Как это не раз бывало на рубеже веков, а тем более тысячелетий, сегодня в человеческом обществе происходит особое противостояние сил добра и зла.
Наиболее пагубным и разрушительным образом эта борьба сказалась на основополагающем и в то же время очень ранимом общественном институте – на семье.
В библейском понимании именно семья стояла у истоков человечества.
В начале жизни первых людей – Адама и Евы – Бог благословил их и дал им изначальную заповедь: Плодитесь и размножайтесь и населяйте землю (Быт. 1, 28). В их лице Бог благословил первую на земле семью.
Затем, когда зло на земле умножилось и Бог решил уничтожить грешный мир в водах Всемирного потопа, в лице Ноя и его родных спаслось не просто человечество, спаслась Семья.
И вновь звучат слова: И благословил Господь Ноя и сынов его и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю (Быт. 9, 1).
Итак, семья – ковчег спасения.
Если на краю пропасти стоит семья – на краю пропасти стоит весь мир.
Великий русский мыслитель М. В. Ломоносов сказал: «Величие, могущество и богатство Государства Российского состоит в размножении русского народа». Другой мыслитель Д. И. Менделеев, проанализировав условия, необходимые для устойчивого и безопасного развития страны в начале ХХ века, определил оптимальную численность населения России в 500 млн. человек.
Нас сегодня почти в четыре раза меньше. (В начале ХХ века население России составляло 1/3 жителей Западной Европы, теперь нас осталось менее 1/10.) Прежде всего, из-за значительного сокращения количества детей – будущего страны, а также нежелания молодых людей создавать семьи.
Почему же это происходит?
Мы стремительно вступили в общество потребления. Главная его ценность – качество жизни в смысле материального благосостояния, комфорта. Вполне понятно, что для этого много детей, а часто и семья вообще – помеха. Больше того, для либеральных ценностей современных демократий семья как общественный институт – это анахронизм, мешающий прогрессу.
Современная жизнь наполнена лозунгами: «Оторвись!», «Оттянись!», «Бери от жизни все!», «Живи со вкусом!» – эти девизы буквально кричат нам с экранов телевизоров, лезут в глаза с рекламных щитов на улицах, с этикеток бутылок. Они воспитывают в молодом человеке глубокий эгоизм, легкое отношение к жизни, учат воспринимать жизнь как беспрерывное удовольствие. Жизнь – игра, жизнь – шоу.
Бытует такое выражение: «Ничто так не лишает человека свободы, как семья».
Вместо традиций супружества, связывающих двоих в единое нерасторжимое целое со множеством обязанностей, предлагается его суррогат – беззаботное партнерство автономных личностей, совершенно не зависимых друг от друга. Это приводит к полному отсутствию каких-либо ограничений в сфере половой жизни.
Вместо отношения к чадородию как к «священному дару жизни» навязывается идеология аборта. По данным статистики, в России ежегодно убивается во чреве почти 5 млн. детей. Это вполне сопоставимо с потерями в Великой Отечественной войне. Идет необъявленная война против своего народа.
Такие жизненные установки – «Возьми то, что хочешь, любой ценой» – прямая противоположность тем основам, на которых формируется традиционная семья. Ведь семья, дети, а тем более много детей – это постоянное самопожертвование, это бессонные ночи, это нехватка личного времени, это не прекращающиеся в течение жизни заботы: роды, пеленки, школы, вузы; маленькие дети еще не выросли, а уже появились первые внуки.
Это, в конце концов, очень экономная материальная жизнь для всей семьи. Но зато большая семья – это место, где учатся любви, взаимовыручке, учатся трудиться, где умеют жертвовать ради блага другого, где всегда детский смех, где вырастают настоящие патриоты своей Родины, где радости и горе – общие, и радостей гораздо больше. Библейский псалмопевец Давид восклицает: Вот наследие от Господа: дети; награда от Него – плод чрева (Пс. 126, 3).
Протоиерей Андрей Юревич, благочинный Енисейского благочиния
Смысл брака в том, чтобы приносить радость. Подразумевается, что супружеская жизнь – жизнь самая счастливая, полная, чистая, богатая. Это установление Господа о совершенстве.
Святая Царица-Мученица Александра «О браке и семейной жизни» СЕМЬЯ и ДЕТИ – вечная и непреходящая ценность, вечное испытание и самая большая в жизни награда. Нет дела важнее, чем сбережение спокойствия и радости наших детей. Мы в ответе за их счастье, за воспитание их здоровыми, добрыми и достойными гражданами России.
Семья на Руси всегда почиталась как основа общества и государства. Все нравственные и социальные устои служили укреплению семьи. Российская семья сохранилась несмотря на самые жгучие вихри исторических перемен, и вo всех житейских испытаниях непоколебимым остаётся единство и взаимная любовь родных и близких людей. Замечательные традиции национального семейного воспитания, заповеди бережного отношения к родителям – это наше нерастраченное в веках духовное наследство. Это то, что укрепляет Россию изнутри, что делает её мощным социальным монолитом.
Нам многое предстоит сделать по укреплению экономических, социальных и нравственных устоев семьи. Я убеждён, что эта задача россиянам по плечу, потому что за нами великая отечественная история и богатейшая многонациональная культура. А самое главное – у нас такая прекрасная, умная, мыслящая, такая любящая детвора!
Oт нас, взрослых, зависит, чтобы у наших детей каждый день был добрым и светлым. Так постараемся сделать их жизнь полной любви и радости, чтобы в наших семьях всегда был лад, а значит, и общее счастье!»
Владимир ЯКУНИН,
председатель Попечительского совета Центра национальной славы России
и Фонда Святого Всехвального апостола
Андрея Первозванного
Семья играет огромное значение в жизни общества. Взгляд на жизнь, образ ее восприятия закладываются в семье. Именно семья призвана поддерживать и передавать из поколения в поколение духовнорелигиозную, национальную и отечественную традицию. Каким будет человек: будет ли он любить свое Отечество, ценить и уважать окружающих его людей, воспитывать своих собственных детей в вере и любви к Родине – зависит от той атмосферы, которая окружала его с детства. Тем более что сам человек не волен выбирать семью, в которой он хотел бы родиться. Для него это уже некая данность, и эта данность оказывает влияние на всю жизнь человека, без его на то непосредственной воли. Как важно помнить об этом родителям! Ведь в их силах (и это их прямая обязанность!) направить ум и сердце ребенка, его желания и стремления в правильное русло.
Что такое семья? Семья это не договор: ты мне – это, а я тебе – то; ты меня будешь содержать, а я тебе буду доставлять все радости жизни. Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть (Быт. 2, 24), т. е. семья – прежде всего единство, такое единство, при котором муж и жена не мыслят себя отдельно от другого. Супруги становятся в подлинном смысле «половинками» друг друга. Ведь недаром многие, прожившие в браке много лет, и внешне похожи друг на друга.
Человек состоит из тела, души и духа. Семейное единство двух «половинок», и шире – все семейное здание, строится на взаимной любви (производная этой любви – родительская любовь и любовь детей к родителям и между собой). Но любви не материальной, не плотской любви двух тел, а любви духовной (в древности многие благочестивые супруги, родив и воспитав детей, решали оставшиеся годы прожить по взаимному согласию как брат с сестрой), постоянно готовой отдать себя другому, заботиться о нем и оберегать его; радоваться и печалиться вместе с ним. В семье человек вынужден разделять печаль и радость другого не только по чувству, но и по общности жизни. Рождение ребенка, его болезнь или даже смерть – все это объединяет супругов, усиливает и углубляет чувство любви.
Супружеская любовь – очень сложный и богатый комплекс чувств, отношений и переживаний. Христианские отношения мужа и жены троичны: телесны, душевны и духовны. Апостол Павел сравнивает их с отношениями Христа и Церкви (Еф. 5, 23–24). Мужья, – писал апостол Павел, – любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь… Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее… (Еф. 5, 25, 28–29).
По словам Сент-Экзюпери, в каждом человеке надо видеть посланника Божия на земле. Это ощущение должно быть особенно сильным в отношении супруга. Именно такой смысл имеет известная фраза: жена да боится своего мужа (Еф. 5, 33), – боится оскорбить его, боится стать поруганием его чести. Хорошая, благодатная боязнь порождает внимание к любящему, охраняет отношения супругов. Надо бояться делать все то, что может обидеть, огорчить другого, о чем не хотелось бы сказать жене или мужу. Это – страх, сохраняющий брак.
Брак имеет место только там, где есть любовь и готовность отдать себя друг другу до конца, навечно, где есть готовность к подвигу самоотверженной любви. Там, где заключается брак без любви, семья возникает лишь по внешней видимости. Научить детей любви родители могут лишь только тогда, когда они сами в браке умели любить. Дать детям счастье родители могут лишь постольку, поскольку они сами нашли счастье в браке. Если ребенок не научится любви в семье своих родителей, то где же он научится ей?
«Семья – ковчег спасения» – очень правильно сказано. Беру чистый лист бумаги и в центре его синими чернилами пишу слово «семья». Рядом рисую маленький кораблик, двух человечков и подписываю большими буквами: «мама» и «папа». Это два капитана, без которых нет кораб ля. Папа – глава семейства. Он может спокойно взять на себя роль главного капитана, защищать, вести по жизни, наставлять и учить. Мама – это младший капитан, это путеводная звезда для папы и детей на всю жизнь!
Наша жизнь – длинная лестница, которая то опускается к земле, то взвивается высоко к небу, делая очень крутые повороты. Но ты, человек, шагаешь твёрдо и уверенно по ней, так как с тобой твой ангел-хранитель – твоя семья!
Отвожу от кораблика стрелочки, из которых получается забавное солнце. Над каждой стрелочкой надписываю слова: «любовь близких», «воспитание», «защита», «забота друг о друге», «радость». Посмотрев на мой рисунок, сразу понимаешь: семья без любви – как птица без неба!
Ольга Сильчинко, 17 лет, с. Покатеево
Два года назад мои родители купили недостроенный дом – только крыша и стены высились на пустыре. И мы всей семьей в начале мая переехали из нашего старого, но такого уютного дома в новый. Там не было ни света, ни воды, ни отопления! Все родственники осуждали маму и папу, говорили: «Сумасшедшие! Хоть бы детей пожалели!» Но мои родители были настроены очень решительно: «Мы будем жить в новом, большом и очень красивом доме!» И я нисколько не сомневалась в правдивости этих слов, ведь мои самые родные люди не бросают слов на ветер. И действительно, через три года наш дом стал украшением посёлка. Да, было очень тяжело, но нашу семью трудности только сплотили. Мы с братом теперь знаем, как преодолевать жизненные невзгоды.
Иногда я вижу, как прямо на улице некоторые молодые мамаши, «воспитывая» своих детишек, шлёпают малышей, громко кричат. Объясняют такое поведение «нервами». Так какие же должны быть нервы у моих родителей, умеющих и в трудные времена превращать наше детство в сказку! Даже если у моей мамочки какие-то неприятности, она всегда находит для меня и моего братика ласковые слова.
Папа тоже очень любит нас, поддерживает нас во всех наших детских делах. Четыре года назад ему пришлось остаться дома и за маму, и за папу. Наша мамочка сильно заболела и легла в больницу. Для отца наступили дни настоящих испытаний. И он с честью их выдержал! Папа рано вставал, топил печь, готовил завтрак, затем тихонько будил нас, провожал меня в школу, а братишку в садик. Вечером нас ждал ужин и теплые доверительные разговоры за столом, чтение интересных книг. Свою любовь к добрым, хорошим книгам папа передал и мне.
Семья спасает меня от однообразной жизни, помогает находить выход из, казалось бы, безвыходного положения.
Я забываю о том, что судьба обделила меня здоровьем. Мне становится радостнее и легче, когда я нахожусь в кругу своей семьи.
Наталья Жукова, 14 лет, п. Козулька
Только вера в то, что его дома ждут жена и дочь, что он нужен им – здоровый ли, раненый ли, лишь бы живой, дала силы моему дедушке, Александру Анатольевичу, выжить и вернуться домой после войны в Афганистане.
Были случаи, когда его товарищи возвращались в свои семьи инвалидами, но оказывались там не нужны. В Афгане это знали. Поэтому офицеры носили запасной патрон «для себя», чтобы, если что, не оказаться отверг нутыми.
Когда бабушка узнала об этом, то была возмущена. Неужели живут с человеком только пока он здоров и приносит приличные деньги? Разве это семья? Ведь когда вступают в брак, то обещают быть вместе и в горе, и в радости. А если брак только ради выгоды, то это уже не семья!
Надежда Гордеева, 14 лет, п. Курагино
Раннее утро. Я сплю на полу. Рядом братья и сестра. У нас семья из шести человек. По восточным меркам это мало. Я лежу в полусонном состоянии. Мне хорошо и уютно. Ласковые мамины руки тихонько касаются меня: «Нигора, Нигор, вставай». Не открывая глаз, я чувствую, как тепло маминых рук обволакивает меня, укачивает, как когда-то в качалке. Так не хочется вставать, но надо.
Папа давно уже ушёл, он работает в кафе: сам готовит, сам раздаёт пищу посетителям. Ему трудно, поэтому мы с мамой помогаем ему готовить манты. Мне эта работа доставляет большое удовольствие, потому что рядом мама. Старшая сестра Наташа шьёт тюбетейки, она сама зарабатывает себе на одежду; Бахтиер, мой старший брат, помогает отцу, моет посуду, а младший братик Бахадир возится с утками, кормит их и собирает яйца. Мы помогаем друг другу, никто не бездельничает. Вот и вся моя семья, я люблю её и принимаю такой, какая она есть.
Но особые слова мне хочется сказать о моих родителях. Моя мама русская, а папа таджик. Мама вышла замуж за папу в России, когда он служил в армии, потом они переехали в Узбекистан. У нас принято, чтобы дети всегда жили около своих родителей, и мы прожили в Узбекистане 15 лет. Перестройка и выход из Советского Союза перевернули всю нашу жизнь. Жить в Узбекистане стало тяжело, мама рвалась в Россию: там жила наша бабушка. А папа не хотел ехать туда. Начались ссоры. Когда мама с папой ссорились, мне становилось страшно и я чувствовала себя незащищенной. Я садилась между мамой и папой и плакала. Я ничего не говорила им, просто плакала. Я боялась, что папа останется в Узбекистане, а мама уедет в Россию. А я не смогу жить без них обоих.
Я не знаю, как это случилось, но страх потерять детей взял верх, и мы все оказались в России. Как тяжело переживали мы это время! Мы расстались со своими друзьями, с родными и близкими. Наш семейный уклад распался, здесь всё было чужое и непонятное. Нужно было учить русский язык, привыкать к другим отношениям в школе.
И тут на помощь пришла наша русская бабушка, наша семья пополнилась, теперь нас стало семь «я». Она в свободное от работы время занималась с нами, учила, как надо строить взаимоотношения с учителями, диктовала словарные слова, исправляла ошибки, разбиралась в наших ссорах, объясняла, как надо поступать в тех или иных ситуациях. Она была нашим ангелом-хранителем. Благодаря ей мы сравнительно быстро освоились на новом месте. А родителями я просто горжусь, что они смогли сохранить свою семью, свою любовь, наше семейное счастье. А ведь могло всё случиться иначе.
Вот уже три года мы живём в России; я получила гражданство, стараюсь принять и полюбить вторую родину.
Хорошо, когда в семье много детей. Лениться некогда. Старшие ухаживают за младшими, помогают родителям их растить, а заодно приобретают навыки труда и умение заботиться о других. Конечно, в большой семье труднее жить материально, поэтому хотелось бы, чтобы и государство поддерживало такие семьи. Но зато как хорошо, когда уже взрослые дети собираются все в родном доме, рассказывают о себе, своих детях, делятся впечатлениями. И для родителей это огромная радость и поддержка. Когда знаешь, что ты нужен кому-то, хочется жить. И хочется умереть, когда ты никому не нужен.
Нигора Аминова, 15 лет, д. Каменка
Наша семья необычайна уже тем, что в ней четверо мужчин: мой папа Валерий Леонидович, мои братья Алёша и Никита и я. И всей этой мужской компанией правит наша мама.
У неё необычайно ласковое имя – Вероника. Тоненькая, большеглазая, она и по характеру по-девчоночьи озорная, улыбчивая, приветливая. А руки у неё золотые! Она и шьёт, и вяжёт, и рисует. Её пейзажи словно говорят мне: «Живёшь на земле – присматривайся ко всему, что тебя окружает, учись видеть необычное в обычном, учись вслушиваться и понимать мир природы». На её картинках то наша красавица Ангара, то полянка в лесу, окружённая могучими вековыми соснами, то таёжный ручеек, весело перемывающий мелкие камешки, то заросшее тиной болотце, то кустик лесной ягоды. Моя мама очень нежная, ласковая, и мне кажется, она очень переживает за судьбу нас, своих сыновей. Наверное, поэтому она учит нас быть честными, трудолюбивыми, быть настоящими мужчинами. Как папа!
Мой папа Валерий Леонидович – это словно вторая половинка моей мамы: он многое умеет, да и человек он увлекающийся: рыбалка, охота, компьютер, машина, а ведь ещё и большая семья!
Я думаю, у нас всё хорошо потому, что мама с папой любят друг друга. И любят нас, своих сыновей.
Илья Пшеничниквов, 15 лет, п. Ангарский
За окном шумит дождь, ветка ранетки скребётся о раму окна, вечерний сумрак растекается по комнате. В дождливые дни я читаю. Забираюсь в тёплую постель, и фантазии писателей уносят меня в другой мир.
Тепло и уютно мне в дедушкином доме, хорошо и надёжно с родителями. Кого мне благодарить за эти минуты покоя и тишины?
…Вспоминаю, как весной мы с мамой белили и убирали в доме дедушки. У мамы ещё болела нога, но она, шутя и распевая, умело всё мыла, стирала, прибирала. Её задор передавался всем, и работа, первоначально казавшаяся неподъёмной, постепенно сдалась нам.
Или вот вчера – мне так не хотелось таскать лейки с водой для толстощёких помидоров, им и так неплохо живётся в теплице! Дедушка не дал пороку лени возобладать над моим трудолюбием и велел полить ещё и цветник перед домом. Зато после работы он усадил меня на крылечко и открыл чудо: цветы, примятые поливкой, переливались капельками воды, которые сливались со звёздами, и казалось, будто и небо попало под лейку.
Судьба, семья, счастье – впервые «взрослые» вопросы волнуют меня. Вот так из маленькой семейной гавани человек выходит в большой мир. И мне тоже нужно учиться жить и ладить с людьми, чтобы влиться маленькой, но полезной капелькой в огромный океан, имя которому Человечество.
Надежда Гордеева, 14 лет, п. Курагино
Я всегда не могла понять, где моя мама черпает силы для работы, как она всё успевает? В школе, дома, с нами поговорить, позаботиться о своих родных. В ней столько душевной энергии, теплоты, заботы, она никогда не даст грустить.
С годами я поняла, её сила – это мы, её семья! Они с папой делают всё вместе, к этому и мы приучены: убираться по дому, кушать за столом, справляться по хозяйству, ехать в лес за дровами, отдыхать на озере и т. д.
А как мы дружно заготавливаем сено на болоте! Сколько помню себя, мама всегда стоит на зароде, а папа ей сено подаёт. И так у них складно получается. Никто из женщин в округе не умеет так класть зароды, а ведь маму этому научил мой папа. Он говорит, что рука у неё лёгкая. Она не стесняется такой работы несмотря на то, что она учитель русского языка и литературы.
Мы не можем быть поодиночке. Это не значит, что мы не самостоятельные. Нет. Просто мы – СЕМЬЯ. Интересный факт – женщины нашего рода выходят замуж раз и навсегда. У них даже в мыслях нет слова «развод». Радость и горе семья делит на всех поровну.
Предки моего папы – крестьяне, сосланные в Сибирь с Украины. Его папа, Клишин Валентин Алексеевич, в далёком 1952 году приехал в наш край из Тамбова после педагогического училища преподавать математику. Тогда-то он и нашёл в сибирской глубинке свою Раечку Киёк. Дружная, крепкая, весёлая получилась семья.
Бабушка Рая очень любит нас, а мы её. Она живёт со своей дочерью, но это не значит, что мы обделили её вниманием. Она один из самых желанных гостей у нас в доме. Моя мама относится к ней, как к своей родной маме. Мама говорит: «Хочешь, чтобы у тебя в семье были мир и благополучие, научись уважать всех, кто находится не только рядом с тобой, но и их близких. Всё будет зависеть только от тебя и твоего стремления подарить радость другим».
Полина Клишина, 14 лет, с. Денисово
Как-то на уроке русского языка учительница дала нам задание закончить фразу: «Счастье – это…». Чего только не писали мои одноклассники: это любимая собака, Новый год, День рождения, здоровье, много денег… А для меня счастье – это моя семья. Все семьи рождаются для счастья. Правда, каждая семья счастлива своим счастьем, да и невзгоды её тоже разнолики. Главная в нашей семье, конечно, мама, Валентина Степановна. Мама… Мама всегда чем-то занята: то проверяет тетрадки, то готовится к урокам, то занимается делами по дому, и даже когда смотрит телевизор, тоже чем-нибудь занимается. Мама, конечно, очень устаёт, хотя мы все пытаемся ей помочь. Мы – это старший брат Коля и я. Мы каждый вечер слушаем музыку, мама очень любит, когда мы с братом играем на гармошке русские народные песни и все вместе их поём. Это благодаря ей мы освоили музыкальную грамоту. Семья – это убежище от всех бед. Это не дар судьбы, она не может быть счастливой по указке волшебной палочки, она – плод совместных усилий, стараний выстроить своё счастье, чтобы семья была радостью на всю жизнь.
Владимир Кунявко, 15 лет, с. Верхний Амонаш
Никто в нашей семье уже и не помнит те доисторические времена, когда девочек у нас ещё не было и в доме царствовало мужское начало: танки, самолёты, стрелялки, отвёртки с шурупами.
Но пробил час, и мама с папой принесли домой сестричек Сашеньку и Настеньку. Накануне волновался. Вконец измучился. Наконец рассмотрел наших близняшек. Но моим переживаниям не пришёл конец, мне всё казалось, что наша семья взвалила на себя непосильную ношу. Ведь ничего нельзя: прыгать, кричать, вести в бой солдат, громко барабаня… Дом стал захламляться бантиками, куколками, разноцветными безделицами. Папа пропадал на службе, и мне, пятилетнему, нужно было как-то учиться выживать среди этой канители.
Однажды папа подвёл меня к кроваткам и сказал: «Посмотри, как они на тебя похожи». А ведь это он нашёл философский камень, и я из тяжкого свинца терпения научился изготавливать золото счастья. Вот уже десять лет я не представляю себе жизни без Сашеньки и Настеньки. Наши девочки отлично учатся, замечательно танцуют.
Сегодня капает первый в этом году дождь. Девочки уговорили маму пойти встречать весну. Мы с папой смотрим футбол по телевизору. Смотрим вполглаза, потому что скоро у наших барышень промокнут ноги и шляпки и они прибегут, промокшие и капризные. Мы, притворно ворча, напоим их чаем с мёдом, а потом заставим парить ноги, подливая кипятку в тазик.
Артем Булат, 15 лет, г. Канск
Говорят, что родителей не выбирают, а у меня случилось так, что мне можно выбирать родителей, потому что я живу в детском доме. У меня нет ни мамы, ни папы. А иногда так хочется, чтобы они были рядом. Когда я буду взрослым, у меня будет семья, я постараюсь сделать всё возможное, чтобы мои близкие – жена и дети – были счастливы со мной. В моей семье будет двое детей: мальчик и девочка. У них будет много игрушек, книжек, с ними рядом всегда будут мама и папа. Мои дети никогда и ни в чём не будут нуждаться. Они будут учиться в школе на «4» и «5», будут заниматься спортом, а дочь будет танцевать. Мы с женой будем гордиться нашими детьми и очень любить их. Курить и пить вино я запрещу и сам буду примером для своих детей. Откажусь от вредных привычек. Выходные и праздники мы будем проводить вместе. Летом будем выезжать на природу, гулять в парке. Зимой будем кататься на лыжах и санках.
А вечерами будем собираться за большим, как у нас в детском доме, столом. Будем пить чай с пирогами, которые испечет моя жена. Начинку для пирогов я приготовлю сам, а помогут мне мои дети.
Очень здорово, когда в семье есть бабушка или дедушка. Моя старенькая бабушка, зовут её Пана, всегда заботится обо мне, но она не может меня взять к себе, потому что она очень старенькая, ей и самой нужна помощь. Я очень благодарен ей за заботу. Моя баба Пана – это солнечный лучик в моей жизни.
Да, я согласен, что самое большое счастье у человека – это хорошая семья. Человек, живущий один, никогда не будет счастлив.
Вячеслав Гребнев, 10 лет, г. Железногорск
Я считаю, что в последнее время появилась мода на равнодушие к семье. Очень часто можно услышать или увидеть, как сын не уважает отца, дочь грубит матери, внук считает стыдным помочь собственной бабушке. Но как же так можно? Ведь семья – это святое! Семья – это наш ковчег! И оставаться равнодушным к семье – значит быть неблагодарным и бездушным человеком.
Я считаю семью частью не только моего мира, но и частью планеты. Если когда-нибудь в моей жизни наступит «потоп», то я знаю, где я могу спастись. Жить без семьи – значит жить в одиночестве. Никакие знакомые или друзья не могут заменить брата или сестру, нет таких друзей, которые пройдут с нами все невзгоды жизни, которые будут рядом всегда, когда нам нужна помощь.
Я не могу понять людей, которые смело утверждают, что могли бы прожить без своей семьи и были бы счастливы иметь возможность жить одному. Такие люди не знают, насколько бесценно то время, что мы проводим в кругу семьи. «Дом», «семья» и «Родина» такие же вечные понятия, как «Бог» и «вселенная»!
Помню, как я бежала из школы в парк, где рвала для мамы сухие осенние листья. Когда я вручала их, мама принимала их так, словно я дарила ей не пожелтевшую листву, а букет роз. Те чувства, которые я испытывала в детстве, ничуть не угасли. Я не могла дать что-то действительно ценное, но я уже осознавала, как важно сказать маме, что я её люблю.
Ольга Лобненко, 16 лет, г. Канск
«Я вхожу в мамину комнату. Мама сидит, склонившись над колыбелькой. Первый утренний луч солнца уже проник сквозь оконное стекло и удивительным образом падает на мамины волосы, образуя чудесный ореол над ее головой.
Милая, любимая, родная моя мамочка, а ведь ты – Святая!»
Ростислав Матюнин, 14 лет Матушка Ольга Юревич
Всякий раз, когда я возвращаюсь из Москвы домой в Сибирь, я вспоминаю, как тронулся тот самый первый наш поезд, отходящий в никуда мокрым январем 1983 года. Вот проплыли заплаканные и испуганные лица родных и друзей, пришедших на вокзал проводить нас, потом сквозь мокрые от снега стёкла мы глядели на уходящую Москву, потом замелькали огни Подмосковья. Потом я расплакалась. Кинулась к мужу, крепко обняла его и сквозь слезы спросила: – Неужели мы всё-таки уезжаем?
Да, мы, коренные москвичи, ехали неизвестно куда за четыре тысячи километров в страну холода и снега, ссылок и непонятных «киржаков» от города, где мы родились и выросли, где всё такое привычное и исхоженное, от многочисленной родни и еще более многочисленных друзей, оставляя позади двадцать с лишним лет жизни. Никто не мог понять, зачем мы это делаем, да мы и сами объяснить не могли. Да, Москва как-то утомила, да, мы хотим жить своим умом, да, нам мечталось о большом и интересном деле. Но всё не то, не то… Сейчас, спустя двадцать лет, я вижу двух горячих, молодых архитекторов, взятых чьей-то властной и доброй рукой из уютного гнездышка и отправленных в их первое большое путешествие, главное в жизни. Путешествие, продолжающееся до сих пор. Назовите это судьбой, роком, романтикой… Мы называем Его Отцом, великим Господом. Это Он взял нас за руки, привел в Сибирь и совершил самый великий переворот, который может быть в жизни у человека.
Конечно, тогда всё казалось другим. Мы осели в Лесосибирске – молодом лесопромышленном городке, устроились на работу. Муж стал главным архитектором города, а я просто архитектором, вторым и последним. Нам дали первую в нашей жизни квартиру, и мы водворились в ней с годовалой дочкой. Началась интереснейшая работа над проектированием города. Всё в Сибири приводило нас в умиление: 50-градусные морозы зимой и 35-градусная жара летом; сугробы в рост человека и поляны жарков в лесу; грибы, которые срезаешь, пока не стемнеет; клюква и брусника, которые собираешь совками; мощный Енисей и жирные свиньи на главной улице города с объезжающими их автобусами.
Прошло пять лет. Город постепенно приобретал свое лицо. На нашем счету было уже много интересных проектов и строек. Родилась вторая дочка, а муж стал членом Союза архитекторов. Единственный некоммунист в Исполкоме, он вызывал интерес и неприятие («чё это он из Москвы, да сюда»), но с ним считались и, в конце концов, привыкли. Исполнилась наша мечта жить на «земле»: мы переселились в маленький деревянный домик с огородом. Началась перестройка, и муж ушел из Исполкома «в свободный полет» – организовал свой кооператив «Проект». И мы зажили тихой обеспеченной жизнью.
Наступила Пасха 1989 года. По традиции, привитой бабушками-смолянками, я испекла кулич и поставила его на стол. Мы сели вокруг него и задумались. Всё в жизни у нас хорошо: семья, любовь, дети, здоровье, интересная работа, друзья, дом, машина, деньги. Что еще не хватает? всё, что желали, сбылось. А на душе так пусто! И вдруг решили съездить в соседний городок Енисейск, освятить в церкви кулич. Но ничего «вдруг» не бывает. Приехали, а в церкви пусто, все отдыхают после ночной службы. Только усталый батюшка сидит на скамеечке и с кем-то беседует. Так мы познакомились с нашим будущим духовником отцом Геннадием Фастом, нас выносившим, родившим, вскормившим и до сих пор опекающим. Эту встречу я помню как сейчас, а вот всё остальное проносится передо мной какими-то фрагментами. Наверное потому, что жизнь наша понеслась вскачь, съехав с наезженной колеи в чистое поле.
Через год я на девятом месяце беременности погружаюсь в купель, а потом никак не могу вылезти из нее с моим огромным животом, и меня тащат отец Геннадий и муж. Наше венчание осенью: мы в тяжелых старинных венцах, а под ногами – мешающие девочки и на руках у какой-то бабушки орущий двухмесячный Родион. Помню мои слезы, когда муж стал неделями пропадать в енисейской церкви, а я – с тремя, без куска хлеба, продаю книги из нашей библиотеки, и на эти деньги да на детские пособия живем, сами не зная как.
Вот я выбегаю из дома с Родечкой на руках и со следующим животом, потому что меня постоянно рвет, и плачу опять, привалившись к березе, под окном детской. Почему-то очень хорошо помню, как послала девочек с Родей в коляске далеко в гости, а сама встала на колени перед иконостасом и спрашиваю: «Господи, чего Ты хочешь от меня?» А дети вдруг с полдороги поворачивают домой, врываются в комнату и бросаются мне на шею. Я сержусь, опять выпроваживаю их и опять становлюсь на колени: «Господи, чего Ты хочешь от меня?» И прихожу в себя, понимая ответ Бога.
А вот я встречаю мужа из Енисейска. Поздно. Дети (их уже четверо) спят. Он входит – тихий, серьезный.
– Зачем?
– Рукополагаться в священника.
И уходит в другую комнату. Пока я, оглушенная, пытаюсь что-то понять, он возвращается в подряснике отца Геннадия, который ему узок в плечах.
Через неделю, ранним утром я слышу звонок в дверь, выбегаю на террасу, вижу мужа и хочу как всегда кинуться ему на шею. Но не могу. Подхожу и беру благословение. Он серьезно благословляет меня, глядит своими чудесными зелеными глазами и обнимает.
А вот наш первый храм в бывшем свинарнике во дворе дома. Душно так, что часто кто-нибудь падает в обморок, теснота – не перекреститься. В узких дверях – спины, спины. Я стучусь в ближайшую и прошу: «Передайте ребенка на причастие». Чьи-то руки подхватывают Леру и почти над головами передают ее дальше, к солее. Я стучу опять: «Возьмите следующего». Так же над головами проплывает Ксюша. Потом я передаю Родиона, Лиду. Человек поворачивается ко мне опять: «Давай следующего!»
Да, через год уже была Фрося. Но в храме просторно, потому что он теперь в бывшем кинотеатре «Октябрь». И одновременно начато строительство большого кирпичного собора. Я уже ждала следующую – Сонечку, а весь город ждал собора. Семь долгих лет каждый день батюшка иногда со мною, иногда с детьми, но чаще один ходил на стройку и молился.
И помню день освящения красавца семидесятиметрового собора. Слезы на глазах батюшки, приезд владыки Антония, а я уже с семью детьми стою в храме. Старшая дочка регентует (дирижирует) хором, в котором поют еще две дочери, сын в алтаре пономарит, трое малышей около меня, а владыка рукополагает в дьякона нашего зятя Игоря, тоже москвича. «Богатства Сибири Москвой прирастать будут», – эти слова отца Андрея цитируются повсюду на полном серьезе, хотя он, конечно, шутил.
Наступил новый этап в нашей жизни. Кончились дети, родилась внучка. Я беру ее на руки и не могу понять, как это – внучка? Только недавно я держала Павлочку, пеленала, мыла. Нет, не понимаю. Я – бабушка? Но ведь я – «молодая мама». Наверное, я до самой смерти буду в окружении малышей и никогда не почувствую себя праздной (так называли в Древней Руси женщину, которая небеременная и некормящая).
Вот так в какой-то момент я почувствовала, что во мне живет книжка. Пришло время, когда она просто родилась – вышла на белые листы бумаги. В ней нет ничего придуманного, она проста, как просты могут быть дети. О детях она и написана. Семь наших детей пишут ее до сих пор.
И помню последнюю Пасху. Я испекла куличи, и после ночной службы мы сели за стол. Рядом чуть поседевший мой муж, батюшка, смотрит своими как всегда светящимися глазами, вокруг стола головки с косичками и карими, черными, синими и голубыми глазами. Среди них – серьезные зеленые глаза сына. На руках у зятя вертится внучка Женечка. Я очень устала: забегалась, замоталась, не выспалась. Позади – годы этой усталости, родов, болезней, бессонных ночей. Что впереди? Не знаю. Будет ли легче? Скорее всего, нет. Но все эти годы в душе живут радость и покой. Я их, конечно, не заслужила. Это – неоценимый подарок Бога. Ответ на все наши вопросы и нужды.
«Дети – цветы жизни» – этот избитый афоризм не так уж прост. Семь семечек посадил Бог в теплую благодатную почву нашей семьи. Мы из семечек вырастили цветы, кормили, поливали, окапывали эту рассаду. Но настанет время, когда их – окрепших, вытянувшихся – надо будет пересадить в открытый грунт жизни. Там каждому предстоит расти самому, цвести и приносить свой плод.
Катюша — наш долгожданный, старшенький ребенок. Вложено в нее больше всех остальных детей. С ней маленькой занимались и я, и папа историей, астрономией, искусствами и музыкой. Вторая Ася родилась через 5 лет, поэтому мы могли себя полностью посвятить общению с Катей. Остальным детям не досталось и половины того, что имела она. Но надо сказать, что Господь вложил в нее серьезность и целеустремленность. Эта серьезная малышка долго не разговаривала, пугая всех своей внимательной задумчивостью. Потом вдруг заговорила целыми фразами и говорила бесконечно, опять же пугая многочисленных бабушек и дедушек. Лучшие ее друзья были (и остаются) книги. Она в 5 лет научилась читать, и с тех пор без книжки застать ее было трудно.
Мы с батюшкой, выросшие в неверующих семьях, к вере пришли, когда Кате исполнилось 8 лет. Это был уже сформировавшийся, упрямый ребенок. Наше обращение сразу она не приняла, и долго на нас сыпались ее испытующие, иногда довольно трудные вопросы. Но когда они кончились, Катя поверила всем сердцем Богу, по-детски — раз и навсегда, и часто в минуты моего уныния и скорби укрепляла меня и всех младших. До сих пор передо мной стоит образ маленькой, с двумя косичками и серьезными «фиалковыми» глазами девочки, которая в далеком прошлом помогла мне понять мое предназначение, мой крест и мою радость…
Я осталась в воскресенье дома. Родился Арсений, церковь далеко — в другом городе. С утра варю, убираюсь, кормлю маленького. Очень устала. Арсений ночами спит плохо, почти все ночи у меня бессонные. А днем отдыхать некогда — столько дел с тремя детьми. Все бабушки и дедушки живут в Москве, помощников нет, вот и кручусь с маленьким Арсением на руках одна. Еще только ранний вечер, а устала так, что все мысли о том, как бы скорее спать.
Вот наконец вернулись папа с двумя старшими девочками. После службы в церкви они были еще в воскресной школе, поэтому вернулись только вечером. Младшая Ася бежит в детскую комнату к своим игрушкам, а старшая 9-ти летняя Катюша усаживается ко мне поближе и рассказывает о поездке, службе, воскресной школе. И вдруг замечает, что я ее почти не слушаю.
— Мамуль, ты что?
— Ничего, я просто устала.
— А почему у тебя глаза заплаканные? — упорствует Катя.
Я не выдерживаю и плачу.
— Сеня всю ночь не спал, кричал. Я так устала без отдыха трудиться, сил уже никаких нет, никаких! — вырывается у меня.
Катя берет мою руку в свои маленькие ручки.
— Мам, я расскажу тебе одну историю, нам в воскресной школе читали, ты послушай. Один человек нес по жизни свой крест. А крест был очень тяжелый. Несет он и стонет, несет и стонет. И чувствует — не может больше нести — так устал. Взял он и отпилил кусок креста. Попробовал — легче стало, и пошел дальше. Даже быстрее пошел. Даже обогнал одного, тоже с тяжелым крестом. И вот к концу жизни дошел он до рая. И видит: перед ним врата райские открываются, ангелы поют. Двинулся он было к раю, а прямо перед ним — ров глубокий, а внизу — тьма. Оглянулся — ничего нет, чего бы через ров перекинуть. Тогда взял он свой крест и перебросил его через ров. И встал крест в распор — тютелька в тютельку. Пошел человек по кресту, а крест качается. Качался, качался и обвалился. И упал человек прямо в тьму, в геенну огненную. Прошло какое-то время, и подходит к раю тот человек с крестом, которого первый обогнал. Еле дошел от тяжести. Видит: врата рая перед ним открываются, ангелы поют, а перед вратами ров, а во рву — геенна огненная. Оглянулся — нет ничего через ров перебросить. Перекинул он тогда свой крест через ров. А крест большой, тяжелый, лег, как мост. И перешел по нему человек ров и вошел в рай. И врата райские за ним закрылись.
— Мамуль, не отпиливай свой крест. А мы тебе помогать будем! — и Катя идет мыть посуду.
Катя — лучшая ученица в классе. Приближаются октябрьские праздники. Учительница подводит итоги по результатам учебы в I четверти. Лучший ученик будет награжден загадочным белым конвертом. Каждый старается, как может. И вот результаты подсчитаны, и на классном часе учительница торжественно объявляет фамилию лучшего ученика. Им оказывается Катюша. Учительница вручает белый конверт, и Катя идет на свое место.
— Нет, Катя, ты должна у доски вскрыть конверт, — немного обиженно говорит учительница.
Катя возвращается к доске и вскрывает конверт. Оттуда выпадает пригласительный билет на праздничный парад в честь Октябрьской революции. На парады эти никогда не ходят ни папа, ни мама, и считают его не праздником, а днем скорби.
— Ну, что скажешь? — довольно спрашивает учительница.
— Как на парад идем мы прямо в ад, — отвечает Катя и идет на свое место опять.
Дети в школе знают, что Катя верующая. В школа она такая одна, и ее часто дразнят. Вот и сегодня я опять выслушиваю Катюшин рассказ:
— На перемене Юля из параллельного класса начала ко мне приставать и доказывать, что Бога нет. Ей папа сказал, что люди от обезьяны произошли, а папа у нее очень умный. Вокруг нас ребята со всех классов столпились, кричат, на меня пальцами показывают. И Юля кричит: «Мы от обезьян произошли, от обезьян!»
Я встревожена. Боюсь, что Катя в свои 8 лет не смогла достойно ответить, может быть даже ввязалась в драку.
— А ты что сделала? — спрашиваю я.
— Мам, ты не волнуйся. Я не ругалась. Я очень спокойно сказала: «Хорошо, Юлечка, ты, если, происходи от обезьяны, а меня Бог создал».
— И дальше что? — с ужасом говорю я.
— Дети засмеялись и стали кричать: «Юлька — обезьяна!» А Юля кинулась на меня драться, — обиженно отвечает Катя.
Катя уже взрослая девушка. Окончила школу с золотой медалью и едет в Москву поступать в институт. Я переживаю, перед расставанием даже падаю духом. Почему-то так жалко эту маленькую (1,50 м) девушку, выходящую в самостоятельную, такую тяжелую жизнь.
— Катя, может тебе лучше пойти в монастырь?
— Это почему?
— Не знаю, как раньше, но сейчас женщине в монастыре легче, чем в семье. Мне так кажется. Почти каждый год рожать, растить, тянуть всю эту «команду». Нет, в монастыре легче.
— Мам, ты что? А кто Россию спасать будет? — возмущенно отвечает Катя, и больше мы к этой теме не возвращаемся.
Как-то я спросила Катю: сколько же у нее будет детей? Семь, как у меня?
— Конечно, нет. (- Ну вот, — подумала я.) Намного больше! — закончила фразу Катя.
Конечно, мы понимаем, что рождение детей зависит не от нас, а от Бога. Но готовность принять все те души, которые Бог поручает вырастить — это уже наша свободная воля. Воля, основанная на любви.
Ася — полная противоположность старшей, серьезной Кати. Жизнерадостная, крепенькая, вечно бегущая, поющая, не умолкающая черноглазая и румяная малышка. Быстро взрывающаяся и тут же остывающая, увлекающаяся наша Асюка — как она себя в детстве называла. Маленькая она очень на нас обижалась, что мы назвали ее «скучным» именем Анастасия.
— А как ты хотела бы называться? — поинтересовалась я.
— Яздундокта! — выпалила Ася и, подумав немного: — В крайнем случае Снандулия!
Четырехлетняя Ася возвращается из воскресной школы и с порога спрашивает:
— Мам, а пингвин парнокопытный?
У меня от изумления падает на пол кастрюля.
— Да зачем тебе?
— Ну как же! — отвечает Ася. — Нам сегодня в воскресной школе читали про чистых и нечистых животных. (В воскресной школе один учитель на 25 детей, от 4 до 17 лет). Кого есть можно было, а кого нельзя. Так он парнокопытный?
Я: — Да нет. Но пингвины у нас все равно не водятся.
— А если его нам в панихидку положат? — задает вполне законный вопрос Ася.
С детишками занимается батюшка. Девочки уже лежат в кроватках, Арсений в колыбельке. Папа читает главу из Священной истории, потом задает вопросы. Старшая всезнайка Катя отвечает на вопросы отлично. Ася старается тоже. Вопрос:
— Кто по профессии был Иосиф-Обручник?
Ася, довольная тем, что знает:
— Плотник.
— А что он делал? — спрашивает папа.
— Плоды сторожил! — бойко выкрикивает Ася.
Все вернулись из церкви и занялись своими делами. Маленькая Ася все еще находится под впечатлением службы, надевает на себя какой-то длинный халат, из детской сумочки мастерит кадило и начинает ходить по комнате, изображая дьякона. Так продолжается довольно долго. Все угомонились, я на кухне готовлю обед, и вдруг в абсолютной тишине из детской раздается торжественный Асин басок, советующий:
— Не упивайтеся вином, в нем же есть блу-у-уд!
На сей раз я провожу викторину со старшими детьми. Асеньку прошу назвать простое, самое распространенное русское имя. В ответ слышу:
— Сара!
Тут остается только всплеснуть руками.
— Но почему же Сара?
— Сара была женой кого? Авраама! А Авраам был верующий — значит православный. А если православный, то русский. Значит и Сара — простое русское имя.
С чем тут поспоришь? Да еще с ребенком 4-ех лет.
Арсений — единственный мальчик в нашей семье. Часто девочки объясняют этот прискорбный факт тем, что второго такого мы бы не выдержали. С самого рождения он куда-то бежит, где-то хозяйничает, постоянно падает и разбивается. В доме очень тесно. Две небольших комнатки на всех и проходная кухня. Все кровати — 2-х ярусные. Мебель стоит вплотную, и поэтому со второго яруса кровати можно перешагнуть на шкаф, оттуда прыгнуть на дверь, прокатиться на ней и свалиться на диван. Чем и занимается детвора. Арсений — самый бесстрашный. Не думая, совершает этот бесконечный аттракцион, пока я с маленькой Лизочкой на руках вожусь по дому.
Однажды слышу испуганный крик Кати, вбегаю в детскую, и на моих глазах Сеня вниз головой летит со шкафа и с глухим стуком падает на пол. Я жду страшного крика, но стоит мертвая тишина. К горлу подкатывает тошнота. Подбегаю к маленькому скрюченному тельцу, поднимаю на руки. Глаза открыты, рот открыт — не закрывается. Лицо белое-белое — никогда такого не видела. Несу Сеню на кровать. Начинаю тормошить, плакать. Девочки стоят рядом, притихшие. Батюшка далеко в Москве, только уехал и вернется через месяц. Вижу, что Сеня смотрит на меня, спрашиваю:
— Больно?
Прикрывает глаза — «да».
— Где, Сеня?
Тянет ручку к голове. Рот также открыт, не закрывается, все такой же белый. Я не могу больше, ухожу в другую комнату, плачу, молюсь. Немного успокоившись, возвращаюсь, вливаю в открытый ротик глоток крещенской воды, мажу головку маслицем от мощей Св. Серафима Саровского. Медленно тянется время. Час, другой, третий — все то же, никаких изменений. Девочки начинают хныкать, просить есть. А я сижу около Сени, и ужин естественно не готов. Тогда открываю банку рыбных консервов, нарезаю хлеб и тут же около кроватки кормлю девочек. Вдруг Сеня тянет ручку ко рту, тоже хочет есть. Я, обрадованная, сую ему в по-прежнему открытый ротик кусок рыбы и тут же у него начинается рвота. Как-то медленно изо рта выползает что-то густое и черное. Я уже не выдерживаю и бегу к соседке через улицу, у которой есть телефон — звонить в Москву батюшке. Но соседка, узнав, в чем дело, берет все в свои руки и вызывает Скорую. Пока я иду домой, подъезжает машина, и вместе с пожилой женщиной — врачом мы входим в дом. Навстречу нам весело выбегает Арсений, жуя яблоко. Я понимаю, что меня ждут объяснения за ложный вызов. Но опытный врач высаживает меня на диван и заставляет рассказать все, как было. Все случившееся я пересказываю ей и слышу тревожный голос:
— Немедленно в больницу! Необходимо сделать снимок черепа. В лучшем случае — сотрясение мозга, в худшем — черепно-мозговая травма.
Понимая каким-то чутьем, что Сеня спасен, и ничего этого уже не надо, пытаюсь отказаться:
— Я не могу, в моем положении… (Я на 7-ом месяце беременности, на руках маленькая Лиза). Врач обещает, что мы все равно окажемся к утру в больнице с ухудшением.
— По крайней мере не давайте ему есть, можно чуточку воды. — На прощанье получаю я совет.
Надо ли говорить, что всю ночь я не спала, бегала к кроватке Сени и слушала, дышит ли он? А утром обойдя его тарелкой каши, я услышала возмущенный рев. И, махнув рукой, начала кормить сына.
Этим же утром к нам заехала участковый врач, увидев отметину о вызове Скорой помощи в журнале. Мне пришлось уже в третий раз пересказывать ужасную историю и выслушивать мнение о моем неразумии. Хотя элемент чуда врачом был все-таки признан.
— Что же спасло его?
И тут Сенечка, вертевшийся у нас под ногами, выбегает из комнаты и возвращается с маленькой иконой Св. Целителя Пантелеймона, своей любимой, с которой он пролежал на кровати эти страшные 3 часа. Сует икону врачу.
— Красивое лицо, — задумчиво реагирует наш врач и уходит.
Позже, успокоившись, я говорила детям об Ангеле-Хранителе, как он подставляет свои могучие крылья, когда ребенок падает и спасает от верной смерти.
А еще день спустя, я, стоя, как всегда у плиты на кухне, слышу тоненький Сенин голосок:
— Прыгай, тебя Ангел поймает!
Придерживая живот, бегу в детскую и вижу на том же самом шкафу маленькую Лизочку (и как забралась?) в полной готовности к прыжку.
— Стой! — кричу я и с дрожащими руками и ногами снимаю ее со шкафа.
Вечером провожу беседу на тему: «Не искушай Господа Бога своего».
Чудесный человек есть в нашей церкви. Тридцатитрехлетний Андрей. Всех нас ласково называет сестричками, никогда не откажет в помощи, ходит на все службы. Часто приходит ко мне, предлагает свою помощь. Я конечно не отказываюсь. Батюшка целыми днями и ночами в делах и заботах, единственный мужчина в доме — четырехлетний Арсений. К тому же есть возможность человека накормить и поделиться семейным теплом. Андрей живет один в общежитии, родители далеко.
Вот и сегодня, в понедельник Андрей установил в сервант вместо разбитого детьми стекла лист ДВП и сидит на кухне, кушает домашний борщ. Андрей немного странноватый, рассказывает, как вчера ходил после службы на кладбище гулять и увидел свою могилу.
— Свою? — спрашиваю я.
— Ну, нет. Имя, отчество мои, а фамилия не моя. Год рождения опять мой. И так грустно стало: вместо креста на пирамидке звезда. Я написал на листочке: «Мама, поставь мне крест», и сунул за табличку.
Слушать это было жутковато. А на следующий день в церковь приехали люди с работы Андрея и рассказали, что он погиб. Во время припадка (Андрей страдал чем-то вроде эпилепсии) он упал и стукнулся виском об угол стола.
Хоронили его наш приход и организация, где он работал. Причем на работе ему приобрели пирамидку со звездой, но после рассказа о том, какую записку он написал на кладбище накануне, на могилу поставили большой деревянный крест, сработанный в церкви. От родителей пришла телеграмма, что приехать на похороны нет никакой возможности. Андрея все очень любили, и на отпевание и поминки собралось много народа.
Шел Великий пост. Служба каждый день, усталость, масса дел. В 9-ый день помянули Андрея в трапезной и разошлись. У меня еще мелькнула мысль рассчитать сороковой день, но понадеялась на прихожан — столько их было на отпевании.
И вот как-то в воскресенье я собираю детей в церковь, а Арсений вдруг говорит:
— Вари коливу (так он называл кутью).
— Зачем?
— Андрей говорит: «Ешьте коливу — меня вспоминайте».
— Какой Андрей? У него кто-то умер? (У нас в приходе несколько Андреев)
— Да нет, наш Андрей. Он сам умер.
Я с недоверием посмотрела на Сеню. Но все же рассказала батюшке. Тот сказал, чтобы сварила кутью и отнесла в церковь.
— Помянуть никогда не лишне.
Я сварила и в церковь пришла с мисочкой поминальной кутьи. Там подошла к нашей требнице бабе Шуре и спросила, когда сороковой день со смерти Андрея. Баба Шура всплеснула руками:
— Да вчера было!
— А кто-нибудь сороковины отмечал?
— Какое там! Три службы, замотались.
— Ну хоть кутью-то сварили?
— Нет…
Я протянула мисочку:
— Вот Андрей просил кутью кушать и его поминать.
Придя домой, я долго тормошила Арсения, спрашивая:
— Как Андрей тебе про кутью сказал?
— Пришёу и сказау!
Я опять: — Но как?
А он непонимающе смотрел на меня своими зелеными глазами и все повторял:
— Ну сказау, и сказау.
Арсений всегда удивлял нас. Он не особый фантазер, довольно замкнутый и молчаливый мальчик, хотя и сорванец. Но в свои 3–4 года он иногда говорит такое, что мы понимали: для него открыт такой мир, который для нас (да и для всех) является закрытым. Случай с Андреем был далеко не единственным.
Как-то Сенечка приболел и лежал в кроватке. Вообще, он болел всегда без каких-либо капризов, слез. Тихо лежал, сложив руки на груди, держа любимую икону Св. Целителя Пантелеймона, приговаривая:
— Грешиу, грешиу. Теперь лежи, Сеня, не греши.
Но тут я услышала громкий плач, и подойдя к его кровати, увидела, что он просто заливается слезами.
— Что ты, Сеня? Тебе так плохо?
И вдруг Сеня начинает взахлеб просить:
— Мама, молись за бабушек!
— За каких бабушек?
— Которых мы с папой отпевали. (Сеня с 3-ех лет ходил с папой на отпевания, кое-где помогал, зажигая свечи, подавая кадило).
— Да что такое? — пугаюсь я.
И тут Сеня начинает рассказывать:
— Ты думаешь, когда бабушек в гробу в землю опускают, они там остаются? Нет, они глубже проваливаются, падают, падают и так кричат!
И опять просит:
— Молись за них, молись!
— Но я не знаю их. Это вы с папой отпевали. Ты сам помолись.
— Да я молюсь, а они все равно кричат.
Пришлось мне встать на колени прямо около кроватки и молиться:
— Господи, Ты сам знаешь, за кого я молюсь. Прости их, спаси и пощади.
Так мы с ним вдвоем и молились. А когда он немного успокоился, то рассказал, что те бабушки, которые верующие были, после отпевания в земле тоже не остаются, падают. Только не вниз, а «на небо».
На Пасху мы со старшей Катюшей подарили Арсению сшитую из старого материала маленькую розовую ризу. Уж очень он любит играть, как будто он — священник в церкви. Риза очень Сене понравилась, и в ближайшее время я слышу из своего «кабинета» — кухни: служба началась.
Арсений в новой ризе, в руках кадило (вязанное кашпо), Катя и Ася поют на клиросе. Арсений дает возглас:
— Господу помолимся!
Девочки, красиво, на два голоса:
— Господи, помилуй!
Арсений опять:
— Господу помолимся!
Девочки опять очень красиво:
— Господи, помилуй!
И так раз пять подряд. Сенечке 4 годика, больше видимо он ничего не запомнил. Катюша шепотом подсказывает брату:
— О граде сем, Господу помолимся.
Арсений твердо возглашает:
— Господу помолимся.
Девочки отвечают, а катя шепчет опять:
— Заступи, спаси, помилуй и сохрани Боже, Твоею благодатию.
И тут Арсений тихо спрашивает:
— Кто здесь священник?
— Ты, Сенечка.
— Тогда, Господу помолимся!
И опять бесконечно слышится тот же возглас и красивое пение послушных «маленьких женщин».
Можно подумать, что Арсений — этакий маленький мужичок с большим самомнением. Но это совсем не так. Он на редкость критично к себе относится. Даже в письмах бабушке и дедушке в Москву он неизменно подписывается: «ваш грешный внучок Арсений». И хоть мне он доставляет массу хлопот, иногда обиду и слезы, но никогда не заснет не раскаявшись, не омыв слезами свои грехи и не выпросив себе прощения.
Вот я после довольно тяжелого дня, расстроенная и в общем-то сильно обиженная, подхожу к его кроватке, чтобы благословить на ночь. И вдруг в темноте чувствую, как со второго яруса ко мне метнулось худенькое тело, а ручки обвили шею. Сеня горько плачет, приговаривая:
— Прости меня. Как я тебя сильно обижаю!
— Зачем же ты делаешь это? Ведь ты меня любишь?
— Я очень тебя люблю. Я не хочу обижать, а все обижаю и обижаю. А вот он тебя не любит и мне говорит.
— Да кто, он? — непонимающе спрашиваю я.
— А бес. Он тебя не любит.
Потом помолчал и шепотом:
— А папу ненавидит.
Арсений хорошо помнит, как он был маленьким. Недавно рассказал, что помнит, как он был у меня в животе:
— Было всегда темно, а потом вдруг становилось светло. Это ты вставала на солнышко.
Часто он вспоминает, как маленьким упал со шкафа. Это вспоминается тогда, когда я ругаю его за плохие отметки.
— Что ты хочешь? Ведь я упал со шкафа, стукнулся, а теперь ничего не понимаю.
Но вот он принес пятерку за сочинение по литературе, и я вспомнила его любимое оправдание:
— Вот видишь! Все ты понимаешь, просто ленишься. А ты — «упал, стукнулся».
— Да нет! Это я по математике стукнулся, а не по русскому.
Сенечка подрос. Стал серьезнее. И разговоры у нас тоже серьезные.
Приближается Рождество. В гимназии идет подготовка к Рождественской елке. Распределяют роли. Арсений, вернувшись домой, подсел ко мне.
— Мама! Я уже четвертый год все пастушок, да пастушок. Костя — воин, Сашка — фарисей. А я все пастушок. Почему?
Я вижу его расстроенное лицо и пытаюсь утешить:
— Может, ты вырастешь и станешь пастухом.
— Это как?
— А вот как. Священник — это пастух своего стада. А мы все — овечки у него. На Западе священника так и зовут — пастор. Вот и будешь ты таким пастухом. И поведешь свое стадо вперед и вперед.
Арсенька, подперев щечку, грустно вздыхает:
— Ох, куда же я их заведу…
Лиза — это наша с батюшкой услада. Тихая, кроткая, любящая, трудолюбивая девочка, которая каждый день молится: «Господи! Дай мне дать!» Чудесный, нежный цветок. Наверное, в каждой многодетной семье есть такой «Божий подарок». Все в ней радует. Но есть в ней этакая «вороность», в смысле:
— Экая ты ворона. Опять все перепутала, или забыла!
Понятно, что это происходит от ее задумчивости, самоуглубленности, но довольно часто она подводит кого-то из нас или даже всю семью.
В этому году в первый день Великого поста батюшка собрал всех детей и перед тем, как благословить их на пост, каждому указал, с каким главным пороком тому надо бороться. Тут были и гордость, и лень, и вранье, и непослушание. Лизочке батюшка долго втолковывал, что нельзя быть такой рассеянной, разбросанной и подводить всех вокруг. Лиза с большим вниманием выслушивала папины поучения и смотрела на него с такой решимостью, что я внутренне за нее порадовалась.
Наконец кончились наставления всем, включая маленькую Марфеньку, детишки вереницей потянулись к папе под благословение. Получив его, побежали к себе. Последняя медленно идет Лиза. Не дойдя до комнаты, вдруг возвращается.
— Папа! Я обязательно буду бороться со своим главным грехом! Только я забыла — с каким?
На сей раз Сеня с Лизой дома вдвоем. (Сене 4 года, Лизе — 2,5). Оборудовали детскую комнату под церковь. Сеня одел свою розовую ризу. Даже подготовил из воды и хлеба причастие. А Лизочка — многодетная мама в платочке. Собрала всех своих и чужих кукол, одела им платочки и всех принесла на «службу».
А служба идет. Вот Сенечка вышел причащать, и Лиза одну за другой подносит своих кукольных деток. Я на кухне слышу, как довольно долго длится это действие. Осталась последняя кукла с синими волосами, новая, дорогая, только недавно подаренная дедушкой. Лизочка интенсивно ее трясет и не подходит к причастию.
— Ты что? — спрашивает Арсений.
— Она пачет.
— Почему плачет? Причащать не буду, пока не успокоишь.
Некоторое время длится тишина.
— Ну как?
— Все пачет.
— Ну успокой.
Спустя 5 минут.
— Что?
— Все пачет.
— Тогда ложь. Отпевать буду.
Из комнаты раздается протяжное: «Со святыми упокой», и вот оба выбегают ко мне на кухню и буквально брякают об стол коробку с синеволосой куклой.
— Что вы мне тут бросили? Уберите сейчас же!
— Это мы ее похоронили. Нам некогда, мы еще службу не докончили.
Убирая вечером коробку с куклой, я вдруг обнаружила, что голова ее почти отвалилась. Резиновая шея как будто лопнула, и не заклеить. Постояв немного с коробкой в руках, я понесла ее на помойку хоронить, пока дети спят.
Уже вечер. Дети легли спать в кроватки. У меня наступило время, когда я могу с большей эффективностью заняться делами. Я у «рабочего станка» — на кухне. У Сени с Лизой в темноте идет тихое перешептывание на волнующие темы. Сеня:
— Лиза! А я решил больше не грешить.
— ЗдОрово, Сенечка!
— Ну и ты не греши.
— А я не могу, все грешу, — вздыхает кроткая Лизочка.
— Вот я не буду грешить, — развивает тему Арсений, — и у меня крылья вырастут.
— Как у Ангела?
— Как у Ангела!
— Ой, здОрово! И в церковь опаздывать не будешь.
Молчание. Вздох Лизы. Сеня переходит в наступление.
— Да ты возьми и не греши.
— Не могу я.
— А тогда окажешься в аду. Там страшно и огонь горит.
— А может там не так страшно?
— Попадешь — узнаешь! — отрезает Сеня, и спустя немного времени я слышу ровное дыхание двух моих спящих богословов.
Когда родилась маленькая Марфенька (седьмая), я вдруг неожиданно вышла на работу. Дело в том, что наш приход открыл православную гимназию. То есть общеобразовательную школу, но с христианским направлением образования. Гимназия должна была оправдывать свое название, а это значит, что в ней ведутся такие предметы, как греческий, латинский, мировая художественная культура. Вот на МХК как раз и не нашлось специалистов в нашем маленьком городе. А я закончила Московский архитектурный институт, и батюшка попросил выручить гимназию. Сколько я не доказывала, что это невозможно — безрезультатно. И лишь тогда, когда отец Андрей очень строго меня благословил быть учителем — я стала им.
Трудно было очень. Маленьких детей: Дуню, Аню, Марфу приходилось оставлять дома одних и убегать на уроки. Иногда, когда дома оставалась Лизонька, я была за малышей спокойна. Конечно на перемене старалась быстренько позвонить домой.
— Лизонька, лапонька, как вы там?
— Все хорошо! — раздается тоненький голосок.
— Детей накормила?
— Да.
— Марфочке суп протерла?
— Протерла.
— Как она ела?
— Хорошо. Все съела и укакалась.
— Ты ее помыла?
— Помыла.
— Баиньки уложила?
— Да.
— Давно?
— Уже час спит.
— Ну, молодец! Я скоро приду.
— Ага… А кто это?
Дуня — крепкий, толстенький, черноглазый и очень настырный человечек. Батюшка называет ее «неотступная вдова», есть такой образ в одной и притч Евангелия. Если Дуне чего-то надо, она может часами ходить за тобой, бубнить бесконечно басом, пока твоя голова ничего, кроме ее требования воспринимать не будет. Есть надежда (и мы молимся об этом), что нам удастся направить этот ледокол в нужном для Церкви направлении. А пока Дуня добивается того, чего хочет. А хочет она постоянно есть.
Дунечке 1,5 года. Недавно покормила ее завтраком, отправила играть, а сама начинаю варить наше ежедневное «ведро» супа, чтобы успеть к обеду. Стою у плиты, вдруг слышу сзади себя басок. Дуня поет: «Отче наш…». Я оборачиваюсь и объясняю Дуне, что обед будет нескоро, я только начала готовить. (Молитву «Отче наш» мы все поем перед каждой едой, и Дуня это хорошо усвоила). Дуня внимательно слушает мое объяснение и вразвалочку уходит.
Спустя минут 15, я вздрагиваю от Дуниного баса:
— О-о-отче на-а-а-аш…
— Дуня! — начинаю я доходчиво объяснять:
— Суп варится долго, а я только режу. Смотри, еще не дорезала. Когда сварю — я тебя позову. И вообще, ты хорошо позавтракала. Иди поиграй.
Дуня сразу уходит. Но когда я наконец засыпала все овощи в кастрюлю и закрываю ее крышкой, за спиной раздается громкое «Отче наш».
Я уже сержусь, и просто приказываю Дуне уйти. Наконец приступаю ко второму. Суп благополучно булькает. Но что это? Знакомый голос изголодавшейся Дуни взывает к Отцу Небесному, и я не выдерживаю, наливаю ей полусырой суп, потому что впереди еще целый день, я нужна детям. И мне надо сохранить свои силы.
В город за пиломатериалом прилетели две монахини из известного всей России монастыря. В 7 утра они были уже у нас дома. Активные, громкоголосые, уверенно выполняющие возложенное на них послушание. Батюшка в отъезде, а я немного растерялась перед такими деловыми гостями. Сразу показалось, что они заняли весь наш маленький домик, что они — хозяева, а я у них в гостях. Постоянно слышалось: Мать Ольга — туда, мать Ольга — где. Я поспешила накрыть стол, выставила все наши сибирские деликатесы. Помолились перед едой и дородная мать В. сама благословила мою стряпню и приглашающе указала на стол. Я присела и поела с ними вместе. После еды матушки оккупировали телефон и переговорили с несколькими городами в разных концах России.
И тут проснулись дети. Высыпали горошком из детской и стали знакомиться с гостями. Я тихонько присела в сторонке.
Но вот на сцену выступила Дуня. Четкой походкой она подошла к матери В. и задала свой первый вопрос:
— Ты что, игуменья?
— Нет, — растерянно ответила мать В.
— Тогда почему ты такая толстая? — раздался вопрос № 2.
Мать В. упала на диван и совершенно по-детски парировала:
— А ты сама толстая.
— И то верно, — философски ответила Дуня и отошла ко мне.
Я беру Дуню на руки, обнимаю и целую. Она с горячностью осыпает мое лицо поцелуями, как бы говоря:
— Не бойся, я тебя в обиду не дам.
— Я знаю, — тихонько шепчу ей на ушко.
И вдруг в доме все встало на свои места. Гостьи притихли, а я в душе рассмеялась: моя толстая защитница.
На общей вечерней молитве Дуня молится дольше всех. У нее очень близкие отношения с Богом, и она скрупулезно благодарит Его за все те радости, которые Бог послал ей в этот день.
— Боже! Благодарю тебя за вкусную кашу. И за борщ, и за котлеты. Господи, благодарю и за булочки с маком, компот, чай и морсик. Благодарю Тебя за запеканку со сметаной и конфеты!
Я научила старших детей не смеяться над молитвой малышей, а тут сама еле сдерживая улыбку. Наконец Дуня замолчала, и я даю слово следующему ребенку. Тихо льется детская молитва. Вдруг она прерывается громким криком Дуни:
— Забыла! Забыла! Ой, забыла!
Мы все в испуге подскакиваем. Я объясняю, что прерывать чужую молитву нельзя. Прошу Дуню потерпеть. После окончания молитвы Дуня наконец получает слово:
— И за вермишель, Господи, спасибо! — выпаливает она и блаженно вздыхает.
В молитве перед сном я постоянно слышу, как Дуня (8 лет) благодарит Бога, что у нее такие хорошие мама и папа, и что они так хорошо детей наказывают. В недоумении я как-то спросила, за что же тут благодарить?
— Да как же! — в свою очередь удивилась Дуня. — Спасибо тебе, мамочка, огромное, что ты нас наказываешь. Мы грешим, и Господь должен же нас наказать. А наказываешь ты — а это легче!
Анечка… Чудесная маленькая дюймовочка со сверкающими голубыми глазами в длинных черных ресницах и вьющимися светлыми волосами. Стоит рядом с сестрой Дуней (2 года разницы), как из совсем другой семьи. Нет, как из другого народа. Ее почти не видно и не слышно, и люди, побывавшие в нашей семье, не могу потом вспомнить, какая она такая — Анечка, и была ли она вообще. Она левша, немного чуднАя, говорит очень длинно, и поэтому никогда не успевает ничего рассказать. Остальные дети вступают со своими проблемами.
Но если мы вдвоем дома, я запасаюсь терпением и выслушиваю ее бесконечные рассказы. И тогда только начинаю понимать, какой интересный у нее внутренний мир, сколько она чувствует! Но это бывает нечасто.
Все дети в маленьком возрасте смешно коверкают слова. Например, Арсения мы до сих пор между собой зовем Пакишон (у него была любимая куртка с капюшоном). Или, например, чудесный старый мультфильм «Конек-горбунок», Сеня называл «Конек-горбунёк», Аня — «Конек-погонек», а Дуня — «Конек-долбунок».
Но все же Анечка по части новых слов — непревзойденный лидер семьи. Инваляша (неваляшка), измачкал (испачкал), напитно (сытно) — это только цветочки…
Как-то раз я была очевидцем такой сцены. Трехлетняя Анечка сидит на полу и сама с собой играет. Вдруг как ураган налетают Дуня с Лизой и тут же убегают. Анечка, вздохнув, сообщает:
— Вот воровчиты. УкрАдали мою козочку, почуму што я ее поцелула.
Аня любит играть одна, но ей это редко удается. В компании ей хочется каких-то тихих игр, но кто ее слушает?.. Вот она играет с Дуней и Лизой и нежным голоском спрашивает:
— Я кто? Мама?
Дуня сурово отрезает:
— Нет! Бандит!
Но Аня нежно:
— Нет… Я мама бандита.
Ане уже 7 лет. Скоро в школу. Недавно она в первый раз исповедовалась, чувствует себя почти взрослой и старается относиться к себе требовательно.
Уже поздно. Я помолилась с малышами, почитала им книжку и уложила в кроватки. Потом побыла немного со средними и также уложила их, благословив на ночь. Остались старшие, поговорила и с ними. Наконец и они пошли спать. Я облегченно вздыхаю. Можно в тишине поделать оставшиеся дела или даже немного пообщаться с батюшкой. Но вдруг приходит Арсений и говорит, что Дуня не спит. Я поднимаюсь наверх (мы уже переехали в просторный новый дом) и вижу, что Дуня стоит, уцепившись за ручку двери и хлопает сонными глазами.
— Ты почему не идешь спать в комнату?
— Там Аня кается.
— Как кается?
— Стоит и кается!
С уважением относясь к такому процессу, я не стала вмешиваться, а спустилась вниз и занялась своими делами.
Прошло пол часа. В доме тихо и темно. Думая, что все давно уже спят, я поднимаюсь наверх и вдруг вижу несчастную Дуню, все еще цепляющуюся за дверную ручку, но уже сползшую на пол и почти спящую.
— Что ты висишь?
— А Аня все кается.
Захожу в комнату. На коленях в пижаме стоит маленькая Анечка, ручки сложила и плачет.
— Аня, что это с тобой?
— Мама! Я хочу быть хорошей, но все делаю плохо. Ничего у меня не получается; Бог меня не простит.
— Но Он всех прощает, кто кается в грехах.
— А меня не простит.
— Он и разбойников раскаявшихся прощает.
— А меня не простит.
Тут не обойтись уже без батюшки. Отвожу Аню вниз и ставлю перед отцом Андреем. Тот сажает Нюшу к себе на колени и долго с ней разговаривает. Потом они вдвоем молятся. А я тем временем отношу в постель сомлевшую Дуню, не пожелавшую нарушать тайну покаяния своей младшей сестренки, поражаясь ее долготерпению.
Марфенька — наша младшенькая. Так просит называть ее батюшка. Он не любит слова «последняя». На Пасху ей исполнилось уже 5 лет. Вот на эту Пасху она и преподала мне большой урок.
К 12 ночи я с малышами, нарядными, возбужденными, подхожу к Собору. Катя, Ася и Лиза уже поют на клиросе, Арсений пономарит в Алтаре, так что на руках у меня всего трое.
Ровно в полночь начинается торжественный крестный ход. Народу — не сосчитать. В Соборе около 2 тысяч и невместившихся столько же перед ним на площади. Мы с девочками стараемся идти в самом начале крестного хода, здесь еще все организованно и чинно. Но нас оттесняют все дальше и дальше, где толпятся горожане, пришедшие посмотреть и как-то поучаствовать в великом торжестве Церкви. Храм стоит на берегу Енисея, здесь всегда дуют сильные ветра. Поэтому мы решили наши свечки не зажигать, все равно задует. Но Марфочка настояла, чтобы у нее свечку зажгли, и идет, тщательно оберегая свой огонек. А я оберегаю своих девочек, чтобы их не толкнули и не уронили в толпе. А давка страшная. Вокруг люди, люди и я почти не вижу между ними внизу мою маленькую дочку. Вижу ее огонек.
Наконец протискиваемся в Собор, добираемся до солеи, и я усаживаю на нее девчоночек, т. к. места стоять уже нет. Проходит час и два чудесной пасхальной службы, и я вдруг замечаю, что все три девчушки заснули. Что с ними делать? Растолкала их и повела домой, немного поспать до причастия. В храме стало чуть просторнее, потому что многие не выдержали долгого ночного стояния и вышли подышать свежим ночным воздухом.
Мы спускаемся по ступенькам храма, проталкиваясь через хохочущих, курящих, обнимающихся, просто выпивших, людей. После храма — чистого, сверкающего и поющего, все тут возмущает. Кажется, что мы провалились на какое-то грязное дно. Я стараюсь поскорее пройти, вслух сама с собой разговаривая:
— Ну зачем эти люди пришли в храм? Что тут делают? Кому они здесь нужны? — задаю я риторические вопросы. Вдруг мою руку дергает Марфорчка:
— Нужны!
— Да зачем же?
— А чтобы мне свечку не задуло!
И я вспомнила маленький огонек единственной среди нас Марфочкиной свечи, со всех сторон окруженный людьми, людьми, людьми.
Взрослые относятся к детям, как к глупым несмышленышам. Даже интонации наши при разговоре с ними становятся учительски-снисходительными. Конечно, они маленькие, беззащитные, требующие постоянного нашего внимания и заботы. Но это — в материальном, так сказать, мире. А вот в духовном — очень надо еще подумать, чему мы их можем научить.
«Если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное», — сказал Христос (Мф. 18:3). Почаще бы нам вспоминать эти слова, прилагая к себе, размышляя, чему мы можем поучиться у детей. Жизнь с детьми — постоянная учеба, вечное назидание. Многие ли из нас умеют молиться? А вот дети рождаются с этим даром. Как они разговаривают с Богом! Как Он близок им! Как просто и бесхитростно поверяют они Ему свои беды и проблемы, и как быстро Бог отвечает им.
Каждый вечер перед сном мы молимся вместе со средними и младшими детьми. Старшие постепенно отходят от «детских» молитв и молятся сами наедине. Малыши, подрастая, постепенно подключаются к семейной молитве, и вот уже вместо их «Гоподи, милуй», раздаются первый слова к Богу, осознанные и трогательные.
У нас есть небольшое молитвенное правило (большое взрослое по-моему детям «неудобоваримо») — это Трисвятое, молитвы Господу, Божией Матери и Ангелу Хранителю, молитвы о живых и мертвых. А потом я спрашиваю: кто-то хочет еще помолиться? Почти всегда все хотят что-то сказать Богу своими словами. И вот потекла к Нему чистая речка детских молитв.
Представьте, что Вы стоите на коленях, окруженные детишками, и вслушиваетесь в их простые, мудрые слова молитв.
Лиза (11 лет). Помоги нам, Боже, жить друг с другом ни как звери, ни как дикари, ни как ягненок и леопард, а любить, как Ты.
Дуня (8 лет) Господи, сохрани Анечку и Марфочку от соблазностей.
Благодарю Тебя, что мы не бедные и не богатые.
Марфа (4 года) Спасибо, Боже, за такую хорошую мамочку, за такого хорошего папочку, за все хорошее-прехорошее. Дай, Господи, хорошую еду и чтоб не было поноса.
Дуня (9 лет) Спасибо, Господи, что Ты исцелил Алексея Васильевича, такого хорошего человека, его плоть, а также его душу.
Аня (7 лет) Господи, дай мамочке и папочке еще хоть немножко пожить после того, как им надо будет умирать.
Дуня (6 лет) Господи, дай, чтобы мы не баловались и не ленились. Чтобы мы не психовали, не обзывались дураком и бичихой. Чтобы все неверующие люди поверили в Тебя.
Благодарю, что Ты создал Землю, Солнце и людей: Адама и Еву. Прости им грехи, уж столько лет прошло… И возьми к Себе обратно в рай.
Арсений (9 лет) Господи, сохрани маму и папу. Дай им много лет жизни, чтобы они не умерли, пока нас не воспитают хорошими людьми.
Дуня (7 лет) Нам не жалко золота, нам ничего не жалко. Возьми, Господи, все-все золото Себе, нам ничего не нужно, только нужен нам Ты!
Примечание: О каком золоте Дуня говорила, для меня долго было загадкой, дома золота никакого нет. Но вот недавно меня поразили слова древнего псалмопевца: «Заповедь Господа светла… Суды Господни — Истина… Они вожделеннее золота и даже множества золота чистого, слаще меда и капель сота» (Пс. 18.9-11). Как созвучны они с детской молитвой.
Редко бывает так, чтобы вся семья собралась вместе. Но все же бывает. Чтобы это случалось чаще, мы придумали проводить семейные концерты и викторины. Все дети учатся в музыкальной школе, и это им не трудно. Просто сыграй, что сейчас разучиваешь, и все. Так просто и вместе с тем, какое счастье собраться всем в кружок, устроить импровизированную сцену, выбрать конферансье (желательно с чувством юмора) и купить маленькие сувенирчики или сладости рублей на 50. Это обязательно, чтобы было ощущение праздника. Такие концерты мы стараемся проводить каждое воскресенье. Утром все в храме, а вечером — в семье. Есть у меня одна из самых любимых песен:
«Мой дом и я служить хотим
Тебе, Господь, лишь одному».
Наши воскресные вечера — ради семьи, а семья — ради Бога.
Кроме концертов есть в семейной традиции и библейские викторины. Правда для этого мне приходится почти целый день рыться в книгах, писать вопросы, распределять их для каждого ребенка, ведь даже разница между ними в 2–1,5 года много значит в познании Библии и осмыслении ее. Надо еще учитывать и характер, и способности каждого ребенка. Честно сказать все это довольно трудоемко, но как иначе укрепить наш семейный союз и помочь каждому на его пути веры? И обязательно в конце — маленький подарочек за участие, за старание, за особые познания, за оригинальность ответа… Каждому за свое, но обязательно — каждому.
Два раза в год дети сами ставят домашние спектакли на христианскую тему — в Рождество и Пасху. Участвуют все, учат роли, мастерят декорации и костюмы, подбирают музыкальное сопровождение, а мы с батюшкой — зрители, для нас это сюрприз. У каждого уже обнаружились некоторые таланты: Ася и Арсений — хорошие режиссеры, Дуня — семейная примадонна (все главные роли неизменно ее). А после спектакля происходит волнующее событие: каждый каждому дарит подарок к празднику. Подсчитайте, сколько их оказывается у нас, включая присланные из Москвы бабушками и дедушками.
Не так часто проходят тематические конкурсы, но запоминаются они надолго. Однажды мы объявили конкурс на лучшую декламацию. Зная, как дети не любят учить стихи наизусть, я предложила им прочитать любое понравившееся стихотворение по книжке, но обязательно с выражением, подобрав к нему музыку (у нас очень много аудиокассет) и, желательно, в соответствующем костюме. Дети готовились неделю, и вот конкурс состоялся. Она нас просто потряс! Начать с того, что все (друг от друга в тайне) выбрали стихи с христианской тематикой. Затем из ничего смастерили костюмы и подобрали чудесную музыку. Дуня, в строгом костюме, под увертюру из «Лебединого озера» Чайковского прочила а стихотворение об убитых в годы революции детях. Лиза — поэму Нансена «Маленькая христианка» в костюме молодой римлянки под музыку Танеева «Иоанн Дамаскин», Арсений — чудесное стихотворение Т. Зотовой «Следы» под «Метель» Свиридова, а Ася — «Давида» Бунина под еврейскую национальную песню в оригинальном палестинском костюме. Мы с батюшкой тоже участвовали в этом конкурсе и как все получили приз. Призы выдавались всем за самое, самое… (каждому за свое). В этот день каждый ребенок открылся нам с неожиданной стороны; так Господь посылает нам нечаянную радость.
Когда мы переехали в новый дом, нам захотелось как-то отблагодарить наш старый домик, столько лет прослуживший верой и правдой, принявший всех родившихся детей в свои тесные, но уютные объятия. И мы объявили конкурс «Наш старый дом». Сколько трогательных объяснений в любви прочитали мы потом, какие чудесные и смешные рисунки поступили на конкурс! Вот, например, стихотворение восьмилетней Дуси:
Я очень люблю наш старый дом.
Лишь мы уедем от него,
Я буду скучать о нем,
Я не хочу уезжать отсюда.
Но мама сказала: «Пойдем, дочура».
Грустно смотрела я ему вслед.
Но старого дома вовсе уж нет.
Приехали в дом новый.
И стало вдруг весело мне.
Забыла про старый я.
Вдруг слышу я нежный колокольчик,
Это мама созывает нас кушать.
Сижу у окна и гляжу я
На старый дом из окна.
Но не видать милого друга.
Лишь только слышно
Воет вьюга.
Утром проснулась я и обрадовалась.
Я кричала: «Ура!»
Меня отвезут в старый дом.
Старый дом стоял по-прежнему
И дожидался меня.
А это написал Арсений:
«Наш старый дом… Мне он очень нравится. Когда мы переезжали, мне, как ни странно, не хотелось покидать его. Этот дом слышал смех детей и плач старших, и веселье. В нем, если посчитать, я провел 12 Рождеств. Этот дом был уютным, он хорошо построен, хотя уже разваливается. В старом доме всегда то титан сломается, то раковина засорится. В конце концов уже туалет валится, страшно, как бы крыша не свалилась. Но это конечно не его вина, а папина. Его вообще дома нету, по крайней мере — в старом. В новом стал чаще появляться. (Конечно… красиво…). Папа и здесь уже месяц хочет повесить мне шторы. Ну ладно, я из-за папы в другую сторону попал. Как я сказал, старый дом ничуть не уступал новому, только места много. И шикарно. Вот и все».
Однажды осенью мы решили всей семьей съездить на природу. С самого начала поездка не заладилась. Ася не смогла поехать из-за школьных дел; паром, который должен был нас перевезти на другую сторону Енисея, сломался; лесок мы нашли никудышный, да еще совсем рядом оказалась деревня. Ничего интересного, радостного эта поездка не обещала. Но все знали, что после нее будет конкурс, и настроение у нас было совсем другое: те маленькие радости и открытия, которые посылала нам природа, воспринимались живо, со вниманием и благодарностью. Этот конкурс мы назвали «Путешествие с корзинкой». Корзинка наша, пластмассовая, синяя, ничем не знаменита, кроме того, что мы складываем в нее еду на всю семью, когда едем куда-то в лес или на речку. А как еще иначе назвать такую заурядную поездку? Но вот что интересно. Когда мы прочитали все сочинения (включая мое и батюшкино) о путешествии с корзинкой, провели конкурс рисунков, поездка осталась у нас в памяти на всю жизнь, а семья отпраздновала еще один прекрасный праздник.
Итак — «Путешествие с корзинкой».
«Догадайтесь, о чем я сегодня хочу рассказать? Я хочу рассказать о том, как мы ездили на ту сторону. Вернее мы туда не ездили, потому что паром сломался. Вместо того, чтобы ехать на ту сторону, мы поехали в лес, неподалеку от Енисея. Сначала мне туда ехать не хотелось. Я, как нарочно, взял удочку с бедными червяками, которые уже месяц лежат в банке, но все равно живые, потому что наши, сибирские червяки. Сначала я немного поругался с папой, но потом пошел собирать грибы. Собирали мы, собирали и дошли до деревни. Около деревни ходила какая-то бабушка и пасла коров. Вдруг бык как выскачет, мы даже испугались, но бабуля его живо отогнала. И стала подходить к нам. Вот она подошла и спрашивает:
— Вы грибы собираете?
Папа сразу ушел, забоялся, что опять задавать вопросы будут. А мама ей ответила:
— Да, грибы собираем.
— Ну и что вы здесь нашли?
Она так сказала, что я подумал — она не желает, чтоб мы что-нибудь нашли. Мама открыла пакет и показала. Она посмотрела и замолчала на время. Потом она спросила:
— Это все твои?
Мама отвечает:
— Да, но здесь еще не все.
— Не все… И куда ты столько нарожала?
— Россию спасать.
И тут она поняла, что мы верующие.
— Вы, наверно, верующие и в храм ходите?
— Да, мы верим в Бога.
— Кому есть Бог, а кому — нету.
(Это, конечно, не правильно. Бог должен быть у каждого, иначе не спасешься).
Мама сказала:
— Каждому нужен Бог.
А бабуля сказала:
— Бог есть, а справедливости нету.
— Так потому и нет справедливости, что никто не верует в Бога.
На этом они закончили разговор. Бабуля, когда стала уходить, вместо того, чтобы сказать „до свидания“ по мирскому, сказала: „С Богом!“ Интересно, что стало с нею после нас?
После этого мы пошли к машине. Дошли и стали есть. Ели мы как свиньи (точнее, как аборигены). Вот оказия — ножик забыли, пришлось сало топором резать. Кусочки получились не очень. Покушали мы и пошли кто куда. Я с Лизой и Дуней стали играть в прятки. После этого я полез на дерево, забыл на какое. Залезть-то залез, а как слезть? Прыгать как-то неохота. Слез. Правда, немножко ссадин, да заноз штучек пять, ну это пустяк.
До сих пор все было хорошо. Но потом стало самое ужасное — мы стали уезжать. Сначала я не хотел приезжать, а потом не хотел уезжать. Приехали домой, и все стало как всегда».
«Мы были в походе с корзинкой. Там было очень хорошо. Мы смотрели на небес высоту, как птички щебечут. Мы набрали очень много грибов. У нас получились очень вкусные шашлыки из сала. Мамочка с папочкой набрали много жарков. Я с Лизой и Сеней играли в прятки. После этого мы перекусили и поехали домой. На этом мой рассказ заканчивается».
«Когда мы приехали на переправу, оказалось, что паром сломался. Нам пришлось ехать в лес, но этой поездкой я не была огорчена.
— Рыс, рыс, рыс, — стрекотала в ветвях сорока.
— Фью, фью, — просвистела синичка, и мне показалось, что они разговаривали между собой.
— В лесу появились новые люди, новые люди.
— Фью, что ж такого?
И все птицы сразу всполошились, но, увидев, что мы спокойно идем, улыбаемся и собираем грибы, они успокоились.
Мы пошли собирать костянику, и ее оказалось так много, что мы разбрелись по всему лесу. Потом мы решили покушать. Развели костер, съели по бутерброду с яйцом и сладкое. А после еды мама с папой пошли погулять, а мы решили поиграть в прятки. Посчитались, и я осталась водить.
— Считай до 30-ти, — сказал Сеня и побежал.
Я посчитала и пошла искать. Нашла Дуню (она очень рассердилась), потом Сеню. Потом мы играли дальше. Я спряталась за деревом, а Сеня куда-то убежал. Почему-то меня не могли найти, и мне стало скучно. Я сорвала 3 травинки и начала плести венок. Плела, плела и вдруг услышала голос Дуни:
— Лиза, мы уезжаем!
Я, конечно, огорчилась. Выбрала березку, наклонила ее и надела веночек. Потом обняла и поцеловала. Так кончилась наша поездка в лес».
«Осень… Учеба… У меня куча дел: крестовоздвижение, приезд архиепископа. Мне надо создать ансамбль. Сегодня суббота, но у меня репетиции с 12 до 4-х.
А мои поехали в лес… Взяли и поехали — поздороваться с Осенью. А я всю жизнь так: ни здрасте, не до свидания.
Бегу я к Тане и вдруг почувствовала запах особенный. Запах Осени. Он особенный, отличный от других. Запах Зимы — здоровый, бодрящий, запах снега и мороза. Запах Весны — обнадеживающий, пробуждающий, веселый запах капели и первых подснежников. Запах Лета — запах сена, солнца, травы, ягод, радости, свободы.
А запах Осени — умиротворяющий, сонный, спокойный и тихий запах желтых и красных листьев, сушеных грибов, последних летних лучей солнца, первых ветров, глубоких и мягких туманов, хмурого неба, красной рябины и последних ярких цветов.
И я бесконечно вдыхаю этот запах. Все вылетело из головы: и учеба, и репетиции.
Я смотрю и смотрю на два листа черемухи в руках: желтый и красный.
Из-за забора высовываются дети, уже по-осеннему одетые в кофточки, сапожки, шапочки — черненькая девочка и беленький мальчик:
— Как вас зовут?
— Ася, — улыбнулась я.
— А что у вас в руках?
— Осенние листья.
— А дайте мне?!
— И мне!
Я дала ребятишкам по листочку.
— Спасибо, спасибо.
— Не за что.
Я уже отошла на порядочное расстояние, как вдруг девочка со счастливой улыбкой на лице крикнула мне вдогонку:
— Какая вы добрая!
Меня охватила такая радость. Детям не хватает ласки, ведь им так мало надо: осенний листик и ласковая улыбка. Какое счастье, что я им это дала!
Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты дал нам столько чудесного в жизни.
Благослови, Господи, папу — он так много делает для Тебя.
Благослови, Господи, маму — она нас всех родила и подарила нам всю свою ласку.
Благослови, Господи, и меня на эту жизнь, на эти дела, на эти проблемы.
Аминь.
… И я побежала дальше, окрыленная этим осенним счастьем, которое так внезапно подарил мне Христос — на свою учебу, на свои репетиции, к своим проблемам».
Совсем недавно у нас прошел вечер «Письмо к Богу». Вот какие письма хранятся теперь у меня.
«Дорогой Бог! Я Тебя очень, очень люблю. Ты такой милостивый. Ты ради твоих грешных овечек пострадал и умер за нас. И каждым грехом мы Тебе вбиваем лишний гвоздь. Еще мне мама рассказывала, что когда мы ссоримся, то камень катится на небо. А когда, например, нас кто-нибудь ударит, а мы ответим добром, то это добро взорвет камень. А если мы ответим злом, то идут два камня и убавляют жизнь на Земле на 2 минуты, потому что скоро обрушатся все на нас. Помоги, Боже.
До свидания. Дуня».
«Боже, как я рада, что я верю в Тебя, а не в кого-нибудь другого. Ты мне помогаешь жить. Я тебя очень люблю».
Лиза. Письмо Богу от рабы Твоей Елисаветы
«Дорогой Бог, так как в Тебе Троица, я думаю, что Тебе легко выполнить мои 3 заветных желания.
Иисус Христос! Будь в нашей семье восьмым ребенком, и если мы поссоримся, то помири нас, пожалуйста.
Дух Святой! Сойди на мамочку и папочку и дай им сил.
Бог Отец! Дай нам встретиться в раю всей семьей, со всеми друзьями и недругами нашими с Тобой.
И спасибо Тебе, Господи, за то, что Ты дал нам все то, что мы имеем. И что Ты прощаешь нас, ждешь, пока мы исправимся и наказываешь.
Господи, и помоги Катеньке родить».
«Пишу Тебе, Мой Бог. Я Тебя очень люблю. Знаю, что почта к Тебе не ходит, но Ты все равно можешь прочитать его. Прошу Тебя, чтоб Ты помог мне учиться (хорошо), побороть свои грехи. Как там у Тебя дела? Я надеюсь, что конец света Ты еще не хочешь делать. Хотя мы его сами делаем. Я очень хочу быть похожим на Тебя. Сейчас я читаю Библию, мне очень нравится. Еще не знаю, кем Ты меня хочешь сделать, когда я вырасту, но знаю, что в беде Ты меня не оставишь. Помоги папе с мамой. Дай им силы, папе — средства на строительство. Пускай они не умирают, пока не воспитают нас хорошими детьми, человеками. Дай силы бабушкам и дедушкам и всем сродникам.
Честно говоря, я хочу, чтоб как можно больше людей попало в рай. Бедные люди, которые не знают Тебя! Я очень рад, что знаю Тебя. Ты нам даешь все. Прости, что я так часто обижаю Тебя и моего Ангела Хранителя. Он мне лучший друг. Я это чувствую, хотел бы увидеть его, но знаю, что нельзя. А Ты мне, Господи, Пастырь — очень хороший. Прошу Тебя, Господи, чтоб мы всей нашей семьей попали в рай.
Еще раз прости меня за приносимую Тебе боль от моих грехов. Могу Тебе подарить мою душу.
Твоя овечка Арсений».
На этом я и хотела кончить мою книжку. Все, что думала сказать, сказали за меня мои дети. Но все же хочется рассказать еще один случай.
Мы собрались всей семьей за столом. Празднуем наш с батюшкой юбилей — день свадьбы. Дети по очереди говорят прекрасные тосты, трогательные слова любви и пожелания. И вдруг на меня нахлынула волна благодарности и огромного счастья.
— Спасибо, что вы у нас есть! — сказала я детям.
— Спасибо, что мы у вас есть! — за всех ответила Ася.