Письма

Из Писем Святителя Николая П.А. Дмитревскому

* * *

За это время я выходил почти ежедневно к христианам; теперь обхожу еще медленнее первого раза, стараюсь обо всем и всячески наговорить или расспросить — авось и одумается иной. Приходится всё говорить одно и то же, потому что замечаю то же, что и прежде. Оправдываются недосугом да бедностью. Я всячески убеждаю хоть один-то день уделить на молитву; но так как и действительно некоторые очень недосужливы, то стараюсь по крайней мере внедрить в сердце память о Боге, чтобы в сердце лежало семя действительно веры, постепенно созидающей настроение верующего. Говорю о том, что Бог всюду и всё видит и слышит; так и нужно себя вести и думать, чтобы постоянно стоять перед Богом. Всячески нужно настраивать себя на том, чтобы от сердца чаще взывать к Богу, как близ нас Сущему. Когда это крепко заляжет в нашем сердце, то постепенно Христово учение будет нам свое, а так и Христа мы будем иметь в сердце. Иногда приходят совершенно мне незнаемые христиане. Кто знает, ведь, может быть, чья-нибудь молитва да и привела его; ибо я и христиан всячески призываю — иметь церковное дело как своё собственное, ибо мы все едино тело. Может быть, и действительно кто-нибудь от души взывает к Богу, а Бог-то сделает свое дело. А некоторые и действительно отыскивают и приводят ослабевших. Помоги им Бог.

У Фурусси Василия сын 21 года не крещен; прежде говорили, что скоро крестят, а и теперь еще не крещен: говорит, учение не понимает; Сакума мне объяснил, что сын Василия дурак, и потому не понимает не только учения, но и прочего, забывает вчерашнее. Мне думается, что этот несчастный не ответствен за себя: нельзя ли его окрестить, хотя он и не может усвоить веры? Ибо родители очень желают его окрестить. Как Вы думаете? Может быть, Бог ему и поможет. Он ни к чему оказывается и не способен. Жаль.

С иероглифами ничего не могу поделать: не припоминаются. В Служебнике теперь должен был сделать надписи. Головокружения по-прежнему. Но настроение, как я Вам и писал, после первого же письма к Вам хорошее. А сил нет. Надеюсь на путешествие. Помоги, Господи.

г. Осака, Япония, 1898 года

Письма печатаются по изданию: Андроник (Никольский). Миссионерский год в Японии: (Из дневника японского миссионера). — Уфимские епархиальные ведомости, 1905, № 6, № 7, № 9.

Письмо № 1

Российская духовная миссия в Японии. Токио, 7/19 декабря 1887 г.

Милостивый Государь, Павел Андреевич!

Просьба ханькоуских русских, выраженная в Вашем письме от 23 ноября (5 декабря) столь достойна уважения, что хотя и здесь для всех дел духовной миссии и для священнослужения при посольстве имеемся только мы двое: о. архимандрит Анатолий [1] и я, тем не менее, насколько Бог поможет, постараемся удовлетворить и духовным нуждам наших дорогих соотечественников в Ханькоу: 12/24 будущего января предположено о. архимандриту Анатолию, если не случится особых препятствий, отправиться отсюда в Ханькоу, для исполнения духовных треб. Вознаграждения за сие, кроме платы за проезд, ему никакого не нужно.

Моля Господа, чтобы Он навсегда сохранил в сердцах ханькоуских русских то живое чувство благочестия, которое побудило их к нынешней просьбе, прося Вас засвидетельствовать им мое глубокое уважение, свидетельствуя и Вам глубокое почтение и совершенную преданность, имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою и богомольцем, Его Высокородию, Г. Российскому Императорскому Консулу в Ханькоу, Павлу Андреевичу Дмитревскому.

Начальник Российской духовной миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский.

Письмо № 2

Токио, 10/22 января 1888 г.

Милостивый Государь, высокоуважаемый Павел Андреевич,

Осмеливаюсь беспокоить Вас покорнейшею просьбою: передайте достопочтенному Обществу соотечественников наших, гг. русских в Ханькоу, препровождаемое при сем мое письмо, с сопровождающими его фотографиями и листами [2], и окажите Ваше доброе содействие, чтобы просьба, изложенная в нем, нашла благоприятный прием. О. архим. Анатолий личными рассказами, насколько нужно будет, дополнит сведения, изложенные в письме. Убедительнейше прошу Вас принять в деле сердечное участие! Истинно же, положение мое и миссии с остановившеюся постройкою храма самое затруднительное, и в представившемся ныне случае просить о помощи гг. ханькоуских русских я вижу — с неба блеснувший луч надежды на выход из него, — на продолжение и, быть может, окончание вчерне постройки храма в нынешнем году! Быть может, те из гг. коммерсантов, которые не самостоятельно от себя имеют дела в Китае, помогши сами насколько могут, дадут мне возможность обратиться с просьбою к их главным домам в России. В таком случае, высокочтимый Павел Андреевич, будьте любезны сообщить мне письменно, или через о. архим. Анатолия, адреса, по которым я могу обратиться в Россию. Так, даст Бог, миссия получит возможность окончательно отстроить храм. О, если бы это было, как бы я благословил случай, доставивший мне счастье войти в сношение с Вами и всеми добрыми нашими соотечественниками в Ханькоу!

Благословение Божие да осеняет Вас всегда!

Примите уверение в истинном моем почтении и преданности, с которым имею честь быть Вашим покорнейшим слугою и богомольцем, начальник Российской духовной миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский.

Письмо № 3

Токио, 4/16 апреля 1888 г.

Высокочтимый Павел Андреевич,

Господь Своим благодатным покровом да осеняет всегда Вас и Ваше милое семейство! Ваше истинно трогательное участие к нынешней нужде миссии превзошло мои лучшие ожидания! Вашему доброму ходатайству перед нашими соотечественниками в Ханькоу миссия обязана получением весьма значительной денежной помощи, которая, вместе с одним пожертвованием, пришедшем из России, дала возможность вновь начать прерванные на долгое время работы в постройке, ныне и идущие весьма деятельно, и имеющие остановиться (если Бог не пошлет еще откуда-либо благовременной помощи) не прежде, как значительно подвинув дело вперед. Примите нижайший поклон и глубокую-глубокую благодарность за эту Вашу помощь миссии, вместе и за Ваше личное пожертвование!

Кроме того, Вашим любезным хлопотам я обязан тем, что ныне имею, к кому писать в России, и потому оживлен надеждою, что впереди еще много получений, и что, значит, храм будет окончен, даст Бог, в непродолжительном времени. Ко всем буду писать. (До сих пор не мог этого сделать, будучи совершенно поглощен отсылками разных отчетов и официальной перепиской). Если бы Вы и еще кого-либо могли указать, с помощью наших добрых и милых ханькоуских русских, то, пожалуйста, не оставьте сделать это. Ныне, прилагая список, который изволите видеть, беру смелость утруждать просьбою Вас и лиц, указавших эти имена, поставить против них адреса и прислать мне обратно список. Во всех других городах, я не сомневаюсь, достаточно одних указанных имен: города — не очень большие, имена же, конечно, для сих городов большие, — почта не затруднится доставить письма тотчас же; но в Москве, без адресов, надписанных на конвертах, письма могут не попасть к лицам, кому предназначены, — могут найтись и однофамильцы; вообще, почтовое ведомство будет очень облегчено, если проставить ясные адреса, которыми, если возможно, прошу и снабдить меня.

Другим добрым жертвователям ханькоуским я также пишу ныне и благодарю их за пожертвования. Прошу и Вас, при случае, вновь выразить им от меня мою искреннейшую и великую благодарность за доставленную ими помощь миссии.

О. архимандрит Анатолий — в восторге от своего пребывания в Ханькоу, и не наговорится о нем; заочно познакомил и меня с жизнью там, в которой более всего пленяет нас общее единодушие и дружба всех наших между собою и то, что все свято хранят свое природное православное благоверие и благочестие. Да даст Бог, чтоб и вперед всегда так было! Не мало радует и почтенное положение наших русских коммерсантов среди их собратий из других наций. Значит могут же наши русские с честью выступить на широкое всемирное поле, лишь бы дана была им возможность сделать то! Честь и слава нашей коммерции в Китае! Дай Бог, чтобы поскорей нашлись подражатели ей и в других странах, не исключая нашей Японии!

Вашей милой супруге Ольге Ивановне, с которою я заочно также отлично познакомился через о. Анатолия, прошу передать мое искреннее уважение и поклон. Вашего малютку, как невинного, невидимо хранят ангелы небесные, — и пусть неотступно хранят его всю жизнь, возращая и направляя на все доброе и умное, к Вашему утешению и беспрерывной радости о нем!

Еще раз глубоко и сердечно благодаря Вас и призывая благословение Божие на Вас, Вашу супругу и сына, с глубочайшим почтением и искреннею сердечною преданностью имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою и всегдашним богомольцем, начальник Российской духовной миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский.

Письмо № 4

Токио, 19/31 марта 1889.

Высокоуважаемый Павел Андреевич!

Получив Ваше письмо, я тотчас же сделал все, что можно, а именно: так как отцу Анатолию ныне никак нельзя отлучиться, — он, как духовник посольства, нужен там во время Страстной, когда посланник и прочие члены говеют, нужен не менее и для Пасхальной службы, — то я написал еще, кроме о. Анатолия и меня, единственному члену миссии, священнику о. Сергию Глебову, находящемуся ныне в Осака [3], чтоб он поехал к Вам. И он, без сомнения сделает это. Если мое письмо не опоздает придти к нему так, чтоб ему сесть на пароход, имеющий прибыть в Нагасаки к отходу оттуда срочного парохода в Шанхай, что бывает раз в неделю, по субботам, то о. Сергий в следующую субботу, 25 марта/6 апреля, выехав из Нагасаки, поспеет в Ханькоу в начале Страстной недели, — значит, и Страстные службы у Вас могут быть, и поговеть — желающие успеют, и Пасхальные службы и Крещения — все благовременно будет совершено. Если же, сверх чаяния, не поспеет к следующей субботе в Нагасаки, то он может прибыть к Вам только в начале Пасхальной недели; значит, визит его, к сожалению, не совсем будет удовлетворителен, так как и Вы, желая приезда священника на две недели, вероятно, разумели именно Страстную и Пасхальную недели.

О. Сергий, — как Вы и сами не замедлите найти, — человек прекрасный и священник благоговейный, только, конечно, еще не опытный; он всего лишь в октябре прошедшего года прибыл в миссию, по окончании курса, с степенью кандидата, в Петерб. духовной академии, где, при определении в члены миссии, рукоположен во священника, по его просьбе, без пострижения в монашество. Вероятно, довольно опытные помощники ему для отправления в церкви должности чтецов и певцов найдутся в ханькоуском православном обществе. Кроме того, я писал ему, чтобы он, если в чем найдет нужным, без стеснения советовался с Вами, так как Вы, будучи сами из духовных, — если о. Анатолий правильно сообщил мне, — поймете его положение [4].

Надеюсь, Вы дадите полную веру моим словам, если скажу, что искреннейшее и самое бескорыстное движение сердечное заставляет меня откликнуться на желание православных удовлетворить своему православному чувству в важнейшие и торжественнейшие из дней года. Но также, вероятно, не придадите мне наименование корыстного, когда скажу, что, если благочестивое чувство почтенных ханькоуских православных вновь выразится некоторым пожертвованием на окончание построения здешнего храма, то я в высшей степени буду счастлив, вознесу со всею Церковью горячие молитвы за усердствующих, и восхвалю Господа, Своим воскресением отверзающего сердца верующих к широкому благотворению! В прошедшем году пожертвование ханькоуского общества положило весьма счастливое начало другим пожертвованиям, так что год для постройки был очень успешный: храм ныне, — как изволите видеть из прилагаемой фотографии [5], — совсем близок к окончанию. Но ныне мы опять совершенно так же, как в начале прошедшего года, ровно без всяких средств к продолжению постройки. Твердо уповаю, что Господь и в настоящем году пошлет Свою благую помощь, ибо Его же дом здесь созидается, Его дело творится. Но кто будут сии орудия Божественной помощи в текущем году? И ныне Господь благодатным возбуждением молитвенных желаний у ханькоуских христиан, строя, с одной стороны, потребное к их спасению, с другой, не простирает ли вновь Свою благодеющую десницу к нуждающейся нашей миссии, полагая и ныне тем начало дальнейших Своих щедрот к ней в текущем году?

Считаю долгом принести искреннейшую благодарность Вам и другим за снабжение меня в прошедшем году адресами лиц в России, к кому можно писать с просьбою о пожертвовании на храм. За исключением кяхтинских, иркутских и некоторых других в азиатской России из указанных благотворителей, которым буду писать в нынешнем году, ко всем другим я написал в июле прошедшего года, и повторил просьбы в ноябре. Получена помощь от следующих лиц: от Александра Григорьевича Кузнецова (здесь же и от Гр. Кирил., Алек. Кирил Кузнецовых, Алек. Ефим. Владимирова и Як. Гр. Долбышева, чрез посредство гг. Токмаков, Молотков и Ко, в Ханькоу: $ 416 66/1006, от Ивана Феодоровича Токмакова: 200 руб., от Адриана Ивановича Оборина: 100 руб. и от Василия Сильвестровича Кандинского: 100 рублей. — Не смею затруднять еще просьбою в этом отношении, но если бы получил несколько новых указаний, то считал бы себя весьма обязанным за это.

Высокопочтеннейшему Сергею Ивановичу Спешилову с его супругою и всем семейством прошу засвидетельствовать мое глубочайшее почтение и еще раз передать мою искреннейшую великую благодарность за прошлогоднее щедрое пожертвование.

Всем почтенным представителям Компаний и их сослуживцам также прошу засвидетельствовать мое искреннейшее почтение и благодарную память за их пожертвования в прошедшем году.

Вас, достолюбезный Павел Андреевич и Вашу милую супругу, Ольгу Ивановну, которых я коротко знаю по одушевленным рассказам о. Анатолия, прошу принять выражение моей искреннейшей глубокой признательности, как за Вашу собственную жертву, так и за хлопоты о сборе пожертвований, — мое глубочайшее уважение и душевную преданность. Да осеняет всегда благословение Божье Вас, да хранит и приумножает Ваше семейное счастье, и да соделает оное начатком Вашего вечного счастья!

Ваш покорнейший слуга и богомолец, начальник Российской духовной миссии в Японии, епископ Николай.

Письмо № 5

Токио, 31 мая/12 июня 1889 г.

Высокоуважаемый Павел Андреевич!

Примите глубочайшую благодарность за Ваши добрые истинно трогательные хлопоты о пожертвовании ханькоуским обществом на построение здешнего храма, равно как и за Ваше личное пожертвование! Самые лучшие мои надежды, когда я перед Пасхой писал к Вам, не простирались далее половины суммы, пожертвованной в прошедшем году, а тут опять такая же сумма, как тогда! Истинно Бог помогает миссии!

А Вы и все подписавшиеся — достойные орудия Его всеблагого промышления! Да хранит же Он Вас всех всегда в Своей любви и осыпает Своими щедротами! Вы не поверите, какую радость доставило мне это пожертвование! Ведь это значит большой шаг к окончанию постройки. А как мне хочется, и как нужно — поскорей достигнуть конца, если б Вы знали! Постройка эта связывает меня по рукам и ногам: необходимость постоянного надзора за нею приковывает меня к Токио, между тем как церкви, рассеянные по всей Японии, остаются без присмотра. Нужно сказать еще, что ко всем заботам, обычным при постройке большого здания, тут присоединилась необычная, следующего рода. Храм стоит на холме, среди столицы; когда он был еще мал, — не замечали; теперь всем бросается в глаза. Спохватились бонзы и все христоненавистники. Особенно возмущает их то, что храм выше императорского дворца (хотя сам император и его правительство не придают этому никакого значения, да и закона такого в Японии никогда не было, чтобы выше импер. дворца зданий не возводить). Итак, строят планы, как бы стереть храм с лица земли, или по крайней мере затереть его. «Купить и подарить императору?» — Не продадут-де. «Обнести его кругом каменною стеною, чтоб не был виден?» — Безмерный расход. «Построить гору между храмом и импер. дворцом, чтоб на последний не мог взирать «голубой глаз иностранца» с «башни» первого» (колокольню, на к-рую кроме звонаря никто и не полезет, принимают за башню, назначенную будто бы для наблюдения за императором)? — Тоже очень дорого. Итак, что же делать? Рассуждают и шумят на всю Японию: в газетах то и дело — злые и зажигательные статьи против местности нашего храма. Собственно, нужно бояться одного, — чтоб не подожгли, против чего и принимаются миссиею соответственные меры: постройка и на ночь не оставляется без людей, вода расставлена везде, помпа заведена, и проч.; словом все, зависящее от нас делается; дальнейшее — на волю Божию; и Бог, конечно, не попустит неразумным и злым людям разрушить храм, созидаемый во славу Его усердием столь многих боголюбцев; на Него мы и возлагаем всю надежду, по сказанному: «аще не Господь сохранит, — всуебде стрегий». Однако ж все это составляет не малую тревогу для миссии. А что тревога наша не напрасная, что в Японии фанатиков еще непочатый угол, это можно пояснить многими примерами, вот недавний. 11 февраля нынешнего года здесь обнародована была конституция. Торжество было блистательное по всей Японии. Центром торжества и блеска был, разумеется, императорский дворец. Туда утром д. была съехаться вся знать. Одевшись в блестящий мундир со всеми орденами, выходил сесть в карету, чтоб отправиться туда, и министр народного просвещения, Виконт Мори, один из образованнейших и даровитейших людей Японии, но на крыльце его дома вдруг кухонный нож, всаженный в его внутренности, прекратил его существование. Всадивший нож был тут же изрублен полицейским; но он исполнил свое дело: не допустил министра участвовать во всенародном торжестве, как недостойного того. За что же? Не больше не меньше, как за следующее: министр однажды, уже два года тому назад, во время обычного путешествия для обозрения школ, в одном городе, желая осмотреть один древний храм, вошел в него непочтительно: не снял сапогов и шляпы, и даже бывшей в руке тросточкой приподнял занавеску, которая только при императорском посещении поднимается. Это-то ужасное преступление и взял на себя наказать — один тоже образованный человек, молодой чиновник; он, услышавши о поступке министра, нарочно посетил тот город, чтоб доподлинно узнать, правда ли, — убедился и казнил, да еще в насмешку — кухонным ножом, — кинжала-де не стоит такой осквернитель японской святыни. И этому фанатику, лишившему страну одного из полезнейших людей, как принялась рукоплескать почти вся текущая японская пресса, пока правительство не положило тому запрет! Могила же его и доселе убирается цветами. Все это к слову, чтоб пояснить Вам, почему мне так хочется поскорее достроить храм: тяжелым бременем заботы он лежит на мне, — и величайшую благодарность я чувствую к тем, кто своим добрым участием снимает с меня часть этого бремени. Примите же еще раз выражение сей благодарности, и прошу Вас передать ее всем, участвовавшим в подписке. А.П. Малыгину, Н.М. Молчанову и Л.Пр. Шеркунову я вместе с сим пишу и благодарю их; тем не менее, прошу и Вас, при случае, выразить им чувство моей признательности за их столь щедрые пожертвования. Прочим подписавшимся доверяю Вашей любезности, когда будете иметь возможность, передать мою искреннейшую благодарность за их пожертвования.

Сердечно радуясь, что Господь благословляет Вас умножением семейства, от души поздравляя Вас и любезнейшую Ольгу Ивановну с сим, и усердно призывая благословение Божие на Ваше семейное счастье, с истинным почтением и глубокою преданностью имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою и всегдашним богомольцем, начальник Российской духовной миссии в Японии, Николай, епископ Ревельский.

Письмо № 6

Токио, 6/18 ноября 1891.

Высокоуважаемый Павел Андреевич,

Глубоко виноват перед Вами за такое долгое молчание! Письмо Ваше от 15/27 июля, с векселем в нем на $ 69 44/100, получено было мною летом в самую минуту отъезда по церковным делам на север; я имел время только взглянуть на него и положить в safe [7], вместе с другими нужными бумагами. По возвращении же с севера, был в Токио как бы проездом, чтоб только присутствовать при открытии после каникулярных школьных занятий, и затем направился на юг, — и вот вплоть до сего времени обозревал церкви острова Кюсю [8]. Теперь, вернувшись, нашел благополучным в safe'е, вместе с другими документами, Ваше письмо и очень устыдился своей неаккуратности. Простите, ради Бога!

О. Анатолий и о. Сергий [9], к сожалению, не внесли в книгу посольской церкви крещения Ваших сыновей Иоанна и Василия; в японские же метрики, ведомые японскими священниками на японском языке, они и не могли быть внесены. Но эту беду можно поправить, ибо посольские метрики белые, — и туда можно записать крещения и ныне; подписи о. Анатолия только не будет; вместо него, за его болезнью, могу расписаться я, ибо я подлинно знаю, что крещения совершены, о чем и могу свидетельствовать своею подписью. Итак, если Вы будете добры прислать точные сведения о днях рождения и крещения Ваших сыновей, и о том, кто были их восприемники и восприемницы, то мы внесем в метрику крещения, и оттуда сделаем, для отсылки Вам, выписки, которые и будут метрическими свидетельствами.

Не зная, кому обязан за пожертвование в пользу бедных здешней церкви $ 69 44/100, нахожусь в необходимости утруждать Вас покорнейшею просьбою передать мою и всей миссии глубочайшую благодарность за этот дар.

Усердно призывая благословение Божие на Вас и Ваше милое семейство, с глубочайшим почтением и сердечною преданностью имею честь быть

Вашим покорнейшим слугою и богомольцем, начальник Российской духовной миссии в Японии, епископ Николай.

Примечания

Письма подготовлены к публикации О.В. Шаталовым.

1. Имеется в виду архимандрит Анатолий (Тихай), настоятель посольского храма в Токио, деятельный и преданный помощник святителя Николая , который с декабря 1871 г. бессменно находился в составе миссии, служа попеременно в Хакодате, Осака и других районах страны вместе со своим родным братом Иаковом Тихаем — регентом хора при консульском храме в Хакодате, а затем и в японской столице.

2. Не обнаружены среди бумаг святителя Николая.

3. В тексте оригинала: «в Оосака».

4. Впоследствии он станет священником русского посольства в Токио и прославит себя как составитель грамматики японского языка.

5. Не обнаружена среди бумаг святителя Николая.

6. Имеются в виду мексиканские серебряные доллары, бывшие в большом ходу на Дальнем Востоке в конце XIX — начале XX в.

7. Сейф (англ.).

8. В оригинале: «Кiусiу».

9. Можно только гипотетически предположить, что в данном случае речь идет о священнике русской посольской церкви, вышеупомянутом о. Сергии Глебове. Будущий Патриарх Московский и всея Руси, тогда еще в звании иеромонаха о. Сергий (Страгородский) только недавно прибыл в Японию и вряд ли мог быть причастен к тому событию, о котором идет речь в письме. В рапорте святителя Николая в Св. Синод читаем: «В личном составе миссии за минувший (1890. — О. Ш.) год произошли следующие изменения: архимандрит Анатолий, прослуживший здесь 17 лет, к глубокому сожалению всех, 25 марта выбыл из миссии по неизлечимой болезни: В этой потере наша Церковь утешена была прибытием сюда на службу 18 октября вновь назначенных Вашим Святейшеством (обер-прокурором Св. Синода К.П. Победоносцевым. — О. Ш.) миссионеров, из окончивших в 1890 году курс в Санкт-Петербургской духовной академии: иеромонаха Сергия (Страгородского. — О. Ш.) и иеромонаха Арсения (Тихомирова. — О. Ш.)» РГИА. Ф. 796. Оп. 172. № 2627. Л. 1 об).

10. См.: Костылев В.Я. Православие в Японии. Архив востоковедов СПб. Филиала Института востоковедения РАН. Ф. 65. Оп. 1. № 3. Л. 4 об.

11. См.: Иванова Г.Д. Жизнь и деятельность Святителя Николая Японского // Православие на Дальнем Востоке. Вып. 2: Памяти Святителя Николая, апостола Японии (1836-1912). СПб., 1996. С. 17.

12. Архимандрит Авраамий. Первый Благовестник Православия в Японии архиепископ Николай (Касаткин) // Архимандрит Сергий (Страгородский). По Японии: (Записки миссионера). М., 1998. С. 210. По другим данным, в частности, по рапортам святителя Николая в Св. Синод в том же 1890 г. общее число православных в Японии составляло 18 625 человек. РГИА. Ф. 796. Оп. 172. № 2627. Л. 1).

13. О нем подробнее см.: Филиппов А.В. Василий Яковлевич Костылев // Народы Азии и Африки. 1987. № 2. С. 53-58.

14. Костылев В.Я. Записи о поездке в Корею и посещении местных храмов. Архив востоковедов СПб. Филиала Института востоковедения РАН. Ф. 65. Оп. 1. № 48. Л. 38.

Архимандриту Никону (Рождественскому)

10 ноября 1909 г.

Опечалился я очень, прочитавши теневую часть Вашего письма: «Грозные тучи ходят над бедною Россией. Не без причины многие думают, что близок конец мира» и т.д. Но не устояла во всей силе печаль моя против дальнейших размышлений. В пылу битвы воин видит кровь, много крови; но не прав будет он, если скажет: «Вот только и есть кровь, нет больше мира, рушится мир!» Вы в самом центре разгоревшейся битвы и сами получаете раны. Как не страдать Вам, не исходить кровью Вашему сердцу и как удержаться от крика боли! Но окиньте взором пространство мировой истории от Адама до ныне: — когда же были времена вполне утешительные? Дохристианский мир задыхался в беспросветной атмосфере зла до того, что лучшие тогдашние люди прибегали, как к последнему утешению, к самоубийству. Лишь только блеснул на земле небесный свет, подана людям чаша утешения, люди, вошедшие в полосу этого света и принявшие чашу, тем не менее, видя окружавший их внешний мрак, страдали до того, что свое время считали концом мира. Вспомните, как апостол Павел убеждал Солунян «о пришествии Господа не спешить колебаться умом», что хотя тайна беззакония уже деется, но кончина не теперь. А когда? «Проповестся сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем языком, и тогда придет кончина». На что яснее и вернее, а также и утешительнее сего указания! Еще большая половина языков вселенной не слышала Евангелия Царствия. А и слышавшая разве достодолжно усвоила его? Разве у европейских народов Евангелие проникло до глубины сердца? Нет, оно еще на поверхности их душ. И это потому, что западные народы слушают Евангелие, затемненное извращениями католичества и протестантства; Россия слушает всесветлое Евангелие непросветленным, невежественным, неразвитым умом и неуглубленным сердцем. Разве для того Бог сходил на землю и Сам изрек людям учение, чтобы оно вскорости же явилось в потемненном виде католичества и протестантства, а там, где сияет полным своим светом, только немногие до дна их умов и сердец были просвещены и претворены им, — каков сонм святых Православной Церкви, масса же более по влечению сердца шла в сем свете, ясно не давая себе отчета, каким сокровищем она обладает?..

Жизнь и отдельного человека, тем более каждого народа и, несомненно, всего человечества проходит периоды, назначенные ей Творцом. В каком же возрасте теперь человечество со времени рождения его в новую жизнь? О, конечно, еще в юном! Две тысячи лет для такого большого организма совсем небольшие годы. Пройдут еще многие тысячи лет, пока истинное Христово учение и оживотворяющая Благодать Святого Духа проникнут во все члены этого организма, пока все народы и в них все отдельные личности усвоят Христово учение и подвергнутся благодатному действию его: правда Божия сего требует. Истина Христова и Благодать Святого Духа всею своею силою должны войти в человечество и произвести полное свое действие. Тогда только настанет зрелый возраст человечества: этот великий организм станет во весь свой рост/и станет столько добра творить, насколько способна созданная Богом Творцом и оплодотворенная Богом Спасителем природа человеческая. Еще древние пророки провидели и в восхитительных чертах изображали это время, когда «не будет пути нечистого и не заблудят люди, и не будет льва и никакого зверя лютого, а волки и агнцы будут пастись вместе»; тогда «будет едино стадо и един пастырь», по вожделенному слову Самой воплощенной Истины. Далеко-далеко еще человечеству до этой вершины! А потом оно пойдет вниз и опустится до таких глубин зла, до которых и пред потопом не достигало; жизненные сипы света и добра почти вконец иссякнут в одряхлевшем человечестве, — тогда-то, и не раньше как тогда, настанет конец мира. Вот мысли, успокоившие мое, взволнованное Вашим письмом сердце. Они не больше мои, чем Ваши; но да перельются они из Вашей головы в сердце, и да послужат облегчением и Вашей душевной боли, которой я вполне сочувствую и которую сам, вероятно, так же остро чувствовал бы, если бы не стоял несколько в стороне от поля битвы.

Переписка свщмч. Андроника (Никольского) со свт. Николаем

Ваше Преосвященство

Стыдно мне сознаться, а нужно; я болен. Что болит? Да всё: голова как свинцом налита, (сильное головокружение, как будто падаешь; конечно, от слабости), в сердце иногда (редко) как будто горячими клещами копаются, а вообще как-то неладно оно дает о себе знать, грудь ноет, хотя не разберу — в груди или только в костях; а тут и ноги уже кстати болят да и руки. Как и водится, с телом всё болит: настроение самое отвратительное. По ночам иногда не сплю; а тут раз кто-то вдруг стучит в окно, да так явственно, что я моментально проснулся: конечно, ничего и нет. Обуял какой-то страх смерти, а за ним такая тоска по родине, что хоть бы сейчас бежать туда: умрешь де здесь и забросят на языческом кладбище, и никого не увидишь из своих, и ничего не сделал. А тут всплывает на сердце и всё, что никак не могу забыть, — всё оставленное в России. И зачем де меня потащили сюда? Сидел бы да делал там свое дело, как Бог послал. Вспоминаются, как нарочно, и слова Преосвященного В. В-го (может быть, за недоверие к ним сие наказание): пусть откажется, так как де здоровье не позволяет. А я думал: ну, это малодушие, стыдно из-за этого, да и Бог поможет. И Бог действительно помогал: оправившись после путешествия до Японии, я с жаром принялся за дело; иногда тяжело становилось, а я всё уповал на Бога, и Бог помогал; но чтобы Он всегда и сильно помогал, нужно быть для этого достойным, нужно иметь крепкую веру и преданность Ему. А я, должно быть, не достоин: вот и ослабел и дошел до того состояния, в каком я был на третьем курсе. Тогда я едва окончил год и потом от июня до октября почти отдыхал и даже был на кумысе [[1]]. Что будет дальше, не знаю. А теперь тяжело. Заниматься нужно, а дело из рук валится: иногда измучаешься, да и побежишь на улицу, с изнеможением и скорбью бродишь до устали. Знаю, что молиться нужно, и молюсь, да силы не нахожу в молитве: тоска какая то обуяла. А тут уж заодно лезет в голову и всё неприятное: лезет в голову, как иногда не хорошо и к Вам даже относятся наши христиане, конечно, духовенство; а как же нам потом можно будет управлять ими? И перед этим страх. Как видите, отрадного мало. Когда я с Вами беседовал о смерти матери, деда и о себе, тогда, признаться сказать, мне хотелось бодрыми словами подбодрить себя, сказать, что ничего себе — все пройдет, только знай работай да не трусь, а умереть-то всё равно нужно. И тогда я действительно много подбодрил себя, не знаю и как. Но дело взяло своё, а духа не хватает. Помогите мне, впрочем, не знаю и чем. Уж не роковой ли для меня сентябрь? 21 сентября я выезжал из Кутаиса в Ардон. 21 сентября же выезжал из Ардона в Японию. Помолитесь за меня, чтобы мне воспрянуть. Меня всегда в страшное уныние приводила всякая моя телесная расслабленность, я скучаю без дела, оторванный от него. А здесь это особенно вредно: прерви для отдыха, потом начинай всё сначала, а силы-то уже не те и охоты нет прежней. Скорбь и уныние нашло и душит меня.

Отец Сергий [[2]] вчера уехал в Вакаяма, там больная есть. Я советовал ему совершить там богослужение, побудить к исповеди, обойти христиан, не торопясь побеседовать и тому подобное. Вероятно, завтра вернётся. А что слышно из Окаяма? А Вы когда приедете сюда?

г. Осака, Япония, 30 августа/11 сентября 1898 года

1. ^
2. ^

Ответ [3] епископа Николая на письмо иеромонаха Андроника от 30 августа/11 сентября 1898 года

…Удрать Вам из Японии не придется, а придется разве удрать из Осака в Тоокео [[1]], чтобы здесь поправиться нравственно. Физически поправиться вдруг нельзя. Только мысль о России бросьте, и да не смущает она Вас ни наяву, ни во сне. В России вместо Вас много деятелей; здесь заменить Вас некому. Не искуситесь от внушения лукавого бросить Вашу благую часть. Да хранит Вас Бог, и внушает Вам всё, что полезно для прославления Его имени в сей стране. Душевно преданный Вам епископ Николай.

Тоокео, сентября 3/15 1898 года

1. ^

Ответ иеромонаха Андроника на письмо епископа Николая от 3/15 сентября 1898 года

Пожалуйста бросьте мысль, что я соблазнился мыслию удрать в Россию. Нет, эта мысль у меня возникла только по случаю болезни. Я по временам как дурачок слушаю и не понимаю и не хочется встряхнуть себя, чтобы вникнуть как следует; а внимательно слушая, от напряжения так устаю, что в глазах даже мурашки забегают. Вот и сейчас пишу, а стоит только закрыть глаза, и всё как кругом пошло. Затылок как будто перевешивает, так что усилие нужно, чтобы держать себя в равновесии. Я сообразил тогда, что очевидно мне все равно придется отсюда убираться, ибо дальше ещё больше буду уставать. Так не лучше ли заблаговременно убраться? И к делу я еще не пристал, и ничего пока еще не сделал, и силы пока еще есть кой-какие, и следовательно, еще не всё потеряно и в России. Вот как я мыслил. Но очевидно на это нет воли Божией пока, и поэтому остаётся так, как я Вам выше писал. И уныния у меня сильного не было после того, как я Вам написал то письмо; написавши, я сказал, будет так непременно, в конце концов, как и должно быть. А до этого действительно страшно мучился душевно. И в России особенных прелестей нет; а только здесь ничего еще не сделавши и не сроднившись с делом, все-таки приятнее хоть умереть да на родине с родными.

Занятий не прекращаю, ибо это значило бы начинать потом совершенно все с начала. А только и трудно же теперь мне это. В голове как будто ни кровинки нет. Господи, помоги: постоянно взываю.

По ночам не сплю, сердце и грудь опять болят (после обхода христиан). Со мной эта немочь случилась как-то вдруг в прошлую субботу. Из этого убедитесь, что не прихоть во мне говорит, а боль серьезная. А что Вы напрасно говорите, что здесь заменить меня некем. Ваше дело не Ваше личное, не случайное, его Сам Бог не выпустит из рук: на горе Иеговы усмотрится (Быт. 22, 14).

г. Осака, Япония, 1898 года

Примечания

1. Во время каникул после окончания 3-го курса Московской духовной академии иеродиакон Андроник и инспектор академии архимандрит Сергий (Страгородский) были направлены в Самарскую губернию для лечения кумысом. Здесь они впервые стали обсуждать, что из себя представляет миссионерское служение. (См. Священномученик Андроник (Никольский; 1870-1918), архиепископ Пермский. Творения. Кн. 1. Статьи и заметки. Тверь, 2004. С. 8.)

2. Сергий (Страгородский ; 1944), патриарх Московский и всея Руси. С 1890 по 1891 год — иеромонах, член Русской духовной миссии в Японии. В 1897 году архимандрит Сергий вторично назначен в Японию. В должности помощника начальника Русской духовной миссии в Японии пребывал по 1899 год. — Прим. сост.

3. Фрагмент письма опубликован в Уфимских епархиальных ведомостях за 1905 год, № 7. С. 517-518.