Великий пост — это особое время покаяния и исправления. Во время Страстной седмицы в храме молитвенно вспоминаются события спасительной Жертвы Богочеловека Христа. Богослужебные тексты этого периода содержат драгоценные духовные сокровища, которые могут несказанно обогатить всех желающих приобщиться к ним.
Страстная седмица у древних христиан называлась «неделей святых страстей», «неделей спасительных страстей», «Пасхою крестною». Святитель Иоанн Златоуст говорит: «В сию великую неделю разрушено долговременное царство диавола, истреблена смерть, уничтожен грех, снято проклятие, отверст рай и небо стало доступно человекам. Царь и Бог мира умирил вместе и небесное, и земное; посему эта седмица и называется великою седмицею”[1] . Именно грех является причиной отчуждения человека от Бога как единственного источника жизни, а «без Бога человек становится обреченным грешником, не способным спасти себя и обрести истинное благо и вечную жизнь»[2] .
Богослужения этой седмицы в соответствии с важностью воспоминаемых событий содержат множество нравственных назиданий, помогающих христианину правильно подготовиться к встрече воскресшего Христа.
Каждый день Страстной недели — великий и святой, и ежедневно совершаются особые службы. Все, что в Ветхом Завете было только предызображено,— все это Святая Церковь сводит в один величественный образ, который постепенно и раскрывается пред нами в богослужениях Страстной седмицы. Вспоминая события последних дней земной жизни Спасителя, Церковь внимательно следит за каждым шагом, вслушивается в каждое слово грядущего на вольную страсть Христа Спасителя, постепенно ведет нас по стопам Господа на протяжении всего Его Крестного пути, от Вифании до Лобного места, от царственного входа Его в Иерусалим и до последнего момента Его искупительных страданий на Кресте, и далее — до светлого торжества Христова Воскресения. Все содержание служб направлено к тому, чтобы чтением и песнопениями приблизить нас ко Христу, сделать нас способными духовно созерцать Таинство Спасения. Об этом и говорится в синаксаре Великой Субботы: «Всех бо дней Святая Четыредесятница превосходит, сия же паки, сия святая и великая седмица больши… Глаголется же великая седмица, не яко больши суть дние сии, или часы, но яко великая и преестественная чудеса, и изрядная Спаса нашего дела в ней содеяшася…»[3](Триодь постная. М., Изд-во Московской Патриархии, 1992. Л. 483; далее — ТП).
Итак, главная мысль богослужений Страстной седмицы — раскрыть домостроительство нашего спасения, показать страдание Сына Божия за весь человеческий род. Однако может возникнуть вопрос: зачем нужны были эти страдания? Почему символом христианства стал именно крест — это орудие муки? Еще апостол Павел писал: слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых,— сила Божия <...> Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (1 Кор. 1, 18, 22–23). В этом нет ничего удивительного: для человеческой мудрости, не озаренной силой Духа Святого, тайна Креста всегда останется тайной, ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом (см.: 1 Кор. 1, 20), а немудрое Божие премудрее человеков (1 Кор. 1, 25). Исчезли в дали веков самые имена древних мудрецов, а крест из орудия казни стал лучезарным символом спасения человечества. Крест — душа христианства; без креста нет и самого христианства. Почему?
Иисус Христос, принимая на Себя грех, давая ему в Себя — безгрешного — войти, грех уничтожает. Сын Божий Своей человеческой волей согласился на смерть как на следствие греха и плату за грех. Но в Нем не было «греховного корня», следовательно, Он не должен был и вкушать смертного плода. Человек же носит этот корень в себе, и смерть для него, можно сказать, естественна, то есть биологически логична и психологически приемлема в том «нижеприродном» состоянии, на котором Бог остановил его падение. Один только Христос познал, что такое подлинная смерть, потому что Его обоженное человечество не должно было умирать. Один Он мог измерить всю меру агонии, потому что смерть овладела Его существом извне, вместо того, чтобы быть в Нем, как в человеке падшем, плоть которого распадается от болезней и времени. И этой смертью грех уничтожается и исчезает в едином Лице Христа при соприкосновении со всесильным Его Божеством.
Безмерность подвига Христа, по слову апостола Павла, непостижима (ср.: Рим. 11, 33). Сам человек, остающийся в заключении греха, не может выйти из этого заключения. Это делает для него Господь, Он выкупает раба, Он Крестом соединяет человека с Богом. Мы должны быть на кресте. Но Христос добровольно заступил наше место, сделался за нас клятвою (как пишет к Галатам апостол Павел [см.: Гал. 3, 13]). Это означает, что оставленность Христа на кресте была необходимой, потому что Бог удаляется от проклятого. Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил? — это вопль человеческого отчаяния. Проклятие, осуществляемое над человеком, неосуществимо над Сыном Божиим, и потому становится благословением; через крест все условия греха становятся условиями спасения.
Вот для чего, по премудрому плану Божию, нужны были страдания и смерть Господа. Этими страданиями человечество обрело наконец примирение с Богом и мир душевный, дерзновение ко Господу, живущему во свете неприступном, и невыразимо великую радость сыновней близости к Нему.
Уже начиная с Вербной субботы, в которую вспоминается воскрешение Господом праведного Лазаря, и Вербного воскресения, или Входа Господня в Иерусалим, церковные песнопения ведут нас по стопам Христа. Вербное воскресение есть уже наступление Страстной седмицы. И вот уже мы слышим призыв: «Грядый Господь к вольной страсти, апостолом глаголаше на пути: се восходим во Иерусалим, и предастся Сын Человеческий, якоже есть писано о Нем. Приидите убо и мы, очищенными смыслы, сшествуим Ему, сраспнемся, и умертвимся Его ради житейским сластем, да и оживем с Ним, и услышим вопиюща Его: не ктому в земный Иерусалим, за еже страдати, но восхожду ко Отцу Моему, и Отцу вашему, и Богу Моему, и Богу вашему, и совозвышу вас в Горний Иерусалим, в Царство Небесное»[1] (ТП. Л. 398).
Святая Церковь еще и еще раз напоминает нам, что Спаситель пострадал ради нас, и другого пути ко спасению, чем следование Ему, нет: «Готовися, душе, прежде исхода, усторой себе ко оному житию; и Христу тебе ради пострадати тщащемуся, да тя прославит, потщися спострадати, и сраспятися, и умрети»[2].Еще слышатся восторженные возгласы «Осанна в вышних…», но церковные песнопения устремляют нас уже к другим переживаниям, к тому, что следует за торжественным входом в Иерусалим и ради чего сошел на землю Сын Божий: «От ветвий и ваий, яко от божественна праздника, в божественный прешедше праздник, к честному Христовых страстей, вернии, стецемся таинству спасительному: и Сего видим за нас Страсть терпяща вольную, Тому зовуще: Благоутробия Источниче, и спасения Пристанище, Господи, слава Тебе»[3](ТП. Л. 392). И вот наступает Великий Понедельник.
В этот день Церковь, как мудрая дева, стоит на страже своего Жениха, и на утрене вместо «Бог Господь и явися нам» раздается пение тропаря: «Се Жених грядет в полунощи и блажен раб, егоже обрящет бдяща; недостоин же паки, его же обрящет унывающа. Блюди убо душе моя, не сном отяготися, да не смерти предана будеши и Царствия вне затворишися, но воспряни зовущи: Свят, Свят, Свят еси Боже, Богородицею помилуй нас» (ТП. Л. 395). В основу этого песнопения положена притча о десяти девах (см.: Мф. 25, 1–13) — о необходимости бодрствовать и молиться, особенно в эти святые дни. «Мы торжествовали все важные события в земной жизни Господа нашего,— говорит архиепископ Иннокентий (Борисов).— Теперь, теперь особенно должно явить любовь и усердие, когда все оставляют Его! Разве не за нас Он идет на Крест? Разве не наши грехи будут омываться Его Кровию? И мы позволим себе отсутствие в сие время?»[4].
Господь Иисус Христос неоднократно в Священном Писании именуется Женихом, и прямо (см.: Мф. 9, 15; Ин. 3. 29), и косвенно (см.: Мф. 25, 1, 5–6, 10); Его Царство называется браком (см.: Мф. 25, 1–10; Лк. 12, 36; 14, 8; Откр. 19, 7). Мистической невестой Христа является Его Святая Церковь в ее единстве, поэтому Спаситель есть Жених каждой человеческой души, что видно и из слов апостола Павла (см.: Еф. 5, 25).
Жених грядет, и по Его следам идем и мы, и восходим в Иерусалим, и становимся свидетелями того, что должно там свершиться. Шаг за шагом сшествуем мы Господу нашему и Спасителю. Вот мы слышим в Евангелии (см.: Мф. 21, 18–43), как Спаситель, возвращаясь после торжественной встречи в Иерусалиме, по дороге взалкал и увидел смоковницу и, не найдя на ней плода, проклял ее. «Проклятие смоковницы последовало не в отмщение дереву, а для цели высшей <...> Проклятая смоковница выражает судьбу и каждой души, грешной и нераскаянной»[5]. Предлагая нам пример бесплодной смоковницы, Церковь предостерегает: «Смоковницы осуждение да не предварит тя, но благия плоды потщися сердца броздами, душе, Творцу твоему Христу возвести, в покаянии Ему приносящи»[6](ТП. Л. 392).
Как бы в объяснение этой притчи Господь рассказывает притчу о злых виноградарях (см.: Мф. 21, 33–42), которые, когда настало время плодов, не только не отдали их хозяину, но и сына его единственного, посланного к ним за плодами, убили. И потому сказываю вам,— заканчивает притчу Спаситель,—что отнимется от вас Царство Божие. В этой притче нельзя не видеть и осуждения христианам, нарушающим заповеди и тем продолжающим распинать Сына Божия своими прегрешениями.
В образе смоковницы и виноградарей изображается всякая душа человеческая, не приносящая духовного плода: «Изсохшия смоковницы за неплодие, прещения убоявшеся, братие, плоды достойны покаяния принесем Христу, подающему нам велию милость»[7](ТП. Л. 399). Теме покаяния уделяется особое внимание как в богослужебных текстах Страстной седмицы, так и в писаниях святых отцов. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Не расслабляй себя избытком долготерпения Божия и не имей намерения навсегда отдаться удовольствиям. Не говори: “Пока еще понаслаждаюсь любовью, пока попользуюсь молодостью; немного спустя придет время покаяния, завтра покаюсь”. Тщетны подобного рода рассуждения, дурны решения твоей воли, плохим советником служит для тебя твоя похоть. Ты говоришь: “Сегодня согрешу, а завтра покаюсь”. Хозяин ли ты завтрашнего дня? Если ты вникнешь, как следует, то окажется, что и сегодняшним днем ты вполне располагать не можешь: одна часть сегодняшнего дня прошла, а другая еще впереди; та уже не твоя, а эта пока еще не твоя. Ты говоришь: “Сегодня я воспользуюсь удовольствием, а завтра покаюсь”. То, что в твоих руках, ты отдашь удовольствию, а то, что не твое,— покаянию? Воспользуйся лучше моим советом: сегодняшний день отдай покаянию, а греху не оставляй даже завтрашнего»[8]. «Время покаяния коротко, Царствию же Небесному нет конца»,— говорит преподобный Ефрем Сирин[9].
Кроме образов смоковницы и виноградарей, Страстной Понедельник возносит пред нами прообраз Самого Господа Иисуса Христа в виде ветхозаветного отрока Иосифа, проданного братьями за 20 сребренников и вверженного в темницу между двумя преступниками, «приснопамятного и целомудренного, порабощеннаго убо телом, душу же непорабощену соблюдшаго, и Египтом всем царствовавшаго…» (ТП. Л. 396). Любимый сын Иакова, Иосиф из зависти продан был своими братьями по плоти; Иисус Христос, возлюбленный Сын Отца Небесного, был предан и осужден на смерть по ненависти и зависти Своих единоплеменников. Сын Израилев, проданный в Египет, заключается в темницу; осужденный на смерть Сын Божий снисходит во гроб. Действием Промысла освобожденный из темницы, Иосиф господствует над Египтом; Иисус Христос по востании Своем из гроба приемлет власть над миром. Иосиф во время семилетнего голода питал всех, приходивших к нему за хлебом; Иисус Христос соделался для нас Небесным Хлебом для вечной жизни[10].
В этот день в церковных песнопениях вспоминается также «сынов Зеведеовых мати», просившая «временнаго царства почести дароватися чадом ея, но вместо тоя, чашу смерти обещал еси пити другом Твоим, юже чашу прежде сих пити Сам глаголал еси, грехов очищение…»[11](ТП. Л. 398–399). И далее следует вывод: «Не уподобитеся языком <...> еже обладати меньшими; не тако бо будет вам, Моим учеником, яко нищий хотя есмь. Первый убо вас, да будет всем слуга, начальствуяй же яко начальствуемый, предъизящный же яко последнейший. Ибо приидох Сам обнищавшему Адаму послужити, и избавление дати за многих душу Мою, вопиющих Ми: слава Тебе»[12](ТП. Л. 399). «Вас тогда Моих учеников познают вси, аще Моя заповеди соблюдете <...> мир имейте в себе и во всех, и смиренная мудрствующе возвыситеся…»[13](ТП. Л. 397). В Евангелии есть потрясающие слова:По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою Ни дар чудотворений, ни прозорливость, ни другое дарование не может свидетельствовать о человеке, что он — последователь Христов. Господь заповедал одно: иметь любовь к Богу и ближнему. И только эта любовь является доказательством того, что человек — ученик Христов.
Вместо обычного канона из 9 песней на утрене Великого Понедельника поется так называемый трипеснец (канон из трех песен, от которого получила название и сама богослужебная книга, Триодь Постная, содержащая в себе службы Великого поста). После него трижды поется следующий эксапостиларий: «Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя». Это песнопение поется в течение трех дней до Великого Четверга; это мысленное видение райского чертога, красоты и величия небесных благ должно всегда напоминать нам о нашей собственной греховной нечистоте и несовершенстве даже добрых наших дел.
Сообразно с величием дней, более торжественным становится и богослужение: за часами и вечерней следует Преждеосвященная литургия, которая в Великом посту служится лишь по средам и пятницам, а на Страстной неделе — в Понедельник, Вторник и Среду. Изменяется и чтение книг Ветхого Завета (паремий). Вместо пророка Исаии на 6-м часе читается пророчество пророка Иезекииля (1, 1–20), исполненное страшных, таинственных видений, которые он созерцал на водах Ховарских в дни пленения Вавилонского. Он видел сияние Славы Господней и движимые Духом среди пламени на огненных колесах, крылатые и многоочитые образы человека, тельца, льва и орла, данные Церковью символами четверым евангелистам. Изменяется Ветхозаветное чтение и на вечерне. Чтение Бытия, предлагавшееся в течение всего Великого поста и рисовавшее начало ветхозаветной истории, закончилось. Древний Иаков погребен уже в земле обетованной; открывается вторая книга Моисеева — Исход — исход из Египта, исход из страны греха. Вместо Соломоновых притчей, поучавших нас мудрости человеческой, предлагается чтение о многострадальном Иове — прообразе Христа.
На часах в первые три дня Страстной недели прочитываются все четыре Евангелия. «Церковь, как бы не довольствуясь краткими евангельскими чтениями о событиях этих дней, одной седмицей желает восполнить недостаток шести предыдущих, в течение которых, в знак скорби, утешительного евангельского благовестия не предлагалось»[14]. За Преждеосвященной литургией в Великий Понедельник читается евангельское пророчество Спасителя о кончине мира:восстанет народ на народ, и царство на царство…(Мф. 24, 7). А церковные песнопения еще и еще раз напоминают: «Готови сама себе, о душе моя, ко исходу: пришествие приближается неумолимаго Судии» (ТП. Л. 403). Однако в то же время, когда слышится грозное предупреждение: «Видите, видите, яко Аз есмь Бог, Иже прежде бытия всех, и прежде сотворения земли и неба, вем вся; и Весь сый во Отце, и Всего ношу в Себе»[15](ТП. Л. 402), следующие песнопения говорят нам, что всемогущий Бог, Творец неба и земли, сошел на землю и идет на вольные страдания ради Своего творения, ради нас! «Милосердием движим Христе, волею предъидеши страдати благодетелю, хотяй страстей нас избавити, и еже во аде осуждения. Темже честная Твоя воспеваем страдания, и славим, Спасе, крайнее Твое вси схождение»[16](ТП. Л. 402). Для разума, не подчинившего себя мудрости Христовой, понять это трудно, просто невозможно. Однако верующий человек, имеющий ум Христов(1 Кор. 2, 16), в простоте сердца торопится следовать за Христом, восходящим на Голгофу…
В Понедельник вечером совершается Великое Повечерие. Поется трипеснец преподобного Андрея Критского, и мы вместе со Христом подымаемся на гору Елеонскую. «Пойдем со Христом к горе Елеонстей, тайно со апостолы соводворимся Ему» (ТП. Л. 403). Трепет объемлет душу, и все трепетнее становятся песнопения: «Разумей, смиренное сердце <...> и истрезвися прочее» (ТП. Л. 403). «Грядет всех Судия, изведен быти на суд, на престоле херувимстем седяй, яко повинный предстати Пилату, и вся пострадати, да спасется Адам»[17](ТП. Л. 495). Сердце человеческое, подготовленное молениями и предыдущими беседами и притчами Христа, уже как бы прозрело и в образе Грядущего на вольную смерть видит таинственного и страшного Царя царствующих и Господа господствующих, Судию, грядущего судить мир.
Утреня Великого Вторника также начинается пением тропаря «Се, Жених грядет в полунощи». В основе его лежит притча о десяти девах (см.: Мф. 25, 1–13); воспоминанию о ней и посвящено богослужение Великого Вторника. В Великий Понедельник на утрене был как бы лишь отдаленный клик в нощи:Се Жених грядет. Он повторяется и теперь, но усиливается и расширяется в последующих песнопениях и в евангельском чтении о десяти девах. Притчею о десяти девах Церковь внушает всегдашнюю готовность к встрече Небесного Жениха. «Жениха, братие, возлюбим,— поется в седальне на утрене,— свещи своя украсим, в добродетелех сияюще и вере правой: да яко мудрыя Господни девы готови внидем с Ним на браки, Жених бо дары, яко Бог всем подает нетленный венец» (ТП. Л. 405).
Богослужебные тексты утверждают чрезвычайно важную истину: отсутствие милосердия сводит на нет все прочие добродетели, какими бы они ни были (синаксарь Великого Вторника): «Иже бо дело единое и пребольшее убо яве делает, о других же небрежет, паче же о милостыни, не входит со Христом в вечное упокоение, но возвращается вспять посрамлен. Ничтоже бо печальнейше, и срама исполненнейше, якоже девство, побеждаемое имением»[1](ТП. Л. 407). Напоминание об этом слышится еще и еще раз… «Приидите, вернии, делаим усердно Владыце: <...> ов убо мудрость да приносит делы благими, ов же службу светлости да совершает. Да приобщается же словом верный тайны ненаученному, и да расточает богатство убогим другий: сице бо заимованное многоусугубим, и яко строителие вернии благодати, Владычния радости сподобимся»[2](ТП. Л. 408). Богатство, которым мы владеем и которым призваны приобретать Царство Небесное, на самом деле не наше! Тем более его необходимо употреблять на дела добрые. Поэтому в евангельском повествовании нам предлагаются два других символа: притча о талантах и пророчество о Страшном Суде (см.: Мф. 25, 14–46). «Егда приидеши во славе со ангельскими силами, и сядеши на престоле, Иисусе, разсуждения, да мя, Пастырю Благий, не разлучиши <...> да не убо с козлищи грубаго мя грехом погубиши, но десным мя сочетав овцам, спаси яко Человеколюбец»[3](ТП. Л. 408).
Об этих страшных и трепетных часах, ожидающих мир, и говорит в значительной части богослужение Великого Вторника. Перед концом истории, перед всемирной Пасхой и таинственным восьмым днем Воскресения Христова наступит «седьмого дня буря» — кончина мира и Страшный Суд. Отдаленные и как бы предостерегавшие нас голоса в трипеснце и евангельском чтении Великого Понедельника в богослужении Великого Вторника звучат уже сильно и грозно и, словно стражи в нощи, перекликаются между собою вечерние и утренние трипеснцы. Вновь раздается песнь о Чертоге, и вновь смятенная душа скорбит о нечистоте своей и в тайниках своих вопиет: «Се тебе талант Владыка вверяет, душа моя, со страхом приими дар, заимствуй Давшему, раздавай нищим и стяжи друга Господа, да станеши одесную Его, егда приидет во славе и услышишь блаженный глас: Вниди, рабе, в радость Господа своего»[4](ТП. Л. 408). Душа — неплодная смоковница, душа — злой виноградарь, душа — дева неразумная, душа — лукавый и ленивый раб, сокрушаясь и трепеща, предстоит ныне пред своим Божественным Судией, созерцая свои дела и лютые помышления. «Из глубины воззвах к Тебе, Господи, Господи, услыши глас мой»,— взывает стих прокимна, и сладостным утешением звучит ответный глас: «Яко у Господа милость и многое у Него избавление»[5]
А пока длится наше покаянное стояние пред вечным Судией и Господом, пока текут исторические события на земле — собирается совет книжников и фарисеев на Иисуса и подвигают на предательство Иуду, вновь проносится пророческое слово Иезекииля: огненное видение Престола и Славы Господней окрест его. Но от грозного видения замирных судеб Господь призывает нас к тому, что должно сейчас свершиться на земле, и кончает описание Страшного Суда словами, предсказывающими Свою скорую смерть: через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие(Мф. 26, 2). На вечерне повторяются утренние стихиры и продолжается чтение Исхода, повествующее о рождении Моисея, выведшего ветхозаветный Израиль из Египта — юдоли греха — и прообразовавшего Мессию-Христа, открывшего Израилю новозаветному вход в Царство Небесное. Затем читается отрывок из книги Иова о том, как пустынный ветер налетел и обрушил на детей его храмину, и как Иов сказал: Наг изыдох от чрева матере моея, наг и отъиду тамо: Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно. Во всех сих приключившихся ему ничтоже согреши Иов пред Господем, и не даде безумия Богу[6](Иов. 1, 21–22). Многострадальный Иов — прообраз Христа — оставленный людьми и Богом, изнемогающий под бременем страданий — прославляет Господа и сам прославляется Им.
В своем трипеснце повечерие Великого Вторника уже включает мотивы наступающей Великой Среды. Уже мы слышим похвалу помазавшей Господа миром: «Благовония таинственнаго исполнена жена, перваго избавися зловония <...> многих грехов»[7](ТП. Л. 412); уже говорится о предательстве Иуды: «Неблагодарный ученик, отвергся Тебе, Христе, соборище всебеззаконных людей сподвизаше на Тя, на предание обращься»[8](ТП. Л. 411); уже собрался беззаконный синедрион «осудити горе Седящаго, яко Судию всех Господа»[9](ТП. Л. 411), но в то же время, уже у порога крестных страданий, Церковь напоминает нам, что все эти мучения Творец терпит ради твари, ради нас: «Держай веки <...> Ты еси Пасха наша, пожреный за всех, яко Агнец и Жертва, и прегрешений очищение»[10](ТП. Л. 411). «Показати хотя, Иисусе, преестественное Твоего смирения всем, ял еси в дому Симонове, вечеряв <...> да блудница приобрящет некупимую благодать Твою»[11](ТП. Л. 412)! В этих песнопениях говорится о величайшем уничижении,кеносисеСпасителя мира, о Пастыре добром, не хотящем гибели даже одной овцы (см.: Мф. 18, 12–14), добровольно подъявшем такие страшные страдания ради нашего спасения. Все это должно напоминать нам и подвигать нас к ответной любви к Богу, не рабской, не наемнической, но сыновней любви к Создателю, Спасителю и Промыслителю.
Размышляя о богослужении Великого Вторника, святитель Феофан Затворник пишет: «Вопросом об Иоанне Господь дает уразуметь, что Он истинный Мессия; притчею о двух сыновьях внушает, что иудеи будут отвергнуты и на место их призваны язычники; притчею о виноградарях сказывает им, что отверженных ожидает погибель; притчею о браке сына царева учит, что и из пришедших к Нему не все будут достойны, и окажутся такие, которых праведно будет извергнуть вон во тьму кромешнюю <...> Достаточно было только выслушать все это со вниманием, чтоб увериться, что Он есть истинный Спас миру — Христос, и покориться Его заповедям и учению»[12].
В этот день воспоминаются два события, которые и составляют содержание богослужебных текстов: покаяние блудницы, возлившей миро на ноги Спасителя, и замысел злочестивого Иуды предать своего Учителя. И утренний трипеснец, и стихиры посвящены этим двум образам. «Простре блудница власы Тебе, Владыце, простре Иуда руце беззаконным» (ТП.Л. 417) —одна, чтобы принять прощение, другой — сребренники. Грешница подобна разбойнику благоразумному, распятому рядом со Христом. Иуда, замкнувшийся в своей богопротивной злобе и осуждающий грешную жену, подобен разбойнику ошуюю: «Блудница приступи к Тебе, миро со слезами изливающи на нозе Твои, Человеколюбче, и смрада зол избавляется повелением Твоим! Дышя же благодать Твою ученик неблагодарный, сию отлагает, и смрадом одевается, сребролюбием продая Тебе»[1](ТП. Л. 413).). Женщина сравнивается с мироносицами, называется «целомудренною блудницею», и в ее уста влагаются следующие глубоко покаянные и назидательные слова кающейся грешницы, обращенные ко Господу: «Господи, яже во многия грехи впадшая жена, твое ощутившая Божество, мироносицы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит, увы мне, глаголющи, яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна <...> Приими моя источники слез <...> приклонися к моим воздыханием сердечным <...> да облобыжу пречистеи Твои нозе и отру сия паки главы моея власы <...> Грехов моих множества и судеб Твоих бездны кто изследит? Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, безмерную имеяй милость»[2](ТП. Л. 417).Этот глубоко назидательный пример покаяния блудницы в других стихирах сопоставляется с Иудиным окаянством и ожесточением: «Егда грешная приношаше миро, тогда ученик соглашашеся пребеззаконным. Овая убо радовашеся, истощающи миро многоценное, сей же тщашеся продати Безценнаго. Сия Владыку познаваше, а сей от Владыки разлучашеся. Сия свобождашеся, а Иуда раб бываше врагу. Люто есть леность, велие покаяние; еже мне даруй, Спасе, пострадавый о нас, и спаси нас»[3](ТП.Л. 417).
Размышляя о предательстве Иуды, нельзя не прийти в изумление от его черной неблагодарности к Учителю, так точно выраженной в словах церковного песнопения: «Кий тя образ, Иудо, предателя Спасу содела? Еда от лика тя апостольска разлучи? еда дарования исцелений лиши? еда со онеми вечеряв, тебе от трапезы отрину? еда иных ноги умыв, твои же презре? От коликих благ непамятлив был еси! И твой убо неблагодарный обличается нрав, Того же безмерное проповедуется долготерпение, и велия милость»[4](ТП. Л. 438). Святитель Иоанн Златоуст, объясняя, согласно с Евангелием, мрачное душевное состояние Иуды господствовавшею в нем страстью сребролюбия, подчеркивает, что бывший ученик совершает предательство не по неведению. Оно совершается сразу после помазания Господа миром: «Чтобы ты не обвинял учителя в немощи, когда увидишь, что ученик предает Учителя. Сила Учителя была такова, что она привлекала и блудниц к повиновению Ему. Почему же, скажешь, обращавший блудниц не в силах был привлечь к Себе ученика? Он в силах был привлечь к Себе ученика, но не хотел сделать его добрым по необходимости и привлечь к Себе насильно»[5]. Далее Златоуст подчеркивает, что Иуда, «не быв призван первосвященниками, не быв принужден необходимостью или силою, но сам по себе и от себя он произвел коварство и предпринял такое намерение, не имея никого сообщником этого нечестия»[6].Первосвященники и фарисеи убили Христа не из-за денег, а по причинам религиозным и политическим, но Иуда только «к сребренником устремляшеся» (ТП. Л. 422). «…Сребролюбие! Оно породило все это зло <...> Смотри, сколько вещей оно изгладило из души Иуды: сообщество (с Иисусом Христом), приязнь, общение в трапезе, чудеса, учение, увещание, наставление; все это тогда сребролюбие ввергло в забвение. Поэтому справедливо Павел говорил: Корень бо всем злым сребролюбие есть(1 Тим. 6, 10)»[7].Поэтому церковные песнопения так настойчиво предостерегают нас от этого греха: «Нрав сребролюбия, и образ твой безумия исполнь несмысленный Иудо: верен бо быв един токмо ковчежцу, всяко не преклонился еси к милосердию, но заключил еси жестокаго твоего сердца утробу, предав Единаго благоутробнаго»[8].(ТП. Л. 422). Обратив наше внимание на нравственный смысл евангельских событий, воспоминаемых в богослужении Великой Среды, Святая Церковь, однако, устремляет нас к главному — к приближающейся Пасхе крестной, за которой следует и Славное Воскресение: «Горница постланая, прият Тя, Создателя, и стаинники, и тамо Пасху скончал еси, и тамо соделал еси таинства…»[9].приносимую, может только тот, кто очистит свое сердце: «Блажен есть, иже может верно прияти Господа: горницу убо сердце предуготовав, и вечерю благочестие»[10](ТП. Л. 422).
…Снова читается проникнутое глубоким смыслом пророчество Иезекииля: И видех, и се, рука простерта ко мне, и в ней свиток книжный <...> и вписано бяше в нем рыдание и жалость и горе. И рече ко мне (Господь): сыне человечь, снеждь (съешь) свиток сей <...> и отверзох уста моя, и напита мя свитком сим <...> и снедох его, и бысть в устех моих яко мед сладок (Иез.2, 10;3, 1–3). В этом пророчестве сосредоточен как бы весь смысл страстного пути Спасителя, в котором горечь страдания претворяется в неизреченную радость. Но для того, чтобы пережить и ощутить его, нужно пройти с Ним этот Крестный путь, сораспяться Ему, умереть с Ним и быть погребенным с Ним, чтобы с Ним и воскреснуть во славе.
С особой силой звучит на вечерне в последний раз: «Да исправится молитва моя», после которого идет, тоже последнее в Великом посту, последование Преждеосвященной литургии. Евангельское чтение на литургии (см.: Мф.26, 7–16) вновь прославляет поступок грешницы и заканчивается словами о том, как Иуда пошел к первосвященникам и сказал: Что вы дадите мне, и я вам предам Его? В последний раз поется дивная песнь: «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат», в последний раз читается «Господи и Владыко живота моего», и трипеснец Андрея Критского вводит нас на малом повечерии в горницу устланную, где Создатель с учениками Своими совершает Пасху.? Они предложили ему 30 сребренников, и с того времени он искал удобного случая предать своего Учителя.
В последний раз поется дивная песнь: «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат», в последний раз читается «Господи и Владыко живота моего», и трипеснец Андрея Критского вводит нас на малом повечерии в горницу устланную, где Создатель с учениками Своими совершает Пасху.
Службы Святого и Великого Четверга посвящены одновременному оплакиванию начавшихся предательством Иуды страстей Господних и мистической радости Тайной Вечери, Вечери Любви. Поэтому содержание богослужебных текстов, как и характер их звучания, отличается двойственностью: в поразительном сочетании господствуют и печаль, и радость.
Соответственно торжественности наступающей минуты изменяется и характер богослужений. Смолкли вопли и стенания грешной души и не слышно более клика в нощи: «Се Жених грядет», ибо Жених уже пришел и в горнице убранной совершает великую Вечерю Любви. Вместо песнопения «Се Жених...» поется тропарь Великого Четверга: «Егда славнии ученицы на умовении Вечери просвещахуся, тогда Иуда злочестивый сребролюбием недуговав омрачашеся и беззаконным судиям Тебе, Праведного Судию, предает…» (ТП. Л. 424). В нем, изобразив мрачное состояние души предателя, недуговавшего сребролюбием, Святая Церковь обращается и к каждому «имений рачителю», чтобы он бежал от подражания столь «несытыя души, Учителю таковая дерзнувшия». В этом тропаре Церковь громогласно повторяет неоднократные предостережения Господа против безумной, богозабвенной привязанности к материальному богатству. На примере Иуды сбылись слова Спасителя: Не можете служить Богу и маммоне (Лк.16, 13).
По важности воспоминаемых событий из земной жизни Христа Спасителя с этого дня до Фоминой недели по церковному уставу прекращается чтение Псалтири, поэтому сразу после пения этого тропаря бывает чтение Евангелия от Луки, повествующего как о приближении праздника опресноков и о приготовлении к нему учеников, так и о самом совершении Спасителем Тайной Вечери. Следующий за Евангелием канон (начинающийся словами «Сеченое сечется») с удивительной силой и глубиной раскрывает таинственный смысл этого события. В глубочайшем по содержанию и высочайшем по слогу каноне особенно ярко подчеркнуто неслиянное и нераздельное соединение двух природ, двух естеств Господа нашего Иисуса Христа — Божеского и человеческого — и их взаимное сопряжение, действие и участие в деле нашего спасения. Творец и Создатель, с неизреченной любовью склоняясь и приникая к созданной Им твари, зовет ее к радости соединения с Собою.
Канон начинается напоминанием о том, что Сам Господь ради нашего спасения сошел на землю: «Всевиновная и подательная жизни, безмерная мудрость Божия, созда храм Себе от Чистыя неискусомужныя Матере: в храм бо телесно оболкийся, славно прославися Христос Бог наш»[1] (ТП. Л. 424; песнь 1, тропарь 1). То, что свершилось некогда в Вифлееме, когда Господь и Бог наш облекся в младенческую плоть человека, здесь, на Тайной Вечере, приобретает новый сокровенный смысл.
В следующем тропаре верующие призываются ко вниманию и благоговению, приличным наступающему времени: «душепитательную уготовляет трапезу, безсмертия же воистинну мудрость Божия растворяет чашу верным. Приступим благочестно…»[2] (ТП. Л. 424), ибо сейчас будет открыто нам великое таинство: «Услышим вси вернии, созывающую высоким проповеданием, несозданную и естественную премудрость Божию вопиет бо: вкусите и разумевше, яко Христос Аз, возопийте: славно прославися Христос Бог наш» (ТП. Л. 424; песнь 1, тропарь 3).
Далее канон преподобного Косьмы Маиумского повествует о событиях Тайной Вечери: о прощальной трапезе Спасителя со Своими учениками, об установлении Таинства Евхаристии и о предательстве Иуды. Двойным чувством печали и радости проникнуто содержание канона: печали о начавшемся крестном восхождении Господа на Голгофу и радости о той великой Радости, которую Господь уготовал для всех любящих Его. Эта «крестная радость» и есть та подлинная духовная радость, которая нам ныне дается: «Избавительною всего рода человеча, Твоею, Блаже, Твоя ученики напоил еси веселия чашею, наполнив ю, Сам бо Себе священнодействуеши»[3] (ТП. Л. 424).
Вдруг, неожиданно для учеников, их Божественный Учитель начал омывать им ноги, что было обязанностью слуги: Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их (Ин.13, 1). В доказательство этой любви и в пример Своим последователям, «езера, и источники, и моря сотворивый, смирению нас наказуя изрядному, лентием опоясався, учеников ноги умы, смиряяся премножеством благоутробия, и возвышая нас от пропастей злобы, Един Человеколюбец»[4] (ТП. Л. 425). Это был молчаливый ответ Спасителя на спор апостолов о первенстве. Когда же умовение закончилось, Господь сказал: Аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должни есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите (Ин.13, 14–15). Об этом евангельском примере смирения еще раз напоминается в церковных песнопениях: «Смиряяся за благоутробие, ноги умыл еси учеников Твоих, и к течению божественному сия направил еси» (ТП. Л. 425).
Подготовив этим апостолов к важности предстоящего, Господь вместе с учениками вкушает пасхального агнца, последний раз в истории празднуя Пасху ветхозаветную, и совершается то, о чем ранее говорил Он и предсказывал Своим ученикам: Хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (Ин.6, 51), ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем(Ин.6, 55–56). Облекшийся в плоть человеческую Господь и Бог наш причащает Тела Своего и Крови учеников, а через них и нас всех, любящих Его: Приимите, ядите: сие есть Тело Мое <...> пийте от нея вси: сия бо есть Кровь Моя, Новаго Завета, яже за многия изливаемая во оставление грехов(Мф.26, 26–28). Устанавливается Таинство Тела и Крови Христовой: «Христос учреди мир, Небесный и Божественный Хлеб: приидите убо христолюбцы, бренными устнами, чистыми же сердцы, приимем верно жремую Пасху, в нас священнодействуемую»[5]. «Пасха Христос есть велика и всечестная, снеден быв яко хлеб, заклан же яко овча: Той бо вознесеся о нас Жертва. Того Тела благочестно, и Того Крове вси тайно причащаемся» (ТП. Л. 423). Это чудо преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Иисуса Христа было чудом любви Его, продолжением чуда Его вочеловечения и таинством соединения двух миров — Божеского и человеческого. По слову святителя Кирилла Иерусалимского, через Причащение верующие становятся «сотелесными и единокровными Христу». Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин.17, 21). Это единение любви в общении Тела и Крови Христовых есть высшее исполнение церковного единства: оно и есть соединение во образ Единосущной и Нераздельной Троицы, о котором говорил Господь на прощальной беседе Своим ученикам. Как пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский, «Богочеловек дал всеблагий, премудрый, прерадостный завет Церкви Своей — до скончания века совершать всеспасительное и самонужнейшее Таинство — Тела и Крови Его и причащения верующих»[6]. Таинство это необходимо, чтобы человек, по словам церковных песнопений, мог стать богом по благодати: «Питие новое паче слова, Аз глаголю во царствии Моем, Христос другом, пию, якоже бо Бог с вами боги буду»[7] (ТП. Л. 425).
Творец и Владыка тварей, стихий небесных и земных, озера, источники и моря сотворивый, соединяет нас ныне с Собой до конца в непонятном человеческому разуму подвиге любви и смирения.
И как блаженные апостолы, вечерявшие вместе со Христом в Сионской горнице, соединились с Ним, так и нас Церковь в своем богослужении призывает: «Странствия Владычня, и безсмертныя трапезы на горнем месте, высокими умы, вернии, приидите насладимся, возшедша слова, от Слова научившеся, Егоже величаем»[8] (ТП. Л. 428). Но кто может сказать, что он достоин этой Божественной Вечери и Трапезы? Как ответ на этот призыв, из глубины человеческого сердца вырывается стенание: «Чертог Твой,— умилительным напевом трижды поется в эксапостиларии,— вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду вонь: просвети одеяние души моея, Светодавче, и спаси мя» (ТП. Л. 429).
Какие же нравственные уроки можно извлечь из песнопений Великого Четверга? Господь пришел на землю для нашего спасения и пострадал ради нас. Но кроме этого, Он учредил Таинство Тела и Крови в пищу нам для соединения с естеством нашим всей силы Христовой. «Как многие ныне говорят: желал бы я видеть лицо Христа, образ, одежду! Вот, ты видишь Его, прикасаешься к Нему, вкушаешь Его. Ты желаешь видеть одежды Его, а Он дает тебе Самого Себя — и не только видеть, но и касаться, и вкушать, и принимать внутрь»,— говорит Златоуст. И далее святитель продолжает мысль о том, что необходимо тщательно готовиться к Святому Таинству Евхаристии: «Никто не должен приступать с пренебрежением, никто с малодушием, но все — с пламенною любовью, все — с горячим сердцем и бодростию. Если иудеи ели агнца с поспешностью, стоя и имея сапоги на ногах и жезлы в руках, то гораздо более тебе должно бодрствовать. Они готовились идти в Палестину, ты же готовишься идти на Небо”[9]. Насыщение на обычных трапезах сменяется новым голодом, но тот, кто вкушает от Святой Трапезы, не взалчет вовеки: «Тайной Трапезе, в страсе приближившеся вси, чистыми душами хлеб приимем, спребывающе Владыце» (ТП. Л. 425).
На Тайной Вечере были все двенадцать апостолов, в том числе и Иуда. Как же он был допущен к Трапезе? Архиепископ Иннокентий Херсонский объясняет: «Так же, как и до сих пор допускаются к ней нераскаянные грешники, по милосердию Божию, ожидающему их покаяния <...> На Небесную Вечерю будут допущены лишь очищенные от греха, а пока, на земле, открыты двери для всех»[10].
Получив назидание услышанным, возвратимся к церковному богослужению. В последний раз Великим постом слышим мы глубоко покаянное «Чертог Твой…».
В хвалитных стихирах описывается, как иудеи собираются предать Пилату Спасителя и Зиждителя всех. Беззаконные и неверные! Они готовят на суд Того, кто Сам придет судить живых и мертвых, обрекают на страдания Того, Кто исцеляет людские страдания. И снова речь идет о предателе: «Иуда раб и льстец, ученик и наветник, друг и диавол от дел явися. Последоваше бо Учителю, и на Него поучашеся преданию, глаголаше в себе: предам Того, и приобрящу собранная имения, искаше же и миру продану быти, и Иисуса лестию яти. Отдаде целование, предаде Христа…»[11] (ТП. Л. 429). Поэтому, предвидя опасность соблазна и малодушного страха, Церковь как бы устами Христа говорит: «О друзи, зрите, да никийже страх вас разлучит от Мене: аще бо и стражду, но за мир. Не соблазнитеся убо о Мне, не приидох бо, да послужат ми, но послужити, и положити душу Мою избавление за мир»[12] (ТП. Л. 430). И сразу же, в этой же стихире, снова грозное напоминание: «Хотяй первый быти, да будет последний, владыка яко служитель. Пребудите во Мне, да грозд принесете: Аз бо есмь Лоза животная»[13] (ТП. Л. 430). Господь наш Иисус Христос, пришедший душу Свою положити «за други Своя», даже на пороге крестных страданий, зная, чтО Его ожидает за стенами Сионской горницы, заботится о Своих учениках, а через них — и о всех нас, не оставляя без поучения даже сейчас… Это высший пример всем народам на все времена. В Своей последней беседе с учениками Господь заповедует им и всем их последователям хранить единство, обращаясь к образу виноградной лозы.Аз есмь лоза, вы же рождие[14]. И иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15, 5). Так в последние минуты Своей земной жизни и перед наступлением страшного часа страданий Иисус Христос укреплял и утешал Своих учеников!
Богослужение продолжается, и на вечерне, которая в этот день совершается вместе с литургией Василия Великого, читаются ветхозаветные паремии, полные грозных прообразов. Агнец, о котором проповедовал Исаия, грядет ныне на вольное заколение, плечи Свои отдает на раны, ланиты на заушение и лица Своего не отвращает от срамоты заплевания. Кроткому образу Агнца противополагается грозное явление Бога на Синае среди молний и облаков, дыма и огня и трубных звуков, описанное в Исходе. Если в Ветхом Завете явления Бога были грозны и сопровождались страшными знаменованиями (как в следующем за Исходом чтении Иова, где Господь говорит сквозь бурю и облака), то в Новом Завете Божественный огонь скрыт под покровом человеческой плоти Богочеловека, чтобы не опалить Своим Божественным прикосновением. Но и Новозаветный огонь — тот же огонь Божества. И как тогда восходившему на Синай Израилю, так и теперь человеку, приступающему к Божественной Трапезе, необходимо омыться духовно и очиститься, чтобы не быть опаленным,— вот духовный смысл этих ветхозаветных чтений.
Чтением паремий заканчивается вечерня и начинается утреня. И сразу же, уже в прокимне Апостола, слышится шум толпы, идущей за предателем: «Князи людские собрашася вкупе на Господа и на Христа Его». В предлагаемом зачале апостол Павел снова повествует об установлении Таинства Евхаристии, но следующий за ним аллилуарий как-то поражает своей неожиданностью:Блажен разумеваяй (помышляющий о) на нища и убога, в день лют избавит его Господь(Пс.40, 2). Но если вспомнить только что прочтенные слова апостола: «Да испытывает себя человек <...> ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем», то становится понятным это напоминание перед наступлением важнейшей минуты об учении Христа, проповедовавшего милость и сострадание к нищим и убогим, и за это обещавшего помилованиев день лют, то есть в день Страшного Суда.
Евангелие на литургии говорит нам о Тайной Вечере устами непосредственных свидетелей и участников ее (чтение составлено из нескольких евангелистов), а вместо Херувимской песни поется трижды тропарь: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими, не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем»[15]. Этот же тропарь поется и как запричастный стих, и во время причащения верующих многократно повторяется, как бы не желая закончиться, не желая прервать блаженную радость Божественного общения. И это многократное пение «Вечери Твоея», и Апостол, и Евангелие этого дня — все говорит нам о том, что ныне совершающаяся Евхаристия есть литургия всех литургий, однажды во времени тогда совершенная и вечно, до скончания века, отныне совершающаяся до светлого и явленного дня пришествия Господа Иисуса Христа.
На малом повечерии Великого Четверга трипеснец Андрея Критского повторяет совершившиеся днем события. В последней песни его слышится кроткий и укоряющий голос Христа: «Паки вы спите <...> бдите, приближися час прочее, востаните, идем, друзи Мои, се предатель ученик всю спиру имея, грядет предати Мя человекоубийцам»[16] (ТП. Л. 435).
…Через Гефсиманский сад, через двор Каиафы и претор Пилата мы подходим к Голгофе.
В Четверг Страстной седмицы вечером совершается последование утрени Великой Пятницы с чтением Двенадцати страстных Евангелий. Эта служба содержит глубочайшие по своему смыслу и назидательности чтения и песнопения, внимательное рассмотрение которых принесет величайшую пользу.
Сопровождая на Голгофу своего Жениха, Церковь предоставляет повествование евангелистам, а сама в промежутках между чтениями воспевает и толкует читаемое.
Последование Страстей совершается в ночь с четверга на пятницу. Ночь эта — Гефсиманская ночь Спасителя, еще не распятого, но уже преданного и душой погрузившегося в смертельную скорбь и тоску. В пасхальную ночь, когда все мирные жители Иерусалима предавались глубокому сну, одни первосвященники и старейшины народа не могли заснуть от мучившей их душу мрачной думы: «Како убити Неповиннаго». Они с нетерпением ожидали, когда же Иуда Искариот исполнит данное им обещание и когда же, наконец, будет в их руках неумолимый Обличитель, Иисус Христос.
Пятница Страстной седмицы в древних христианских памятниках называется «Великою Пятницею», «днем спасения по преимуществу», «Пасхою крестною», «днем Креста», «днем страданий». Воспоминание спасительной смерти Христовой в этот день восходит еще ко временам апостольским [1]. Почитание этого дня издревле отличалось тем, что все благоговели перед «днем, когда отнят был Жених», Церковь строго относилась к нарушителям поста в этот день. В храмах в этот день совершалось разрешение над кающимися, находящимися под епитимией, чем подчеркивалось, что грехи наши прощаются единственно ради искупительной и спасительной Жертвы Христа Спасителя. В некоторых местах и богослужение в Великую Пятницу совершалось за городом в память того, что Господь Иисус Христос, по замечанию апостола, вне врат пострадати изволил (Евр.13, 12).
В богослужении Великой Пятницы, как в поразительно печальной картине, изображена вся евангельская история страдания и смерти Господа нашего: это последовательное описание Крестного пути Спасителя с минуты лобзания и предания Иудой в саду Гефсиманском до распятия на Голгофе и погребения в саду Иосифа Аримафейского. В этот день Святая Церковь подводит нас к самому подножию Креста Христова, водруженного на Голгофе, и делает нас трепетными зрителями всех мучений Спасителя. «Страшное и преславное таинство днесь действуемо зрится: неосязаемый удержавается; вяжется, разрешаяй Адама от клятвы; испытуяй сердца и утробы, неправедно испытуется; в темнице затворяется, Иже бездну затворивый; Пилату предстоит, Емуже трепетом предстоят небесныя силы; заушается рукою создания Создатель; на древо осуждается, судяй живым и мертвым; во гробе заключается разоритель ада»[2] (ТП. Л. 461). «Во Святый и Великий Пяток,— говорит в синаксаре Святая Церковь,— святыя и спасительныя и страшныя страсти совершаем, Господа и Бога Спаса нашего Иисуса Христа, яже нас ради волею прият: оплевания, биения, заушения, досады, насмеяния, багряную одежду, трость, губу, оцет, гвоздия, копие, и по сих всех, крест и смерть, яже вся в пяток содеяшася» (ТП. Л. 443).
Последуя словам Спасителя, сказанным в ночь перед Его страданиями в Гефсиманском саду: Бдите и молитеся, да не внидите в напасть[3](Мф.26, 41), Церковь, желая, чтобы мы проводили эту страшную ночь в бдении и молитве, начинает «последование святых и спасительных страстей Господа нашего Иисуса Христа» еще накануне, с четверга на пятницу (собственно говоря, если следовать суточному кругу богослужения, который начинает каждый день вечером накануне, это понятно). Обычай читать в Великую Пятницу евангельские повествования о страданиях Господних существует в Православной Церкви с начала ее основания. По слову святителя Иоанна Златоуста, это умилительное благовестие совершается для того, «чтобы неверующие — язычники — не могли сказать, что мы проповедуем только о славных и знатных делах Христовых, как то о знамениях и чудесах, а о позорном скрываем». «В день Креста,— говорит тот же святитель,— мы читаем все, относящееся ко Кресту. Благодать Святого Духа так устроила, что все, относящееся к страданиям Господним, прочитывается у нас во всенародный праздник, именно, в Великий вечер Пасхи»[4]. В песнопениях, положенных между чтениями Евангелий, Святая Церковь говорит об относящихся к этому времени страшных событиях и раскрывает их духовный смысл. В Иерусалимской Церкви в первые века христианства служба эта совершалась всю ночь и Евангелие читалось в пяти местах, в том числе на Елеонской горе, где Господь учил учеников перед Своими страданиями, в Гефсимании, где Он был взят, и на Голгофе, где Он был распят. Во мраке ночи, со светильниками в руках, шли верующие по стопам Господа в непрестанной молитве.
Последуем и мы вслед за церковными песнопениями, ведущими нас по следам Спасителя, и углубимся в смысл совершаемого в храме. «Внимательно прослушав историю страданий Иисуса Христа,— говорит протоиерей Валентин Амфитеатров,— поймете, что <...> грехи создали крест. Гвозди, которыми Он был пригвожден,— наши грехи, терны, из коих сплетен был Его венец,— все наши же грехи!»[5]. «Все, что совершилось на древе крестном,— пишет святитель Григорий Богослов,— было врачеванием нашей немощи <...> Поэтому древо за древо и руки за руку, руки, мужественно распростертые,— за руку, невоздержанно протянутую, руки пригвожденные — за руку, извергнувшую Адама. Поэтому вознесение на крест — за падение, желчь — за вкушение, терновый венец — за худое владычество, смерть — за смерть, тьма — за погребение и возвращение в землю для света»[6]. А святитель Афанасий Великий поясняет: «Если Иисус Христос пришел для того, чтобы понести на Себе наши смертные грехи и наше проклятие, то каким другим образом мог бы Он принять на Себя проклятие <…> если бы не претерпел смерти, предназначенной проклятым? А это и есть Крест, ибо написано: проклят пред Богом [всякий] повешенный [на дереве] (Втор.21, 23)» [7].
Это чтение составлено из текстов всех четырех евангелистов. Песнопения 15-ти антифонов в промежутках между чтениями лишь дополняют и поясняют течение евангельских событий. Вся служба, кроме евангельских чтений, поется в знак великого духовного торжества. Евангельские чтения выбраны так, чтобы осветить страдания Спасителя с разных сторон, представить их последовательные этапы.
Прежде чем показать Христа окровавленного, нагого, распятого и погребаемого, Святая Церковь являет нам образ Богочеловека во всем Его величии и красоте. Верующие должны знать, Кто приносится в жертву, Кто будет терпеть «оплевания, и биения, и заушения, и крест, и смерть»: Ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославися о Нем… (Ин. 13, 31). Чтобы постигнуть глубину уничижения Христа, нужно понять, насколько это возможно для человека смертного, Его высоту и Его Божество. Первое Евангелие Святых Страстей есть поэтому как бы словесная икона Бога Слова, возлежащего на «Пасхе распятия» и готового на смерть. Видя безмерное уничижение своего Господа и Спасителя, Церковь вместе с тем зрит и славу Его. Уже первое Евангелие начинается словами Спасителя о Его прославлении: Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Эта слава, как некое световидное облако, окутывает ныне стоящий пред нами возвышенный Крест. Как некогда гору Синай и древнюю скинию, окружает она и Голгофу. И чем сильнее та скорбь, о которой повествует евангельский рассказ, тем сильнее звучит прославление Христа в песнопениях.
Сущность Бога есть любовь, поэтому она прославляется даже в страданиях Спасителя. Слава любви есть ее жертвенность. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин.15, 13). Христос кладет Свою душу за друзей Своих и именует их: Вы друзья Мои (Ин. 15, 14). Господь принес людям полноту знания. Обитающая в Нем телесно полнота Божества через единение любящих в Нем раскрывает знание о самом важном и ценном — о Боге. Любящие друг друга во Христе получают откровение о сущности Божией. Ибо, пребывая во Христовой любви, они тем самым пребывают в триипостасном Божестве. Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин.14, 23). Приходом же Отца ниспосылается Святой Дух, Который от Отца исходит и свидетельствует о Сыне (ср.: Ин.15, 26).
Однако невозможно любить, пребывая одному. Поэтому образ Божий отражается в человеческом обществе — в Церкви Христовой. Песнопения призывают нас к общей молитве и к общему прославлению Господа для того, чтобы и вместе воспринять «жремую Пасху, в нас священнодействуемую»: «Услышим вси вернии, созывающую высоким проповеданием, несозданную и естественную премудрость Божию, вопиет бо: вкусите и разумевше, яко Христос Аз, возопийте: славно прославися Христос Бог наш»[1]. (ТП. Л. 424). «Христос учреди мир, Небесный и Божественный Хлеб. Приидите убо, христолюбцы, бренными устнами, чистыми же сердцы, приимем верно жремую Пасху, в нас священнодействуемую»[2](ТП. Л. 423).
Итак, единство Божие отражается в единстве Церкви, и наоборот. О нем и молится Иисус Христос в Своей архиерейской молитве: Да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут; да и мир веру имет, яко Ты Мя послал еси. И Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже Мы едино есма. Аз в них, и Ты во Мне: да будут совершени во едино, и да разумеет мир, яко Ты Мя послал еси и возлюбил еси их, якоже Мене возлюбил еси (Ин.17, 21–23). Какой смысл вкладывает Церковь в чтение этого Евангелия? Этот текст приводит нас к признанию внутренней связи учения о личности Христа как Богочеловека, о Церкви как теле Богочеловека и о природе Божества как единосущии (омоусии) Отца, Сына и Святого Духа. Кроме того, приведенная молитва есть молитва о спасении, ибо пребывать во Отце и Сыне значит быть спасенным.
Подчеркивая важность читаемых Евангелий и всего богослужения Страстной седмицы, церковные песнопения побуждают нас быть особо внимательными и сосредоточенными, оставив хотя бы на время попечения житейские: «Чувствия наша чиста Христови представим, и яко друзи Его, душы наша пожрем Его ради, и не попеченьми житейскими соугнетаемся яко Иуда, но в клетех наших возопиим: Отче наш, иже на небесех, от лукаваго избави нас»[3](ТП. Л. 436).
Побудив нас к особому вниманию, Святая Церковь снова в своих песнопениях прославляет жену, помазавшую Господа миром, и приводит в пример предательство злочестивого сребролюбца Иуды, напоминая нам, что корень всех зол есть сребролюбие (1 Тим.6, 10): «Милостию Богови послужим, якоже Мария на вечери, и не стяжим сребролюбия, яко Иуда: да всегда со Христом Богом будем.
На тридесятих сребренницех Господи, и на лобзании льстивном, искаху иудее убити Тя. Беззаконный же Иуда не восхоте разумети»[4](ТП. Л. 436).
В следующих антифонах снова слышится урок смирения, снова вспоминается умовение ног Спасителем: «На умовении Твоем Христе Боже, учеником Твоим повелел еси: сице творите, якоже видите. Беззаконный же Иуда не восхоте разумети» (ТП. Л. 437). Далее вновь говорится о необходимости бодрствовать: «Бдите и молитеся, да не внидете в напасть, учеником Твоим, Христе Боже наш, глаголал еси. Беззаконный же Иуда не восхоте разумети» (ТП. Л. 437), так как в следующем Евангелии будет читаться о предательском взятии Спасителя под стражу. Тема духовного бодрствования очень важна. Непосредственно эти слова Спасителя обращены к Его ученикам, но через них — и ко всем христианам. Поскольку Петр оказался слишком смел на словах, равно как и прочие ученики, то Христос изобличает их нетвердость как людей, говоривших необдуманно, и в особенности обращает речь к Петру, говоря, что трудно будет сохранить верность Господу тем, кто и одного часа не мог бодрствовать. Но, обличив, снова успокаивает их, потому что они задремали не по невниманию к Нему, а по немощи. И мы, если видим немощь свою, то будем молиться, дабы не впасть в искушение. К этому постоянному духовному бодрствованию призваны все христиане, без этого постоянного несения своего Креста не может быть спасения, ибо многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14, 22). Поэтому и слышим мы снова: «Поставиша[5] тридесять сребренников, цену Цененнаго, Егоже оцениша от сынов израилевых[6]. Бдите и молитеся, да не внидете во искушение, дух убо бодр, плоть же немощна: сего ради бдите» (ТП. Л. 439).
Но приближается чтение второго Страстного Евангелия, повествующего о взятии под стражу Спасителя. Торжественная процессия древних христиан, проводящих Страстную седмицу во Святой земле, в этот момент приближалась когда-то к Гефсиманскому саду, где и было совершено предательство. Поэтому, чтобы напомнить молящимся о том, что Господь страдает ради нас и что все происходило по неизреченному Божиему Промыслу, Святая Церковь воспевает: «На вечери ученики питая, и притворение предания ведый, на ней Иуду обличил еси, неисправленна убо сего ведый: познати же всем хотя, яко волею предался еси, да мир исхитиши от чуждаго: долготерпеливе слава Тебе»[7](ТП. Л. 437).
Подготовив таким образом молящихся к правильному пониманию читаемого, Церковь предлагает нашему вниманию второе Страстное Евангелие, в котором говорится о взятии Спасителя воинами первосвященника под предводительством Иуды-предателя, об отречении Петра, о заушении Иисуса во дворе Каиафы и о заключении Его в претории Понтия Пилата.
Следующие за чтением Евангелия антифоны вновь останавливаются на падении Иуды: «Днесь Иуда оставляет Учителя, и приемлет диавола, ослепляется страстию сребролюбия, отпадает Света омраченный: како бо можаше зрети, Светило продавый на тридесятих сребренницех; но нам возсия Страдавый за мир. К Немуже возопиим: пострадавый и сострадавый человеком, Господи, слава Тебе»[8](ТП. Л. 437). Очевидно, что не случайно пороку сребролюбия и поступку Иуды уделяется столько внимания. Святые отцы очень решительно высказываются по этому поводу. «Кто стал служить мамоне, тот уже отказался от служения Христу»[9]. Вот почему еще и еще раз возникает эта тема: «Днесь Иуда притворяет благочестие, и отчуждается дарования, сый ученик бывает предатель: во обычном лобзании лесть покрывает, и предпочитает Владычния любве несмысленно работати сребролюбию, наставник быв соборища беззаконнаго; мы же имуще спасение Христа, того прославим»[10](ТП. Л. 437–438). В противоположность поступку Иуды, верные Христовы последователи призываются к добродетелям, противоположным его греховному недугу: «Братолюбие стяжим яко во Христе братия, а не немилостивное еже к ближним нашым: да не яко раб осудимся немилостивый, пенязей ради, и яко Иуда раскаявшеся, ничтоже пользуемся»[11](ТП. Л. 438).Обращая речь Спасителя к Его ученикам, Святая Церковь в следующих антифонах снова ободряет и укрепляет последователей Христовых в это тяжелое время; нас же, отделенных от описываемых в Евангелии событий веками, подвигает к терпению и стойкости в искушениях: «Днесь глаголаше Зиждитель небесе и земли Своим учеником: приближися час, и приспе Иуда предаяй Мене, да никтоже отвержется Мене, видя Мя на кресте посреде двою разбойнику: стражду бо яко человек, и спасу яко Человеколюбец, в Мя верующыя... Господи, на страсть вольную пришед, вопиял еси учеником Твоим: аще и единаго часа не возмогосте бдети со Мною, како обещастеся умрети Мне ради; поне Иуду зрите, како не спит, но тщится предати Мя беззаконным. Востаните, молитеся, да не кто Мене отвержется, зря Мене на кресте, долготерпеливе, слава Тебе»>[12](ТП. Л. 438).
Читается третье Страстное Евангелие, повествующее о том, как Спаситель во дворе первосвященника Каиафы Сам свидетельствует о Себе как о Сыне Божием и принимает за это свидетельство заушение и оплевание. Здесь же изображены отречение апостола Петра и его раскаяние. Следующие за Евангелием антифоны подчеркивают, что Божественный Страдалец терпит эти муки добровольно — ради спасения Своего создания: «Емшым Тя беззаконным, претерпевая, сице вопиял еси Господи: аще и поразисте Пастыря, и расточисте дванадесять овец ученики Моя, можах вяшше, нежели дванадесяте легеонов представити ангелов. Но долготерплю, да исполнятся, яже явих вам пророки Моими, безвестная и тайная: Господи, слава Тебе»[13](ТП. Л. 438–439).
В седьмом антифоне говорится об апостоле Петре: «Трищи отвергся Петр, абие реченное ему разуме, но принесе к Тебе слезы покаяния: Боже, очисти мя, и спаси мя»[14](ТП. Л. 439). Здесь кратко говорится о событиях, имеющих очень глубокое, непреходящее нравственное значение. Одержимый страхом, Петр забыл о своих обещаниях Учителю и покорился человеческой немощи. Но в этом событии есть и высший смысл. Петр уличается служанкою, то есть человеческою немощию, этою малою рабынею. Петух означает слово Иисусово, которое не позволяет нам спать. Пробужденный Петр вышел вон из двора архиереева, то есть из состояния ослепленного ума, и заплакал. Пока он находился во дворе ослепленного ума, то не плакал, потому что не имел чувства; но как скоро вышел из него, то пришел в чувство.
Тема покаяния очень важна, и в песнопениях Страстной седмицы она раскрывается как нигде ярко. По мнению святых отцов, если бы и злочестивый Иуда мог пасть перед Крестом Христовым и принести искреннее покаяние за предательство, он услышал бы из пречистых уст Господа: «Отпускаются тебе грехи»[15]. Однако «беззаконный Иуда не восхоте разумети» Божиего милосердия. Он не обратился, подобно апостолу Петру, к благому и милосердому Господу. Предатель пришел к фарисеям, но сочувствия у них не нашел. Бросив им сребренники, он пошел и удавился — страшный конец!
Какой же урок может извлечь православный христианин из отречения апостола Петра? У многих, наверное, возникал вопрос: как он мог отречься от Спасителя? А как мы ежеминутно отрекаемся словом и делом?.. Любовь ко греху удерживает нас от следования за Христом и делает нашу душу мертвой, не знающей Христа.
В восьмом антифоне упрекаются жестоковыйные иудеи, не узнавшие во Христе своего Мессию и Законоположителя: «Рцыте беззаконнии, что слышасте от Спаса нашего; не закон ли положи, и пророческая учения; како убо помыслисте Пилату предати, иже от Бога, Бога Слова, и избавителя душ наших»[16](ТП. Л. 439). Те, которым был дарован Закон и пророки, те, кто видел столько чудес, не узнали своего Спасителя и своего Мессию: «Да распнется, вопияху Твоих дарований присно наслаждающиися, и злодея вместо благодетеля прошаху прияти, праведников убийцы: молчал же еси Христе, терпя их суровство, пострадати хотя и спасти нас, яко Человеколюбец»[17](ТП. Л. 439).
Наступает время чтениячетвертого Страстного Евангелия. В нем описываются диалог Спасителя и Пилата, бичевание Господа, облечение Его в терновый венец и багряницу, безумные крики толпы: «Распни, распни Его!» и предание Его на распятие. Он еще раз, уже у порога смерти, свидетельствует о Себе как об Истине, на что неверующий скептицизм в лице Пилата отвечает: «Что есть истина?» — и предает Христа истязаниям и надругательствам.
Поражает в этом евангельском отрывке крик толпы, жаждущей смерти своего Творца: «Да распнется, вопияху Твоих дарований присно наслаждающиеся, и злодея вместо благодетеля прошаху прияти, праведников убийцы» (ТП. Л. 439). Столько чудес совершил Господь за всю историю израильского народа, и этот народ в своем большинстве не принял Его: «Сия глаголет Господь иудеом: людие Мои, что сотворих вам; или чим вам стужих; слепцы ваша просветих, прокаженныя очистих, мужа суща на одре возставих. Людие Мои, что сотворих вам: и что Ми воздасте; за манну желчь: за воду оцет: за еже любити Мя, ко кресту Мя пригвоздисте!..»[18](ТП. Л. 440). И если бы только не принял… Кровь Его на нас и на детях наших (Мф.27, 25)… Какие страшные слова!.. И с каким безумным легкомыслием произносит их народ. Принятая им на себя Кровь Праведника сожгла огнем города, предала израильтян в руки врагов и наконец рассеяла их по лицу земли… Но эту же Кровь мы приемлем в Таинстве Святого Причащения, она для нас — источник бессмертия и Вечной Жизни… Но Кровь Его будет и на нас, и на детях наших во осуждение и погибель, если и после обновления нас этой святейшей Кровию мы продолжаем творить прежние грехи.
Но вот среди страшной скорби слышатся слова церковного песнопения, вкладываемые в уста Спасителя: «Ктому не терплю прочее, призову Моя языки, и тии Мя прославят со Отцем и Духом: и Аз им дарую живот вечный»[19](ТП. Л. 440). Здесь говорится о Святой Церкви Христовой, которая будет собрана также и из овец, яже не суть от двора сего. Но и тыя Ми подобает привести, и глас Мой услышат, и будет едино стадо и един Пастырь (Ин. 10, 16).
В следующих, десятом и одиннадцатом, антифонах упоминается о грозных природных явлениях, сопровождавших страдания Христа. Если люди оказываются бесчувственными, то неживая природа не может не сострадать своему Создателю: «Одеяйся светом яко ризою, наг на суде стояше, и в ланиту ударение прият от рук, ихже созда: беззаконнии же людие на кресте пригвоздиша Господа славы: тогда завеса церковная раздрася, солнце померче, не терпя зрети Бога досаждаема, Егоже трепещут всяческая, Тому поклонимся.
Ниже земля яко потрясеся, ниже камение яко разседеся, евреов увещаша, ниже церковная завеса, ниже мертвых воскресение. Но даждь им Господи, по делом их, яко тщетным на Тя поучишася.
Днесь церковная завеса на обличение беззаконных раздирается, и солнце лучы своя скрывает, Владыку зря распинаема»[20](ТП. Л. 439–440).
Пятое Страстное Евангелие повествует о гибели предателя Иуды, о допросе Господа в претории Пилата и об осуждении Его на смерть. В тринадцатом антифоне говорится о разбойнике-убийце Варавве, которого обезумевшая толпа предпочла Спасителю: «Собрание иудейское у Пилата испросиша распяти Тя, Господи: вины бо в Тебе не обретше, повиннаго Варавву свободиша, и Тебе праведнаго осудиша, сквернаго убийства грех наследовавшее»[21](ТП. Л. 440). И снова Церковь напоминает нам, что Спаситель страдает за нас: «Егоже вся ужасаются и трепещут, и всяк язык поет, Христа Божию силу и Божию премудрость, священницы за ланиту удариша, и даша Ему желчь: и вся пострадати изволи, спасти ны хотя от беззаконий наших Своею Кровию, яко Человеколюбец»[22](ТП. Л. 440).
Вдруг, среди скорби и величия этого дня, раздается слабый человеческий вопль. Это вопль разбойника, распятого одесную Христа и постигшего Божественность сораспятого с ним и состраждущего ему Богочеловека. «Мал глас испусти разбойник на кресте, велию веру обрете, во едином мгновении спасеся, и первый райская врата отверз вниде, иже того покаяние восприемый, Господи, слава Тебе»[23](ТП. Л. 441).
Как сердечный вздох всего мира подхватывает его Церковь, и в сердцах ее верных он разрастается в целую песнь о благоразумном разбойнике, воспеваемую трижды перед 9-м Евангелием: «Разбойника благоразумнаго, во едином часе раеви сподобил еси Господи, и мене древом крестным просвети, и спаси мя»[24](ТП. Л. 446).
Особенной силой проникнуты слова последнего антифона: «Днесь висит на древе, иже на водах землю повесивый, венцем от терния облагается, иже ангелов Царь; в ложную багряницу облачается, одеваяй небо облаки; заушение прият, иже во Иордане свободивый Адама; гвоздьми пригвоздися Жених церковный; копием прободеся Сын Девы. Покланяемся страстем Твоим Христе; покланяемся страстем Твоим Христе; покланяемся страстем Твоим Христе, покажи нам и славное Твое воскресение»[25](ТП. Л. 441). И здесь, среди помрачающих сознание страданий, словно тонкий лучик света появляется упоминание о том, ради чего все эти страдания: «покажи нам и славное Твое воскресение»!
Укрепив таким образом молящихся, Церковь предлагает чтение шестого Страстного Евангелия, в котором говорится о самом распятии. В песнопениях, следующих за этим Евангелием и непосредственно предшествующих ему, раскрывается спасительный смысл страданий Богочеловека: «Крест Твой, Господи, жизнь и заступление людем Твоим есть, и нань надеющеся, Тебе распятаго Бога нашего поем, помилуй нас» (ТП. Л. 441). В песнопениях слышится: «Искупил ны еси от клятвы законныя, честною Твоею Кровию, на кресте пригвоздився, и копием прободся, безсмертие источил еси человеком, Спасе наш, слава Тебе»[26](ТП. Л. 441). Господь искупил нас, сделал все для нашего спасения, но спасение это можно обрести только в Христовой Церкви. Поэтому сразу же после чтения евангельского повествования о распятии слышим мы утешительные слова о Церкви, напояющей Божественной благодатью весь мир: «Живоносная Твоя ребра, яко из Едема источник источающая, Церковь Твоя, Христе, яко словесный напаяет рай, отсюда разделяяся яко в начала, в четыри Евангелиа, мир напаяя, тварь веселя, и языки верно научая покланятися Царствию Твоему»[27](ТП. Л. 442). Только в Церкви, как в спасительном ковчеге, можно обрести успокоение и спасение от вечной смерти. Но успокоение и спасение можно получить лишь при условии следования за Христом: «Распялся еси мене ради, да мне источиши оставление, прободен был еси в ребра, да капли жизни источиши ми: гвоздьми пригвоздился еси, да аз глубиною страстей Твоих к высоте державы Твоея уверяемь, зову Ти: Живодавче Христе, слава Кресту Спасе, и страсти Твоей»[28](ТП. Л. 441). Спасаются только те, кто исполняет евангельскую заповедь: Аще кто хощет по Мне [29] ити, да отвержется себе и возьмет крест свой и по Мне грядет(Мф. 16, 24).
Что же еще можно добавить, что еще полезного можно извлечь для себя из предлагаемых песнопений? «Рукописание наше на кресте растерзал еси, Господи, и вменився в мертвых, тамошняго мучителя связал еси, избавль всех от уз смертных воскресением Твоим, имже просветихомся, Человеколюбче Господи, и вопием Тебе: помяни и нас, Спасе, во Царствии Твоем»[30](ТП. Л. 442).
Седьмое и восьмое Страстные Евангелия повторяют события распятия Спасителя, дополняя их некоторыми подробностями. После восьмого Евангелия читается трипеснец Косьмы Маиумского, в котором, в частности, снова говорится об учениках Христовых. В восьмой песни этого трипеснца содержится важная мысль о том, что тому, кто более крепок, посылается и более сильное искушение: «От веждей учеником ныне сон, рекл еси Христе, отрясите, в молитве же бдите, да не в напасть внидете, и наипаче Симоне: крепчайшему бо болий искус. Разумей Мя Петре: Егоже вся тварь благословит, славящи во веки»[31](ТП. Л. 445). Далее нам напоминается о том, что никогда нельзя надеяться на себя, так как только при помощи Божией мы можем сделать что-либо доброе: «Глубину премудрости Божественныя и разума, не всю испытал еси, бездну же Моих судеб не постигл еси человече, Господь рече. Плоть убо сый не хвалися, трижды бо отвержешися Мене, Егоже вся тварь благословит, славящи во веки»[32](ТП. Л. 446). Причем Петр испугался не воинов, но служанки: «Отрицаешися Симоне Петре, еже сотвориши скоро, якоже речеся, и к Тебе отроковица едина пришедши устрашит Тя, Господь рече. Горце прослезив, обрящеши Мя обаче милостива: Егоже вся тварь благословит, славящи во веки»[33](ТП. Л. 446).
Эксапостиларий трипеснца, поемый перед самым чтением девятого Евангелия, изображает благоразумного разбойника, пришедшего в познание Истины во единонадесятый час. Этим подается урок того, что покаяться и прийти ко Христу-Спасителю не поздно никогда: «Разбойника благоразумнаго, во едином часе раеви сподобил еси Господи, и мене древом крестным просвети, и спаси мя» (ТП. Л. 448). Иисус приемлет всех, давая тот же динарий и тем делателям, которые пришли около одиннадцатого часа. Аминь глаголю тебе, днесь со Мною будеши в раи (Лк.23, 43).
Читается девятое Страстное Евангелие, в котором говорится о предсмертных заботах Спасителя о Его Матери и о Его смерти. Господь, вися на кресте, усыновляет Своему любимому ученику Матерь Свою. «Это был ответ на Ее беспредельную скорбь, зрелище которой являлось одним из острейших терний мученического венца Спасителя» [34].
И вот — «совершилось». Господь, Творец неба и земли, вися на кресте, испустил дух. «Плещи Моя дах на раны, лица же Моего не отвратих от заплеваний, судищу Пилатову предстах, и крест претерпех за спасение мира» (ТП. Л. 447). Совершилось дело искупления рода человеческого Его крестными страданиями, во всем согласно с ветхозаветными пророчествами и прообразованиями. Даже неживая природа не могла остаться безучастной к смерти своего Творца. Среди мрака послышался сильный подземный гул, и начала колебаться земля: «Вся тварь изменящеся страхом, зрящи Тя на кресте висима Христе: солнце омрачашеся, и земли основания сотрясахуся, вся сострадаху Создавшему вся. Волею нас ради претерпевый, Господи, слава Тебе»[35](ТП. Л. 447).
Грозные явления природы прекратились. Голгофа опустела. По городу стали распространяться страшные слухи о том, что землетрясение повредило храм, и завеса, отделявшая Святое Святых от Святилища, разорвалась сверху донизу. Это событие знаменовало завершение Ветхого Завета и установление нового отношения человека к Богу.
В десятом и одиннадцатом Страстных Евангелиях повествуется о погребении Спасителя. Тайные ученики Христовы — Иосиф Аримафейский, «благообразный советник», и Никодим — уже не скрываясь, отдают своему Учителю последние почести. Эти Евангелия, как и двенадцатое, относятся к событиям Великой Субботы, поэтому и церковные песнопения проникнуты уже нескрываемой радостью и ожиданием Светлого Христова Воскресения: «Людие злочестивии и беззаконнии, вскую поучаются тщетным; вскую живота всех на смерть осудиша; велие чудо, яко Создатель мира в руки беззаконных предается, и на древо возвышается Человеколюбец, да яже во аде юзники свободит зовущыя: долготерпеливе Господи, слава Тебе»[36](ТП. Л. 447).
Господи, восходящу Ти на крест, страх и трепет нападе на тварь, и земли убо возбранял еси поглотити распинающих Тя, аду же повелевал еси испустити юзники, на обновление человеков, Судие живых и мертвых, жизнь пришел еси подати, а не смерть: Человеколюбче, слава Тебе»[37](ТП. Л. 447).
Двенадцатое Страстное Евангелие заканчивает повествование о спасительных Страстях Христовых. В нем говорится о том, как иудеи, боясь обмана со стороны учеников Господних, опечатали Гроб и поставили у него стражу.
Прочитано последнее Страстное Евангелие, Господь положен во гроб, ученики Христовы разошлись… Заканчивается и последование святых и спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа, и с зажженными свечами христиане расходятся из храма, скорбя от пережитого, но в глубине души уже ожидая Воскресения.
Во Святую и Великую Пятницу, в ознаменование глубокой скорби и сокрушения о грехах наших, которые возвели на крест Единородного Сына Божия, Святая Церковь установила не совершать никакой литургии как торжественного богослужения (за исключением совпадения с этим днем праздника Благовещения). Но «о втором часе дне» (то есть в 8 часов утра) совершается последование «Часов Святаго и Великаго Пятка». Составление этого чина приписывается святому Кириллу, архиепископу Александрийскому (V век), который, скорее всего, лишь изложил его «согласно с преданием апостольским»[1]. Подтверждением этому может служить то, что сведения об этом последовании были найдены в #памятнике еще четвертого века, известном как «Паломничество Этерии»: «От шестого часа до девятого не происходит ничего, кроме чтения в следующем порядке: сперва читается из псалмов, где говорится о страданиях Господа, читаются места из Посланий или из Деяний апостольских, где они говорят о страданиях Господа, также и из Евангелий места, где Он страдает; потом читается из пророков, где они говорят, что Господь будет страдать. И так постоянно в таком порядке происходят чтения и поются песни для того, чтобы показать всему народу <...> что не произошло ничего, что не было бы предречено, и не предречено ничего, что не исполнилось бы всецело. С чтениями постоянно чередуются молитвы, которые приспособлены ко дню»[2] . Ввиду такой важности этого богослужения издревле в Греческой Церкви, а затем и в Русской на нем обычно присутствовали цари, почему само последование и получило именование «Царских часов».
Часы вообще представляют собой службу, которая предназначена для богослужебного прославления священных времен и сроков, соединенных с делом нашего спасения. С литургической точки зрения Часы Великого Пятка составляют одно целое с вечерней этого дня, которая уже является вечерней на Великую Субботу, что подчеркивает непрерывность событий священной истории в соответствии с повествованием Евангелия. Так, на первом часе молитвенно воспоминается осуждение Спасителя и предание Его Пилату. На третьем — мучения Господни в претории римского прокуратора; на шестом — распятие Иисуса Христа посреди двух разбойников и крестные страдания Его; на девятом — смерть Спасителя, чудесные события, ее сопровождавшие, и поражение смерти вечной. Внимательное и вдумчивое рассматривание последования Часов Великого Пятка может принести большую пользу, так как оно, как и все другие службы Страстной седмицы, раскрывает нам смысл спасительных страданий Господа нашего Иисуса Христа.
На первом часе воспоминаются преимущественно события гефсиманской ночи: взятие Спасителя, рассеяние учеников и отречение апостола Петра. После обычного на первом часе псалма (Пс.5) читаются два псалма, содержащих пророчество о тщетном восстании князей земных на Господа и на Христа Его (Пс.2, 2) и о крестных страданиях Спасителя (Пс. 21). Страдания Богочеловека изображены так ярко, что это не может не поразить: Вси видящии Мя поругаша Ми ся, глаголаше устнами, покиваша главою: упова на Господа, да избавит Его, да спасет Его, яко хощет Его[3] (Пс.21, 8–9); Яко обыдоша Мя пси мнози, сонм лукавых одержаша Мя, ископаша руце Мои и нозе Мои, изчетоша вся кости Моя: тии же смотриша и презреша Мя. Разделиша ризы Моя себе, и о одежди Моей меташа жребий[4](ст. 17–19). Следующие стихи (20–22) имеют уже другой характер: Ты же, Господи, не удали помощь Твою от мене, на заступление мое вонми. Избави от оружия душу мою, и из руки песии единородную мою. Спаси мя от уст львовых, и от рог единорожь смирение мое[5]. Далее говорится уже о славе Господней, последующей за Его уничижением: Помянутся и обратятся ко Господу вси концы земли, и поклонятся пред Ним вся отечествия язык. Яко Господне есть Царствие и Той обладает языки[6](ст. 28–29). Предвозвещается о Святой Христовой Церкви, которая призовет всех людей, не имеющих богатства боговедения и благочестия: От Тебе похвала моя, в церкви велицей исповемся Тебе, молитвы моя воздам пред боящимися Его. Ядят убозии, и насытятся, и восхвалят Господа взыскающии Его, жива будут сердца их в век века[7](ст. 26–27). Это пророчество о таинственной трапезе животворящего Тела и Крови Христовой. Вслед за псалмами читается тропарь: «Распеншуся Тебе, Христе, погибе мучительство, попрана бысть сила вражия: ниже бо ангел, ниже человек, но Сам Господи спасл еси нас, слава Тебе»[8](ТП. Л. 449), в котором подчеркивается Божество Спасителя. В паремии первого часа мы слышим пророчество Захарии о предании Спасителя на страдания и смерть за тридцать сребренников (см.: Зах.11, 10–13). Апостольским чтением Церковь прославляет силу Креста: Братие, мне же да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распяся, и аз миру. О Христе бо Иисусе ни обрезание что может, ни необрезание, но нова тварь. И елицы правилом сим жительствуют, мир на них и милость, и на Израили Божии (Гал.6, 14–16). А Евангелие повествует нам о предании Спасителя на суд Пилату, о страданиях, смерти и снятии Господа со креста (см.: Мф.27, 1–56).
В трогательных песнопениях третьего часа Церковь то укоряет неблагодарных иудеев, то воспоминает отвержение и раскаяние Петра, то изображает удивление небесных воинств, взирающих на страдания Творца, то передает нам последние слова Самого Спасителя.
В псалмах этого часа содержится пророчество о неправедном суде над Иисусом Христом: Воставше на Мя свидетеле неправеднии, яже не ведях, вопрошаху Мя. Воздаша Ми лукавая воз благая, и безчадие души Моей[9](Пс.34, 11–12) и о гибели предателя (см.: Пс. 108). Прокимен изображает величайшую покорность Бога Сына Отцу Небесному: «Яко Аз на раны готов, и болезнь моя предо мною есть выну»[10](ТП. Л. 453). В паремии чтением пророка Исаии изображается Тот величайший праведник, Который идет на вольную смерть безропотно и беспрекословно: Плещы Мои вдах на раны и ланите Мои на заушения, лица же Моего не отвратих от студа заплеваний, и Господь помощник Ми бысть; сего ради не усрамихся, но положих лице Свое аки твердый камень и разумех, яко не постыждуся[11](Ис. 50, 6–7). Чтением Апостола Церковь раскрывает тайну смерти Богочеловека, показывая ее причину и плоды: Христос сущым нам немощным, по времени за нечестивых умре. Едва бо за праведника кто умрет <...> Составляет же Свою любовь к нам Бог, яко еще грешником сущым нам Христос за ны умре. Много убо паче, оправдани бывше ныне Кровию Его, спасемся Им от гнева. Аще бо врази бывше, примирихомся Богу смертию Сына Его, множае пача примирившеся спасемся в животе Его[12](Рим.5, 6–10). В Евангелии от Марка, как и на первом часе, повествуется о предании, страдании и смерти Господа славы.
Изображая дело нашего спасения, совершенное Сыном Божиим, Церковь, как чадолюбивая мать, не оставляет нас без научения и предлагает нравственные уроки, уча нас видеть в богослужении не только молитвенное воспоминание евангельской истории, но и полезное для нашего личного спасения. Так, в тропарях этого часа снова слышна тема покаяния, нашего личного покаяния, должного возогреваться примером апостола Петра: «Страха ради иудейскаго, друг твой и ближний Петр отвержеся Тебе Господи, и рыдая сице вопияше: слез моих не премолчи, рех бо сохранити веру щедре, и не сохраних: и наше покаяние такожде приими, и помилуй нас»[13](ТП. Л. 453).
На шестом часе Святая Церковь останавливает наш взор на изображении состояния души вознесенного на Крест и изнемогающего на нем под тяжестью наших грехов Божественного Страдальца. В псалмах этого часа (см.: Пс.53 и139) снова слышатся пророчества о крестных страданиях Спасителя и снова звучит последующая им слава. Потрясают своей силой слова «ветхозаветного евангелиста» — пророка Исаии, изобразившего за 800 лет страдания Христовы так ярко, как будто он сам стоял у креста: …Несть вида Ему, ниже славы; и видехом Его, и не имяше вида, ни доброты, но вид Его безчестен, умален паче всех сынов человеческих...[14](Ис.53, 2–3). Более того, пророк говорит и о том, что страдания Господни — ради нас, из-за наших грехов и ради нашего спасения: Сей грехи нашя носит, и о нас болезнует <...> Той же язвен бысть за грехи нашя и мучен бысть за беззакония наша, наказание мира нашего на Нем, язвою Его мы исцелехом <...> во смирении Его суд Его взятся, род же Его кто исповесть; яко вземлется от земли живот Его, ради беззаконий людей Моих ведеся на смерть <...> и со беззаконными вменися, и Той грехи многих вознесе, и за беззакония их предан бысть[15](Ис. 53, 4–5, 8, 12). Заканчивается ветхозаветное чтение пророчеством о многочисленности спасенных страданиями Агнца Божия Его последователей: Возвеселися, неплоды нераждающая, возгласи и возопий, нечревоболевшая, яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа[16](Ис.54, 1), которое можно понимать как предуказание на Христову Церковь.
В апостольском чтении говорится, что Сын Божий воплотился, да смертию упразднит имущаго державу смерти, сиречь диавола; и избавит сих, елицы страхом смерти чрез все житие повинни беша работе <...> да милостив будет и верен первосвященник в тех, яже к Богу, во еже очистити грехи людския. В немже бо пострада, Сам искушен быв, может и искушаемым помощи[17](Евр. 2, 14–18).
Евангельское повествование (см.: Лк.23, 32–49) снова описывает распятие, страдания и смерть Спасителя, но в этом повествовании мы видим раскаяние — раскаяние благоразумного разбойника, раскаяние сотника и раскаяние народа, «сшедшегося на это зрелище». Здесь мы слышим слова Спасителя, произнесенные Им с креста: Отче, отпусти им, не ведят бо что творят (Лк. 23, 34). Господь учит нас этим любви — любви не только к нашим ближним, но даже к врагам. Церковные песнопения обращают наше внимание на это Божие всепрощение, противопоставляя его человеческой злобе и жестокости: «Приидите христоноснии людие, видим, что совеща Иуда предатель, со священники беззаконными, на Спаса нашего: днесь повинна смерти, Безсмертнаго Слова сотвориша, и Пилату предавше, на месте лобнем распяша. И сия стражда вопияше Спас наш, глаголя: остави им, Отче, грех сей, да разумеют языцы из мертвых Мое воскресение»[18](ТП. Л. 456).
Следующее назидание предлагается нам в молитве шестого часа, составленной святителем Василием Великим. В ней еще раз говорится о том, что Господь пострадал ради нашего спасения, и нам остается только воспринять это спасение: «Боже и Господи сил, и всея твари Содетелю, яже за милосердие безприкладныя милости Твоея, Единороднаго Сына Твоего, Господа нашего Иисуса Христа низпославый на спасение рода нашего: и Честным Его Крестом рукописание грех наших растерзавый, и победивый тем начала и власти тьмы, Сам Владыко Человеколюбче <...> любовию Твоею уязви души наша…»[19](ТП. Л. 456). Эта молитва читается не только в составе Часов Великого Пятка, но на протяжении всего церковного года, всегда напоминая нам о том, что Господь сделал для нас.
На девятом часе псалмами изображаются действия распинателей, которые дали,— говорит пророк от лица Господа,— в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта[20](Пс.68, 22), и предсмертная молитва Спасителя (см.: Пс. 69). Пророчество Иеремиево[21], кроме страданий Христовых, символически предрекает отмщение за смерть Праведника. Чтение Апостола говорит о том, что теперь верующие во Христа получили дерзновение входити во Святая Кровию Иисус Христовою, путем новым и живым, егоже обновил есть нам завесою, сиречь плотию Своею[22](Евр.10, 19–20). Евангельское повествование от Иоанна еще раз подробно описывает Крестный подвиг Сына Божия. Заканчивается последование часов Великого Пятка чтением молитвы девятого часа, исключительной по глубине и содержанию: «Владыко Господи Иисусе Христе Боже наш <...> На животворящем древе вися, благоразумному разбойнику, иже в рай путесотворил еси вход, и смертию смерть разрушил еси, очисти нас, грешных и недостойных раб Твоих <...> остави нам грехи нашя <...> да <...> в вечный покой достигнем, идеже есть всех веселящихся жилище…» (ТП. Л. 460). Слова этой молитвы напоминают нам, зачем воплощался Бог Слово, и подчеркивают, что именно в спасении, именно в восприятии того, что сделал для нас Господь, и заключается смысл нашей жизни.
Таким образом, последование часов Великого Пятка учит нас тому, что «все, предреченное пророками о страданиях Господа, оказывается <...> совершившимся» ради нашего спасения. Столь подробный разбор этой части богослужения Страстной седмицы показывает нам, какую великую премудрость Божию, хранящуюся Духом Святым в Церкви Христовой, содержит любая его часть, на первый взгляд пусть и не столь значимая. Отсюда необходимо сделать вывод о том, насколько внимательно должен относиться православный христианин к церковному богослужению, поистине являющемуся сокровищницей Церковной.
Снятие со креста и погребение пречистого и живоносного тела Господа нашего Иисуса Христа Иосифом и Никодимом последовало, по указанию евангелиста, уже позде бывшу (Мк.15, 42). Поэтому и вечернее богослужение установлено совершать в этот день «о десятом часе дня», то есть в четыре часа пополудни. Оно прославляет и ублажает страдания, смерть и погребение Спасителя. В первые века христианства Святая и Великая Пятница называлась Пасхой Распятия или Пасхой крестной, по слову апостола Павла: ибо Пасха наша за ны пожрен бысть Христос (1 Кор.5, 7). Лишь со II века начала отделяться от этой Пасхи Пасха Воскресения, Пасха общего торжества и радости.
На вечернем богослужении Церковь вспоминает уже совершившиеся и прославившие Господа спасительные Его страдания и смерть. Первые же песнопения вечерни переносят нас к событиям, происходившим на Голгофе. «Страшное и преславное таинство днесь действуемо зрится: Неосязаемый удержавается; вяжется разрешаяй Адама от клятвы; испытуяй сердца и утробы неправедно испытуется: в темнице затворяется, Иже бездну Затворивый; Пилату предстоит, Емуже трепетом предстоят Небесные силы; заушается рукою создания Создатель; на древо осуждается Судяй живым и мертвым; во гробе заключается Разоритель ада»[1](ТП. Л. 461).
Стихиры на Господи воззвах содержат две основные мысли: прославление крестных страданий Спасителя как величайшего и в своем существе непостижимого чуда и изображение страданий Божией Матери, Которою уготованы для верующих драгоценное тело и животворящая Кровь Господа. На примере Богоматери Святая Церковь преподает нам очень важный урок: «Подобно тому, как Бог Отец посылает невещественного Сына и Слово, рожденное Им без матери, для спасения на землю, так и Мать Богочеловека отдает на заклание единородного и единственного Сына Своего первенца, рожденного Ею без отца. Бог Отец дает пример полной противоположности грешникам, готовым погубить весь мир, чтобы дать детям своим грешное и преходящее плотское “счастье”. По примеру Бога Отца, всевышнего Владыки, поступает и осененная Его славой Божия Матерь: Она отдает на распятие и в снедь верным возлюбленного Сына Своего — в противоположность другим матерям, готовым для грешного плотского счастья детей своих отдавать им на жестокое растерзание и съедение плоть и кровь “чужих”. Для Бога и Божией Матери нет чужих. Через сказанное со креста слово: Жено, се, сын Твой и Се, Мати твоя (Ин.19, 26–27) — усыновлено Ею все верующее в Нее человечество»[2].
На входе с Евангелием возглашается прокимен: Разделиша ризы моя себе, и о одежди моей меташа жребий (Пс.21, 19) со стихом: Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси?[3](Пс.21, 2). Последний предсмертный возглас Сына Божия, умиравшего на кресте, пронзает наше сердце нестерпимой болью: Боже, Боже Мой, вонми Ми, вскую оставил Мя еси. Сын Божий был оставлен Своим Небесным Отцом. Богооставленность Его полна великого трагизма. Все это должно напоминать нам, как страдал и что перенес Господь ради нас. Эти муки должен был пройти каждый человек, каждый из нас, но Спаситель все мучение и всю смерть взял на Себя — ради всех нас, ради меня. Можем ли мы сознательно грешить после того, что сделал Бог ради нас, можем ли мы сознательно нарушать постановления Божии и противиться Его святой воле? Конечно же нет!..
На паремиях восстают перед нами ветхозаветные праведники: Моисей, молящийся за преступный народ израильский, как прообраз Великого Ходатая за весь род человеческий (см.: Исх.33, 11–23), и Иов, после лишений и страданий своих увенчанный великими милостями Божиими и прообразующий Божественного Страдальца, страданиями восшедшего в славу Свою и возвратившего нас к Богу (см.: Иов. 42, 12–16). В третьем чтении из Ветхого Завета пророк Исаия, снова описывая страдания Христовы, говорит уже и о Его прославлении: Тако глаголет Господь: <...> се, уразумеет Отрок Мой и вознесется и прославится зело. Якоже ужаснутся о Тебе мнози <...> Тако удивятся языцы мнози о Нем, и заградят царие уста своя. Яко, имже не возвестися о Нем, узрят, и иже не слышаша, уразумеют[4](Ис. 52, 4, 13–15).
После пророчески прообразовательного прокимна: «Положиша Мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней»[5](ТП. Л. 463), также взятого из жизни ветхозаветного праведника Иосифа Прекрасного, читается апостольское слово о Кресте как силе и славе христиан: Мы же проповедуем Христа распята, иудеем убо соблазн, еллином же безумие; самем же званным иудеем же и еллином Христа, Божию силу и Божию премудрость[6] (1 Кор. 1, 23–24). Смысл этого чтения заключается в признании ничтожества мирской, сугубо человеческой мудрости перед распятым Богочеловеком, «Божией силой и Божией премудростью».
Далее читается Евангелие, составленное из повествований разных евангелистов, в котором повторяется и сосредотачивается все важнейшее, что сказано в Евангелии о страданиях и смерти Господа Спасителя. Это евангельское чтение принято слушать с зажженными свечами. В следующей за ним стихире изображается Иосиф Аримафейский, снимающий пречистое тело Господне с креста. И непосредственно за этим раздается стих: Господь воцарися, в лепоту облечеся[7]. Господь воцаряется, и «ад всесмехливый» (следующая стихира) при виде Его ужасается: затворы его сокрушаются, гробы отверзаются и мертвые восстают радуясь. Этому таинственному снисхождению Господа во ад и прославлению Его и посвящены 2-я и 3-я стихиры. Получив таким образом назидание, верующие призываются вновь следовать за Спасителем, распятым, но страшным для сил ада.
Последняя стихира от горних высот и из адской преисподней приводит нас снова ко гробу нашего Спасителя. Святая Церковь как бы мысленно переносит нас в то время и в то место, где происходили эти священные события нашего спасения — на Голгофу и в сад Иосифа Аримафейского, подготавливая нас пением умилительной стихиры: «Тебе одеющагося светом яко ризою, снем Иосиф с древа с Никодимом, и видев мертва нага непогребена, благосердный плач восприим, рыдая глаголаше: увы мне Сладчайший Иисусе, Егоже вмале солнце на кресте висима узревшее мраком облагашеся, и земля страхом колебашеся, и раздирашеся церковная завеса: но се ныне вижу Тя, мене ради волею подъемша смерть. Како погребу Тя Боже мой, или какою плащаницею обвию; коима ли рукама прикоснуся нетленному Твоему телу, или кия песни воспою Твоему исходу Щедре; величаю страсти Твоя, песнословлю и погребение твое со воскресением, зовый: Господи, слава Тебе»[8] (ТП. Л. 464). В этих стихирах, заканчивающих Великий Пяток и начинающих Великую Субботу, уже слышны и события наступающего дня: пребывание Христа плотью во гробе, душой же во аде и победа над ним: «Егда во гробе плотски хотя заключился еси, иже естеством Божества пребываяй неописанный, и неопределенный, смерти заключил еси сокровища, и адова вся истощил еси, Христе, царствия; тогда и субботу сию Божественнаго благословения и славы, и Твоея светлости сподобил еси» (ТП. Л. 463–464).
По окончании этих песнопений, перед выносом Плащаницы, изображающим снятие умершего Богочеловека со креста и положение Его во гроб, поется или читается предсмертная песнь праведного Симеона Богоприимца, предрекшего Пречистой Богоматери и тот страшный час, когда душу Ее «пройдет оружие».
После этого при пении тропаря «Благообразный Иосиф» священнослужители, сопровождаемые мирянами (изображающими Иосифа с Никодимом), поднимают Плащаницу с Престола и выносят ее на средину церкви. Во время выноса Плащаницы хор поет тропарь: «Благообразный Иосиф с древа снем Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив, и вонями во гробе нове покрыв, положи»[9] (ТП. Л. 464)[10]. По окончании этого песнопения совершается целование Плащаницы, вокруг которой уже зрится веяние ангельских крыл: «Мироносицам женам при гробе представ ангел вопияше: мира мертвым суть прилична, Христос же истления явися чуждь»[11](ТП. Л. 464).
Господь положен во гроб. Место казни опустело. Ученики, кроме возлюбленного Иоанна, рассеялись в страхе. И сейчас, как бы восполняя то, о чем умолчало евангельское повествование, Церковь на малом повечерии, которое принято совершать сразу же после вечерни, предлагает своим чадам канон «О распятии Господни, и на плач Пресвятыя Богородицы», творение Симеона Логофета. Богочеловек Иисус Христос во время Своих внутренних страданий скорбел так глубоко, что явился ангел для укрепления Его (см.: Лк. 22, 43). Владыка жизни и смерти говорил ученикам Своим: Прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26, 38). Жены, сопровождавшие Господа на Голгофу, так горько плакали и рыдали, что страждущий Господь утешал их: Дщери иерусалимски, не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших (Лк. 23, 28). Могла ли Пресвятая Дева Мария оставаться равнодушною и спокойною, взирая на невыразимо ужасные мучения Своего Сына? В это страшное время во всей силе исполнилось над Нею пророчество Праведного Симеона Богоприимца, произнесенное им еще во дни младенчества Ее Божественного Сына: и Тебе же Самой душу пройдет оружие (Лк. 2, 35) — оружие неизреченной скорби и печали. Эту глубочайшую скорбь и плач Божией Матери и выразил Симеон Логофет в каноне повечерия Великой Пятницы. В тропарях этого канона Святая Церковь влагает в пречистые уста Богоматери скорбные слова, которые могли исходить только из глубины уязвленного материнского сердца при виде Сына и Бога, «к заколению влекома», а потом — «мертва и бездыханна»: «Камо идеши, Чадо, чесо ради скорое течение совершаеши? Еда другий брак паки есть в Кане?.. иду ли с Тобою, Чадо, или паче пожду Тебе? Даждь ми слово, Слове, не молча мимоиди Мене чисту соблюдый Мя: Ты бо еси Сын и Бог Мой» (ТП. Л. 466).
«Вижду Тя ныне, возлюбленное Мое Чадо и любимое, на кресте висяща, и уязвляюся горько сердцем», ибо «Ныне Моего чаяния, радости и веселия, Сына Моего и Господа лишена бых. Увы Мне, болезную сердцем» (ТП. Л. 464).
В Евангелии мало сказано о страданиях Божией Матери при кресте. При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина (Ин. 19, 25). И все. Только по словам усыновления любимому ученику, которому поручалась Богородица: Жено, се, сын Твой (Ин. 19, 26), видно, какую скорбь Богородица терпела, лишавшаяся со Своим Сыном всего. Большего сказать евангелист, всецело поглощенный центральным образом Христа, не мог. Но и в том, что им сказано, скрыта глубина страдания Приснодевы.
Божия Матерь хотя и видела Сына Своего умершим на кресте и по-человечески терзалась, но, как когда-то в Кане Галилейской, верила в Божественность Своего Сына: «Душевную Мою язву ныне исцели, Чадо Мое, Пречистая вопияше слезящи: воскресни, и утоли Мою болезнь и печаль, можеши бо Владыко, елико хощеши, и твориши, аще и погреблся еси волею» (ТП. Л. 466–467). И в самом конце канона, который весь является монологом Божией Матери, слышится ответ Ее Божественного Сына: «О како утаилася Тебе есть бездна щедрот, Матери в тайне изрече Господь; тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети. Но и воскресну, и Тебе возвеличу, яко Бог небесе и земли» (ТП. Л. 467). Услышав «в тайне» этот ответ, Приснодева восклицает: «Воспою милосерде Твое Человеколюбче: и покланяюся богатству милости Твоея Владыко: создание бо Твое хотя спасти, смерть подъял еси, рече Пречистая, но воскресением Твоим Спасе, помилуй всех нас» (ТП. Л. 467). Этой таинственной беседой Сына и Матери заканчивается канон. Заканчивается и повечерие, а вместе с ним и богослужения Великого Пятка.
В Великую Субботу Православная Церковь воспоминает телесное погребение Иисуса Христа и сошествие Его во ад. Этот день еще с древности является преддверием Светлого Христова Воскресения и по своему значению превосходит все дни Страстной седмицы. «Как Великая седмица,— говорит Златоуст,— есть сама глава прочих седмиц, так Великая Суббота есть глава сей седмицы, и что в теле — глава, то суббота — всей седмицы»[1]. В этот день церковный устав предписывает самый строгий пост в течение всего года.
Богослужение Великой Субботы говорит о времени между смертью Христа и Его воскресением, толкует смысл трехдневного периода между погребением и восстанием; богослужение Великой Субботы есть литургическое сопряжение Пасхи распятия и Пасхи воскресения.
Богослужение Великой Субботы есть благоговейное бдение перед гробом Господним. Воспоминая в этот день все события, относящиеся к погребению Христа, Церковь на утрене Великой Субботы совершает чин погребения Спасителя. Посреди храма возвышается Плащаница, изображающая лежащего во гробе Богочеловека, все молящиеся зажигают свечи, и начинается пение «непорочных» — стихир, чередующихся со стихами из 118-го псалма. Это чинопоследование произошло следующим образом.
У иудеев был обычай во время Пасхальной вечери и по окончании ее петь псалмы и преимущественно псалом 118-й, посвященный исходу из Египта. Согласно евангельскому повествованию, и Христос с учениками вышел из дома, где совершалась Вечеря, при пении псалма, по всей вероятности, именно 118-го: И, воспев, пошли на гору Елеонскую (Мк.14, 26). Стихом Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим[2] отпевал Себя Господь; этот стих всегда поется Церковью при погребении умерших.
В «непорочных» Ветхий и Новый Завет таинственно перекликаются между собой; происходит как бы некий диалог между Христом и Церковью. На каждый стих псалма Церковь отвечает «похвалами» Христу Богу и величанием Его страданий и погребения. В них выражается и удивление ангелов к столь глубокому снисхождению Жизнодавца Христа к роду человеческому: «Жизнь в гробе положился еси, Христе, и ангельская воинства ужасахуся, снисхождение Твое славящее»[3]; и горький плач Матери-Девы над гробом Сына Своего и Бога: «Увы[4] Мне, Свете Мой, Иисусе Мой вожделенный [5], вопияше Дева, горько взываше». Выражается в них и обращение «к горам, холмам и человеков множеству», чтобы они «восплакали и совозрыдали с Материю Бога их»; и слово обличения к «гордому Израилю, убийственным людям, Варавву свободившим и Спаса предавшим кресту», и к «скверному убийце ученику, чтобы он открыл свой нрав злобы, которым был предатель Христов, и не притворялся бы человеколюбием, продавая миро на цене!» [6](ТП. Л. 467 и далее). Но кроме этих печальных мотивов слышны и другие: «Ад лютый потрепета, егда Тя виде Солнце славы Безсмертне, и издаваше юзники тщательно». «Велие и ужасное видение ныне зрится: живота Сый виновный, смерть подъят, оживити хотя всех» [7](ТП. Л. 477).
Слышим мы снова о том, что Господь пострадал ради людей: «Прободаешися в ребра, и пригвождаешися Владыко руками, язву от ребра Ты исцеляя, и невоздержание рук праотец». «Песньми Твое, Христе, ныне распятие и погребение, вси вернии празднуем, избавльшеся смерти погребением Твоим» (ТП. Л. 477). Слышим обращение к Божией Матери: «Жизнь рождшая, Пренепорочная Чистая Дево, утоли церковныя соблазны, и подаждь мир яко Благая» (ТП. Л. 477). Похвалы заканчиваются обращением к Святой Троице о помиловании мира и прошением к Божией Матери: «Видети Твоего Сына воскресение, Дево, сподоби Твоя рабы» (ТП. Л. 480). В этих словах в первый раз выступает воскресный мотив и уже зрится восходящая заря воскресения. Хор радостно поет воскресные тропари («Ангельский Собор удивися зря Тебе в мертвых вменившася»)[8], с припевом «Благословен еси Господи», возвещающие о том, что уже слетает ко гробу Жизнодавца блистающий ангел, чтобы провещать мироносицам о Воскресении Спаса. Но еще не отвален камень от гроба, и Евангелие, обычно читаемое на утрене о Воскресении, в эту утреню Великой Субботы не читается и по окончании «похвал» поется исключительный по своей красоте канон «Волною морскою».
Ирмос первой песни этого канона говорит о том, что потомки спасенных когда-то при переходе через Чермное море иудеев скрывают под землей (погребают) Того, Кто некогда скрыл волною морскою их гонителя и мучителя — фараона. Этот канон есть надгробная песнь Отверзшему нам «врата жизни» Своим погребением. Многочисленные образы пророчеств Аввакума, Исаии, Ионы о воскресении мертвых и востании сущих во гробех и о радости всех земных встают в этом каноне как богодухновенные прозрения веры древних людей, зревших из тьмы веков Ветхого Завета невечерний свет Богоявления и Воскресения Христова. Божие Слово снисходит с плотью во гроб, сходит и во ад с нетленною и Божественною Своей душою, отделившейся смертью от тела. Но не может ад удержать душу Его: «Царствует ад, но не вечнует над родом человеческим: Ты бо положся во гробе Державне, живоначальною дланию, смерти ключи развергл еси, и проповедал еси от века тамо спящым, избавление неложное быв, Спасе, мертвым Первенец»[9] (ТП. Л. 482).
Если начинается канон печалью, то заканчивается уже нескрываемой радостью Воскресения: «Да радуется тварь, да веселятся вси земнороднии, враг бо пленися ад: с миры жены да сретают, Адама со Евою избавляю всеродна, и в третий день воскресну!»[10] (ТП. Л. 484).
Стихиры на «хвалитех» вместе с изображением лежащего во гробе Спасителя вновь прославляют Его непостижимое о нас смотрение: «Приидите, видим Живот наш во гробе лежащ, да во гробех лежащыя оживит. Приидите днесь иже из Иуды спяща зряще, пророчески Ему возопиим: возлег уснул еси яко лев, кто воздвигнет Тя, Царю; но востани самовластно, давый Себе о нас волею, Господи, слава Тебе!»[11](ТП. Л. 485).
В конце Великого славословия священнослужители поднимают Плащаницу, и с погребальным пением и перезвоном молящиеся обходят вслед этой траурной процессии вокруг храма. Вместе с учениками Христовыми мы провожаем Божественного Пастыреначальника, как провожаем в последний путь всех почивших. Это торжественное шествие как бы переносит нас на много веков назад, и мы вместе с Иосифом и Никодимом становимся участниками погребального шествия учеников Христовых с телом их Учителя. Наверное, никто из присутствующих в этот момент в храме не может остаться равнодушным при виде этой погребальной процессии, когда несут положить во гроб Тело Самого Господа. Самое жесткое сердце, наверное, размягчается при виде несомого во гроб Творца всей Вселенной...
Крестный ход возвращается в храм, и Плащаница снова полагается в центре. Но чтобы никто не усомнился при виде усопшего Тела Христова, Святая Церковь торжественно исповедует над Плащаницей, как будто над самим гробом Спасителя, свою веру как в Его воскресение, так и в общее воскресение всех членов Его благодатного Царства. В тропаре пророчества и в прокимне уже прямо говорится о Его воскресении: «Содержай концы, гробом содержатися изволил еси, Христе, да от адова поглощения избавиши человечество и воскрес, оживиши нас, яко Бог безсмертный»[12]. «Воскресни, Господи, помози нам, и избави нас имене ради Твоего» (ТП. Л. 485). В следующей затем паремии из пророка Иезекииля с особой яркостью изображается всеобщее воскресние мертвых. Боговдохновенный пророк силою Божиею поставляется среди поля, полного сухих костей человеческих. Господь повелевает ему прорещи на кости сия: кости сухия, слышите слово Господне. Се глаголет Адонаи Господь костем сим: се, Аз введу в вас дух животен и дам на вас жилы, и возведу на вас плоть и простру по вам кожу, и дам дух Мой в вас, и оживете, и увесте, яко Аз есмь Господь. Когда пророк произнес заповеданное ему, бысть глас <...> и се, трус, и совокупляхуся кости, кость к кости, каяждо ко составу своему. И видех, и се, быша им жилы, и плоть растяше, и восхождаше и протяжеся им кожа верху, духа же не бяше в них. После этого Господь повелевает Иезекиилю прорещи о духе: от четырех ветров прииди, душе, и вдуни на мертвыя сия, и да оживут <...> и вниде в ня дух жизни, и ожиша и сташа на ногах своих, собор мног зело (Иез. 37, 4–10). Эта паремия при погребении Спасителя читается как предызображение грядущего Воскресения Христова, которое положит начало всеобщему воскресению всех людей.
После нее читается Апостол, говорящий, что Христос ны искупил есть от клятвы законныя, быв по нас клятва (Гал. 3, 13), и Евангелие, повествующее о том, как иудейские первосвященники и фарисеи опечатали Гроб Господень (см.: Мф. 27, 62–66). Это было по Божию устроению, дабы воскресение совершилось при засвидетельствовании того, что гроб был запечатан и охраняем.
После чтения Евангелия бывает целование Плащаницы, а хор поет стихиру «Придите, ублажим Иосифа приснопамятного...», которая заканчивается следующими словами, подготавливающими нас уже к встрече Христа воскресшего: «Но в радость воскресения Твоего плач преложи[13]. Покланяемся страстем Твоим, Христе <...> и Святому Воскресению» (ТП. Л. 486).
Вечерня Великой Субботы говорит о таинственном времени, отделяющем смерть Христа от Его воскресения и сообщает о радостном и страшном событии сошествия Спасителя во ад. Смерть Господа, за которой должно последовать Его славное воскресение, есть уже предпразднство, или навечерие, Пасхи. Причем смерть Спасителя воскресила многих мертвых, которые вышли из гробов и явились в Иерусалиме (см.: Мф. 27, 52). Поэтому богослужение в Великую Субботу есть уже начало праздника Светлого Христова Воскресения. Стихиры на Господи, воззвах — уже воскресные, торжествующие победу Спасителя мира над адом и вечной смертью: «Страстию Твоею, Христе, от страстей свободихомся, и воскресением Твоим из истления избавихомся: Господи, слава Тебе!» (ТП. Л. 487).
Ад попран, держава его сокрушена, хотя Телом Господь еще и пребывает во гробе: «Днесь ад стеня вопиет: разрушися моя власть <...> пожерта моя бысть держава, Пастырь распятся, и Адама воскреси: имиже царствовах, лишихся, и яже пожрох возмогий, всех изблевах. Истощи гробы Распныйся, изнемогает смертная держава. Слава, Господи, Кресту Твоему и Воскресению Твоему»[1](ТП. Л. 487).
На вечерне Великой Субботы Святая Церковь предлагает своим чадам чтение 15 паремий, содержащих пророчества об уничижении Господнем и о последующей Его славе. Как бы вводя нас в это чтение, стихира на «слава» возвещает: «Днешний день тайно великий Моисей прообразоваше, глаголя: и благослови Бог день седьмый. Сия бо есть благословенная суббота, сей есть упокоения день, воньже почи от всех дел Своих Единородный Сын Божий, смотрением еже на смерть, плотию субботствовав»[2](ТП. Л. 457). Шаг за шагом в последовательных ветхозаветных образах даются нам пророчества о воскресении Христовом. Иногда эти прообразы ясны и очевидны (воскрешение сына вдовицы пророком Илией и отрока — Елисеем), иногда — таинственны и символичны (жертва Авраамом сына — жертва Бога Отца и послушание Христа; Иона во чреве китове, неиссякающая горсть муки и чванец[3] масла — прообраз Евхаристии).
Первая паремия — из книги Бытия: «В начале сотвори Бог небо и землю…» (1, 1–13). Эти слова читаются в навечерия великих праздников Рождества Христова, Богоявления и Пасхи. Все эти праздники связаны глубоким внутренним содержанием, единством откровения: они являют миру Бога. В Воскресении Христа величие Творца явлено всем. Божественное могущество приближается через Воскресшего к каждой душе с обещанием: Я с вами до скончания века.
Вторая паремия читается из пророчества Исаии (60, 1–16) о появлении нового света и славы Господней над Иерусалимом, к которому отовсюду стекаются цари, племена и народы и поклоняются самому месту, где стояли ноги Мессии. Это чтение о славе Иерусалима предлагается в Великую Субботу потому, что в день Пасхи совершилось в Иерусалиме то, что стало славой Церкви Христовой — Светлое Христово Воскресение. И оно же сделало Иерусалим священным для всех христиан городом, куда веками со всех сторон стекались паломники.
Третье чтение — из книги Исход (12, 1–11) — об установлении ветхозаветной пасхи и заклания непорочного агнца, бывшего прообразом Спасителя — Агнца Божия (см.: Ин. 1, 29–36). В настоящий день это чтение предлагается для того, чтобы уяснить смысл этих прообразов и исполнение их в лице Господа Иисуса Христа.
Четвертая паремия — это книга пророка Ионы, который своим трехдневным пребыванием во чреве китове прообразовал смерть и воскресение Спасителя (см.: Мф. 12, 40).
Пятая — из книги Иисуса Навина (см.: 5, 10–15) — о первой пасхе в земле Ханаанской и о прекращении манны, бывших прообразованием прекращения всех ветхозаветных обрядов после того, как Пасха наша за ны пожрен бысть[4] Христос (1 Кор. 5, 7) и христиане причастились Пасхе новозаветной.
Шестая — из книги Исход (см.: 13, 20–22;15, 1–19) об изведении израильтян из Египта и о чудесном переходе их через Чермное море под руководством Моисея, который был прообразом Спасителя, избавившего род человеческий от рабства греха и смерти.
Седьмая — из книги пророка Софонии (см.: 3, 8–15) — об отвержении тех иудеев, которые впали в гордость и самопревозношение, после того, как будет создана новая Церковь из всех народов под главенством Мессии.
Восьмая и двенадцатая паремии повествуют о воскрешении пророком Илией сына сарептской вдовы и Елисеем сына жены соманитянки, что было прообразами всеобщего воскресения (см.: 3 Цар. 17, 8–23; 4 Цар. 4, 8–37).
Девятая — из пророка Исаии, где говорится о славе новозаветной Церкви, начало которой — воскресение Христово (см.: Ис. 61, 10–11; 63, 1–5).
Десятая — из книги Бытия о принесении Исаака в жертву, что прообразовало великую голгофскую Жертву (см.: Быт. 22, 1–18).
В одиннадцатой Исаия (см.: 61, 1–9) пророчествует о Христе, Который даст людям свободу от угнетающих зол и прославляет новозаветную Церковь. Дух Господень на Мне,— сказал пророк, и эти же слова Господь повторил в Евангелии, добавив, что днесь сбыстся[5] писание сие (Лк. 4, 21).
В тринадцатой паремии говорится о смиренном сознании своей греховности плененными иудеями, что прообразует скорбь верных Христу при Его погребении, а надежда на Бога утешает Церковь обетованием милости.
Четырнадцатая паремия из книги пророка Иеремии (см.: 31, 31–34) говорит об установлении Нового Завета с Богом взамен Ветхого, нарушенного израильтянами. Главное отличие нового завета от старого в том, что он будет начертан не на каменных скрижалях, а в мыслях и сердцах верующих: «дая законы Моя в мысли их, на сердцах их напишу я, и буду им в Бога, и тии будут Ми в люди <...> яко вси познают Мя от мала даже и до великаго»[6]. Это чтение содержит важное нравственное назидание: Господь ждет от нас не внешних форм богопочитания, но просит: Даждь Ми, сыне, твое сердце (Притч.23, 26).
Пятнадцатая, последняя, паремия из книги пророка Даниила (см.: 3, 1–88) рассказывает о трех отроках, не поклонившихся истукану Навуходоносора. Вверженные в пещь огненную, отроки, оставшись невредимыми, воздали хвалу Всемогущему Богу. Их молитва вылилась в славословие Богу. Эта молитва трех отроков обнимает всю вселенную. Это ветхозаветное чтение положено читать в Великую Субботу потому, что чудо отроков веками готовило верующих к принятию другого чуда всемогущества Божия — Воскресения Христова, победы над смертью Христа, сошедшего во ад и явившего в Себе вечное избавление. К каждому стиху вдохновенной молитвы отроков хор начинает припевать стих: Господа пойте и превозносите Его во веки, а заканчивается это славословие словами: Хвалим, благословим, покланяемся Господеви, поюще и превозносяще во вся веки (ТП. Л. 501).
Это торжественное светлое пение окончательно уводит наши мысли от гробового мрака и печали, и далее богослужение в своих текстах и характере приобретает хотя и сдержанный, но явно пасхальный характер. После паремий, во время которых в древности совершалось крещение оглашенных, вместо трисвятого поется Елицы ко во Христа крестистеся, во Христа облекостеся [7](Гал. 3, 27). Этим песнопением Церковь как бы встречает своих новых членов, напоминая и им, и нам, что главное — не просто креститься, но — «облечься» во Христа, то есть воспринять для себя образ жизни, заповеданный Спасителем в Евангелии.
Прокимен Апостола Вся земля да поклонится Тебе, да поет же имени Твоему, Вышний, стих Воскликните Господеви вся земля, пойте же имени Его призывают славить Спасителя и неизреченную Его любовь к роду человеческому, славить «всю землю», потому что Воскресение Христово — это центральное событие не только для человека, но и для всего мироздания.
Апостольское чтение из Послания к Римлянам (см.: 6, 3–11) говорит нам о том, что верующие во Христа умершего и воскресшего соединены с Ним подобием смерти через крещение, и должны быть соединены и подобием воскресения: Да якоже воста Христос от мертвых славою Отчею, тако и мы во обновлении жизни ходити начнем. После Апостола поется особый аллилуарий Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех [8](ТП. Л. 502) со стихами, во время пения которого священнослужители переоблачаются из темных одежд в светлые. Это торжественное пение певцов в белых одеждах знаменует собой явление ангелов мироносицам. Наступает Пасхальная радость. И Евангелие повествует об этой великой радости: и се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века. Аминь (Мф. 28, 20).
Совершается литургия святителя Василия Великого, на которой вместо Херувимской песни поется следующее песнопение: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным. Предходят же Сему лицы ангельстии со всяким началом и властию, многоочитии херувими, и шестокрилатии серафими, лица закрывающе, и вопиюще песнь: аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа»[9](ТП. Л. 502). Причастен на литургии также воскресной тематики: Воста, яко спя Господь; и воскресе спасаяй нас[10] (ТП. Л. 502).
Почему же Святая Церковь в этот день побуждает нас к молчанию? Потому, что совершилось то, для чего Господь сошел на землю, совершилось то, что превышает всякое человеческое разумение и чего не может выразить человеческое слово. Поэтому — «Да молчит всякая плоть человеча...».
Богослужение Великой Субботы, величайшие события, воспоминаемые в этот день, заключают в себе для верующего человека множество нравственных побуждений к очищению своей души. Каждый человек, стоя перед Крестом Христовым, перед Его Гробом, глядя на умершего Спасителя мира, должен задуматься — хотя бы ненадолго — о смысле жизни и о своей собственной смерти. И тогда в его сердце не может не возникнуть хотя бы слабого чувства покаяния.
Но богослужение Великой Субботы, изображая спасительные Страсти Христовы, располагая нас к покаянию и исправлению своих грехов, должно также возводить наш ум и к той радости, ради которой Спаситель и понес все эти страшные муки: «Воспоминая сегодня сошествие Спасителя мира во ад и изведение Им оттуда всех ветхозаветных праведников и самую победу над адом, мы должны <...> радоваться, потому что ныне “смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечного начало”[11]. Мы должны всегда радоваться о Господе, потому что Христос — наше упование и наша надежда и в этой, земной, жизни, и в Жизни будущей, по неложному его обетованию: Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф. 28, 20). Аминь»[12].
***
Время земной жизни — краткий отрезок на пути в вечность — дано человеку для покаяния. Но память человеческая слаба, и сам человек слаб и изменчив и оттого часто нуждается в напоминании: чего ради он создан, откуда ниспал, к чему призван. Душа его все больше спит, между тем как дни проходят, подобно бесследно исчезающим каплям дождя, и конец дольнего странствования неотвратимо приближается. Сего-то ради Церковь и установила выделить из общего течения дней особый, ни на что не похожий период — время Великого поста, время пробуждения души, плача о грехах, когда, помышляя о близком и страшном суде и как бы зря перед собою Всемогущего Судию, приходит человек в сердечное сокрушение и раскаяние.
Это время, называемое подвижниками «весной души», отличается соответствующим строем и составом богослужения, когда все напоминает о спасительных страданиях Сына Божия. Внимательно вслушиваясь в богослужебные тексты, мы должны помнить, что Спаситель принес Себя в жертву, чтобы избавить нас от греха, проклятия и вечной смерти, подъять грехи многих (Евр. 9, 28). Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды (1 Пет. 2, 24). Этой Жертвой покрыты все наши беззакония — не только прошедшие, но и настоящие и будущие. То, что Господь наш Иисус Христос принес Себя в жертву за прошлые грехи человечества и страдал за те преступления, которые содеяны были до момента Его смерти,— это понять легко. Но какое отношение Его Жертва может иметь к нашим грехам, да еще к будущим? Это для многих непонятно. Ведь Спаситель был распят, когда нас не было и в помине и, следовательно, не было и наших грехов; каким же образом Он мог страдать за грехи, которых еще не было, за преступления, еще не существующие? Эта мысль, по-видимому, уменьшает личное для нас значение Крестной жертвы и служит порой причиной, почему мы остаемся холодными и безучастными при воспоминаниях о страданиях Иисуса Христа. Лукавый голос шепчет: «Пусть древний мир своими преступлениями довел Спасителя до креста; пусть на нем лежит ответственность, но мы тут ни при чем; мы не виноваты в этих страданиях, ибо нас тогда еще не было!». Однако мы ошибаемся.
Бог есть Дух, вечный и неизменяемый. Это значит, что для Него нет времени, или, точнее говоря, нет ни прошедшего, ни будущего. Есть только настоящее. Все, что мы представляем только в будущем, все неведомое, неизвестное для нас, что только должно еще случиться,— все это уже существует в Божественном сознании, в Божественном всеведении. Иначе и быть не может. Ведь время — не что иное, как последовательность событий или изменений в нас или окружающем нас мире. Не будь этих изменений, не было бы и времени. Если предположить, что движение в мире прекратилось, все застыло в абсолютной неподвижности,— то можно было бы сказать вместе с апокалиптическим ангелом, что времени больше нет (ср.: Откр. 10, 6). Но это верно только по отношению к нашему ограниченному рассудку, к нашим ограниченным чувствам. Для Бога же нет ни категории времени, ни пространства, и события мировой жизни выступают в Божественном сознании не в последовательном порядке одно за другим, а даны все сразу, сколько их заключается в вечности. Отсюда следует то, что наши грехи содеяны в пределах времени нашей жизни только для восприятия наших ограниченных чувств. Для Бога же в Его Божественном предвидении они существовали всегда, и двадцать веков тому назад, когда страдал Спаситель,— так же реально, как и теперь. Следовательно, Господь страдал и за наши теперешние грехи, и их Он принял в Свою любящую душу. Вместе с грехами всего человеческого рода и наши преступления тяготели на Нем, увеличивая Его крестную муку. Поэтому мы не можем сказать, что не виноваты в Его страданиях, ибо в них есть доля и нашего участия.
Это надо сказать не только о наших прошедших и настоящих грехах, но и о будущих. Когда бы и какой бы грех мы ни совершили, Бог уже предвидел его и возложил на Возлюбленного Сына Своего. Таким образом, мы произвольно, хотя, быть может, и не сознавая того, увеличиваем греховное бремя, подъятое Спасителем, и вместе с тем увеличиваем Его страдания. Современный человек редко об этом думает, и сама мысль, что мы являемся вольными или невольными распинателями Господа, нам кажется странной. Невиновен я в крови Праведника Сего (Мф. 27, 24),— сказал когда-то Пилат, умывая руки. Мы поступаем так же.
Когда мы размышляем об обстоятельствах крестной смерти Господа, наше внимание невольно сосредоточивается почти исключительно на главных активных виновниках ее. Нас возмущает предательство Иуды; мы негодуем на лицемерие и коварство иудейских первосвященников; нам отвратительными кажутся жестокость и неблагодарность иудейской толпы; и эти чувства и образы заслоняют от нас мысль, что и мы причастны к этому преступлению. Когда мы видим Господа, страдающего на кресте, то должны помнить: причина этих страданий и крестной смерти — грехи человечества, в том числе и наши! Спаситель страдал за нас и за всех людей. Мы возвели Его на крест. Иудеи — только орудие предвечного предопределения Божия. Конечно, и на них лежит тяжелая вина: их злоба, их ненависть, их ослепление — все это делает их безответными перед судом Правды Божией, тем более что они сами захотели взять на себя Кровь Спасителя; но, как бы то ни было, это не освобождает и нас от нравственной ответственности за страдания Сына Божия.
Очень ясно говорит об этом апостол Павел. По его словам, тот, кто однажды просвещен и вкусил дара небесного и сделался причастником Духа Святого и отпал — тот снова распинает в себе Сына Божия и ругается Ему (см.: Евр. 6, 4, 6). Если мы, получив познание истины, произвольно грешим (Евр. 10, 26), то этим попираем Сына Божия и не почитаем за святыню Кровь завета, которою освящены, и Духа благодати оскорбляем (см.: Евр. 10, 29). Никогда, никогда христианин не должен забывать эти поистине страшные слова апостола, полные глубокого и скорбного смысла. Все наши пороки мучительною тяжестью ложатся на Божественно чистую душу Спасителя, Который должен их выстрадать, чтобы они могли быть прощены нам. Наши грехи — это жалящие шипы тернового венца, впивающиеся в изъязвленное чело Господа, подобно тому как впивались они когда-то под ударами римских солдат. Наши преступления — это гвозди, которые мы снова заколачиваем в Его зияющие язвы, горящие жгучей болью. Этим ли должны мы платить за Его великую, самоотверженную любовь? Конечно же нет!
Наша жизнь пройдет так же, как прошла теперь Святая Четыредесятница. Для каждого из нас наступит Великая Пятница смерти, а за ней — Великая Суббота упокоения в недрах земли. И на нашу голову, по словам архиепископа Иннокентия (Борисова), «возложат венец — только из тех скорбей и лишений, которые понесены во имя Его. Мы, как и Господь, носим раны (душевные и телесные), но можно ли назвать их Господними, и кто возлагает их на нас? — или наша плоть с ее похотями и невоздержанием, или мир за наше раболепство перед ним. А эти раны не Господни, и их надо врачевать покаянием»[13].
Пост — это святое время — может быть похищен у нас житейскою суетою и попечением о вещах скоропреходящих, если мы сами не позаботимся расположить свою душу внимать помыслам благим и спасительным, умиляющим и оживотворяющим сердце. А чем же еще можно настроить себя на размышления благие, как не молитвой, духовным чтением и внимательным отношением к богослужению и ко всему тому, что мы слышим в храме? Поэтому внимательное отношение к православному богослужению — это непременное условие нашего духовного возрастания. Период же Великого поста, как уже отмечалось, имеет особое значение для православного христианина. Поэтому и богослужебные тексты этого времени церковного года несут в себе назидания особой важности. Не пройти мимо этого сокровища, подаваемого нам Святой Церковью,— вот задача каждого, подвизающегося достойно миновать великопостное поприще.
Задачей данной работы и было постараться хотя бы несколько приоткрыть эту церковную сокровищницу, хотя бы немного объяснить, почему ученики Христовы, в момент страданий их Божественного Учителя в страхе бежавшие, впоследствии бесстрашно проповедовали Евангелие и не страшились самой смерти. «Но теперь они знали, что Он победил смерть, и что бессмертие — бОльшая реальность, чем весь этот мир, восставший на них за их благовестие» [14]. Поэтому, по слову известного проповедника нашего времени, «да не смущает никого зрелище уничижения, страданий и смерти Сына Мариина. Так надлежит пострадать Христу и войти в славу Свою. Страдания и смерть Его ужасны, причиняют скорбь великую, но они промелькнут подобно короткому тяжелому сну и сменятся вечною славою, Вечным Царством Его. Кратковременная скорбь должна как тень исчезнуть пред светом радости! Аминь» [15].