет творяху нань, како Его погубят» (Мк. 3:6), Иисус, узнав это, удалился оттуда. И когда Лазаря воздвиг из мертвых, «от того убо дне, — сказано, — совещаша, да убиют Его. Иисус же ктому не яве хожаше во иудеех, но иде оттуду во страну близ пустыни» (Иоан. 11:53, 54). Потом, когда Спаситель говорит: «прежде даже Авраам не бысть, Аз есмь; тогда иудеи взяша... камение, да вергут нань: Иисус же скрыся, и изыде из церкве, прошед посреде их: и мимохождаше тако» (Иоан. 8:58, 59),
13) Видя это, лучше же сказать, слыша это, потому что не видят, ужели, по написанному, не «восхотят, да быша огнем сожжени были» (Иса. 9:5), потому что и замышляют и говорят противное тому, что творит и чему учит Господь? Когда Иоанн скончался мученически, и ученики погребли тело, «слышав Иисус отыде оттуду в корабли в пусто место един» (Матф. 14:13). Так поступал Господь, так и учил. О, хотя сего да устыдятся еретики и одними людьми ограничат свою продерзость, не станут же еще с большим неистовством обвинять в боязни самого Спасителя, как обучившиеся уже хулить Его! Но никто не потерпит этих неистовых, скорее же, будут обличать их, что не понимают они и Евангелия. Есть основательный и истинный предлог к таковому удалению и бегству. И Евангелисты упомянули об этом, говоря о Спасителе. А из этого должны мы заключить, что тот же предлог имели и все святые. Ибо, что написано о Спасителе по человечеству, то надобно относить вообще ко всему человеческому роду, потому что Спаситель понес на Себе наше тело и обнаруживал в себе человеческую немощь, которую Иоанн описал так: «искаху... да имут Его: и никтоже возложи нань руки, яко не у бе пришел час Его» (Иоан. 7:30). И пока не пришел час сей, Сам сказал Матери: «не у прииде час Мой» (Иоан. 2:4), и так именуемым братиям Своим говорил: «время мое не у прииде» (Иоан. 7:6). А когда пришло время, сказал уже ученикам: «спите прочее и почивайте: се приближися час, и Сын человеческий предается в руки грешников» (Матф. 26:45).
14) Посему, как Бог и Отчее Слово, не имел Он времени, потому что сам Он зиждитель времен, но, сделавшись человеком и говоря сие, показывает этим, что всякому человеку измерено время, и измерено не случайно, как думают и баснословят некоторые из эллинов, но как определил сам Он зиждитель по воле Отца. И это написано и всем уже стало явно. Если сокрыто и утаено от всех людей, почему и какая мера назначается каждому, то всякий, однако же, знает, что, как есть время весне, лету, осени и зиме, так, по написанному, есть «время умирати» и время жить (Еккл. 3:2). Потому-то усечено было время человеческого рода при Ное; и поелику настало время всех, сокращены были лета. А Езекии приложено пятнадцать лет, потому что Бог искренно служащим Ему обетовал: «долготою дней исполню его» (Псал. 90:16). И Авраам умирает «исполнен дней» (Быт. 25:8), а Давид умоляет, говоря: «не возведи мене во преполовение дней моих» (Псал. 101:25). И один из друзей Иовлевых, Елифаз, хорошо зная это, сказал: «внидеши... во гроб якоже пшеница созрелая во время пожатая, или якоже стог гумна во время свезеный» (Иов. 5:26); а Соломон, прилагая печать к его изречению, говорит: «отъемлются же безвременно душы беззаконных» (Притч. 11:30), почему увещевает в Екклесиасте, говоря: «не нечествуй много и не буди жесток, да не умреши не во время свое» (Еккл. 7:18).
15) А как это написано, то, по указанию Писания, святые знали, что время измерено каждому. Но никто не знает конца этого времени; доказательством этому служит Давидово слово: «умаление дней моих возвести ми» (Псал. 101:24), ибо просил сделать ему известным, чего не знал он. Потому богатый, думая прожить еще долгое время, услышал: «безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут» (Лук. 12:20)? И Екклесиаст, дерзая Духом Святым, произносит решительный приговор и говорит: «не разуме человек времени своего» (Еккл. 9:12). Потому и патриарх Исаак сказал сыну своему Исаву: «се, состарехся, и не вем дне скончания моего» (Быт. 27:2).
Посему и Господь, как Бог и Отчее Слово, ведая, какое время отмерено Им всякому, и зная, какое время сам Он определил на страдание телу Своему, потому что нас ради стал человеком, до наступления этого времени и Сам, подобно нам, скрывался, когда Его искали, убегал, когда Его гнали, и, уклоняясь от козней, «мимохождаше тако» и «посреде их, идяше» (Ин. 8:59, Лук. 4:30). А когда Сам привел к окончанию определенное Им время, в которое восхотел пострадать за всех телесно, тогда провозглашает об этом Отцу, говоря: «Отче, прииде час: прослави Сына Твоего» (Иоан. 17:1); не стал уже укрываться от ищущих, но Сам восхотел, чтобы взяли Его. Ибо сказано: «рече» пришедшим к Нему: «кого ищете?» И, когда ответили: «Иисуса Назореа», сказал им: Я тот, кого вы ищете (Иоан. 18:4, 5), и сделал это не однажды, но двукратно, и тогда уже отвели Его к Пилату. Как не позволил взять Себя, пока не пришло время, так не стал укрываться по наступлении времени, но сам Себя предал злоумышляющим, чтобы всякому показать, что и жизнь и смерть человеческая зависит от вышнего суда, и без воли Отца нашего, сущего на небесах, не могут ни волос человеческий сделаться белым или черным, ни воробей впасть когда-либо в сеть.
16) Так Господь, по сказанному выше, предал Себя за всех, а святые, у Спасителя научившись, потому что Им прежде этого и всегда были научаемы, в борьбе с гонителями законно спасались бегством и укрывались от них, когда их искали. Как люди, не зная конца определенного им Промыслом времени, не хотели просто предавать себя злоумышляющим; зная же написанное, что жребии человеческие в руках Божиих (Псал. 30:16), что «Господь живит, Господь и мертвит» (1 Цар. 2:6), соглашались лучше терпеть до конца, как сказал Апостол, проходя «в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени:... в пустынях скитающеся и укрываясь в горах и в вертепах и в пропастех земных» (Евр. 11:37, 38), пока или не наступило определенное время смерти, или не возглаголал им сам определивший время Бог, и не остановил злоумышляющих, или явно не предал гонимых гонителям, как сам Он находил это лучшим. И этому, преимущественно пред другими, можно совершенно научиться у Давида. Ибо, когда Иоав возбуждал его против Саула, сказал Давид: «Жив Господь, аще не Господь поразит его, или день смерти его приидет... или на брань снидет и погибнет от сопротивных не будет ми от Господа нанести руку мою на Христа Господня» (1 Цар. 26:10, 11).
17) Если же иногда предавшиеся бегству сами приходили к ищущим, то не просто делали это. Поелику глаголал им Дух, то, как боголюбивые, шли в сретение врагам, и этим опять доказывая свое послушание и усердие. Так, Илия внемлет Духу и является к Ахааву. И Михей пророк приходит к тому же Ахааву. Так поступают и другой Пророк, воззвавший ко олтарю в Самарии и посрамляющий Иеровоама (3 Цар. 13:2—10), и Павел, нарицающий Кесаря (Деян. 25:11). Не по боязни предавались они бегству, да не будет сего! Вернее же сказать, бегство для них было подвигом и помышлением о смерти. Но два соблюдали они правила и прекрасно умышляли о себе, что и не отдавались тотчас сами врагам, это значило бы самому себя убить, стать виновным в своей смерти и противодействовать Господу, Который говорит: «еже... Бог сочета, человек да не разлучает» (Матф. 19:6), и не хотели потерпеть укоризну за малодушие, будто бы не имеют сил перенести скорби во время бегства, которые мучительнее и ужаснее самой смерти, потому что умирающий перестает страдать, а предающийся бегству, ежедневно ожидая нападения врагов, и смерть почитает для себя более сего легкою; а потому, скончавшиеся в бегстве не бесславно умирают, но могут также похвалиться мученичеством. Поэтому и Иов признан великим в мужестве; потому что, пребывая жив, претерпел столько великих страданий, которых нимало не ощутил бы, если бы скончался. Посему-то и блаженные эти Отцы водились таковым правилом жизни, гонимые предавались не боязни, но тем паче показывали душевное мужество свое. Так, заключившись в местах душных и мрачных и ведя суровое житие, не отрекались также и от смерти, когда наступало время. О том прилагали попечение, чтобы не ужасаться смерти, когда настоит она, и не предварять определенного Промыслом суда, не противодействовать Его смотрению, по которому и признавали себя хранимыми, и чтобы, поступая дерзко, самим не сделаться виною своего ужаса, как написано: «продерзивый... устнама устрашит себе» (Притч. 13:3).
18) Конечно, столько были они приуготовлены к добродетели мужества, что никто не может в этом усомниться. Патриарх Иаков, спасающийся прежде бегством от Исава, не устрашился предстоящей смерти, а напротив того, в это самое время каждого из патриархов благословил по их достоинству. А великий Моисей, скрывающийся сперва от Фараона и от него бежавший в Мадиам, не убоялся, когда услышал: иди во Египет; и опять, когда повелено ему было взойти на гору Аварим и скончаться там, небоязненно принял повеление и даже радостно пошел на гору. И Давид, бегающий прежде от Саула, не страшился подвергаться опасностям во бранях за народ, даже, когда выслушал предложение избрать смерть или бегство, и была ему возможность спастись бегством и сохранить жизнь, скорее избрал смерть этот премудрый. И великий Илия, с давнего времени скрывающийся от Иезавели, не убоялся, когда повелел Дух идти к Ахааву и обличить Охозию. И Петр, кроющийся страха ради иудейского, и апостол Павел, свешенный в кошнице и спасшийся бегством, услышав: «в Риме должно приять вам мученичество», не отложили путешествия, но паче радуясь отправились в путь, и один, как бы поспешая к своим, веселился закалаемый, а другой не устрашился предстоящего времени, но хвалился еще, говоря: «аз бо уже жрен бываю, и время моего отшествия наста» (2 Тим. 4:6).
19) А это сколько показывает, что и прежнее их бегство было не по боязни, столько свидетельствует, что и настоящее дело их не маловажно, но проповедует о некоей великой доблести их мужества. Не по слабости духа удалялись они, но тогда-то с наибольшим напряжением и совершали подвиг; и подвергались осуждению, не были обвиняемы в боязни людьми подобными этим нынешним укорителям, но тем паче ублажал их Господь Бог, Который говорит: «блаженны гонимые правды ради» (Матф. 5:10). И не бесполезен был для них такой подвиг, потому что, как изрекла Премудрость: «яко злато в горниле» искушенных «обрете их Бог достойны Себе» (Прем. 3:5, 6). И они наипаче сияли тогда, как искры, спасаемые от их гонителей, избавляемые от злоумышлений и чрез это сохраненные для научения народов; почему, бегство их и укрытие от раздражительности ищущих было по смотрению Господню. Ибо тогда именно были они столько боголюбивы и представили наилучшее свидетельство доблестей.
20) Патриарх Иаков во время бегства сподобился многих Божественных видений, и даже, пребывая сам в покое, имел защитником своим Господа, Который то постыждает Лавана, то удерживает Исава. И после этого сделался Иаков отцом Иуды, от которого воссиял Господь по плоти, и преподал благословения патриархам. И боголюбивый Моисей, когда был в бегстве, тогда узрел великое видение; и спасшись от гонителей, послан пророком во Египет, став служителем стольких знамений и Закона; был вождем многочисленного народа в пустыне. И Давид гонимый поучал: «отрыгну сердце мое слово благо» (Псал. 44:2), и: «Бог наш яве приидет, Бог наш, и не премолчит» (Псал. 49:3), и тем паче возмогал, говоря: «на враги моя воззре око мое» (Псал. 53:9), и еще: «на Бога уповах, не убоюся: что сотворит мне» человек (Псал. 55:5). Убегая и скрываясь в пещеру от лица Саулова, сказал он: «посла с небесе и спасе мя, даде в поношение попирающыя мя: посла Бог милость Свою и истину Свою, и избави душу мою от среды скимнов» (Псал. 56:4, 5), и таким образом, спасенный по Божию смотрению, как после сам сделался царем, так и приял обетование, что от семени его воссияет Господь наш. И великий Илия, удаляясь на гору Кармил, призвал Бога и вдруг истребил четыреста и более Вааловых пророков; и когда посланы были против него два пятидесятиначальника и с ними сто воинов, сказав: «да снидет огнь с небесе» (4 Цар. 1:10), наказал огнем, а сам был соблюден, чтобы помазать вместо себя Елиссея и для сынов пророческих послужить образцом подвижничества. И блаженный Павел, пиша: «якова изгнания приях, и от всех мя избавил есть Господь» (2 Тим. 3:11), и избавит, тем паче превозмогал и говорил: «Но во всех сих препобеждаем... Известихся бо, яко» ничто не отлучит нас от любве Христовой (Рим. 8:37—39). И тогда-то восхищен он был до третьего небесе и введен в рай, где слышал «неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати» (2 Кор. 12:4). Для того был тогда сохранен, чтобы «от Иерусалима... даже до Иллирика исполнити благовествование» (Рим. 15:19).
21) Посему, не порицания достойно и не бесполезно бегство святых. Если бы не уклонялись они от гонителей, то как бы Господь воссиял от семени Давидова? Или, как иные стали бы благовествовать слово истины? Для того и гонители искали святых, чтобы не было поучающего. И иудеи повелевали Апостолам не учить; но они для того и терпели все, чтобы проповедано было Евангелие. Таким образом подвизаясь, не в праздности проводили время бегства, и гонимые не забывали о пользе других, но, как служители благого слова, не скупились преподавать оное всем, даже и в бегстве проповедовали Евангелие, предвещали ухищрения злоумышляющих, и ограждали верных увещаниями. Так, блаженный Павел, научившись опытно, предвещал, что «вси... хотящии благочестно жити о Христе... гоними будут» (2 Тим. 3:12), и в то же время подкреплял и предающихся бегству, говоря: «терпением да течем на предлежащий нам подвиг» (Евр. 12:1). Ибо хотя скорби непрестанны, но «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование: упование же не посрамит» (Рим. 5:3—5). И пророк Исаия, при ожидаемом бедствии, напоминал и взывал: «идите людие мои, внидите в храмину вашу, затворите двери своя, укрыйтеся мало елико елико, дондеже мимоидет гнев» (Иса. 26:20). И Екклесиаст, зная злоумышления на благочестивых и говоря: «Аще обиду нищаго и расхищение суда и правды увидиши во стране, не дивися о вещи: яко высокий над высоким надзиратель, и высоцыи над ними, и изобилие земли» (Еккл. 5:7, 8), имел отцом своим Давида, который опытно знал тяжесть гонений и ограждает страждущих этими словами: «мужайтеся, и да крепится сердце ваше, вси уповающии на Господа» (Псал. 30:25), и претерпевающим гонения говорит: не человек, но сам Господь поможет, «и избавит их... яко уповаша на Него» (Псал. 36:40). И я сам «терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою: и возведе мя от рова преисподняго, и от брения тины» (Псал. 39:2, 3). Этим доказывает, что бегство святых полезно и не бесплодно для людей, хотя и не такого мнения ариане.
22) Посему святые, как сказано, предаваясь бегству, преимущественно и по особому смотрению были сохраняемы, как врачи ради имеющих в них нужду. А для прочих и вообще для всех нас человеков такой закон: бегать от гонителей, укрываться от ищущих и не искушать дерзновенно Господа, но ожидать, как сказано мною выше, пока наступит определенный час смерти, или соблаговолит что о них Судия, как Сам признает это наилучшим; быть готовыми, чтобы, по требованию времени, когда уловят гонители, подвизаться за истину даже до смерти. Это соблюдали и блаженные мученики среди бывших по временам гонений: гонимые бегали, укрываясь терпели, отысканные страдали. Если же некоторые из них сами приходили к гонителям: то и это делалось не просто, но в то же время свидетельствовали о себе, и для всех делалось это явственным, что их ревность и такое внезапное появление пред гонителями были от Духа.
23) Таковы заповеди Спасителя, таковы деяния святых! Пусть эти, доселе ни от кого еще не слыхавшие себе достойного имени, скажут мне: у кого научились они быть гонителями? Не могут сказать, что научились у святых, и остается признаться разве, что научились у диавола, который говорит: «гнав постигну» (Исх. 15:9). Убегать повелел Господь, и святые бегали, а гнать есть дьявольское предприятие, и дьявол просит, чтобы дозволено ему было гнать всех. Пусть скажут еще, с чем должно согласовать себя, с Господними ли словами, или с их баснословием? Чьим деяниям должно подражать: деяниям ли святых, или тому, что они умыслят? Но, может быть, и этого рассудить они не в состоянии, потому что ослеплены умом и совестью, как сказал Исаия, «горькое почитают сладким... и свет тьмою» (Иса. 5:20). Пусть кто-нибудь из нас христиан пойдет и пристыдит их, говоря громким голосом: «благо есть уповати на Господа» (Псал. 117:9), не внимать их буесловию, потому что слова Господни имеют в себе жизнь вечную, а слова, ими произносимые, исполнены коварства, всякой злобы и кровей.
24) Этого достаточно к тому, чтобы низложить безумие нечестивых и показать, что не о другом чем стараются они, а только соревнуют в злословии и в хулах. Но поелику однажды отважились стать христоборцами, сделались потом и пытливыми; то пусть рассмотрят самый образ моего удаления и расспросят о том у своих. Ибо и ариане с воинами приходили, чтобы поощрять их и указать меня, которого не знали воины. Хотя и столько они несострадательны, однако же, услышав, устыдятся и успокоятся. Была уже ночь и некоторые из народа совершали всенощное бдение в ожидании Божией службы; внезапно приходит военачальник Сириан более нежели с пятью тысячами воинов, у которых были оружие, обнаженные мечи, луки, стрелы и дубины, как сказано было прежде, и он окружил церковь, поставив воинов одного близ другого, чтобы вышедшие из церкви не могли миновать их. А я, почитая неразумным оставить народ в таком смущении и не предварить их паче в опасности, сев на своем престоле, велел диакону читать, а народу слушать псалом: «яко в век милость Его», и, таким образом, всем расходиться и идти домой. Но поелику военачальник вошел уже силою и воины заняли святилище, чтобы захватить меня, то находившиеся там клирики и некоторые из народа подняли крик, умоляли, чтобы и я уже удалился. Но я спорил с ними, что не удалюсь, пока не выйдут все по одному; потом встал, велел читать молитву и настоятельно требовал, чтобы вышли все прежде меня, говоря: «лучше мне подвергнуться опасности, нежели терпеть вред кому-либо из вас». Посему, когда большая часть народа вышла, а прочие за ними последовали, бывшие там со мною монахи и некоторые из клириков, вошедши, увлекли меня с собою. Таким образом (свидетельствуюсь самою истиною), когда воины частью окружали святилище, частью ходили вокруг церкви, вышел я, руководимый Господом, и под Его охранением, удалился незамеченный воинами, велелепно прославляя самого Бога, что не предал я народа своего, но, выслав его прежде, мог и сам спастись и избежать рук ищущих меня.
25) Посему, когда так чудно спас меня Промысл, кто может справедливо укорять меня, что сам я не отдался в руки ищущим, или не возвратился и не предстал к ним? Это значило бы явно оказаться неблагодарным пред Господом, поступить против Его заповеди и не согласоваться с деяниями святых. Порицающий это пусть осмелится и великому апостолу Петру поставить в вину, что, заключенный и стерегомый воинами, последовал за зовущим Ангелом и, вышедши из темницы и спасшись, не возвратился и не предал сам себя, хотя слышал, что сделано было Иродом. Пусть неистовый арианин порицает и то, что апостол Павел, свешенный со стены и спасшись, не переменил мысли, не возвратился и не предал сам себя; что Моисей не возвратился из Мадиама в Египет, чтобы поймали его ищущие; что Давид в пещере не показался Саулу, что и сыны пророческие пребывали в вертепах, не предали сами себя Ахааву, потому что это значило бы также поступить против заповеди, когда Писание говорит: «да не искусиши Господа Бога твоего» (Втор. 6:16, Матф. 4:7).
26) И я, благоговея к этому и наученный этим, так себя вел; и не отметаю милости и помощи Господней, явленной мне, хотя эти неистовые скрежещут на меня зубами. Таковы были обстоятельства моего удаления. Думаю, что не заслужит оно ни одной укоризны от людей, имеющих здравый рассудок, когда по свидетельству Божественного Писания, и святыми в научение наше предан сей же образец. Но эти люди, сколько видно, готовы на всякую предерзость и не хотят оставить без исполнения ничего такого, что может доказывать их лукавство и жестокость. И жизнь их такова же, каков образ их мыслей и каково их пустословие. Никто не в состоянии даже пересказать те многочисленные и ужасные злодеяния, какие не стыдятся совершать самым делом. Когда Леонтия обвиняли в связи с одною молодою женщиною по имени Евстолиею, и запрещали жить с нею вместе, сам себя оскопил ради нее, чтобы свободно проводить с нею время, хотя не очистил себя тем от подозрения, но за это, наипаче, низложен из пресвитеров, и только еретик Констанций вынудил силою, чтобы наименовали его Епископом; Наркисс же, за множество иных худых дел, три раза низложен был разными Соборами, и теперь между ними превосходит всех лукавством. И Георгий, и, быв пресвитером, низложен за порочную жизнь свою, и, наименовав себя Епископом, тем не менее снова низложен на великом сардикийском Соборе, имеет же то преимущество, что живет распутно и не скрывает этого, почему осуждается даже своими, и цель и радость жизни измеряя делами срамными.
27) Посему, каждый у них превосходит другого худыми своими делами; но на них лежит общая скверна, а именно: по учению своему они христоборцы, и именуются уже не христианами, но, паче, арианами. Вот в чем должно осуждать их, ибо это чуждо вере во Христа. Но они скрывают это. И неудивительно, что при таком образе мыслей, и запутавшись в столь многих худых делах, гонят и ищут тех, которые не содействуют злочестивейшей их ереси, и, убивая их, радуются, а не успевая в желаемом, печалятся и почитают для себя обидою, когда, как сказано мною выше, видят живым, кого хотели видеть мертвым. О, если бы потерпеть им такую обиду, чтобы изнемочь в неправдах своих, а гонимым ими возблагодарить Господа и сказать словами 26-го псалма: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующим, еже снести плоти моя, оскорбляющи мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша» (Псал. 26:1, 2), и также словами 30-го псалма: «спасл еси от нужд душу мою и неси мене затворил в руках вражиих, поставил еси на пространне нозе мои» (Псал. 30:8, 9), о Христе Иисусе Господе нашем! Им Отцу и Святому Духу слава и держава во веки веков! Аминь.
2) Но поелику присвояют себе право обвинять в боязни, то необходимо написать об этом несколько; ибо и из немногого будет видно, что лукавы они нравом и не читали Божественных Писаний, а если и читают, то не веруют, что заключающиеся в них словеса Богодухновенны; если бы веровали, то не осмелились бы поступать вопреки Писаниям и не поревновали бы злонравию убивших Господа иудеев.
И иудеи, когда Бог дал заповедь: «чти отца твоего и матерь твою» и: «иже злословит отца или матерь, смертию да умрет» (Матф. 15:4, Исх. 20:12, Исх. 21:16), установили новый закон, превратив честь в бесчестие, и уважение, каким дети обязаны родителям, заменив серебром; а также, читая Давидовы деяния, научились из них противному, и невиновных, которые в субботний день выдергивали и стирали в руках колосья (Матф. 12:1), обвиняли не потому, что заботились о законах и о субботе (в чем всего более и нарушали закон), но потому, что, будучи лукавы нравом, завидовали спасаемым ученикам, и того только хотели, чтобы имело силу их мнение. И они за беззаконие свое получили возмездие, сделались богопротивными, и наименованы уже князьями содомскими и людьми гоморрскими (Иса. 1:10).
Но и эти, по моему мнению, не меньше, чем иудеи несут уже на себе наказание, а именно неведение своего неразумия. Они не понимают, что говорят, и еще почитают себя знающими то, чего не знают. Одно у них знание делать зло и ежедневно сверх прежнего худого изобретать еще худшее. И если винят меня за теперешнее бегство, то не из желания видеть меня доблестным в добродетели. Ибо враги станут ли желать этого тем, которые не заодно с ними зломудрствуют? Но по злонравию своему притворно разглашают это, думая (так они в действительности просты), что, устрашенный их злословием, и я присоединюсь к ним со временем. Им желательно (для того и ходят всюду, то притворяются друзьями, то обо всем разведывают, как враги), им желательно, пресытившись уже кровьми, искоренить и меня; потому что всегда я держался и держусь образа мыслей, противного их нечестию, и ересь их, обличая, предаю позору.
3) Кого, начав когда-либо преследовать и уловив, не оскорбляли они, сколько хотели? Кого, начав искать и нашедши, не доводили до того, что или злой постигал их конец, или отовсюду терпели они вред? Что, по-видимому, делают судьи, то их есть произведение, и лучше сказать, судьи бывают служителями их изволения и лукавства. Посему, в каком месте нет памятника их злобы? Против кого, неединомысленного с ними, не делали они заговор, подобно Иезавели выдумывая предлоги к обвинению? Какая Церковь не проливает ныне слез от их злоумышлений на Епископов? Антиохия оплакивает исповедника и твердого в православии Евстафия, Баланеи досточудного Евфрасиана, Палтос и Антарад Киматия и Картерия, Адрианополь христолюбивого Евтропия, а после него многократно носившего от них узы и умершего в узах Лукия, Анкира Маркелла, Беррия Кира и Газа Асклипия. Ибо, подвергнув их наперед многим оскорблениям, до заточения довели эти коварные люди. А Феодула и Олимпия, Епископов Фракийских, и меня, и моих пресвитеров так усердно заставляли искать, что, если бы мы были найдены, то подпали бы смертной казни, и, вероятно, не были бы уже в живых, если бы, сверх их чаяния, не спаслись тогда бегством. Ибо такие предписания даны были об Олимпии Проконсулу Донату, а о мне Филагрию. Преследовав же и отыскав Константинопольского Епископа Павла, приказали явно задушить в так называемой Каппадокийской Кукузе, употребив на это дело Филиппа, бывшего епархом; потому что был он покровителем их ереси и служителем лукавых совещаний.
4) Но насытились ли они столькими злодеяниями и успокоились ли, наконец? Нимало. Не только не прекратили гонений, но, подобно упоминаемой в Притчах пиявице (Притч. 30:15), тем паче мужаются на злые дела, нападая на большие епархии. Ибо кто достойным образом опишет, что сделано ими ныне? Кто в состоянии удержать в памяти все то, что привели они в действие? Когда церкви пребывали в мире, и народ молился во время богослужения, Либерий, Епископ Римский, Павлин, Епископ митрополии Галльской, Дионисий, Епископ митрополии Италийской, Люцифер, Епископ митрополии Сардинской, и Евсевий, Епископ Италийский, все Епископы благочестивые и проповедники истины, вдруг похищены и заточены без всякого на то предлога, кроме того, что не присоединились к арианской ереси и не подписали с арианами выдуманных на меня ложных обвинений и клевет.
5) А о великом маститом старце и истинном исповеднике Осии излишним для меня будет и говорить. Ибо всякому, может быть, известно, что и его довели до изгнания; потому что он был старец не безызвестный, но особенно из всех и паче всех знаменитый. На каком соборе не был он руководителем? Не убеждал ли всякого правыми вещаниями? Какая Церковь не имеет прекраснейших памятников его предстательства? Кто когда, приходя с печалью к нему, отходил от него не с радостью? Кто просил его в нужде и удалился, не получив желаемого? Однако же, отважились восстать и на него; потому что и он, зная, какие слагают клеветы по своему нечестию, не подписался к вымышленным на меня наветам. А если впоследствии, по причине нанесенных ему чрез меру многих ударов и заговоров на его родных, уступил им на минуту, как старец и изнемогший телом; то и в этом видно лукавство этих людей, при всяком случае старавшихся показать, что они действительно не христиане.
6) После этого, снова напали они на Александрию, опять ища моей смерти; и настоящие события были хуже прежних. Воины внезапно окружили церковь, и место молитв заступило то, что делается только на войне. Потом, в Четыредесятницу, прибыл посланный ими из Каппадокии Георгий и увеличил злодеяния, каким научился у них. После недели Пасхи дев ввергали в темницы, Епископов связанных уводили воины, расхищали жилища и хлебы сирот и вдовиц, врывались в дома, ночью выгоняли из них христиан, дома опечатывались, и братья клириков бедствовали за братьев своих. Ужасно все это; но еще ужаснее, на что отважились после этого. В неделю по святой Пятидесятнице постившийся народ вышел молиться на кладбище, потому что все отвращались от общения с Георгием. Но, узнав о том, этот вселукавый возбуждает военачальника Севастиана, манихея, и сам уже, ведя множество воинов с оружием и с обнаженными мечами, луками и стрелами, устремляется на народ в самом храме Господнем. И, нашедши немногих молящихся, потому что большая часть удалилась уже по причине позднего времени, произвел такие дела, какие только приличны ученику ариан: зажег костер и, поставив дев к огню, принуждал их говорить, что Ариевой они веры. Когда же увидел, что девы непобедимы и не заботятся об огне, обнажив, до того бил по лицу, что несколько времени едва узнавали их.
7) Захватив сорок человек мужчин, мучил их новым способом: только что срезав ветви с финиковых дерев, пока они были еще с иглами, ими до того иссек хребты, что у иных нужно было не раз вырезывать вонзившиеся иглы, а иные не перенесли этого и умерли. Всех же, внезапно захваченных, даже и дев, заточили в великий Оазис; а тела скончавшихся не позволяли вначале отдавать своим, но скрывали, где хотели, бросая непогребенными; потому что думали утаить такую жестокость. Но и это делают они, безрассудные, водясь ошибочным разумением. Поелику домашние скончавшихся и радовались их исповедничеству, и плакали о телах их; то тем громогласнее разносилось обличение нечестию и жестокости еретиков. Они вскоре заточили из Египта и Ливии Епископов: Аммония, Муия, Гаия, Филона, Ерму, Плиния, Псеносириса, Ниламмона, Агафона, Анагамфа, Марка, Аммония, другого Марка, Драконтия, Аделфия, Афинодора — и пресвитеров: Иеракса и Диоскора — и с такою жестокостью понуждали их идти, что некоторые умерли еще в дороге, а другие на месте уже заточения. Более же тридцати Епископов принудили спасаться бегством. Ибо, подобно Ахааву, старались, сколько было можно, истреблять истину. На такие дерзости отважились нечестивые.
8) Так поступая и не стыдясь, что столько зол умышляли против меня прежде, теперь еще и винят, что мог избежать убийственных их рук, лучше же сказать, горько жалуются, что не истребили меня в конец, и выставляют уже в предлог, что порицают мою боязнь, не зная того, что и этим ропотом обращают укоризну больше на себя самих. Ибо если худое дело бегать, то гораздо хуже гнать. Один укрывается, чтобы не умереть, а другой гонит, стараясь убить. И бегать дозволяет Писание, а кто домогается смерти другого, тот преступает закон и, скорее, сам подает повод к бегству. Посему, если порицают за бегство, то пусть устыдятся более сами себя, как гонители. Пусть перестанут злоумышлять, и не будет вскоре спасающихся бегством. Но они не прекращают собственного своего лукавства и для того все и делают, чтобы уловить нас, не зная того, что бегство служит великим обличением не гонимым, но гонителям. Всякий бегает не от кроткого и человеколюбивого, а скорее от свирепого и лукавого нравом. Потому, «всяк печальный, и всяк должник» убегал от Саула и прибегал к Давиду (1 Цар. 22:2). Поэтому и они стараются убивать укрывающихся, чтобы не иметь, по-видимому, обличения своему лукавству. Но, кажется, и в этом слепотствуют сии, всегда заблуждающиеся, люди. Ибо, чем известнее бегство, тем еще более явными делаются, по их злоумышлению происшедшие, или убийство, или заточение. Если умертвят, то смерть еще громче возопиет против них. Если также заточат, то сами против себя пошлют всюду памятники своего беззакония.
9) Посему, если бы сохранили они здравый смысл, то увидели бы, что сами себя запутали этим и преткнулись о собственные свои помыслы. Но поелику погублено ими целомудрие, то, когда это самое побуждает их гнать и домогаться убийств, не видят они своего нечестия. А может быть (ибо нет ничего такого, на что не дерзнули бы они), отважатся обвинить и самый Промысл за тех, которых не предаст им, потому что, по слову Спасителеву, известно, что и воробей не может впасть в сеть без Отца нашего небесного (Матф. 10:29). Как же скоро уловляют кого эти губители, тотчас забывают других, а прежде других себя самих, одним самохвальством надмевая себе брови, и не знают они времени, и делая обиды людям, не уважают самой природы, подражая же вавилонскому мучителю, тем с большею нападают свирепостью, никого не милуют, но и «старчий ярем отягчают» (Иса. 47:6) и, как написано, «к болезни язв... прилагают» (Псал. 68:27) сии безжалостные. Посему, если бы не делали этого и если бы не заточили тех, которые защищают меня от их клевет, то иные почли бы слова их достойными вероятия. Поелику же злоумышляли они против многих и почтенных Епископов и не пощадили ни великого исповедника Осии, ни Епископа римского, ни стольких Епископов Испании, Галлии, Египта, Ливии и иных стран, а, напротив того, причинили столько зла всякому, кто только обличал их за меня, то не значит ли это, что прежде других гораздо более злоумышляли они против меня, и весьма желают после них предать меня злой смерти? На этот конец они бодрственны, и почитают для себя обидою, если видят спасающимися тех, кому не желали бы они жить.
10) Посему, кто не увидит их коварства? Кому неизвестно, что не ради добродетели порицают за боязнь, но жаждая крови, своими злоухищрениями пользуются как бы сетями, думая, что уловят ими всякого, кого только пожелают умертвить? А что они таковы, показали это дела их, обличив, что нрав у них свирепее, чем у зверей, и что жестокостью превосходят они вавилонян. И хотя достаточно им такого обличения, однако же, поелику, подобно отцу своему дьяволу, прикрываются мягкими речами, чтобы обвинить меня в боязни, когда сами боязливее зайцев, то посмотрим, что пишется об этом в Божественных Писаниях. Тогда окажется, что и Писаниям противятся они не менее того, сколько клевещут на добродетели святых.
Если злословят тех, которые укрываются от ищущих убить их, и порицают тех, которые бегут от гонителей, что будут делать, видя, что Иаков бежит от брата Исава, и Моисей удаляется в Мадиам, страшась Фараона? Вдаваясь в подобное суесловие, чем оправдают они Давида, который бежит из дома от Саула, когда послал он убить его, то укрывается в пещере, то «изменяет лице свое» (1 Цар. 21:13), пока не ушел от Авимелеха и не уклонился от злоумышления? Что скажут эти, легко дающие на все ответ, видя, что великий Илия то призывает Бога и воскрешает мертвого, то укрывается от Ахаава и бежит от угроз Иезавелиных? Тогда и сыны пророческие, которых искала Иезавель, при помощи Авдия укрывались тайно в вертепах.
11) Положим, что не читали они этого, как ветхозаветного; но нимало также не помнят и того, что есть в Евангелии. Ибо и ученики, «страха ради иудейска» (Иоан. 20:19), пребывали в скрытности; и Павел, когда искал его народоначальник в Дамаске, свешен со стены «в кошнице» (Деян. 9:25) и избег рук искавшего. Поелику же Писание говорит таким образом о святых, то какой могут найти предлог к своей предерзости? Если и святых будут порицать за боязнь, то такая дерзость свойственна только неистовым. А если станут клеветать, что святые поступили так вопреки Божией воле, то совершенно несведущи они в Писании. Ибо в Законе было постановление (Второз. 19, 3 и сл.) учредить города убежища, где могли бы на время спасаться отыскиваемые на смерть. При скончании же веков, когда пришел сам Глаголавший Моисею, Отчее Слово, снова дает эту заповедь, говоря: «егда же гонят вы во граде сем, бегайте в другий» (Матф. 10:23), и потом продолжает: «егда убо узрите мерзость запустения, реченную Даниилом пророком, стоящу на мести святе: иже чтет, да разумеет: тогда сущии во Иудеи да бежат на горы: и иже на крове, да не сходит взяти яже в дому его: и иже на селе, да не возвратится вспять взяти риз своих» (Матф. 24:15—18). И, зная это, святые руководились этим в житии своем. Ибо, что ныне заповедал Господь, то же самое и до пришествия Своего во плоти глаголал чрез святых. А закон, ведущий людей к совершенству, таков: делать то, что повелел Бог.
12) Посему-то и само Слово, сделавшееся для нас человеком, благоволило, подобно нам, скрываться, когда искали, а также бегать и уклоняться от злоумышляющих, когда воздвигали гонение. Ибо, как алканием, жаждою и страданием, так и этим укрыванием себя и бегством подобало Ему доказать о Себе, что носит плоть и стало человеком. И вначале, когда по вочеловечении Господь был еще младенцем, Сам повелел Иосифу чрез Ангела: «востав поими Отроча и Матерь Его, и бежи во Египет... хощет бо Ирод искати души Отрочате» (Матф. 2:13); а по смерти Ирода ради Архелая, сына его, удаляется в Назарет. Когда же доказал о Себе, что Он Бог и сухую руку сотворил здравою, а фарисеи «изшедше... совет творяху нань, како Его погубят» (Мк. 3:6), Иисус, узнав это, удалился оттуда. И когда Лазаря воздвиг из мертвых, «от того убо дне, — сказано, — совещаша, да убиют Его. Иисус же ктому не яве хожаше во иудеех, но иде оттуду во страну близ пустыни» (Иоан. 11:53, 54). Потом, когда Спаситель говорит: «прежде даже Авраам не бысть, Аз есмь; тогда иудеи взяша... камение, да вергут нань: Иисус же скрыся, и изыде из церкве, прошед посреде их: и мимохождаше тако» (Иоан. 8:58, 59),
13) Видя это, лучше же сказать, слыша это, потому что не видят, ужели, по написанному, не «восхотят, да быша огнем сожжени были» (Иса. 9:5), потому что и замышляют и говорят противное тому, что творит и чему учит Господь? Когда Иоанн скончался мученически, и ученики погребли тело, «слышав Иисус отыде оттуду в корабли в пусто место един» (Матф. 14:13). Так поступал Господь, так и учил. О, хотя сего да устыдятся еретики и одними людьми ограничат свою продерзость, не станут же еще с большим неистовством обвинять в боязни самого Спасителя, как обучившиеся уже хулить Его! Но никто не потерпит этих неистовых, скорее же, будут обличать их, что не понимают они и Евангелия. Есть основательный и истинный предлог к таковому удалению и бегству. И Евангелисты упомянули об этом, говоря о Спасителе. А из этого должны мы заключить, что тот же предлог имели и все святые. Ибо, что написано о Спасителе по человечеству, то надобно относить вообще ко всему человеческому роду, потому что Спаситель понес на Себе наше тело и обнаруживал в себе человеческую немощь, которую Иоанн описал так: «искаху... да имут Его: и никтоже возложи нань руки, яко не у бе пришел час Его» (Иоан. 7:30). И пока не пришел час сей, Сам сказал Матери: «не у прииде час Мой» (Иоан. 2:4), и так именуемым братиям Своим говорил: «время мое не у прииде» (Иоан. 7:6). А когда пришло время, сказал уже ученикам: «спите прочее и почивайте: се приближися час, и Сын человеческий предается в руки грешников» (Матф. 26:45).
14) Посему, как Бог и Отчее Слово, не имел Он времени, потому что сам Он зиждитель времен, но, сделавшись человеком и говоря сие, показывает этим, что всякому человеку измерено время, и измерено не случайно, как думают и баснословят некоторые из эллинов, но как определил сам Он зиждитель по воле Отца. И это написано и всем уже стало явно. Если сокрыто и утаено от всех людей, почему и какая мера назначается каждому, то всякий, однако же, знает, что, как есть время весне, лету, осени и зиме, так, по написанному, есть «время умирати» и время жить (Еккл. 3:2). Потому-то усечено было время человеческого рода при Ное; и поелику настало время всех, сокращены были лета. А Езекии приложено пятнадцать лет, потому что Бог искренно служащим Ему обетовал: «долготою дней исполню его» (Псал. 90:16). И Авраам умирает «исполнен дней» (Быт. 25:8), а Давид умоляет, говоря: «не возведи мене во преполовение дней моих» (Псал. 101:25). И один из друзей Иовлевых, Елифаз, хорошо зная это, сказал: «внидеши... во гроб якоже пшеница созрелая во время пожатая, или якоже стог гумна во время свезеный» (Иов. 5:26); а Соломон, прилагая печать к его изречению, говорит: «отъемлются же безвременно душы беззаконных» (Притч. 11:30), почему увещевает в Екклесиасте, говоря: «не нечествуй много и не буди жесток, да не умреши не во время свое» (Еккл. 7:18).
15) А как это написано, то, по указанию Писания, святые знали, что время измерено каждому. Но никто не знает конца этого времени; доказательством этому служит Давидово слово: «умаление дней моих возвести ми» (Псал. 101:24), ибо просил сделать ему известным, чего не знал он. Потому богатый, думая прожить еще долгое время, услышал: «безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе: а яже уготовал еси, кому будут» (Лук. 12:20)? И Екклесиаст, дерзая Духом Святым, произносит решительный приговор и говорит: «не разуме человек времени своего» (Еккл. 9:12). Потому и патриарх Исаак сказал сыну своему Исаву: «се, состарехся, и не вем дне скончания моего» (Быт. 27:2).
Посему и Господь, как Бог и Отчее Слово, ведая, какое время отмерено Им всякому, и зная, какое время сам Он определил на страдание телу Своему, потому что нас ради стал человеком, до наступления этого времени и Сам, подобно нам, скрывался, когда Его искали, убегал, когда Его гнали, и, уклоняясь от козней, «мимохождаше тако» и «посреде их, идяше» (Ин. 8:59, Лук. 4:30). А когда Сам привел к окончанию определенное Им время, в которое восхотел пострадать за всех телесно, тогда провозглашает об этом Отцу, говоря: «Отче, прииде час: прослави Сына Твоего» (Иоан. 17:1); не стал уже укрываться от ищущих, но Сам восхотел, чтобы взяли Его. Ибо сказано: «рече» пришедшим к Нему: «кого ищете?» И, когда ответили: «Иисуса Назореа», сказал им: Я тот, кого вы ищете (Иоан. 18:4, 5), и сделал это не однажды, но двукратно, и тогда уже отвели Его к Пилату. Как не позволил взять Себя, пока не пришло время, так не стал укрываться по наступлении времени, но сам Себя предал злоумышляющим, чтобы всякому показать, что и жизнь и смерть человеческая зависит от вышнего суда, и без воли Отца нашего, сущего на небесах, не могут ни волос человеческий сделаться белым или черным, ни воробей впасть когда-либо в сеть.
16) Так Господь, по сказанному выше, предал Себя за всех, а святые, у Спасителя научившись, потому что Им прежде этого и всегда были научаемы, в борьбе с гонителями законно спасались бегством и укрывались от них, когда их искали. Как люди, не зная конца определенного им Промыслом времени, не хотели просто предавать себя злоумышляющим; зная же написанное, что жребии человеческие в руках Божиих (Псал. 30:16), что «Господь живит, Господь и мертвит» (1 Цар. 2:6), соглашались лучше терпеть до конца, как сказал Апостол, проходя «в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени:... в пустынях скитающеся и укрываясь в горах и в вертепах и в пропастех земных» (Евр. 11:37, 38), пока или не наступило определенное время смерти, или не возглаголал им сам определивший время Бог, и не остановил злоумышляющих, или явно не предал гонимых гонителям, как сам Он находил это лучшим. И этому, преимущественно пред другими, можно совершенно научиться у Давида. Ибо, когда Иоав возбуждал его против Саула, сказал Давид: «Жив Господь, аще не Господь поразит его, или день смерти его приидет... или на брань снидет и погибнет от сопротивных не будет ми от Господа нанести руку мою на Христа Господня» (1 Цар. 26:10, 11).
17) Если же иногда предавшиеся бегству сами приходили к ищущим, то не просто делали это. Поелику глаголал им Дух, то, как боголюбивые, шли в сретение врагам, и этим опять доказывая свое послушание и усердие. Так, Илия внемлет Духу и является к Ахааву. И Михей пророк приходит к тому же Ахааву. Так поступают и другой Пророк, воззвавший ко олтарю в Самарии и посрамляющий Иеровоама (3 Цар. 13:2—10), и Павел, нарицающий Кесаря (Деян. 25:11). Не по боязни предавались они бегству, да не будет сего! Вернее же сказать, бегство для них было подвигом и помышлением о смерти. Но два соблюдали они правила и прекрасно умышляли о себе, что и не отдавались тотчас сами врагам, это значило бы самому себя убить, стать виновным в своей смерти и противодействовать Господу, Который говорит: «еже... Бог сочета, человек да не разлучает» (Матф. 19:6), и не хотели потерпеть укоризну за малодушие, будто бы не имеют сил перенести скорби во время бегства, которые мучительнее и ужаснее самой смерти, потому что умирающий перестает страдать, а предающийся бегству, ежедневно ожидая нападения врагов, и смерть почитает для себя более сего легкою; а потому, скончавшиеся в бегстве не бесславно умирают, но могут также похвалиться мученичеством. Поэтому и Иов признан великим в мужестве; потому что, пребывая жив, претерпел столько великих страданий, которых нимало не ощутил бы, если бы скончался. Посему-то и блаженные эти Отцы водились таковым правилом жизни, гонимые предавались не боязни, но тем паче показывали душевное мужество свое. Так, заключившись в местах душных и мрачных и ведя суровое житие, не отрекались также и от смерти, когда наступало время. О том прилагали попечение, чтобы не ужасаться смерти, когда настоит она, и не предварять определенного Промыслом суда, не противодействовать Его смотрению, по которому и признавали себя хранимыми, и чтобы, поступая дерзко, самим не сделаться виною своего ужаса, как написано: «продерзивый... устнама устрашит себе» (Притч. 13:3).
18) Конечно, столько были они приуготовлены к добродетели мужества, что никто не может в этом усомниться. Патриарх Иаков, спасающийся прежде бегством от Исава, не устрашился предстоящей смерти, а напротив того, в это самое время каждого из патриархов благословил по их достоинству. А великий Моисей, скрывающийся сперва от Фараона и от него бежавший в Мадиам, не убоялся, когда услышал: иди во Египет; и опять, когда повелено ему было взойти на гору Аварим и скончаться там, небоязненно принял повеление и даже радостно пошел на гору. И Давид, бегающий прежде от Саула, не страшился подвергаться опасностям во бранях за народ, даже, когда выслушал предложение избрать смерть или бегство, и была ему возможность спастись бегством и сохранить жизнь, скорее избрал смерть этот премудрый. И великий Илия, с давнего времени скрывающийся от Иезавели, не убоялся, когда повелел Дух идти к Ахааву и обличить Охозию. И Петр, кроющийся страха ради иудейского, и апостол Павел, свешенный в кошнице и спасшийся бегством, услышав: «в Риме должно приять вам мученичество», не отложили путешествия, но паче радуясь отправились в путь, и один, как бы поспешая к своим, веселился закалаемый, а другой не устрашился предстоящего времени, но хвалился еще, говоря: «аз бо уже жрен бываю, и время моего отшествия наста» (2 Тим. 4:6).
19) А это сколько показывает, что и прежнее их бегство было не по боязни, столько свидетельствует, что и настоящее дело их не маловажно, но проповедует о некоей великой доблести их мужества. Не по слабости духа удалялись они, но тогда-то с наибольшим напряжением и совершали подвиг; и подвергались осуждению, не были обвиняемы в боязни людьми подобными этим нынешним укорителям, но тем паче ублажал их Господь Бог, Который говорит: «блаженны гонимые правды ради» (Матф. 5:10). И не бесполезен был для них такой подвиг, потому что, как изрекла Премудрость: «яко злато в горниле» искушенных «обрете их Бог достойны Себе» (Прем. 3:5, 6). И они наипаче сияли тогда, как искры, спасаемые от их гонителей, избавляемые от злоумышлений и чрез это сохраненные для научения народов; почему, бегство их и укрытие от раздражительности ищущих было по смотрению Господню. Ибо тогда именно были они столько боголюбивы и представили наилучшее свидетельство доблестей.
20) Патриарх Иаков во время бегства сподобился многих Божественных видений, и даже, пребывая сам в покое, имел защитником своим Господа, Который то постыждает Лавана, то удерживает Исава. И после этого сделался Иаков отцом Иуды, от которого воссиял Господь по плоти, и преподал благословения патриархам. И боголюбивый Моисей, когда был в бегстве, тогда узрел великое видение; и спасшись от гонителей, послан пророком во Египет, став служителем стольких знамений и Закона; был вождем многочисленного народа в пустыне. И Давид гонимый поучал: «отрыгну сердце мое слово благо» (Псал. 44:2), и: «Бог наш яве приидет, Бог наш, и не премолчит» (Псал. 49:3), и тем паче возмогал, говоря: «на враги моя воззре око мое» (Псал. 53:9), и еще: «на Бога уповах, не убоюся: что сотворит мне» человек (Псал. 55:5). Убегая и скрываясь в пещеру от лица Саулова, сказал он: «посла с небесе и спасе мя, даде в поношение попирающыя мя: посла Бог милость Свою и истину Свою, и избави душу мою от среды скимнов» (Псал. 56:4, 5), и таким образом, спасенный по Божию смотрению, как после сам сделался царем, так и приял обетование, что от семени его воссияет Господь наш. И великий Илия, удаляясь на гору Кармил, призвал Бога и вдруг истребил четыреста и более Вааловых пророков; и когда посланы были против него два пятидесятиначальника и с ними сто воинов, сказав: «да снидет огнь с небесе» (4 Цар. 1:10), наказал огнем, а сам был соблюден, чтобы помазать вместо себя Елиссея и для сынов пророческих послужить образцом подвижничества. И блаженный Павел, пиша: «якова изгнания приях, и от всех мя избавил есть Господь» (2 Тим. 3:11), и избавит, тем паче превозмогал и говорил: «Но во всех сих препобеждаем... Известихся бо, яко» ничто не отлучит нас от любве Христовой (Рим. 8:37—39). И тогда-то восхищен он был до третьего небесе и введен в рай, где слышал «неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати» (2 Кор. 12:4). Для того был тогда сохранен, чтобы «от Иерусалима... даже до Иллирика исполнити благовествование» (Рим. 15:19).
21) Посему, не порицания достойно и не бесполезно бегство святых. Если бы не уклонялись они от гонителей, то как бы Господь воссиял от семени Давидова? Или, как иные стали бы благовествовать слово истины? Для того и гонители искали святых, чтобы не было поучающего. И иудеи повелевали Апостолам не учить; но они для того и терпели все, чтобы проповедано было Евангелие. Таким образом подвизаясь, не в праздности проводили время бегства, и гонимые не забывали о пользе других, но, как служители благого слова, не скупились преподавать оное всем, даже и в бегстве проповедовали Евангелие, предвещали ухищрения злоумышляющих, и ограждали верных увещаниями. Так, блаженный Павел, научившись опытно, предвещал, что «вси... хотящии благочестно жити о Христе... гоними будут» (2 Тим. 3:12), и в то же время подкреплял и предающихся бегству, говоря: «терпением да течем на предлежащий нам подвиг» (Евр. 12:1). Ибо хотя скорби непрестанны, но «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование: упование же не посрамит» (Рим. 5:3—5). И пророк Исаия, при ожидаемом бедствии, напоминал и взывал: «идите людие мои, внидите в храмину вашу, затворите двери своя, укрыйтеся мало елико елико, дондеже мимоидет гнев» (Иса. 26:20). И Екклесиаст, зная злоумышления на благочестивых и говоря: «Аще обиду нищаго и расхищение суда и правды увидиши во стране, не дивися о вещи: яко высокий над высоким надзиратель, и высоцыи над ними, и изобилие земли» (Еккл. 5:7, 8), имел отцом своим Давида, который опытно знал тяжесть гонений и ограждает страждущих этими словами: «мужайтеся, и да крепится сердце ваше, вси уповающии на Господа» (Псал. 30:25), и претерпевающим гонения говорит: не человек, но сам Господь поможет, «и избавит их... яко уповаша на Него» (Псал. 36:40). И я сам «терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою: и возведе мя от рова преисподняго, и от брения тины» (Псал. 39:2, 3). Этим доказывает, что бегство святых полезно и не бесплодно для людей, хотя и не такого мнения ариане.
22) Посему святые, как сказано, предаваясь бегству, преимущественно и по особому смотрению были сохраняемы, как врачи ради имеющих в них нужду. А для прочих и вообще для всех нас человеков такой закон: бегать от гонителей, укрываться от ищущих и не искушать дерзновенно Господа, но ожидать, как сказано мною выше, пока наступит определенный час смерти, или соблаговолит что о них Судия, как Сам признает это наилучшим; быть готовыми, чтобы, по требованию времени, когда уловят гонители, подвизаться за истину даже до смерти. Это соблюдали и блаженные мученики среди бывших по временам гонений: гонимые бегали, укрываясь терпели, отысканные страдали. Если же некоторые из них сами приходили к гонителям: то и это делалось не просто, но в то же время свидетельствовали о себе, и для всех делалось это явственным, что их ревность и такое внезапное появление пред гонителями были от Духа.
23) Таковы заповеди Спасителя, таковы деяния святых! Пусть эти, доселе ни от кого еще не слыхавшие себе достойного имени, скажут мне: у кого научились они быть гонителями? Не могут сказать, что научились у святых, и остается признаться разве, что научились у диавола, который говорит: «гнав постигну» (Исх. 15:9). Убегать повелел Господь, и святые бегали, а гнать есть дьявольское предприятие, и дьявол просит, чтобы дозволено ему было гнать всех. Пусть скажут еще, с чем должно согласовать себя, с Господними ли словами, или с их баснословием? Чьим деяниям должно подражать: деяниям ли святых, или тому, что они умыслят? Но, может быть, и этого рассудить они не в состоянии, потому что ослеплены умом и совестью, как сказал Исаия, «горькое почитают сладким... и свет тьмою» (Иса. 5:20). Пусть кто-нибудь из нас христиан пойдет и пристыдит их, говоря громким голосом: «благо есть уповати на Господа» (Псал. 117:9), не внимать их буесловию, потому что слова Господни имеют в себе жизнь вечную, а слова, ими произносимые, исполнены коварства, всякой злобы и кровей.
24) Этого достаточно к тому, чтобы низложить безумие нечестивых и показать, что не о другом чем стараются они, а только соревнуют в злословии и в хулах. Но поелику однажды отважились стать христоборцами, сделались потом и пытливыми; то пусть рассмотрят самый образ моего удаления и расспросят о том у своих. Ибо и ариане с воинами приходили, чтобы поощрять их и указать меня, которого не знали воины. Хотя и столько они несострадательны, однако же, услышав, устыдятся и успокоятся. Была уже ночь и некоторые из народа совершали всенощное бдение в ожидании Божией службы; внезапно приходит военачальник Сириан более нежели с пятью тысячами воинов, у которых были оружие, обнаженные мечи, луки, стрелы и дубины, как сказано было прежде, и он окружил церковь, поставив воинов одного близ другого, чтобы вышедшие из церкви не могли миновать их. А я, почитая неразумным оставить народ в таком смущении и не предварить их паче в опасности, сев на своем престоле, велел диакону читать, а народу слушать псалом: «яко в век милость Его», и, таким образом, всем расходиться и идти домой. Но поелику военачальник вошел уже силою и воины заняли святилище, чтобы захватить меня, то находившиеся там клирики и некоторые из народа подняли крик, умоляли, чтобы и я уже удалился. Но я спорил с ними, что не удалюсь, пока не выйдут все по одному; потом встал, велел читать молитву и настоятельно требовал, чтобы вышли все прежде меня, говоря: «лучше мне подвергнуться опасности, нежели терпеть вред кому-либо из вас». Посему, когда большая часть народа вышла, а прочие за ними последовали, бывшие там со мною монахи и некоторые из клириков, вошедши, увлекли меня с собою. Таким образом (свидетельствуюсь самою истиною), когда воины частью окружали святилище, частью ходили вокруг церкви, вышел я, руководимый Господом, и под Его охранением, удалился незамеченный воинами, велелепно прославляя самого Бога, что не предал я народа своего, но, выслав его прежде, мог и сам спастись и избежать рук ищущих меня.
25) Посему, когда так чудно спас меня Промысл, кто может справедливо укорять меня, что сам я не отдался в руки ищущим, или не возвратился и не предстал к ним? Это значило бы явно оказаться неблагодарным пред Господом, поступить против Его заповеди и не согласоваться с деяниями святых. Порицающий это пусть осмелится и великому апостолу Петру поставить в вину, что, заключенный и стерегомый воинами, последовал за зовущим Ангелом и, вышедши из темницы и спасшись, не возвратился и не предал сам себя, хотя слышал, что сделано было Иродом. Пусть неистовый арианин порицает и то, что апостол Павел, свешенный со стены и спасшись, не переменил мысли, не возвратился и не предал сам себя; что Моисей не возвратился из Мадиама в Египет, чтобы поймали его ищущие; что Давид в пещере не показался Саулу, что и сыны пророческие пребывали в вертепах, не предали сами себя Ахааву, потому что это значило бы также поступить против заповеди, когда Писание говорит: «да не искусиши Господа Бога твоего» (Втор. 6:16, Матф. 4:7).
26) И я, благоговея к этому и наученный этим, так себя вел; и не отметаю милости и помощи Господней, явленной мне, хотя эти неистовые скрежещут на меня зубами. Таковы были обстоятельства моего удаления. Думаю, что не заслужит оно ни одной укоризны от людей, имеющих здравый рассудок, когда по свидетельству Божественного Писания, и святыми в научение наше предан сей же образец. Но эти люди, сколько видно, готовы на всякую предерзость и не хотят оставить без исполнения ничего такого, что может доказывать их лукавство и жестокость. И жизнь их такова же, каков образ их мыслей и каково их пустословие. Никто не в состоянии даже пересказать те многочисленные и ужасные злодеяния, какие не стыдятся совершать самым делом. Когда Леонтия обвиняли в связи с одною молодою женщиною по имени Евстолиею, и запрещали жить с нею вместе, сам себя оскопил ради нее, чтобы свободно проводить с нею время, хотя не очистил себя тем от подозрения, но за это, наипаче, низложен из пресвитеров, и только еретик Констанций вынудил силою, чтобы наименовали его Епископом; Наркисс же, за множество иных худых дел, три раза низложен был разными Соборами, и теперь между ними превосходит всех лукавством. И Георгий, и, быв пресвитером, низложен за порочную жизнь свою, и, наименовав себя Епископом, тем не менее снова низложен на великом сардикийском Соборе, имеет же то преимущество, что живет распутно и не скрывает этого, почему осуждается даже своими, и цель и радость жизни измеряя делами срамными.
27) Посему, каждый у них превосходит другого худыми своими делами; но на них лежит общая скверна, а именно: по учению своему они христоборцы, и именуются уже не христианами, но, паче, арианами. Вот в чем должно осуждать их, ибо это чуждо вере во Христа. Но они скрывают это. И неудивительно, что при таком образе мыслей, и запутавшись в столь многих худых делах, гонят и ищут тех, которые не содействуют злочестивейшей их ереси, и, убивая их, радуются, а не успевая в желаемом, печалятся и почитают для себя обидою, когда, как сказано мною выше, видят живым, кого хотели видеть мертвым. О, если бы потерпеть им такую обиду, чтобы изнемочь в неправдах своих, а гонимым ими возблагодарить Господа и сказать словами 26-го псалма: «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся? Господь защититель живота моего, от кого устрашуся? Внегда приближатися на мя злобующим, еже снести плоти моя, оскорбляющи мя и врази мои, тии изнемогоша и падоша» (Псал. 26:1, 2), и также словами 30-го псалма: «спасл еси от нужд душу мою и неси мене затворил в руках вражиих, поставил еси на пространне нозе мои» (Псал. 30:8, 9), о Христе Иисусе Господе нашем! Им Отцу и Святому Духу слава и держава во веки веков! Аминь.
Информация о первоисточнике
При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Православная энциклопедия «Азбука веры»." (http://azbyka.ru/).
Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).
© Онлайн библиотека сайта Православие и мир, 2011–2024
В Православной электронной библиотеке
использованы материалы
"Издательства сестричества им. свт. Игнатия Ставропольского";
онлайн-библиотек
pagez.ru,
lib.eparhia-saratov.ru,
wco.ru,
sedmitza.ru,
pravbeseda.ru,
orthlib.ru
и других открытых ресурсов.