Во имя Отца и Сына и Святого Духа

Воскресенье святых праотцев Воскресенье Святых Отцов

Воскресенье святых праотцев
24 декабря 1978 г.

Среди святых, память которых мы совершаем за две недели до Рождества Христова, мне хочется обратить ваше внимание на имена святого пророка Даниила и тех трех отроков, которые были брошены в пещь огненную за их отказ поклониться идолам.

О пророке Данииле хочу сказать только одно: он был брошен на растерзание диким зверям за то, что отказался хоть один день остаться без молитвы; он отказался спасти свою жизнь ценой того, что столько людей и так легко делают изо дня в день: не поклониться Богу, не восхвалить Его имя, не выразить Ему свою преданность, не вознести заступническую молитву печальника о людях перед Престолом Божиим он счел невозможным даже ради того, чтобы спасти свою жизнь. Над этим нам стоит задуматься...

Об отроках, которые были брошены в пещь огненную, я хочу сказать две вещи: первое – они тоже оказались готовы скорее быть сожженными заживо, чем поклониться идолу, статуе царя, образу земной власти, и по приказу отступить от Бога для того, чтобы служить другим ценностям – земным. Разве не именно это делаем мы изо дня в день, подчиняясь всякому повелению, служа всем земным ценностям, предпочитая безопасную жизнь опасности быть Божиим человеком?

А второе: каждому откровению о святости людской, о величии человеческого духа, о безграничной преданности Богу людей, подобных нам, всегда сопутствует некое откровение о Самом Боге. И вот эти три отрока отказались поклониться идолу и были брошены в пещь огненную, так страшно разжженную, что она издали обжигала подходящих к ней; и царь-мучитель решил посмотреть, как они страдают; и он подошел как можно ближе к этой пещи; и обратился он к своим советникам: Не трех ли людей в цепях бросили мы в эту печь? Каким же это образом я вижу там четырех, движущихся свободно, и один из них – Сын Божий?.. В ответ на верность этих трех отроков Христос Спаситель сошел к ним еще до Воплощения, в сиянии Своего Божества, и в образе человеческом освободил их от уз, спас от смерти и прославил их перед лицом царя-мучителя и его клевретов.

Вот что нам говорит о Боге это событие: там, где горит страдание, там, где пламенеет искушение, там, где ужас смерти охватывает людей – Бог в их среде, не чужой, не призывающий их, как бы извне, к терпению, которого Он Сам не проявил бы, не спасающий извне, без участия в их страдании. Наш Бог сошел в нашу среду, Он приобщился всему, что составляет человеческую судьбу; огненное искушение и испытание Он пережил и устоял; и среди огненного испытания Он дает свободу тем, которые остаются с Ним. В самые глубины человеческого ада Он сошел, и там возвестил свободу и победу Божию, и новую жизнь людям.

Разве пред таким Богом можно не поклониться? Разве можно Ему отказаться служить? Разве можно предпочесть какие-либо другие ценности, чем ценности Божии, Христовы на земле, и отдаться другой власти, чем власти Христовой?

Подумаем и об этом: идет на нас день Рождества Христова – как мы Его примем? В этот день Он сходит на землю, вступает в ограничение твари, вступает в уродство падшего мира, углубляется в ад греха, оставаясь безгрешным, – и все по любви к нам...

Найдется ли в нас великодушие ответить любовью на любовь, найдется ли в нас мужество, как у Даниила и отроков еврейских и несметного числа святых, ответить на Его призыв стать Божиими людьми? Когда мы вглядываемся в списки святых, как поражают такие слова: святой такой-то – с женой и двумя детьми; такой-то – с братом и таким-то числом друзей... И эти друзья, и эти братья, и эти жены насчитываются тысячами и тысячами; они были, как мы, хрупки, они тоже боялись боли, они тоже хотели жить. Но они предпочли верность любви предательству – предательству в малом, и поэтому оказались способными быть верными во многом.

Начнем и мы с малого: будем верны Богу во всем том, что доступно нашим малым силам, и вырастем мы в меру тех людей, которые во многом оказались верны и вошли в радость, в славу Господа своего. Аминь.

Воскресенье Святых Отцов
(Мф. 1, 1–25)
6 января 1974 г.

В преддверии Рождества Христова, когда мы ожидаем увидеть воочию воплощение Сына Божия, как трогательно и как вдумчиво Церковь вспоминает всех тех, которые свою плоть, свою жизнь дали, чтобы родился Спаситель.

Сегодня праздник предков Господних. Каждый из нас несет в своем теле, в своей душе все прошлое человеческого рода: и Христос, приобщившийся человечеству, не явился новым человеком, которого бы заново сотворил Бог. Он воспринял Свою человечность от тысячелетней, может быть, многомиллионной годами истории человеческого рода. В Его теле, в Его человечестве жили все те, которые жили когда-то на земле до Него.

Таким же образом в нашем теле, в нашей душе живет все прошлое человечества. И Христос соединился с человеческим родом, не избрав в нем праведников или только святых, достойных встречи с Богом, – для которой слов нет, так она изумительна, так она превосходит всякое воображение; в Нем живет человечество и праведное, и грешное.

В ряду имен, которые мы сегодня слышали и из которых некоторые памятны нам своей святостью, есть имена, памятные Ветхому Завету грехом. Но это все были люди, которые пробивались через грех, пробивались через человеческую немощь, через потемненность сердца, через восстание плоти, через бушевание истории и жизни вокруг них, пробивались к Богу, искали света, искали правды, искали святости, даже если не хватало сил осуществить свою мечту.

И с ними поистине был Бог, Который ни от какого грешника не отходит, Которого не пугает никакая неправда, Который может казаться нам далеким, только когда мы холодностью, безразличием не хотим Его знать... Но и тогда Он не отходит. Он остается таким же близким, хотя и скорбно, крестно близким к нам.

И вот, вспоминая сегодня все прошлое человечества, всех этих людей, которые из тысячелетия в тысячелетие соткали плоть и человечество Христа, вспомним их благоговейной, благодарной мыслью; и вспомним всех тех, которые были нашими предками, знаемых нами и незнаемых, тех, о которых радуется сердце, или тех, которых, может быть, стыдится наша гордыня, – вспомним всех.

Своей человеческой святостью Христос оправдал всех тех, кто был плотью и кровью Его, – и каждый из нас призван подвигом жизни, творением и борьбой, через победы и поражения, идя к Богоотданности, идя к святости, то есть посвященности всего себя Богу, не только себя спасти, оправдать не только свое временное существование на земле, но оправдать жизнь тысячелетий, живущих в нашей плоти и в нашей душе.

И всякий, кто пробивается к святости, всякий, кто делается храмом Святого Духа, кто действительно так соединяется со Христом, что становится частицей Его святейшего, пречистого Тела, всякий, кто делается сыном или дочерью Живого Бога, спасает, оправдывает, прославляет, осмысливает жизнь и судьбу всех тех, чьим наследником он является в своем человечестве.

Поэтому вдумаемся в это родословие Христа, вглядимся в эти имена: это все были живые люди, люди плоти и крови, трепетные перед жизнью, порой измученные, а порой – ликующие и торжествующие, и все они живут в чуде Христовой человечности и Христова человечества.

И в нас живет прошлое. Христос все прошлое этой родословной так освятил, что все без остатка стали своими, родными Богу, родными в самом сильном смысле слова. И мы можем своей жизнью, трудом, подвигом, устремленностью к Богу, тоской по Нему, борьбой за Него, за Его победу в нас, осмыслить и оправдать все прошлое нашего рода и его принести Богу как дар, и став сами Ему родными, сделать Ему родными также и тех, которые порой Его не знали, а порой, зная, от Него отступали грехом, неверностью сердца и жизни.

Как это дивно, какое это может дать нам вдохновение к жизни! Не для себя мы живем, даже не только для ближнего, для любимых, даже не для врагов, а для всего человечества, а за ним – для всей судьбы вселенной. Слава Богу, что Он так нам верит и такую великую и дивную судьбу вверяет нам! Аминь.

Родословная Иисуса Христа

Родословная Иисуса Христа
Воскресенье перед Рождеством
(Мф. 1, 1–25)
3 января 1988 г.

Каждый год в воскресенье перед Рождеством Христовым на литургии читается “Книга родства” Иисуса Христа. И годами я задавал себе вопрос: зачем? Почему надо вычитывать все эти имена, которые так мало значат для нас или вообще ничего нам не говорят? А потом, постепенно мне стало яснее, зачем нужно это чтение.

Прежде всего, эти люди – семья Господа Иисуса Христа, которой Он принадлежит по Своему человечеству; все они – Его родственники. И этого уже достаточно, чтобы эти имена были для нас значительны: Христос одной с ними крови, Христос – член этой семьи. О Божией Матери каждый из этих людей может сказать: Она рождена в этой семье, Она дочь нашего рода; и о Христе: Он тоже рожден в нашей семье, хотя Он Бог наш, наш Спаситель, присутствие Самого Божества среди нас.

Кроме того, некоторые имена выделяются в этом ряду: имена святых, подвижников духа, и имена грешников.

Святые могли бы научить нас тому, что означает вера: не просто умственное убеждение, мировоззрение, которое совпадает, в какой-то доступной нам мере, с тем, как Бог видит вещи, но такая вера, которая есть всецелое доверие Богу, беспредельная верность Ему, и ради того, что мы знаем о Боге, готовность жизнь отдать за то, что Ему дорого, за то, что Он есть, что Он Собой представляет.

Вспомните Авраама, вера которого подверглась предельному испытанию. Как нам трудно бывает отрешиться ради Бога от чего-то “своего”; а ведь Аврааму было предъявлено требование принести в кровавую жертву собственного ребенка, и он не усомнился в Боге. А Исаак? Он подчинился без сопротивления, в совершенном, доверчивом послушании отцу, а через него – Богу.

Мы можем тоже вспомнить борьбу Иакова с Ангелом, во тьме, подобно тому, как мы подчас боремся в ночной тьме, или во мраке сомнений, во мраке, который иногда охватывает нас со всех сторон, и мы боремся за то, чтобы сохранить нашу веру, за то, чтобы не потерять своей цельности, чтобы не нарушить верности.

Но мы можем тоже научиться чему-то и от тех, которые вошли в историю и известны нам из Священного Писания как грешники. Они были хрупкими, хрупкость одолевала их; у них не хватало сил противостоять влечениям тела и души, всему переплетению человеческих страстей. И одновременно они верили в Бога всем порывом своей страстности. Один из таких грешников – царь Давид, и он с такой силой выразил это в одном из своих псалмов: Из глубины воззвах к Тебе, Господи! Из глубины отчаяния, из глубины стыда, из глубины отчуждения от Бога, из самых темных глубин своей души он все же к Богу обращается со своим воплем. Он не прячется от Бога, он не бежит от Него, но бежит к Нему с отчаянным криком отчаявшегося человека... С такой же конкретной реальностью выступают в Библии и другие мужчины и женщины: Раав-блудница, и столько, столько других.

И вот, когда мы проходим через самые мрачные низины своей жизни, когда мы окутаны всем мраком, который клубится внутри нас – обращаемся ли мы к Богу из глубин этого мрака, чтобы сказать Ему: К Тебе, Господи, воззвах! К Тебе рвется мой крик души... Да, я во мраке; но Ты – мой Бог. Ты Бог, создавший и свет, и тьму, и Ты пребываешь и в этом мраке, как пребываешь и в ослепительном свете: Ты и в смерти, Ты и в жизни, Ты во аде еси, Ты и на Престоле. И где бы я ни находился, я могу взывать к Тебе...

И затем еще последнее, над чем нам надо задуматься. Для нас это только имена; о некоторых мы немного знаем из Священного Писания, о других не знаем ничего. Но все они – конкретные люди, мужчины и женщины, подобные нам во всей нашей хрупкости и со всей нашей надеждой, нашей колеблющейся волей и их колебаниями, со всей зачаточной любовью, так часто потемненной, но которая, хоть в зачатке, – огонь и свет. Это люди конкретные, реальные; мы можем читать их имена с чувством, что – да, я не знаю тебя, но ты одна, ты один из тех людей, которые составляют человеческую семью Христа, конкретную, реальную; и несмотря на все превратности жизни, внутренние и внешние, ты принадлежишь Богу... И в конкретных обстоятельствах нашей жизни, хрупки мы или крепки в данную минуту, мы можем пытаться научиться быть Божиими собственными людьми.

Поэтому задумаемся над этой родословной, и в следующий раз, когда прозвучит этот перечень имен, услышим его с искрой радости, с теплым сердечным чувством. Но мы сумеем отозваться на него сердечным теплом только в ту меру, в какую Христос будет становиться для нас все более и более реальным, и в Нем, через Него мы обнаружим, что все они – реальные, живые люди, родные нам и родные Богу. Аминь.

Рождество Христово Рождество Христово Рождество Христово После Рождества

К привету, к благословению, к молитвенной охране, которую простирает над нами Патриарх Московский, Глава Русской Церкви нашей, хочу прибавить и свое слово.

Рождество Христово, которое мы сегодня празднуем с такой легкостью сердца, с такой благодарностью и радостью, заслуживает внимания не только нас, людей, но и всей твари, потому что это Рождество Христово, воплощение Слова Божия, принесло нам небывалую, непостижимую, новую весть как о Боге, так и о человеке и обо всей твари.

Бог, во Христе, явился нам небывалым и непостижимым образом. Языческие народы могли себе представить Бога великого, Бога небесного, как бы воплощающего все великое, величественное, дивное, о чем человек может мечтать на земле. Но только Бог мог открыться человеку, каким Он открылся в воплощении Христовом: Бог стал одним из нас. Но не в славе, а в немощи; беспомощным и обездоленным; уязвимым и как будто побежденным; презренным для всех, кто верит только в силу и в земное величие. В эту первую ночь, когда Бог стал человеком, когда Самый Живой Бог обитал плотью среди нас на земле, Он приобщился к самой тяжелой человеческой обездоленности. Никто не принял Его Мать под кров свой; все сочли Его чужим, все отослали Его на далекий, бесконечный путь, который простирался перед странниками без крова и без привета. И они пошли – и в эту первую ночь Христос приобщился всем тем, которые из века в век проходят через жизнь и телесно, и духовно отброшенными, презренными, нежеланными, исключенными из человеческого общества. А таких людей в истории человечества – несметное количество. И по сей день – увы! – в больших городах и на просторах земных сколько таких людей, которым некуда пойти, которых никто не ждет, о которых никто не воздыхает, которым никто не готов открыть свой дом, потому что они чужие или потому что страшно приобщиться судьбе людей, обездоленных не только несчастьем, но человеческой злобой: ставших чужими, потому что люди, другие люди из своего сердца и из своей судьбы их исключили. Одиночество – страшное, жгучее, убийственное одиночество, которое снедает сердца стольких людей, было долей Пречистой Девы Богородицы, Иосифа Обручника и только что родившегося Христа. Он был чужой, никем не желанный, исключенный и выброшенный. Это – начало пути Его; и на этом пути Он приобщился, как я сказал, всем, кто так живет и в наше время, чужим среди людей, которые должны быть для них братьями; презренны они, побеждены – подлостью, трусостью и злобой человеческой. Уязвимы они по хрупкости своей, по беззащитности своей. Наше дело, христиан, увидеть в них образ Того Бога, Которого мы благоговейно сегодня чтим, и таких принять, как мы приняли бы теперь Христа, если бы Он явился перед нами обездоленным, уязвимым, беспомощным, презренным, ненавидимым, гонимым...

Вот каким явился перед нами Бог, потому что Он захотел стать одним из нас, чтобы ни один человек на земле не стыдился своего Бога: будто Бог так велик, так далек, что к Нему приступа нет. Он стал одним из нас в нашем унижении и в обездоленности нашей; и Он не постыдился нас, “стал как мы все”, не только по материальной, земной, физической обездоленности, не только по душевной оставленности любовью людской, но потому, что Он сроднился – через Свою любовь, через Свое понимание, через Свое прощение и милосердие, – Он сроднился и с теми, которых другие от себя отталкивали, потому что те были грешниками. Он пришел не праведных, Он пришел грешников возлюбить и взыскать. Он пришел для того, чтобы ни один человек, который потерял к себе самому уважение, не мог подумать, что Бог потерял уважение к нему, что больше Бог в нем не видит кого-то достойного Своей любви. Христос стал Человеком для того, чтобы все мы, все без остатка, включая тех, которые в себя потеряли всякую веру, знали, что Бог верит в нас, верит в нас в нашем падении, верит в нас, когда мы изверились друг во друге и в себе, верит так, что не боится стать одним из нас. Бог в нас верит, Бог стоит стражем нашего человеческого достоинства. Бог – хранитель нашей чести, и ради того, чтобы мы могли в это поверить, это увидеть воочию, наш Бог становится обездоленным, беспомощным Человеком. Только те, которые верят в силу и ни во что иное, только те, которые верят в свою праведность, не найдут пути к Нему, пока не покаются, пока не увидят, что смирение, любовь, жалость, милосердие – закон жизни.

Но во Христе не только явился нам Бог с Его любовью, верой в нас, как страж нашего достоинства, как блюститель нашей правды – Он явил нам величие человека. Если Бог мог сущностно стать Человеком, неужели мы не понимаем, как велик человек? Неужели не понимаем: человек так велик, что Бог может стать Человеком и человек остается собой? И что так велика тварь, которую Бог призвал к бытию, что человек может вместить в себя Бога? И что вещество, наша плоть, наша кровь, кость наша, всё вещество наше способно быть Бого-носным, соединиться с Божеством и остаться собой? И явиться нам в славе, величии, которого мы не видим, но которое видит Бог, ради которого Он нас сотворил и все сотворил?

Всмотримся в этот образ Воплощения: Христос нам явил смирение и любовь Божию, веру Божию во всю тварь, в нас, грешников, падших, и нам явил одновременно, как мы можем быть велики и как глубока, бездонно глубока тварь Господня. Вот с этой верой мы можем жить, можем становиться людьми во всю меру Христова воплощения, и рассматривать мир, в котором мы живем, не только как мертвый материал, а как то, что призвано стать в конце концов как бы видимым одеянием Божества, когда Бог станет всем во всем.

Какая слава, какая радость и надежда! Воспоем с благоговением, любовию и трепетом Воплощение Христово; оно для нас жизнь вечная уже на земле, и оно – слава всего тварного в вечности на небеси. Аминь!

Рождество Христово
1974 г.

Христос в Евангелии Своем, говоря о самом великом, что может сделать человек, о самой высокой мере, до которой он может вырасти, дал нам заповедь любви: Никто большей любви не имеет, как тот, который душу свою положит за друзей своих... И вот, в эту таинственную рождественскую ночь, Сам Господь и Бог наш воплощением Своим исполнил этот закон победоносной жизни и любви.

Мы рождаемся во временную, преходящую жизнь, из ничего возникаем державным творческим словом Живого Бога, и через это временное бывание становимся причастниками вечности и входим в жизнь вечную. Господь же и Бог наш, воплощением Своим, из полноты бытия, из торжествующей полноты жизни входит в область смерти; из полноты нетварного бытия Он за-ключается в узкие, подлинно тюремные рамки падшего мира; будучи вечным, рождается во времени, чтобы в этом мире, узком, тесном, оторванном от Бога, жить, показывая нам пример того, как изо дня в день можно отдавать жизнь за своих друзей, и умирает, показывая нам, что и смертью можно явить торжество жизни.

Одна из древних греческих икон представляет нам ясли вифлеемские не в виде трогательных яслей, а в виде жертвенника, сложенного из камней, на которых лежит ребенок, предназначенный к смерти; но не к случайной, бессмысленной, бесцельной смерти, а к смерти жертвы, которая осмысленно, свободно приносится Богу во очищение грехов, ради победы над самой смертью, для соединения Неба и земли, для соединения отпадшей твари и Живого, любящего Бога.

Сегодня вечный Бог рождается во время. Бесплотный облекается плотью. Тот, Кто за пределами смерти, входит в область смерти; сегодня начинается крестный путь Господень; сегодня является нам жертвенная, крестная божественная Любовь. Сегодня ясли вифлеем-
ские предзнаменуют нам ту пещеру, куда будет положен Господь наш Иисус Христос, снятый со креста после мучительной смерти... И весь путь жизни Господней является ничем иным, как исполнением этой заповеди о любви, которая не знает ни границ, ни предела, о той любви, которая свою жизнь отдает за друзей своих.

Но за друзей ли одних? Кто был другом Господним, когда Он родился, кто дал приют Матери, ожидающей Ребенка, и сопровождающему их Иосифу? Выкинутые из человеческого селения, они нашли себе обиталище только среди зверей; и так в течение всей жизни Христовой; когда в завершение Его пути израильский народ, человечество, исключит Его из града людей, останется Ему только умереть одинокой смертью на Голгофской горе. Путь, начатый Господом “ради друзей своих”, есть путь любви – но кто такие эти друзья? Враги – это не те, кто нас ненавидит; это те, которых мы, по безумию, по слепоте сердца и отуманенности ума, называем врагами; Христос врагов не знал. Все люди, которых державное творческое слово Божие призвало к бытию, были Его братья и сестры, были возлюбленные Божии дети, которые потеряли свой путь и которых Он пришел взыскать.

Он Сам дал нам образ, когда сказал, что добрый пастырь оставляет девяносто девять овец, чтобы идти на розыски одной заблудившейся, потерянной овцы. Так и по отношению к нам: тех людей, которые называют себя врагами Христа, Христос признаёт за Своих братьев и сестер, за детей Живого Бога, Чьим Сыном Он является. Он врагов не знает, для Него нет врагов; и поэтому за всех и ради всех Он становится человеком, за всех и ради всех Он живет изо дня в день, отдавая все силы тела и души; и, наконец, за всех и ради всех, после Страстной седмицы, после страшной Гефсиманской ночи, после издевательств, поруганий, после того, как Он был предан близким учеником, оставлен другими, Христос умирает на кресте за всех и ради всех... И если мы – Христовы, то мы должны научиться в сегодняшнюю торжественную ночь этому Христову пути; сегодня можем мы покаянием, то есть переменой мысли и сердца, войти в путь Христов, можем новыми глазами осмотреться и с изумлением увидеть, что нет у нас врагов, а есть только дети Божии заблудшие, к которым нас посылает Господь жить и, если нужно, умирать, чтобы они ожили во веки веков.

Вот о чем говорят нам жизнь и смерть Христовы, вот о чем нам говорит сегодня Рождество – то есть рождение Живого Бога человеческой плотью. Оно такое таинственное: казалось бы, мы видим своего Бога, мы можем держать Его благоговейно и трепетно в своих объятиях. Но в этом Воплощении нам открывается Бог более таинственный, чем Бог небесный, непостижимый человеческому уму, а только чаемый человеческим сердцем, потому что в этом Младенце таится вся полнота невидимого, непостижимого Бога. Прикасаясь Ребенку, рожденному в Вифлееме, мы с ужасом познаём, что Он – Живой Бог, ставший живым Человеком нас ради; мера любви Божией к каждому из нас, к последнему грешнику и к самому святому праведнику – это жизнь и смерть Сына Божия, ставшего Сыном Человеческим...

Разве мы не обернемся к каждому, кто вокруг нас, с подобной любовью, разве мы можем перед лицом Во-площения Христова иначе отнестись к людям, чем Сам Бог, ставший Человеком? Заповедь новую Он нам дает, новую тем, что не только Он нас призывает любить, но призывает любить и друзей и врагов, призывает любить всех, и такой мерой любви, которая называется “положить жизнь свою за друзей своих”; признать друзьями тех, кто тебя другом не признаёт, жить для них изо дня в день, а если нужно – ради них умереть, с последней молитвой на устах: Господи, прости им – они не знают, что творят! Аминь.

Рождество Христово
1979 г.

Около двух тысяч лет назад, в такую же ночь, как сегодняшняя, Божественная любовь вошла в мир в образе новорожденного Ребенка, со всей его хрупкостью, беззащитностью, которая поистине является образом любви, себя отдающей, никогда себя не защищающей, все дающей, на все надеющейся...

Один из современных наших духовников, отец Софроний, пишет: “Откровение о Боге говорит: Бог есть любовь, Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы; и как трудно людям согласиться с этим...” Трудно, потому что и наша личная жизнь, и окружающая нас жизнь всего мира свидетельствуют, скорее, об обратном. На самом деле: где же тот свет Любви Отчей, если все мы, подходя к концу своей жизни, вместе с Иовом, в горечи сердца сознаем: Лучшие думы мои, достояние сердца моего – разбиты, дни мои прошли, преисподняя станет домом моим – где же, после этого, надежда моя? И то, что от юности тайно, но сильно искало сердце мое – кто увидит?.. И вот жадно ищет душа встречи с Богом, чтобы сказать Ему: Зачем Ты дал мне жизнь? Я пресыщен страданиями, тьма вокруг меня; зачем Ты скрываешься от меня? Я знаю, что Ты благ, но почему, почему Ты так безразличен к страданию моему? Я не могу Тебя понять...

Разве не подымается этот крик со всей земли нашей, холодной, осиротелой, полной страха, и горечи, и боли? И какой же ответ дает Бог на это вопрошание, на эту тоску?.. Вот пример того, что говорит и как говорит Господь, из той же книги отца Софрония о Старце Силуане: “Жил на земле человек, муж гигантской силы духа; он долго молился с неудержимым плачем: Помилуй мя!.. Но не слушал его Бог. Прошло много месяцев такой молитвы, и силы души его истощились; он дошел до отчаяния и воскликнул: Ты неумолим!.. И когда с этими словами в его изнемогшей от отчаяния душе еще что-то надорвалось, он вдруг, на мгновение увидел живого Христа. Огнь исполнил сердце его и все тело с такой силой, что, если бы видение продолжалось еще мгновение, он умер бы. После этого он уже никогда не мог забыть невыразимо кроткий, беспредельно любящий, радостный, непостижимого мира исполненный взгляд Христа, и последующие долгие годы своей жизни неустанно свидетельствовал, что Бог есть любовь, любовь безмерная, непостижимая...”

И эта любовь – не чувство, не доброе отношение Божие к нам: это Сам Бог, пришедший в мир плотью новорожденного Христа. Он создал мир по любви; Он создал мир, чтобы разделить с ним ту ликующую, торжествующую жизнь, которая называется любовью и которая доходит до такого напряжения, до такой полноты, что она уже за пределом всякого ограничения, всякого умаления. Она отдает себя, забывая все, кроме любимого, дает, как будто, в беззащитности, в хрупкости, подобной этой плоти Ребенка, родившегося в Вифлееме. И взывает к нам Господь: Отзовитесь!..

Но чем мы отзовемся? В евангельском рассказе говорится о том, как волхвы пришли с востока со своими дарами; но куда нам прийти, и откуда? Они пришли издали, из того места, где не было Христа; и мы можем сейчас устремиться ко Христу, вездесущему, воскресшему, все победившему, из ночи, из тьмы собственной души. Сколько нас, кому темно, сколько нас, кто в потемках; вот из этих потемок пойдем к свету. А свет – это любовь. Из мрака злобы – пойдем к любви! Из греха – пойдем к любви, всепрощающей, исцеляющей! Из холода жизни – пойдем к любви, которая может согреть душу и все изменить в жизни! Из серой скудости житейской – пойдем к любви, потому что где есть любовь, там свет и радость, там нет великого и мелкого, но все велико, потому что все может стать знаком любви!..

И Господь зовет нас верить в себя. Вспомните дары этих волхвов. Принесли они злато: в темных недрах заключена его сверкающая слава, звонкая полнозвучность, нержавеющая чистота. И в каждом из нас есть эта слава, которая рвется к свету, и нержавеющая чистота души, которая способна на великое – только дали бы ей свободу любить без страха, любить от всей силы мощной души! Золото, о котором здесь говорится, это преображенная земля; откроем темные недра наши, в которых таится сияние света, и пойдем к свету!

Ладан принесли волхвы, который возносится и благоухает: принесем любовь, которая не только светом, не только нержавеющей своей чистотой сияет, славой блестит, но которая по всей земле распространится, как благоухание, лаской, любовью, теплотой...

Но и смирну принесли волхвы, как приносят мертвецу; Христос, бессмертный Бог, родился не для того, чтобы жить, подобно нам, а для того, чтобы умереть, подобно нам; жить нашей смертной жизнью для того, чтобы мы могли войти в Его бессмертную, торжествующую, ликующую вечность...

Кто хочет идти по Мне, да отвержется себя, да забудет о себе, да вспомнит только о том, что тысячи вокруг нуждаются в любви. Никто большей любви не имеет, как тот, кто свою жизнь отдаст; а отдать жизнь – это не обязательно умереть, это каждое мгновение жизни посвятить любви, творческой, зрячей, умной, смелой любви; любви, которая дает; любви, которая не защищает своего; любви, которая себя не защищает, не замыкается... Сила Божия в немощи совершается: нам не надо бояться любить – отдадим себя до конца, и тогда весть о родившемся сегодня Христе станет реальностью не только в нашей жизни, но в жизни миллионов людей – светом, теплом, радостью, обновлением всей жизни! Аминь.

После Рождества
13 января 1985 г.

Воображением мы сейчас представляем себя две тысячи лет назад, и какое дивное чувство должно наполнять нас: уже неделя, что мир стал иным! Мир, который тысячелетиями был как потерянная овца, стал теперь как овца обретенная, поднятая на плечи Сыном Божиим, ставшим Сыном Человеческим. Непроходимая бездна, которую грех разверз между Богом и человеком, теперь, хотя бы зачаточно, преодолена: Бог вошел в историю. Сам Бог стал Человеком, Бог облекся в плоть, и все видимое, то, что по нашей слепоте представляется нам мертвой, инертной материей, может узнать себя прославленным в Его собственном теле. Случилось нечто небывалое, и мир уже не тот, что прежде.

Но в Воплощении есть и другая сторона. Бог стал Человеком, и Бог во Христе говорил слова решающей правды, такой правды, которая, как дрожжи, брошенные в тесто, постепенно изменили мир. Бог открыл нам величие человека. Христос, вочеловечившись, был доказательством, остается и навсегда останется доказательством, что человек так велик, так глубок, так таинственно глубок, что он может не только вместить в себя Божественное присутствие, как храм, но может соединиться с Богом, стать причастником Божественной природы, как говорит Апостол Петр в своем послании.

И человек настолько велик, что как бы далеко мы ни отпали от нашего призвания, как бы недостойны его мы ни были, Бог никогда не установит с нами таких отношений, которые были бы меньше, чем Его отцовство и наше родство с Ним как сыновей и дочерей Всевышнего. Блудный сын просил отца, чтобы тот принял его в наемники, поскольку он недостоин называться сыном; но отец не пошел на это. Когда сын начал свою исповедь, отец остановил его прежде, чем он мог произнести эти слова, потому что Бог не соглашается на наше унижение; мы не рабы и не наемники. Не сказал ли Христос Своим ученикам: Я больше не называю вас слугами, потому что слуга не знает воли господина, Я же сказал вам все.

И еще: во Христе нам открыто и Им провозглашено, что каждый отдельный человек есть предельная, высшая ценность, что Он живет и умирает за каждого из нас, что важны не коллективы, а каждый из нас. Каждый из нас, говорится в Книге Откровения, имеет у Бога имя, и это имя будет открыто нам в конце времен, но его никто не знает, кроме Бога и получающего его, потому что имя это – наше отношение с Богом, единственное и неповторимое; каждый из нас для Него единственный. Какое диво! Древний мир знал народы и расы, он знал рабов и господ, он знал категории людей, так же как и современный мир, который постепенно не только обмирщается, но возвращается в язычество, различает людей по категориям, типам и группам; один только Бог знает живые личности, мужчин и женщин.

Христос также принес, или, скорее, провозгласил новую справедливость, новую правду: не распределяющую или карающую справедливость закона, но правду иного рода. Когда Христос говорит нам: Пусть правда ваша будет больше правды книжников и фарисеев, – Он говорит о том, как Бог относится к каждому из нас. Он принимает каждого из нас, какие мы есть: Он принимает доброго и злого. Он радуется доброму и умирает из-за злого и ради его спасения.

И Бог призывает нас помнить это, и призывает нас такими быть не только в нашей христианской среде, но и среди всего окружающего мира: относиться к каждому человеку с такой справедливостью, не судящей и осуждающей, а видящей в каждом человеке всю красоту, которой Бог наделил его и которую мы называем образом Божиим в человеке, преклоняться перед этой красотой, помогать этой красоте воссиять во всей ее славе, рассеивая все злое и темное и, признавая ее в каждом, дать путь этой красоте стать реальностью и победить, восторжествовать.

Он открыл нам также такую любовь, какой прежний мир не знал, а современный мир, так же как и древний мир, так боится: любовь, которая согласна быть уязвимой, беспомощной, изливающейся, истощающей себя, щедрой, жертвенной; любовь, которая дает без меры; любовь, которая дает не только то, что имеет, но самое себя. Вот что Евангелие, вот что Воплощение принесли в мир, и это в мире пребывает. Христос сказал, что свет во тьме светит, и тьма не может объять его, но не может и погасить. И свет этот светит и будет светить, но победит он только, если мы станем его провозвестниками и делателями заповедей о правде и о любви, если мы примем Божие видение о мире и принесем его всему миру – нашу веру, то есть нашу уверенность и надежду, единственную силу, которая может помочь другим начать жить по-новому. Но для того, чтобы начать жить заново, они должны увидеть новизну в нас. Мир зачаточно стал новым через соединение Бога с человеком, когда Слово стало плотью; мы теперь должны стать откровением этой новизны, славой и сиянием Божиими во тьме или сумерках этого мира.

Да даст нам Господь смелость и любовь, великодушие быть Его провозвестниками и свидетелями, и да будет благословение Господне на вас. Того благодатию и человеколюбием, всегда, ныне и присно и во веки веков! Аминь.

Крещение Господне Крещение Господне

Крещение Господне
19 января 1973 г.

Какие бывают животворящие и какие бывают страшные воды... В начале Книги Бытия мы читаем о том, как над водами носилось дыхание Божие и как из этих вод возникали все живые существа. В течение жизни всего человечества – но так ярко в Ветхом Завете – мы видим воды как образ жизни: они сохраняют жизнь жаждущего в пустыне, они оживотворяют поле и лес, они являются знаком жизни и милости Божией, и в священных книгах Ветхого и Нового Завета воды представляют собой образ очищения, омовения, обновления.

Но какие бывают страшные воды: воды Потопа, в которых погибли все, кто уже не мог устоять перед судом Божиим; и воды, которые мы видим в течение всей нашей жизни, страшные, губительные, темные воды наводнений...

И вот Христос пришел на Иорданские воды; в эти воды уже не безгрешной земли, а нашей земли, до самых недр своих оскверненной человеческим грехом и предательством. В эти воды приходили омываться люди, кающиеся по проповеди Иоанна Предтечи; как тяжелы были эти воды грехом людей, которые ими омывались! Если бы мы только могли видеть, как омывающие эти воды постепенно тяжелели и становились страшными этим грехом! И в эти воды пришел Христос окунуться в начале Своего подвига проповеди и постепенного восхождения на Крест, погрузиться в эти воды, носящие всю тяжесть человеческого греха – Он, безгрешный.

Этот момент Крещения Господня – один из самых страшных и трагических моментов Его жизни. Рождество – это мгновение, когда Бог, по Своей любви к человеку желающий спасти нас от вечной погибели, облекается в человеческую плоть, когда плоть человеческая пронизывается Божеством, когда обновляется она, делается вечной, чистой, светозарной, той плотью, которая путем Креста, Воскресения, Вознесения сядет одесную Бога и Отца. Но в день Крещения Господня завершается этот подготовительный путь: теперь, созревший уже в Своем человечестве Господь, достигший полной меры Своей зрелости Человек Иисус Христос, соединившийся совершенной любовью и совершенным послушанием с волей Отца, идет вольной волей, свободно исполнить то, что Предвечный Совет предначертал. Теперь Человек Иисус Христос эту плоть приносит в жертву и в дар не только Богу, но всему человечеству, берет на Свои плечи весь ужас человеческого греха, человеческого падения, и окунается в эти воды, которые являются теперь водами смерти, образом погибели, несут в себе все зло, весь яд и всю смерть греховную.

Крещение Господне, в дальнейшем развитии событий, ближе всего походит на ужас Гефсиманского сада, на отлученность крестной смерти и на сошествие во ад. Тут тоже Христос так соединяется с судьбой человеческой, что весь ее ужас ложится на Него, и сошествие во ад является последней мерой Его единства с нами, потерей всего – и победой над злом.

Вот почему так трагичен этот величественный праздник, и вот почему воды иорданские, носящие всю тяжесть и весь ужас греха, прикосновением к телу Христову, телу безгрешному, всечистому, бессмертному, пронизанному и сияющему Божеством, телу Богочеловека, очищаются до глубин и вновь делаются первичными, первобытными водами жизни, способными очищать и омывать грех, обновлять человека, возвращать ему нетление, приобщать его Кресту, делать его чадом уже не плоти, а вечной жизни, Царства Божия.

Как трепетен этот праздник! Вот почему, когда мы освящаем воды в этот день, мы с таким изумлением и благоговением на них глядим: эти воды сошествием Святого Духа делаются водами Иорданскими, не только первобытными водами жизни, но водами, способными дать жизнь не временную только, но и вечную; вот почему мы приобщаемся этим водам благоговейно, трепетно; вот почему Церковь называет их великой святыней и призывает нас иметь их в домах на случай болезни, на случай душевной скорби, на случай греха, для очищения и обновления, для приобщения к новизне очищенной жизни. Будем вкушать эти воды, будем прикасаться к ним благоговейно. Началось через эти воды обновление природы, освящение твари, преображение мира. Так же как в Святых Дарах, и тут мы видим начало будущего века, победу Божию и начало вечной жизни, вечной славы – не только человека, но всей природы, когда Бог станет всем во всем.

Слава Богу за Его бесконечную милость, за Его Божественное снисхождение, за подвиг Сына Божия, ставшего Сыном человеческим! Слава Богу, что Он обновляет и человека и судьбы наши, и мир, в котором мы живем, и что жить-то мы все-таки можем надеждой уже одержанной победы и ликованием о том, что мы ждем дня Господня, великого, дивного, страшного, когда воссияет весь мир благодатью принятого, а не только данного Духа Святого! Аминь.

Крещение Господне
19 января 1979 г.

С каким чувством благоговения ко Христу и благодарности к родным, которые нас приводят к вере, мы вспоминаем о своем Крещении: как дивно думать, что поскольку наши родители или близкие нам люди открыли веру во Христа, поручились за нас перед Церковью и перед Богом, мы, Таинством Крещения, стали Христовы, мы названы Его именем. Мы это имя носим с таким же благоговением и изумлением, как юная невеста несет имя человека, которого она полюбила на жизнь и на смерть и который дал ей свое имя; как это человеческое имя мы бережем! Как оно нам дорого, как оно нам свято, как нам страшно было бы поступком, образом своим его отдать на хулу недоброжелателям... И именно так соединяемся мы со Христом, Спаситель Христос, Бог наш, ставший Человеком, нам дает носить Свое имя. И как на земле по нашим поступкам судят о всем роде, который носит то же имя, так и тут по нашим поступкам, по нашей жизни судят о Христе.

Какая же это ответственность! Апостол Павел почти две тысячи лет тому назад предупреждал молодую христианскую Церковь, что ради тех из них, которые живут недостойно своего призвания, хулится имя Христово. Разве не так теперь? Разве во всем мире сейчас миллионы людей, которые хотели бы найти смысл жизни, радость, глубину в Боге, не отстраняются от Него, глядя на нас, видя, что мы не являемся, увы, живым образом евангельской жизни – ни лично, ни как общество?

И вот в день Крещения Господня хочется перед Богом сказать от себя и призвать всех сказать, кому было дано креститься во имя Христа: вспомните, что вы стали теперь носителями этого святого и божественного имени, что по вас будут судить Бога, Спасителя вашего, Спасителя всех, что если ваша жизнь – моя жизнь! – будет достойна этого дара Божия, то тысячи вокруг спасутся, а если будет недостойна – пропадут: без веры, без надежды, без радости и без смысла. Христос пришел на Иордан безгрешным, погрузился в эти страшные иорданские воды, которые как бы отяжелели, омывая грех человеческий, образно стали как бы мертвыми водами – Он в них погрузился и приобщился нашей смертности и всем последствиям человеческого падения, греха, унижения для того, чтобы нас сделать способными жить достойно человеческого нашего призвания, достойно Самого Бога, Который нас призвал быть родными Ему, детьми, быть Ему родными и своими...

Отзовемся же на это дело Божие, на этот Божий призыв! Поймем, как высоко, как величественно наше достоинство, как велика наша ответственность, и вступим в теперь уже начавшийся год так, чтобы быть славой Божией и спасением каждого человека, который прикоснется нашей жизни! Аминь.

Преображение Господне О Преображении Господнем Преображение Господне

Преображение Господне
19 августа 1973 г.

Праздник Преображения раскрывает перед нами славу Богом созданной твари. Не только Христос явился в славе Отчей, в славе Своей Божественной в этот день перед Своими учениками: Евангелие нам говорит, что Божественный свет струился из Его физического тела и из той одежды, которая его покрывала, изливался на все, что окружало Христа.

Здесь мы видим нечто, что прикровенно уже раскрывалось нам в Воплощении Христовом. Мы не можем без недоумения думать о Воплощении: как оказалось возможно, что человеческая плоть, материя этого мира, собранная в теле Христовом, могла не только быть местом вселения Живого Бога – как бывает, например, храм – но соединиться с Божеством так, что и тело это пронизано Божественностью и восседает теперь одесную Бога и Отца в вечной славе? Здесь прикровенно открывается перед нами все величие, вся значительность не только человека, но самого материального мира и неописуемых его возможностей – не только земных и временных, но и вечных, Божественных.

И в день Преображения Господня мы видим, каким светом призван воссиять этот наш материальный мир, какой славой он призван сиять в Царстве Божием, в вечности Господней... И если мы внимательно, всерьез принимаем то, что нам здесь открыто, мы должны изменить самым глубоким образом наше отношение ко всему видимому, ко всему осязаемому; не только к человечеству, не только к человеку, но к самому телу его; и не только к человеческому телу, но ко всему, что телесно вокруг нас ощутимо, осязаемо, видимо... Все призвано стать местом вселения благодати Господней; все призвано когда-то, в конце времен, быть вобрано в эту славу и воссиять этой славой.

И нам, людям, дано это знать; нам, людям, дано не только знать это, но и быть со-трудниками Божиими в освящении той твари, которую Господь сотворил... Мы совершаем освящение плодов, освящение вод, освящение хлебов, мы совершаем освящение хлеба и вина в Тело и Кровь Господни; внутри пределов Церкви это начало чуда Преображения и Богоявления; верой человеческой отделяется вещество этого мира, которое предано человеческим безверием и предательством тлению, смерти и разрушению. Верой нашей отделяется оно от этого тления и смерти, отдается в собственность Богу, и Богом приемлется, и в Боге уже теперь, зачаточно, поистине делается новой тварью.

Но это должно распространиться далеко за пределы храма: все без остатка, что подвластно человеку, может быть им освящено; все, над чем мы работаем, к чему мы прикасаемся, все предметы жизни – все может стать частью Царства Божия, если это Царство Божие будет внутри нас и будет, как сияние Христово, распространяться на все, к чему мы прикасаемся...

Подумаем об этом; мы не призваны поработить природу, мы призваны ее освободить от плена тления и смерти и греха, освободить ее и вернуть в гармонию с Царством Божиим. И поэтому станем вдумчиво, благоговейно относиться ко всему этому тварному, видимому нами миру, и послужим в нем соработниками Христовыми, чтобы мир достиг своей славы и чтобы нами все тварное вошло в радость Господню. Аминь.

О Преображении Господнем
23 августа 1981 г.

Бывают в духовной жизни, но даже и в самых простых моментах человеческой жизни, мгновения, которые так прекрасны, так дивны, что хотелось бы, чтобы время, жизнь, вечность на них остановились и никогда ничего другого не случалось бы.

Это произошло с Апостолами, которых Христос взял с Собой на гору Преображения, и это выразил Петр, когда сказал: Господи! Нам здесь хорошо! Построим три кущи – Тебе одну, Моисею одну, одну Илии, и останемся здесь, осиянные этим невещественным, Божественным светом, окутанные этим дивным покоем... Ни Петр, ни другие Апостолы не заметили того, что потом они сами поведали другим: что Христос преобразился – то есть явился в сиянии вечной славы – в момент, когда Моисей и Илия говорили с Ним о грядущем Его восходе в Иерусалим и распятии.

Здесь, как и в стольких местах Нового Завета, мы видим, что, как и мы, Апостолы способны уловить светлое, дивное – и так часто пройти мимо того, чего Христу это стоит. Святой Серафим Саровский, говоря с одним из своих посетителей, сказал ему: Проси у Бога именем Христа то, что тебе нужно, но помни: какой ценой Христос получил власть тебе это даровать... Этим он хотел сказать: Не проси ни о чем, что недостойно Божией крестной любви, смерти, распятия Спасителя Христа...

Как и Апостолам, в моменты самые светлые нам хотелось бы, чтобы время остановилось и чтобы нам пребыть навсегда – в чем? – в забытьи! Чтобы нам навсегда забыть, что в нашей жизни и в жизни других людей порой происходит страшное: что бывает одиночество, бывает болезнь, бывает страх, бывают ужасы всякого рода; хотелось бы войти в этот дивный покой преображенного мира, которого мы все ожидаем, но который еще не явлен, еще не стал действительностью. В него мы должны верить, его мы порой имеем возможность пережить с большой, преображающей нас глубиной. Но мы должны помнить, что это переживание нам дано для того, чтобы принести в темный, скорбный, холодный мир сияние Преображения.

Когда Моисей на Синайской горе стоял перед Богом, озаренный Божией славой, он так приобщился к ней, что, когда спустился с горы, люди не могли вынести сияние его лица. Вот какими мы должны бы быть, когда переживем земное или небесное чудо, чудо преображения. И то, что случилось с Апостолами, то, что случилось с Моисеем, должно случиться и с нами: ни Моисей не остался на горе Синайской в видении Божием, говоря с Богом, как друг говорит с другом; ни Апостолам не было дано остаться на дивной горе Преображения; Христос сказал им: Пойдем отсюда...

И пришли они в долину, на равнину палестинскую, и застали там то, о чем мы слышали сегодня: неизбывное горе отца, родителей, друзей от того, что неисцельная болезнь поразила ребенка, и еще, может быть, более скорбный ужас о том, что и ученики Христовы, к которым обращался отец, ничем не смогли помочь – помог только Христос. Помог Он тем, что исцелил ребенка; но когда ученики Его спросили – Почему мы не смогли этого сделать? – Он им сказал: Этот род изгоняется только молитвой и постом.

И вот нам дается, по временам, это переживание преображенного мира, переживание чего-то дивного, божественного – вошедшего в жизнь. И, пережив это, мы должны это сохранить как самое драгоценное и войти в мир для того, чтобы этим поделиться. Поделиться же этим мы сможем, только если возьмем на себя подвиг поста и молитвы: не только вещественного, физического поста, но воздержания от всего, что центром своим имеет нас самих, от всякого себялюбия, всякого эгоизма, всякой жадности душевной или духовной, а не только телесной, от желания всякого обладания... И это мы можем осуществить, только если мы будем молиться; и опять: не только произносить молитвенные слова, не только как бы заставлять себя войти в мысль и дух святых, но всеми силами стремиться к тому, чтобы в тусклом, темном, осиротелом мире оставаться в общении с Живым Богом, Который есть и свет, и радость, и жизнь...

Подумаем о Преображении; подумаем о нашем опыте преображенного мира, о тех мгновениях или периодах, когда все внутри и вокруг нас было озарено действительно Божественным светом; и с этим светом пойдем к каждому человеку, во все обстоятельства жизни, и принесем туда свет Христов. Аминь.

Преображение Господне
19 августа 1990 г.

Бывает, что человек, которого мы знали близко, который казался знаком нам, знаем нам до самых глубин, вдруг предстанет перед нами, каким мы никогда его не видели, никогда не чуяли. Это бывает, когда коснется нас до самых глубин откровение любви, когда мы новыми глазами видим человека, видим его, как видит Бог: во славе, то есть сияющий из его глубин образ Божий, который обычно от нас как бы утаен, закрыт: и нашей слепотой и несовершенством человека.

Но бывает, что мы человека увидим по-новому, когда его самого коснется такая глубина радости или такое горе, что из самых недр его воссияет свет. Бывает, что радость человека преображает, но бывает, что предельный ужас боли, горя пробивается до самых недр человека и сияет обратно светом, когда это горе, эта боль не соединяются ни с горечью, ни с мстительностью, а остаются в чистоте распятием человека, ужасом, который его обдал.

Из этих образов мы можем понять, что случилось на Фаворской горе, когда Христос стоял между Моисеем и Илией – один представлял Закон, другой – всех пророков – и беседовал с ними о том, чему надлежит быть, о том, что идет Он теперь на смерть, на распятие по любви Божественной и по Своей человеческой отдаче для спасения мира. В этот момент пробился Божественный свет, охватил все Его естество, и ответно воссияла Его человеческая природа, отдавшаяся до конца Живому Богу на смерть.

И Его ученики тогда увидели, Кто Он есть: Агнец Божий, распятый для спасения мира еще до того, как создан был мир. Для того чтобы войти в это видение, им надо было самим приобщиться в какой-то мере тому, что совершалось. Церковное предание говорит, что эти три ученика представляли собой: один – веру, другой – любовь, третий – праведность. И вот из глубин своего естества они уловили нечто о совершающемся, увидели свет, который лился от Христа на все окружающее, который делал Его одежды белоснежными, который падал на все окружающее, вызывая во всем ответную жизнь и отклик. И они вошли во славу Божию, в то же облако, которое осеняло Синайскую гору, когда Бог говорил с Моисеем, как с другом Своим; и было так хорошо, другого ничего не нужно было, кроме как быть перед лицом славы Господней.

Но ученики не уловили причину, они не уловили, что только потому им так была открыта слава Божия, что их Учитель, Господь, Друг шел на смерть; им хотелось остаться в этой радости, никогда не отлучаться от преображенного Христа: но именно для этой разлуки и пришли Моисей и Илия беседовать о ней со Спасителем. И когда ученики захотели остаться, Христос им ответил: Нет!.. – и повел их в долину, с высот Фаворской славы в ужас земной нужды, земной трагедии. Они там встретили отца, который отчаялся в спасении своего ребенка; они застали там других учеников Спасителя, которые ничего не смогли сделать для отца с ребенком.

Фавор, слава неразлучно связаны с возвращением во тьму и с распятием, со смертью, со схождением Христа во ад. И только после этого, когда все будет совершено, воскреснет Господь в славе уже неотъемлемой.

Поймем же, что, когда нам дано человека или Живого Бога нашего восприять в этой славе, – это говорит о том, что пришло и нам время, вглядевшись в Фаворскую тайну, войти в мир, в трагический мир, во тьму мирскую, чтобы принести тот свет, который и во тьме светит и которому тьма бессильна воспрепятствовать. Это наше призвание, как это было призванием учеников и как это было делом Христовым. Аминь.

Воздвижение Креста Господня Воздвижение Креста Господня

Воздвижение Креста Господня
27 сентября 1981 г.

С трепетом и с глубоким сознанием священного ужаса мы поклоняемся сегодня перед Крестом Господним. И вместе с этим мы празднуем победу Божию над грехом, над злом, надо всем, что разделяет человека и мир от Него...

Художественные изображения Креста часто заслоняют в нашем сознании тот крест, каким Спаситель нес его на Голгофу, крест, на котором умирал Господь. В те далекие времена крест значил смерть преступника; смерть такого преступника, перед которым содрогалось ужасом человеческое сознание; преступника, который людьми, народом, градом был извержен вон, которому места не было среди людей, и путь его, через жестокую смерть, лежал во дно адово. Таким видели Спасителя предавшие Его на смерть, осудившие Его на распятие, пригвоздившие Его ко кресту, глумившиеся над Ним в часы Его умирания; Он был для них преступником, который заслуживал последнего извержения из среды людей и смерти, то есть исключения из среды живых.

Православные иконы и распятия являют нам покой смерти Христовой; западные распятия нам показывают мучительную смерть человека, но реальность сочетает и то и другое, являясь чем-то еще большим, нежели просто смерть человека, который сумел всей жизнью и всей смертью своей любить, до победы Божией. Христос перед Своим распятием говорил Своим ученикам: Никто не отнимает у Меня жизни – Я ее Сам отдаю... И в молитве перед освящением Святых Даров мы говорим, что Христос был предан – нет, не предан! Он Сам Себя отдал на крестную смерть нашего ради спасения...

Распятие Христово – это действие свободной Божественной любви, это действие свободной воли Спасителя Христа, отдающего Себя на смерть, чтобы другие могли жить – жить вечной жизнью, жить с Богом. Иуда Его предал; Петр от Него отрекся, трое из учеников спали в Гефсиманском саду: все бежали. Ирод цинично над Ним насмехался; Пилат от страха перед людьми предал Его на смерть; первосвященники, по слепой вере и зависти, требовали Его распятия – но в конечном итоге Христос стал человеком, жил, страдал и умер, потому что я, и ты, и каждый из нас в отдельности и все вместе мы потеряли Бога грехом, забывчивостью, себялюбием – каждый из нас. Потому что для каждого из нас, как Спаситель сказал в одном видении, Он претерпел бы весь ужас Гефсиманской ночи и весь ужас крестного умирания и смерти... Он свободно отдал Свою жизнь для тебя и для меня – не коллективно для нас, а ради каждого из нас, потому что каждый из нас Ему так дорог, так Им возлюблен, что цена ему – вся жизнь, и весь ужас, и все страдание, и вся смерть Христова.

И этому всему знаком является крест, потому что, в конечном итоге, любовь, верность, преданность испытываются не словами, даже не жизнью, а отдачей своей жизни; не только смертью, а отречением от себя таким полным, таким совершенным, что от человека остается только любовь: крестная, жертвенная, отдающая себя любовь, умирание и смерть самому себе для того, чтобы жил другой.

И вот мы поклоняемся Кресту, который для нас означает все это, и победу Божию; и как благоговейно должны мы совершать крестное знамение, относиться к тому, что оно значит для нас. Когда мы кладем на себя крест, мы кладем на себя знак, перед которым дрожат все темные силы, раз сразившиеся с Богом – крестом и побежденные этим крестом. Мы этого не умеем ощутить, но темные силы трепещут и отходят от креста Господня.

Но вместе с тем, когда мы совершаем крестное знамение, мы как бы на себя берем крест Христов; мы решаемся следовать за Ним, а путь Христос нам указал: Отвергнись себя, возьми крест и иди за Мной; чтобы никто у тебя не отнимал жизни, отдавай ее каждый день, каждый час, пока не придет время отдать ее раз и навсегда в руки Божии. И пусть вся твоя жизнь будет несением этого креста – знамения победы и готовности твоей так жить и так умирать, как умирал Господь.

И как благоговейно должны мы совершать крест, зная, помня, что крестом мы исповедуем всю веру свою, складывая три пальца вместе, чем свидетельствуем нашу веру во Святую Троицу, и сгибая остальные два пальца, чем напоминаем самим себе, темным силам и каждому, что мы верим во Христа – и Бога, и Человека, сошедшего на землю и отдавшего Свою жизнь за нас.

Поэтому, когда будете подходить ко кресту сегодня на прощание, – поклонитесь ему благоговейно, любовно, трепетно, но, приложившись к нему, отдавая ему поцелуй веры и поцелуй любви, примите заповедь Господню: Отвергнись себя! Возьми свой крест и последуй за Мной – куда бы Я ни пошел... Аминь.

Воздвижение Креста Господня
1989 г.

Сегодня мы празднуем обретение Животворящего Креста Господня. Для нас Крест – знак Божией любви к нам. Мы знаем, что на кресте был распят Господь. Мы знаем, что на нем Он умирал долгой, страдальческой, человеческой смертью. Но чувство реальности смерти Богочеловека редко пронизывает нас тем ужасом и трепетом, которые должны бы всегда жить в наших душах.

Крест – это образ; однако было время, когда этот крест был мучительной реальностью умирания Человека Иисуса из Назарета. Для нас крест связан только с Ним и с тайной нашего спасения, но в то время крест был “просто”, как ни страшно употребить такое слово, орудием пытки и смерти. На крест пригвождались преступники, чтобы мучительной смертью заплатить за зло, принесенное людям, и чтобы их страшная смерть вселяла страх в жителей окрестных городов и деревень.

Крест был наказанием для преступников; и среди распинаемых оказался Тот, Которого мы называем своим Господом, – Иисус Христос. Суд Синедриона и римского прокуратора признали Его достойным смерти за преступления. В чем же преступления Христа, за которые Он принял муки?

Во-первых, образ Спасителя-Мессии, явленный людям Иисусом Христом, оказался несовместимым с тем образом, который они выработали для себя сами. Истинный, живой Богочеловек разбился об идола, созданного людьми из их представлений о том, каким Он должен быть. Фальшивый образ Мессии как будто восторжествовал над Богом, пришедшим во плоти.

Другим Его преступлением было Его учение о любви. Оно вносило страх и ужас в каждую душу, не готовую погибнуть ради благовестия, ибо Евангелие содержало страшную весть о том, что Царство Божие не допускает в себя никакого себялюбия, что человек должен отказаться от себя, чтобы жить только любовью к Богу, к людям. Ни тогда, ни теперь люди не могут этого принять легко, потому что это значит убить в себе все себялюбивое и низменное.

Господь “преступил” против людей еще тем, что разочаровал их. Они ожидали политического вождя, им нужна была только земная победа над поработившей их Римской Империей, над чужой, ненавистной властью, а Он предлагал им Евангелие: смирение и кротость. Он призывал их любить врагов, подобному тому, как Отец Небесный любит всякого человека, и теперь, после Креста Господня, можем сказать: любит крестной любовью, любит до пролития Своей Крови, до смерти Своего Сына.

В то отдаленное от нас время, когда был найден Крест Господень, все это было еще близкой реальностью, его можно было коснуться, тронуть рукой. Его дерево было еще конкретно, реально и жестко, как суд и смерть. Тогда он был принят с трепетом, ужасом и любовью и был воздвигнут – поднят на высоту – Патриархом Иерусалимским, чтобы все могли видеть древо крестное, на котором, как преступник, по злой воле людей умер Царь мира и Спаситель всех, Тот, Кого Бог послал не судить, а спасти мир.

Вспомним и мы эту страшную, конкретную реальность креста и распятия, и поклоняясь сегодня образу того Креста, перенесемся духом в те страшные дни, когда Бог смертью Единородного Своего Сына одержал победу над тьмой и спас нас от власти смерти, греха, диавола. Ответим любовью на любовь – мало поклониться Древу, если мы останемся чуждыми тому, ради чего принесена эта жертва.

Поклонимся Кресту. Осознаем, что Христос умер, потому что преступники мы. Апостол Павел говорит, что и за друга своего мало кто согласится отдать жизнь, разве что за благодетеля (Рим. 5, 7), а Христос умер за ненавидящих Его, за людей, которые способны, как и мы, пройти мимо Его жертвы и не дрогнуть душой, не преломиться волей, не перемениться до конца.

Обратим наш взор на Крест. Сказано в Писании: Воззрят на Него, Егоже прободоша (Ин. 19, 37), взглянут на Него те, которые пробили Его ноги, руки, ребро. Таковы мы, и если только Крест нас не обновит, то рано или поздно мы станем перед Ним в ужасе, потому что нам придется ответить перед своей совестью за то, что мы прошли мимо Крестной Божественной Любви. Аминь.

Рождество Божией Матери

В Своем Евангелии Господь и Бог наш говорит: Когда наступает время младенцу родиться, то бывает скорбь: когда же родится – пребывает одна радость, ибо новая жизнь вошла в мир... И когда рождается ребенок, окружающие дивятся: какова будет судьба этого младенца? Рождение младенца – только первый день его; какова будет долгая чреда дней, составляющих человеческую жизнь? И каков будет последний день, который подведет итог всему, что было жизнью этого человека?

Сегодня мы празднуем рождение Божией Матери, и наша мысль обращена к Ней. Она родилась – снова, как говорит Евангелие, – не от хотения плоти и не от хотения мужа; Она родилась от Бога. Она родилась как последнее, заключительное звено длинной цепи людей, мужчин и женщин, которые на протяжении всей человеческой истории боролись: они боролись за чистоту, боролись за веру и полноту, боролись за цельность, боролись, дабы на первом месте в их жизни был Бог, и они поклонились бы Ему в истине и послужили Ему со всей верностью. В этом длинном ряду людей были и грешники, в жизни которых, может быть, была только одна черта, искупающая их существование; были в нем и святые, в чьей жизни едва сыщется какой недостаток. Но всем им приходилось бороться, и у всех них одна черта была общей: они боролись во имя Божие – против самих себя, не против других – для того, чтобы восторжествовал Бог. И постепенно, из столетия в столетие, они подготовили Наследницу своего рода, Которая должна была родиться, как и всякий младенец, в ряду добра и зла, греха и святости, но была бы таким ребенком, который изберет добро с самого начала и будет жить в чистоте и во всецелой верности своему человеческому величию...

Сегодня родилась Божия Матерь; сегодня начинается преодоление того разделения, которое существовало между Богом и человеком с момента падения; родилась Та, Которая станет Мостом между Небом и землей; Та, Которая станет Дверью Воплощения, дверью, раскрывающейся на Небо. Будем радоваться сегодня, ибо начало спасения пришло; станем думать о Ней с лаской, дивиться на Нее и просить Ее научить нас – может быть, не уподобиться Ей, потому что большинство из нас не может на это надеяться, но – любить Ее с благоговением, поклоняться Ей так, чтобы стать достойными быть одного с Ней рода: рода человеческого, от которого родился Бог, потому что Она явила такую совершенную верность. Аминь.

Введение Божией Матери во храм

Есть праздники, сила которых заключается в воспоминаемом событии; важно, значительно в них, решающе для судеб человеческих то, что случилось; таков праздник Рождества Христова или праздник Воскресения; решающее значение имеет то, что действительно в тот день Бог стал человеком и родился на земле, что именно в тот день воскрес Господь, умерший крестной смертью ради нашего спасения.

И есть праздники, так же как и иконы, которые говорят нам о каком-то внутреннем событии, даже если историческая их обстановка не ясна. Таков праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Чтобы исторически в древнем Иерусалиме действительно случилось то событие, которое описывается в богослужебной песни, – едва ли возможно; но оно сообщает нам что-то более значительное, более важное о Божией Матери, нежели физическое Ее вступление во Святая Святых, которое было запрещено и Первосвященнику. Это день, когда Пресвятая Дева, достигшая той ранней зрелости, которая делает ребенка способным лично переживать, лично воспринимать и отзываться на таинственное прикосновение благодати, когда, достигши этого возраста, Она вступила действительно действительно действительно во Святая Святых – не вещественное Святая Святых храма, а в ту глубину Богообщения, которую исторически Храм собой изображал.

И с каким трепетом мы должны читать в богослужебной книге слова, которые приписываются с такой нежностью, с такой глубиной Иоакиму и Анне: Чадо, иди! И будь Тому, Который все тебе дал, возношением и сладким благоуханием! Вступи в ту область, куда нет двери; научись тайнам и готовься стать местом вселения Самого Бога... Как дивно подумать, что мать, отец могут обратиться к ребенку с такими словами: Войди в ту глубину, вступи в ту тайну, куда не ведет никакая вещественная дверь, и приготовь себя быть возношением Богу, сладким благоуханием, местом вселения...

Так некоторые отцы Церкви и святитель Феофан толкуют значение этого вступления Божией Матери в храм, во Святая Святых. Не тронутая грехом, не оскверненная ничем, но уже способная чистым сердцем, не оскверненной плотью, не затуманенным умом отозваться на святыню, на славу, на дивность Божию, трехлетняя Отроковица посылается в эти глубины молитвенного, созерцательного общения.

И в другом месте того же богослужения мы читаем, как Ей тихо говорит Архангел Гавриил, чтобы Она открылась Богу и приготовилась стать местом вселения грядущего Спасителя.

Вот о чем говорит нам праздник: о том, как с первых Своих шагов, напутствуемая матерью и отцом, наставляемая Ангелом, Она вступает в те глубины молитвы, безмолвия, благоговения, любви, созерцания, чистоты, которые составляют подлинное Святое Святых. И разве удивительно после этого, что мы этот день празднуем как начало спасения: первая из всех тварей Пресвятая Дева вступает в эти непроходимые, неприступные глубины, вступает в то общение с Богом, которое будет расти и расти, незапятнанно, незатемненно, неоскверненно в течение всей Ее жизни, до момента, когда, как пишет один из западных писателей, Она сможет, в ответ на Божий призыв, произнести Божие имя всем умом, всем сердцем, всей волей, всей плотью Своей и, вместе с Духом Святым, родить во-площенное Божие Слово.

Да, в день этого праздника действительно совершается для нас явление этого дивного события, начало этого возрастания, но также дается нам и образ того, к чему мы призваны, куда нас зовет Господь: во Святое Святых. Да – мы осквернены; да – наши умы отуманены; да – наши сердца нечисты; да – наша жизнь порочна, недостойна Бога. Но всем доступно покаяние, которое может очистить нас и в уме, и в плоти, и в сердце, выправить нашу волю, всю жизнь нашу сделать правой, так чтобы и мы могли войти во Святая Святых.

И в этом празднике, в словах, которые я прочел в начале, произнесенных как бы Иоакимом и Анной, разве нет призыва к каждой матери и к каждому отцу, чтобы с ранних лет – с мгновения, когда ребенок может что-то уже если не умом понять, то чуять сердцем, воспринимать чуткостью, принять благодать – сказать и нашим детям: вступи благоговейно, трепетно в ту область, куда никакая дверь – ни церковная, ни умственная, ни иная не вводит, а только безмолвное, трепетное пред стояние пред Богом, – то Святое Святых – с тем, чтобы вырасти в полную меру роста Христова, уподобиться Матери Божией и стать храмом, местом вселения и Святого Духа, и Господа в Таинствах, и стать детьми нашего Небесного Отца. Аминь!

Благовещение Пресвятой Богородицы

Благовещение – это день благой вести о том, что нашлась во всем мире людском Дева, так верующая Богу, так глубоко способная к послушанию и к доверию, что от Нее может родиться Сын Божий. Воплощение Сына Божия, с одной стороны, дело Божией любви – крестной, ласковой, спасающей – и Божией силы; но вместе с этим воплощение Сына Божия есть дело человеческой свободы. Св. Григорий Па-лама говорит, что Воплощение было бы так же невозможно без свободного человеческого согласия Божией Матери, как оно было бы невозможно без творческой воли Божией. И в этот день Благовещения мы в Божией Матери созерцаем Деву, Которая всем сердцем, всем умом, всей душой, всей Своей крепостью сумела довериться Богу до конца.

А благая весть была поистине страшная: явление Ангела, это приветствие: Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, не могли не вызвать не только изумления, не только трепета, но и страха в душе девы, не знавшей мужа, – как это могло быть?..

И тут мы улавливаем разницу между колеблющейся – хотя и глубокой – верой Захарии, отца Предтечи, и верой Божией Матери. Захарии тоже возвещено, что у его жены родится сын – естественным образом, несмотря на ее преклонный возраст; и его ответ на эту весть Божию: Как же это может быть? Этого не может случиться! Чем Ты можешь это доказать? Какое заверение Ты мне можешь дать?.. Божия Матерь ставит вопрос только так: Как это может случиться со мной – я же дева?.. И на ответ Ангела, что это будет, Она отвечает только словами полной отдачи Себя в руки Божии; Ее слова: Се, Раба Господня; буди Мне по глаголу твоему...

Слово “раба” в теперешнем нашем словоупотреблении говорит о порабощенности; в славянском языке рабом называл себя человек, который свою жизнь, свою волю отдал другому. И Она действительно отдала Богу Свою жизнь, Свою волю, Свою судьбу, приняв верой – то есть непостижимым доверием – весть о том, что Она будет Матерью воплощенного Сына Божия. О Ней праведная Елизавета говорит: Блаженна веровавшая, ибо будет Ей реченное Ей от Господа...

В Божией Матери мы находим изумительную способность довериться Богу до конца; но способность эта не природная, не естественная: такую веру можно в себе выковать подвигом чистоты сердца, подвигом любви к Богу. Подвигом, ибо отцы говорят: Пролей кровь, и примешь Дух... Один из западных писателей говорит, что Воплощение стало возможным, когда нашлась Дева израильская, Которая всей мыслью, всем сердцем, всей жизнью Своей смогла произнести Имя Божие так, что Оно стало плотью в Ней.

Вот благовестие, которое мы сейчас слышали в Евангелии: род человеческий родил, принес Богу в дар Деву, Которая была способна в Своей царственной человеческой свободе стать Матерью Сына Божия, свободно отдавшего Себя для спасения мира. Аминь.

Сретение, Воскресенье о мытаре и фарисее

Праздник, который мы сегодня соблюдаем, это одновременно праздник дивной встречи и первой разлуки. Дивной встречи, потому что в храм, в удел Божий Единородный Божий Сын, ставший Сыном Девы, приносится, чтобы быть поставленным перед лицом Живого, вечного Бога, Отца Его прежде, чем мир не стал.

Встреча, также, между святыми душами и ожидаемым ими Спасителем. Долгую, сложную, благодатную жизнь прожили и Симеон и Анна; тому и другой было обещано, что они не умрут, раньше чем не увидят лицом к лицу Спасителя своего. И вот этот день настал, и лицом к лицу ожидавшие Его праведники встретили Бога, ставшего Человеком... Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыка, по глаголу Твоему с миром, – сказал Симеон, – ибо видели очи мои спасение Твое... Теперь он может отойти в вечность, теперь он может сойти в область усопших и принести туда первую весть, что он видел на земле Бога, пришедшего плотью.

Одновременно этот праздник – первая жертвенная разлука Божией Матери с Ее Божественным Сыном. Всякий младенец мужского пола, разверзающий утробу, то есть перворожденный в семье, приносился Богу и делался собственностью Бога. Этот обычай, это правило началось еще в древности, когда Моисей вывел из Египта народ израильский. Тогда упорствующий фараон не хотел отпустить своих рабов; и ужас за ужасом постигали египетскую землю, чтобы опомнился человек под тяжелой, спасающей десницей Бога. И одной из самых страшных кар, которые были наложены на противящегося Богу фараона, была смерть всех перворожденных в земле египетской. Этой ценой было потрясено каменное сердце фараона, этой ценой получили свободу, в виду ожидаемого Христа, израильские дети.

Но когда они достигли пустыни, то и до них дошел Божий глас: Ценой этого ужаса, ценой смерти детей, лишения матерей любимых своих младенцев были выведены вы из египетской земли, из страны плена и рабства; но как бы в воспоминание об этом, как бы в выкуп за этих детей и за этих матерей, перворожденный младенец мужского пола в каждой вашей семье должен быть принесен в Храм, и Бог над ним получает власть жизни и смерти. И вот, принося Своего Младенца в Храм, Божия Матерь приносила Его в жертву Богу. Первый раз, свободно, по закону Своего народа Она отдавала Богу Рожденное от Нее. Это жертвоприношение продолжалось потом в течение всей Ее жизни: Матерь Божия Его отдала раз и навсегда, и Бог и Отец эту жертву, единственную за всю историю мира, принял, и она стала кровавой Жертвой Голгофы.

Мы сегодня читали и о другой встрече: как мытарь и фарисей пришли в храм, в тот храм, где Живой Бог ожидает Своих детей. Один пришел с гордыней, другой – с сокрушенным сердцем. Это – тоже встреча; но в этой встрече не жертва, а суд и спасение.

Каждый из нас когда-то, в день своего воцерковления, был принесен в храм; каждый из нас был поставлен перед Богом, чтобы стать Его собственностью; но в Церкви Христовой нет мужеского и женского, нет различия, все – дети Божии, и поэтому все мы были принесены и отданы Богу, так же как Богомладенец Христос был принесен Своей Матерью.

Каждая мать, которая здесь стоит, когда-то своего младенца принесла и отдала Богу, и приняла его вновь от иконы Спасителя или Божией Матери. Каждый из нас вновь и вновь встречает Бога всякий раз, как он приходит в храм; кто из нас мытарь, кто из нас фарисей? Кто уйдет оправданным, а кто уйдет со своей тленной праведностью, которая не войдет в Царство Божие? Симеон и Анна ждали и узрели Христа; мытарь ждал себе только суда – и получил милость; фарисей думал, что он праведен, – и оказался ни с чем...

Вот с чем мы теперь начинаем это восхождение подготовительных недель к Великому Посту. Задумаемся, каждый из нас, о том, что значит, что он или она когда-то были принесены в храм, отданы Богу любовью материнской; отданы на хранение Тому, Который есть Хранитель младенцев, отданы Тому, Кто есть Господь и Жизнь. Подумаем о том, способны ли мы встретить Христа, как встретили Его Симеон и Анна; подумаем о том, кто мы – фарисей или спасенный мытарь. Аминь.

Успение Божией Матери Отдание праздника Успения

Мы празднуем сегодня престольный праздник наш; мы все стоим перед единым и единственным Престолом, который существует: престол, на котором восседает Бог наш; но, как сказано в Священном Писании, Бог во святых почивает: не только в святых местах, но в сердце и в уме очищенных подвигом и благодатью, в жизни и в самой плоти святых.

И сегодня мы празднуем день Успения Святейшей всех святых – Божией Матери. Она уснула сном земли; но как Она была живой до самых глубин Своего естества, так и осталась Она живой: живой душою, вознесшейся к престолу Божию, живой и воскресшим телом Своим, которым Она предстоит теперь и молится о нас. Поистине Она является престолом благодати; в Нее вселился Живой Бог, в утробе Ее Он был, как на престоле славы Своей. И с какой благодарностью, с каким изумлением мы думаем о Ней: Источник жизни, Живоносный Источник, как называет Ее Церковь, прославляя Ее в одной из икон, – Живоносный Источник, Богородица, кончает Свою земную жизнь, окруженная трепетною любовью всех.

Но что же Она оставляет нам? Одну только заповедь и один дивный пример. Заповедь – те слова, которые Она сказала слугам в Кане Галилейской: Что бы ни сказал Христос – то исполните... И они исполнили; и воды омовения стали добрым вином Царства Божия. Эту заповедь Она оставляет каждому из нас: пойми, каждый из нас, слово Христово, вслушайся в него и не будь только слушателем, но исполни его, и тогда все земное станет небесным, вечным, преображенным и прославленным...

И Она оставила нам пример: о Ней говорится в Евангелии, что каждое слово о Христе и, конечно, каждое слово Христово Она складывала в Свое сердце как сокровище, как самое драгоценное, что у Нее было...

Станем и мы учиться так слушать, как слушают всей любовью и всем благоговением, вслушиваться в каждое слово Спасителя. В Евангелии много сказано; но сердце каждого из нас отзывается то на одно, то на другое; и на что отозвалось мое или твое сердце – это слово, сказанное Спасителем Христом тебе и мне лично... И это слово нам надо сохранить как путь жизни, как точку соприкосновения между нами и Богом, как признак нашего родства и близости с Ним.

И если так будем жить, так слушать, так складывать в сердце своем слово Христово, как сеют семя во вспаханную землю, тогда и над нами исполнится то, что Елизавета сказала Божией Матери, когда Она к ней пришла: Блаженна веровавшая, ибо исполнится все, сказанное Тебе от Господа... Да будет это и с нами; да будет Матерь Божия нашим примером; воспримем Ее единственную заповедь, и только тогда прославление Ее нами в этом святом храме, который Ей дан в жилище, будет истинным, потому что мы поклонимся тогда Богу в Ней и через Нее и духом и истиной. Аминь.

Отдание праздника Успения
2 сентября 1990 г.

“Во имя Отца и Сына и Святого Духа” – как страшно бывает священнику, когда к Божиему народу, к людям, которых так возлюбил Господь, что Свою жизнь отдал для них, он обращается с этими словами; как ему страшно, что он, священник, такой же, как и все, хрупкий, говорит во имя Отца, и Его Сына, и Святого Его Духа! И с таким трепетом собираешь свои мысли, чтобы ни одна из этих мыслей не была такой, какой не мог бы выразить или принять Сам Господь.

И вот с этим трепетом я снова обращаюсь с проповедью к вам; мы находимся сейчас все еще несколько дней во свете Успения Божией Матери; и сегодня день Воскресения Господня. Эти два события связаны между собою неразлучно, неразрушимой связью; но они относятся и к нам.

Воскресение Христово – это победа Бога над смертью, но одержанная не Богом одним, но Богочеловеком, Господом Иисусом Христом. В этой победе участвует не только Божество, но и человечество, потому что Человек Иисус Христос, как Его называет Апостол Павел, взял на себя всё, что возложил на Него Отец, и потому только мог Он совершить дело нашего спасения; наше спасение зависело от Его человеческого согласия на волю Божию, и это согласие Человек Иисус Христос дал. И поэтому то, что случилось с Ним – крестная смерть, сошествие во ад, Воскресение, Вознесение – относится непосредственно и к роду человеческому: это не только Божественное событие – это событие и человеческое. И вот мы видим, как это событие приносит первые свои плоды в успении и воскресении Божией Матери. В одной из молитв вечерни праздника Успения Божией Матери говорится о нем как о бессмертном успении. В древности, в Ветхом Завете смерть не переживалась только как лишение временной жизни, как разлука души с телом: она переживалась как нечто очень страшное. Человечество, потерявшее свое единство с Богом, еще в какой-то степени с Ним общалось, пока человек был жив на земле: молитвой, верой, надеждой, сохранением заповедей. Но после смерти никто, никто не мог стать перед Богом и войти в вечность ликованием, в Божию вечность. И только со смертью, сошествием во ад Христа эта страшная смерть, эта окончательная разлука с Богом была побеждена раз и навсегда для всех.

И поэтому Успение Божией Матери, как церковные молитвы говорят о нем, это временный сон тела, тогда как душа оживает полнотой жизни в Боге. Но тут еще нечто большее: мы знаем из церковного Предания, мы верим опытом Церкви и опытом нашей собственной внутренней жизни, что как Христос воскрес, так и Божия Матерь не могла быть, даже телесно, удержана тлением во гробе. Божия Матерь телесно воскресла силой и действием Христа Бога, Которого Своей верой, чистотой, святостью Она ввела в мир. И это уже начало общего воскресения, это уже воочию виденное нами наше будущее.

И через несколько дней мы будем вспоминать, в день Отдания этого праздника, самый праздник, но как бы уходящий от земли: мы его отдаем Богу. Что же это значит? Это значит, что то событие, которое среди нас жило, действовало, вдохновляло нас в течение всех этих дней, теперь переходит в вечность как обещание, и остается нам в этом празднике Отдания – ожидание; ожидание веры, ожидание надежды, ожидание любви, ожидание радости о том, что победа не только одержана Христом, но что она уже явлена нам на земле в лице Божией Матери.

Отдадим же этот праздник, дадим его в вечность; но будем помнить, что мы его обретем в свое время, когда сами, пройдя узкими вратами смерти, войдем в вечность Божию. Но не в ту страшную смерть, какой была смерть Ветхого Завета, но в смерть, которая для христианина является временным сном в ожидании всеобщего воскресения. И мы знаем, что это воскресение будет, потому что в лице Божией Матери оно уже совершилось.

Однако оно не совершится просто потому, что воскрес Христос, что воскресил и спас Он нас страшной Своей смертью и сошествием во ад, и тридневным лежанием во гробе, не только потому, что Божия Матерь Своей чистотой, святостью так соединилась, сроднилась с Богом, что гроб и умерщвление не могли Ее удержать. Мы войдем в воскресение, только если сами вырастем в меру истинного, подлинного человечества, если мы станем достойными звания человека, потому что только человек может стать причастником Божественной природы. Пока мы не выросли в эту меру, пока мы только зачаточно, в надежде, в мечте Божией являемся людьми и так низко пали, так далеки от Него – нам путь еще заказан.

Как же мы предстанем перед Ним? Неужели просто потому, что воскрес Христос, просто потому, что воскресла Матерь Божия – для нас смерть будет тихим, безмятежным сном плоти, в то время как ликованием оживает в вечную жизнь наша душа? Подумаем об этом; и всей жизнью, чистотой, правдой, святостью нашей жизни – станем достойны того, чтобы и для нас смерть была бы не совлечением временной жизни, по слову Апостола Павла, но облечением в вечность. Аминь!

Дни памяти святых

Об именах и ангелах.
День Архистратига Михаила

Есть место в книге Откровения, где тайнозритель Иоанн повествует нам, что когда придет время и мы все будем в Царстве Божием, то каждый получит имя таинственное, которое знает только Бог, дающий его, и познает тот, кто его получает. Это имя как бы содержит в себе всю тайну человека; этим именем сказано все о нем; этого имени никто не может знать, кроме Бога и получающего его, потому что оно определяет то единственное, неповторимое соотношение, которое существует между Богом и Его тварью – каждой, единственной для Него тварью.

Мы носим имена святых, которые прожили и осуществили на земле свое призвание; мы им посвящены, как храмы посвящаются тому или другому святому; и мы должны бы вдумываться и в значение его имени, и в ту личность святого, которая нам доступна из его жития. Ведь он не только является нашим молитвенником, заступником и защитником, но в какой-то мере и образом того, чем мы могли бы быть. Повторить ничью жизнь нельзя; но научиться от жизни того или другого человека, святого или даже грешного, жить более достойно себя и более достойно Бога – можно.

И вот сегодня мы празднуем честь и память Архистратига Михаила в окружении Ангелов Господних. Ангелы – это вестники; Ангел – это тот, кого Господь может послать с поручением и кто до конца, совершенно исполнит его. Может показаться странным, что целую группу тварей Господних мы называем именем, которое обозначает их должность, их служение, словно в них нет ничего другого. И на самом деле это так, и в этом их святость: очищенные, сияющие Божиим светом, по слову Григория Паламы и наших богослужебных книг, они являются вторыми светами, отблесками вечного света Божественного. В них нет той непрозрачности, той потемненности, которая позволяет нам называться именем, и это имя и есть определение нашего места перед лицом Божиим и нашего места в творении Господнем. Они – светы вторые. Что это значит?

Это значит, что некий божественный свет льется через них беспрепятственно, свободно, широкой рекой; но не просто как по пустому желобу, не только как через безжизненное стекло, а так, как льется, и искрится, и сияет, и множится свет, когда он падет на драгоценный камень, дойдет до его сердца и оттуда ответным сиянием бьет в стороны, озаряя, а порой и ослепляя своей красотой.

Это образ подлинной святости, и в этом отношении они действительно Ангелы, потому что мы их узнаем, переживаем только как сияние Божественного света, сияние не уменьшенное, не потемненное, но сияние приумноженное и радостотворное, приносящее жизнь, – а сущность их бытия и сущность их святости остаются тайной между ними и Богом, Который познает глубины Своей твари...

Но их личная святость явлена нам еще особо тем отдельным именем, которым каждый из них назван. Некоторые из этих имен вошли в Священное Писание, были открыты опыту Церкви и показывают нам, в чем их особая святость. Архистратиг Сил Небесных, которому посвящены многие среди нас здесь и многие в стране Российской, назван Михаилом. “Михаил” – слово еврейское, и оно значит “Никто как Бог”; и это слово выражает все стояние великого Архангела, когда Денница восстал против Бога, желая утвердить себя в некоторой, хотя бы тварной, обособленности и самостоятельности, и когда встал великий Архангел Михаил и произнес одно это слово, которое определило все для него: “Никто как Бог”, и утвердило его в таком отношении с Богом, что сделало его хранителем врат райских. “Никто как Бог” – в этом выразилось все знание великим Архангелом своего Бога. Он Его не описывает, он Его не объясняет – он встает и свидетельствует. В этом его приобщенность к сиянию Божества, и в этом мера, в которой он являет это сияние и открывает нам путь к тайне Господней своим словом и тем именем, которое выражает весь его непостижимый опыт непостижимого Бога.

На иконах Архангел Михаил изображается в латах, с пламенеющим мечом в руке. Он попирает дракона, который знаменует собою зло; Архангел стоит во вратах рая, не давая войти в это святое и священное место тем, кто к этому не готов; и еще он изображается на тех вратах иконостаса, через которые духовенство выходит из алтаря: священник с Евангелием, на Великом Входе, или дьякон на ектении; и это те врата, через которые в литургическом, богослужебном порядке ни-кто не входит во Святая Святых, в алтарь.

Другой Архангел, Гавриил, чье имя означает “Крепость Божия”, изображается на тех вратах, через которые дьякон во время богослужения входит обратно в алтарь. Гавриил – тот, который возвещает нам, что дверь открыта, чтобы нам снова войти в присутствие Божие; что сила Божия явлена, что Бог победил и мы спасены. От Евангелиста Луки мы знаем, что Архангел Гавриил принес Захарии весть о рождении Иоанна Крестителя, он же возвестил Деве Марии, что Она обрела благодать у Бога и родит миру Спасителя; поэтому мы видим его на иконах с оливковой ветвью в руках – знаком примирения Бога с миром.

Об Архангеле Рафаиле мы читаем в книге Товита, как он сопутствовал сыну его Товии и исцелил Товита и его невестку, и имя его означает “Исцеление Божие”; и о других Архангелах и Ангелах говорит нам Священное Писание; и вера Церкви, опыт христианский говорят нам об Ангелах-хранителях.

О дне памяти святого, имя которого мы носим, мы говорим, что это “день нашего Ангела”. И в каком-то смысле, в смысле нашего посвящения святому это верно; но с разными святыми людьми – как и с окружающими нас простыми людьми – общение у нас складывается по-разному: одни нам лично ближе, через молитву и через их житие, которому мы хотели бы подражать; другими мы восхищаемся как бы издали. С Ангелом же хранителем отношения наши совсем иные: мы ему поручены, и он – хранитель наш, независимо как бы от того, обращаемся ли мы к нему, помним ли вообще о нем или нет, – как наши мать и отец, с которыми у нас неразрушимая связь, что бы мы ни думали, как бы ни поступали по отношению к ним, как бы ни вели себя...

И еще: один человек на земле был назван вестником и Ангелом веры церковной: это Креститель Иоанн, и о нем мы читаем слова, именно подобные тому, что я сейчас говорил об Ангелах. О нем начало Евангелия от Марка говорит: Он – глас вопиющего в пустыне... Он глас, он – только звук Господня голоса, он – Ангел, потому что через него говорит Сам Бог, а сам он о себе говорит, что ему надо умаляться, чтобы в полную меру встал перед людьми образ Господень.

Это – путь на земле; мы должны малиться, умаляться, постепенно терять то, что кажется таким драгоценным, а на самом деле есть сгущенность нашего видимого естества. Мы должны постепенно делаться прозрачными, чтобы стать как бы невидимыми – как драгоценный камень невидим и обнаруживается только тем светом, который, ударяя в него, осиявает все вокруг. Тогда мы как будто теряем что-то из своего временного существа, но для того только, чтобы приобрести неотъемлемое познание Бога, единственное, которое каждый из нас, кто называет себя “я”, может иметь и которое он может явить всем другим, потому что каждый из нас познает Бога единственным и неповторимым образом. Наш путь – от земли на Небо, от тяжелой нашей воплощенности в просветленность и прозрачность... Ангелом на земле является неложный свидетель – Иоанн Креститель, который на пути, и Тот, Кого Священное Писание называет “Великого Совета Ангел” – Бог, пришедший во плоти.

Вот те образы, те мысли, те думы из нашего почитания Ангелов, из нашей любви к ним, из нашего с ними общения в молитве и их заступления за нас, которые нам могут помочь найти путь нашей собственной души от земли на Небо, от собственной потемненности к совершенному просвещению. Молитвами святых Ангелов и Архангелов да даст нам Господь, отрешившись от себя, вольной волей, любовью к Богу, начать умаляться до того, чтобы полной мерой воссиял Сам Бог в каждом из нас. Аминь.

Пророк Самуил
Сентябрь 1981 г.

2 сентября мы празднуем день пророка Самуила. Он стоит на грани двух решающих эпох в истории не только израильского народа, но и человечества. До него израильский народ признавал единственным своим Господом, единственным хозяином своей судьбы Бога. Правили на земле святые: патриархи – Авраам, Исаак, Иаков; правили Божии избранники – Моисей, Иисус Навин; правили судьи – Самуил.

У всех у них одно было общее: это были люди духа, которые в молитве и в праведности общались с Богом и были как бы проводниками Его воли. Один из пророков говорит, что пророк – это человек, с которым Бог делится Своими мыслями. И эти Божии мысли пророки провозглашали, а израильский народ – сколько умел, сколько хватало веры, силы, мудрости – им подчинялся. И пути Божии были своеобразны; не напрасно Исаия пророк говорит: Мои пути – не ваши пути, и Мои мысли – не ваши мысли, но как мысли Мои выше мыслей ваших, так и пути Мои выше путей ваших...

И вот, при жизни пророка Самуила случился трагический переворот: это был момент, когда заколебалась, захирела вера израильского народа. Они оглянулись и увидели, что не виден им наследник для Самуила; и перед ними встал вопрос: а что будет, когда он умрет?.. И вместо того, чтобы довериться Богу, как доверялись Ему предки их, они решили, что быть под водительством Божиим – страшно; никогда не знаешь, куда поведет Господь; Он же и Аврааму говорил: Встань, покинь свою землю, оставь свой народ и пойди туда, куда Я тебя поведу... И Моисею Он велел поднять израильский народ из Египта и повести его в землю обетованную – то есть в ту землю, которую им обещает Господь, не указывая, ни где она, ни какова она, требуя Себе доверия... Слишком стало страшно жить только доверием, захотелось уверенности, обеспеченности.

И израильтяне обратились к Самуилу с требованием: Поставь нам царя, чтобы нам быть, как все прочие народы... Это первое отречение Израиля от самодержавия Божия; впервые Израиль потребовал, чтобы ему стать “как все” – то есть, отрекся от того, чтобы быть единственным, ни на какой народ не похожим. И Самуил обратился к Богу с молитвой, что ему делать. И ответ Божий был таков: Не тебя они отвергли, а Меня; предупреди их о том, что это будет значить; и если они все-таки захотят стать одним из народов вместо того, чтобы быть Народом Божиим, в исключительном смысле слова, если они согласятся быть подвластными земному царю вместо того, чтобы быть водимыми Царем Небесным, – дай им царя...

И так и случилось: Израиль потребовал себе царя, и царем был поставлен Саул.

Это первый поворотный момент в отступлении Израиля. Это отступление от Бога как от единственного содержания их жизни, как от единственного их вождя и Господа было завершено много столетий спустя, когда перед судилищем Пилата, перед лицом Спасителя Христа израильский народ, под водительством своих первосвященников и старцев, заявил: Нет у нас царя, кроме кесаря... Таким образом, израильтяне не только отреклись от непосредственного водительства Божия, не только потребовали быть одним из народов, но согласились уже не быть и народом, а раствориться в Римской империи как одна из составных частей, ничем не отличная от других.

Вот чем имя пророка Самуила так значительно в истории еврейского народа, вот почему он стоит перед Богом, в ужасе, и почему ужас Самуила должен быть для нас образцом и призывом. Аминь.

Слово об Иоанне Предтече
Храм Иоанна Предтечи на Красной Пресне в Москве
1968 г.

Хочу, во-первых, приветствовать всех вас не только от своего имени, но также и от имени прибывших сюда со мной отца архимандрита Петра – настоятеля французского православного прихода в Париже, и отца Сергия – настоятеля одного из наших приходов в Англии, который является одновременно доцентом одного из английских университетов; а от всех нас, православных, приветствовать стоящего здесь на солее священника англиканской Церкви, который вместе со своим епископом привез привет, братскую любовь нашему Святейшему Патриарху и родной нам Церкви от своего народа и своей Церкви.

Хочу также сказать вам несколько слов о святом, который является покровителем вашего храма.

По свидетельству Господню, никто, рожденный на земле, не был так велик, как святой Иоанн Предтеча. И когда вдумываешься в свидетельство Евангелия о нем, действительно захватывает дух. Но не только дух захватывает: видишь в нем образ человека, который сумел так беспредельно, так неограниченно быть преданным своему Богу и своему земному призванию и который может послужить каждому из нас примером и образом, потому что каждый из нас в каком-то смысле по отношению к окружающим является так часто предтечей Господним, тем, кого Господь послал впереди Себя, чтобы принести людям слово и образ жизни, который приготовил бы их понять Христа, принять Христа. И когда нашей жизнью мы посрамляем наше свидетельство, когда, глядя на нас, люди перестают верить и в слова наши и в слова Христовы, то мы берем на себя страшную ответственность. Мы не только сами живем в суд себе и во осуждение, но мы других не влечем за собой туда, куда мы призваны их привести: к радости, к той радости, залог которой Господь нам оставил и которой никто не может отнять, но которой никто, кроме Господа, не может и дать.

Вспомним несколько из тех выражений, которые употреблены Христом или Евангелием по отношению к Крестителю Иоанну. Первое, что мы о нем слышим, это что он – глас вопиющего в пустыне. Пустыня это не только место ненаселенное, это место, где пусто; и так часто в человеческом сердце пусто, в человеческой жизни пусто. Не только нет содержания вечного, но нет вообще такого содержания, которым можно было бы жить. И в этом отношении мы окружены, все, людской пустыней. И вот в этой пустыне и мы призваны, подобно Крестителю, свидетельствовать. Свидетельство Иоанна Крестителя началось не словами: прежде чем вернуться к людям и говорить, прежде чем властно требовать от них, чтобы они стали достойны своего звания человека, он сам удалился в голую, жаркую пустыню и остался наедине с самим собой, лицом к лицу с самим собой перед очами Божиими.

Иногда и нам приходится остаться в таком одиночестве. Бывает это, когда нас оставят ближние, когда сделается вокруг нас пусто. Бывает это, когда нас тронет болезнь, и тогда, как бы мы ни были окружены заботой, мы чувствуем, что мы одиноки, потому что мы стоим перед лицом жизни и смерти там, где каждый человек один за себя будет решать вопрос жизни и смерти – не только временной, но и вечной. Бывает, что мы удалимся сами для того, чтобы прийти в себя, и тогда мы знаем, как трудно бывает остаться наедине с самим собой, когда к этому не привык: делается боязно – тогда открывается перед нашим собственным взором внутренняя наша пустота, и в эту пустоту, в эту пустыню нам надлежит войти. Там будет одиноко, там будет пусто, там будет трудно жить, но только если мы сумеем жить в этой пустыне, с Богом одним, сможем мы вернуться к людям, никогда не теряя Бога и способными, победив себя, победить всё.

И вот Иоанн свыше тридцати лет пребывал одиноко в пустыне, боролся со своим сердцем, боролся со своей жизнью и вышел на проповедь и засвидетельствован Богом как величайший – но не только. Евангелие нам называет его не пророком, а ГЛАСОМ. Он так сроднился с волей Божией, так стал един с тем животворным словом, которое ему надлежит произнести для спасения людей, для пробуждения людей, для того, чтобы в них тоже воссияла жизнь, возродилась радость, что он ТОЛЬКО голос. Это уже не человек, который говорит: это Бог, Который вещает его гласом. Так говорили святые. Один из подвижников Афона, не так давно умерший, говорил: Святые от себя не говорят; они говорят от Бога, и только...

Иоанн отверг все земное для того, чтобы принадлежать Богу, и Господь его вернул к этой земле. Господь не оставил его в далекой пустыне: когда Иоанн стал с Ним неразлучным, Господь послал его к людям, чтобы люди зажили той жизнью, которую познал Иоанн. И вот ставится вопрос перед каждым из нас: есть ли во мне такая жизнь, которой я могу зажечь другого человека? Где эта жизнь во мне? Когда меня люди встречают – загораются ли они? Когда люди меня слышат, трепещет ли их сердце – как Евангелие говорит о спутниках Эммаусских, “горело” сердце в них? Когда люди видят нашу жизнь, разве они говорят о нас, как говорили о первых христианах: Как они друг друга любят!.. Разве дивятся, слыша, видя нас, тому, что у нас есть что-то, чего ни у кого нет? А если это не так, то мы не пошли даже путем предшественника, мы не готовы принести Христа людям, мы не готовы даже проложить Ему дорожку, чтобы Он нашел как-то путь Себе. А мы призваны быть теми, кто готовит радость людям, радость встречи с Богом, радость, которой никогда не будет конца и которой никто, ничто не может отнять. Почему же? Потому что мы хотим жить на своих правах, мы хотим жить для себя, мы не хотим сходить на нет.

А вот что говорит Евангелие об Иоанне Крестителе. Свидетельствуя перед людьми о том, кто он сам есть, Креститель говорит: Мне надо умаляться, на нет сходить, для того, чтобы Он вырос в полную меру... Иоанн сам – только Предтеча; он должен открыть дверь и отойти так, чтобы о нем больше не вспомнили люди, вдруг увидев Христа и все забыв в этой радости.

Сходить на нет, приготовив путь Господень... Кто из нас это умеет делать? Кто из нас, оживив чью-то душу, хотя бы добрым словом, не хочет остаться в этой радости взаимного общения? Кто, сказав животворное слово, иногда нечаянно, когда Господь нам дает, не хочет, чтобы вспомнили и никогда не забыли, что было сказано это слово именно им?

А Креститель о себе еще говорит: Я – друг Жениха... Что это за друг жениха? В древности еврейской, как и языческой, у жениха был друг, который заботился обо всем для брака и который после совершения брака приводил к брачной комнате невесту и жениха, оставался за дверью и сторожил, чтобы никто не прервал их глубокой, таинственной встречи в дивной брачной любви. Он был другом, потому что он умел остаться за дверью, остаться за пределом. Радость его была совершенна тем, что радость жениха и невесты теперь была совершенна, они остались вдвоем, и он был защитник этой встречи. Еще скажу: кто из нас умеет так поступить с чужой радостью? Все сделать, чтобы эта радость случилась, все сделать, чтобы она воссияла вечным светом, и отойти, уберечь ее, охранить ее, и остаться забытым за закрытой дверью?

Вот еще образ о нем, последний образ. Его умаление, его схождение на нет дошло почти до предела. Он взят в тюрьму за правдивое, честное слово. Христос остался на свободе. Он проповедует, к Нему перешли ученики Иоанновы, Он окружен Своими учениками. Он вырос в полную меру Своего земного призвания. И Иоанн знает, что на него идет смерть, что из тюрьмы он не выйдет, и вдруг его охватывает сомнение. Он, который на берегу Иордана-реки перед всеми засвидетельствовал, Кто грядущий Христос, он посылает двух своих учеников ко Христу спросить: Ты ли Тот, которого мы ожидали, или нам ожидать другого? Иначе сказать: Ты ли на самом деле Тот, о Котором я принес свое свидетельство, или же я ошибся?.. Если он ошибся, то напрасно он погубил юные годы в пустыне, напрасно он выходил к людям, напрасно он теперь в тюрьме, напрасно он умрет, напрасно ВСЕ. Напрасно даже то свидетельство, которое он принес Христу, и он обманут Самим Богом... И колеблется самая сильная душа, которая когда-либо была на земле. И Христос НЕ отвечает ему. Он не отнимает у него полноты подвига веры и подвига верности до конца. Ученикам, вопрошающим Его, Он говорит: Скажите Иоанну, что вы видите: слепые видят, хромые ходят, нищие благовествуют; блажен тот, кто не соблазнится о Мне... Слова, когда-то, столетиями до этого, написанные пророком Исаией. И они возвращаются с этим словом. Остается Иоанну войти внутрь себя и поставить перед собой вопрос: когда он был в пустыне один перед лицом Божиим, – правда ли было это или внутренняя ложь? Когда он вышел из пустыни проповедовать и потрясал людей, обновлял их жизнь, приводил их к новой жизни, к новизне, к весне духовной – правда это было или нет? Когда он увидел Христа и прозрел в Нем Грядущего, – правда это было или нет?.. И Иоанн умер в вере и в безусловной верности.

Как часто бывает, что колеблется наша душа, что после того, как мы сделали все, что мы должны были сделать, сказали слово доброе, правдивое, сделали то, что только могли для того, чтобы другой человек ожил радостью и воскрес душой и начал жить весенней жизнью вечности, – вдруг находит колебание... Устала душа, меркнет жизнь, клонится наша глава к земле... Стоило ли все это делать? Я не вижу плода, я не знаю, что будет, а погубил-то я столько веры, столько любви. Стоило ли все это делать?.. И Господь нам не отвечает на это свидетельством успеха. Он нам говорит: Достаточно того, что все это была правда, что все это было добро, достаточно тебе, что ты сделал то, что надо было. В этом – все.

И вот, перед каждым из нас стоит этот образ Крестителя. Каждый из нас друг ко другу, к каждому другому послан как Предтеча, чтобы сказать слово настолько чистое, настолько свободное от самого себя, от себялюбия, от тщеславия, от всего того, что делает каждое наше слово мелким, пустым, ничтожным, гнилым; делаем ли мы это с готовностью сойти на нет, только бы из этого человека вырос живой человек, невеста вечной жизни? А когда все это сделано, готов ли я сказать с радостью: “Да, пусть совершится последнее, пусть и не вспомнят обо мне, пусть жених и невеста встретятся, а я сойду в смерть, в забвение, вернусь в ничто”. Готовы ли мы на это? Если нет – как слаба наша любовь даже к тем, кого мы любим! А что сказать о тех, которые нам так часто чужды, безразличны?

Вот, будем часто-часто вглядываться в этот величественный, но человеческий образ Крестителя, и будем учиться, как живет настоящий, цельный человек, и попробуем хоть в малом так прожить, изо всех сил, даже если их немного, но без остатка, до последней капли нашей живой силы. Аминь.

Усекновение главы Иоанна Предтечи. Поминовение погибших
11 сентября 1969 г.

Мы привыкли в нашей жизни, что о всякой нужде, по поводу всякого случая мы обращаемся к Богу за Его помощью. И на каждый наш зов, на каждый крик тоски, страдания, страха мы ожидаем, что Господь вступится за нас, защитит, утешит; и мы знаем, что Он делает это постоянно и что предельную Свою заботу о нас Он явил, став Человеком и умерев за нас и ради нас.

Но иногда бывает в жизни нашего мира, что Бог обращается за помощью к человеку; и это бывает постоянно, но часто еле заметно, или вовсе остается нами незамеченным. Постоянно Бог обращается к каждому из нас, прося, моля, уговаривая быть в этом мире, который Он так возлюбил, что жизнь за него положил, быть Его живым присутствием, быть Его живой заботой, зрячей, добродействующей, внимательной. Он нам говорит: что бы мы ни сделали доброго для какого бы то ни было человека – мы для Него сделали, призывая этим нас быть как бы на Его месте.

А порой Он некоторых людей зовет к более личному служению Ему. В Ветхом Завете мы читаем о пророках: пророк Амос говорит, что пророк – это человек, с которым Бог делится мыслями Своими; но и не только мыслями, но и Своим делом. Помните пророка Исаию, который в видении созерцал Господа озирающегося и говорящего: Кого послать Мне? – и пророк встал и сказал: Меня, Господи!..

Но вот, среди пророков, среди людей, которые Богу послужили сердцем неразделенным, всей большой силой души, есть один, память которого мы совершаем сегодня и которого Христос назвал величайшим среди рожденных на земле.

И действительно, когда вдумаешься в его судьбу, кажется, нет судьбы более величественной и более трагичной. Вся судьба его была в том как бы, чтобы не быть, для того, чтобы в сознании и в видении людей возрос Единственный, Который есть: Господь.

Вспомните первое, что говорится о нем в Евангелии от Марка: Он глас, вопиющий в пустыне... Он только голос, он настолько уже неотличим от своего служения, что он стал только Божиим голосом, только благовестником; словно его, как человека плоти и крови, человека, который может тосковать, и страдать, и молиться, и искать, и стоять, в конечном итоге, перед грядущей смертью, – словно этого человека нет. Он и его призвание – одно и то же; он – голос Господень, звучащий, гремящий среди пустыни людской; той пустыни, где души пусты – потому что вокруг Иоанна были люди, а пустыня от этого оставалась неизменной.

И дальше. Сам Господь говорит о нем в Евангелии, что он – Друг Жениха. Друг, который так сильно, так крепко любит жениха и невесту, что он способен, забыв себя, служить их любви, и служить тем, чтобы никогда не оказаться лишним, никогда не быть там и тогда, когда он не нужен. Он – друг, который способен защитить любовь жениха и невесты и остаться вне, хранителем тайны этой любви. Тут тоже великая тайна человека, который способен как бы не стать для того, чтобы что-то большее, нежели он, было.

И дальше говорит он о себе по отношению к Господу: Мне надо умаляться, сходить на нет, для того чтобы Он возрос... Надо, чтобы обо мне забыли, а помнили только о Нем, чтобы мои ученики от меня отвернулись и ушли, как Андрей и Иоанн на берегу Иордана, и последовали неразделенным сердцем за Ним только: я живу лишь для того, чтобы меня не стало!..

И последнее – страшный образ Иоанна, когда он уже был в темнице, когда вокруг него суживалось кольцо смерти, когда у него уже не было выхода, когда эта колоссально великая душа заколебалась... Шла на него смерть, кончалась жизнь, в которой у него не было ничего своего: в прошлом был только подвиг отречения от себя, а впереди – мрак.

И в тот момент, когда заколебался в нем дух, послал он учеников спросить у Христа: Ты ли Тот, Которого мы ожидали?.. Если Тот – то стоило в юных летах заживо умереть; если Тот – то стоило умаляться из года в год, чтобы его забыли и только образ Грядущего возрастал в глазах людей; если Тот – тогда стоило и теперь умирать уже последним умиранием, потому что все, для чего он жил, исполнено и совершено.

Но вдруг Он не Тот?.. Тогда потеряно все, погублена юность, погублена зрелых лет величайшая сила, все погублено, все бессмысленно. И еще страшнее, что случилось это, поскольку Бог будто обманул: Бог, призвавший его в пустыню; Бог, отведший его от людей; Бог, вдохновивший его к подвигу самоумирания. Неужели Бог обманул, и жизнь прошла, и возврата нет?..

И вот, послав учеников ко Христу с вопросом: Ты ли Тот? – он не получает ответа прямого, утешающего; Христос не отвечает ему: Да, Я Тот, иди с миром!.. Он только дает пророку ответ другого пророка о том, что слепые прозревают, что хромые ходят, что мертвые воскресают, что нищие благовествуют. Он дает ответ из Исаии, но Своих слов не прибавляет – ничего, кроме одного грозного предупреждения: Блажен тот, кто не соблазнится о Мне; пойдите, скажите Иоанну...

И этот ответ достиг Иоанна в предсмертном его ожидании: верь до конца; верь, не требуя ни знамений, ни свидетельств, ни доказательств; верь, потому что слышал ты внутри, в глубинах души твоей глас Господень, повелевающий творить дело пророка... Другие каким-то образом могут опереться на Господа в их порой величайшем подвиге; Иоанна же Бог поддерживает только тем, что повелел ему быть Предтечей и для того явить предельную веру, уверенность в вещах невидимых.

И вот почему дух захватывает, когда мы думаем о нем, и вот почему, когда мы думаем о подвиге, которому предела нет, мы вспоминаем Иоанна. Вот почему из тех, которые родились среди людей рождением естественным и возносились чудесно благодатью, он из всех самый великий.

Сегодня мы празднуем день усекновения его главы. Празднуем... Слово “праздновать” мы привыкли понимать как “радость”, но оно значит “оставаться без дела”. И без дела можно остаться потому, что захлестнет душу радость и уже не до обычных дел, а может случиться, что руки опустились от горя и ужаса. И вот таков сегодняшний праздник: за что возьмешься перед лицом того, о чем мы слышали сегодня в Евангелии?

И в этот день, когда перед ужасом и величием этой судьбы опускаются руки, Церковь призывает нас молиться, о тех, которые тоже в ужасе, и трепете, и недоумении, а иногда в отчаянии умирали: умирали на поле битвы, умирали в застенках, умирали одинокой смертью человека. После того как вы приложитесь ко кресту, мы помолимся о всех тех, кто на поле брани жизнь положил, чтобы другие жили; склонились к земле, чтобы воспрянул другой. Вспомним тех, кто не только в наше время, а из тысячелетия в тысячелетие погибали страшной смертью, потому что они умели любить, или потому, что другие любить не умели, – вспомним всех, потому что всех объемлет Господня любовь, и за всех предстоит, молясь, великий Иоанн, который прошел до конца через всю трагедию жертвы умирания и смерти без единого слова утешения, а только по властному повелению Божию: “Верь до конца, и будь верен до конца!” Аминь.

День памяти Апостолов
1970 г.

Мы празднуем сегодня день святых Апостолов; и мы не всегда отдаем себе отчет, как мы должны быть им благодарны за то, что мы сейчас веруем во Христа, что мы можем Ему молиться, просто за то, что мы – Христовы. Им было дано так много, что они могли бы замкнуться на этом и сказать: Для меня этого хватит на всю жизнь... Апостол Иоанн, говоря об апостоль-ском свидетельстве, пишет: Мы говорим о том, что мы видели, что мы слышали, что мы осязали... Они говорят о Христе, Которого они знали как друга и познали как воплощенного Бога; они могли бы, восприняв такое неописуемое, бездонное богатство, уйти в себя и жить этой вечностью, этой славой, этой глубиной новой жизни, открывшейся в них.

Ведь выход на проповедь был для них жертвой; они должны были говорить о том, что для них было дорого, что часто, верно, хотелось сохранить в тайне. Но эту тайну они открыли всему миру, потому что она была нужна миру и потому что от Христа они научились любви.

И открытие этой тайны миру стоило им дорого: Апостолы ценой своей жизни и ценой своей смерти передали эту радость другим. За раннюю проповедь в Иерусалиме, за то, что они говорили о Христе, о новой жизни, которая пришла в мир, о новой радости и вечности, которые победили все, Апостолов не только изгоняли – их били, их сажали в тюрьмы, их всячески мучили. И когда они вышли в широкий, далекий мир – который для нас теперь стал довольно-таки небольшим, но тогда измерялся человеческим шагом, – они шли, шли через пустыни, плыли через моря, проходили через леса, подвергались опасности от разбойников, от бури, от лжебратии, как говорит Павел. И все это потому, что их сердце было полно такой любовью, такой жалостью ко всему, что чудо вечной жизни, радость о Христе они не могли сохранить для себя, а должны были ею делиться и давать, пока они живы; и ни один из них, кроме Апостола Иоанна Богослова, не умер естественной смертью в старости; все пострадали: кто был обезглавлен, кто распят, кто иначе умучен; и всё же, видя, как собратья умирают от этой проповеди, Апостолы шли, шли и проповедовали, потому что не могла удержаться их душа замкнутой, не могла удержаться в их душе и проповедь жизни и любви.

Мы слышали сегодня их имена; как часто бывает, что, когда читается в церкви Евангелие, люди слушают и думают: Когда же этот перечень имен придет к концу? Что в этих именах?.. Да в этих именах настоящие, живые люди! Это не просто имена – это имена тех людей, благодаря которым мы сейчас живы, благодаря которым мы сейчас познали Христа. Не было бы этих имен – была бы пустыня в наших душах.

Будем же вспоминать каждое из этих имен, будем их повторять, как повторяешь имя родного, дорогого человека, брата, отца, сестры, невесты; будем повторять это имя благоговейно, ласково, потому что эти люди, простые рыбаки, так полюбили Бога, что свою жизнь отдали за каждого из нас. Ведь каждое слово евангельское, которое касается нашей души, – это живое слово или Матфея, или Луки, или Марка, или Иоанна, либо кого иного из писателей Нового или Ветхого Завета. Эти люди нам говорят с этих страниц, и эти люди нам говорят с крестов, на которых они были распяты, с костров, на которых они горели, из пустынь, где они изнывали жаждой, из глубин морских, где они проводили, как Апостол Павел, целую ночь и целый день, борясь за жизнь: не за свою, а чтобы дойти до такого места, где люди еще не слыхали о Христе, куда не донеслась весть о жизни, о радости, о Боге Живом, Который не постыдился стать, как один из нас, хрупким, уязвимым.

Как дороги и значительны эти имена... Но что они говорят кроме этого? Разве мы хоть чуть-чуть похожи на этих Апостолов? Разве из церкви или евангельских слов, или из радости братского общения с родными нам по вере мы не стараемся извлечь все тепло, всю надежду, всю любовь, всю силу, все ликование, весь свет, который они нам могут дать, – а извлекши, храним их в своей душе, чтобы ими насладиться, вместо того чтобы, возгоревшись огнем любви и Духом Святым, забыв о себе, спешить к кому-нибудь из тех обездоленных, жаждущих, несчастных, у которых нет радости в душе, которые не верят жизни, которые не знают, что Бог верит в них вплоть до становления человеком и до распятия на кресте.

Как мы замкнуты! И благовестие, и радость, и любовь, и жизнь в наших душах чахнут, вымирают, потому что нет им простора, ибо то, что Бог нам дает, это не робкий порыв, а такая сила, которая не может удержаться в малых, узких наших сердцах. Это дается нам не для сладостного воспоминания, а для того, чтобы жить всем простором жизни земной и жизни небесной. Если мы не будем жить так, то не удержим в себе небесной радости...

Вдумаемся в этот образ жертвенной, самозабвенной, ликующей, поистине крестной любви апостольской и станем друг ко другу, ко всякому человеку, встреченному на пути, и ко всякому человеку, о котором что-то подскажет нам наше сердце, относиться, как они; и тогда наш мир станет светлей, теплей, тогда Христос найдет Себе место на этой земле, где всё больше и больше Он отвергается и отстраняется – и не потому, что Он не заслуживает преданности, любви и служения, а потому что мы, которым дана весть, даже для себя не умеем ее сохранить! Аминь.

Апостол Иоанн Богослов

Мы празднуем сегодня день святого Иоанна Богослова, учителя любви, Апостола любви. И кажется нам, что эта любовь должна быть так пламенна и возвышенна, что она должна нестись в небо, как бы даже не касаясь земли. А вместе с этим та любовь, о которой говорит святой тайнозритель Иоанн, написавший дивное Евангелие, имевший видение на острове Патмос, – это любовь конкретная, живая, реальная. И он настаивает на этом, подчеркивает, что если мы говорим, что любим Бога, но деятельной, конкретной, творческой любовью не любим человека, то мы лжем; ибо мы не можем по праву говорить, что любим невидимого нами Бога, когда реальный человек, чья нужда бросается в глаза, остается нам безразличен. И вот здесь тайна настоящей христианской любви: как бы она ни была возвышенна, как бы она ни уносила нас к Престолу Господню, как бы она ни пламенела небесным пламенем, она должна быть до конца конкретна и до конца выражена на земле. Если этого нет, то она – мечта, то она – ложь, то ее нет вообще!

И вот, перед лицом этого благовестия о любви, войдем в себя и вдумаемся в свою любовь: сколько людей вокруг нас, которых мы просто любим; и сколько людей, среди будто любимых нами, которые могут нас обойти своим вниманием – и мы не оскорбились бы, пройти мимо нас и забыть о нас – и не охладела бы наша любовь? Сколько людей среди любимых нами, о которых мы всегда помним без того, чтобы им нужно было напоминать о себе? И сколько таких людей, которые напомнят о себе – и встретят только радость, а не чувство раздражения?

Нам рано, большей частью, думать о том, что мы такое малое количество людей любим, а пора бы, пора задуматься над тем, как мы любим любимых, как мы любим тех, которые нам как будто дороги: если это любовь живая, творчески вдумчивая, если эта любовь способна выискивать случай, чтобы проявить себя, если она чуткая, если она тонкая, если она постоянно настороже, – тогда это любовь земная, достойная Неба. Иначе – нет.

Войдем в себя перед лицом этой красоты любви, которую нам описывает Иоанн, которая явлена в его жизни, которую Христос не только проповедовал, но и явил, вдумаемся в свою любовь и попробуем ЛЮБИТЬ: сначала по-человечески, но по-настоящему, достойно человека; а затем будем постепенно вырастать до того, чтобы любить еще одного человека, и еще лучшей любовью, ширить эту любовь, обнимать все большее и большее количество людей лаской, пониманием и жертвой нашей жизни. И тогда и мы вырастем постепенно до того, чтобы понять, что такое любовь Христова; и в какой-то день и нам, может быть, будет дано хоть одного человека, по слову Апостола Павла, принять так, как нас принимает Христос! Аминь.

Великомученик и Победоносец Георгий
3 мая 1981 г.

На этой неделе мы будем праздновать день великомученика Георгия, покровителя Великобритании, и я хочу сказать несколько слов о нем.

На иконе Георгия Победоносца мы видим человека, у которого оказалось мужество и смелость сразиться со злом, сразиться не только ради себя самого, но ради чего-то большего, чем он сам, и сразиться с ним лицом к лицу, зная, что это может стоить ему жизни. Святой Георгий изображается в виде бесстрашного Рыцаря, бьющегося с драконом, а у ворот дворца стоит девушка, которую он хочет спасти и которая ждет либо его победы, либо своего позора и смерти.

И вот в каждом из нас есть нечто, символом чего могла бы быть эта чистая девушка: наше целомудрие, наша чистота, и честность, и цельность, и столько других вещей, которые делают нас родными Живому Богу. И против всего этого ополчаются силы зла, как дракон на иконе, готовые растерзать эту красоту, так, чтобы не осталось ничего, кроме смерти, разрушения и пораженности – не только нас самих, но и Бога. Но в каждом из нас есть величие и щедрость души, высокий дух рыцарства, который может быть поднят на борьбу за все то, что чисто, что благородно, за все великое и ради красоты этих свойств, но одновременно и ради Господа, Которому эта Красота принадлежит, как принадлежит Невеста возлюбленному и чистому Жениху.

И этот образ святого Георгия – это призыв, обращенный ко всем нам: зло распространилось повсюду, оно не только рыщет вокруг нас, оно таится и в нас самих, стараясь побороть всю эту красоту и цельность; и мы призваны вступить в бой и бороться для того, чтобы зло было побеждено, и не только ради нас самих, и не только ради Бога, но ради всякого, кого зло, может быть, отравляет и разрушает.

Вглядимся же в течение этой недели в эту икону, хотя бы мысленно, если у нас ее нет, и поставим себе вопрос: что в нас есть такого, что стоит у дверей царских палат, у врат Царствия Божия, готовое войти в него, если только оно будет освобождено от оков, в которые зло заключило его, если только оно будет спасено от гибели, куда зло пытается ввергнуть его. Вглядимся также и в зло, которое пребывает в нас, и примем вызов, как его принял витязь добрый святой Георгий, и будет ли нам это стоить жизни, или будет это стоить злу поражением, выйдем на арену, вступим в бой, и пусть всё прекрасное, великое и благородное будет в нас защищено, спасено, освобождено, и вступит во дворец, в Царство Живого Бога, Который ждет нас с такой любовью, с такой верой, с такой непоколебимой надеждой! Аминь.

Священномученик Власий Севастийский
24 февраля 1974 г.

Древняя Церковь совершала Божественную литургию на гробницах мучеников, в тайных местах, где первые христиане хоронили тех, которые так сумели возлюбить Бога, так были Ему преданы, что не только душой, но костьми легли и кровью истекли ради веры в Бога и веры в человека; в наше время мы совершаем Божественную литургию на престолах, куда вложена частица их мощей. И сегодня Церковь празднует день святого Власия Севастийского, которого мы поминаем за каждой службой, прося его молитвы, потому что частица его многострадального, Богом подаренного и людям отданного тела находится в священном антиминсе – том плате, на котором мы совершаем Божественные Тайны.

Мы дивимся святым, изумляемся им, хвалим их церковно, молимся им частно и соборно; но этого мало! Святой Иоанн Златоустый сказал, что подлинное почитание святого – это уподобление ему, следование его примеру. Святой Власий Севастийский дорог Церкви тем, что он, в IV веке, когда мало еще кто дерзал быть Христовым учеником, стал таковым. Он исповедовал православную веру, за нее он был гоним, за свою верность Богу и вере он пострадал мученической смертью.

И одна из черт его личности, которая в течение всей его жизни делала его близким и дорогим окружающему его народу, была его способность, что бы с ним ни происходило, каковы бы ни были обстоятельства его жизни, забыть о себе до конца, совершенно, и вспомнить только о нужде тех, которые вокруг него находились. Нам рассказывается о том, что его милосердие распространялось не только на людей, но на всю Божию тварь, которую он любил ласковой, действительно Богоподобной любовью, и когда его вели на мучения, то на пути встретилась хромая собака, и, забыв, что он идет на смерть, он остановился, ее благословил, и она ушла цела...

Его любовь действительно была той любовью, которую нам заповедал Господь – любовью к родным, дорогим людям, к своим и к дальним, которые Богу близки и поэтому нам родные, кровно свои; любовью ко всему тому, что сотворил Господь Своей державой и Своей любовью.

Мы можем научиться от него отдавать себя щедро, самозабвенно Богу и людям; мы можем от него научиться, что за чистоту нашей православной веры можно жить крестной жизнью и умирать смертью мученика. Мы можем научиться от него, что любить Бога – это значит ценой своей жизни, а порой своей смерти, изливать Божию любовь на всех тех, которых создал, восхотел и возлюбил Господь... Научимся от него жить и, если нужно, умирать, и будем оглядываться вокруг себя на тех людей среди нас, близких и дальних, которые умеют жить так, как нам заповедал Христос и как жили святые, и умирать, как они, забыв все, кроме Божией правды, кроме своей веры, кроме своей любви к Богу и людям. И почитая их, изумляясь им, постараемся быть подобными им – великодушными, смелыми, Божиими. Аминь.

Преподобный Антоний Великий
18 января 1981 г.

Мы служим не каждый день, и поэтому проходят мимо нас имена святых и учение святых, от которых мы могли бы столькому научиться, но которых редко кто помнит. Так, вчера праздновался день основоположника монашеского подвига в египетской пустыне, святого Антония Великого, в память и честь которого названы все, кто впоследствии носил это имя, включая и основоположника русского монашества, Антония Печерского.

И мне хочется обратить ваше внимание на одно только событие из его жизни. Он ушел в пустыню, первый из всех подвижников, для того, чтобы бороться со злом, которое существовало в его сердце. Он не бежал от мира: он уходил в пустыню на единоборство, чтобы сразиться лицом к лицу со злом более сложным, более страшным и разрушительным, чем то зло, которое нас окружает в миру.

И вот, в какой-то период страшной, разрушающей бурей нашли на него искушения всякого рода; и он боролся отчаянно, он боролся изо всех своих сил, и наконец эти силы в нем истощились, не только душевные, но и телесные, и он лег на голую землю, чувствуя, что бороться больше не может. И в этот момент перед ним предстал Спаситель Христос, и вся тьма просветилась Его присутствием, весь ужас отошел. И тогда, бессильный даже встать перед Ним и поклониться Ему, Антоний воскликнул: Господи! Где же Ты был, когда я был в таком страшном борении? Неужели Ты не мог мне помочь?.. И Спаситель ему ответил: Я невидимо стоял рядом с тобой, готовый тебе помочь, если только поколебалась бы вера твоя...

Эти слова Спасителя обращены к каждому из нас; все мы стоим перед лицом или находимся во власти внутренней борьбы: борьбы с тьмой, борьбы со злом, борьбы со страхом, с недоумениями, со всем, что составляет падшую человеческую природу. И каждый из нас постоянно молится: Господи, приди! Господи, сними с меня это бремя! Господи, освободи меня!..

И так часто я слышу жалобы, что на этот крик души Господь как будто не отзывается; а на самом деле Господь стоит рядом с нами, с радостью взирая, когда мы мужественно, с верой, с верностью в сердце боремся во имя Его, как воины борются за своего царя, ратуют за него, даже если нужно в этой борьбе быть ранеными, изувеченными или убитыми.

И это наше человеческое призвание: если мы Христовы, то мы Христом посланы в этот мир, чтобы Его именем и во имя Его бороться и побеждать. Вспомним это каждый раз, когда мы окажемся во власти искушения, когда в нас подымется горечь, и злоба, и страх, и ненависть, и всякая страсть: нам дано бороться, именно дано: наша честь, наша слава, что Бог доверяет нам – нам, немощным, ничтожным – борьбу со злом в мире. И эта борьба начинается не вне, не в противостоянии нашем ближнему или дальнему, а начинается внутри нас, в победе над собой, в том, чтобы все преодолеть, стать хозяевами своей души, владеть душой, и телом, и умом, и сердцем, и волей, и жизнью – и все отдать в руки Божии, с тем, чтобы нам служить Ему всем сердцем, всей душой, всей крепостью, всем умом, всем, что мы есть и что у нас есть. Аминь.

Равноапостольная княгиня Российская Ольга
24 июля 1988 г.

Мы живем в такое время, когда христиане представляют собой все убывающее меньшинство, и в этом меньшинстве мы, православные, составляем малую общину, как в среде христиан, так и среди секуляризованного мира. И как мы робеем, как мы робеем заявить себя тем, чем мы являемся, как мало в нас решимости стоять в своем христианском качестве перед лицом мира, чуждого нам и чуждого Христу, нашему Богу, нашему Спасителю, нашему Господу и брату по человечеству! Как мы робеем заявить о своей вере, как мы робеем жить согласно ясным диктатам Евангелия и явить не только на словах, но всей нашей жизнью, что мы – и в мире и не от мира, что мы – предвестники Царства Божия, народ, посланный в мир, чтобы покорить его Богу: но не силой, а отдавая свою жизнь за мир.

И вот жизнь святой Ольги, память которой мы чтим сегодня, должна быть для нас и судом, и вдохновением. Ольга была христианкой за два поколения до Крещения Руси; она была христианкой в одиночку, среди царедворцев своего мужа, который презирал христианство как религию слабых, потешался над ним и вместе со своими соратниками высмеивал и княгиню Ольгу и ее веру. И она стояла, в одиночку, и никогда не поколебалась; она не робела заявить о том, кто она есть, она провозглашала свою веру в одного, Единого Бога, Господа господствующих и Царя царствующих, но также и Спасителя мира.

Какой это для нас урок! Мы живем в мире, который подчас осмеивает нас, который живет, как если бы евангельские ценности утратили всякий смысл, но реальная опасность нам не угрожает. А сейчас существуют страны, где христианином быть опасно; еще не так давно заявить себе христианином в России могло быть опасным и могло сулить беду и для себя самого, и для семьи, и для друзей; и однако люди стояли неколебимо и веровали. И, по примеру святой Ольги, выстояли женщины; женщины спасли Церковь в России своим героизмом и своей готовностью принять страдания и отдать жизнь за нее, за Бога.

Мы должны очень серьезно задуматься над своей боязливостью, над своими страхами и поставить перед собой вопрос: отчего это так? Потому ли, что мы вообще так боязливы, потому ли, что страх так глубоко въелся в нашу плоть и в нашу кровь? Или же мы все еще ничего не поняли? Или мы забыли, кто для нас Господь Иисус Христос, и Ему место только где-то на задворках нашей жизни, но не в сердцевине ее, и Он не царит как Господь и Бог в наших сердцах и умах, и во всей нашей жизни? Мы должны спросить себя, что Он для нас значит, если мы так испуганы от усмешки, от язвительного замечания, от пренебрежительного отношения – ведь ничего более опасного с нами не произойдет в тех условиях, в которых мы живем.

Разве так мы относимся к людям, которых мы действительно любим, когда над ними насмехаются, когда их опорочивают, бранят? Разве мы тогда молчим, разве мы поддакиваем толпе, оставляя стоять в одиночестве тех, кого мы любим? Разве мы допустим, чтобы имя нашей матери, невесты, мужа или жены или самого дорогого друга произносилось с насмешкой и сопровождалось непристойной, унижающей шуткой? Нет, мы не снесли бы этого, по крайней мере, я надеюсь, что никто из нас не стал бы терпеть этого! И в то же время мы так легко и спокойно сносим это, когда речь идет о Христе, о Боге и о Его правде, о том, чтобы жить по-Божьи! Означает ли это, что столько людей и столько вещей для нас бесконечно более значительны, чем Тот Бог, Который так нас возлюбил, что призвал к бытию с тем, чтобы отдать нам Себя в руки; и когда мы отвернулись от Него, каждый из нас и все мы сообща, вместе – пришел в мир, чтобы разделить нашу судьбу, жить и умереть за нас и вместе с нами...

Задумаемся над этим, потому что, вот, стоит и высится перед нами во весь рост образ святой Ольги, одинокой в море язычников – не в таком обществе, которое, как наше, уже несет в себе евангельскую за-кваску и где у нас столько общего с нынешними язычниками. Она стояла в одиночку и не поколебалась; и потому что она так выстояла, она смогла передать своему внуку Владимиру такое видение мира, которое никогда не поблекло и не дало ему покоя, пока он не нашел ответа. Она раскрыла перед ним новое измерение человечества и пробудила в нем голод по вещам более великим, более правдивым и более святым, чем ложные боги, которых почитал его отец со своим окружением. И потому что она была способна выстоять среди насмешек царедворцев своего мужа, ее внук открылся Богу во Христе и своим обращением распахнул сердца миллионов людей и просторы земли Российской господству и воцарению в ней Христа Спасителя.

Научимся же от этой женщины, хрупкой и более сильной, чем все мужчины, – как Матерь Божия, бывшая сильнее всякой боязни и всякого колебания; научимся стоять в одиночку и провозглашать нашу веру – не на словах, слова больше никого не убеждают, люди наслышались слишком много обманчивых, красивых слов, – но живя по-Божьему, как собственный народ Христов. Аминь!

Равноапостольный князь Владимир

Святой Апостол Павел в одном из своих посланий говорит: Поминайте наставников ваших, которые открыли вам тайны веры... И вот сегодня мы вспоминаем князя Владимира: как историческая личность князь Владимир был сложным человеком, и в нем мы видим всю сложность человеческой души, человеческой жизни, когда она возникает из сложных, стихийных недр язычества, чтобы встретиться лицом к лицу с Евангелием, с Самим Христом. Сложная историческая личность, полная порывов зла, добра; человек, который, вдруг оказавшись христианином, сумел в этой полутьме переживаний и жизни оценить Евангелие как самое драгоценное, что может быть у человека, Христа – как единственного, Кому можно подчиниться до конца и служить, и который захотел дать эту драгоценность и этого Господа всему своему народу.

Каждый православный народ особенно чтит первого из своих князей и царей, который дал своей стране Христа. На грани язычества и христианства, там, где бушуют страсти, где борьба порой бывает самая трагическая и страшная, всегда стоит человек, который имел мужество весь народ свой посвятить Богу и всему народу дать Спасителя. За это мы благодарим князя Владимира, за это мы его вспоминаем; и вместе с этим каким утешением является такая личность, как он, для каждого из нас – грешного, слабого, порой порывистого в вере, непостоянного в добре, – когда мы видим, что такой же, как мы, человек смог открыть Бога, и так глубинно, так потрясающе измениться во всем.

Но мы вспоминаем сегодня не только князя Владимира; мы вспоминаем еще отца Владимира Феокритова, который до меня был здесь настоятелем. Многие были его духовными детьми, многие его еще помнят благодарным сердцем. Он был человеком редкой цельности, кристальной чистоты; и он сумел построить этот приход на основании, положенном его предшественниками, в такой цельности и правде, на которых стоим мы и теперь. Мы должны ему быть благодарны за то, что у нас есть, и поэтому в конце службы мы отслужим по нему панихиду, вспомним духовных его детей, теперь усопших, и помолимся о том, чтобы по его молитвам и мы выросли в ту меру цельности и величия, примером каковых он был для нас. Аминь.

Отцы Киево-Печерской лавры

Когда в десятом веке Русь стала христианской, монашеская жизнь Византийской империи уже достигла своего апогея; борьба между иноками и императорами увенчалась победой Церкви: словом и кровью монахи отстояли ее независимость. Иноков, ливших свою кровь в этой борьбе, окружало всеобщее почитание. Большие цареградские обители, как, например, Студийский монастырь, своими школами, библиотеками, приютами для сирот и престарелых глубоко влияли на умственную и общественную жизнь Цареградской империи: люди, отрешившиеся от мира, но проникнутые к нему сильной, сострадательной любовью, безбоязненно произносили над человеческой неправдой свой суд. Эти черты определили тип и киевского монашества.

Правда, первые монастыри, созданные князьями по образцу византийских, бывали часто бледными копиями живой, полнокровной иноческой действительности Византии. Но вскоре Русь начала создавать свою самобытную монашескую традицию. Без помощи со стороны, трудами и подвигом святых преподобных Антония и Феодосия выросла подлинно русская Киево-Печер-ская обитель, пережившая все трагедии истории, давшая древней Русской Церкви сонмы святых, вождей церковных (как, например, Стефана, епископа Владимирского, Ефрема Переяславского, Исаию Ростовского); благовестников, миссионеров-мучеников Кукшу и Пимена; людей глубокого и терпеливого милосердия, таких как святые Феодосий и Дамиан-целебник; наконец, первого летописца русского – Нестора, первого иконописца – Алипия.

Историк Сипягин назвал Киево-Печерскую лавру “первым из русских монастырей и по времени его возникновения, и по богатству сокровищ, вложенных им в сокровищницу русского Православия”. Уничтожаемый несколько раз татарами (в 1240, 1299, 1316 гг.), он был каждый раз восстанавливаем и стал ядром, вокруг которого сплачивался русский народ в своем усилии отстоять свою политическую и религиозную независимость против Польши.

Из всех подвижников Киево-Печерской лавры выделяются два ее основателя – преподобные Антоний и Феодосий.

Из скудных сведений, дошедших до нас о святом Антонии, встает перед нами образ мощного и сурового подвижника. Рожденный в Любече, в Черниговской области, он два раза ходил на Афон, на далекий тогда полуостров Южной Македонии, отделенный от Руси лесами, стремнинами, высокими горами, холодом, голодом, бесчисленными опасностями и трудностями одинокого пути, о которых мы в наш век и понятия не имеем. Вернулся он на родную Русь монахом и носителем благословения святой Горы Афонской и стал жить в совершенном одиночестве, в пещере на Киевских горах. Трудился, молился, высвобождал свою душу от зависимости от тела, от страха, от страстей; становился подлинно человеком: твердым, бесстрашным, свободным, бесстрастным.

Многим в наше время кажется непонятным, изуверским этот духовный труд ранних подвижников – в пустыне, в молчании, в затворе. Сущность его в том, чтобы оторваться – если нужно, насильственно – от всего внешнего и войти в себя, чтобы позже жить полной, свободной внутренней жизнью, независимой от каких бы то ни было случайностей и превратностей. Для этого подвижник должен отрешиться от всех впечатлений, рассеивающих мысль и раздвояющих душу, уйти в себя, преодолеть даже внутренний диалог – тот непрестанный разговор, который мы, того не замечая, все время ведем с собой или с невидимым собеседником, стать подлинно “безмолвным”, глубинно тихим. Должен он преодолеть и страстное, хищнически собственническое отношение к окружающему миру и к себе. И только тогда, при полном внутреннем равновесии сил душевных, став, как духовные писатели древности говорят, “самовластным”, может он жить и действовать в Истине и в Правде.

Подвиг Антония Печерского был не только суров, но, видимо, и мрачен; но он оправдывается тем просвещением души, которое сделало святого Антония учителем Феодосия.

Трудно себе представить большее несходство, чем то, которое мы видим в святых Антонии и Феодосии: святой Феодосии – образ евангельской “легкости”, окрыленности, живого, отзывчивого милосердия, святой, братской, ласковой общительности. И вот в этом-то и сказывается гениальность духовной одаренности и внутренней отрешенности святого Антония – что он сумел увидеть своего ученика, каким тот был, в его самобытности, со всеми его способностями и возможностями, в его бесподобности, – и употребил весь свой духовный опыт для того, чтобы ему помочь стать самим собой, а не подобием своего учителя. В этом отношении святой Антоний проявил свойства, позже так ярко выразившиеся в старчестве: дар воспитать человека не по трафарету, а согласно его собственным свойствам и дарованиям.

Святой Антоний стал образцом одиночного подвига зрелого духовного борца. Святой Феодосий – основоположником общежительного русского монашества и светлым образом, столетиями вдохновлявшим русских подвижников, предшественником и духовным родичем преподобного Сергия Радонежского. В преподобном Феодосии святость Киевской Руси нашла почти всестороннее выражение; умеренность, живость, отзывчивость, кротость, простота, целомудрие и целомудренность – и любовь; над всем и превыше всего – любовь: ласковая, человечная, не гнушающаяся ничем, но трезвенная, подлинно евангельская, строгая, смелая в обличении, но тем не менее сострадательная.

Эта любовь и есть опора и сущность святости; любовь ко всем в Боге. Она-то и подвигла одних – отцов Ближних, Антониевских пещер, – уйти от всего, чтобы вкорениться в Бога и возродиться в Нем; а других – отцов Дальних, Феодосиевских пещер, – служить Киевской Руси делами милосердия и сострадания, обличения и правды, бесстрашия и смирения, созидания видимой красоты Лавры, отображающей мировоззрение и духовную красоту ее насельников и тружеников духа.

Явлением Неба на земле, свидетельством сострадательной Божией любви, радости Креста и Воскресения, образом истинной человечности – вот чем были подвижники Киева, Антониевы и Феодосиевы ученики, чей пример и теперь воодушевляет нас и не перестанет привлекать к иноческому подвигу творческие, смелые, благородные души, пока на земле не иссякнут любовь и благородство.

Преподобный Варлаам Хутынский
19 ноября 1978 г.

Православная Церковь, особенно в России, вспоминает сегодня великого покровителя и чудотворца новгородского Варлаама Хутынского. В Новгороде окружало его то же благоговение и та же любовь, которые Московская Русь, а затем и вся Россия принесла позже в дар почитания Сергию.

Последние евангельские чтения так или иначе упоминали о смерти: Апостол Павел нам возглашал, что для него смерть заключается не в утрате земной жизни, а в том, чтобы облечься в вечность; говорил он о том, что для него жизнь – это Христос, а смерть – приобретение, потому что пока мы живем во плоти, мы от Христа разделены, но смертью мы с Ним соединяемся в непостижимой близости... Евангелие, которое мы читали несколько недель тому назад о вдове Наин-
ской, говорило о смерти и жизни; и сегодняшнее Евангелие говорит о том же. И вот хочется вспомнить еще слово или, вернее, событие из жизни Варлаама Хутынского, которое может многих озадачить, но которое должно всех заставить задуматься.

Вели однажды через новгородский мост преступника на казнь; встретилось это страшное шествие со святым Варлаамом; он остановил его, попросил, чтобы ждали, и бросился к ногам воеводы, и умолил его отдать ему этого преступника. Он взял его к себе; преступник больше тридцати лет жил с ним в одной келье, и Варлаам терпел от него все: и его грубость, и его безнравственность – все терпел, пока не обратил его ко Христу и не сделал для него, в свое время, вступление в вечную жизнь торжеством, а не ужасом.

В те же годы случилось иное шествие через новгородский мост: вели человека, ничем неповинного, оклеветанного, на смерть. И, зная, что он погибает напрасно, горожане бросились к святому Варлааму, моля его, чтобы тот же самый духовный авторитет, которым он спас преступника, он употребил, чтобы спасти неповинного человека. И Варлаам сказал: Нет, я этого не сделаю... На удивление сограждан он ответил, что первый шел на вечную погибель через смерть, второй умирает мучеником, и он не хочет его обокрасть, лишив этой кончины, потому что человек в любое время может отойти от Бога и себя погубить. А теперь, зрячими глазами святого, он его видел готовым к переходу от временной жизни к вечной...

Я ничего больше не скажу об этом; каждый из нас может подумать и поставить перед собой вопрос: понятен ли ему поступок святого Варлаама? Понятна ли ему глубина жизни и громадная ответственность за то, КАК мы живем? Понятна ли ему глубина смерти и встреча с Живым Богом или в ликующей радости, или в ужасе о том, что жизнь на земле не принесла никакого плода и человек уходит в вечность обессмысленным, тщетным, опустошенным...

В конце Книги Откровения мы читаем слова: Церковь и Дух Святой взывают – приди, Господи Иисусе, и приди скоро!.. Можем ли мы, при нашем отношении к жизни, при нашем отношении к смерти, вместе с Духом и Церковью сказать эти божественные слова: Гряди, Господи, и гряди скоро! – когда мы знаем, что Его приход означает конец всей земной жизни и начало вечности, а между ними – встреча с Живым Богом и откровение о том, что в жизни нет смысла никакого, кроме любви, и это-то мы меньше всего знаем, это нам наиболее чуждо; можем ли мы эти слова сказать?

Вспомним ликующие, торжествующие слова Апостола Павла, вспомним эту мольбу Духа и Церкви, вспомним о Варлааме Хутынском и войдем в жизнь с тем, чтобы она стала победой над смертью, ликованием. Аминь.

Преподобный Сергий Радонежский
18 июля 1971 г.

Из всех святых русских преподобный Сергий, может быть, самый непостижимый и таинственный. Его жизнь настолько проста, настолько прозрачна, что ее можно только созерцать: с детства он полюбил Бога простой и цельной любовью, и в течение всей своей жизни он был прост и делался все проще, так что в последнем итоге, когда в него вглядываешься, все меньше чувствуешь, что можно о нем что-либо сказать. Из всех русских святых он кажется самым далеким, окутанным самым глубоким созерцательным молчанием. А вместе с тем он удивительно близок: он близок тем, что, предстоя неразделенным сердцем, неразделенной мыслью перед лицом Господним, он возносит молитвы о всех нас, и порой чувствуется, с какой силой возвращается к нам благодать, испрошенная его молитвой.

Будем же возносить свои молитвы с постоянством, с крайней простотой, со всей доступной нам чистотой сердца к смиренному, простому и вместе с тем неумолимо цельному и чистому святому Русской земли, будем молиться о себе, чтобы по его молитвам и нам найти путь простоты и цельности, молиться о всем мире, молиться также – и особенно – о той земле, которую он так глубоко, живо и отреченно умел любить, чтобы на ней, как и при нем после страшного татар-ского ига, жила благодатная оттепель, мир, любовь и единомыслие среди людей, основанные на вере в Бога, на вере в человека, на вере в то, что Господь есть Господь земной истории и что все события в жизни, в конечном итоге, – это тайна спасения мира.

Но для того, чтобы так молиться, нам надо самим до конца поверить, что Господь действительно среди нас есть, что Он действительно правит таинственно, порой очень страшно, событиями земли. И поверить не только на слове, не только умом, но свою жизнь и себя предать в руки Божии, вчитываться в Его слово, и без пощады к себе, но с крайним милосердием к другим быть творцами, а не только слушателями слова Божия, глаголов Святого Духа. И тогда, если мы самой жизнью, тем, как мы прислушиваемся к Богу и исполняем Его волю, войдем в эту тайну безмолвия и молитвенного созерцания, то через нас, так же как через преподобного Сергия, хотя, может быть, в такую малую нашу меру, благодать придет на людей, которые вокруг нас, и дальше, и шире – на всех тех, кого так возлюбил Господь, что Он Своего Сына Единородного дал на смерть и распятие, только чтобы люди могли поверить в любовь – и Божию, и человеческую, – уверовать и начать жить верой. Аминь.

Информация о первоисточнике