Цвет фона:
Размер шрифта: A A A

Материалы к реферату на тему "Религия и наука"

Часть 1

Вопросы, уводящие от стереотипов. — Чего нет в Библии? — Аскетизм и наука. — Доброе слово об инквизиции. — Вера научных революционеров.

Уже века этак полтора светские школы выращивают тараканов для подселения их в головы учеников. Один из самых откормленных тараканищ — это тот, который окапывается где-то в районе левого уха и своими усами раздражает ту нейронную цепочку, с помощью которой вышколенный человек твердит: "Наука и христианская догматика несовместимы!!! Наука рождалась, преодолевая яростное сопротивление церковных мракобесов! И только по мере высвобождения людей от оков средневековой схоластики родилась научная мысль!".

Этот словесный поток настолько привычен (ибо начал он свое журчание еще в дореволюционных школах, тем самым и готовя "великий переворот"), что желания поверить его кажущуюся "гармонию" с помощью "алгебры" (то есть логики и истории) не возникает.

А ведь даже в этих привычных штампах есть доля истины, которая — при серьезном отношении к ней — способна освободить сознание от чар атеистической пропаганды. Эта доля истины в том, что наука и в самом деле рождается по мере выхода человечества из Средневековья.

Ну а теперь — вопросы.

Первый — если наука рождается в некую эпоху, значит, она не всегда сопутствовала человечеству? Человек же ведь вcегда интересовался окружающим его миром. Всегда старался познать его. Но научный способ познания мира появился не с рождением человека, а с рождением науки. Значит, наука есть не просто стремление что-то узнать о мире, а познание с помощью определенных методов. Значит, есть несколько методов познания мира человеком, и наука — лишь один из них. Этот метод замечательно эффективен. Но — универсален ли? Подходит ли он для разрешения всех проблем, возникающих при познании человеком своего места в мире?

Второй вопрос — если наука родилась на некотором этапе исторического развития человечества, может ли она находиться лишь в отношении конфликта с тем миром, который ее и породил? Конечно, в определенную минуту ребенок прилагает усилия, чтобы выбраться из лона матери, а мать прилагает усилия к тому, чтобы вытолкнуть ребенка из себя. Но значит ли это, что отношения ребенка и его матери должны быть описываемы только в терминах конфликтологии? Если наука родилась на выходе из мира Средневековья, значит, именно в этом мире она как минимум была зачата и выношена…

Третий вопрос — наука рождается в минуту выхода из Средневековья всего человечества или только некоторой части его? Если только части — то, может, средневековая история именно этой части была в чем-то специфична? Если наука рождается на исходе именно западного мира из своего Средневековья, не значит ли это, что в западном Средневековье (в отличие от индийского или арабского) было что-то, что способствовало рождению науки?

Четвертый вопрос — если наука противоречит именно христианству, то отчего же другие культуры не привели к рождению науки? Отчего только христианство с его якобы глубочайшей антинаучностью создало культуру, в которой и произошла научная революция XVI–XVII веков?

Пятый вопрос — если научная революция происходит на исходе европейской культуры из Средневековья, то на выходе к чему же она именно произошла? Ведь мало сказать, что нечто произошло при выходе из молельной комнаты. Интересно узнать, что за комната начиналась за порогом молельной. Был ли там танцевальный салон или библиотека, ванная или лаборатория? Куда шел выходящий?

Все эти вопросы сводятся к одному: почему Коперник, Галилей, Ньютон и Декарт были христианами? Почему не буддистами? Не мусульманами? Не конфуцианцами?

Наука — не там, где человек просто интересуется природой. Наука — не там, где человек даже верно фиксирует те или иные природные феномены или высказывает гипотезы, которые потом оправдываются. Оленевод едет по тундре и поет песнь, слагая ее по принципу "что вижу — о том пою". Все в этой песне может быть верно: снег и в самом деле белый, а олешки и в самом деле быстрые… Но, несмотря на всю правдивость этого текста, назвать его научным нельзя. В науке принято демонстрировать не только пойманную щуку, но и удочку и наживку, на которую рыба была поймана.

Наука есть там, где предлагаются четко осознанные, отрефлексированные методы сбора и проверки информации и суждений. В исследовании природы первыми такими методами стали метод экспериментирования и метод математического моделирования физических процессов. И оба эти метода появляются как раз на стыке XVI–XVII веков.

Так почему — не раньше? Почему — не в другом месте, а именно в Европе? И — в какой Европе? В Европе еще христианской или же в Европе уже светской, "расхристанной"?

Чтобы понять то, что происходило в Европе XVI–XVII веков, надо обратиться ко временам гораздо более древним.

Мы знаем, что культура Средневековья была христианской. Что значит — в ее основе лежала Библия. А вот в основе Библии лежит весть о том, что единственно значимой связью (религией) является связь души и Бога. Бог Библии надмирен, то есть надкосмичен. Он не часть космоса и не олицетворение его стихий. Он — не Солнце, а Создатель Солнца. Он — не Луна, а Творец Луны.

Библейские пророки предостерегают от идолопоклонства, то есть от поклонения тому, что тварно, тому, что не-Бог. Язычник же в каждом природном процессе предполагает душу и действие некоего божка. Чтобы отучить людей от анимизма ("все полно богов"), Библия решает в жертву религии принести эстетику. Не любуйся миром, не увлекайся им. Сначала пойми, что мир и Бог — не одно и то же и что твоя первая любовь должна быть ко Творцу. Ни одной пейзажной зарисовки, ни одного портрета нет на страницах Библии. Ее мир создан скорее инженерами, чем художниками: есть инструкция, как построить Ноев ковчег — но нет его описания; есть инструкция, как построить храм Соломона — но нет импрессионистских заметок о том, как он "смотрелся"; есть описание того, как в шесть дней был построен мир — но нет описания прелестей этого мира.

Нет в Библии астральных мифов, которые столь органичны в мире языческих религий. Нет рассказов о том, куда уходит Солнце на ночь, чья рожица на Луне, о том, кто пролил молоко на Млечный путь, и о том, от кого же у Большой Медведицы появился медвежонок. Так что, "когда христианство приравнивают к самым диким мифам, я не смеюсь, и не ругаюсь, и не выхожу из себя, я вежливо замечаю, что тождество нельзя считать полным" [1].

Вот текст с первой страницы Библии: И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной [для освещения земли и] для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый (Быт. 1, 14–19).

О чем этот текст? — Ну что за вопрос: конечно, это библейский миф о творении Солнца, Луны и звезд. А вот и не "конечно". Это не миф, а полемика с мифом. В Египте и Вавилоне, Финикии и Ханаане Солнце и Луна — это величайшие боги. А с точки зрения библейского автора, их религиозный статус столь малозначителен, что даже по именам их можно не называть. Так, "два светила". Две шпаргалки для людей, чтобы те знали, когда на какую работу надо выходить и когда праздновать Единому Богу, создавшему эти лампочки. То, что в этом тексте не употребляются слова "Солнце" и "Луна", означает, что это профанирующий текст. То, о чем миф говорил поэтическим языком, о том Библия говорить отказывается вообще, демонстративно переходя на инженерную терминологию: "А еще встроил архитектор две системы освещения — одну основную ("в начале дня"), а другую аварийную ("в начале ночи")". Все! После этого ни малейшего желания поклоняться лампочкам уже не возникает. Светила — для людей, а не человек — для светил.

И более ничего о звездах из Библии узнать нельзя. Что и позволит Галилею напомнить инквизиторам, что в Библии даже не перечислены по именам "семь светил", а посему "Библия учит нас тому, как взойти на небо, а не тому, как устроено небо" [2].

Итак, именно потому, что Бог Библии надкосмичен, Библия не содержит в себе догматов о природе и ее законах. Что и делает библейскую традицию чрезвычайно пластичной в решении вопросов науки. Ибо ничто так легко не согласуется с чужими и новыми взглядами, как молчание. Библия же о природе именно молчит.

Но хотя религиозный человек может жить, не интересуясь космологией, обычный человек и тем более целая культура долго без таковой обходиться не могут. Средневековая культура также включала в себя набор космологических представлений. Но откуда же она могла их почерпнуть, если в Библии таковых не содержится? Средневековье взяло их из своего второго источника — из античного наследия.

Но ведь это наследие не просто "античное". Оно еще и "языческое". И начался многовековой сеанс экзорцизма — изгнания из космологических представлений языческих пережитков. Одним из наиболее значимых моментов было осуждение аверроистов (аристотеликов) 7 марта 1277 года парижским епископом Этьеном Тампье. Среди 219 анафематствованных тезисов особо примечателен для судеб астрономии пункт 92-й. Он осуждает учащих о том, будто "небесные тела движутся внутренним принципом, каковой есть душа; они движутся подобно живому существу именно душой и ее устремленностью: потому как животное движется, поскольку стремится к чему-то, так движется и небо". У звезд нет души, значит, их движение должно описываться на языке механики, а не психологии.

И все же Средние века на Западе кончились тем, что сама христианская Церковь начала расползаться в нечто аморфно-всеядное. Эпоха Возрождения — это возрождение язычества. Римские папы, увлекающиеся гороскопами; богословы, в чьих трудах чаще звучит Аристотель, чем апостол Павел… Но XVI век — это век реакции. Здоровой христианской реакции на временную капитуляцию христианской воли и мысли перед приманками языческой плотской и философской вседозволенности. Переход от Возрождения к Новому времени — это переход от карнавала к посту. Это век Реформации (и Контрреформации). Это век величайшего религиозного напряжения за всю историю Западной Европы. Это век, отнюдь не равнодушный к вопросам веры. Наука рождается тогда, когда в Европе заполыхали религиозные войны… "Секуляризованные", равнодушные к религии народы религиозных войн не ведут.

Призыв лютеран "только Писание" был протестом не столько против церковных преданий, сколько против раболепствования перед авторитетом языческих философов. Это — меч, направленный не против Иоанна Златоуста, а против Аристотеля и Гермеса Трисмегиста. Не христианские догмы разрушала Реформация и рождающаяся наука, а догмы языческой философии. Ссылка на Аристотеля стала недостаточной.

Итак, пафос христианской Реформации — это призыв к дисциплине ума, воли и чувств. Этот призыв чужд ли науке? Английский химик Бойль видел религиозное применение науки в привлечении разума исследователя для борьбы с чувственными страстями: "Кто может заставить малейшие случаи в собственной жизни и даже цветы своего сада читать ему лекции по этике и теологии, тот, мне кажется, вряд ли будет испытывать потребность бежать в таверну" [3]. Аргументация понятна: с одной стороны, любой росток свидетельствует о Разуме, создавшем его, с другой — исследователь за пестрым многообразием мира научается видеть его внутреннюю стройную законосообразность. Научившийся видеть законы в природе будет почитать и те законы, что вписаны в человеческом сердце, и, следуя им, будет идти путем заповедей и уклоняться от греха.

Общим знаменателем науки и веры в XVI–XVII веках стала идеология аскетизма. Рационализм этой поры — это не триумфализм гуманистов. Сомнение стоит у истоков европейской науки. В это время не только Декарт сомневается в себе, в мире и Боге. Линн Уайт замечает, что начиная с 1300 года и по 1650 год европейцам была свойственна одержимость сюжетами, относящимися к смерти. Развивается символика отчаяния. Некрофилия была столь распространена, что любой протест против жестокости считался аморальным. "Любая из стихий чиста. А наши души с грязью пополам", — написал поэт этого века [4].

Средние века дорожили словом Августина: "Если бы я только увидел себя, я бы увидел Тебя". Но теперь сложилось убеждение, что человек со своим узким эгоизмом, своеволием и буйством низменных страстей (с особой силой проявившихся в бедствиях войн ХVII века: в Тридцатилетней войне Германия потеряла две трети своего населения [5]) служит далеко не лучшим пособием для изучения Божия закона. В человеке действие этих законов замутнено, искажено хаосом его аффектов. Физический же мир являет для пытливого ума естественные законы в чистом виде. Однако для их постижения человек сам должен вначале очиститься от скверны своего своеволия.

Собственно, уже в IV веке святитель Иоанн Златоуст приводит в пример человеку движение звезд, которые не отклоняются от своего пути, в отличие от человека: "Небо, и Солнце, и Луна, и хор звезд и все прочие твари находятся в великом порядке, а наши дела в беспорядке" (Беседа 1 о диаволе, 7).

Но в XVI–XVII веках возникает новая форма духовной бдительности и готовности не доверять очевидным утверждениям. Открытие перспективы в живописи и открытие предрассудков в философии суть в равной степени основополагающие события Нового времени: мир, как он кажется, и мир, как он есть, — не одно и то же. И все это требует дисциплины мысли, проверки того, что кажется очевидным. А тут Коперник пояснил, что истину можно найти только вопреки данным человеческих чувств (ибо чувства-то нам твердят, что Земля неподвижна, а по небу ходит именно Солнце).

Итак, "не смех и буйство плоти средневекового карнавала, не ренессансный блеск красоты и стремление к славе, а глубокая внутренняя сосредоточенность, в тишине которой можно расслышать голос личной судьбы и смысла жизни, становится главной жизненной ориентацией. Возникновение механистической философии, становление экспериментального метода в науке и расцвет в XVII веке жанра натюрморта имеют одни и те же социальные корни. В натюрморте, с одной стороны, отказ от мирских радостей, а с другой — пристальный интерес ко всем подробностям мира. Для просто "любования" не нужно было убивать природу. Подобный же настрой на размышления о смерти создавали в XVII веке механические устройства. Если живая природа ассоциировалась с аффектами, свойственными поврежденной человеческой природе, то механические устройства — с полным контролем разума над собой и миром. Образ мира как часового механизма и образ Бога как часовщика воспринимались как душеспасительные. Парадоксально, но образ искусственной вещи, "мертвой природы", механизма противопоставлялся протестантизмом XVII века явлениям живой природы как выражение высшей духовности в противоположность ветхой "душевности"" [6].

Именно в силу своей противопоставленности миру человеческих аффектов и страстей мир природной рациональности и неизменности выглядит чем-то нравственно привлекательным.

Мир, в который выходит Европа из Средневековья (точнее, из периода ренессансного кризиса Средневековья), — это мир Реформации. Мир религиозного напряжения.

Реформация в поиске союзников против Рима обратилась к народу. Началась новая волна внутриевропейского миссионерства. И тут оказалось, что обыватель по сути не знаком с христианством. Оказалось, что язычество живет отнюдь не только в кардинальских палатах, но и в крестьянской избе. Оказалось, что крестьяне в католическом священнике видят скорее мага, чем проповедника и учителя. И раз уж протестантизм отверг авторитет священника, то замену ему легче всего оказалось найти в деревенской колдунье, а не в городском профессоре богословия. Интеллектуальная элита Европы открывает для себя мир ночных суеверий народа — мир ведьм. И начинается охота на ведьм. И начинается расцвет инквизиции. И рождается наука.

Ну вот, никак при разговоре о рождении науки не уйти от этого мерзкого слова — "инквизиция". А раз уж речь зашла об инквизиции (а у светских людей всегда речь заходит о ней, стоит лишь упомянуть о Церкви), то задержимся на этой грустной странице церковной истории подольше.

Сразу скажу, что именно чтение современной оккультной литературы заставляет как-то иначе отнестись к инквизиции и охоте на ведьм. Пока люди не верят в ведьм, колдовство и порчу, охота на ведьм кажется несусветной дикостью, сугубо позорной для христиан. Но если это всерьез? Если действительно возможно такое черное воздействие на человека, для которого ни расстояние, ни стены не являются преградой? И если действительно есть люди, готовые приносить самые страшные жертвы ради получения "черной благодати"?

Людей Средневековья постоянно обвиняют в суевериях. Но ведь эти "суеверия" они вычитали не в Библии и не в патристических творениях. Молва распространяла секреты, выползшие за пределы колдовских кухонь. Ведьмы сами уверяли, что их ничто не берет, что они в огне не горят и в воде не тонут и что за некоторую плату они могут на любого порчу навести. Ведьмы убедили народ, а затем и иерархов в своей реальности и в своем могуществе — и последовал ответ, последовала реакция общественной самозащиты.

Прежде чем обвинять тех впечатлительных христиан (или меня) в нетерпимости и человеконенавистничестве, попробуйте сами спрогнозировать свою реакцию. Представьте, что вы поверили сообщению Блаватской о том, что "в древние времена фессалийские колдуньи к крови черного агнца примешивали кровь новорожденного младенца и с помощью этого вызывали тени умерших" [7]? А если при вас ваша соседка заявила о своей решимости возобновить древние колдовские обряды [8] и сказала, что духи, у которых она находится на выучке, считают ее колдуньей [9]?

  1. Честертон Г. К. Вечный человек. М., 1991. С. 139. ^
  2. Вообще-то это слова, которые Галилею сказал кардинал Бароний еще в 1598 году (см.: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999. С. 145). ^
  3. Цит. по: Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., 1985. С. 44. ^
  4. Цит. по: Современные зарубежные исследования по философии и генезису науки (позднее Средневековье и Возрождение). Сб. обзоров. М., 1980. ^
  5. См.: Цветков С. Э. Карл XII. М., 2000. С. 21. ^
  6. Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. С. 65. ^
  7. Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида: В 2 т. Т. 2. Рига, 1937. С. 671. ^
  8. «Когда я была в Барри (в Италии), учась у местной колдуньи…» (Блаватская Е. П. Письма А. П. Синнету. М., 1997. С. 307). ^
  9. «Урусвати, любуюсь тобою. Я заглянул в школу. Я увидел чудесную колдунью» (Агни-йога. Высокий путь. Ч. 1: 1920–1928. М., 2002. С. 115). ^

Часть 2

Итак, сами ведьмы хвастаются своим искусством, причем нередко даже не маскируют свой антихристианский запал. И если обычные люди им поверят — как тогда им реагировать?

Не только русский бунт "бессмысленен и беспощаден", но любой. Люди искренне боялись нечисти и верили в реальность вреда от общения с ней. "Суд Линча" в таких случаях вспыхивал сам собою. Инквизиторы же вырывали обвиняемого из рук толпы и предлагали хоть какую-то формальную процедуру расследования, в которой можно было и оправдаться. И оправдывались (как оправдалась, например, от обвинения в колдовстве мать астронома Кеплера).

Интересно читать на одной и той же странице современной газеты: "В эпоху Средневековья, когда в Европе полыхали костры инквизиции..." [1] и — сообщение о том, что "молодое поколение одной из кенийских деревушек решило последовать примеру средневековой Европы и устроило облаву на ведьм" [2]. При чем здесь "пример Европы"? Помимо того, что как раз в средневековой Европе охоты на ведьм не было, стоит знать, что вера в порчу универсальна, а сторонников черной магии преследовали всюду.

"Законы Хаммурапи" древнего Вавилона гласили: "Если человек бросил на человека обвинение в колдовстве и не доказал этого, то тот, на которого было брошено обвинение в колдовстве, должен пойти к Божеству Реки и в Реку погрузиться; если Река схватит его, его обвинитель сможет забрать его дом. Если же Река очистит этого человека и он останется невредим, тогда тот, кто бросил на него обвинение в колдовстве, должен быть убит, а тот, кто погружался в Реку, может забрать дом его обвинителя" [3]. Речь идет об ордалии — судебном испытании через погружение в воду. Виновного вода обличала тем, что топила; если же обвиняемый выплывал, то это считалось доказательством его невиновности. К ордалии прибегали, вероятно, лишь в случаях преступлений, угрожающих смертной казнью, особенно же при обвинении в недозволенном волшебстве и прелюбодеянии, если это обвинение фактически не доказано обвинителем и свидетелями: по вавилонским воззрениям, вода как чистая стихия непременно изобличит колдуна и прелюбодейку [4]. "При этом, — пишет А. А. Немировский, — надо учесть, что Законы Хаммурапи не представляют собой исчерпывающего свода юридических норм; например, в них отсутствуют статьи, касающиеся простейших преступлений — обычной кражи, убийства, колдовства, хотя присутствуют нормы, связанные с обвинениями в этих преступлениях. Очевидно, нормы, касающиеся таких преступлений, считались общеизвестными" [5].

В Египте в случае мора "в городе Илифии, — пишет Манефон, — заживо сжигали людей, которых называли Тифоновыми, и, провеивая их пепел, рассеивали и уничтожали его" (Плутарх. Об Исиде и Осирисе, 73).

Индийские Законы Ману (II век до Р. Х.) предписывали: "За всякие заклинания, за наговоры на кореньях, за колдовство всякого рода — в случае неуспеха — штраф в двести [пан]" (Законы Ману. 9, 290). Наказание было сопоставимо со штрафом за грабеж — около 2 килограммов золота (см.: Артхашастра. 3, 17). Однако если результатом колдовства будет смерть, то колдуну — смертная казнь [6]. Кроме государственного наказания, браминами налагаются религиозные "епитимьи" за такие равные друг другу грехи, как "чародейство и колдовство посредством кореньев... незажигание священных огней, воровство, неуплата долгов, изучение ошибочных книг и занятие ремеслом танцора и певца" (Законы Ману. 11, 64 и 66).

Японские законы гласили: "Если кто-либо из-за ненависти изготовит колдовское изображение или письменное заклинание или устно проклянет кого-либо и таким путем вознамерится погубить другого человека, то виновного судить как за заговор с целью убийства со снижением наказания на две ступени (в делах, касающихся родственников, наказание не уменьшать). Если в результате колдовства умрет человек, то в любом случае судить как за действительное убийство… Если для колдовства использованы личные вещи государя, то виновного обязательно повесить" [7]. Другой японский закон содержал "индекс запрещенных книг": "Нельзя в частных домах хранить: астрономические приборы, сочинения по астрономии, китайские карты; гадальные карты; китайские военные сочинения; книгу предсказаний; за нарушение этого запрета — 1 год каторги" [8].

Законы Двенадцати таблиц Древнего Рима, составленные в V веке до Р. Х., предполагали, что виновный в сглазе мог быть приговорен к смертной казни [9]. Тексты этих законов дошли до нас в неполном виде. В восьмой таблице есть статья (VIII, 8а), начинающаяся с формулировки преступления: "Кто заворожит посевы…" [10], но далее — обрыв текста и формулировка наказания отсутствует. Впрочем, эта лакуна восполняется по цитации этого закона Плинием: "По Двенадцати таблицам, за тайное истребление урожая назначалась смертная казнь… более тяжкая, чем за убийство человека" (Естественная история. 18, 3. 12. 8–9).

Платон мечтал об обществе, в котором закон об отравлении и ворожбе будет выражен так: "…Если окажется, что человек из-за магических узлов, заговоров или заклинаний уподобился тому, кто наносит другому вред, пусть он умрет, если он прорицатель или гадальщик. Если же он чужд искусства прорицания и все-таки будет уличен в ворожбе, пусть его постигнет та же участь, что и отравителя из числа обычных людей; пусть суд решит, какому наказанию его следует подвергнуть" (Законы, 933d). Демосфен "привлек к суду жрицу Теориду и добился этой казни" (Плутарх. Демосфен, 14). Теориду обвиняли именно в чародействе, причем казнена она была со всей своей семьей [11].

Так что вполне уместен вопрос Августина: "Может быть, христиане установили эти законы, карающие магические искусства? Разве перед христианскими судьями был обвинен в магии Апулей [12]?" (О Граде Божием. 8, 19).

Русская "Повесть временных лет" под 1071 годом рассказывает о том, как языческие волхвы в Верхнем Поволжье убивали женщин, обвиняя их в колдовстве. "Явились два волхва из Ярославля, говоря, что "мы знаем, кто урожай держит". И отправились по Волге и, куда ни придут, тут же называли знатных женщин, говоря, что та жито удерживает, а та — мед, а та — рыбу, а та — меха. И приводили к ним сестер своих, матерей и жен своих. Волхвы же прорезали за плечами и вынимали оттуда либо жито, либо рыбу, либо белку и убивали много женщин...". На допросе они пояснили, что убитые ими женщины "удерживают урожай, и если истребим, перебьем их, будет изобилие". Поскольку речь шла о регионе с финно-угорскими традициями, представляется возможным сопоставить этот рассказ с ритуалами мордвы, бытовавшими еще в XIX веке. "Когда наступало время общественных жертвоприношений языческим богам мордвы, специальные сборщики ходили по дворам и собирали всякую снедь, но непременно брали ее у женщин. Обнаженные по пояс женщины, перебросив мешочки с продуктами через плечи, стояли спиной к двери в ожидании сборщиков. Последние отрезали мешочки, укалывая при этом женщину пятикратно в плечо" [13].

Арабский путешественник Абу Хамид ал-Гарнати, посетивший Восточную Европу в середине XII столетия, побывал и в Верхнем Поволжье. Об одном из живущих там племен он поведал следующее: "У них каждые 10 лет становится много колдовства, а вредят им женщины из старух-колдуний. Тогда они хватают старух, связывают им руки и ноги и бросают в реку: ту старуху, которая тонет, оставляют и знают, что она колдунья, а которая остается поверх воды, — сжигают на огне" [14].

Так что неприязнь людей к колдунам совершенно независима от христианства…

Вот франкская "Салическая правда" VI века. Назвать ее памятником христианского права и христианской культуры затруднительно. Это самое что ни на есть "традиционное право" (хоть уже и смягченное влиянием римской правовой культуры и церковной проповеди). И вполне традиционное, "общечеловеческое" отношение к колдовству стоит за его параграфами: "Если кто причинит порчу другому и тот, кому она причинена, избежит опасности, виновник преступления, относительно которого будет доказано, что он допустил его, присуждается к уплате 63 солидов. Если кто-нибудь нашлет на другого порчу или положит на какое-либо место тела навязь, присуждается к уплате 62,5 солидов. Если какая-нибудь женщина испортит другую так, что та не сможет иметь детей, присуждается к уплате 62,5 солидов" [15] (Салическая правда, 19). Германское право привнесло в европейскую судебную, уже знакомую нам по вавилонским источникам практику "испытания водою" (Leges visitgothorum. 6, 1, 3) [16].

Как сказал Б. Мелиоранский, "языческие понятия об отношениях религии к государству оказались во много раз живучее самого язычества" [17].

Полторы тысячи лет понадобилось языческим страхам для того, чтобы пронизать собою церковную этику.

"Народная вера в ведьм и в их способность околдовывать людей вплоть до XII–XIII веков считалась "ложным суеверием". Составители пособий для исповеди — пенитенциалиев, или "покаянных книг", распространившихся в Европе с VII века, рассматривали подобные суеверия своих прихожан как "губительную заразу" и неоспоримое свидетельство утраты "истинной веры", а замеченным в ней полагалась двухлетняя епитимья… Католическая Церковь никогда не была замечена в склонности к телесным наказаниям или казни за колдовство. Даже за вредоносное (смертоносное) колдовство полагалось самое большее 7 лет покаяния на хлебе и воде. Собственно, осуждались не столько возможные последствия колдовских действий, успех которых в глазах Церкви был сомнительным, сколько сама вера в их эффективность, означавшая все то же идолопоклонство. Иное дело — реакция светских властей. [В их глазах] колдун подлежал наказанию не за отступление от истинной веры, а за причиненный ущерб… Повторю еще раз: до IX века светское законодательство упорно делало акцент не на самом факте колдовства, а на степени вреда, наносимого колдуном... Отношение официальной Церкви к народной вере в силу взгляда в раннем Средневековье остается не совсем ясным, так как из Евангелия непонятно, верил ли в нее Сам Христос, и теологи этот аспект народных представлений никак не комментируют. Но в народе вера в "дурной глаз" сохранялась на протяжении всего Средневековья, что явствует из перечня вопросов, которые приходской священник должен задавать прихожанам на исповеди. "Покаянные книги" ничего не говорят нам о болезнях и несчастьях, происходящих от "сглаза", зато осуждают веру "некоторых женщин" в возможность взглядом или оговором околдовывать и изводить соседских утят, гусят, цыплят и прочую живность" [18]. И лишь в XIV веке с возможностью "сглаза" соглашаются католические богословы, причем Фома Аквинский при этом ссылается на труды Аристотеля и Авиценны, откуда он выводит, что душа старой женщины чаще бывает исполненной зла, отчего сам взгляд ее становится ядовитым и опасным, особенно для детей (Сумма теологии. 1, 92, 4).

"Первый случай преследования ведьмы произошел в 1498 году" [19]. "Колдовство до XV века мы совершенно не встречаем" [20]. "Колдовство и ведьмовство — явление не очень старое. Собственно говоря, о ведьмах до XV столетия было как будто бы и вовсе не слыхать" [21]. "Колдовство было мало распространено в Средние века, да и к концу XV — началу XVI века оно не стало слишком популярным. Церковный собор в Валенсии, проходивший в 1248 году, не отнес колдунов к еретикам и постановил, что дело с ними должны иметь только епископы. В случае нежелания покаяться и при упорстве их приговаривали к тюремному заключению на срок, определяемый епископом. Вернар Гун говорил, что Святая палата должна заниматься еретиками, а потому почти во всех случаях, когда колдуны представали перед его трибуналом, он попросту передавал их дела в руки епископских судов... Почти до конца XIV века колдовство считалось делом исключительно Церкви. Светская власть не пыталась ни искоренить, ни терпеть его, а дела колдунов передавались светским судам лишь в редких случаях. Но к 1390 году, несмотря на некоторые попытки пап удержать дела колдунов в пределах обычных церковных дел, мы видим, как показывают документы, что светские суды все чаще признают ересь преступлением и что епископы с инквизиторами переставали вести суды над колдунами" [22].

Массовая же охота на ведьм была отнюдь не средневековым феноменом, а ренессансным и даже новоевропейским. Печально знаменитая книга "Молот ведьм" появилась на свет лишь в 1485 году. Испанская инквизиция была организована в 1478 году. Португальская — в 1540. Римская — в 1542 году. Конгрегация индекса запрещенных книг начала работу в 1571 году. В Россию инквизиция была завезена Петром Первым. И первый российский закон, повелевающий сжигать за чародейство, — это "Артикул воинский", изданный в 1715 году (причем эта норма была взята из Новошведского военного артикула 1683 года). Как справедливо заметил Юрий Лотман, "через окно в Европу тянуло гарью" [23].

Разгар же охоты на ведьм — это середина XVI — начало XVII века. По мнению французского историка Мюшамбле, охота на ведьм была частью просветительской программы: "Собственно колдовство в этот период никак не изменилось. Изменился подход к нему со стороны судей и культурной элиты. Отныне колдовство стало символом народных предрассудков, с которыми боролись королевская власть и миссионеры. Чтобы аккультурировать деревню, надо было изгнать магические верования и обряды. Были ли судьи согласны с этим или нет, но аутодафе позволяли динамичной ученой культуре отбросить и ослабить почти неподвижную и очень древнюю народную культуру, которая с огромной силой противодействовала всяческим изменениям" [24].

  1. Привалов Д. Увидеть Дубровник — и остаться // Труд. 1998, 10 июля. ^
  2. Я тебя напоила антиколдовскою водой // Там же. ^
  3. Законы Хаммурапи, 2 // Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран (древность и Средние века). М., 2001. С. 10. ^
  4. См.: Волков И. М. Законы вавилонского царя Хаммурапи. М., 1914. С. 69. ^
  5. http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/hammurap.htm. ^
  6. См.: Эльманович С. Д. Примечания // Законы Ману. М., 2002. С. 388. ^
  7. Уголовный закон о мятеже, разбое и грабеже (Дзокуторицу) (702–718 гг.) // Хрестоматия по истории государства и права. С. 548. ^
  8. Административно-уголовный закон (Сикисэйрицу) (702–718) // Там же. С. 543. ^
  9. См.: Гольцман Е. Е. Дурной глаз и порча. М., 1996. С. 3. ^
  10. Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М., 1997. С. 11. ^
  11. «Вы предали смертной казни колдунью Теориду с Лемноса и ее родственников за то, что они изготовляли магические снадобья» (Демосфен. Против Аристогитона. 1, 79). ^
  12. Об обвинении философа Апулея в магии см. его книгу «Апология, или О магии». ^
  13. Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. Ижевск, 2003. С. 172. ^
  14. Цит. по: Фроянов И. Я. Начало христианства на Руси. С. 173 ^
  15. Для сравнения: за убийство чужого раба пеня 30 солидов; если римлянин ограбит салического варвара, то штраф 63 солида, а если франк ограбит римлянина, то 35. За покушение на жизнь свободного человека — 63 солида. ^
  16. О том, что германцы прибегают для установления истины к «испытанию водою», римляне, впрочем, знали и раньше. Императору Юлиану (в середине IV века), по крайней мере, это было известно: «Рейн отнюдь не поступает с кельтами несправедливо, увлекая в свои стремнины незаконных детей и мстя таким образом за оскорбление супружеского ложа; а тех, кого он признаёт рожденными от чистого семени, он выносит на поверхность своих вод и возвращает в объятия трепещущей матери, давая этим спасением ребенка непреложное свидетельство чистоты и непорочности ее брачного союза» (Письмо 15, философу Максиму // Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства II—V века. М., 1964. С. 159). ^
  17. Мелиоранский Б. М. Из лекций по истории и вероучению древней христианской Церкви (I–VIII вв.): В 2 вып. Вып. 1. СПб., 1910. С. 87. ^
  18. Арнаутова Ю. А. Колдуны и святые. Антропология болезни в Средние века. СПб., 2004. С. 51–52 и 84. ^
  19. Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании. СПб., 1914. С. 287. ^
  20. Ли Г. История инквизиции в Средние века: В 2 т. Т. 2. СПб., 1912. С. 489. ^
  21. Орлов М. Н. История сношений человека с диаволом // Амфитеатров А. В. Диавол. Орлов М. Н. История сношений человека с диаволом. СПб., 1992. С. 613. ^
  22. Мейкок А. История инквизиции. М., 2002. С. 194–196. ^
  23. Лотман Ю. М. Об «Оде, выбранной из Иова» Ломоносова // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. Т. 42. 1983, № 3, май-июнь. С. 269. ^
  24. Muchemblet R. Culture populaire et culture des еlites dans la France moderne (XVe – XVIIIe siеcles). Paris, 1978. Р. 288. ^

Часть 3

А вот сценка из византийской жизни: "В 581 году в Антиохии некто Анатолий-возница с товарищами был уличен в тайном совершении языческих обрядов. Xристианская полиция еле спасла обвиненных "служителей беса", "оскорбителей Христа" и "колдунов" из рук разъяренной толпы. Сам патриарх Григорий едва оправдался от подозрений в соучастии; народ притих, ожидая примерной казни Анатолия. Но лишь стало известно, что обвиненные присуждены только к ссылке, как народные страсти вспыхнули с новой силой. Когда ссылаемых стали сажать на шкуну, толпа сбила полицейские наряды, овладела шкуной и сожгла ее вместе с осужденными; сам Анатолий был еще на берегу и был отведен снова в тюрьму. Для удовлетворения народа его осудили на смерть от звериных когтей в амфитеатре" [1].

Дурно ли происшедшее? — Да. Но нельзя не обратить внимание на распределение ролей в этой трагедии. От церковной ли власти исходит инициатива преследования? [2]

Инквизиция же хотя бы предоставляла слово самому обвиняемому, а от обвинителя требовала ясных доказательств…

В итоге — ни один другой суд в истории не выносил так много оправдательных приговоров.

"Согласно настойчиво повторяющейся, хотя и непроверенной легенде, инквизиционные трибуналы средиземноморского региона были фанатичными и кровожадными, а испанская инквизиция являлась самой жестокой из всех. Само слово "инквизиция" давно стало синонимом нетерпимости. Однако когда историки наконец стали систематически изучать огромный массив протоколов инквизиций, были получены совершенно иные результаты, и постепенно начало вырабатываться новое представление о них. Сейчас, пожалуй, уже можно говорить о всеобщем признании двух принципиальных выводов, хотя исследования еще не завершены. Во-первых, средиземноморские инквизиции были менее кровожадными, нежели европейские светские суды раннего Нового времени. Между 1550 и 1800 годами перед судом инквизиций предстало около 150 тысяч человек, но лишь 3000 из них были приговорены к смерти: большая часть судов крупных европейских стран имеет гораздо более высокие показатели применительно к XVI и XVII векам. Второй важный вывод состоит в том, что средиземноморские инквизиции, в отличие от светских судов, выглядели более заинтересованными в понимании мотивов, двигавших обвиняемыми, нежели в установлении самого факта преступления. Ранее представлялось, что инквизиторы, тщательно соблюдавшие анонимность своих информаторов, в меньшей степени заботились о правах обвиняемых, чем светские суды. Но последние исследования показывают, что инквизиторы были более проницательными психологами, нежели светские судьи, и оказывались вполне способными прийти к корректному — а зачастую и снисходительному — приговору. В целом они, в отличие от светских судей, почти не полагались на пытку, чтобы убедиться в истинности утверждений обвиняемых. Инквизиторы пытались проникнуть в сознание людей, а не определить правовую ответственность за преступление, поэтому протоколы инквизиторских допросов выглядят совсем иначе, чем протоколы светских трибуналов, и предоставляют историкам богатый материал об обычаях и народных верованиях… В отличие от светского судопроизводства того времени, суды инквизиции работали очень медленно и кропотливо. Если одни особенности их деятельности — такие, как анонимность обвинителей, — защищали информаторов, многие другие обычаи работали на благо обвиняемых. Поскольку инквизиторы в меньшей степени заботились о том, чтобы установить факт совершения преступления — ереси, богохульства, магии и так далее, — но, скорее, стремились понять намерения людей, сказавших или сделавших подобное, они главным образом различали раскаявшихся и нераскаявшихся грешников, согрешивших случайно или намеренно, мошенников и дураков. В отличие от многих светских уголовных судов раннего Нового времени, инквизиторы мало полагались на пытку как на средство установления истины в сложных и неясных обстоятельствах. Они предпочитали подвергнуть подозреваемого многократному перекрестному допросу, проявляя подчас удивительную психологическую тонкость, чтобы разобраться не только в его словах и действиях, но и в его мотивах. Инквизиторы были вполне способны рекомендовать светским властям, которые только и могли предать смерти нераскаявшегося еретика, применить смертную казнь, и сами вынесли много суровых приговоров. Однако в основном инквизиторы просто предписывали покаяние различной продолжительности и интенсивности. Их культура была культурой стыда, а не насилия", — пишет американский историк, книга которого в русском переводе увидела свет благодаря Фонду Сороса [3].

Из исследования инквизиционных архивов историков из университета Огайо делается вывод, что инквизиция, встречая дела о колдовстве, "расследовала подобные дела неохотно и карала преступников не слишком сурово. Мягкость инквизиторских приговоров по обвинениям в колдовстве составляет разительный контраст с суровостью светских судей Северной Европы в те же столетия. Удивительно, что испанский Supremo уже в 1538 году советовал своим отделениям: инквизиторы не должны верить всему, что содержится в "Молоте ведьм", даже если автор "пишет об этом как о чем-то, что он сам видел и расследовал, ибо природа этих дел такова, что он мог ошибаться, как и многие другие", или что филиал римской инквизиции в Миланском герцогстве противостоял местной панике, приведшей в 1580 году в миланские тюрьмы 17 ведьм. Девять из них были оправданы по всем статьям обвинения, еще пять — освобождены после принесения клятвы, одна из них полностью признала свою вину, а две сделали частичные признания, — но даже и эти три отделались незначительными наказаниями. Принимая во внимание такое отношение, не стоит удивляться тому, что немногие были казнены за ведовство по приговору одной из средиземноморских инквизиций (дюжина басков в 1610 году, причем половина из них умерла в тюрьме), невзирая на все предоставлявшиеся для этого возможности. Странно созерцать огромные папки с собранными инквизиторами бумагами, материалами дел о ведовстве, зная о незначительном реальном ущербе, нанесенном ими людям.

…Поистине настал век Просвещения. Как мы видели, средиземноморские инквизиторы осудили несколько тысяч человек за недозволенную магию, но казнили лишь около дюжины ведьм. Если уж на то пошло, в раннее Новое время они лишали жизни по обвинению в ереси относительно небольшое количество людей. Если сравнить эти данные с числом анабаптистов, убитых в Австрии, Империи и Нидерландах, средиземноморские инквизиции покажутся почти снисходительными. Все двадцать отделений испанской инквизиции в 1540–1700 годах вынесли смертные приговоры всего лишь 775 обвиняемым. Большинство из них по-прежнему составляли иудаизанты, но среди них было и несколько десятков морисков, более сотни протестантов (главным образом ино-странцев, особенно французов), около 50 гомосексуалистов и несколько баскских ведьм. Из 50 тысяч обвиняемых доля приговоренных к смерти составляет 16%. В Валенсии в 1484–1530 годах было рассмотрено 2000 дел, и практически все они были связаны с иудаизантами, а смертные приговоры составляли 38%. После 1530 года преступлением, каравшимся с наибольшей (сравнительно) суровостью, было скотоложство, которое подпадало под юрисдикцию инквизиции только в Арагоне: здесь мы обнаруживаем 23 смертные казни на 58 приговоров, причем число казненных достигало 40% (по контрасту, число казненных даже среди обвиняемых-иудаизантов теперь составляло 10%)" [4]. "Самые тщательные оценки количества еретиков, казненных в Риме на протяжении первого столетия деятельности инквизиции, насчитывают сотню — по большей части протестантов" [5].

"В первые полстолетия своей деятельности (XV век) инквизиторы приговаривали к смерти на костре до 40% всех судимых. Впоследствии этот процент снизился до 3–4" [6]. Только два процента арестованных испанской инквизицией подвергались пыткам, и те не длились более пятнадцати минут.

Более ранние (а значит, менее документированные и более тенденциозные, но все же научные) публикации полагали, что в целом в Европе "Святой трибунал сжег более тридцати тысяч колдуний" [7]. Тоже чудовищно, конечно. Но все же — не миллионы. На фоне светских репрессий безбожного ХХ века цифра в 30 000, распределенная по всем странам и нескольким векам, уже не кажется оглушительной. Инквизиция была оболгана сначала протестантскими, а затем масонскими авторами.

Инквизиция функционировала как учреждение, скорее защищающее от преследований, нежели разжигающее их.

Церковные кары для чародеев были мягче того, что могла бы сделать с ними толпа. Это замечание особенно справедливо в отношении России: за те грехи, за которые в Европе в те века сжигали, на Руси лишь налагали епитимьи. По наблюдению историка, "к великой чести нашего духовенства надо сказать, что у него колдуны отделывались куда дешевле, чем у западного. В том самом XVI веке, когда в Европе пылали костры, на которых горели живьем сотни ведьм, наши пастыри заставляли своих грешников только бить покаянные поклоны... Для наших патриархов, митрополитов и прочих представителей высшего духовенства ведун, ведьма были люди заблуждающиеся, суеверы, которых надлежало вразумить и склонить к покаянию, а для западноевропейского папы, прелата, епископа они были прямо адовым исчадием, которое подлежало истреблению" [8]. Обращает на себя внимание мягкость этих епитимий. Так, в патриаршей грамоте 1586 года на основание Львовского братства предписывается за чародейство "епитимья: 40 дней поклонов, по 100 на день" [9]. Если бы издатель этой грамоты полагал, что колдовство действенно и может по-настоящему навредить человеку, и даже погубить его жизнь и здоровье, или, что еще хуже, привести ко вселению беса в ни в чем не повинного человека, то епитимья должна была бы быть значительно строже и, как минимум, приравниваться к епитимье за убийство. Здесь же наказание, несомненно, налагается за реальный вред, нанесенный колдуном прежде всего себе самому: ведь у него было намерение причинить зло другому человеку. Вот это намерение и каралось законом — как покушение на убийство (пусть даже и с картонным ножом) [10].

Кто разжигал охоту на ведьм, а кто ее сдерживал, видно из обстоятельств, сопутствовавших отмене инквизиции. В России "для конца XIX века в нашем распоряжении есть целая статистика самосудов над колдунами. Изучив 75 упоминаний о волшебстве за 1861–1917 годы, относящихся к великорусским и украинским губерниям, К. Воробец пришла к выводу, что в 48 процентах случаев мир реагировал с "гневом или жестокостью". К числу самых знаменитых случаев относится расправа над вдовой-солдаткой Аграфеной Игнатьевой в деревне Врачевка Тихвинского уезда (1879 г.). Игнатьеву заперли в избе, заколотили окна и подожгли крышу, при чем присутствовало более 300 человек. Как утверждает С. Фрэнк, было трудно обвинить подобных лиц в судебном порядке, поскольку колдовство больше не рассматривалось с правовой точки зрения как преступное деяние, а часто получалось так, что наказывались сами истцы, в то время как колдун оставался на свободе. Как и в случае с конокрадством, крестьяне, столкнувшись с вредоносными чарами и чувствуя, что они не защищены государством, брали дело в свои руки. Следуя этой логике, надо признать, что самосуды возрастали по мере прекращения преследования колдовства сверху… Важно, что, наряду с самосудом, существовали и традиции организованного преследования снизу, когда крестьяне передавали виновного светским властям" [11]. По приговору же суда последнего колдуна в России сожгли за полтора века до этого — в 1736 году (это был симбирский житель Яков Яров, сожженный по приговору Казанской губернской канцелярии. Синод же, не поставленный своевременно в известность, еще четыре года спустя после казни предлагал не казнить Ярова, чтобы не лишать его возможности покаяния [12]).

Вот только три из немалого числа публикаций современной прессы на эту тему: "В Можайске преступник застрелил сразу двух женщин — 64-летнюю Ларису Старченкову и ее 39-летнюю дочь Надежду Самохину. За что? Когда убийцу поймали, он спокойно объяснил: "Меня они заколдовали". Вот что рассказал корреспонденту "Труда" супруг Надежды Самохиной Евгений. "Утром, примерно в девять часов, Лариса Тихоновна начала готовить завтрак. А мы с Надей еще спали. И тут раздался звонок. Я проснулся и за окном услышал крик соседа:

— Прекрати этим заниматься!

— А в чем дело? — спросила Лариса Тихоновна.

— Ты соседа заколдовала до смерти, а теперь до нас добираешься!..

Затем раздалось несколько хлопков, похожих на выстрелы".

Позже выяснится, что их сосед — 51-летний профессиональный фотограф Александр Родионов — выстрелил в голову женщины четыре раза. Родионов признался следователю, что, после того как "колдуньи" сюда перебрались, в округе стали, мол, умирать люди. А все его родственники якобы заболели неизвестным недугом. И тогда он обратился к знахарке, которая сказала, что навела на них порчу соседка. Самое удивительное, что весь этот бред повторила и вроде бы здоровая супруга преступника. А Александр все время повторял: "Если бы я не убил этих колдуний, то они убили бы меня".

Увы, подобные трагедии охоты на ведьм происходят и в других регионах России. До сих пор никто из жителей деревни Знаменки Нижегородской области не может понять, чем 87-летняя старушка не угодила сторожам сельского птичника. Двое парней дважды пытались ее сжечь живьем, решив, что она — колдунья. Женщина чудом избежала гибели, а ее дом сгорел дотла. Дикое преступление было совершено в селе Драбовка Корсунь-Шевченковского района (Черкасская область). В частном доме, принадлежащем 37-летнему местному жителю Михаилу В., возник пожар. Прибывшие на место пожарные обнаружили на веранде обгоревший труп женщины. Позднее ее сожитель признался, что он сжег женщину потому, что она — "ведьма". Причем спалил он еще и черную кошку женщины, которую тоже заподозрил в связях с нечистой силой" [13].

"В Конго в июне 2002 года проводился "месяц, посвященный избавлению от колдунов". Увы и ах — это не прикол, это слова племенного вождя Ову Судара. Сей глубокоуважаемый муж с нескрываемой гордостью заявил о том, что лично дал указание подданным заняться резней соплеменников. Колдунами и ведьмами, по местным представлениям, являются старики, живущие на окраине селения, как правило — женщины с красными слезящимися глазами. Их выволакивали на улицу, до смерти избивали палками, рубили мачете, забрасывали камнями. Требовали сознаться и назвать имена "подмастерий" и "сообщников". По приблизительным оценкам, таким образом погибло более тысячи человек, сотни бежали, спасаясь от расправы. Очагом охоты на ведьм стал городок Ару в 30 километрах от Судана на границе с Угандой, после чего волна агрессии захлестнула всю северо-восточную часть страны. "Крестьяне говорят, что некоторые люди насылают порчу на других, отчего те заболевают", — сообщил главнокомандующий конголезской армией Генри Тумукунде. Он это сказал к тому, что жители страны в основном обвиняют "колдунов" и "ведьм" в порождении заболеваний, характерных для данного региона. В индийском штате Андра-Прадеш 200 поселян сожгли заживо по подозрению в колдовстве, якобы погубившем двух человек, пятерых своих односельчан — четырех женщин и мужчину. Их просто взяли, притащили на центральную площадь деревни, не дав раскрыть рта, привязали к дереву, облили керосином и подожгли. В штате Бихар (тоже Индия) местные жители, подозревая в ведовстве, казнили двух женщин в возрасте 90 и 60 лет" [14].

  1. Мелиоранский Б. М. Из лекций... Вып. 1. С. 90. ^
  2. Государственные (а не церковные) законы империи (XI век) предписывали следующее: «Колдуны и знахари, которые к вреду людей обращаются к демонам, подлежат казни мечом» (Эклога 17, 43). ^
  3. Монтер У. Ритуал, миф и магия в Европе раннего Нового времени. М., 2003. С. 84–85 и 99. ^
  4. Монтер У. Ритуал, миф и магия... С. 90–91 и 94. ^
  5. Там же. С. 95. ^
  6. Плавский З. Испанская инквизиция: палачи и жертвы. СПб., 2000. С. 58. ^
  7. Ли Г. История инквизиции в Средние века. Т. 2. С. 528. ^
  8. Орлов М. Н. История сношений человека с диаволом. С. 656–657. Примеры подобных епитимий см.: Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов: В 3 т. Т. 3. М., 1995. С. 295–296. ^
  9. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 3. С. 296. ^
  10. По правилу митрополита Иоанна II (1077—1089) занимающихся чародейством надлежит сначала отвращать от злых дел словами и наставлениями; если же пребудут неизменными, то в отвращение зла наказать их с большей строгостью, но не убивать и не уродовать их тел, так как этого не допускает церковное учение… А в приговорной грамоте Троице-Сергиева монастыря (в 1555 году) предписывалось изгонять из сел «волхвей и баб ворожей»; причем их можно было побить и ограбить. «Здесь рекомендуется домашняя мера против волхвов: выгнать вон, и делу конец» (Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси: В 2 т. Т. 1. Харьков, 1916. С. 229 и 232). «Весьма замечательно, что наши памятники епитимийного содержания совершенно не содержат указаний на колдовство в западноевропейском смысле: нет указаний на формальную связь человека с диаволом, на контракты с ним» (Там же. С. 234). ^
  11. Лавров А. С. Колдовство и религия в России 1700–1740 гг. М., 2000. С. 368–369. ^
  12. См.: Лавров А. С. Колдовство и религия в России... С. 365. ^
  13. Золотов О. Инквизитор из Можайска // Труд. 2003, 27 марта. ^
  14. Николаева И. Как распознать ведьму? // Аргументы и факты. 2003, 23 марта. ^

Часть 4

"03.07.2003. В Индии двух женщин, обвиненных в колдовстве, сожгли заживо. Две женщины, обвиненные в колдовстве, были сожжены заживо односельчанами в штате Джаркханд на востоке Индии, сообщает AFP со ссылкой на полицию штата. Представитель полиции заявил агентству, что преступление произошло в одной из деревень, расположенной в 300 км к северу от города Ранчи (столицы штата). В этой деревне, отметил он, преобладающим влиянием пользуется группа — племя годда. Толпа жителей деревни схватила 35-летнюю Бахамаи Киску и 50-летнюю Нанку Хембром. Затем обеих женщин отвели на ближайшее поле, где облили бензином и сожгли заживо. Местные жители обвиняли их колдовстве, из-за которого якобы один из них заболел. Правозащитные ассоциации сделали заявления по поводу жестоких нападений, которым подвергаются женщины в отдаленных деревнях Индии, где колдовская практика широко распространена в племенных общинах. Суеверия, черная магия и вера в злых духов составляют часть традиции племен, живущих в некоторых районах востока и юго-востока Индии. В большинстве случаев семьи жертв и деревенские жители не сообщают об этих нападениях в полицию и племенные лидеры относятся к ним равнодушно. NEWSru.com" [1].

Христианской инквизиции в этих странах и деревнях не было. А вера в колдунов, страх перед ними и охота на ведьм — есть. По законам логики из этого следует вывод, что инквизиция не может считаться причиной охоты на ведьм.

Нет, я не сторонник введения инквизиции. Но и поддерживать антихристианские мифы не считаю нужным.

А именно эти мифы распространяют теософы. Приведя цитату из Е. Рерих: "Инквизиция была установлена не для преследования только жалких ведьм и колдунов, большей частью — медиумов, но для уничтожения всех инакомыслящих. И среди таких врагов, прежде всего, насчитывались все наиболее просвещенные умы, все служители общего блага и истинные последователи заветов Христа". Нынешний рериховский лидер Л. Шапошникова растолковывает: ""Сущность инквизиции есть преследование необычного", — сказано в одной из книг "живой этики". Итак, инквизиция была нужна Церкви, чтобы бороться, в первую очередь, с инакомыслием самого разного толка, чтобы противостоять всему тому новому, что сформировалось в человеческой мысли. В те страшные времена инквизиторы сжигали десятки, а возможно, и сотни тысяч "ведьм". Сжигали "во имя свое", своей монополии на истину, своего "вечно живого", своего страха перед теми, кто нес народу новые знания, расширяющие его сознание, кто стремился пробиться к нему сквозь плотную завесу его невежества. Неужели действительно можно подумать, как пытается нас убедить диакон, что инквизиция сжигала настоящих ведьм, а не оболганных ею же самой несчастных женщин и "еретиков", чтобы под их дымовой завесой расправиться с более серьезными врагами — такими, как Жанна д’Арк, Джордано Бруно, Ян Гус и им подобные? Чувствуете, как запахло смрадным дымом нечистоплотности и подмен от вышепроцитированных строк Кураева?" [2].

На самом деле "нечистоплотно" обвинять целую эпоху в истории человечества, никак не пытаясь понять мотивы действий тех людей. А ведь достаточно для начала поставить хотя бы такие вопросы:

  1. Сами ведьмы верили в то, что они ведьмы?
  2. Видели ли народные массы в этих женщинах колдуний?
  3. Это верование было привнесено в народ церковной проповедью или же оно бытовало еще с дохристианских времен? [3]
  4. Существовала ли граница, отделявшая народное ведьмовство от той магии, которой увлекались образованные алхимики и "теурги" эпохи Возрождения и Реформации?
  5. Каково среди людей, привлеченных к инквизиционному суду, процентное соотношение тех, кто обвинялся в вероучительных прегрешениях, и тех, кто обвинялся в прямой магии?
  6. Воззрения тех людей, что преследовались инквизицией за их взгляды, действительно ли были более "передовые", нежели взгляды самих инквизиторов, или же они были еще более архаичны и представляли собой дохристианские пласты миропредставления? [4]
  7. Если окажется верным последнее, то — с точки зрения культурного и научного прогресса — какую же объективную роль сыграла инквизиция в истории Европы? Не окажется ли она подобной роли жестокого реформатора Петра (и, кстати, учредителя русской инквизиции [5]) в истории России?

Без доказательного, основанного на источниковедческой работе ответа на эти вопросы нельзя представлять жертв инквизиции как безусловно прогрессивных людей.

Для современного светского человека колдовство — это "мнимое преступление". И потому понятно, что такой человек будет возмущаться казнью людей за те преступления, которых те на самом деле не совершали. Но с точки зрения теософов, ведьмы были именно ведьмами и маги были магами [6], черти — чертями, а порча — порчей [7]. "И черта можно заставить плясать. Черти не выносят света и шума. Недаром шаманы бьют в бубны, чтобы избавиться от низких духов" [8]. "Невежды смеются над существованием сатаны и тем подтверждают правильность сказанного одним тонким мыслителем: "Победа диавола в том, что он сумел внушить людям, что он не существует". Ведь когда мы во что-то не верим или отрицаем, мы перестаем этого остерегаться и тем легче попадаем в тенета, расставленные многочисленными приспешниками тьмы" [9]. "Колдовство недопустимо как преступление против человечества. Не следует понимать колдовство как зло против одной личности. Следствие колдовства гораздо вреднее — оно нарушает явления космические, оно вносит смятение в слои надземные. Если колдун не сумел поразить супротивника, это еще не значит, что его удар не убил нескольких человек где-то, может быть, в разных странах. Может быть, вибрация злой воли нашла себе утверждение в самом неожиданном месте. Нельзя представить себе, сколько смертей и болезней причинено злой волей. По пространству носятся тучи когтей, никто не учтет, где сядет эта ядовитая стая. Сильный дух защитится от злых посылок, но где-то слабый человек получит их заразу. Невозможно учесть такой космический вред. Даже благодать долетит не в полной мере, если она попутно будет расходоваться на рассеяние зла. Можно очень остеречь человечество от всякого колдовства", — говорит рериховский трактат "Аум" (глава 28).

А значит, если ренессансное или новоевропейское общество и совершило преступление, казня этих колдунов, то нужно все же учесть, что это была ответная мера: воздаяние преступлением за преступление, вредом за вред. И кроме того, это было преступление, совершенное в состоянии аффекта. Преступление, совершенное испуганными людьми, которые и в самом деле боялись колдунов, ибо верили в реальность колдовства…

Да, сжигать людей — мерзко. "Еретика убивать не должно", — говорит святитель Иоанн Златоуст (Беседы на Евангелие от Матфея. 46, 1). Но историк тем и отличается от моралиста, что он должен понимать логику событий и мотивы лиц, творивших нашу историю, а не просто выставлять им оценки за поведение.

Если же моралист осуждает одних преступников (инквизиторов) ради того, чтобы безусловно обелить другую группу преступников (колдунов), то здесь возникает вопрос — а есть ли у этого моралиста вообще нравственное право на то, чтобы считаться моралистом…

Так что вовсе не с наукой воевала инквизиция, а с магическим суеверием.

Вот характерные цифры, свидетельствующие о сдвиге инте-ресов инквизиторов и о том, кого они считали своим оппонентом в эпоху научной революции: "Около 80% венецианских инквизиционных процессов, относившихся к периоду до 1580 года, были связаны с обвинениями в лютеранстве и родственных ему формах крипто-протестантизма. 130 приговоров, о которых было сообщено в Рим в 1580–1581 годах изо всех районов Северной Италии, показывают постоянное внимание инквизиции к протестантизму. Однако различные ответвления римской инквизиции изменили основное направление своей деятельности незадолго до 1600 года, когда внимание к еретикам было вытеснено одержимостью искоренением магии и других суеверий. Во Фриули до 10% судебных процессов (из 390), состоявшихся до 1595 года, было связано с магией, а в течение последующих пятнадцати лет под эту рубрику подпадала половина дел (558). В других местах этот сдвиг был менее заметным и произошел быстрее; в Неаполе магия стала единственным обвинением, породившим значительное число инквизиционных процессов в 1570-е годы, и оставалась таковой на протяжении десятилетий, вплоть до 1720-х годов. В Венеции переход от ереси к магии был столь же резким, как и во Фриули, но произошел на двенадцать лет раньше. В течение XVII века предметом озабоченности римской инквизиции стали все формы магии, от ведовства до предсказаний: в каждом трибунале около 40% дел, рассматривавшихся на протяжении этого столетия, могли быть отнесены к разряду преследований суеверия и магии" [10]. Среди других дел, рассматриваемых в инквизиции, до 15% было дел, связанных с обвинениями священников в сексуальных домогательствах плюс двоеженстве, гомосексуализме и тому подобном.

Как ни странно, но у рождающейся науки и инквизиции была общая черта: и там и там требовали доказательств и не слишком верили субъективным свидетельствам, доносам и заявлениям, стараясь найти способы объективной их проверки.

И вовсе нельзя считать случайностью то обстоятельство, что рождение науки пришлось на пору расвета инквизиции...

Понимаю, что человек, воспитанный в советской школе, ответит: "Да, толпа в ту пору была одержима религиозным мракобесием. Но те светлые гении, что создали науку, опередили свое время и уже порвали связь с оковами ортодоксии".

Но здесь свои вопросы будет задавать уже не столько логика, сколько история. Дело в том, что творцы новой картины мира были как раз весьма религиозными людьми.

Так, Николай Коперник был каноником, управляющим хозяйством Вармийской епархии, членом епархиального совета.

Иоганн Кеплер три года учился на богословском факультете Тюбингенского университета, но его, помимо его воли, избрали преподавателем математики в Граце. "Для Кеплера такое решение означало крах всех его многолетних надежд. Он не мог себе представить, что дорога к карьере священника для него отныне закрыта, но тем не менее вынужден был подчиниться. Но глубокая религиозность и стремление "согласовать" науку со своим выстраданным и искренним представлением о Боге остались характерными для всей его жизни" [11]. "Я хотел быть служителем Бога и много трудился для того, чтобы стать им; и вот в конце концов я стал славить Бога моими работами по астрономии... Я показал людям, которые будут читать эту книгу, славу Твоих дел; во всяком случае, в той мере, в какой мой ограниченный разум смог постичь нечто от Твоего безграничного величия" (Иоганн Кеплер) [12].

Галилей в 14 лет поступил послушником в орден иезуитов, "однако отец Галилея вовсе не желал видеть своего сына монахом и забрал его домой под предлогом того, что тот нуждается в лечении глаз" [13].

Лейбниц (если кто забыл — это создатель системы дифференциального исчисления) свой главный труд посвятил "теодицее" — "оправданию Бога" [14].

Ньютон писал толкования на библейские книги пророка Даниила и апостола Иоанна Богослова [15].

Декарт (если кто опять-таки забыл — это создатель так называемой "Декартовой системы координат") получил образование "в иезуитском колледже, цитадели антиоккультизма" [16]. В переписке со шведской королевой Христиной [17] и богемской принцессой Елизаветой он защищал католичество [18] и наставлял в благочестии: "Первое и главное познание состоит в понимании, что существует Бог, от Которого зависят все вещи: это научит нас принимать как благо все, что с нами случается, ибо все это явно послано нам Богом" [19]. Напомню, что пишет это Декарт тяжело больной женщине, пишет, вспоминая и собственный опыт болезней, и эти его слова нельзя не сопоставить со свидетельством святителя Иоанна Златоуста (также не отличавшегося крепким здоровьем): "Тот, кто научился благодарить Бога за свои болезни, недалек от святости".

И созидают эти люди новую науку не в противостоянии с христианской Церковью. В ту пору Церковь еще достаточно сильна, чтобы "перекрывать кислород" своим врагам. И католики, и протестанты не смущались инквизиционными кострами. Но ученых — не жгли.

Нет, вот Джордано Бруно тут вспоминать совсем неуместно. В науке он следа не оставил. Никто не сможет назвать ни одной "теоремы Бруно", ни одного эксперимента, поставленного им.

"Он питал отвращение к обоим известным ему диалектическим методам — схоластическому и математическому, заменяя их поэтическим выражением своих убеждений… В его диалогах нет ни следа философской ясности, никакого признака внутренней сосредоточенности… Мы не в состоянии, например, установить, что понимал Бруно под субстанцией или атомом… Бруно стремился скорее защитить свою веру, чем логически сформулировать ее. Поэтому научные и дидактические части его диалогов столь редки и столь неясны. Он презирал науку и питал отвращение к логике, так как был одушевлен верой, которую он хотел внушить, а не доказать… Он изгонял силлогистическую и математическую логику, короче говоря, интеллектуальное мышление, из области философии и науки для того, чтобы с тем большей силой ухватиться за псевдонаучные фантомы… Он чувствовал себя принесшим откровение и вел себя, как пророк… Он всю свою жизнь боролся оружием насмешки против своих отъявленных врагов — ученых, математиков и лиц духовного звания. Он никогда не мог высказать свои собственные взгляды, не упомянув о них и не дав проявиться своей ненависти к ним... Бруно смешивает понятия перигея и апогея… Бруно полагает, что Меркурий и Земля одинаково отстоят от Солнца, но находятся на противоположных сторонах его. Вокруг Земли движется Луна. Вокруг Меркурия — Венера... Изложение Бруно учения Коперника обнаруживает, что он едва-едва был знаком с самыми элементарными понятиями и проблемами астрономии. Ценно признание Бруно, что "ему мало дела до Коперника и его комментаторов"… Не костер уничтожил дело Бруно, а упорная работа тех, кто пытался разгадать тайны природы путем измерения, вычисления и взвешивания и на кого наш философ обрушивался с ненавистью и насмешкой. Его гибель и их торжество знаменуют наступление новой эпохи в человеческой истории" [20].

Так что фраза "инквизиторы сожгли великого ученого Джордано Бруно" фактически не верна. Ученого по имени Бруно история науки не знает. Это понимал уже Галилей: "Признавая блестящие интеллектуальные способности Бруно, Галилей тем не менее никогда не считал его ученым, и тем более астрономом" [21]. И в самом деле — "собственно научных результатов у Бруно не имелось, а его аргументы в пользу системы Коперника были набором бессмыслиц — беспорядочным нагромождением нелепых ошибок и высокопарных сентенций, демонстрирующих лишь невежество автора" [22].

"В его руках коперниканство стало частью традиции герметизма. Бруно превратил математический синтез Коперника в религиозное учение" [23].

  1. http://www.religare.ru/article5678.htm. ^
  2. Шапошникова Л. В. Подвижничество диакона Кураева // Защитим имя и наследие Рерихов: В 2 т. Т. 1: Документы. Публикации в прессе. Очерки. М., 2001. С. 345 и 405. ^
  3. При ответе на этот вопрос стоит обратить внимание на апологию магии у Вергилия (Буколики. 8, 62–108). ^
  4. Даже рериховский ученик А. Клизовский считал, что «заслуга инквизиции заключалась в том, что, сжегши на кострах около десяти миллионов ведьм и колдунов, она удержала многие миллионы от повального увлечения черной магией, от ночных оргий в честь сатаны» (цит. по: Рерих Е. И. Письма. Т. 2: 1934. М., 2000. С. 279). Рерих, конечно, не согласна. А цифра Клизовского, конечно, невероятно преувеличена. ^
  5. Интересно, что в России нормы преследований колдунов определялись не церковным правом («Духовным регламентом»), а военным («Артикулом воинским», изданным в 1715 году, и «Уставом морским», изданным в 1720 году). ^
  6. «Не раз уже говорилось о том, что белая магия мало чем отличается от колдовской практики и что различие состоит, главным образом, в результатах, определяемых лежащими в основе всех наших действий дурными или добрыми мотивами» (Блаватская Е. П. Размышления об элементалах // Блаватская Е. П. Космический разум. М., 2001. С. 119). «Все ответвления магии — черной и белой, божественной и диавольской,— имеют единый корень» (Блаватская Е. П. Черная магия в науке // Там же. С. 140). Здесь важно не только признание реальности магии и колдовства, но и признание того, что источники и даже методы «белой» и «черной» магии едины. ^
  7. «Гости выпивают всю энергию. К обеду не выхожу, чтобы не сидеть с ними… Вы вдохнули порченой энергии. Порча духа людского уявлена. Чую, много энергии забрали» (Рерих Е. И. Страницы дневника // Рерих Е. И. У порога нового мира. М., 2000. С. 151). Рерихи верили, будто иезуиты предаются черной магии, колдуя над статуей (терафимом) Н. К. Рериха (Фуямы): «Можно наблюдать, как занятие иезуитов над терафимом Фуямы наполняет воздух стрелами. Теперь понимаете, почему прошу бережности… Добро, что иезуиты не могли достать предмета, принадлежащего Фуяме... Иезуиты очень активны, но пока не могли существенно повредить… Для терафима нужны волосы, или ногти, или одежда, пропитанная потом или слюною, слезами или кровью, но эти соединения трудно достать в Париже» (Агни-йога. Высокий путь. Ч. 2: 1929—1944. М., 2002. С. 352—353). ^
  8. Агни-йога. Откровение. 1920–1941. М., 2002. С. 400. ^
  9. Рерих Е. И., Рерих Н. К., Асеев А. М. Оккультизм и йога. Летопись сотрудничества: В 2 т. Т. 1. М., 1996. С. 471. ^
  10. Монтер У. Ритуал, миф и магия... С. 90–91. ^
  11. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987. С. 103. ^
  12. Цит. по: Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983. С. 85. ^
  13. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. С. 150. ^
  14. См.: Лейбниц Г. В. Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла // Сочинения: В 4 т. Т. 4. М., 1989. ^
  15. См.: Дмитриев И. С. Неизвестный Ньютон. Силуэт на фоне эпохи. СПб., 1999. ^
  16. Гайденко П. П. Христианство и генезис новоевропейского естествознания // Философско-религиозные истоки науки. М., 1997. С. 61. ^
  17. В 1654 году государыня лютеранской Швеции заболела и дала обет в случае выздоровления принять католичество. По исцелении она тайно сменила веру, отреклась от престола в пользу своего двоюродного брата Карла Х Густава и уехала в Рим (см.: Цветков С. Э. Карл XII. С. 27). ^
  18. См.: Декарт Р. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 489–541. ^
  19. Декарт Р. Сочинения. Т. 2. С. 517. ^
  20. Ольшки Л. История научной литературы на новых языках: В 3 т. Т. 3. М.-Л., 1933. С. 13–45. ^
  21. Фантоли А. Галилей. С. 38. ^
  22. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993, № 1. С. 57. ^
  23. Kearney H. Science and сhange. 1500–1700. New-York-Toronto, 1971. Р. 106. ^

Часть 5

"Можно ли назвать Бруно ученым хотя бы по меркам конца XVI века? Бруно был не столько пропагандистом учения Коперника, сколько глашатаем оккультных тайн герметизма, которые он в нем открыл. Бруно не столько популяризировал учение Коперника, сколько компрометировал, вовлекая в контекст магических суеверий, по сравнению с которыми не только система Птолемея, но и схоластический аристотелизм в целом выглядели эталоном научного рационализма. И только Галилей вернул Коперника науке, истолковав его учение в терминах настоящей, экспериментально-математической науки о природе, без всяких "знаков Зодиака" и каббалистической чертовщины" [1].

Не будучи астрономом, но будучи заурядным магом и шарлатаном, в качестве такового Бруно и был осужден, причем гелиоцентрические убеждения не были поставлены ему в вину. Иезуит Каспар Шоппе, который присутствовал на суде, так передает обвинения против Бруно: "В этих книгах он учил, что миры бесчисленны, что душа переселяется из одного тела в другое и даже в другой мир, что одна душа может находиться в двух телах, что магия — хорошая и дозволенная вещь, что Дух Святой не что иное, как душа мира. Моисей совершал свои чудеса посредством магии и преуспевал в ней больше, чем остальные египтяне, Моисей выдумал свои законы, что Священное Писание есть призрак, диавол будет спасен. От Адама и Евы он выводит родословную только евреев. Остальные люди происходят от тех двоих, кого Бог сотворил днем раньше. Христос — не Бог, был знаменитым магом и за это по заслугам был повешен, а не распят. Пророки и апостолы были негодными людьми, магами, и многие из них повешены" [2].

Стоит также заметить, что казнен Бруно был в 1600 году, а осуждение инквизицией коперниканства состоялось лишь в 1613 году. Это означает, что ко времени казни Бруно коперниканство еще не расценивалось как ересь и не могло быть поводом к столь суровому наказанию. Зато без магизма Бруно непонятна перемена в отношении папства к гелиоцент-ризму от вполне терпимого к конфликтному.

Верхи католического духовенства сначала отнеслись к новому учению о системе мира в общем терпимо и даже с некоторым интересом. Специалисты-астрономы и ближайшие друзья Коперника были знакомы с его исследованием еще до выхода в свет его основного труда по составленному им (возможно, около 1515 года) небольшому комментарию — "Комментариолусу". Так как оно получило некоторое распространение в рукописном виде, то уже в 1533 году папа Климент VII (племянник Лоренцо Медичи) собрал кардиналов и приближенных к нему лиц в ватиканском саду, чтобы выслушать сообщение своего ученого секретаря кардинала Видманштадта об учении Коперника о движении Земли. Сообщение это было выслушано довольно благожелательно, причем отношение к Копернику оставалось неплохим и при следующем папе, Павле III. Это видно из письма (от 1536 года) к Копернику главы доминиканского ордена кардинала Шенберга. В этом письме (которое Коперник очень ценил и поместил потом в своей книге) Шенберг очень просил "ученого мужа" ни в коем случае "не скрывать от друзей науки своей новой системы", уверяя Коперника, что он "определенно желает доставить признание его большим заслугам" [3]. И именно коперниканские вычисления были положены в основу "григорианской реформы" календаря: "После объявления папой Львом Х реформы календаря на пятом Латеранском соборе (1512–1517) Коперник был включен в число "признанных" астрономов, которые получили официальное приглашение принять участие в разработке проекта реформы" [4].

И вдруг — после почти ста лет терпимости последовало осуждение коперниканства. Что изменилось? — Да просто Джордано Бруно показал, какие магические выводы можно сделать из математической гипотезы, и тем самым настроил богословов против самой этой гипотезы.

Именно Бруно скомпрометировал математическую гипотезу Коперника, нагрузив ее архаичными оккультными байками. "Коперник — заря, которая должна была предшествовать восходу солнца истинной античной философии" (Бруно. Пир на пепле, 1).

Бруно не революционер, а банальный реакционер, который пробовал отбросить две тысячи лет развития культуры и мысли, вернувшись даже не к Платону и Аристотелю, а к досократическим натурфилософам. "Бедного Аристотеля" Бруно жалеет за его неспособность постичь "глубинную магию" [5].

Коперника же Бруно просто презирает (вопрос: а кого сей "гений" не презирал?): "Ноланец ответил, что он не смотрит ни глазами Коперника, ни Птолемея, но своими собственными. Эти математики — как бы посредники, переводящие слова с одного языка на другой; но затем другие вникают в смысл, а не они сами. Они же подобны тем простым людям, которые сообщают отсутствующему полководцу о том, в какой форме протекала битва и каков был результат ее, но сами-то они не понимают дела, причины и искусства, благодаря которым вот эти победили… Коперник недалеко ушел от слепоты" (Бруно. Пир на пепле, 1).

В научной астрономии, в физике, математике от Бруно следа не осталось. Кроме отрицательного — компрометации Коперника.

Единственная "наука", в которой Бруно не был профаном, — это магия. О себе Бруно в обращении к вице-канцлеру Оксфордского университета говорил: "Доктор самой изощренной теологии, профессор самой чистой и безвредной магии... Его гению самые знатные рукоплескали" [6].

Я не собираюсь оправдывать мерзость сожжения человека — и уж тем более сожжения за его мысли.

Но факт есть факт: сожжен был не Бруно-астроном; приговор выносили Бруно-колдуну. Это был конфликт не религии и науки, а двух религий: католичества и язычества. Его казнь помогла науке одним: стало понятно, что надо быстрее освобождаться от античного оккультного наследия.

И даже осуждение коперниканской гипотезы инквизицией в 1613 году не стоит рассматривать как акт антинаучного невежества и террора.

Предположим, что мне предлагают согласиться с некоей экстравагантной гипотезой, которая не имеет под собой никаких доказательств и вдобавок противоречит ряду прямых и косвенных наблюдений. Более того, мне известно, что все попытки доказать ее оканчивались неудачей. Так если я воздержусь от согласия с такой гипотезой — будет ли это свидетельством об антинаучном складе моего мышления?

Но именно так обстояло дело во взаимоотношениях коперниканства и Католической Церкви. Прежде обвинения богословов в ненаучности стоит задать простой вопрос: "Начиная с какой даты гелиоцентризм стал научно обоснованной теорией? Когда из гипотезы он стал доказанной теорией, опирающейся на факты?".

Только в 1851 году маятник Фуко доказал вращение Земли. И только в 1838 году Бессель обнаружил звездный параллакс (угловое смещение звезд при их наблюдении с разных концов земной орбиты) [7].

О том, что при годовом движении Земли должна меняться карта видимого звездного неба, знали и во времена Коперника. Тихо Браге в конце XVI века пытался обнаружить параллакс и, не найдя его (что было просто невозможно без весьма развитой оптики), как честный ученый отказался от поддержки коперниканской гипотезы [8].

Вот вполне типичное и научно честное высказывание академического ученого XVIII столетия: "Гюйгенс предложил способ определять по наблюдению движения Земли относительно неподвижных звезд, достаточно ли близки друг к другу две звезды, не окажется ли небольшого изменения видимого расстояния в разное время года, откуда можно было бы догадаться, что это происходит из-за движения Земли, благодаря которому она находилась бы то ближе, то дальше от этих звезд. Я говорю "догадаться", потому что всегда надо было бы предполагать, что это происходит не из-за какого-то движения, которое неподвижные звезды имели бы по отношению друг к другу. Но, кроме того, что подобное наблюдение абсолютно не доказывает движения Земли, не видно даже, чтобы это наблюдение было выполнено или, по крайней мере, чтобы оно в совершенстве удалось. Г-н Гюйгенс предложил его, но он не говорит, чтобы проводил его. Патер Риччьоли в своей "Реформированной астрономии" сообщает о наблюдении некоего Пирона, который говорит, что нашел вариацию в несколько секунд в расстоянии двух звезд, очень близких одна к другой, которые находятся во лбу Скорпиона. Но, сравнив измерения, которые он соотносит с теми, что г-н Маральди дал нам относительно расстояния тех же самых двух звезд в "Мемуарах Парижской Академии наук", становится очевидно, что нет никаких оснований для проведения этого наблюдения Пироном. Кроме того, патер Риччьоли показал, что вариация, которую нашел Пирон в расстоянии этих двух звезд, не соответствует тому, чего требует движение Земли. Я не знаю о других наблюдениях, которые можно было бы поставить в параллель с теми, о которых я только что доложил. Вот почему ничто не мешает мне защищать мое первоначальное положение, что не только еще не доказано движение Земли с помощью наблюдений, но что даже невозможно доказать это с помощью одних лишь астрономических наблюдений, без помощи гипотез и другого" [9].

Доказательств у гелиоцентристов не было. Галилей неверно видел требуемое доказательство в океанических приливах и отливах, но уже Кеплер доказал, что приливы связаны с гравитационным воздействием Луны, а не с суточным движением самой Земли.

В общем, "изобретение, защита и частичное оправдание коперниканской гипотезы противоречат почти каждому методологическому правилу, о соблюдении которого мы заботимся сегодня" [10].

Инквизиция же требовала доказательств и четкого различения математической гипотезы и физической модели от утверждений о структуре самой реальности [11]. Галилей доказал лишь свою веру в то, что он считал истиной, — но истинность его веры еще не была доказана. И то, что мир не был увлечен его энтузиазмом, — не удивительно. Трезвее был кардинал Беллармин. Его совет вполне соответствует современным стандартам научной доказательности.

Так что даже конфликт с астрономами не столько затормозил развитие науки, сколько помог ему через требование большей строгости и доказательности. Как и в случае охоты на ведьм, инквизиция преследовала не столько неверие, сколько легковерие.

Вновь скажу: Католическая Церковь приняла теорию Коперника (опубликованную в 1542 году, но благосклонно выслушанную папой еще в 1533 году) как математическую модель (и на ее основе разработала новый календарь в 1582 году). Но при этом в 1616 году она призвала воздержаться от ее принятия как физической модели до получения доказательств (которые появились лишь в середине XIX века). А в 1600 году она осудила Бруно, который из коперниканской теории сделал выводы сколь антинаучные, столь и антихристианские, ибо перемешал Коперника с оккультизмом.

Наконец, версия конфликта Церкви и науки не может объяснить самого факта становления науки как социального института.

То, что научное сообщество "институционализировалось", то есть стало уважаемым и финансируемым общественным институтом, означает, что общественное мнение — точнее, мнение элит, в ту пору, несомненно, контролируемое Церковью, — благоприятствовало научному образу мышления [12].

Механицизм, лежавший в основе первой научной парадигмы, был тем симпатичен христианскому стилю мысли, что он объяснял природные процессы без сомнительных апелляций к желаниям тех или иных духов.

Механицизм дал возможность уйти от аристотелевской объяснялки: "Природа не терпит пустоты". Ведь если природа что-то "терпит", а чего-то "не терпит", то, значит, у нее есть душа. Но это как раз базовый тезис язычества и оккультизма.

Как разнились между собой архаичное и новоевропейское, научное понимание одних и тех же феноменов, можно пояснить на примере школьных сообщающихся сосудов. Почему в сообщающихся сосудах вода переливается из более полного в более пустой? Аристотелевское объяснение (природа боится пустоты) в восприятии Бойля слишком антропоморфно. В самой материи, возражает Бойль, нет ни разумности, ни источника движения. Если природа боится пустоты — значит, у нее есть душа; значит, человек неотличим от природы. Но если человек неотличим от мира, то почему же лишь он на Суде отвечает за себя? Тут одно из двух — или вода должна нести не меньшую, чем человек, ответственность за свои поступки, страхи и предпочтения; или человек должен быть таким же безответственным, как вода. Последнее означает, что нет воздаяния, а значит, нет основания и для нравственности. Поскольку же Бойль убежден в необходимости нравственной ответственности человека — он ищет нетелеологических и неантропоморфных, то есть неаристотелевских объяснений поведению воды. Вывод: вода поднимается не из-за боязни пустоты, а из-за разности давлений. Эту цепочку аргументов Бойля можно выразить кратко в силлогизме: вода в запаянной трубке поднимается из-за разности давления, а не из-за боязни пустоты, следовательно, еретики не могут утверждать, что душа смертна [13].

  1. Киссель М. А. Христианская метафизика как фактор становления и прогресса науки Нового времени // Философско-религиозные истоки науки. М., 1997. С. 275–276. ^
  2. Цит. по: Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция. М., 1955. С. 369. ^
  3. Цит. по: Гурев Г. А. Учение Коперника и религия. Из истории борьбы за научную истину в астрономии. М., 1961. С. 56. ^
  4. Фантоли А. Галилей. С. 30. ^
  5. Цит. по: Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М., 2000. С. 226. ^
  6. Там же. С. 187. ^
  7. Впрочем, порой говорят, что еще в 1837 году русский астроном В. Я. Струве определил годовой параллакс для одной звезды (см.: Гурев Г. А. Учение Коперника и религия. С. 157). ^
  8. См.: Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь. С. 58. ^
  9. Речь, прочитанная г. Делилем в публичном собрании Академии наук 2 марта 1728 года на первом диспуте в защиту учения Коперника // Источ¬ники по истории астрономии России XVIII века. Т. 1. СПб., 2000. С. 57. ^
  10. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. С. 199. ^
  11. Вот знаменитое письмо кардинала Беллармина Галилею: «Мне кажется, что Ваше священство и г-н Галилей мудро поступают, довольствуясь тем, что говорят предположительно, а не абсолютно; я всегда полагал, что так говорил и Коперник. Потому что если сказать, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца позволяет представить все явления лучше, чем принятие эпицентров и эпициклов, то это будет сказано прекрасно и не влечет за собой никакой опасности. Для математика этого вполне достаточно. Но желать утверждать, что Солнце действительно является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад,— утверждать это очень опасно не только потому, что это значит возбудить против себя всех философов и всех теологов-схоластов, это значило бы нанести вред святой вере, представляя положения Святого Писания ложными… Если бы и было возможным неоспоримое доказательство того, что Солнце находится в центре мироздания, то в таком случае было бы необходимо с большой осторожностью объяснять противоречащие места в Писании, считая, что скорее всего мы не понимаем смысла слов, чем то, что доказательства являются ложными. Но я лично не могу поверить в существование подобного доказательства, по крайней мере до того, как оно не будет мне представлено. Согласитесь, что ведь не одно и то же: высказывать предположение, что Солнце находится в центре, а Земля на небе, и доказать, что именно так оно и есть на самом деле. Первое, я думаю, вполне имеет право на существование, а вот что касается второго, то у меня возникает глубочайшее сомнение. В случае же, когда возникает сомнение, не следует отходить от Священного Писания» (цит. по: Фантоли А. Галилей. С. 139—140). ^
  12. Даже в «деле Галилея» роль инквизиции совсем не столь проста, как повествуется на школьных уроках. «При Филиппе IV расширилась самостоятельность испанской инквизиции, она не признавала более за римской курией права запрещать в Испании чтение какой-либо книги, как об этом свидетельствует случай с Галилеем. В Риме нашли необходимым внести в индекс “Диалоги” Галилея, и папский нунций в Испании распорядился прибить к дверям церкви эдикт о запрете этой книги, не испросив разрешения великого инквизитора. Инквизиция обратилась за помощью к Филиппу IV, доказывая ему, что она в борьбе между королевской властью и абсолютистскими стремлениями римской курии всегда становилась на сторону первой и не запрещала, несмотря на требования римской курии, тех книг, которые защищали прерогативы королевской власти. Было бы поэтому справедливо, чтобы Филипп теперь принял сторону инквизиции и не допускал бы вмешательства Рима в дело цензуры книг. Филипп внял просьбе великого инквизитора, и имя Галилея действительно не фигурирует на страницах испанских индексов» (Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании. С. 306). ^
  13. См.: Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сб. обзоров. М., 1987. С. 190. ^

Литература

  1. Ольшки Л. История научной литературы на новых языках: В 3 т. Т. 3. М.-Л., 1933.
  2. Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933.
  3. Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.; Л., 1934.
  4. Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция М., 1955.
  5. Вопросы истории религии и атеизма. Сб. статей. Вып. 1. М., 1950.
  6. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки: В 2 т. Т. 1. М., 1980; Т. 2. М., 1987.
  7. Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.
  8. Яки С. Спаситель науки. М., 1992.
  9. Яки С. Бог и космологи. М., 1993.
  10. Косарева Л. М. Коперниканская революция: социокультурные истоки. М., 1991.
  11. Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., 1985.
  12. Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы. М., 1989.
  13. Современные зарубежные исследования по философии и генезису науки (позднее Средневековье и Возрождение). Сб. обзоров. М., 1980.
  14. Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сб. обзоров. М., 1987.
  15. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987.
  16. Кимелев Ю. А., Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М., 1988.
  17. Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М., 2000.
  18. Философско-религиозные истоки науки. М., 1997.
  19. Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999.
  20. Лернер Л., Госселин Э. Галилей и призрак Джордано Бруно // В мире науки. 1987, № 1. С. 80–88.
  21. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993, № 1.

Наша брань не против науки: клонирование и Церковь

  1. Ольшки Л. История научной литературы на новых языках: В 3 т. Т. 3. М.-Л., 1933.
  2. Гурев Г. А. Коперниканская ересь в прошлом и настоящем. М., 1933.
  3. Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.; Л., 1934.
  4. Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция М., 1955.
  5. Вопросы истории религии и атеизма. Сб. статей. Вып. 1. М., 1950.
  6. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки: В 2 т. Т. 1. М., 1980; Т. 2. М., 1987.
  7. Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.
  8. Яки С. Спаситель науки. М., 1992.
  9. Яки С. Бог и космологи. М., 1993.
  10. Косарева Л. М. Коперниканская революция: социокультурные истоки. М., 1991.
  11. Косарева Л. М. Генезис научной картины мира. М., 1985.
  12. Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы. М., 1989.
  13. Современные зарубежные исследования по философии и генезису науки (позднее Средневековье и Возрождение). Сб. обзоров. М., 1980.
  14. Социокультурные факторы развития науки (по материалам историко-научных исследований). Сб. обзоров. М., 1987.
  15. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987.
  16. Кимелев Ю. А., Полякова Н. Л. Наука и религия: историко-культурный очерк. М., 1988.
  17. Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. М., 2000.
  18. Философско-религиозные истоки науки. М., 1997.
  19. Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999.
  20. Лернер Л., Госселин Э. Галилей и призрак Джордано Бруно // В мире науки. 1987, № 1. С. 80–88.
  21. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римско-Католическая Церковь // Вестник истории естествознания и техники. 1993, № 1.

Часть 1

В дискуссиях по вопросу клонирования одно обстоятельство вызвало у православных искреннее удивление: совершенно нецерковные люди, порой даже открытые и сознательные нехристиане выступили против экспериментов по клонированию. Мы с удивлением заметили, что те группы, с которыми мы чаще всего разногласим, на этот раз оказались по одну линию с нами.

Ну кто из православных мог опознать союзника в лице Американского Конгресса или в президенте Клинтоне? А вот поди ж ты, и они высказались против клонирования людей. Конечно, это радостное удивление. Но удивление есть эмоциональная реакция. В Православии же принято задумываться над своими реакциями, над мотивами своих действий и чувств. Если мы в этом вопросе оказались едины с нехристианами — что это значит?

Партийные рефлексы возмущаются: "Раз ты оказался солидарен со своим недругом — значит, ты ошибся". Но здесь уже дело разума и дело совести сказать этим рефлексам: "Молчать!". Не стоит спорить с таблицей умножения, даже если с ней согласен твой самый заклятый враг. Человеческий мир слишком сложен. И в этом мире у нас нет стопроцентных врагов. Нет таких людей, с которыми мы были бы несогласны абсолютно во всем. Расходясь в чем-то одном, мы высказываем схожие убеждения в других вопросах. Как говорил святитель Иоанн Златоуст, "у нас нет ничего общего только с диаволом, со всеми же людьми мы имеем много общего" [1].

Значит, не себя надо осуждать за ту неосмотрительность, в результате которой ты вдруг оказался единодушен со своими традиционными оппонентами, а радоваться тому, что нечто общечеловеческое оказалось сильнее, чем то, что нас разделяет. И вот здесь встает вопрос: "Являются ли сугубо церковными мотивы, по которым православные христиане остерегаются экспериментов по клонированию? Мы выступаем против клонирования потому, что эта деятельность противоречит тому, что написано в наших катехизисах, или же по каким-то другим мотивам? То, что есть специфического в православном христианстве, то, что отличает наше мировоззрение от мировоззрения всех остальных людей, понуждает нас не соглашаться с клонированием или же наши аргументы, если всерьез над ними задуматься, окажутся такими же, как аргументы людей иных верований и убеждений?".

Мне кажется полезным задуматься над этим именно ради успеха нашего противостояния клонированию. Известно, что как в России, так и в других странах наибольшая пропасть между Церковью и "гражданским обществом" пролегает именно по вопросам, относящимся к сфере человеческого воспроизводства.

Вопросы половой морали, контрацепции, абортов и тому подобное Церковь трактует очевидно (и для светского сознания даже обидно) иначе, чем это делают стереотипы современного массового сознания. В массовом сознании довольно глубоко укоренен стереотип, согласно которому "Церковь всегда против того, что несет людям радость". Не будем обманывать себя — авторитет Церкви в обществе не настолько велик, чтобы в сознании нецерковных людей мнение, поддерживаемое Церковью, становилось от этого более авторитетно и приемлемо. Напротив, в сознании весьма многих людей вопросы, связанные со сферой половой жизни, решаются скорее через противопоставление Церкви: "Ну, раз уж даже эти монахи, ничего не понимающие в любви и в наслаждении, предостерегают от этого, то тем более стоит попробовать!".

Значит, мы должны высказывать не только аргументы, которые были бы понятны людям, целиком и полностью приемлющим церковную систему ценностей, но и аргументы, понятные для "внешних". Мне кажется полезным пояснять людям, что у Церкви те же мотивы для отторжения клонирования, что и у вас, у большинства людей.

Во-первых, мы опасаемся вмешательства в ту сферу, о которой мы знаем еще слишком мало. Выигрывая в чем-то одном, не проиграем ли мы нечто большее, но поначалу для нас незаметное? Однажды нас "пронесло". Нам "повезло" в той игре, которую в сороковых годах затеяли физики. По собственному признанию авторов американской атомной бомбы, они не знали, будет ли спровоцированная ими реакция атомного распада носить ограниченно-локальный характер или же, раз начавшись, атомный распад будет вовлекать в себя все новую и новую материю и в конце концов уничтожит все окружающее вещество, уничтожит и Землю, и всю Вселенную... Тогда нам повезло. Под нашей дерзновенной киркой мины не оказалось. Есть ли гарантия того, что и в том месте, где сегодня роют биологи, нет подобной мины?

Одна из этих мин уже выявилась: оказалось, что в каждой клетке есть свои биологические часы. Клетка помнит — сколько лет ей самой и организму, частью которого она является. Поэтому если из соматической клетки вырастить новый организм, то новый организм просто вберет в себя время существования своего донора и свой отсчет начнет не с себя. Клоны-животные поразительно быстро стареют…

Аналогия с атомщиками помогает выявить и обосновать и наш второй страх. Где гарантия, что из клонирования нельзя сделать "биологическую бомбу"? Где гарантия того, что владыки мира не используют эту практику для выведения новой человеческой расы, более соответствующей их представлениям об идеальном избирателе? Не будут ли лаборатории по клонированию растить послушных "ельциноидов" или "зюганидов"?

В-третьих, каковы будут взаимоотношения между людьми разных рас? Все ли согласятся признать клонов людьми? Кем будут они в своем собственном восприятии? Как будем выглядеть мы в их глазах? Впрочем, здесь мы подходим к вопросу, который Церковь давно умоляет обсудить медиков и юристов: что есть человек; когда начинается и когда кончается человеческая жизнь (проблема абортов и эвтаназии); что делает человека человеком (проблема людей с увечной психикой).

В-четвертых, будет ли включаться материнский инстинкт у женщины, если она не пройдет через вынашивание ребеночка и роды? Будет ли любим такой ребенок?

В целом же эти аргументы вращаются вокруг проблемы прав человека: какие права есть у человека и кто именно обладает этими правами.

А есть ли у Церкви такие аргументы против клонирования, которые были бы специфически христианскими? Мне пока такие аргументы не встречались. Эмоциональные вскрики вроде того, что создание человеком человека есть узурпация прав Божественного Творца и потому прямой сатанизм, мне не кажутся убедительными. В конце концов, первоначально и свет возник по воле Божественного: да будет! [2]. Теперь же сотворение света доступно и людям, и ничего кощунственного в работе электрика или оператора электростанции мы не видим.

Поспешность подобного рода аргумента видна из замечательной притчи, рассказанной Антуаном де Сент-Экзюпери в романе "Цитадель". "Жил на свете один алхимик, он хотел раскрыть тайну жизни. И случилось так, что при помощи реторт, перегонных кубов, всяческих порошков и растворов ему удалось получить крошечный комочек живого теста. Набежали логики. Они повторили опыт, смешали порошки и рас-творы, зажгли огонь под ретортой и получили еще один живой комочек. Ушли они, громко крича, что тайна жизни больше не тайна. Что жизнь — естественная последовательность причин и следствий, взаимодействие при нагревании элементов, не обладающих жизнью. Логики, как всегда, великолепно все поняли. Они не поняли, что природа созданного и природа творчества не похожи друг на друга, творческая сила, исчерпавшись, не оставляет следов. Недаром творец всегда покидает свое творение, и творение поступает в распоряжение логики. И я смиренно отправился к своему другу геометру. "Где увидел ты новое? — спросил он. — Жизнь породила жизнь. Новая жизнь возникла благодаря алхимику, а алхимик, насколько я знаю, жив. О нем забыли, так оно и положено: творец растворяется и оставляет нам творение"" [3].

Если ученый своим разумом создает жизнь — это никак не значит, что для возникновения жизни разум не нужен. Если человек может создать жизнь — значит, он поистине несет в себе образ своего собственного Творца. Я убежден, что любые успехи науки лишь прославляют Творца нашего разума, а не хулят Его.

Мне доводилось слышать и такой, специфически "богословский", аргумент против клонирования: "Это будет рождение без страдания, и тем самым будет нарушена заповедь Господа, которая послала страдание при родах как наказание за первородный грех [4]". Но ведь наказание за грех было трояко: бесплодие земли, которая будет взращивать волчцы и терния [5]; тягостность труда (в поте лица твоего [6]) и мучительность родов. По правде говоря, со всеми этими последствиями первородного греха человеческий труд уже давно и порой весьма успешно борется — и Церковь никогда не осуждала его за это. Если слишком буквально понимать эти ветхозаветные слова, то надо будет осуждать труд мелиораторов (да как они смеют улучшать землю, проклятую Господом!). И тогда надо будет осуждать любой научно-технический прогресс, любые изобретения, облегчающие труд человека (начиная от приручения домашних животных, изобретения колеса, мельницы и плуга). Надо будет анафематствовать анестезиологов, облегчающих страдания женщин при родах.

Главный итог первородного греха совсем не в болезненности прихода человека в мир, а в болезненности его исхода из него. По слову преподобного Марка Подвижника, от нашего праотца "мы наследовали не преступление Адамово, но смерть, от него происшедшую... Ибо нельзя было нам, происшедшим от мертвых, быть живыми" [7]. Если бы плод первородного греха был именно в страдательности рождения, то мы должны были бы принять католический догмат о непорочном зачатии Девы Марии. Ведь не только католики, но и православные считают, что Рождество Иисуса Марией было безболезненно. Но католики видят в этом свидетельство о том, что Мария была уже изъята из-под действия первородного греха. Православные же не видят необходимости делать такой вывод, по сути отменяющий необходимость Пришествия Господа в мир и уникальную спасительность Его Жертвы, именно потому, что мы не отождествляем частные, земные последствия первородного греха с той главной катастрофой, которую он вызвал в наших отношениях с Жизнью, то есть с Богом.

Вообще, в реакции католического мира на клонирование гораздо больше специфически-конфессионального, чем в реакции мира православного. Перед католиками клонирование ставит серьезную богословскую проблему: будет ли наследоваться первородный грех людьми, появившимися без полового акта, а если будет — то как он (грех) будет им передаваться. Дело в том, что со времен Августина католики считали, что первородный грех передается через акт зачатия потому, что с актом зачатия связано некое "недолжное удовольствие". Брак допустим, и зачатие допустимо. Но, по слову латинского древнехристианского писателя Тертуллиана, "брак есть терпимое любодеяние" [8]. В эротическом наслаждении супруги теряют контроль над собой, наслаждаясь друг другом, забывают о Боге — и через эту лазейку в зачатый ими плод входит некая "порча" [9]…

А где же наслаждение у истоков той жизни, что получена путем операции над обычной, не половой, соматической клеткой? Происхождение этой первичной клетки связано скорее с неприятностями — уколом, разрезом. Так как же здесь будет передаваться первородный грех? Человек, зачатый без наслаждения и без соития, по логике августинизма оказывается не под властью первородного греха.

Православие же не видит здесь вопроса. Биология скорее подтверждает наше давнее убеждение: человек создан для бессмертия. Наши клетки действительно бессмертны. Сами по себе они способны бесконечно делиться и не умирать, если только во внешней среде нет к тому препятствий. Значит, наша жизнь ограничивается не нашей собственной природой, а теми условиями, в которых мы живем (в которые мы себя сбросили грехопадением). Поскольку же клетка, взятая для клонирования, и существо, выращенное из нее, все равно будут жить в нашем падшем мире, то дыхание "первородной" смертности, увы, все равно опалит ее. И не биологи, но лишь Тот, Кто один имеет бессмертие, может защитить нашу жизнь от смерти или вернуть нас к ней... Так что православной интерпретации первородного греха клонирование никак не противоречит. Скорее наоборот — дискуссии о клонировании важны для православной полемики с католичеством и августинизмом.

В частности, возможно обсуждение вопроса о том, через что же именно транслируется "первородный грех": происходит ли это "по инициативе" родителей, которые, зачиная ребенка, передают ему свою страстность, или же это происходит не через "технику зачатия", а потому, что он просто входит в наш больной мир. Во всяком случае, суждение Карфагенского собора 252 года ("Не возбранять Крещения младенцу, который, едва родившись, ни в чем не согрешил, кроме того, что, происшедши от плоти Адама, восприял заразу древней смерти чрез самое рождение") допускает двоякое толкование.

Есть и в православной традиции одна антропологическая гипотеза, которая при ее принятии требует отрицания у клонов души. Преподобный Анастасий Синаит говорит, что "тело образовывается из женского брения и крови, а душа передается от мужчины посредством семени" (Слово 3. Против монофелитов, 3) [10]. Это гипотеза традуционизма, согласно которой души детей содержатся в семени отца. Уже в семени Адама были души всех нас. Все мы были в Адаме, когда он грешил, и потому мы тоже совиновны в том грехе. Души всех людей были уже заключены в Адаме и с его семенем передаются во всё новые и новые тела.

  1. Свт. Иоанн Златоуст. Беседы о статуях, 1 // Творения: В 12 т. Т. 2. Кн. 1. СПб., 1896. С. 25. ^
  2. См.: Быт. 1.— Ред. ^
  3. Сент-Экзюпери А., де. Цитадель // Согласие. 1993, № 3. С. 210. ^
  4. См.: Быт. 3, 16.— Ред. ^
  5. Ср.: Быт. 3, 18.— Ред. ^
  6. Быт. 3, 19.— Ред. ^
  7. Прп. Марк Подвижник. Нравственно-подвижнические слова. [Сергиев Посад], 1911. С. 109 и 111. ^
  8. Тертуллиан. О целомудрии // Творения: В 4 ч. Ч. 2. СПб., 1849. С. 114. Для сравнения напомню, что восточнохристианский подвижник святой Пафнутий, напротив, «целомудрием называл соитие с законной женой» (Сократ Схоластик. Церковная история. 1, 11). ^
  9. См.: Августин // Православная энциклопедия. М., 2000. Т. 1. С. 103. ^
  10. Прп. Анастасий Синаит. Избранные творения. М., 2003. С. 154–155. ^

Часть 2

Вот как эта гипотеза выглядит у одного церковного автора ХХ века: "Если от Адама произошли все люди, то ясно, что все они как самосознающие личности, особи, еще до рождения находились в Адаме, находились не одной только душой, но и всем существом человека; отрицать это — значит отрицать происхождение всех от Адама и вводить таким образом новый творческий Божественный акт. Допускать же в самосознательном существе, Адаме, присутствие будущих самосознательных существ в их бессознательном состоянии значило бы признать происхождение сознательной личности из бессознательного, что, конечно, недопустимо, ибо из бессознательного не может образоваться личность... Здесь все личности — в одном и одна — во всех. Всеединство... Живущие в Адаме личности, как самосознающие особи, не могут сливаться с личностью праотца и, по простоте личностей, не могут быть в раздельности от нее. Вследствие этого все личности, сопребывая в праотце, при сознании себя каждой особью обладают всем содержанием самосознающего "я", кроме только самого "я"" [1].

Из этой гипотезы, конечно, с неизбежностью следует, что клоны, ведущие происхождение не от семени отца, а от его соматической клетки, не будут обладать душой. Но сама эта гипотеза не может считаться богословски безупречной. Ведь она входит в противоречие с традицией Вселенских Соборов, ясно отвергавшей идею "предсуществования души".

Константинопольский собор 543 года определил: "Кто говорит или думает, что души человеческие предсуществовали, что они были прежде умами и святыми силами, наслаждались полнотою божественнаго созерцания, а затем обратились к худшему и чрез это охладели в любви к Богу, отчего и называются душами, и в наказание посланы в тела, тот да будет анафема" [2]. Собор 553 года подтвердил: "Кто верит в баснословное предсуществование душ, которое влечет еще и к другому уродливому и нечестивому представлению, что все души в конце концов возвратятся в первобытное состояние, — да будет анафема" [3].

Больше богословской логики все же в той антропологической гипотезе, которая предполагает творение Богом каждой индивидуальной души в минуту человеческого зачатия. Душа человека, его личность творится Богом. Родители дают лишь тело. Поэтому вопрос для богослова здесь лишь в одном: пожелает ли Господь соединить с эмбрионом, полученным в результате клонирования, человеческую душу. Поскольку это вопрос о воле Бога — заранее ответа быть не может. И весьма дерзким является поступок некоего священника, отказавшегося крестить младенца, о котором родители сказали, что он был "зачат в пробирке" (иеромонах Анатолий [Берестов] с неодобрением рассказал об этом случае на Рождественских образовательных чтениях 1998 года). Думаю, что и относительно клонов Церковь будет настаивать на признании их людьми и будет крестить и причащать этих малышей.

Здесь срабатывает логика "от обратного". Ведь именно если Церковь скажет, что клоны — это не люди, то именно этим она по сути даст добро на клонирование. Ведь если клоны — нелюдь, то они находятся вне области нравственности и права. В таком случае это не более чем животные. И как Церковь не возражает против экстрагирования лекарств из органов животных или против пересадки свиной печени человеку, так не будет у нее оснований вмешиваться и в медицинские опыты, ведущие к смерти человекообразных клонированных обезьянок. И тогда вполне допустимо разведение клонов для последующего разъятия их "на запчасти" (клон — идеальный донор: у его органов и тканей будет полная совместимость с организмом "отца").

Этот вопрос, как это ни покажется странным, в принципе уже решен церковным Преданием. В "Требнике" митрополита Петра Могилы (XVII век) есть чинопоследование "О Крещении дивов и ин чуд родящихся". В нем предписывается: "Аще чудо или див некий от жены родитися приключит и аще образ человечий имети не будет, да не будет крещен. Аще же в том недоумение будет, да крестится под тоею кондициею: "Аще сей есть человек, крещается раб Божий имярек во имя Отца" и прочая".

В апокрифической литературе обращает на себя внимание готовность именовать людьми самые странные существа: "Люди Попадеси живут над морем-окияном, главы у них человечи, а руки и ноги как конские ноги, а ходят на всех четырех ногах. Люди, завоми Потомия, ходят на руках и ногах, брады у них долги, половина человека, другая конь. А у жен их власов на головах нет, а живут в воде. Много и иных всяких чудных как во Фритских и во Индейских, и в Сирских странах: у иных песьи главы, и иные без глав, а на грудях зубы, а на локтях очи, а иные о двух лицах, а иные о четырех очах, а иные по шести рог на главах носят, а все те люди на вселенную пошли от единаго человека, рекше Адама, и за умножение грехов тако ся учиниша" [4]. Над такого рода сообщениями сегодня принято улыбаться. Но нельзя не заметить, что доверчивость средневековых книжников сочеталось с полным отсутствием у них духа расизма. Себе подобных людей они готовы были признавать даже в самых странных "дивах".

Вообще для Церкви характерно настаивать на том, чтобы границы класса существ, именуемых людьми, раздвигались. Для светских воззрений бывает, напротив, характерно стремление к сужению пределов человеческого бытия (дети в утробе матери — не люди; коматозные больные — не люди; дети, рожденные без мозга, — не люди; дети, пораженные болезнью Дауна, — тоже...). Так что и в случае с клонированием не стоит идти против церковной традиции и отрицательно решать вопрос о том, люди ли будут сии "дивы" или нет.

Есть еще в церковной письменности предостережения от активизма, перекраивающего Богозданный мир. Нередко их используют как аргумент, поясняющий христианское неприятие клонирования. Но если уж честно использовать этот аргумент, то надо перестать в храмах возжигать свечи из парафина (этого вещества не было в "Богозданном мире" до появления человеческой химии), заправлять лампадки вазелином, носить синтетику, печь просфорки (они ведь не растут на церковном дворе) и вообще жить в мире культуры. Мир "ноосферы" (не в смысле оккультно-каббалистическом, а в смысле чисто культурологическом: ноосфера как мир, которого коснулась человеческая деятельность) есть неизбежная наша среда обитания. И здесь не так уж просто решить: чего мы можем коснуться нашей перестраивающей десницей, а чего — нет. Во всяком случае, запрета на изменение мира и даже человека быть не может (если только мы не хотим запретить медицину как таковую). Обсуждению подлежит лишь вопрос о целях и последствиях нашего вмешательства.

В заключение замечу, что азартный поиск чисто богословских аргументов против клонирования может дать неожиданные результаты. Как ни странно, клонирование — это осуществление одной из схем, которая присутствует в аскетической литературе. У некоторых святых отцов есть предположение о том, что до грехопадения человек был способен к неполовому размножению, к такому умножению своего рода, которое не было связано с половым удовольствием: "И хотя сказанного: плодитесь и размножайтесь [5], по-видимому, и нельзя выполнить иначе, как путем соития мужчины и женщины, однако можно сказать, что в бессмертных телах мог быть иной способ, чтобы дети рождались от одного действия благочестивой любви, помимо всякой врожденной похоти" (Августин. О книге Бытия, буквально. 3, 21) [6].

Другое дело, что сторонники клонирования поддерживают эту идею, конечно, не из сочувствия к аскетическим крайностям. Их мечта — не размножение без полового возбуждения, а сексуальные игры без осложнений беременностью и родами. Но это уже опять вопрос возможного социального использования клонирования, а не вопрос об отношении к клонированию как таковому.

Итак, клонирование безусловно является грехом, если оно совершается через микроаборт (когда берется уже оплодотворенная яйцеклетка и из нее изымается ее ядро, несущее уникальную информацию о никогда еще не бывшей жизни, а на место этого ядра вкладывается ядро, взятое из клетки донора). Но сейчас уже есть другие технологии клонирования — не из яйцеклетки, а из так называемых "стволовых клеток". В этом случае наша Церковь считает допустимым клонирование не целого человека, а отдельных органов и тканей ("клонирование изолированных клеток и тканей организма не является посягательством на достоинство личности и в ряде случаев оказывается полезным в биологической и медицинской практике", — говорят "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви", принятые на Соборе в августе 2000 года).

Что же касается попытки воспроизведения искусственным путем целого человека (точной копии кого-то из уже существующих людей или генетически видоизмененного), то церковный взгляд здесь таков: "Осуществленное учеными клонирование (получение генетических копий) животных ставит вопрос о допустимости и возможных последствиях клонирования человека. Реализация этой идеи, встречающей протест со стороны множества людей во всем мире, способна стать разрушительной для общества. Клонирование в еще большей степени, чем иные репродуктивные технологии, открывает возможность манипуляции с генетической составляющей личности и способствует ее дальнейшему обесцениванию. Человек не вправе претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них генетические прототипы, определяя их личностные характеристики по своему усмотрению. Замысел клонирования является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности. "Тиражирование" людей с заданными параметрами может представляться желательным лишь для приверженцев тоталитарных идеологий. Клонирование человека способно извратить естественные основы деторождения, кровного родства, материнства и отцовства. Ребенок может стать сестрой своей матери, братом отца или дочерью деда. Крайне опасными являются и психологические последствия клонирования. Человек, появившийся на свет в результате такой процедуры, может ощущать себя не самостоятельной личностью, а всего лишь "копией" кого-то из живущих или ранее живших людей. Необходимо также учитывать, что "побочными результатами" экспериментов с клонированием человека неизбежно стали бы многочисленные несостоявшиеся жизни и, вероятнее всего, рождение большого количества нежизнеспособного потомства".

Как видим, все аргументы, приведенные в социальной концепции нашей Церкви, не являются православно-богословскими, но скорее общерелигиозными или даже светскими. Это означает, что само по себе клонирование не есть грех в смысле нарушения какого-либо собственно церковного правила или верования. Это — грех перед человеком, а не перед Церковью. И, выступая против клонирования, Церковь защищает не свои "традиции" или "права", а просто человеческое достоинство, свободу и уникальность всех людей, независимо от их отношения к вере Церкви.

Этим текстом я хотел бы помочь церковным людям вести дискуссии по поводу клонирования, помочь в подборе тех аргументов, которые не были бы натянуты, которые не были бы криптокатолическими и которые были бы понятны нецерковным людям. Вновь повторю: мы против клонирования. Но против мы не потому, что мы защищаем свой катехизис, а потому, что мы просто люди, и мотивы нашего отторжения клонирования те же, что и у людей нецерковных. Какие-то аргументы окажутся у нас теми же, что и у людей неверующих. Какие-то окажутся в ходу не только у нас, но и у людей иных религиозных традиций. Но серьезных специфически христианских аргументов мне пока встречать не приходилось. Этого не надо стесняться. Напротив, это стоит подчеркнуть — ведь и так немало усилий прилагается нашими оппонентами для того, чтобы придать нам в глазах общественного мнения облик "луддитов", реакционеров, всегдашних врагов науки.

Поэтому и стоит пояснять: наша брань не против науки. Мы просто хотим, чтобы использование достижений науки было либо человечным, либо — никаким.

  1. Митр. Елевферий [Богоявленский]. Об искуплении // Письма митрополиту Антонию (Храповицкому) в связи с его сочинениями «Догмат искупления» и «Опыт христианского православного катихизиса». Париж, 1937. С. 41–42. ^
  2. Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений // Деяния Вселенских Соборов: В 4 т. Т. 3. СПб., 1996. С. 536. ^
  3. Цит. по: Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль. С. 60. ^
  4. Попов А. Н. Обзор хронографов русской редакции: В 2 вып. Вып. 2. М., 1866–1869. С. 98–99. ^
  5. Быт. 1, 22; 9, 7.— Ред. ^
  6. Августин, еп. Иппонский. Творения: В 11 ч. Ч. 7. Киев, 1912. С. 229. ^

Беседа о медицинской этике

Вот как эта гипотеза выглядит у одного церковного автора ХХ века: "Если от Адама произошли все люди, то ясно, что все они как самосознающие личности, особи, еще до рождения находились в Адаме, находились не одной только душой, но и всем существом человека; отрицать это — значит отрицать происхождение всех от Адама и вводить таким образом новый творческий Божественный акт. Допускать же в самосознательном существе, Адаме, присутствие будущих самосознательных существ в их бессознательном состоянии значило бы признать происхождение сознательной личности из бессознательного, что, конечно, недопустимо, ибо из бессознательного не может образоваться личность... Здесь все личности — в одном и одна — во всех. Всеединство... Живущие в Адаме личности, как самосознающие особи, не могут сливаться с личностью праотца и, по простоте личностей, не могут быть в раздельности от нее. Вследствие этого все личности, сопребывая в праотце, при сознании себя каждой особью обладают всем содержанием самосознающего "я", кроме только самого "я"" [1].

Из этой гипотезы, конечно, с неизбежностью следует, что клоны, ведущие происхождение не от семени отца, а от его соматической клетки, не будут обладать душой. Но сама эта гипотеза не может считаться богословски безупречной. Ведь она входит в противоречие с традицией Вселенских Соборов, ясно отвергавшей идею "предсуществования души".

Константинопольский собор 543 года определил: "Кто говорит или думает, что души человеческие предсуществовали, что они были прежде умами и святыми силами, наслаждались полнотою божественнаго созерцания, а затем обратились к худшему и чрез это охладели в любви к Богу, отчего и называются душами, и в наказание посланы в тела, тот да будет анафема" [2]. Собор 553 года подтвердил: "Кто верит в баснословное предсуществование душ, которое влечет еще и к другому уродливому и нечестивому представлению, что все души в конце концов возвратятся в первобытное состояние, — да будет анафема" [3].

Больше богословской логики все же в той антропологической гипотезе, которая предполагает творение Богом каждой индивидуальной души в минуту человеческого зачатия. Душа человека, его личность творится Богом. Родители дают лишь тело. Поэтому вопрос для богослова здесь лишь в одном: пожелает ли Господь соединить с эмбрионом, полученным в результате клонирования, человеческую душу. Поскольку это вопрос о воле Бога — заранее ответа быть не может. И весьма дерзким является поступок некоего священника, отказавшегося крестить младенца, о котором родители сказали, что он был "зачат в пробирке" (иеромонах Анатолий [Берестов] с неодобрением рассказал об этом случае на Рождественских образовательных чтениях 1998 года). Думаю, что и относительно клонов Церковь будет настаивать на признании их людьми и будет крестить и причащать этих малышей.

Здесь срабатывает логика "от обратного". Ведь именно если Церковь скажет, что клоны — это не люди, то именно этим она по сути даст добро на клонирование. Ведь если клоны — нелюдь, то они находятся вне области нравственности и права. В таком случае это не более чем животные. И как Церковь не возражает против экстрагирования лекарств из органов животных или против пересадки свиной печени человеку, так не будет у нее оснований вмешиваться и в медицинские опыты, ведущие к смерти человекообразных клонированных обезьянок. И тогда вполне допустимо разведение клонов для последующего разъятия их "на запчасти" (клон — идеальный донор: у его органов и тканей будет полная совместимость с организмом "отца").

Этот вопрос, как это ни покажется странным, в принципе уже решен церковным Преданием. В "Требнике" митрополита Петра Могилы (XVII век) есть чинопоследование "О Крещении дивов и ин чуд родящихся". В нем предписывается: "Аще чудо или див некий от жены родитися приключит и аще образ человечий имети не будет, да не будет крещен. Аще же в том недоумение будет, да крестится под тоею кондициею: "Аще сей есть человек, крещается раб Божий имярек во имя Отца" и прочая".

В апокрифической литературе обращает на себя внимание готовность именовать людьми самые странные существа: "Люди Попадеси живут над морем-окияном, главы у них человечи, а руки и ноги как конские ноги, а ходят на всех четырех ногах. Люди, завоми Потомия, ходят на руках и ногах, брады у них долги, половина человека, другая конь. А у жен их власов на головах нет, а живут в воде. Много и иных всяких чудных как во Фритских и во Индейских, и в Сирских странах: у иных песьи главы, и иные без глав, а на грудях зубы, а на локтях очи, а иные о двух лицах, а иные о четырех очах, а иные по шести рог на главах носят, а все те люди на вселенную пошли от единаго человека, рекше Адама, и за умножение грехов тако ся учиниша" [4]. Над такого рода сообщениями сегодня принято улыбаться. Но нельзя не заметить, что доверчивость средневековых книжников сочеталось с полным отсутствием у них духа расизма. Себе подобных людей они готовы были признавать даже в самых странных "дивах".

Вообще для Церкви характерно настаивать на том, чтобы границы класса существ, именуемых людьми, раздвигались. Для светских воззрений бывает, напротив, характерно стремление к сужению пределов человеческого бытия (дети в утробе матери — не люди; коматозные больные — не люди; дети, рожденные без мозга, — не люди; дети, пораженные болезнью Дауна, — тоже...). Так что и в случае с клонированием не стоит идти против церковной традиции и отрицательно решать вопрос о том, люди ли будут сии "дивы" или нет.

Есть еще в церковной письменности предостережения от активизма, перекраивающего Богозданный мир. Нередко их используют как аргумент, поясняющий христианское неприятие клонирования. Но если уж честно использовать этот аргумент, то надо перестать в храмах возжигать свечи из парафина (этого вещества не было в "Богозданном мире" до появления человеческой химии), заправлять лампадки вазелином, носить синтетику, печь просфорки (они ведь не растут на церковном дворе) и вообще жить в мире культуры. Мир "ноосферы" (не в смысле оккультно-каббалистическом, а в смысле чисто культурологическом: ноосфера как мир, которого коснулась человеческая деятельность) есть неизбежная наша среда обитания. И здесь не так уж просто решить: чего мы можем коснуться нашей перестраивающей десницей, а чего — нет. Во всяком случае, запрета на изменение мира и даже человека быть не может (если только мы не хотим запретить медицину как таковую). Обсуждению подлежит лишь вопрос о целях и последствиях нашего вмешательства.

В заключение замечу, что азартный поиск чисто богословских аргументов против клонирования может дать неожиданные результаты. Как ни странно, клонирование — это осуществление одной из схем, которая присутствует в аскетической литературе. У некоторых святых отцов есть предположение о том, что до грехопадения человек был способен к неполовому размножению, к такому умножению своего рода, которое не было связано с половым удовольствием: "И хотя сказанного: плодитесь и размножайтесь [5], по-видимому, и нельзя выполнить иначе, как путем соития мужчины и женщины, однако можно сказать, что в бессмертных телах мог быть иной способ, чтобы дети рождались от одного действия благочестивой любви, помимо всякой врожденной похоти" (Августин. О книге Бытия, буквально. 3, 21) [6].

Другое дело, что сторонники клонирования поддерживают эту идею, конечно, не из сочувствия к аскетическим крайностям. Их мечта — не размножение без полового возбуждения, а сексуальные игры без осложнений беременностью и родами. Но это уже опять вопрос возможного социального использования клонирования, а не вопрос об отношении к клонированию как таковому.

Итак, клонирование безусловно является грехом, если оно совершается через микроаборт (когда берется уже оплодотворенная яйцеклетка и из нее изымается ее ядро, несущее уникальную информацию о никогда еще не бывшей жизни, а на место этого ядра вкладывается ядро, взятое из клетки донора). Но сейчас уже есть другие технологии клонирования — не из яйцеклетки, а из так называемых "стволовых клеток". В этом случае наша Церковь считает допустимым клонирование не целого человека, а отдельных органов и тканей ("клонирование изолированных клеток и тканей организма не является посягательством на достоинство личности и в ряде случаев оказывается полезным в биологической и медицинской практике", — говорят "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви", принятые на Соборе в августе 2000 года).

Что же касается попытки воспроизведения искусственным путем целого человека (точной копии кого-то из уже существующих людей или генетически видоизмененного), то церковный взгляд здесь таков: "Осуществленное учеными клонирование (получение генетических копий) животных ставит вопрос о допустимости и возможных последствиях клонирования человека. Реализация этой идеи, встречающей протест со стороны множества людей во всем мире, способна стать разрушительной для общества. Клонирование в еще большей степени, чем иные репродуктивные технологии, открывает возможность манипуляции с генетической составляющей личности и способствует ее дальнейшему обесцениванию. Человек не вправе претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них генетические прототипы, определяя их личностные характеристики по своему усмотрению. Замысел клонирования является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности. "Тиражирование" людей с заданными параметрами может представляться желательным лишь для приверженцев тоталитарных идеологий. Клонирование человека способно извратить естественные основы деторождения, кровного родства, материнства и отцовства. Ребенок может стать сестрой своей матери, братом отца или дочерью деда. Крайне опасными являются и психологические последствия клонирования. Человек, появившийся на свет в результате такой процедуры, может ощущать себя не самостоятельной личностью, а всего лишь "копией" кого-то из живущих или ранее живших людей. Необходимо также учитывать, что "побочными результатами" экспериментов с клонированием человека неизбежно стали бы многочисленные несостоявшиеся жизни и, вероятнее всего, рождение большого количества нежизнеспособного потомства".

Как видим, все аргументы, приведенные в социальной концепции нашей Церкви, не являются православно-богословскими, но скорее общерелигиозными или даже светскими. Это означает, что само по себе клонирование не есть грех в смысле нарушения какого-либо собственно церковного правила или верования. Это — грех перед человеком, а не перед Церковью. И, выступая против клонирования, Церковь защищает не свои "традиции" или "права", а просто человеческое достоинство, свободу и уникальность всех людей, независимо от их отношения к вере Церкви.

Этим текстом я хотел бы помочь церковным людям вести дискуссии по поводу клонирования, помочь в подборе тех аргументов, которые не были бы натянуты, которые не были бы криптокатолическими и которые были бы понятны нецерковным людям. Вновь повторю: мы против клонирования. Но против мы не потому, что мы защищаем свой катехизис, а потому, что мы просто люди, и мотивы нашего отторжения клонирования те же, что и у людей нецерковных. Какие-то аргументы окажутся у нас теми же, что и у людей неверующих. Какие-то окажутся в ходу не только у нас, но и у людей иных религиозных традиций. Но серьезных специфически христианских аргументов мне пока встречать не приходилось. Этого не надо стесняться. Напротив, это стоит подчеркнуть — ведь и так немало усилий прилагается нашими оппонентами для того, чтобы придать нам в глазах общественного мнения облик "луддитов", реакционеров, всегдашних врагов науки.

Поэтому и стоит пояснять: наша брань не против науки. Мы просто хотим, чтобы использование достижений науки было либо человечным, либо — никаким.

  1. Митр. Елевферий [Богоявленский]. Об искуплении // Письма митрополиту Антонию (Храповицкому) в связи с его сочинениями «Догмат искупления» и «Опыт христианского православного катихизиса». Париж, 1937. С. 41–42. ^
  2. Слово императора Юстиниана, посланное к патриарху Мине против нечестивого Оригена и непотребных его мнений // Деяния Вселенских Соборов: В 4 т. Т. 3. СПб., 1996. С. 536. ^
  3. Цит. по: Свящ. Григорий Малеванский. Догматическая система Оригена // Труды Киевской Духовной Академии. 1870, июль. С. 60. ^
  4. Попов А. Н. Обзор хронографов русской редакции: В 2 вып. Вып. 2. М., 1866–1869. С. 98–99. ^
  5. Быт. 1, 22; 9, 7.— Ред. ^
  6. Августин, еп. Иппонский. Творения: В 11 ч. Ч. 7. Киев, 1912. С. 229. ^

Часть 1

Зачем нужна биоэтика? — Зачем врачу знания о религии? — Опиум для народа? — Аборт: чистка или убийство? — Эвтаназия — грех языческих королей. — СПИД — от Бога или диавола? — Гомеопатия

— Отец Андрей, многие студенты — будущие врачи — не считают серьезными те проблемы, которые затрагиваются в курсе биоэтики. А для чего, по-Вашему, следует изучать биоэтику, обращающую наше внимание на такие категории, как нравственность, совесть и так далее? Разве это важно в профессии врача?

— Если провести опрос на тему "У кого Вы предпочли бы лечиться: у хорошего специалиста-врача, но плохого по своим нравственным качествам человека, или же у врача, являющегося весьма средненьким специалистом, но при этом честным, отзывчивым человеком?", то, пожалуй, большинство людей выберет порядочного доктора, который своей совестью отвечает за то, что советует и делает. Уже поэтому, как мне кажется, преподавание этики необходимо. Вообще, одна из задач культуры — возвышать, воспитывать, тренировать те чувства, которые вроде бы инстинктивно заложены в человеке. Существующее от рождения чувство совести у нас такое хиленькое и, похоже, с каждым годом становится все хилее и хилее. Если совестливые чувства, нравственная интуиция почти атрофированы, то тем паче нужен некий "костыль", на который можно опереться, некая "шпаргалка", которой можно было бы воспользоваться. Я не советовал бы всегда и во всем полагаться на свою совесть. Скажем, я не завидую окружающим меня людям, в отношениях с которыми я буду полагаться только на свою совесть. Не завидую, потому что со своей совестью я всегда договорюсь, и она будет молчать, сидеть на задворках, что-то иногда выкрикивать, зализывая свои раны. Так что не надо сводить нравственную жизнь к шевелениям совести. У человека должна быть осознанная рациональная мотивация. Ведь вы же врачи, вы хотите быть разумными людьми, учеными. А для человека науки очень важно каждое свое действие проверять через разум. Поэтому надо уметь думать над вопросами этики, над вопросами религии...

— А зачем? Разве важно, к какой религиозной традиции принадлежит пациент, тем более врач? При чем здесь религия?

— Ну, хотя бы при том, что врач, в отличие от ветеринара, имеет дело с людьми. У животных нет убеждений, поэтому в ветеринарном деле важны только убеждения врача и не важны "взгляды" четвероногих пациентов. Но когда речь идет об отношениях врача и людей, то здесь убеждения человека очень важны, потому что от того, с каким настроением человек приемлет то или иное лечение, предписываемое ему, во многом зависит и успешность этого лечения.

Ведь у людей разных убеждений неоднаковое отношение к различным методам врачевания. Они по-разному прочерчивают границы допустимых вторжений в тело человека, а тем более в его психику. Для того чтобы здесь не наломать дров, чтобы не превратить своего пациента из союзника во врага, умный врач должен знать, кого он лечит. Знать не только пол и возраст пациента, не только те болезни, которые он перенес в детстве, не только те или иные аллергии, которые у больного есть. Врач должен знать еще и душу этого человека, знать, во что он верит, где для него проходит душевно-болевой порог. В современном мире для этого надо знать историю религий, а в России прежде всего — православную традицию.

Возьмем проблему врачебной тайны. Может быть такая правда, которая кого-то сломает, а кого-то, напротив, укрепит, заставит задуматься о прожитых годах. Я не могу сказать, приветствовал бы я или нет, если бы врач сказал неверующему человеку, что у него рак и что ему осталось жить полгода. Но я бы предпочел, чтобы меня в подобной ситуации предупредили заранее. Религиозный человек не боится смерти, он боится смерти внезапной — смерти, к которой не готов.

С точки зрения христианства, да и с точки зрения просто этики, наверное, нет такой области в жизни человека, которая должна быть лишена нравственного контроля. А если уж речь идет о такой деятельности человека, которая соприкасается с другими людьми, то здесь этика неустранима. Увы, современная светская врачебная этика зиждется на все еще советских началах, что человек — только кусок мяса... Но для того, чтобы не изобретать велосипед, надо осмотреться вокруг и подумать: а может быть, есть более развитые концепции, нежели та, которой удовлетворялись врачи советской эпохи?

— Получается, что в идеале врач должен подходить к любой проблеме с позиции христианина. А если врач неверующий?

— Если врач неверующий, то, во-первых, есть надежда, что это не навсегда. Во-вторых, дело даже не в том, станет ли он христианином или нет. Для меня как преподавателя университета очевидно, что нормальному человеку интересно узнать, какие еще подходы — кроме его собственного — бывают к той проблеме, с которой он работает. Неужели совсем не интересно узнать, что можно увидеть в моей специальности с христианской точки зрения? По-моему, даже ради этого интереса стоит познакомиться с религиозным опытом.

— Батюшка, а почем нынче опиум для народа?

— Это Вы цитируете Маркса или Остапа Бендера? Формула Маркса "Религия — опиум народа" совсем не ругательна. Просто ее надо отделить от ее же советской эксплуатации. Ленин, как всегда, все окомиссарил и сказал: "Религия — дурман для народа". Но у Маркса нет ни "дурмана", ни предлога "для". Это очень важно. Если "для народа" — значит, какая-то ненародная группа вырабатывает, а потом навязывает народу свой продукт. Но "опиум народа" — это скорее то, что вырабатывает сам народ.

Даже в советские времена, когда Маркса цитировали на каждом углу, мало кто помнил, что контекст статьи Маркса, где он говорит про "опиум народа", очень возвышен. "Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа" [1]. В следующем абзаце Маркс говорит о религии как о цветах, украшающих цепи, что сковывают трудящееся человечество. Итак — цветы, вздох, душа, опиум… Выстраивается довольно высокий образный ряд.

Следует помнить, что выражение "Религия — опиум народа" создано отнюдь не Марксом, еще раньше его употреблял один англиканский епископ. Дело в том, что в Европе XIX века опий — это не наркотик, а анестетик (обезболивающее средство). Поэтому и святитель Феофан Затворник мог интересоваться кокаином — и не грешить: "Меня все подбивают к допущению операции, а я упираюсь. Потому что страшная должна быть боль. Но се слышу, будто есть какие-то капли, которых если несколько пустить в глаз, то он теряет чувствительность. Вот я и встрепенулся — откуда храбрость взялась; сей час готов на операцию. Прошу скоре сказать: есть ли такие капли? Имя им: кокаин" [2].

Это звучание Марксовой формулы очень точно расслышал замечательный испанский писатель Мигель де Унамуно.

У него есть рассказ с таким сюжетом: служит в селе священник, человек пожилой, отзывчивый, добрый. Народ считает его просто святым. И вот однажды один прихожанин слышит от него страшное признание: "Я сам не обрел веру". Свое пребывание в Церкви он объясняет так: "Дело религии не в том, чтобы разрешать в этом мире экономические и политические тяжбы, которые Бог отдал людским распрям. Какого бы образа мыслей ни держались люди, как бы они ни поступали, главное — чтобы они утешались в том, что родились на свет, чтобы жили, насколько могут, с чувством довольства и в иллюзии, что во всем этом есть какая-то цель. Не мое дело подчинять бедных богатым либо проповедовать бедным, чтобы они подчинялись богатым. Смирение и милосердие — всем и для всех. Ведь богатому тоже нужно смириться и с богатством, и с жизнью, а бедному тоже нужно быть милосердным с богатым. Социальные вопросы? Оставь их в покое, нас они не касаются. Ну, образуется новое общество, в котором не будет ни богатых, ни бедных, в котором богатство будет распределено по справедливости и все будет принадлежать всем, — а что дальше? Тебе не кажется, что общее благоденствие лишь породит в усиленной степени отвращение к жизни? Я знаю, один из вождей социальной революции сказал, что религия — опиум для народа. Опиум, опиум... Опиум и есть. Так дадим же ему опиума" [3].

Что за всем этим стоит? Во всех культурах общественная функция религии — быть средством для очеловечивания человека. Ее задача — дать смысл существованию человека. И человека, и звезды, и травинки... Дать смысл приходу и уходу человека, рождению, боли, смерти. Потому что жизни может придать смысл только то, что придает смысл также и смерти. В отличие от животного человек живет в двойной реальности: для него открыта вселенная символов, значений. И человек так устроен, что он может вытерпеть любую боль, но только если он сможет ее оправдать. Вот это и есть психологическая задача религии — внести смысловое измерение во вселенную человека.

— На заре христианства аскетов, взявших на себя обет пустынного уединения и молчания, называли ферапевтами. Сегодня есть терапевты и множество других медицинских специальностей. Но кого избрать — ферапевта или терапевта, священника или врача?

— Врач-христианин, который сможет придать некий смысл страданиям больного человека, — сделает доброе дело. Он поможет больному. Любой врач согласится: болеть можно по-разному. Человек, который относится к своей болезни как к какому-то досадному приключению, он раздражается, с нетерпением ждет, считает дни, часы, когда все это кончится, чтобы сорваться с больничной койки, убежать, как из надоевшего купе, и вернуться к обычному образу жизни. Такой человек, скорее всего, будет дольше выздоравливать, чем тот человек, который внутренне спокоен, который в болезни видит не досадную паузу, а условие своего роста. Вот он быстрее исцелится.

Медицина это назовет "психотерапевтическим эффектом". Так что даже с нерелигиозной точки зрения есть смысл во взаимодействии медицины и религии. Терапевт должен быть ферапевтом.

— По моим наблюдениям, наиболее яростные сторонники абортов в большинстве своем — женщины. Почему так получается?

— Есть такой закон человеческой психологии, что человек не может убить человека. Ну не может он этого сделать! Поэтому любое убийство в реальной жизни должно предваряться убийством виртуальным — словесным. Нельзя убить человека, можно убить "черномазого", "жида", "фашиста", "масона", "коммуняку", "еретика", "мироеда", "мракобеса". Их можно убить — "мерзавца", "бандита"… Человека нельзя убить. И поэтому такая самка (женщиной назвать сторонницу абортов трудно) не называет ребенком того, кого она хочет убить. Потому что тогда, признав, сказав, что это "ребенок", она уже не сможет его убить. Поэтому она обзывает его плодом.

Напротив, когда женщина ждет ребеночка, на каком бы сроке она ни находилась, для нее это уже "малыш". Одни женщины понимают, что эмбрион — это уже самостоятельная жизнь. А другие считают, что это лишь опухоль в материнском организме, с которой можно поступить, как, скажем, с грязью под ногтями — взял и вычистил. И в этом для них нет никакого нравственного преступления.

Но вот, например, в Индии празднуют годовщину ребенка через три месяца после его рождения. Считают, что 9 месяцев в утробе матери — это не подготовка к жизни, а это уже жизнь.

С женщиной, сделавшей аборт, происходит очень много плохих вещей. Прежде всего, она грешит против себя самой, против своего организма, который настраивается на выполнение своего высшего призвания — родить новую жизнь, — а тут, как бы на взлете, идет удар молотом по всем системам. Это биологическая катастрофа.

Во-вторых, это огромная психологическая травма.

В-третьих, этот поступок бросает очень серьезную тень на отношения души с Богом.

Из Патриархии уже давно был сделан запрос на биологический факультет МГУ с просьбой сказать, что считается минутой начала новой жизни: выход младенчика из лона матери, перерезание пуповины, первый вздох, начало формирования нервной системы эмбриона, первое деление яйцеклетки или же просто оплодотворение? Нам ответили: с точки зрения науки началом новой жизни считается оплодотворение яйцеклетки. Здесь начинается самостоятельная жизнь, ибо возник уникальнейший, никогда не встречавшийся доселе набор хромосом. И это уже новая жизнь.

Так что и с точки зрения науки, и с точки зрения религии (любой религии) аборт — это убийство.

Дискуссия сторонников и противников абортов сводится к одному вопросу. Сторонники считают, что плод в утробе матери — часть ее организма, поэтому женщина вправе со своим организмом делать все, что хочет. Например, захотела короткие волосы — пошла и подстриглась, захотела ресницы нарастить — нарастила. Захотела матку свою почистить — пошла и почистила.

Противники аборта говорят, что зародыш — это уже больше, чем часть организма. Это уже самостоятельная жизнь. Да, он не может жить вне организма матери. Но ведь отдельно от матери и людей не может жить не только четырехмесячный зародыш, но и четырехмесячный новорожденный. Тем не менее убийство новорожденного младенца считается убийством самостоятельной жизни. А ликвидация этой же жизни на несколько месяцев раньше отчего-то считается нравственно безупречным поступком.

Самое страшное то, что большинство абортов делаются не по медицинским показаниям, а по социальным. Люди не хотят иметь ребенка. Почему? — "Мы не сможем прокормить его, достойно воспитать", — говорят они. Конечно, жить сегодня тяжело. Но предположим, что у меня четверо детей. После обвала рубля в 1998 году уровень моей зарплаты резко снизился. И вот я собираю своих детей и говорю: "Вы знаете, у нас проблема. Я стал получать намного меньше, чем раньше, и не смогу дать вам все, что собирался. Поэтому одно из двух: или мы все будем жить гораздо беднее, и тогда Ваня откажется от уроков тенниса, Маша — от уроков японского языка, а Петя перестанет ходить на уроки музыки. Или же мы сохраним прежний уровень жизни, но убьем младшую Танечку, тем более что она еще маленькая и ничего не поймет. На этом мы с вами сэкономим, и деньги, которые пошли бы на Танечку, пойдут на сохранение прежнего уровня жизни".

Дикость? Но почему же считается вполне нормальным сэкономить на жизни ребенка, находящегося в утробе матери? А какая разница между уже родившимся ребенком и еще не родившимся? Он уже чувствует. Японские врачи сняли фильм "Беззвучный крик", который у нас даже запрещают показывать в школах старшеклассникам. Японские медики ввели световод в матку беременной женщины, дали подсветку, а затем снимали, что испытывает малыш в утробе матери во время аборта. А он — кричит, когда щипцами откусывают ему ручки, ножки. Ведь из тела матери его вынимают по частям. Малыш чувствует все, что с ним делают: как травят табаком и наркотиками, алкоголем. Как убивают…

— Замолить этот грех можно?

— Может быть. Недавно я вспомнил слова одного преподавателя семинарии, когда в начале 80-х годов мы обсуждали с ним очередное убийство — то, что называлось "свинцовой мерзостью советской жизни". Он сказал: "На самом деле, я греховный человек, потому что порой радуюсь, когда слышу о коррупции, взяточничестве чиновников, воровстве. Если бы этого не было, правыми оказались бы коммунисты, утверждавшие, что можно на земле без Бога построить рай или воспитать нового человека. Тогда Христос был бы не нужен на Земле. А когда я вижу, что на самом деле люди страдают даже в самом "совершенном" обществе, значит, все же правы христиане, утверждающие, что без Бога ни до порога".

Моя позиция очень похожа. Я думаю, было бы очень странно, если бы Россия сейчас была счастливой, процветающей страной. Россия не может быть счастливой — страна, в которой на одного родившегося ребеночка приходится три вычищенных, занимающая первое место в мире по количеству абортов. Если бы мы, граждане страны, затопленной кровью неродившихся младенцев, жили богато и счастливо, тогда можно было бы сказать: "Боже, да есть ли Ты?".

— Говорят, что аборт — это плохо, но в то же время лучше, чем детдом, лучше, чем измученная болезнями душа ребенка...

— На самом деле, взрослый человек обычно предпочитает смерти любые условия жизни. Иногда готов сдаться в плен, столкнуться с тяжелейшими условиями существования, чтобы только сохранить жизнь... Поэтому лучше не решать за ребенка — жить ему или нет. Давайте дадим ему шанс.

А вообще, главный вопрос, который возникает при разговоре о биоэтике, — это вопрос о границах человеческой жизни. Так обсудим его! А для этого необходим учебный курс, который смог бы стать площадкой для подобного обсуждения. Студенчество — это замечательное время, когда еще есть право на ошибку. Когда вы станете врачами, то такого права у вас уже не будет. А сейчас мы еще можем "щенячиться".

Давайте ошибаться, давайте вместе думать, давайте выдвигать экстравагантные гипотезы! И пусть даже христианство будет для вас экстравагантной гипотезой. Давайте ее обсудим хотя бы в таком качестве, а потом, может, выяснится, что она не такая дикая, как казалась сначала.

— А как Церковь смотрит на проблему контрацепции? Это необходимость или все-таки зло?

— Церковь без всякого восторга смотрит на контрацепцию. Но в то же время в нашей социальной концепции очень взвешенный, осторожный подход. Церковь категорически против тех методов контрацепции, которые носят абортивный характер — то есть убивают уже зачатого ребеночка. Что касается контрацептивов предохраняющего действия, то здесь отношение более сложное — все зависит от мотива человека. Если они используются просто ради того, чтобы не брать на себя ответственность, чтобы обеспечить комфортность своей жизни, то это просто извращение самого смысла супружеского единения. А другое дело — когда, скажем, родители обеспокоены тем, что у них есть уже, например, четыре ребенка, и если еще один малыш появится, то они не смогут своим старшим детям дать надлежащую заботу, образование. И поэтому откладывают рождение своего будущего ребенка. И тем более — если контрацептивы используются по медицинским соображениям. В этом случае отношение Церкви более мягкое [4].

  1. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение // К. Маркс и Ф. Энгельс об атеизме, религии и церкви. М., 1986. С. 58. ^
  2. Свт. Феофан Затворник. Собрание писем. Из неопубликованного. М., 2001. С. 500. ^
  3. Мигель де Унамуно. Святой дон Мануэль Добрый, мученик // Избранное: В 2 т. Т. 2. Л., 1981. С. 116–117. ^
  4. «Религиозно-нравственной оценки требует также проблема контрацепции. Некоторые из противозачаточных средств фактически обладают абортивным действием, искусственно прерывая на самых ранних стадиях жизнь эмбриона, а посему к их употреблению применимы суждения, относящиеся к аборту. Другие же средства, которые не связаны с пресечением уже зачавшейся жизни, к аборту ни в какой степени приравнивать нельзя. Определяя отношение к неабортивным средствам контрацепции, христианским супругам следует помнить, что продолжение человеческого рода является одной из основных целей Богоустановленного брачного союза. Намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом. Вместе с тем супруги несут ответственность перед Богом за полноценное воспитание детей. Одним из путей реализации ответственного отношения к их рождению является воздержание от половых отношений на определенное время. Впрочем, необходимо памятовать слова апостола Павла, обращенные к христианским супругам: Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим (1 Кор. 7, 5). Очевидно, что решения в этой области супруги должны принимать по обоюдному согласию, прибегая к совету духовника. Последнему же надлежит с пастырской осмотрительностью принимать во внимание конкретные условия жизни супружеской пары, их возраст, здоровье, степень духовной зрелости и многие другие обстоятельства, различая тех, кто может вместить высокие требования воздержания, от тех, кому это не дано (Мф. 19, 11), и заботясь прежде всего о сохранении и укреплении семьи. Священный Синод Русской Православной Церкви в определении от 28 декабря 1998 года указал священникам, несущим духовническое служение, на “недопустимость принуждения или склонения пасомых, вопреки их воле, к... отказу от супружеской жизни в браке”, а также напомнил пастырям о необходимости “соблюдения особого целомудрия и особой пастырской осторожности при обсуждении с пасомыми вопросов, связанных с теми или иными аспектами их семейной жизни”» («Основы социальной концепции РПЦ»). ^

Часть 2

— Но в подобных обсуждениях всегда будут разногласия, причем и по основным принципам тоже. Возможно ли найти общий знаменатель?

— Главное расхождение между христианским и светским подходами к биоэтике — в ответе на вопрос о том, что такое человек. Телесный организм или нечто большее? Когда начинается существование человека: с минуты зачатия или с момента исхода из лона матери? Когда прекращается жизнь человека: с остановки функционирования мозга или же с того момента, когда надоело жить? Когда человек становится человеком и когда он перестает им быть?

Но в чем тут трудность: как только вы пришли к ясной формулировке того, что есть человек, вы подали заявку на создание концлагеря. Ведь с помощью этой вашей формулы вы теперь можете человекообразных существ разделить на два типа: одним вы разрешите считаться людьми, а другие, с вашей точки зрения, будут нелюдями; они окажутся вне этики, вне закона. Их тогда можно будет уничтожать... Я не понимаю, почему ребенок в состоянии от минуты родов плюс одна неделя — человек, а минус одна неделя — недочеловек...

Поэтому я и говорю, что такие предметы, как биоэтика, нужны — просто для того, чтобы мы научились смотреть на человека не только через прицел микроскопа.

С точки зрения христианства у человека кроме сердца, печени, селезенки и прочего есть еще и душа. И ей нужен повод к жизни, повод к росту. А размышления над нравственными проблемами и есть повод к тому, чтобы найти в себе ту самую душу и вывести ее из полуатрофированного состояния.

— Но почему врач должен думать о душе, когда это личное дело пациента? И вообще — душой занимаются "врачи в рясах", то есть священники. Это их прямая обязанность, но не врачей. Врач лечит тело…

— Мы уже потому должны думать о душе, что она — одно из условий исцеления тела. Через душу больного, как и через душу врача, можно ускорять или же тормозить процесс излечивания даже чисто физических болезней и травм.

Не стоит забывать, что помимо школ западной новоевропейской медицины существуют и другие школы, скажем, восточные, мода на которые в наши дни крайне велика. Они как раз исходят из того, что человек — это целостное существо и, значит, путь к его лечению лежит через душу.

Православие с этим согласно. Поэтому, прежде чем улетать на Дальний Восток в поисках лекарств и экзотических методик исцеления, давайте попробуем посмотреть, а что есть в нашей европейской христианской традиции.

— А что Вы думаете о суррогатном материнстве?

— Это традиционная для нашего постмодернистского времени попытка растворения человека в машинных технологиях, когда попирается сама суть великого таинства любви. Соглашаясь вынашивать ребенка по заказу, многие женщины даже не понимают, какая боль ожидает их впереди, боль от разрезания тех уз, которые устанавливаются за время беременности у матери с будущим, пусть и генетически ей чужим, ребенком. Эта боль подсознательно будет преследовать ее всю жизнь, и никакие деньги этого не компенсируют.

Недавно одна только что родившая женщина рассказала мне о той разительной смене чувств, которую она пережила в день родов. "Я никогда больше не соглашусь рожать!" — крикнула она поначалу. Но уже через несколько часов после родов воскликнула: "Хочу еще!". Бог (или, если хотите, природа) встроил в женский организм своего рода "наркотическую" фабрику: после родов она начинает работать и насыщать мать эндорфинами, рождающими радостно-эйфорическое настроение. И именно в этой радости зачинается материнское чувство. Кстати, та упомянутая мной роженица сказала, что первую девочку она рожала под наркозом: "Я просто уснула, а когда проснулась, дочка лежала рядом со мной". По ее признанию, ей затем понадобилось немалое время, чтобы ощутить эту малышку по-настоящему своей. Но после вторых родов — без наркоза и с болью — она сразу ощутила всю меру своей любовной жизненной соединенности с доченькой. Женщина, не прошедшая через роды, получит на руки своего младенца без боли, но и без радости. Пробудится ли в ней материнское чувство?

Есть здесь и другой риск. В ряде случаев эта репродуктивная технология будет использована "семьями", которые не могут иметь детей в принципе. Речь о гомосексуальных парах. Стоит задуматься над тем, надо ли малыша с самого начала его жизни погружать в такую среду, в которой он гарантированно будет лишен радости обычной любви, обычного материнства и отцовства.

— Эвтаназия — это самоубийство?

— Если человек скажет: "Убейте меня, потому что мне невмоготу, потому что мне жизнь не доставляет радости и наслаждения, и поэтому я не хочу жить", то он просто получит родовую травму. Ведь смерть — это новые роды, новое рождение. Родовая травма будет сказываться всю жизнь. На этот раз — вечную.

Вспомним слова Гэндальфа, сказанные им наместнику Гондора Дэнетору, решившему сжечь себя. "Ты не вправе назначить час своей кончины, наместник Гондора, — сурово напомнил волшебник. — Так поступали только языческие короли, над которыми безраздельно властвовали темные силы" [1].

Человек, добровольно собирающийся уйти из жизни, вряд ли делает это в радужном настроении. Но это именно уход, переход, а не исчезновение. Вполне умереть самоубийце не удастся. Состояние души, с которым человек переступает границу, состояние отчаяния и ужаса он заберет с собой в вечность. Господь сказал об этом переходе: В чем застану, в том и сужу [2].

Смерть от отчаяния — это путь к такому ужасу, о котором ничего не знают люди неверующие и трезвые. В пятом томе "Гарри Поттера" Дамблдор говорит, что худшее из всех заблуждений Темного Лорда — это мнение, будто нет ничего хуже смерти. И именно это неверие Дамблдор считает самым слабым местом своего врага…

Не считаете серьезным соглашаться с детской сказкой? Что ж — прислушайтесь тогда к великому Данте: "Я утверждаю, что из всех видов человеческого скотства самое глупое, самое подлое и самое вредное — верить, что после этой жизни не будет другой" [3].

Тело можно разрушить навсегда, а душу — нельзя. В полуразрушенном состоянии душа будет влачиться из вечности в вечность, и ни одна из них не будет ее радовать. Когда человек убегает от собственной боли, не видя смысла в продолжении жизни, то это означает власть сумрака в его душе. С религиозной точки зрения небезопасно помогать человеку переходить границу времени и вечности в такую погоду.

Церковь не отпевает самоубийц не потому, что желает им отомстить или наказать их. Своим отказом она просто предупреждает еще живых: "Это не выход!".

…У одного священника были добрые отношения с офицерами из близлежащей воинской части. Но однажды они в неурочно поздний час стучатся к нему в дом:

— Батюшка, беда! У нас Алешка застрелился! Надо отпеть его!

Священник решительно отклоняет эту просьбу:

— Не могу. Алексей стал самоубийцей, по нашим канонам отпевать его нельзя!

Следует понятная реакция офицеров:

— Да что же ты каноны и бумажки ставишь выше человека! Мы и не думали, что ты такой формалист! Ты отказался помочь нам в нашей беде! Мы и знать тебя теперь не знаем!

С той поры двери этой воинской части для священника оказываются закрыты… Проходит полгода. Священник служит в своем городском храме. И вдруг после службы подходит к нему тот офицер, что яростнее всего кричал на него в день смерти своего сослуживца, бухается на колени и говорит:

— Спасибо тебе, батюшка!

— Да за что же спасибо-то?

— Ты меня от смерти спас!

— Когда это мне такое довелось?

— Вчера!

— Да как я мог тебя вчера от смерти спасти, если я тебя полгода вообще в глаза не видел?

— Вот именно этим ты меня и спас!.. Просто вчера у меня такая хмарь на душе была. Я уж к пистолету потянулся, хотел точку поставить… А тут вспомнил, что Алешку-то ты отпевать за это не стал. И остановился. Лег спать, а наутро уже все прошло… Спасибо тебе!

И еще стоит помнить, что каждый из нас здесь живет не один и не только для себя. С нами связана жизнь других людей. Одна женщина сказала мне: "Вы знаете, отец Андрей, я сама была в подобной ситуации, у меня мать очень долго и страшно умирала, для нас это был очень тяжелый год. И слава Богу, что он у нас был. Я не знаю, что этот год дал моей матери, но нам он дал очень много". Бывает так, что страдания другого человека есть повод для проявления силы других. Поэтому нельзя решить проблему эвтаназии, только замыкаясь на том, что испытывает или не испытывает сам больной.

Что касается просьбы человека об уходе из жизни, я думаю, что позиция Церкви отрицательная, но с одной оговоркой. Представьте, что человек, который знает, что он не может жить без аппарата искусственной почки, узнаёт, что в больницу поступил ребенок с ожогами и его жизнь зависит от наличия этой самой "искусственной почки". А она одна на весь город… И тогда он просит: "Отключите этот аппарат от меня. Отдайте ребенку". В этом случае это будет не самоубийство, а самопожертвование, то есть — подвиг… Дело не в поступке, а в мотивации.

К тому же к самоубийству в Церкви есть более сложное отношение. В святцах описана не одна история о том, как некие девицы-христианки предпочли покончить с собой, но не быть оскверненными варварами. Теперь они почитаются как святые.

В "Церковной истории" начала IV века читаем: "Была в Антиохии некая святая и дивная по своей душевной добродетели женщина, известная своей красотой, богатством, родовитостью и доброй о себе славой. Двух своих дочерей воспитала она в правилах истинной веры; были они в расцвете юности и красоты. Злобные завистники всеми силами старались выследить, где они скрываются. Узнав, что они живут в другой стране, их хитростью вызвали в Антиохию, и они попались в ловушку, расставленную воинами. Мать, видя в безвыходном положении себя и детей, изобразила дочерям все те ужасы, какие готовят им люди; самой страшной и непереносимой была угроза непотребным домом. Она сказала дочерям, что ни они, ни она и краем уха не должны слышать об этом, сказала, что предать свою душу в рабство демонам страшнее всякой смерти и хуже всякой гибели, и предложила единственный выход — бегство к Господу. Дочери утвердились в этой мысли, пристойно окутались своими плащами, на полпути попросили у стражи разрешения отойти немного в сторону и бросились в реку, протекавшую рядом" (Евсевий. Церковная история, 8)

Речь идет о святых мученицах Домнине, Веронике и Просдокии. Память их праздновалась (по мартирологу блаженного Иеронима) 15 марта. "Помню я еще одну историю, которую полезно пересказать. Говорят, что гонитель Магнентин, имея преступные связи со многими язычницами, старался завести такие же с христианками. Но последние желали лучше умереть, чем продать свое целомудрие. Когда Магнентин прибыл в один город, ему понравилась жена одного советника при градоначальнике. Устрашенный муж ее сказал Магнентину: "Пошли, возьми ее". За нею присланы были солдаты, но она сказала им: "Погодите немного, пока я займусь обычными своими нарядами". Она пошла в спальню, взяла меч и пронзила им свое чрево. Слушайте и устыдитесь, девы, признающие себя невестами Христовыми и изменяющие Ему своими нечистыми вожделениями. Да дарует Господь каждому из нас хранить целомудрие" (Лавсаик, 131) [4].

В житиях святых повествуется о мученице Дросиде, которая сама вошла в печь (память 22 марта / 4 апреля). Мученица Пелагия бросилась со второго этажа, спасаясь от воинов, пришедших арестовать ее (память 8 / 21 октября).

Говоря о монахинях-самоубийцах, блаженный Августин восклицает: "Какое человеческое чувство откажется извинить тех, которые убивали себя, чтобы не потерпеть чего-либо в этом роде?" (О Граде Божием. 1, 17).

Самоубийство без осуждения описывается в одном библейском эпизоде: Никанору же указали на некоего Разиса из Иерусалимских старейшин как на друга граждан, имевшего весьма добрую славу и за свое доброжелательство прозванного отцом Иудеев. Он в предшествовавшие смутные времена стоял на стороне Иудейства и со всем усердием отдавал за Иудейство и тело и душу. Никанор, желая показать, какую он имеет ненависть против Иудеев, послал более пятисот воинов, чтобы схватить его, ибо думал, что, взяв его, причинит им несчастье. Когда же толпа хотела овладеть башнею и врывалась в ворота двора, и уже приказано было принести огня, чтобы зажечь ворота, тогда он, в неизбежной опасности быть захваченным, пронзил себя мечом, желая лучше доблестно умереть, нежели попасться в руки беззаконников и недостойно обесчестить свое благородство. Но как удар оказался от поспешности неверен, а толпы уже вторгались в двери, то он, отважно вбежав на стену, мужественно бросился с нее на толпу народа. Когда же стоявшие поспешно расступились, и осталось пустое пространство, то он упал в средину на чрево. Дыша еще и сгорая негодованием, несмотря на лившуюся ручьем кровь и тяжелые раны, встал и, пробежав сквозь толпу народа, остановился на одной крутой скале. Совершенно уже истекая кровью, он вырвал у себя внутренности и, взяв их обеими руками, бросил в толпу и, моля Господа жизни и духа опять дать ему жизнь и дыхание, кончил таким образом жизнь (2 Мак. 14, 37–46). Впрочем, блаженный Августин считал, что "дело Разиса можно назвать великим, но не добрым" [5]. Так же Августин высказался и о Клеомброте, который покончил с собой, прочитав диалог Платона о бессмертии души: "Поступок его был скорее великим, чем добрым" (О Граде Божием. 1, 22).

У самого Августина при обсуждении этой темы появляется чисто религиозный, "заэтический" мотив:

"Но, говорят, многие святые женщины, избегая во время гонения преследователей своего целомудрия, бросались в реку с тем, чтобы она унесла и потопила их; а хотя они умирали таким образом, их мученичество, однако же, весьма чтится Кафолическою Церковью. — Не осмеливаюсь судить об этом необдуманно. Повелевал ли Божественный авторитет какими-нибудь заслуживающими доверия свидетельствами, чтобы Церковь чтила подобным образом их память, — не знаю; может быть — и так. Что, если женщины эти поступили таким образом не по свойственной человеку ошибке, а в исполнение Божественного повеления, не заблуждаясь, а повинуясь, подобно тому как должны мы думать о Сампсоне? А когда повелевает Бог и не оставляет никаких недоразумений относительно того, что повелевает Он, — кто сочтет послушание преступлением? Кто обвинит благочестивую покорность? Но отсюда не следует, чтобы всякий, кто решился бы принести своего сына в жертву Богу, не совершил бы преступления потому, что похвально поступил подобным образом Авраам. Ибо и солдат, когда убивает человека, повинуясь поставленной над ним законной власти, не делается по законам своего государства повинным в человекоубийстве; напротив, если бы не сделал того, был бы повинен в ослушании и пренебрежении власти. Но если бы он сделал это самовольно, то совершил бы преступление. Итак, кто слышит, что убивать себя непозволительно, пусть убивает, коль скоро ему повелел Тот, приказаний Которого нельзя не исполнять; пусть смотрит только, действительно ли он имеет на это несомненно Божественное повелениe" (О Граде Божием. 1, 26).

Так что не укладывается христианство в ясные компьютерные инструкции. Да, мы знаем заповедь, знаем, что нужно жить по ней, но знаем и то, что иногда принципы любви и духовная нужда бывают выше заповедей.

И все же после описания ярких исключений из правила вновь напомню само правило: "Совершать приношение и литургию за самоубийцу не должно, а милостыня пусть будет, ибо она приносит пользу и неверному, как говорит Златоуст; притом и по удавлении Иуды сребреники были отданы на погребение странников. Пусть поставят животворный Крест на том месте, где он удавился" [6].

В вопросе же об эвтаназии мы различаем пассивную и активную эвтаназию. У христианина есть право на отказ от усилий по продлению своей жизни. Но нет права на усилие, ведущее к прекращению жизни.

В "Основах социальной концепции Русской Православной Церкви" об эвтаназии говорится так: "Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: "Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси" (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (см.: 1 Цар. 2, 6). В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти (Иов. 12, 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией: Не убивай (Исх. 20, 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. "Право на смерть" легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств. Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент".

Тем не менее есть в православном мире и более мягкая позиция — ее придерживается зарубежная Церковь: "Как христиане, мы естественно почитаем жизнь священным даром от Творца Господа и признаем, что только Он обладает властью ее прекратить. Вместе с тем мы не усматриваем Божией воли в том, чтобы с помощью современной медицинской техники искусственно поддерживать жизнь, когда совершенно очевидно, что без такого радикальнаго медицинскаго вмешательства жизнь человека не только не может продолжаться, но невозможно и выздоровление. Считаем целесообразным после сердечной молитвы, беседы с духовником и медицинским персоналом прекратить искусственное поддерживание жизни, предварительно напутствовав умирающего" [7].

И еще, разрешение эвтаназии — это верный способ окончательной деконструкции родственных связей и чувств. Если родственники неизлечимо больного человека будут знать о допустимости ускоренного исхода, то они будут подталкивать больного именно к такому выбору. И это будет корыстная просьба. Корысть родственников — это их стремление вернуться к нормальному режиму жизни, в центре которого не будет постель больного. Намеками, интонациями и даже прямыми уговорами родные будут подталкивать умирающего к тому, чтобы он скорее убрался из их жизни и жилплощади. Из поколения в поколение эвтаназия будет становиться привычнее. И в конце концов начнет стремиться к тому, чтобы отождествиться с пенсионной чертой.

  1. Толкиен Дж. Властелин колец. СПб., 2002. С. 804. «Это единственное место в трилогии, где Толкиен употребляет слово “языческий” (heathen), которое, в отличие от слова “pagan”, используется в англий¬ском языке только в христианском контексте... Сначала Толкиен считал это оговоркой, но позже изменил свое мнение. За словом “heathen” стоит сам автор-христианин, не удержавшийся от того, чтобы не высказаться устами своих героев» (Каменкович М., Каррик В. Комментарии // Толкиен Дж. Властелин колец. С. 1208). ^
  2. Ср.: Иез. 33, 13, 16.— Ред. ^
  3. Данте. Пир. 2, 8 // Данте. Малые произведения. М., 1968. С. 149. ^
  4. Палладий, еп. Еленопольский. Лавсаик, или Повествование о жизни святых и блаженных отцов. М., 1992. С. 180–181. ^
  5. Цит. по: Кутепов Н. Раскол донатистов. Казань, 1884. С. 271. ^
  6. Прп. Феодор Студит. Письмо 24. К Лаврентию сыну // Прп. Феодор Студит. Послания: В 2 кн. Кн. 2. М., 2003. С. 51. ^
  7. Пастырское совещание Восточно-Американской епархии в Лейкву¬де, Нью-Джерси, в октябре 1998 года // Русь Православная. 1999, № 1. Совещание прошло с участием первоиерарха Русской Православной Церк¬ви Заграницей митрополита Виталия. ^

Часть 3

— Есть ли официальная позиция Церкви в отношении крионики?

— Официальной позиции нет. Если замораживается тело уже умершего человека — это или медицинский эксперимент (что неплохо), или бизнес — что уже нехорошо. Если же замораживается тело больного, но еще не умершего человека, — это эвтаназия, и тут Церковь против "мягкого убийства".

Это — что касается оценки действий врачей. Что же касается пациента, то согласием на свою заморозку он расписывается в своем неверии в жизнь души вне тела, в жизнь после смерти, равно как и в неверии в воскресение мертвых. Конечно, если священник будет знать, что его приглашают отпевать человека, чье тело из храма последует в холодильник, ибо усопший надеялся не на жизнь будущего века со Христом, а на успехи науки, — такого человека священник отпевать не будет. Зачем напутствовать человека в вечность, если он именно туда и не хотел?

— Как Вы воспринимаете СПИД с духовных позиций: как Божию кару или диавольское изобретение?

— В "Журнале Московской Патриархии" за 85-й год обретается, наверное, первое упоминание об этой болезни в советской прессе. Речь шла о какой-то экуменической встрече на Западе, и среди прочего автор писал: "А еще участники встречи были проинформированы, что появилась некая новая болезнь, называемая ЭЙДС, которая поражает грешников". Автор этой статьи явно писал об этом с недоверием. Я также, когда впервые об этом услышал, пережил всплеск недоверия: ну, не может быть такой болезни, поражающей только гомосексуалистов, проституток и наркоманов! Это было бы слишком очевидным чудом! Когда оказалось, что это действительно так, то первая реакция была шоковая: наверное, это действительно некая Божия кара. Причем независимо от происхождения — даже если следовать версии, что болезнь эта не естественным путем возникла, а была создана в лаборатории. Но в христианстве любая болезнь, входящая в мою жизнь, — именно от Бога.

От Бога — значит, прежде всего, что не от диавола. Самая глупая и примитивная реакция — считать, будто боль, вошедшая в мою жизнь, — от диавола. От этого начинаются поиски: кто порчу навел, кто проклял. Начинаются витки ненависти: самооправдание, осуждение других, фатальная подозрительность. Духовенство этого никогда не приветствовало. Если пришло несчастье, то имей мужество сказать, что это Господь тебя ставит в такие условия, и ты должен через эту боль вырасти.

Причем не стоит говорить, что всякая болезнь есть именно наказание, посланное от Бога за грехи. Все сложнее в мире нашей веры.

Да, бывает, что болезнь оказывается следствием греха. Я не говорю о вульгарном смысле — скажем, следствием пьяной ночи оказался сифилис. Речь идет о чем-то более сокрытом и потому более серьезном. Как сказал английский писатель Клайв Льюис (обращенный в христианство проповедью Толкиена): "Бог шепчет нам голосом любви, говорит с нами в полный голос через голос совести и кричит нам через мегафон страданий". Бывает, что болезнь, боль приходят в жизнь человека потому, что он раньше причинял такую же боль другим людям.

Но все же это не "закон кармы". Следствие тут не есть копия причины. Любой грех, уж тем более грех устоявшийся, закоренелый, — это отпадение от Бога. А куда можно отпасть от Бога, Который есть Источник жизни, Источник смысла? — Это отпадение в мир умирания, в мир агонии. Болезнь — это и есть первая судорога агонии.

И все же нельзя считать, что любая болезнь — это наказание за грех и следствие греха. Церковное поучение (Синаксарь), традиционно произносимое в четвертое воскресенье после Пасхи (в "неделю о расслабленном") говорит: "Не убо же всякая болезнь от грех, но и от естественна недуга, и от объядения и неполезнства и иных многих находит".

В Киеве недавно митрополит Владимир так осаживал некоторых слишком "духовитых" священников: "В Киеве есть некоторые священнослужители, которые практикуют вычитку без всякого благословения на то правящего архиерея или епархиального духовника. Это серьезные вещи, играть с этим нельзя. Они усугубляют заблуждения нашего верующего, скорее даже неверующего народа, что всякая болезнь — это уже одержимость бесовская. К этому все приравнивается: удачи или неудачи, зачесалось левое ухо или правое, даже плохое или хорошее настроение — уже от диавола. Таким образом, происходит извращение церковного сознания. Да, действительно, бес — реальная сила, бес — разумная сила, темная сила, существующая реально и действующая в рамках попущения Господнего. Но бес — это еще не главное руководство всем церковным народом. И приписывать бесам такие широкие возможности, какие дают им иные священники, не стоит. Что бы ни случилось — все от беса, давай вычитку. Потому что это нравится людям, это доходно... Такое отношение недопустимо как для молодых, так и для пожилых священников. Недопустимо, потому что провоцирует народ и уводит в сторону заблуждения. Это уж воистину — наваждение бесовское. Вычитку нужно делать очень осторожно. Да, есть молитвы Василия Великого, есть молитвы в Требнике на изгнание нечистой силы, но, повторяю, приписывать все без разбора от начала до конца бесу — это очень зловредное заблуждение, которое распространяется, главным образом, среди молодого духовенства. Вот это и называется младостарчеством" [1].

Многое в нашу жизнь приходит не из нашего прошлого, а из нашего будущего. Господь может дать болезнь ради того, чтобы те люди, которые рядом с тобою, могли в опыте ухода за больным человеком, в опыте сострадания исцелить свои души. А может, Господь прикасается к боли для того, чтобы твоя душа изменилась в этом опыте. Чтобы ты потом, по ту сторону болезни, стал бы способен вместить в себя большее, нежели был способен вместить до болезни. Так что очень важно для христианина не поддаваться на провокацию увязывания чужих болезней с чужими грехами. Если я, заболев, скажу: "Да, Господи, я достойное по делам моим приемлю" [2], то это будет нормальная формула, нравственная. Но если я подойду к другому нездоровому человеку и скажу: "Ты болеешь. Значит, в твоей жизни были грехи и ты за них расплачиваешься", — то это будет пошлость. Здоровый не имеет права осуждать больного, какая бы у него ни была болезнь.

Христианство — это этика с двойным дном: я не имею права поступать с другими так, как я должен поступить по отношению к себе. По словам академика Аверинцева, христианство создало поистине виртуозную культуру усмотрения собственной виновности. Я должен прощать другим, но не имею права прощать себе. Не должен искать грехи у другого человека, даже если он оказался в несчастье, но если со мной случилось несчастье — о своих грехах должен задуматься.

Поэтому я не смог пройти мимо одной заметки в "Аргументах и фактах". В 1998 году архимандрит Сергий (Стуров) на страницах этого издания так объяснил, почему в декабре 1997 года совпали несколько катастроф: "И священнослужители, и верующие предупреждали телевидение, что показывать фильм "Последнее искушение Христа" нельзя, что Бог поругаем не бывает [3]. Увы, нашему голосу никто не внял, и мы видим, как после показа фильма на Россию обрушились страшные катастрофы на шахте под Новокузнецком, в Иркутске, в Нарьян-Маре" [4].

Звучит благочестиво. Архимандрит Сергий постарался выглядеть в глазах читателей глубоко верующим человеком. Но — в кого? В какого Бога верит он? В евангельского Бога любви и человеколюбия или в сумасбродного олимпийского божка? Не выглядит ли Господь в его изображении безумным садистом? НТВ действительно совершило кощунство, показав этот фильм. Но на каком основании можно полагать, будто за грех московских телеполитиков Бог карает новокузнецких шахтеров? Как связана с этим фильмом беременная женщина, сгоревшая в вертолете под Нарьян-Маром? Неужели Промысл не умеет действовать точно, воздавая конкретным виновникам зла, но слепо крушит все направо и налево, не разбирая лиц? Если Бог любовью Своею терпит непосредственных инициаторов греха, не посещая их ни болезнью, ни даже печалью, — то зачем же полагать, будто так решительно и страшно за их грех Он карает посторонних людей?

С точки зрения богословски-теоретической опасное это дело — так поспешно (и вдобавок с такой короткой исторической дистанции) оценивать пути Промысла. С точки зрения богословски-практической, прежде всего действительно необходимо признать, что нравственное достоинство человека определяется тем, насколько он готов находить смысл в своих собственных страданиях. Как говорил святитель Иоанн Златоуст, "тот, кто научился благодарить Бога за свои болезни, недалек от святости". О себе человек может думать словами больного из пастернаковского стихотворения "В больнице": "О Господи, как совершенны дела Твои, — думал больной... — Кончаясь в больничной постели, я чувствую рук Твоих жар...". Но отнюдь не благочестием, а просто нравственным идиотизмом было бы зайти к соседке и авторитетно объявить ей смысл ее бед: "Ты, Марья, потому вчера ногу сломала, что позавчера со мною в церкву не пошла!"...

А с точки зрения просто нравственной — нехорошо боль других людей использовать в качестве повода для того, чтобы продекларировать: "Ну, я же предупреждал! Вы поняли теперь, насколько я был прав?!" [5].

У Промысла свои тайны. Но это — тайны, а не секреты, и к ним не может быть быстродействующих отмычек.

— Между болезнью и человеческими возможностями существуют некие сокровенные отношения. Я имею в виду мудрость и болезнь, творчество и болезнь. Раскрытие творческих возможностей у болящего происходит благодаря или вопреки болезни?

— И то и другое может быть. Напомню слова Булата Окуджавы: "А душа — уж это точно, — ежели обожжена, справедливей, милосердней и праведней она". В христианской же традиции традиционный образ — это лен. Для того чтобы из жесткого льна получить мягкую, замечательную ткань, из которой можно шить распашоночку для малыша, этот лен надо долго мять. И Господь, бывает, долго мнет неудачами человеческую душу, чтобы она стала мягче.

— "Лучше нам умереть, чем к врагам Бога идти, какая польза тело исцелить, а душу губить…". Это высказывание Иоанна Златоуста можно применить по отношению к народным целителям?

— Можно, но не ко всем. Если этот целитель лечит травками, мануальной терапией, то ничего страшного в этом нет. А вот если на все это налагается какое-то религиозное осмысление типа "эта травка хороша, потому что была собрана, когда Луна была в третьей четверти" и "это произошло ровно в полночь, потому что духи слетелись к этой ромашке" — вот в таком случае это магия. Тогда к этому прибегать нельзя.

— Насколько неприемлемы с точки зрения Церкви нетрадиционные методы лечения — гомеопатия, иглоукалывание, гипноз?

— Я думаю, что во всех трех случаях нет безусловного неприятия.

Недавно в Москве после лекции одна женщина обратилась ко мне с вопросом: "Я врач-гомеопат и православная христианка. Скажите, можно гомеопатией заниматься или нет?". Я ответил, что гомеопатия — практика, в принципе, языческая, но если какое-то открытие сделали не христиане, это не означает, что оно само по себе является нехристианским. Например, гомеопатией пользовались святые Феофан Затворник [6], Иоанн Кронштадтский, Игнатий Брянчанинов [7]. Однако женщина говорит: "Я это знаю, но мне все равно неспокойно, потому что я не знаю, как я лечу".

Сложилась поразительная ситуация: она, врач-гомеопат, чувствует, что это нехорошо, а я, богослов, уговариваю ее, что этим, кажется, можно заниматься. Но проблема-то здесь действительно серьезнейшая: ни один гомеопат не в состоянии объяснить механизм гомеопатического метода лечения. Это напоминает собачек Павлова. Возможно, собачка осознаёт: "Если гавкнуть сюда и носом нажать эту кнопку, тебе дадут кусок мяса", но как эта кнопка связана с упавшим в миску мясом, она не знает.

Честно сказать, я всегда боюсь оказаться в положении собачек Павлова: когда мы что-то делаем, эффект происходит, но непонятно, откуда он пришел. Точно ли здесь присутствуют материальные механизмы взаимодействия или есть какая-то психотерапия, которая, возможно, граничит с каким-то духовным и религиозным взаимодействием (вполне вероятно, нехристианским)? Что за "черный ящик" там спрятан? Именно наличие этого "черного ящика" гомеопатии не позволяет сказать, что здесь все ясно и безопасно. Тем более сегодня видно, насколько легко гомеопатия интерпретируется в рамках модного оккультного жаргона, включающего все те же "энерго-информационные носители", "мыслеформы" и так далее. Да и сами гомеопаты слишком часто прибегают к оккультному истолкованию своих методов…

Ситуацию с иглорефлексотерапией я бы уподобил городу, захваченному варварами. Представьте, что какой-нибудь город захватили совершеннейшие варвары, не знающие, что такое электрический свет. А в этом городе работает автономная атомная станция, которая сто лет проработает без контроля. Свет кое-где есть, не все провода оборваны. И вот эти варвары со временем замечают, что если нажать вон ту кнопочку, то вот здесь зажигается лампочка. Они четко понимают, что какая-то связь здесь есть, но они не знают, как связаны кнопка и лампочка. И тогда они разрабатывают свою мифологию: "Дух этой двери влияет на дух Солнца, и если, плюнув через левое плечо и на правой ноге проскакав комнату по диагонали, поднести к окну связку жертвенных бананов, вот тогда можно нажать вот эту кнопочку — и бог Солнца пошлет свою частичку вот в тот светильник под потолком". В основе мифа могут лежать вполне реальные наблюдения, на которые наслоились объясняющие потуги мифологии. Мне кажется, с иглотерапией похожая вещь. Со временем, наверно, возникнут вполне материалистические объяснения связей между внешними покровами и внутренними органами (в конце концов, они развились из одной и той же изначальной клеточки эмбриона). Поэтому если врач использует иглотерапию без использования китайской философии, я думаю, что он не согрешает.

Во всяком случае, святитель Николай Японский не видел в акупунктуре ничего колдовского, хотя и относился к ней отрицательно: "Стефан Кондо несколько раз служил катехизатором и несколько раз оставлял службу, чтобы акупунктурой добывать себе хлеб. Искусство это — что-то вроде шарлатанства... Кондо хотел на хребте Церкви пробраться в новое, весьма многолюдное место шарлатанить своей акупунктурой" [8].

Относительно гипноза — опять все зависит от того, кто и с какой целью его использует. Одно дело — чисто медицинский гипноз, когда задача — избавить человека от какого-то навязчивого воспоминания о некоей травме… Но в целом у Церкви негативное отношение к любым ситуациям, когда ты входишь в состояние, которое ты сам не контролируешь. Надо быть чрезвычайно разборчивым, и уж тем более, когда тебя пробуют гипнотизировать люди типа Алана Чумака или Кашпировского, то уж здесь ни в коем случае открываться перед ними нельзя.

  1. Из выступления Предстоятеля УПЦ, Блаженнейшего Митрополита Владимира на собрании духовенства Киевской епархии // Кириллица. Киев, 2002, № 5 (29). ^
  2. См.: Лк. 23, 41.— Ред. ^
  3. См.: Гал. 6, 7.— Ред. ^
  4. Аргументы и факты. 1998, № 51. ^
  5. Есть еще и точка зрения церковно-политическая: давая такого рода интервью светской газете, надо было подумать над тем, как будет это заявление выглядеть с точки зрения ее нецерковных читателей. Так вот, «Аргументы и факты» сочли это заявление настолько бестактным, что с радостью поместили его на первую полосу. Антицерковный настрой этой газеты вполне сознательный. И тут они просто обрадовались тому, что священник «подставился», высказал мысль настолько странную, что и без комментариев можно было предоставить читателям «АиФ» самим судить о мере «бесчеловечности» Московской Патриархии... ^
  6. См.: Свт. Феофан Затворник. Собрание писем. Из неопубликованного. С. 519. ^
  7. См.: Жизнеописание епископа Игнатия (Брянчанинова). М., 2002. С. 447. ^
  8. Дневники святого Николая Японского. Хоккайдо, 1994. С. 273. Запись от 10 июля 1903 года. ^

В защиту компьютера

— Есть ли официальная позиция Церкви в отношении крионики?

— Официальной позиции нет. Если замораживается тело уже умершего человека — это или медицинский эксперимент (что неплохо), или бизнес — что уже нехорошо. Если же замораживается тело больного, но еще не умершего человека, — это эвтаназия, и тут Церковь против "мягкого убийства".

Это — что касается оценки действий врачей. Что же касается пациента, то согласием на свою заморозку он расписывается в своем неверии в жизнь души вне тела, в жизнь после смерти, равно как и в неверии в воскресение мертвых. Конечно, если священник будет знать, что его приглашают отпевать человека, чье тело из храма последует в холодильник, ибо усопший надеялся не на жизнь будущего века со Христом, а на успехи науки, — такого человека священник отпевать не будет. Зачем напутствовать человека в вечность, если он именно туда и не хотел?

— Как Вы воспринимаете СПИД с духовных позиций: как Божию кару или диавольское изобретение?

— В "Журнале Московской Патриархии" за 85-й год обретается, наверное, первое упоминание об этой болезни в советской прессе. Речь шла о какой-то экуменической встрече на Западе, и среди прочего автор писал: "А еще участники встречи были проинформированы, что появилась некая новая болезнь, называемая ЭЙДС, которая поражает грешников". Автор этой статьи явно писал об этом с недоверием. Я также, когда впервые об этом услышал, пережил всплеск недоверия: ну, не может быть такой болезни, поражающей только гомосексуалистов, проституток и наркоманов! Это было бы слишком очевидным чудом! Когда оказалось, что это действительно так, то первая реакция была шоковая: наверное, это действительно некая Божия кара. Причем независимо от происхождения — даже если следовать версии, что болезнь эта не естественным путем возникла, а была создана в лаборатории. Но в христианстве любая болезнь, входящая в мою жизнь, — именно от Бога.

От Бога — значит, прежде всего, что не от диавола. Самая глупая и примитивная реакция — считать, будто боль, вошедшая в мою жизнь, — от диавола. От этого начинаются поиски: кто порчу навел, кто проклял. Начинаются витки ненависти: самооправдание, осуждение других, фатальная подозрительность. Духовенство этого никогда не приветствовало. Если пришло несчастье, то имей мужество сказать, что это Господь тебя ставит в такие условия, и ты должен через эту боль вырасти.

Причем не стоит говорить, что всякая болезнь есть именно наказание, посланное от Бога за грехи. Все сложнее в мире нашей веры.

Да, бывает, что болезнь оказывается следствием греха. Я не говорю о вульгарном смысле — скажем, следствием пьяной ночи оказался сифилис. Речь идет о чем-то более сокрытом и потому более серьезном. Как сказал английский писатель Клайв Льюис (обращенный в христианство проповедью Толкиена): "Бог шепчет нам голосом любви, говорит с нами в полный голос через голос совести и кричит нам через мегафон страданий". Бывает, что болезнь, боль приходят в жизнь человека потому, что он раньше причинял такую же боль другим людям.

Но все же это не "закон кармы". Следствие тут не есть копия причины. Любой грех, уж тем более грех устоявшийся, закоренелый, — это отпадение от Бога. А куда можно отпасть от Бога, Который есть Источник жизни, Источник смысла? — Это отпадение в мир умирания, в мир агонии. Болезнь — это и есть первая судорога агонии.

И все же нельзя считать, что любая болезнь — это наказание за грех и следствие греха. Церковное поучение (Синаксарь), традиционно произносимое в четвертое воскресенье после Пасхи (в "неделю о расслабленном") говорит: "Не убо же всякая болезнь от грех, но и от естественна недуга, и от объядения и неполезнства и иных многих находит".

В Киеве недавно митрополит Владимир так осаживал некоторых слишком "духовитых" священников: "В Киеве есть некоторые священнослужители, которые практикуют вычитку без всякого благословения на то правящего архиерея или епархиального духовника. Это серьезные вещи, играть с этим нельзя. Они усугубляют заблуждения нашего верующего, скорее даже неверующего народа, что всякая болезнь — это уже одержимость бесовская. К этому все приравнивается: удачи или неудачи, зачесалось левое ухо или правое, даже плохое или хорошее настроение — уже от диавола. Таким образом, происходит извращение церковного сознания. Да, действительно, бес — реальная сила, бес — разумная сила, темная сила, существующая реально и действующая в рамках попущения Господнего. Но бес — это еще не главное руководство всем церковным народом. И приписывать бесам такие широкие возможности, какие дают им иные священники, не стоит. Что бы ни случилось — все от беса, давай вычитку. Потому что это нравится людям, это доходно... Такое отношение недопустимо как для молодых, так и для пожилых священников. Недопустимо, потому что провоцирует народ и уводит в сторону заблуждения. Это уж воистину — наваждение бесовское. Вычитку нужно делать очень осторожно. Да, есть молитвы Василия Великого, есть молитвы в Требнике на изгнание нечистой силы, но, повторяю, приписывать все без разбора от начала до конца бесу — это очень зловредное заблуждение, которое распространяется, главным образом, среди молодого духовенства. Вот это и называется младостарчеством" [1].

Многое в нашу жизнь приходит не из нашего прошлого, а из нашего будущего. Господь может дать болезнь ради того, чтобы те люди, которые рядом с тобою, могли в опыте ухода за больным человеком, в опыте сострадания исцелить свои души. А может, Господь прикасается к боли для того, чтобы твоя душа изменилась в этом опыте. Чтобы ты потом, по ту сторону болезни, стал бы способен вместить в себя большее, нежели был способен вместить до болезни. Так что очень важно для христианина не поддаваться на провокацию увязывания чужих болезней с чужими грехами. Если я, заболев, скажу: "Да, Господи, я достойное по делам моим приемлю" [2], то это будет нормальная формула, нравственная. Но если я подойду к другому нездоровому человеку и скажу: "Ты болеешь. Значит, в твоей жизни были грехи и ты за них расплачиваешься", — то это будет пошлость. Здоровый не имеет права осуждать больного, какая бы у него ни была болезнь.

Христианство — это этика с двойным дном: я не имею права поступать с другими так, как я должен поступить по отношению к себе. По словам академика Аверинцева, христианство создало поистине виртуозную культуру усмотрения собственной виновности. Я должен прощать другим, но не имею права прощать себе. Не должен искать грехи у другого человека, даже если он оказался в несчастье, но если со мной случилось несчастье — о своих грехах должен задуматься.

Поэтому я не смог пройти мимо одной заметки в "Аргументах и фактах". В 1998 году архимандрит Сергий (Стуров) на страницах этого издания так объяснил, почему в декабре 1997 года совпали несколько катастроф: "И священнослужители, и верующие предупреждали телевидение, что показывать фильм "Последнее искушение Христа" нельзя, что Бог поругаем не бывает [3]. Увы, нашему голосу никто не внял, и мы видим, как после показа фильма на Россию обрушились страшные катастрофы на шахте под Новокузнецком, в Иркутске, в Нарьян-Маре" [4].

Звучит благочестиво. Архимандрит Сергий постарался выглядеть в глазах читателей глубоко верующим человеком. Но — в кого? В какого Бога верит он? В евангельского Бога любви и человеколюбия или в сумасбродного олимпийского божка? Не выглядит ли Господь в его изображении безумным садистом? НТВ действительно совершило кощунство, показав этот фильм. Но на каком основании можно полагать, будто за грех московских телеполитиков Бог карает новокузнецких шахтеров? Как связана с этим фильмом беременная женщина, сгоревшая в вертолете под Нарьян-Маром? Неужели Промысл не умеет действовать точно, воздавая конкретным виновникам зла, но слепо крушит все направо и налево, не разбирая лиц? Если Бог любовью Своею терпит непосредственных инициаторов греха, не посещая их ни болезнью, ни даже печалью, — то зачем же полагать, будто так решительно и страшно за их грех Он карает посторонних людей?

С точки зрения богословски-теоретической опасное это дело — так поспешно (и вдобавок с такой короткой исторической дистанции) оценивать пути Промысла. С точки зрения богословски-практической, прежде всего действительно необходимо признать, что нравственное достоинство человека определяется тем, насколько он готов находить смысл в своих собственных страданиях. Как говорил святитель Иоанн Златоуст, "тот, кто научился благодарить Бога за свои болезни, недалек от святости". О себе человек может думать словами больного из пастернаковского стихотворения "В больнице": "О Господи, как совершенны дела Твои, — думал больной... — Кончаясь в больничной постели, я чувствую рук Твоих жар...". Но отнюдь не благочестием, а просто нравственным идиотизмом было бы зайти к соседке и авторитетно объявить ей смысл ее бед: "Ты, Марья, потому вчера ногу сломала, что позавчера со мною в церкву не пошла!"...

А с точки зрения просто нравственной — нехорошо боль других людей использовать в качестве повода для того, чтобы продекларировать: "Ну, я же предупреждал! Вы поняли теперь, насколько я был прав?!" [5].

У Промысла свои тайны. Но это — тайны, а не секреты, и к ним не может быть быстродействующих отмычек.

— Между болезнью и человеческими возможностями существуют некие сокровенные отношения. Я имею в виду мудрость и болезнь, творчество и болезнь. Раскрытие творческих возможностей у болящего происходит благодаря или вопреки болезни?

— И то и другое может быть. Напомню слова Булата Окуджавы: "А душа — уж это точно, — ежели обожжена, справедливей, милосердней и праведней она". В христианской же традиции традиционный образ — это лен. Для того чтобы из жесткого льна получить мягкую, замечательную ткань, из которой можно шить распашоночку для малыша, этот лен надо долго мять. И Господь, бывает, долго мнет неудачами человеческую душу, чтобы она стала мягче.

— "Лучше нам умереть, чем к врагам Бога идти, какая польза тело исцелить, а душу губить…". Это высказывание Иоанна Златоуста можно применить по отношению к народным целителям?

— Можно, но не ко всем. Если этот целитель лечит травками, мануальной терапией, то ничего страшного в этом нет. А вот если на все это налагается какое-то религиозное осмысление типа "эта травка хороша, потому что была собрана, когда Луна была в третьей четверти" и "это произошло ровно в полночь, потому что духи слетелись к этой ромашке" — вот в таком случае это магия. Тогда к этому прибегать нельзя.

— Насколько неприемлемы с точки зрения Церкви нетрадиционные методы лечения — гомеопатия, иглоукалывание, гипноз?

— Я думаю, что во всех трех случаях нет безусловного неприятия.

Недавно в Москве после лекции одна женщина обратилась ко мне с вопросом: "Я врач-гомеопат и православная христианка. Скажите, можно гомеопатией заниматься или нет?". Я ответил, что гомеопатия — практика, в принципе, языческая, но если какое-то открытие сделали не христиане, это не означает, что оно само по себе является нехристианским. Например, гомеопатией пользовались святые Феофан Затворник [6], Иоанн Кронштадтский, Игнатий Брянчанинов [7]. Однако женщина говорит: "Я это знаю, но мне все равно неспокойно, потому что я не знаю, как я лечу".

Сложилась поразительная ситуация: она, врач-гомеопат, чувствует, что это нехорошо, а я, богослов, уговариваю ее, что этим, кажется, можно заниматься. Но проблема-то здесь действительно серьезнейшая: ни один гомеопат не в состоянии объяснить механизм гомеопатического метода лечения. Это напоминает собачек Павлова. Возможно, собачка осознаёт: "Если гавкнуть сюда и носом нажать эту кнопку, тебе дадут кусок мяса", но как эта кнопка связана с упавшим в миску мясом, она не знает.

Честно сказать, я всегда боюсь оказаться в положении собачек Павлова: когда мы что-то делаем, эффект происходит, но непонятно, откуда он пришел. Точно ли здесь присутствуют материальные механизмы взаимодействия или есть какая-то психотерапия, которая, возможно, граничит с каким-то духовным и религиозным взаимодействием (вполне вероятно, нехристианским)? Что за "черный ящик" там спрятан? Именно наличие этого "черного ящика" гомеопатии не позволяет сказать, что здесь все ясно и безопасно. Тем более сегодня видно, насколько легко гомеопатия интерпретируется в рамках модного оккультного жаргона, включающего все те же "энерго-информационные носители", "мыслеформы" и так далее. Да и сами гомеопаты слишком часто прибегают к оккультному истолкованию своих методов…

Ситуацию с иглорефлексотерапией я бы уподобил городу, захваченному варварами. Представьте, что какой-нибудь город захватили совершеннейшие варвары, не знающие, что такое электрический свет. А в этом городе работает автономная атомная станция, которая сто лет проработает без контроля. Свет кое-где есть, не все провода оборваны. И вот эти варвары со временем замечают, что если нажать вон ту кнопочку, то вот здесь зажигается лампочка. Они четко понимают, что какая-то связь здесь есть, но они не знают, как связаны кнопка и лампочка. И тогда они разрабатывают свою мифологию: "Дух этой двери влияет на дух Солнца, и если, плюнув через левое плечо и на правой ноге проскакав комнату по диагонали, поднести к окну связку жертвенных бананов, вот тогда можно нажать вот эту кнопочку — и бог Солнца пошлет свою частичку вот в тот светильник под потолком". В основе мифа могут лежать вполне реальные наблюдения, на которые наслоились объясняющие потуги мифологии. Мне кажется, с иглотерапией похожая вещь. Со временем, наверно, возникнут вполне материалистические объяснения связей между внешними покровами и внутренними органами (в конце концов, они развились из одной и той же изначальной клеточки эмбриона). Поэтому если врач использует иглотерапию без использования китайской философии, я думаю, что он не согрешает.

Во всяком случае, святитель Николай Японский не видел в акупунктуре ничего колдовского, хотя и относился к ней отрицательно: "Стефан Кондо несколько раз служил катехизатором и несколько раз оставлял службу, чтобы акупунктурой добывать себе хлеб. Искусство это — что-то вроде шарлатанства... Кондо хотел на хребте Церкви пробраться в новое, весьма многолюдное место шарлатанить своей акупунктурой" [8].

Относительно гипноза — опять все зависит от того, кто и с какой целью его использует. Одно дело — чисто медицинский гипноз, когда задача — избавить человека от какого-то навязчивого воспоминания о некоей травме… Но в целом у Церкви негативное отношение к любым ситуациям, когда ты входишь в состояние, которое ты сам не контролируешь. Надо быть чрезвычайно разборчивым, и уж тем более, когда тебя пробуют гипнотизировать люди типа Алана Чумака или Кашпировского, то уж здесь ни в коем случае открываться перед ними нельзя.

  1. Из выступления Предстоятеля УПЦ, Блаженнейшего Митрополита Владимира на собрании духовенства Киевской епархии // Кириллица. Киев, 2002, № 5 (29). ^
  2. См.: Лк. 23, 41.— Ред. ^
  3. См.: Гал. 6, 7.— Ред. ^
  4. Аргументы и факты. 1998, № 51. ^
  5. Есть еще и точка зрения церковно-политическая: давая такого рода интервью светской газете, надо было подумать над тем, как будет это заявление выглядеть с точки зрения ее нецерковных читателей. Так вот, «Аргументы и факты» сочли это заявление настолько бестактным, что с радостью поместили его на первую полосу. Антицерковный настрой этой газеты вполне сознательный. И тут они просто обрадовались тому, что священник «подставился», высказал мысль настолько странную, что и без комментариев можно было предоставить читателям «АиФ» самим судить о мере «бесчеловечности» Московской Патриархии... ^
  6. См.: Свт. Феофан Затворник. Собрание писем. Из неопубликованного. С. 519. ^
  7. См.: Жизнеописание епископа Игнатия (Брянчанинова). М., 2002. С. 447. ^
  8. Дневники святого Николая Японского. Хоккайдо, 1994. С. 273. Запись от 10 июля 1903 года. ^

Часть 1

Понятно настороженное отношение православных христиан к компьютерным играм. Незнакомое всегда требует осмотрительности. "Мы росли без этих игр, так может, лучше и наших детей уберечь от этого нового непонятного влияния?".

Ну, а если попробовать не пугаться неведомого, а спокойно присмотреться к нему и попытаться найти ему доброе применение? Самая опасная "сцепка" из компьютерного мира: компьютер — компьютерные игры — дети… Не крадут ли компьютеры наших детей? Дети уже и говорят на непонятном для нас языке (чаты — сайты — чипы)... Возвращать их в реальный мир приходится чуть ли не силком. Может, защитить их от странного и, скорее всего, вредного влияния?

Но подождите. А разве впервые дети уходят в свои миры, непохожие на наш? Разве тот, кто в детстве зачитывался Жюлем Верном, Дюма и Конаном Дойлем, не уходил в миры, созданные этими писателями? И что же — неужто в итоге вырастал неспособным к слышанию евангельских слов? Не торопитесь осуждать: авантюрные романы и детективы только что перечисленных авторов Государь Николай Александрович в заточении читал своим детям…

А те дети, что превращали соседнюю рощу в свое тайное и сказочное место, — разве они не жили в своей "виртуальной реальности"? Разве любая детская игра не есть уже тем самым "придумка"? И легко ли отвлечь ребенка от игры?

Но если мальчишки все равно играют в войну, так может, будет лучше, если малец будет целиться из палки или из игрушечного автомата не в своего живого сверстника, а в "виртуальную" мишень?

Сколько говорилось о необходимости избавить детей от "влияния улицы". Компьютер это и делает. Мне этого немного даже жаль. Мне жаль, что уже который год весной я не вижу мальчишек, пускающих кораблики по ручьям. А зимой не видно снежных крепостей и их "взятий". И даже снежные бабы стали редкостью во дворах. Компьютеры и игровые видеоприставки увели детей с улиц. Они вернули детей в наши дома. Но разве вина детей или компьютеров, что дома детям становится скучно без электроники? Если мы скучны самим себе, если мы не можем быть детям интереснее цветных пятен на экране — это наша вина, а не вина техники или "западной цивилизации".

Да, компьютер увлекает и отвлекает. Интернетовские знакомства, игры, поиск информации — интересной, но далеко не всегда нужной… Однако разве это повод для того, чтобы анафематствовать компьютеры и держать своего ребенка подальше от их мира? Увлечься сверх меры можно чем угодно. И тут важно определить: а какова, собственно, сама мера?

Порицатели компьютера и компьютерных игр, кажется, исходят из убеждения, что человек призван к непрерывному пребыванию в молитве, а потому любое действие (которое занимает человека чем-либо иным) отвлекает его от молитвы и, следовательно, является антихристианским.

Верно — схимник, который отложил бы четки и начал искать новости в Интернете, был бы странен. Но разве все христиане схимники? И разве схимнический подвиг — единственный образ служения Богу и людям? И разве помимо компьютера нас ничто не отвлекает от молитвенной сосредоточенности? А если наша жизнь и жизнь наших детей не вся наполнена молитвой, надо ли немедленно призывать к тому, чтобы этот "немолитвенный" остаток сократился, исчез и был "покрыт" приумноженным молитвенным правилом?

Мне представляется, что книжные призывы к непрестанной молитве сегодня гораздо опаснее, чем любые компьютерные игры. Дело в том, что если православный человек всерьез воспримет такой призыв (напечатанный в благочестивой книге или произнесенный приходским проповедником) и встанет на путь непрерывной молитвы, то он весьма и весьма рискует. Прежде чем христианин очистит себя от страстей и увидит нетварный свет, он, скорее всего, приобретет букет болезней психических и духовных, впадет в глубочайшую прелесть. Ибо при отсутствии опытного духовника, который сам не один год практикует "умную молитву", без постоянного советования и направления человек, решившийся освоить высший образ молитвы по книгам, окажется почти что беззащитным перед лицом прелестных наваждений. А много ли у нас сегодня духовников, могущих вести людей по высшему и прямому пути? [1]

Поэтому вполне трезвы общецерковные требования благочестия. Читай ежедневные утренние и вечерние молитвы по молитвослову. Каждое дело начинай с обращения к Богу за благословением и помощью. Почаще бывай в храме. Если есть силы, время и усердие — читай также по евангельской главке в день, по кафизме и по канону… Но все, что сверх обычного правила, — лишь по особому благословению духовника.

Итак, в жизни человека есть место и иным занятиям, прямо не совмещенным с молитвой. Есть место и для игры, и для общения, и для переписки, и для потребления новой информации (в том числе и нецерковной). Если человек занят чем-то таким, что не связано прямо с молитвой, нельзя сразу расценивать это как грех. Человек может играть, гулять, беседовать с друзьями на светские темы — и это не будет грехом.

Игра — это необходимая и неизбежная часть жизни практически любого человека, отнюдь не только ребенка. Игра — это умение быть иным. Это растождествление человека с той социальной ролью, к которой он "прикипел" и в которой его привыкли видеть окружающие.

Бывают игры, в которых человек оказывается более человечен, чем в своем официальном мундире. Человек понимает свою несводимость к своему привычному общественному положению. В этом смысле игра — это слабая светская тень покаяния. Ибо покаяние — это жажда быть другим…

С точки зрения философов-антропологов и психологов, игра — это такое действие человека, которое не направлено к извлечению выгоды. В игре не ставятся цели, выходящие за рамки происходящего. Она замкнута в себе. И в этом смысле бескорыстна [2]. Поэтому не следует всякий раз настораживаться, услышав слово "игра". Просто всему должно быть свое место: делу — время, потехе — час. Или, строже, — словами святителя Феофана Затворника: "Дело одно, остальное — приделок" [3]. И конечно, тут самое место вспомнить слова блаженного Августина, полагавшего, что все беды человечества происходят из-за нарушения подлинной иерархии, когда мы пользуемся тем, чем надлежит наслаждаться, а наслаждаемся тем, чем надлежит лишь пользоваться (De diversis quaestionibus, 30) [4].

Но если и мир взрослых не лишен игровых моментов, то тем более к жизни ребенка нельзя подходить с требованиями, предъявляемыми к житию схимника.

Если мы будем говорить детям, что компьютер их враг, то в итоге они будут прятаться в мир компьютера от нас. Так может, просто надо контролировать содержимое этого "ящика", качество тех игр, что хранятся в нем?

Я знаю православные семьи, которые покупают видеомагнитофоны и телевизоры [5], но не подключают их к общим телеантеннам. Такой телевизор не показывает то, что вещают из Останкино, но на нем можно показывать детям видеофильмы, покупаемые родителями. Православная видеотека в таких домах состоит не только из церковных фильмов. В ней есть советские мультяшки и — опять же советская — киноклассика: "наше старое доброе кино". Ребенок не может жить без сказки, без "мульти-пульти". Нынешние американские мультфильмы чудовищны. Многие из этих сериалов насквозь пронизаны оккультно-языческими идеями и "чудесами" ("Приди ко мне, дух огня!", "Сила моя, не оставь меня!"). А видеомагнитофон дает семье определенную меру независимости от государственного телевидения. Как магнитофон давал возможность слушать не только ту музыку и не только те песни, которыми советские радиостанции вдохновляли советский народ на строительство коммунизма, но и "очеловечивающие" песни Окуджавы, Высоцкого, Галича, Никитиных, Городницкого, — так и видеомагнитофон может стать пособием к созданию в доме климата, отличного от того, который царит в стране в целом.

Без игры ребенок расти не может. Он познаёт себя и мир в игре. Надо просто правильно подбирать игры. Если они учат безжалостности и насилию — то их следует избегать. Если же они развивают смекалку, реакцию, учат предвидеть отдаленные последствия своих шагов — то пусть такие игры придут к детям. И не надо ссылаться на то, что на компьютерном рынке преобладают игры с насилием. Какое нам дело до того, что там преобладает? На книжном рынке тоже большая часть изданий бездумна и бесчеловечна. Но это же не повод для того, чтобы закрыть все библиотеки и сжечь наши, церковные, книги. Также и на компьютерном рынке. Он разнообразен. И умные и добрые игры — пусть и в ограниченном количестве — подобрать на нем можно.

Если мы запретим православным детям компьютерные игры — мы потеряем Россию. Да, именно такова цена нашего брюзжания по поводу компьютерной цивилизации.

Если ребенок с детства не приучен к работе с компьютером, он так и будет держаться от компьютерного мира на почтительном расстоянии и никогда вполне не овладеет всеми возможностями компьютерной цивилизации. А ведь цивилизация будет именно такой — компьютерной — в наступающем веке. Дети из православных семей, которым не покупали компьютеры и прочую бытовую электронику, вырастут компьютерно безграмотными. Они будут значительно уступать своим сверстникам в возможности адаптироваться к университетским системам. Затем они будут значительно проигрывать своим светским ровесникам при поиске работы. Без знания компьютера наши дети будут обречены на роль чернорабочих. Мы что — действительно хотим, чтобы наши дети были просто шабес-гоями [6], прислугой? Ведь без знания компьютера путь в элиты XXI века будет закрыт. Из элит мы уйдем — и поделом нам, потому что луддитам там не место. Убегая от одного искушения, причем, скорее, предполагаемого, гипотетического, мы можем ввергнуть себя в пропасть совершенно реальную.

Люди, боящиеся компьютеров и при этом переводящие духовный смысл Священного Писания на язык компьютерных технологий (мол, электронная кредитная карточка или паспорт и есть "печать антихриста"), выносят приговор России: она, по их мнению, никогда уже не станет православной. Они вещают: "Пора расстаться с надеждами сохранить верность Христу и при этом выжить в крупных городах. Человек вскоре окажется на распутье трех дорог: ИНН, гибель от отсутствия средств к существованию и исход в отдаленные земли" [7]. По сути, это призыв к православным стать маргиналами, стать изгоями, которые никак не смогут влиять на судьбы страны. Не о том ли мечтают и радикальные "демократы"?! Эй, г-н Сенин, издающий "Русский вестник", не забыли ли Вы Вашу совесть по месту прежней работы — в ЦК КПСС? Как смеете Вы, живя в Москве, приняв ИНН для своего издания (и полагаю, и для себя лично), других людей выгонять из их жилищ и обрекать их на страдания?! "Русский вестник", сладострастно повторяющий лжепророчества лжестарицы "Пелагии Рязанской" о гибели величайших русских городов [8], — не стал ли уже антирусским?!

Действительно ли православные ревнители желают, чтобы Россия в следующем столетии управлялась без всякого участия православных людей? Они всерьез желают, чтобы наука, бизнес, журналистика, культура, политика обошлись без православных? Но если именно их мнение возобладает в Церкви, то по какому же праву горстка необразованных и озлобленных маргиналов будет тогда твердить, что "Россия была, есть и будет православной"? [9] Напротив — ради своего выживания Россия должна будет просто зашвырнуть их куда подальше.

Уже несколько столетий мы живем в мире соревнующихся технологий. Позиция хулителей компьютеров ставит нас перед выбором: если они победят и навяжут свое мнение и свои страхи всей стране, то Россия, окончательно лишенная научной, технологической, экономической и военной мощи, будет поделена между турками, китайцами, японцами и поляками. Или (если победа компьютерофобов ограничится лишь рамками Церкви) православные навсегда потеряют право мечтать о какой бы то ни было "симфонии" с обществом и государством.

Так уже было на исходе XVII века. Тогда реформы Патриарха Никона — при всей их малообоснованности, непродуманности, спешке и жестокости — промыслительно спасли Россию и Православие. Реформы Никона вызвали раскол в Церкви. Из патриаршей, реформированной Церкви в итоге вышли не только многие люди, по своей простоте отождествлявшие подробности обряда с сутью христианства, но и люди, которые в дореформенную эпоху во многом определяли интеллектуальный "климат" в Церкви. Протопоп Аввакум отнюдь не "неграмотный сельский батюшка". Настоятель кремлевского собора, человек, собиравший вокруг себя лучшие богословствующие умы своего времени, он мог — при ином ходе событий — свое мироощущение передать всей Церкви и всему Кремлю. Что было бы в этом случае с Россией и с Церковью? Если бы Аввакуму удалось победить Никона, то — по естественным законам психологии — для нескольких поколений была бы табуирована сама мысль о любых реформах в укладе жизни православной России. Упал бы "кадильный занавес" между Россией и Европой.

Самоизоляция России была бы не слишком страшна, если бы речь шла о XIII или XIV веках. Но на пороге XVIII века она стала бы губительной. Начиналась эра состязания технологий. Теперь судьбу сражений и стран решали уже не число сабель и не толщина крепостных стен. Качество пороха и пушек, маневренность кораблей и точность инженерно-саперных расчетов предопределяли исход войн. Овладеть военными технологиями без заимствования технологий промышленных нельзя. Овладеть промышленными технологиями без овладения технологиями научными невозможно. Научные же технологии требуют принятия очень многих особенностей мышления, поведения, ценностных ориентаций, в том числе и таких, которые были довольно-таки непривычны для уклада Московской Руси.

И были бы они встречены Аввакумовыми причитаниями: "Ох, ох, бедная Русь, чево тебе захотелося немецких поступков и обычаев!" [10]. И следовала бы эта "бедная Русь" примеру своего верховного нравоучителя, и похвалялась бы своей интеллектуальной нетронутостью: "Да вси святии нас научают, яко риторство и философство — внешняя б… свойствена огню негасимому... Аз есмь ни ритор, ни философ, дидаскальства и логофетства неискусен, простец человек и зело исполнен неведения" [11]. Напомню, что в те времена слово "философия" вбирало в себя все небогословские науки, в том числе и естествознание.

Встал бы затем царь Петр на путь реформ — и ему пришлось бы встретиться с дружным сопротивлением всей Русской Церкви, "воспитанной" на Аввакуме. И тут одно из двух: или Петр сломал бы хребет Русской Церкви (а у него были планы введения лютеранства на Руси), или церковная оппозиция сломала бы шею Петру и его реформам. И тогда через несколько десятилетий пришлось бы выбирать, какой колонией — шведской, польской или турецкой — стать Московии к исходу XVIII столетия. И соответствующая вера была бы насаждена вместо Православия в этой колонии.

Но раскол привел к тому, что из Церкви "вытек" аввакумовский дух. Приехали киевские риторы и философы и "заменили" Аввакума. Они привезли с собой дух Запада, дух схоластики и светскости. Интеллектуальная жизнь Русской Церкви стала разнообразнее и даже противоречивее (в столкновениях западного духа и духа святоотеческого). Но в итоге петровские реформы в самой Церкви нашли себе сторонников (святителей Митрофана Воронежского и Димитрия Ростовского, митрополита Рязанского и Муромского Стефана [Яворского], архиепископа Новгородского Феофана [Прокоповича]). Война Петра с церковным укладом не оказалась тотальной. В Церкви нашлись силы, поддержавшие и его реформы, и преображение Руси в новую, имперскую Россию. Россия выжила в катаклизмах XVIII века, не разорвав свою связь с Православием. И уже в XIX веке она исцелила большую часть тех ран, что были нанесены ее церковной жизни петровскими реформами.

  1. «А Иисусову молитву надо творить под руководством. Вот Вы, еще не начав ее, стоите на пороге прелести. Умно-сердечная молитва — дар Божий. Но получают ее те, кто старательно и трудолюбиво потрудится над словесной молитвой. Умно-сердечная молитва — это дар монашествующим, отрекшимся от мира… Ослабь свое молитвенное правило непременно. Ведь, когда начинают творить Иисусову молитву и одновременно сохраняют в душе и сердце страсти,— может случиться и психическое повреждение» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. Псково-Печерский монастырь, 2000. С. 112 и 118). ^
  2. Поэтому, кстати, профессиональный спорт, в том числе и шахматы и танцы,— это уже не игра. Равно как и детские вроде бы игры, ведущие на самом деле к установлению иерархии в детской «стае». ^
  3. Свт. Феофан Затворник. Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться. М., 1914. С. 86. ^
  4. Подробнее: «Наслаждаться — значит любить что-либо ради него самого, а пользоваться — значит любить ради чего-то другого» (Августин. О христианском учении, 14). «Временными вещами скорее надо пользоваться, чем употреблять их для удовольствия, чтобы получить право наслаждаться вечными. Не так нужно делать, как некоторые развращенные, которые желают употреблять для удовольствия деньги, а пользоваться Богом: не деньги тратят ради Бога, а почитают Самого Бога ради денег» (Августин. О Граде Божием. 11, 25). «Добрые люди для того пользуются миром, чтобы наслаждаться Богом; злые же люди для того пользуются Богом, чтобы наслаждаться миром» (Там же. 15, 7). ^
  5. «Ведь все можно иметь: и телевизор, и магнитофон, но все должно быть на своем месте, и ничто не должно обладать нами» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 234). ^
  6. Шабес-гой, или «шаббат-гой,— нееврей, приглашаемый в еврейские дома в субботу для выполнения различных хозяйственных работ, запрещенных евреям в этот день. Он тушит лампы и свечи в пятницу вечером и топит печи в субботнее утро зимой. Часто эти обязанности исполняет бедная женщина (шаббат-гоя), получающая за свой труд кусок халлы… В легендарной еврейской литературе имеется множество рассказов, где роль шаббат-гоя играет голем» (Еврейская энциклопедия: Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем: В 16 т. Т. 15. М., 1991. Стб. 899). ^
  7. Можно ли избежать ИНН. Кого слушать и кому верить // Русский вестник. 2000, № 43–45. ^
  8. «Блаженная Пелагия Рязанская пророчествовала, что Москва провалится, а на месте Санкт-Петербурга будет море. И ведь есть за что. Столица по-прежнему жирует за счет всей страны и гнет ее в три погибели. А город на Неве приютил у себя лжемощи, выдаваемые за царские» (Можно ли избежать ИНН…). Подробнее о бреднях «Пелагии Рязанской» см. в моей книге «Оккультизм в Православии». А вот суждение отца Иоанна (Крестьянкина) по поводу планов бегства из городов. «Придет время, и Шенгенское соглашение охватит весь мир, и не будет такого места, где бы оно не вступило в свою страшную на последнем этапе силу. А готовится оно еще со времен апостольских. Теперь же особенно важно — не бежать от него в пустыню или в место, где, как нам кажется, оно не достигнет нас. Нет, нет и нет. Наше бегство от этой беды должно быть в духовную жизнь во Христе… Я знаю людей, которые живут в Москве, и она для них если не рай, то преддверие его. Они живут верой деятельной, живой, и никакие “чудеса” новой Москвы их не трогают. Святые с ними, и святыни московские укрепляют дух… Если Господь пошлет Вас в затвор, уходить нужно, но своеволие как бы не обернулось для Вас катастрофой. И не будем ли все мы ответственны пред Господом, если, удалившись, отдадим Православие на расхищение инакомыслящим?» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 29, 65, 176). ^
  9. «Вы получили образование, и не грех ли забывать об этом? Ну что будет, если все вдруг возьмутся за половую тряпку и будут спокойно спасаться безответственным мытьем полов?» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 72). ^
  10. Аввакум Петров. Об иконном писании // Аввакум Петров. Послания и челобитные. СПб., 1995. С. 21. ^
  11. Аввакум Петров. Нравоучение // Там же. С. 48–49. ^

Часть 2

Сегодня вновь "дух старообрядчества" сгущается в Церкви. По поводу Интернета зубоскалят: "Интер-тенета". При слове "компьютер" сразу ассоциации: "зверь", построенный в Брюсселе, и "метка антихриста". И опять та же готовность принести в жертву сплетням и предрассудкам будущее своей страны, своих детей, своей Церкви [1].

К Интернету я сам относился с предубеждением — как это "принято" в церковном обиходе. Но вот однажды в беседе со мною один православный человек, который профессионально работает в мире компьютеров, упомянул об Интернете. Я выдал парочку дежурных "благочестивых" фраз по поводу связи Интернета и антихриста. А мой собеседник спокойно заметил, что если уж и ставить Интернет в связь с перспективой воцарения антихриста, то как раз с обратным знаком. Интернет может стать для православных отдушиной и средством борьбы против антихристовой пропаганды. Ведь Интернет по сути своей не подвержен цензуре. С этим связаны и его проблемы (бесконтрольное распространение электронного порно, а также сектантских идей, причем с самой глубокой и беспардонно-кощунственной, нередко открыто сатанинской критикой в адрес христианства), но эта же его неподцензурность и анонимность может дать возможность православным разъяснять свои взгляды на происходящее в условиях, когда телеканалы, школы, типографии и газеты жестко контролируются недругами Церкви. В США Интернет уже стал одним из самых эффективных способов проповеди Православия и, в частности, полемики с протестантизмом [2].

Дело не в той грязи, которая есть в Интернете. Дело в том "климате", который сам человек поддерживает в своей душе. Биологи знают так называемый закон Кеннона: постоянство внутренней среды есть условие свободной жизни. Теплокровное животное более независимо от перепадов температур во внешней среде. Но так же как и в аскетике, так и при контактах в Интернете: чистому все чисто, а свинья везде грязь найдет — хоть в виртуальной реальности, хоть в обычной. В виртуальную реальность надо заходить, но не оставаться в ней. Надо ею пользоваться, но не жить в ней.

Только что упомянутая виртуальная реальность — еще один иероглиф-страшилка для некоторых православных листовок. Что это такое? Человек погружается в мир, моделируемый компьютером, его мысли и чувства работают с теми образами, которые подсказывает ему машина. Опасно? Да, тут можно заиграться! Может оказаться так, что ощущения, приобретенные в виртуальном мире, покажутся более острыми, более реальными и более желанными, чем те, которые человек испытывает в повседневном быту. Но вновь скажу: извратить можно что угодно. Хирургическим инструментом делают аборты. Но это же не основание для того, чтобы осудить вообще всю хирургию и потребовать перековать скальпели на кадила.

Без виртуальных миров сегодня невозможно обучение людей многих профессий. Летчики, космонавты, подводники проходят обучение на сложных компьютерных тренажерах. Сегодня у русской авиации нет денег на топливо. У ракетчиков нет денег на реальные стрельбы. И что же будет, если Отдел Московской Патриархии по взаимодействию с армией вдруг послушается "ультраправославных" борцов с компьютерами [3], а Генштаб прислушается к советам своих церковных собеседников? Стараниями православных радикалов будет окончательно загублена русская военная мощь…

Вообще, любая культура — это виртуальная игра с искусственными образами [4]. Чтение любой книги перемещает человека из мира повседневности в мир иных имен, иных сюжетов, иных проблем, тревог и радостей. Даже наше богослужение (которое отнюдь не сводится к своей "культурно-символической" стороне, но, несомненно, эту сторону все же имеет) включает в себя этот момент отстранения человека от его обиходных мыслей и чувств и перенесения его в тот мир, где "днесь Иисус грядет во Иерусалим" [5].

И существует опасность заиграться во вторичной реальности культуры, забыть, что она, эта реальность, не первична. Существует опасность увлечься собиранием и сопоставлением оттенков палитры, особенностей композиции — и через поглощенность эстетическим забыть об этическом. Протоиерей Георгий Флоровский еще до изобретения компьютера назвал эту опасность "ересью эстетизма".

Человек всегда переоценивал создание своих собственных рук — творил идолов. В виртуальном мире нет новых грехов. Все — старое. Человек не хочет выходить из виртуальной реальности в реальный мир? Но что же в этой страстной плененности нового? Да разве мечта об "Анне на шее" не была той же самой страстью, той же самой чрезмерной поглощенностью человека совершенно измышленным миром? Разве не в виртуальной реальности живет карьерист (даже карьерист церковный, мечтающий о "кресте с украшениями")?

Это проявление самого банального язычества: поклонение твари вместо Творца. И не важно, что будет этой тварью: идол, орден, деньги, людская слава или же иная "виртуальная реальность"... Но ведь из того, что тварь может нас прельстить, никак не следует, что творение Божие надо возненавидеть или уничтожить. Надо просто научиться правильно им пользоваться. Из того факта, что идола можно сотворить из чего угодно, никак не следует, что мы должны создавать вокруг себя пустыню, уничтожая все, что может гипотетически стать идолом. В конце концов борьба с идолами сама может стать "идолом", когда человек борьбу "против" делает смыслом своей жизни.

Но если человек не научился плакать в виртуальной реальности — над книгой или над фильмом — он может так и не научиться сострадать живым людям. Ведь максимум, чего от тебя требует книжный персонаж, — это чувства сострадания. Он не требует реальных дел, реальной помощи (будь то помощь молитвенная или благотворительная), не требует никакой жертвенности. И все же, как сказал один поэт, "почему от слова "плачет" перехватывает дух? Разве это что-то значит — на бумаге, а не вслух?". Так вот, если виртуальный плач вымышленного персонажа оставил человека равнодушным, не вызвал ни малейшего ответного отклика в его душе — заметит ли такой человек боль реального ближнего, тем более если она не будет выписана так художественно и открыто, а будет скрытой или же проявленной совсем не "эстетично"?

После "чатов" может оказаться сложнее общаться с живыми людьми. И это бегство от реальности, от сложности. Но тому, для кого слишком сложно говорить с другими людьми лицом к лицу, интернетовские знакомства могут быть ступенькой для разрыва кольца самоизоляции.

Виртуальные миры компьютеров многим людям помогают преодолеть барьер отчуждения, восполняют нехватку общения, помогают найти единомышленников (по тем же самым интернетовским сетям и по электронным почтам), учат слушать другого, слышать свои слова, учат отстаивать свои мнения и убеждения. Электронная компьютерная почта и Интернет могут помочь найти собеседников, которые в силу своей верности Православию и человечности одиноки в своем реально-бытовом окружении. Но могут встретиться между собой в виртуальном пространстве.

Конечно, в Интернете есть и свои опасности. Они связаны прежде всего с анонимностью. Человек в нем зачастую безымёнен. К электронному миру можно приложить то, что однажды Александр Галич сказал о советской стране: "Над блочно-панельной Россией, как лагерный номер, — луна". Номер — вместо имени. Пользователь Интернета — это человек-невидимка. Он видит все — о его присутствии может никто не знать.

Интернет — это реальность, перед которой у тебя нет чувства долга. Анонимность позволяет относиться к Интернету как к реальности, лишенной нравственного измерения. В этом опять же нет никакой новизны. Люди и в прошлом часто стремились к утрате имени, к обретению анонимности. Они — хотя бы на время — "терялись" в чужих больших городах и там "оттягивались". Вспомните поведение советских "командировочных" или "новорусских" туристов в Европе. Так что Интернет опять тут сам по себе не виноват. Надо просто помнить, что даже в виртуальной реальности надо быть человеком и надо быть христианином.

Задача религии во все времена была в том, чтобы придавать человеческое, нравственно-осмысленное, ценностное измерение миру, в который человек погружен. Важно не бороться с виртуальной реальностью и компьютерным миром, а придать им вертикаль — человеческое, нравственно-иерархическое измерение, нужно этизировать эту сферу.

Если православные уйдут из Интернета — его мир станет плоским. Там останутся секты. Так не лучше ли вместо того, чтобы проклинать их активность, проявить активность собственную? Не осуждать типографии за то, что они печатают "развратные" издания, а создать свои типографии, где те же самые технологии воспроизведения текстов будут размножать тексты церковные [6]. Не осуждать демонизм телевидения, а все-таки вложить церковные деньги в создание собственного телеканала. Да, в Интернете есть гадкие страницы. Но тем важнее создать там наши островки света, чтобы человек, бродящий по интернетовскому морю, мог бы отдышаться на них. Именно если мы откуда-то уходим — эта сфера становится окончательно враждебной по отношению к нам.

Компьютер и его сети — это просто техника, помогающая людям передавать и получать информацию. А что это за информация — зависит от нас. Если кому-то из православных нечего сказать людям глаза в глаза — тем более они не смогут сделать это дистанционно, с помощью компьютера. Как известно, есть люди, которые, "если промолчат — за умных сойдут". Но средства современной информатики и журналистики делают наш мир прозрачным. Они требуют от человека слов и аргументов. Если у кого-то нет ни того, ни другого — что ж делать. Мир компьютеров и ТВ просто обнажает бесталанность человека [7]. И не к чему тут дуться и обижаться на машины! По прекрасному слову М. Маркиша, через Интернет "людям дается лишь возможность употребить технику во благо. Мы не можем управлять поведением других; мы можем сами использовать эту возможность" [8].

Да, компьютер создан не нами, не православными. Но есть в Евангелии притча о неверном домоправителе, который украл вверенное ему имущество и, раздав его своим друзьям, получил в итоге похвалу Христа (см.: Лк. 16). И есть толкование этой притчи святителем Феофилом Антиохийским: Павел, некогда учившийся у ног иудея Гамалиила и поставленный управлять в доме еврейских законов, затем обратился ко Христу и использовал знания, данные ему, для проповеди Христа и полемики против иудеев [9]… Христианин, использующий даже языческие изобретения для того, чтобы поставить их на службу Церкви, действует праведно.

Только в одном случае компьютер действительно сможет по-настоящему навредить Церкви. Если сейчас псевдоправославные страшилки и пужалки о "сатанинской печати, излучаемой компьютером", станут широко известны и будут восприниматься в качестве общецерковной позиции, — то тогда еще многие поколения на Православии будет лежать позорная тень. Как столетиями, услышав слово "католик", говорят: "Это те, кто судили Галилея", так и о нас будут говорить: "Православные — это те, кто боялись компьютеров".

  1. А заботиться о будущем в любом случае надо. «Народная мудрость говорит: умирать собираешься, а пшеничку-то сей» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 161). «Воля Божия определила Вам быть матерью четырех витязей, которых Вы, а не кто другой, должны приготовить к взрослой жизни. И если определил Господь жить нам во время “компьютерное”, то можем ли мы оградить детей наших от того, чем живут окружающие? Но вот смотрите: один на компьютере издает богослужебные книги, а другой — нечто непотребное. И разве под суд надо отдавать компьютер? Сколько ума, такта, живой любви необходимо иметь Вам, чтобы не потерять сыновей и привести их к Богу. Какая уж тут пещера? Тут в пору самой сесть за компьютер, чтобы говорить и о Боге на языке и на уровне понятий детей своих. Ведь компьютер-то тоже изобретен не без Божиего попущения. Бойтесь отдать детей телевизору и улице бесконтрольно» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 238—239). ^
  2. Во время войны в Югославии именно США предпочли разрубить интернетовские связи Югославии. Ее телефонные линии были отключены от американских спутников. По этому поводу даже западные журналисты недоумевали: по их предположениям, именно «диктаторский режим Милошевича» должен был ввести цензуру и отрезать югославов от бесцензурного общения с внешним миром, но вместо Милошевича это сделали американцы… ^
  3. К счастью, этого не произойдет хотя бы потому, что отношение Патриарха к Интернету другое, чем у борцов с «сетью»: «Мы завершаем век, когда с помощью современных систем коммуникаций сообщения по всему миру распространяются за считанные минуты. Однако парадокс заключается в том, что при таком развитии информационных технологий решения Священноначалия становятся известны широким кругам простых верующих в лучшем случае спустя недели после их принятия. Это создает благоприятную почву для различного рода домыслов и слухов, которые, увы, успешно распространяются и без современных средств коммуникаций. Настало время подумать о создании в нашей Церкви единой системы внутрицерковного обмена информацией с использованием в ней современных коммуникационных технологий. Это требует серьезной заботы правящих архиереев о необходимости приобретения современных технических средств связи. Разве так сложно купить компьютер, подключиться к сети Интернет и получать официальные церковные сообщения по электронной почте, распространяемые Службой коммуникации Отдела внешних церковных сношений, другими синодальными учреждениями, некоторыми епархиальными управлениями?.. Не может быть признано нормальным положение, когда приход или епархия закупают дорогостоящую богослужебную утварь, строят комфортабельные дома для духовенства, устраивают обильные многочасовые трапезы и одновременно отказываются выделять средства на полноценную воскресную школу, церковную газету, интернет-страницу, подготовку кадров, работу с молодежью. Если это будет продолжаться, у пастырей возникнет опасность остаться одинокими среди великолепных стен и оград» (Доклад Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 13—16 августа 2000 года [http://www.russian-orthodox-church.org.ru/s2000r03.html]). ^
  4. Подробнее см. в главе «Культура как жемчужина» моей книги «Школьное богословие» (2-е изд., испр. и доп. М., 1999). ^
  5. Перифраз стихир самогласных из Великой вечерни в субботу Ваий: «Собезначальный и соприсносущный, Сын и Слово Отчее, на жребяти безсловесном седя, прииде днесь во град Иерусалим» и «Прииде Спас днесь во град Иерусалим исполнити Писание».— Ред. ^
  6. В ноябре 1998 года на Московском подворье Троице-Сергиевой Лавры была освящена икона «Святитель Макарий Московский с житием». В житийных клеймах была очень неожиданная подробность: в сцене благословления святителем Макарием московского первопечатника диакона Ивана Федорова изображен типографский станок. Пожалуй, впервые машина вошла в мир православной иконы… ^
  7. Вспомним главный итог скандального проекта ТВ-6 «За стеклом». Он состоял в ответе на вопрос — кто же именно живет в застеколье. Ответ оказался: телепузики… Кошмар этой передачи состоял в том, что была показана реальная молодежь, хозяйка XXI века. И этим людям, как оказалось, просто не о чем ни говорить, ни думать. ^
  8. Маркиш М. Вещание во всю землю // Радонеж. 1998, № 17. ^
  9. См.: Блж. Иероним Стридонский. Письмо 97 (121). Алгазии, 11 // Творения: В 7 т. Т. 3. Киев, 1903. С. 190–191. ^

Человек и его компьютер или компьютер и его человек?

Сегодня вновь "дух старообрядчества" сгущается в Церкви. По поводу Интернета зубоскалят: "Интер-тенета". При слове "компьютер" сразу ассоциации: "зверь", построенный в Брюсселе, и "метка антихриста". И опять та же готовность принести в жертву сплетням и предрассудкам будущее своей страны, своих детей, своей Церкви [1].

К Интернету я сам относился с предубеждением — как это "принято" в церковном обиходе. Но вот однажды в беседе со мною один православный человек, который профессионально работает в мире компьютеров, упомянул об Интернете. Я выдал парочку дежурных "благочестивых" фраз по поводу связи Интернета и антихриста. А мой собеседник спокойно заметил, что если уж и ставить Интернет в связь с перспективой воцарения антихриста, то как раз с обратным знаком. Интернет может стать для православных отдушиной и средством борьбы против антихристовой пропаганды. Ведь Интернет по сути своей не подвержен цензуре. С этим связаны и его проблемы (бесконтрольное распространение электронного порно, а также сектантских идей, причем с самой глубокой и беспардонно-кощунственной, нередко открыто сатанинской критикой в адрес христианства), но эта же его неподцензурность и анонимность может дать возможность православным разъяснять свои взгляды на происходящее в условиях, когда телеканалы, школы, типографии и газеты жестко контролируются недругами Церкви. В США Интернет уже стал одним из самых эффективных способов проповеди Православия и, в частности, полемики с протестантизмом [2].

Дело не в той грязи, которая есть в Интернете. Дело в том "климате", который сам человек поддерживает в своей душе. Биологи знают так называемый закон Кеннона: постоянство внутренней среды есть условие свободной жизни. Теплокровное животное более независимо от перепадов температур во внешней среде. Но так же как и в аскетике, так и при контактах в Интернете: чистому все чисто, а свинья везде грязь найдет — хоть в виртуальной реальности, хоть в обычной. В виртуальную реальность надо заходить, но не оставаться в ней. Надо ею пользоваться, но не жить в ней.

Только что упомянутая виртуальная реальность — еще один иероглиф-страшилка для некоторых православных листовок. Что это такое? Человек погружается в мир, моделируемый компьютером, его мысли и чувства работают с теми образами, которые подсказывает ему машина. Опасно? Да, тут можно заиграться! Может оказаться так, что ощущения, приобретенные в виртуальном мире, покажутся более острыми, более реальными и более желанными, чем те, которые человек испытывает в повседневном быту. Но вновь скажу: извратить можно что угодно. Хирургическим инструментом делают аборты. Но это же не основание для того, чтобы осудить вообще всю хирургию и потребовать перековать скальпели на кадила.

Без виртуальных миров сегодня невозможно обучение людей многих профессий. Летчики, космонавты, подводники проходят обучение на сложных компьютерных тренажерах. Сегодня у русской авиации нет денег на топливо. У ракетчиков нет денег на реальные стрельбы. И что же будет, если Отдел Московской Патриархии по взаимодействию с армией вдруг послушается "ультраправославных" борцов с компьютерами [3], а Генштаб прислушается к советам своих церковных собеседников? Стараниями православных радикалов будет окончательно загублена русская военная мощь…

Вообще, любая культура — это виртуальная игра с искусственными образами [4]. Чтение любой книги перемещает человека из мира повседневности в мир иных имен, иных сюжетов, иных проблем, тревог и радостей. Даже наше богослужение (которое отнюдь не сводится к своей "культурно-символической" стороне, но, несомненно, эту сторону все же имеет) включает в себя этот момент отстранения человека от его обиходных мыслей и чувств и перенесения его в тот мир, где "днесь Иисус грядет во Иерусалим" [5].

И существует опасность заиграться во вторичной реальности культуры, забыть, что она, эта реальность, не первична. Существует опасность увлечься собиранием и сопоставлением оттенков палитры, особенностей композиции — и через поглощенность эстетическим забыть об этическом. Протоиерей Георгий Флоровский еще до изобретения компьютера назвал эту опасность "ересью эстетизма".

Человек всегда переоценивал создание своих собственных рук — творил идолов. В виртуальном мире нет новых грехов. Все — старое. Человек не хочет выходить из виртуальной реальности в реальный мир? Но что же в этой страстной плененности нового? Да разве мечта об "Анне на шее" не была той же самой страстью, той же самой чрезмерной поглощенностью человека совершенно измышленным миром? Разве не в виртуальной реальности живет карьерист (даже карьерист церковный, мечтающий о "кресте с украшениями")?

Это проявление самого банального язычества: поклонение твари вместо Творца. И не важно, что будет этой тварью: идол, орден, деньги, людская слава или же иная "виртуальная реальность"... Но ведь из того, что тварь может нас прельстить, никак не следует, что творение Божие надо возненавидеть или уничтожить. Надо просто научиться правильно им пользоваться. Из того факта, что идола можно сотворить из чего угодно, никак не следует, что мы должны создавать вокруг себя пустыню, уничтожая все, что может гипотетически стать идолом. В конце концов борьба с идолами сама может стать "идолом", когда человек борьбу "против" делает смыслом своей жизни.

Но если человек не научился плакать в виртуальной реальности — над книгой или над фильмом — он может так и не научиться сострадать живым людям. Ведь максимум, чего от тебя требует книжный персонаж, — это чувства сострадания. Он не требует реальных дел, реальной помощи (будь то помощь молитвенная или благотворительная), не требует никакой жертвенности. И все же, как сказал один поэт, "почему от слова "плачет" перехватывает дух? Разве это что-то значит — на бумаге, а не вслух?". Так вот, если виртуальный плач вымышленного персонажа оставил человека равнодушным, не вызвал ни малейшего ответного отклика в его душе — заметит ли такой человек боль реального ближнего, тем более если она не будет выписана так художественно и открыто, а будет скрытой или же проявленной совсем не "эстетично"?

После "чатов" может оказаться сложнее общаться с живыми людьми. И это бегство от реальности, от сложности. Но тому, для кого слишком сложно говорить с другими людьми лицом к лицу, интернетовские знакомства могут быть ступенькой для разрыва кольца самоизоляции.

Виртуальные миры компьютеров многим людям помогают преодолеть барьер отчуждения, восполняют нехватку общения, помогают найти единомышленников (по тем же самым интернетовским сетям и по электронным почтам), учат слушать другого, слышать свои слова, учат отстаивать свои мнения и убеждения. Электронная компьютерная почта и Интернет могут помочь найти собеседников, которые в силу своей верности Православию и человечности одиноки в своем реально-бытовом окружении. Но могут встретиться между собой в виртуальном пространстве.

Конечно, в Интернете есть и свои опасности. Они связаны прежде всего с анонимностью. Человек в нем зачастую безымёнен. К электронному миру можно приложить то, что однажды Александр Галич сказал о советской стране: "Над блочно-панельной Россией, как лагерный номер, — луна". Номер — вместо имени. Пользователь Интернета — это человек-невидимка. Он видит все — о его присутствии может никто не знать.

Интернет — это реальность, перед которой у тебя нет чувства долга. Анонимность позволяет относиться к Интернету как к реальности, лишенной нравственного измерения. В этом опять же нет никакой новизны. Люди и в прошлом часто стремились к утрате имени, к обретению анонимности. Они — хотя бы на время — "терялись" в чужих больших городах и там "оттягивались". Вспомните поведение советских "командировочных" или "новорусских" туристов в Европе. Так что Интернет опять тут сам по себе не виноват. Надо просто помнить, что даже в виртуальной реальности надо быть человеком и надо быть христианином.

Задача религии во все времена была в том, чтобы придавать человеческое, нравственно-осмысленное, ценностное измерение миру, в который человек погружен. Важно не бороться с виртуальной реальностью и компьютерным миром, а придать им вертикаль — человеческое, нравственно-иерархическое измерение, нужно этизировать эту сферу.

Если православные уйдут из Интернета — его мир станет плоским. Там останутся секты. Так не лучше ли вместо того, чтобы проклинать их активность, проявить активность собственную? Не осуждать типографии за то, что они печатают "развратные" издания, а создать свои типографии, где те же самые технологии воспроизведения текстов будут размножать тексты церковные [6]. Не осуждать демонизм телевидения, а все-таки вложить церковные деньги в создание собственного телеканала. Да, в Интернете есть гадкие страницы. Но тем важнее создать там наши островки света, чтобы человек, бродящий по интернетовскому морю, мог бы отдышаться на них. Именно если мы откуда-то уходим — эта сфера становится окончательно враждебной по отношению к нам.

Компьютер и его сети — это просто техника, помогающая людям передавать и получать информацию. А что это за информация — зависит от нас. Если кому-то из православных нечего сказать людям глаза в глаза — тем более они не смогут сделать это дистанционно, с помощью компьютера. Как известно, есть люди, которые, "если промолчат — за умных сойдут". Но средства современной информатики и журналистики делают наш мир прозрачным. Они требуют от человека слов и аргументов. Если у кого-то нет ни того, ни другого — что ж делать. Мир компьютеров и ТВ просто обнажает бесталанность человека [7]. И не к чему тут дуться и обижаться на машины! По прекрасному слову М. Маркиша, через Интернет "людям дается лишь возможность употребить технику во благо. Мы не можем управлять поведением других; мы можем сами использовать эту возможность" [8].

Да, компьютер создан не нами, не православными. Но есть в Евангелии притча о неверном домоправителе, который украл вверенное ему имущество и, раздав его своим друзьям, получил в итоге похвалу Христа (см.: Лк. 16). И есть толкование этой притчи святителем Феофилом Антиохийским: Павел, некогда учившийся у ног иудея Гамалиила и поставленный управлять в доме еврейских законов, затем обратился ко Христу и использовал знания, данные ему, для проповеди Христа и полемики против иудеев [9]… Христианин, использующий даже языческие изобретения для того, чтобы поставить их на службу Церкви, действует праведно.

Только в одном случае компьютер действительно сможет по-настоящему навредить Церкви. Если сейчас псевдоправославные страшилки и пужалки о "сатанинской печати, излучаемой компьютером", станут широко известны и будут восприниматься в качестве общецерковной позиции, — то тогда еще многие поколения на Православии будет лежать позорная тень. Как столетиями, услышав слово "католик", говорят: "Это те, кто судили Галилея", так и о нас будут говорить: "Православные — это те, кто боялись компьютеров".

  1. А заботиться о будущем в любом случае надо. «Народная мудрость говорит: умирать собираешься, а пшеничку-то сей» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 161). «Воля Божия определила Вам быть матерью четырех витязей, которых Вы, а не кто другой, должны приготовить к взрослой жизни. И если определил Господь жить нам во время “компьютерное”, то можем ли мы оградить детей наших от того, чем живут окружающие? Но вот смотрите: один на компьютере издает богослужебные книги, а другой — нечто непотребное. И разве под суд надо отдавать компьютер? Сколько ума, такта, живой любви необходимо иметь Вам, чтобы не потерять сыновей и привести их к Богу. Какая уж тут пещера? Тут в пору самой сесть за компьютер, чтобы говорить и о Боге на языке и на уровне понятий детей своих. Ведь компьютер-то тоже изобретен не без Божиего попущения. Бойтесь отдать детей телевизору и улице бесконтрольно» (Письма архимандрита Иоанна [Крестьянкина]. С. 238—239). ^
  2. Во время войны в Югославии именно США предпочли разрубить интернетовские связи Югославии. Ее телефонные линии были отключены от американских спутников. По этому поводу даже западные журналисты недоумевали: по их предположениям, именно «диктаторский режим Милошевича» должен был ввести цензуру и отрезать югославов от бесцензурного общения с внешним миром, но вместо Милошевича это сделали американцы… ^
  3. К счастью, этого не произойдет хотя бы потому, что отношение Патриарха к Интернету другое, чем у борцов с «сетью»: «Мы завершаем век, когда с помощью современных систем коммуникаций сообщения по всему миру распространяются за считанные минуты. Однако парадокс заключается в том, что при таком развитии информационных технологий решения Священноначалия становятся известны широким кругам простых верующих в лучшем случае спустя недели после их принятия. Это создает благоприятную почву для различного рода домыслов и слухов, которые, увы, успешно распространяются и без современных средств коммуникаций. Настало время подумать о создании в нашей Церкви единой системы внутрицерковного обмена информацией с использованием в ней современных коммуникационных технологий. Это требует серьезной заботы правящих архиереев о необходимости приобретения современных технических средств связи. Разве так сложно купить компьютер, подключиться к сети Интернет и получать официальные церковные сообщения по электронной почте, распространяемые Службой коммуникации Отдела внешних церковных сношений, другими синодальными учреждениями, некоторыми епархиальными управлениями?.. Не может быть признано нормальным положение, когда приход или епархия закупают дорогостоящую богослужебную утварь, строят комфортабельные дома для духовенства, устраивают обильные многочасовые трапезы и одновременно отказываются выделять средства на полноценную воскресную школу, церковную газету, интернет-страницу, подготовку кадров, работу с молодежью. Если это будет продолжаться, у пастырей возникнет опасность остаться одинокими среди великолепных стен и оград» (Доклад Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 13—16 августа 2000 года [http://www.russian-orthodox-church.org.ru/s2000r03.html]). ^
  4. Подробнее см. в главе «Культура как жемчужина» моей книги «Школьное богословие» (2-е изд., испр. и доп. М., 1999). ^
  5. Перифраз стихир самогласных из Великой вечерни в субботу Ваий: «Собезначальный и соприсносущный, Сын и Слово Отчее, на жребяти безсловесном седя, прииде днесь во град Иерусалим» и «Прииде Спас днесь во град Иерусалим исполнити Писание».— Ред. ^
  6. В ноябре 1998 года на Московском подворье Троице-Сергиевой Лавры была освящена икона «Святитель Макарий Московский с житием». В житийных клеймах была очень неожиданная подробность: в сцене благословления святителем Макарием московского первопечатника диакона Ивана Федорова изображен типографский станок. Пожалуй, впервые машина вошла в мир православной иконы… ^
  7. Вспомним главный итог скандального проекта ТВ-6 «За стеклом». Он состоял в ответе на вопрос — кто же именно живет в застеколье. Ответ оказался: телепузики… Кошмар этой передачи состоял в том, что была показана реальная молодежь, хозяйка XXI века. И этим людям, как оказалось, просто не о чем ни говорить, ни думать. ^
  8. Маркиш М. Вещание во всю землю // Радонеж. 1998, № 17. ^
  9. См.: Блж. Иероним Стридонский. Письмо 97 (121). Алгазии, 11 // Творения: В 7 т. Т. 3. Киев, 1903. С. 190–191. ^

Часть 1

Проблемы церковного Интернета. — Можно ли скрывать свое имя? — Компьютер и идол. — Реален ли электронный концлагерь? — Молитва для компьютера

— Для читателей журнала, может быть, очень необычно, что православный священник, и не просто священник — богослов, имеет свой сайт в Интернете. Как Вам пришла в голову идея открыть сайт?

— Ну, моя голова не так устроена, чтобы в нее приходили такие идеи... Просто сначала пришел человек, а вот в его голове как раз плавала именно такая идея. Поскольку к тому времени на моем счету не было ни одного погружения в Интернет, я сначала отмахнулся. Когда же такого рода предложения стали приходить регулярно — слова перешли в попытки. Наконец нашелся провайдер (группа Vinchi), который смог это сделать профессионально. Возможно, сначала у него был какой-то свой, нерелигиозный, интерес к раскрутке моего сайта, но в итоге получилось, что мне работа в Интернете ничего не стОит.

— То есть сам провайдер Вам и сайт создал?

— Да, провайдер и создал мне сайт www.kuraev.ru, и оплатил мою работу в Интернете.

— А как давно Ваш сайт существует?

— Года с 1998-го…

— А как Ваше начальство — у Вас ведь есть начальники, — как Ваши начальники отнеслись к появлению этого сайта в Интернете?

— Просто ни у кого никаких недоуменных вопросов не возникало, а потому эта тема никогда с моим церковным начальством не обсуждалась.

— Ваш форум существует уже несколько лет, сейчас это разветвленная система общения, одна из самых ярких тематических площадок Рунета. Вы с самого начала появлялись на форуме значительно реже завсегдатаев. Нравится ли Вам, что форум носит Ваше имя, насколько своим Вы считаете то, что там происходит?

— Я не испытываю никаких собственнических чувств по отношению к этому форуму. Свое участие в нем я ограничиваю по многим мотивам. Там такой огромный объем информации, такое количество веток и дискуссий, что для того, чтобы адекватно в нем работать, надо посвятить этому всю свою жизнь. В некотором смысле я пустил форум на самотек, предлагая православным самоорганизоваться. Я готов любому православному, богословски образованному человеку предоставить право модераторства. Но сам я этим правом не злоупотребляю: если Вы посмотрите в дневник модерирования, который есть на форуме, Вы увидите, что практически нет тем, которые я бы удалил. Когда форум работал первый год, я понял, что либо я читаю все эти сообщения, большая часть которых не заслуживает того, чтобы их читать, либо я продолжаю читать те книги, которые меня окружают, в том числе святых отцов. И я предпочел остаться в традиционном режиме работы и не становиться интернет-пастырем.

— С чем связана необходимость введения системы модерирования? Многие пользователи остались этим крайне недовольны.

— Интернет — что твой трамвай, где один сумасшедший переорет и разгонит всех остальных. Пришлось вводить ограничения. Скажем, один человек не может открыть больше трех тем подряд, потому что не в меру активные сектанты начали пользоваться моим форумом, чтобы вести свою пропаганду, а это не входило в мои планы.

— Вникаете ли Вы в жизнь так называемой "форумской тусовки", которая проводит регулярные встречи в реальной жизни, совместные чаепития, походы, паломничества?

— Нет. Я, конечно, не могу запретить другим людям общаться. Но сам я был только на первой из таких встреч и больше не приходил, прежде всего потому, что не хочу давать повод для сплетен на тему о том, что Кураев создал свою собственную интернет-секту. Недавно у меня состоялась своеобразная "встреча" с одним из участников форума. Ночью под Рождество я служил в храме в Адлере. И, выходя из храма, я увидел, что какой-то парень пытается туда войти, но его не пускают казаки. Парень был, наверное, не очень трезв и норовил пройти в храм в шутовском колпаке. И вот он видит меня и начинает кричать: "Отец Андрей, ну Вы, ну хотя бы Вы скажите, почему меня не пускают? Как же, ну я же с Вами по Интернету переписываюсь!".

— С какой целью Вы обычно пользуетесь Интернетом, что чаще всего ищете?

— Кроме поиска новостей, у меня есть несколько своеобразных поводов для обращения к ресурсам Интернета.

Во-первых, я считаю, что Интернет — это незаменимое "оружие инквизитора". Когда нужно получить информацию о каком-либо человеке, издании, центре, то с помощью Интернета можно обнаружить очень интересные вещи.

Например, два года назад очень многие газеты и журналы, в том числе и некоторые церковные провинциальные издания, опубликовали информацию о том, что в городе Приозерске местные прихожане подали иск на налоговую инспекцию по поводу введения налоговых номеров. Судом была заказана независимая научная экспертиза, заявившая, что в штрих-коде есть число зверя. Меня с самого начала смутило то, что "независимый светский эксперт" Алексей Ипатов был представлен как "заведующий лабораторией энерго-информационных воздействий". Сразу было понятно, что речь идет о банальном экстрасенсе, но я обратился к помощи Интернета, стал искать, кто же это такой. И выяснилось, что лаборатория Ипатова, в частности, занималась тестированием рук Алана Чумака и даже установила, что кончики его пальцев "испускают энергии, неизвестные науке". Дивный вывод для научной лаборатории!

Второй мотив моего погружения в Интернет — это когда есть необходимость опровергнуть ложь о Церкви, возникающую время от времени на каких-либо форумах или сайтах. Скажем, сейчас я веду полемику на нормальном научном астрономическом сайте по Копернику, Джордано Бруно и Галилею.

И, наконец, третий повод обращения к Интернету — это поиск обратной реакции. Через Интернет легко выяснить, какое эхо в местной прессе, на местных форумах осталось после моего приезда в какой-либо город, работы в нем. Иногда даже есть необходимость и возможность что-то откорректировать, прояснить.

Да и потихоньку я начинаю привыкать к электронным библиотекам. Ими я, как правило, пользуюсь не для чтения, а в целях поиска и копирования уже известной мне цитаты из книги, прочитанной ранее в бумажном виде.

— А каково вообще отношение Патриархии к Интернету и к развитию информационных технологий?

— Ну, отношение очень своеобразное. Дело в том, что когда Интернет вошел в нашу жизнь, лет восемь назад, — это слово в церковной среде было ругательным. И даже в некоторых околоправославных газетках появлялись статьи с названиями типа "Интер-тенета".

С одной стороны, это была некоторая вполне разумная осторожность перед лицом всего нового, а с другой — реакция на то, что Интернет постигла судьба любой новинки: обычно во все новые щели быстрее проникают различные юркие дельцы и жулики. И именно с плодами их деятельности быстрее всего сталкиваешься в Интернете. При первой попытке выхода в Интернет новичок попадал на наиболее рекламируемые, раскрученные, навязчивые сайты, то есть — на порностраницы. Затем он рассказывал об этом своим одноклассникам или однокурсникам; в конце концов информация доходила до приходов — и там складывалось впечатление, что Интернет есть просто свалка, на которой ничего, кроме мусора, и быть не может.

Интернет — это всемирная сплетница. Но, в конце концов, сплетни были всегда. Интернет же хорош тем, что он их фиксирует и хранит. Вот на днях нашел сплетню обо мне из Израиля:

"Как известно, ЕБН (Ельцин) недавно был тут у нас, в Иерусалиме и Бейт-Лехеме с визитом. Несколько раз повторялся по ТВ кадр такой. ЕБН ставит в храме свечку, рядом жена его, а за спиной маячит некое духовное лицо, дородное такое, как положено. Когда у ЕБН свечка никак не ставилась, это самое лицо высунулось вперед, оттеснило Наину, взяло у ЕБН свечку и помогло ее приспособить, чтобы держалась. Ну, лицо и лицо, скользнуло и пропало, и только с третьего-четвертого повтора (а это повторялось и по Израилю, и по России по нескольку раз, он ведь недолго был в церкви-то, и съемок вообще немного в этот визит) я наконец понял, что это за человек там за спиной ЕБН его опекал от лица РПЦ. Диакон Кураев. Не к ночи будь помянут. Если я не ошибаюсь, конечно. Вам, господа, говорит что-нибудь эта фамилия? Ну, вот у Рея Бредбери были такие пожарные. В старину пожарные тушили, а эти поджигали да раздували. Вот и христианин Кураев таков. Сайт его, говорят, с паролем, для своих, куда круче РНЕ. После пожара не забудьте его, россияне! А по ТВ — это знак и послание, как и с книжкой Макиавелли, без сомнения. Риторические вопросы. Кто его в делегацию поставил и под камеру подсунул? И для кого это послание? Знал ли дедушка (вопрос неважен)? Знают ли уважаемые господа, что сей диакон по слухам является платным политконсультантом Зюганова? А как понимать, что Абрамович и БАБ (Березовский) в день думского альянса ходили в обнимку и голосовали за альянец? А БАБа так вообще еще задолго заметили в челночных контактах с Зю? Что же получается — БАБ, Абрамович, Зюганов, Путин, Ельцин, Кураев, а? Особенно хорошо смотрятся БАБ с Кураевым, напечатанные рядом, вы не находите, эстетически очень свежо! Еще чуть продлим цепочку, БАБ — Баркашов, еще пикантнее! Угощайтесь!" [2].

Круто! Я не был в Израиле в день приезда туда отставного Ельцина. Никогда не встречался с Зюгановым и не консультировал КПРФ, не веду никакого секретного сайта… Но это все проза. А зачем ею рушить столь дивный полет фантазирующей сплетни?

Так что первичная негативная реакция церковных людей на Интернет объяснима. Малообъяснимо другое. Ведь само духовенство неоднородно — в нем есть люди разных стилей мысли и жизни: есть люди, ориентированные более традиционалистски, консервативно, а есть священники, которые декларируют открытость к современному миру, которые настроены на реформы и на сближение с западным миром. И в этих условиях казалось совершенно естественным, что именно эти священники (скажем так — наследники отца Александра Меня) не будут испытывать аллергии перед Интернетом, и поэтому в Интернете Православие будет представлено сайтами именно таких проповедников, а не проповедников консервативного лагеря.

Так вот, парадокс состоит в том, что все произошло ровно обратно ожиданиям. За последние два года стало ясно, что наиболее профессионально созданные и наиболее посещаемые религиозные сайты в русскоязычном Интернете — это сайты консервативных богословов, консервативных церковных институций и монастырей. А вот сайты, которые были созданы священниками "недогматического" направления, и появились позже, и оказались более малочисленны, и, кроме того, они чрезвычайно замкнуты на себе самих, на своих внутренних проблемах: кто что написал об этих кружках, как обозвал, как критиковал и "как мы на это ответили". И при этом отсутствие как раз того, чем жив Интернет, то есть "форумности".

И в этом парадокс: те, кто декларировал свою приверженность демократии, избрали самую консервативную форму присутствия в Интернете, которая не допускает диалога. Напротив, те богословы, проповедники, священники, которые декларируют свою приверженность традиции, а зачастую и просто монархическим взглядам, они как раз оказались способны создать сайты, на которых могут присутствовать любые люди (кроме сатанистов — у нас такое правило есть: сатанистов мы сразу "замораживаем") — и вести дискуссию, не соглашаться, отстаивать любую неправославную позицию, начиная от атеизма и вплоть до новых сект типа мормонов или теософов. В этом я и вижу некоторый парадокс в отношениях Церкви и Интернета.

Что же касается отношения церковного возглавления, то здесь нашей Церкви повезло. Осенью 1999 года на миссионерском съезде прозвучало очень важное суждение Патриарха Алексия: "Мы должны активнее осваивать миссионерское пространство Интернета".

— А много сейчас в Интернете консервативных православных сайтов?

— Да, много. Из тех, на которых существуют форумы, — я чаще туда заглядываю, — около десяти. А тех, на которых просто выкладывается информация, — их на порядок больше.

— Уже проявились какие-то проблемы церковного Интернета?

— На сегодняшний день в Интернете чувствуется острая нехватка позитивной церковной публицистики, которая неофициозно объясняла бы официальную позицию Церкви. В очередной раз произошло отставание в темпе. В интернет-пространство ринулись люди со "своей идеей", с "сумасшедшинкой". Они создают свои активные сайты, лезут во все форумы, навязывают свою точку зрения. А голос стабильного, консервативного церковного большинства и иерархии почти не слышен.

Прежде всего, не существует ни одного живого форума, на котором задачей модераторов было бы отражение официальной церковной позиции. Информация о решениях Синода, заявлениях Патриарха стала хотя бы оперативно появляться. Но после этого возникает пауза, на разных форумах вокруг этой информации начинаются различные сплетни и перетолкования, и хорошо, если где-то ее все-таки комментируют здравомыслящие священники, но они на это не уполномочены. Патриархии не хватает нормальной здоровой полемичности, отстаивающей церковную позицию по тем вопросам, по которым идет атака на Церковь.

— Какими должны быть интернет-ресурсы, чтобы они реально работали и помогали решать те задачи, которые стоят перед Церковью?

— Я уже сказал, что необходим интерактив, необходима ответная реакция. Для этого нужно искать людей, которые корректно и с серьезным богословским багажом могут обосновывать позицию нашей Церкви. Здесь стоит вопрос о том, чтобы привлечь преподавательские силы наших духовных академий. Должна быть своя аналитика. Чем хорош портал "Кредо", сайт Сретенского монастыря или "Радонежа"? Тем, что там есть своя авторская аналитика. О качестве ее мы сейчас не будем говорить, у этих сайтов разная ориентация, разные акценты, но важно, чтобы были самостоятельные материалы с анализом прессы и церковных событий. Должен быть возрожден жанр эссеистики.

— Существует ли какая-нибудь специальная миссионерская тактика, учитывающая специфику интернет-пространства?

— Интернет нужен Церкви как средство нашего собственного воспитания. Интернет — это замечательная форма аскетического взросления. Дело в том, что иногда нам бывает трудно защищать наши святыни именно потому, что мы любим нашу веру и нашу Церковь. Поэтому и отвечаем слишком эмоционально, взбалмошно. И это идет во вред той самой вере, которую мы пробуем защитить. Интернет же дает возможность взять паузу для того, чтобы погасить свои эмоции, найти нужную информацию, продумать форму своей реакции и содержание своего ответа.

Я считаю, что открытые интернет-форумы — это социологическая модель нашего современного общества. Так что неча на зеркало пенять...

Как в реальной жизни православные мечтают о гетто, так и в Интернете. Всюду пароли, явки, стерильная атмосфера, чтобы никого не пускать, чтобы никаких сектантов, а только люди нашего круга. И всех морозить, анафематствовать, "шаг влево, шаг вправо — побег". Почему-то мечта современного нормативного православного человека — залезть в консервную банку и запаять себя изнутри. Гетто своими руками. Даже в Интернете желают гетто создать: чужие здесь не ходят.

Как в реальной жизни православные оказываются слишком часто беспомощно-агрессивны, так и на форуме. Как в реальной жизни православный каждую минуту должен (должен — не значит может) быть готов дать ответ, так и на форуме. И сектанты равны самим себе — как на форуме, так и за его пределами. Тот, кому условия форума кажутся нетепличными, тем самым признаётся, что он просто не умеет жить в мире людей. Ему хочется избежать реального колючего прикосновения с разнствующими людьми и спрятаться в виртуальном мирке приходских сплетен. Те, кто осуждают мой форум за его открытость, могут говорить о Православии, только если заранее знают, что оппоненты лишены права на ответ. Но если вам есть что сказать в защиту Православия — так говорите. Кто же вам мешает? И если на этих площадках, в тепличных условиях, мы не научимся защищать Православие, если православные люди будут убегать с форумов при виде любого сектанта, это будет значить, что для нас и в реальной России нет места.

Почему я считаю, что форум — это тепличные условия? Да, там могут обозвать, оскорбить, но и в реальной электричке так могут сделать. Только в электричке при встрече с сектантами и воинствующими атеистами не будет возможности выбрать опцию "звонок другу", выверить цитату по Библии или Иоанну Златоусту. В Интернете никто не обязывает писать ответ через пять секунд после появления сообщения, привлекшего твое внимание. Ты можешь ответить через неделю, а за это время собраться с мыслями и привести чувства в порядок. Очень много здесь зависит от стиля, от умения не переступать границы агрессии.

  1. Интервью журналу «Upgrade». 2000, август. ^
  2. http://ip.elections.ru/ip/messages/941/2547.html?3020000024. 2000, 23 января. ^

Часть 2

— Каковы же отличительные черты интернет-общения?

— Прежде всего, здесь невозможно суггестивное, "духовное" воздействие на собеседника. Ни интонация, ни глаза здесь не повлияют. Значит, остается голый рацио. И это очень важно для церковных людей. Потому что усиленная нагрузка на разум, которая дается в Интернете, как раз способствует развитию тех мышц, которые оказались сильнее всего атрофированы в церковной жизни в XX веке, — мышц богословия.

— Многие интернет-персонажи пользуются так называемыми "виртуалами" — выдуманными личностями для общения на форумах и в чатах. Может ли православный человек становиться "виртуалом" на время присутствия в сети?

— Только сегодня я читал письма преподобного Феодора Студита. Он инициировал так называемую "михианскую схизму", то есть порвал общение сначала с Константинопольским Патриархом святителем Тарасием (784–806), а затем со святителем Никифором (806–815). Надо отметить, что в том споре преподобный Феодор с точки зрения Церкви оказался не прав, но тем не менее Церковь с великим уважением относится к его трудам и чтит его как великого подвижника и богослова. Так вот, в одном из писем к своим собратьям преподобный Феодор предлагает — ввиду неизбежной перлюстрации писем — обозначить действующих лиц буквами греческого алфавита. Сам Феодор подписывался последней буквой алфавита — "омега", а его духовника, игумена Платона, обозначала буква "альфа" [1]. Для всех 24 букв греческого алфавита (и для трех дополнительных) нашлись обозначаемые ими персонажи. Так что это не были первые буквы имен. Мы видим, что святой считал возможным не подписываться своим именем, а других людей упоминал под некими, как сейчас сказали бы, "никами".

Тот раскол, "михианская схизма", возник из того, что были расхождения между святыми Патриархами (Тарасием и Никифором) и святым Феодором по вопросу о том, где граница возможных компромиссов. Патриархи говорили о принципе икономии, о том, что если речь идет о власти, то на какие-то грехи императора можно закрыть глаза, а преподобный Феодор говорил о том, что так делать нельзя, потому что Евангелие одно для всех, в том числе и для властей. Как видите, он был противником растяжимой икономии, но тем не менее он допускал возможность сокрытия христианских имен.

— Пожар Останкинской башни, отключив телевидение, как бы выдвинул на первый план другие, альтернативные электронные средства информации, в частности — Интернет. На следующий день после пожара в Интернет было довольно сложно войти — настолько был увеличен трафик. Может быть, действительно Патриархии стоит подумать о том, чтобы участвовать в процессе с самого начала: создавать свое Web-радио, Web-телевидение?

— Во-первых, Вы либо оптимист, либо живете в совсем виртуальном мире. На мой взгляд, последствия пожара в Останкино выразились не столько в трафиках в Интернете, сколько в росте водочного оборота. Потому что народ, отключившись от одного наркотика, перешел на другой… Эти темные вечера с пустыми экранами провоцируют к тому, чтобы перейти к личностному общению, а посредником личностного общения в нашей стране, к сожалению, все время является бутылка с прозрачной жидкостью.

Об этом пожаре тяжело говорить, потому что первым чувством, конечно, была искренняя радость у всех церковных людей.

Но по здравом размышлении, конечно, понимаешь, что это скорее тяжелый удар по национальной культуре. Я это говорю не потому, что я ценю передачи РТР и ОРТ, а просто потому, что эти дни стали прекрасной рекламой для спутникового ТВ. А этот рынок в России представлен прежде всего продукцией НТВ-плюс, и, значит, именно НТВ, то есть самый антихристианский и самый антирусский канал, вдобавок в ту пору развернувший откровенную травлю Президента моей страны, получил великолепную возможность расширить спрос на себя. Кроме того, все это телевизионное безобразие теперь будет восстанавливаться на государственные деньги и будет работать еще более эффективно, потому что закупленная техника будет более современной.

Так что по некотором размышлении первая радостная реакция угасает. Но ведь она была — и тут есть очень серьезный повод для размышлений. Ни в Интернете, ни в частных разговорах я не видел воплей ужаса и отчаяния. Общая реакция — облегчение: "Наконец-то!"... На одном оккультном, антихристианском сайте — рериховском — даже появилась заметка: "Всенародная ненависть к телевидению наконец-то материализовалась".

Тут уж телевизионщикам впору задуматься: а почему вдруг они стали предметом народной ненависти? Действительно ли они демократы, действительно ли отражают чаяния, интересы народа? Или познеры — это такое агрессивное меньшинство, которое навязывает свою систему ценностей народу — народу, который до сих пор, несмотря на пятнадцать лет промывки мозгов, сопротивляется этой системе их ценностей?

А что касается присутствия Церкви в Интернете, то история наша — и церковная, и гражданская — учит, что наиболее эффективная методика — это "не мешать". Не создавать какие-то суперпрограммы, суперфинансирование, а просто не мешать тем, кто желает и умеет работать.

— В своей книге "О нашем поражении" [2] Вы говорите достаточно мрачные вещи о том, что Россия сегодня является скорее языческой страной, нежели православной. Может быть, с этой точки зрения, компьютер для кого-то выступает как объект некоего языческого культа? Не впрямую, конечно, — компьютеру никто не поклоняется, но религиозные чувства замещаются: общение в Интернете и тому подобное.

— Компьютер ничем не отличается от любого другого "творения рук человеческих" (артефакта). Здесь можно сказать так: "Чистому все чисто, а свинья везде грязь найдет". Да что говорить об искушении компьютером! Вот православная икона. Казалось бы, что может быть для православного человека святее, чем икона, — и тем не менее в восприятии некоторых людей икона становится тем, что мешает идти к Богу, а не помогает. Например, когда в VII–VIII веках в Византии возникли иконоборческие споры, многие люди стали отвергать иконы, потому что они видели, что в сознании некоторых их единоверцев почитание икон доходило до неприличных степеней. К примеру, считалось, что для того, чтобы Причастие стало "святее", необходимо соскоблить в чашу с Причастием немного краски с иконы. Или брали икону и при Крещении объявляли: "Вот эта икона будет твоим крестным отцом" [3]. К сожалению, все что угодно человек может извратить. Человек может гадать на Библии — но это не повод для того, чтобы сжигать Библию. Человек может использовать компьютер для гадости, да, — но это не повод для того, чтобы объявлять войну всем компьютерам. Это повод для того, чтобы осознать: человеком надо оставаться везде, в том числе и в Интернете.

Есть хороший церковный принцип: "Ты можешь владеть всем, лишь бы ничто не владело тобою". Не стал ли я приставкой к моему компьютеру? Ответ на этот вопрос получить легко: надо вспомнить свою реакцию, когда какие-то человеческие обязательства заставляют отвлечься от мира компьютера. То же — и с телевизором. Представьте, что уже взрослые дети звонят своей пожилой маме и просят ее завтра провести хотя бы три часа с малышом-внуком. Бабушка же ответствует: "Хорошо. Но я сейчас посмотрю свои планы…". И открывает программу телепередач. И лишь выяснив, что между ее любимой мыльной оперой и не менее любимым ток-шоу в этот раз есть трехчасовой интервал, она соглашается в это время заняться внуком. Все — это уже не бабушка, а телеприставка.

Вот так и подросток свободен от компьютера, только если у него хватает сил нажать кнопку "Esc" тогда, когда нужно вернуться в мир людей.

— Кстати, о "войне с компьютером". Вы не могли бы немного осветить историю вопроса: почему неким православным людям (или считающим себя таковыми) не нравится компьютер и откуда эта повышенная фобия к Интернету?

— Да нет здесь никакой особой истории вопроса. С одной стороны, тут просто чисто психологическая мера защиты человеком своего мира от того, что слишком поздно вошло в его жизнь, уже после того, как его жизненный уклад сформировался. Я и про себя могу сказать, что я не чувствую себя своим в мире компьютеров. Если мой PC начинает капризничать — я с ним в диалог не вступаю. Я просто снимаю телефонную трубку и зову своего крестника-подростка. Вот для него, как и для других мальчишек 90-х, компьютер — что родной дом. Я же просто с ужасом смотрю, как он разбрасывает детали самой дорогой (в денежном отношении) вещи в моем доме...

Я просто хочу сказать, что неприятие компьютера многими церковными людьми не есть проявление некоей сугубой нашей "мракобесности". Просто, с одной стороны, это понятное (и отчасти возрастное) психологическое отторжение того, что "не мое". С другой стороны, я уже объяснял, эта реакция обусловлена тем, что первоначально эта зона была занята как раз нецерковными людьми и религиозное присутствие в Интернете было скорее сектантским, а иногда и прямо сатанинским. Оттого первая реакция была — просто отшатнуться. Самоизолироваться. И лишь потом пришла реакция более здравая: войти в этот новый дом, чтобы повлиять на его погоду, сделать хотя бы часть его потеплее и посветлее.

Когда читаешь в некоторых церковных газетах нападки на Интернет, поражаешься прежде всего этой заведомой настроенности на капитуляцию. Так ведь именно этот настрой и приводит к поражению. Если православные публицисты уйдут из Интернета — там действительно будут задавать тон растлители и сектанты. Не потому, что Интернет был создан специально для них, а потому, что православные не пожелали жить в этом общем доме. Так, может, вместо того, чтобы проклинать Интернет, лучше просто самим почаще заходить туда и создавать в этом море островки Православия?

— Интернет и всеобщая глобализация — опасны ли они духовно с точки зрения Православия? Это от Бога или от...

— От Билла Гейтса. Не стоит делить мир по радикальному черно-белому принципу. Есть то, что входит в наш мир от Бога; есть то, что провоцируется сатаной. А есть то, что творит сам человек, — и в добром, и в плохом.

А если насчет опасности — опасен не один отдельно стоящий компьютер. Опасна повальная компьютеризация. Она создает новые возможности тотального контроля — я имею в виду электронные карты, ИНН и так далее. Но все же надо отличать социальную опасность от опасности духовной. Я как христианин не обязан "уходить от слежки". Скорее наоборот: постоянные разговоры о ней и память о ней способны в конце концов растравить душу. В советские времена мы все были "под колпаком у Мюллера", но это не мешало нам верить, что на самом деле мы — под покровом Божией Матери. Не будь в нас этой нашей веры — и из-под "колпака" мы бы вышли не Церковью, а вывалились, как стая испуганных и озлобленных крыс (ибо в подполье можно встретить только крыс).

— Я извиняюсь за некоторые вопросы, но то, что Вам кажется вполне понятным, так как есть внутриправославная дискуссия, для людей вне этой дискуссии не совсем понятно. Допустим, человек, который работает с компьютером, развивает интернет-сайт — и его вдруг начинают проклинать люди, называющие себя православными. Человек начинает испытывать дискомфорт и готов свое негативное чувство перенести вообще на Православие…

— Проблема вот в чем: в современной цивилизации иногда не очень ясно, где та грань, которая отделяет момент, когда человек играет в компьютер, от того момента, когда компьютер начинает играть человеком.

Дело в том, что компьютеры, компьютерные сети и технологии делают частную жизнь человека, его внутренний мир гораздо более прозрачным и, соответственно, уязвимым. Например, компьютер позволяет очень оперативно находить информацию и долго ее хранить; причем такую информацию, которая прежде не подлежала контролю: информацию о состоянии здоровья, о передвижении личных денег, о том, в каком магазине, когда, какие деньги я потратил на приобретение какого товара и какой книги.

Электронные деньги — это серьезное покушение на права личности в обществе. Они делают прозрачной твою частную жизнь. По твоим счетам можно определить каждый твой звонок, купленную газету, книжку. Они таким образом позволяют выявить мир твоих убеждений. По тому, какие книги и газеты я покупаю, можно составить представление о том, чем я живу.

В принципе, несложно составить такие программы, которые позволят фиксировать мои выходы в Интернет: на какие страницы я захожу, что я смотрю, что я "скачиваю". И это означает, что человек, полагая, будто он пребывает в ситуации анонимности, закачивает к себе какую-то информацию с какого-то интересного для него сайта, но некто другой (имеющий спецтехнику и допуски спецслужб) получает возможность контроля: он знает, чем этот человек живет.

Помните, как в советские времена прятали Солженицына: западные книжки, самиздат оборачивали в другие обложки, в тайные места клали, никогда не читали при посторонних. Или как списывали друг у друга кассеты: Высоцкого или Галича — то, что нельзя было найти в продаже.

Так вот, если однажды у государства снова появится обязательная идеология и снова появится деление граждан на "черных" и "белых" ("белые" должны мыслить так-то и так-то), то с помощью Интернета, у которого государственных границ как раз нет (это его хорошая черта), очень легко выяснить, а кто, собственно, думает "неправильно".

Пока речь идет о мире, который достаточно терпим к различным убеждениям, — в этом нет ничего страшного. Но если вдруг у государства проявятся идеологические приоритеты — официальные или не официальные, — это может серьезно сказаться на судьбе гражданина. Что, кстати, очень хорошо заметно в США и в Европе. Там есть правила политической корректности, запретные темы для обсуждения. Например, тот, кто попробует поставить вопрос о преимуществах христианства перед иудаизмом или займется критикой иудейской мистики, сразу лишится работы. На это работает огромная машина — "Антидиффамационная лига" называется, которая отслеживает "некорректные высказывания".

В одной из своих книг, посвященных проблеме антисемитизма в русской литературе, они обозвали всех русских классиков антисемитами. Даже Пушкина. Это меня удивило. Прочитал и выяснил, что антисемитизм Пушкина (и Гоголя) проявился в том, что он не создал ни одного крупного положительного образа еврея: "Досадно отсутствие положительного образа еврея в творчестве великих писателей" [4]. В США сейчас еврейская диаспора занимает роль КПСС в Советском Союзе.

— Во всяком случае, в США Вас не бросят в ГУЛАГ.

— В Советах тоже не всегда надевали наручники. Но если ты не подписался на газету "Правда" во время всеобщей подписки, тебе потом объясняли, что ты поступил некорректно. Потом начиналось — разряд тебе не повышали, путевка в санаторий сгорала, очередь на квартиру отодвигалась, статью твою в газете зарубали. Подобное давление четко чувствуется и определяется теми людьми, которые пробуют идти против течения, ибо сила течения определяется сопротивлением ему и не заметна тому бревну, которое плывет по течению вместе со всеми. И в Штатах это течение есть. Это уже не лужа, где каждый плавает в каком хочет направлении. Совершенствование техники социального контроля и идеологического зомбирования сделает тоталитаризм ХХI века гораздо опаснее тоталитаризма ХХ века. Точно так же, как диктатуры Гитлера и Сталина были опаснее наполеоновской диктатуры.

— Ну хорошо, это вопрос государства, условно говоря: возможен или невозможен тоталитаризм, но при чем тут вопросы религии?

— Понимаете, в течение предыдущих полутора тысяч лет — от императора Константина Великого до императора Николая Второго — любые перемены, усовершенствования в технике государственного контроля Церковь скорее приветствовала, потому что полагала: "Ведь это на нашу защиту, еретиков будут преследовать, не нас. Ведь мы-то с властью, государь наш православный, поэтому проблем у нас не будет…". В середине XIX века святитель Игнатий Брянчанинов в ходе дискуссий о судьбе крепостного права даже написал трактат с изложением "точного учения Православной Церкви о рабстве и рабовладении" [5], смысл которого был в утверждении, что "между свободой духовной и свободой гражданской нет никаких отношений" [6]. Сегодняшнее церковное мнение с этим уже не согласно: гражданская свобода воспринимается как условие свободы религиозной, а потому — как ценность, которую верующим людям надо защищать. Отсюда и массовое недовольство православных людей присвоением электронных номеров (ИНН).

Так что для меня в словосочетании "новый мировой порядок" ударение стоит на слове Ordnung.

Опыт XX века показал, что укрепление репрессивных и фискальных мышц государства может создать проблемы не только для еретиков и преступников, но и для нас. Поэтому сейчас Церковь смотрит на все это с точки зрения потенциальных жертв, потенциальных диссидентов.

Не забывайте — Православная Церковь на собственном опыте испытала в ХХ веке, что такое быть гонимым. И поэтому, когда мы призываем с крайней осторожностью относиться к созданию компьютерных глобальных систем, — это значит, что Церковь впервые за полторы тысячи лет своей истории отождествляет себя с гонимыми.

Может показаться, что мы отдали свои умы во власть необоснованных "фобий" и нам мерещатся преследования там, где на самом деле расцветает полная свобода. Что ж, вспомните о пресловутых "трех шестерках". Безо всякой политики, представьте, что в классе есть мальчик с такой довольно странной привычкой: он всюду ставит три шестерки — в своих тетрадях, дневнике, тетрадях одноклассников, на классной доске, на партах и так далее. Скажете ли Вы, что у этого мальчика все нормально, или скажете, что у него есть проблемы?

  1. См.: Прп. Феодор Студит. Послание 41. К Силуану и Евпрепиану // Послания. Кн. 1. С. 140–141. ^
  2. Значительно расширенное переиздание ее в 2003 году носит название «Христианство на пределе истории». ^
  3. Последнее, увы, одобрял все тот же преподобный Феодор Студит. Но тут стоит заметить, что младенчик, в восприемники которому была дана икона, все же не дожил и до года. ^
  4. Дудаков С. История одного мифа. М., 1993. С. 69. ^
  5. Жизнеописание епископа Игнатия (Брянчанинова). С. 324. ^
  6. Там же. С. 335. ^

Часть 3

— Ну конечно, проблемы какие-то есть…

— А наша проблема в том, что сегодня эти мальчики правят миром.

— Недоумение…

— Вы вряд ли будете оспаривать мое предположение, что символическую наполненность долларовой купюры определяют люди, обладающие властными полномочиями... А при всех реформах внешнего облика доллара неизменной остается ширина банкнот — 66,6 миллиметра…

Конечно, из того, что создатели этой системы играют с тремя шестерками, не следует, что они сатанисты или что они сознательно бросают вызов христианам. Дело в том, что это число в Библии встречается дважды и имеет разный смысл. Первый раз оно встречается в книгах Ветхого Завета, и там число 666 — это число, символизирующее мировое богатство: 666 талантов золотом платили покоренные племена царю Соломону. А второй раз это число встречается в Новом Завете, в Апокалипсисе, — и там оно уже оказывается печатью сатаны.

Так вот, может быть, те люди, которые насыщают наш мир навязчивыми встроенными шестерками, — это люди, для которых Новый Завет не авторитетен. Им дороги книги Ветхого Завета: царь Соломон — часть их личной, национальной религиозной традиции, и поэтому для них это добрый символ, символ богатства, символ успеха, поэтому этим символом они сопровождают все свои товары и документы. Может быть и так, но представьте, если я скажу: "Знаете, в моем понимании свастика — это добрый символ", и поясню, что он задолго до Гитлера встречался у индусов и у славян, и начну эту свастику всюду рисовать. А возмущающимся людям — ветеранам Второй мировой войны или евреям — буду говорить: "Да вы не смущайтесь, в моем понимании это не знак фашизма, это — древний знак солнцеворота". Не назовете ли Вы мое поведение лукавым и циничным?

— Ну, безусловно, люди, которые делают подобные записи, не могут не знать, что в одной из самых мощных в мире религий это число воспринимается негативно.

— И это означает, что в сознании этих людей сидит мысль: "Как бы поддеть чувства миллионов христиан?". Для них это мелочь, такое мелкое развлечение. А в таком мире, в котором у таких "развлекающихся мальчиков" громадная власть, у христиан появляется ощущение, что от таких шуточек — пока только шуточек — со временем может дойти до чего-то более серьезного. В конце концов, гонения на Церковь начинались с анекдотов Вольтера.

— Понятно, а сатанизм с точки зрения Церкви — это прямое поклонение сатане или что-то другое?

— "Сатанизм" — это строгий термин. Это или поклонение сатане, или апология сатаны, или же, как минимум, такое перетолкование библейских сюжетов, где упоминается сатана, что он становится положительным персонажем. Нельзя думать, будто любое несогласие с Православием в наших глазах сразу же становится cатанизмом.

— Вы полагаете, что в современном мире сбываются пророчества Апокалипсиса?

— Пророчества Библии сознательно составлены таким образом, чтобы каждое поколение могло их приложить к себе. Скажем, если общество живет в состоянии раздрая, войны, тогда вспоминаются слова Евангелия: и восстанет народ на народ, царство на царство, и тогда настанет конец [1]. А если у общества стабильный период, тогда приходят на ум слова апостола Павла о том, что конец станет близок, когда будут говорить: "мир и безопасность" [2].

Так что сама по себе такая эсхатологическая обеспокоенность — это естественная нотка христианского умонастроения. Вопрос в том, чтобы эта нотка не стала сольной, господствующей, не стала слишком агрессивно подминать под себя все многообразие жизни, переводя все газетные новости на язык Апокалипсиса. Не надо уверять себя самих, будто мы точно знаем, что нашему поколению суждено быть последним. Не случайно, что в церковной православной традиции Апокалипсис — единственная из книг Нового Завета, которая никогда не читается в храме за богослужением. Для того, чтобы не выносить ее на рынки и базары, в мир сплетен.

Да, мы знаем, что есть тревожные тенденции в нынешней "глобализации".

Царство антихриста — такое, каким оно рисуется в Апокалипсисе, — это авторитарно-тоталитарное царство. Авторитарность его состоит в том, что оно контролирует всю жизнь экономики. Граждане, которые не согласны с политикой государства, обречены на бойкот. Когда нельзя ни покупать, ни продавать без соответствующей символики на себе [3].

Оно тоталитарно потому, что стремится контролировать души людей, восприятие ими тех или иных событий, в том числе и религиозных. На наших глазах складывается глобальное авторитарное царство, в котором под предлогом борьбы с терроризмом провозглашается необходимость ограничения личной свободы граждан.

Это с одной стороны. А с другой стороны, переведение всей документально-номенклатурной и даже финансовой жизни на язык компьютеров, электронной документации означает, что наша жизнь становится абсолютно прозрачной, каждый человек оказывается просто голым. И появление по всему миру шоу типа "За стеклом" в этом контексте кажется отнюдь не безобидным: это приучение человека к мысли о том, что жить под глазом видеокамер наблюдения очень даже приятно…

Поэтому не всякая новизна достойна радости. Когда я слышу "новости глобализации", я вспоминаю надпись на проклятом "кольце всевластья" из "Властелина колец" Толкиена: "Чтобы всех отыскать, воедино созвать и единою черною волей сковать".

Так что не во всех реформах христиане хотят участвовать, и не всеми переменами мы хотим быть затронуты.

— В основе Интернета, вернее, его основного сегмента — www, лежит понятие ссылки в гипертексте. Не все знают, что идею гипертекста описал в 1945 году директор Фонда науки США Вэннивер Буш. Но почти никто не знает, что Буш — религиозный человек, идею ссылки взял из Библии, которая изначально является как бы гипертекстом: все тексты разбиты на главы, все абзацы пронумерованы, очень часто в тексте стоят точные нумерованные ссылки на другие фрагменты и так далее. А для чего появились ссылки в Библии, зачем такая изощренная нумерация?

— Это, скорее, некое обнажение ее скрытой гипертекстуальности. Библия при всем многообразии своих авторов (Библия — это сборник книг, которые писались на протяжении почти полутора тысяч лет многими десятками людей) — это книга об одном. Единство этой книге придает единство ее центрального персонажа — Христа. Книги Ветхого Завета предсказывают, пророчествуют о Христе. Новый Завет описывает, что произошло со Христом. Апокалипсис пророчествует о том, что будет с Церковью Христа.

Нумерация стихов появилась гораздо позже, в более поздние века просто для удобства пользования и отсылок — удобства школяров. Причем далеко не всегда это разбиение на стихи и главы было удачным. Среди богословов даже ходит шутка, что тот человек, который делал разбиение на стихи, делал это, галопируя верхом на лошади. Тем не менее эта система ссылок — попытка помочь читателю осознать глубинное единство библейского текста. Он по сути своей — гипертекст, и в каждой фразе Библии содержится вся она, как в каждой капельке океана содержится химический состав всего океана.

— Библия для простого человека — это набор поучительных мифов, исторических рассказов и легенд. Скажите, что она для Вас? Вам известен некий ее изначальный смысл, недоступный непосвященному?

— Человек, прочитавший Библию, не может воспринимать ее как набор мифов, хотя бы потому, что Ветхий Завет — подчеркнуто историческая книга, исторические хроники. А Новый Завет — это вообще история одного Человека, поэтому тут мифы ни при чем.

— У католиков есть святой — покровитель Интернета, Исидор Севильский. Нужен ли Православной Церкви святой защитник информационных технологий?

— Я думаю, было бы очень здорово, если бы апостола Иоанна Богослова сочли покровителем православного Интернета. Апостола Иоанна не как автора Евангелия, а как старца, который последние годы своей жизни повторял только одну фразу: "Дети, любите друг друга".

Появление "сетевых святых" не вызывает у меня никакого раздражения. Я считаю, что Церковь призвана к тому, чтобы о-свя-тить своим светом все сферы человеческой жизни. Не может человек сказать так: "Я два часа в день в Церкви христианин, а все остальное время действую, как обычный человек". То есть не важно, где я: на работе, дома, в транспорте, — я всюду должен помнить о том, что есть некая система ценностей — этических, религиозных, которым я все время должен следовать. И работа в Интернете не должна быть исключением.

Может быть, люди опытным путем найдут, какой святой помогает работающим в Интернете. Честно говоря, моя мечта другая: мне бы очень хотелось, чтобы в XXI веке появились специальные молитвы для работы на компьютере. В наших церковных требниках есть молитвы для крестьян: молитва на выпас скота, молитва на освящение колодца, есть молитва на освящение колесницы. Сейчас появились молитвы на освящение автомобилей, самолетов — замечательно. А я бы очень хотел, чтобы вот так же, как у нас есть молитва на избавление от саранчи, точно так же появилась молитва на избавление от компьютерных вирусов.

— Недоумение…

— Честно скажу, я знаю о такой ситуации. Московский священник Олег Стеняев написал книжку о кришнаитах, причем эта книга была написана очень интересным путем — она была написана на основе диалогов, которые он вел с лидерами кришнаитов. И вот, когда книжка уже была написана, один из кришнаитских браминов пришел к нему в гости. Они посидели, часа два поговорили. И когда затем священник попытался включить компьютер, на котором он набирал книжку, тот не заработал. Он включил запасной компьютер, где была копия, — тот же эффект, а на дискетах копий не было. Компьютеры "грохнулись", и в течение двух недель никто не мог с ними ничего сделать.

По истечении двух недель приходит к нему в гости Белгородский архиепископ Иоанн, и отец Олег жалуется: "Вот, Вы меня благословили написать книгу о кришнаитах, но после того, как один из них побывал у меня в гостях, то ли в результате совпадения, то ли еще почему-то, но компьютеры, на которых хранится эта книга, не включаются". Архиепископ просто произнес: "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа", перекрестил компьютер один, другой — и они заработали…

— Да, честно говоря, если бы я меньше знал компьютеры, то я, возможно, скептически отнесся бы к этой истории. Но любой программист, очень долго проработавший с компьютерами, знает, что подчас эти устройства могут вести себя иррационально, то есть вне логики программы — какая-то компьютерная мистика… Например, иногда бывает, что пользователь заявляет: "Ваша программа не работает". Приходишь, запускаешь на выполнение — все работает без сбоев, проверяешь все режимы — полный порядок… Я это называю: "программа чувствует хозяина". А как вообще создаются молитвы?

— Естественно, молитвы пишет тот, кому они нужнее всего. Не следует думать, что соберется какой-то кружок монахов, который вынесет решение: "Давайте осчастливим компьютерщиков такой молитвой". Вероятнее всего, такие молитвы составят сами компьютерщики (может, уже принявшие монашество). Затем — уже по совету с филологами — этот текст будет славянизирован, воцерковлен, а затем уже утвержден на Синодальной богословской комиссии.

— А каков Ваш прогноз о развитии компьютеров и информационных технологий через пять лет? Как Вам видятся через пять лет отношения: компьютер — информационное общество — Церковь?

— Ну, поскольку через пять лет я стану совсем старым и больным, мне очень бы хотелось, чтобы я мог читать лекции в Интернет-университете, чтобы не нужно было ездить в метро до университета, а чтобы можно было сидеть здесь, дома, а в виртуальном зале перед экранами мониторов собиралась бы аудитория студентов, заинтересованных в этом курсе, и мы бы в режиме on-line с ними спокойно общались. Но через пять лет, я думаю, этого в России еще не будет (хотя в Америке такие университеты уже есть). Поймите, я человек, на вашем жаргоне — "чайник", для меня компьютер — это лишь большая пишущая машинка. Так что увольте меня от прогнозов в этой области, лежащей слишком далеко за пределами моей компетенции.

— Кстати, а возможна ли интернет-служба?

— Я полагаю, что со временем компьютер покончит с одной из самых уважаемых православных профессий — это то, что называется "уставщик". Церковь живет по двум календарям. Есть календарь солнечный — это праздники Рождества, Благовещения, Преображения, которые всегда празднуются в один и тот же день. А есть календарь лунный — от него зависит начало Великого поста, масленица, Пасха, Троица. И всегда возникает проблема согласования этих двух календарей. Поэтому в нашем Уставе (Типиконе) специально расписывается, что делать, если такой-то день придется на воскресенье или на среду, плюс поправки для каждого храма в зависимости от того, кому он посвящен. Есть костяк службы — песнопения, которые повторяются каждый день, есть песнопения, которые повторяются раз в два месяца, а есть те, которые поются только раз в году. Довольно сложно все это между собой согласовать, надо знать специальную технологию…

— Алгоритм…

— …да, по которому это все надо размещать. Так вот, люди, которые это умеют — "уставщики", — всегда пользовались большим уважением в приходах. Но в ближайшие годы, я думаю, появится компьютерная программа, которая великолепно будет с этим справляться.

Что касается интернет-службы… Я думаю, это будет. Ведь есть же телевизионные трансляции служб, и это нормально. Но надо помнить — это для тех, кто не может идти в церковь: из-за детей, собственной болезни, или ухода за больным, или же из-за удаленности храма. Для таких людей, безусловно, телетрансляция, радиотрансляция, интернетовские службы нужны. Но для человека все равно важно самому участвовать, а не просто со стороны смотреть. На литургии мы причащаемся Плоти и Крови Христа, и это не может быть сделано в виртуальной реальности.

Скажем так, через Интернет мы можем сделать все, что мы могли бы сделать для Бога: мы можем послать пожертвования в храм, послушать проповедь, можно передать записку о здравии. Но через сеть не передается то, что Бог дает человеку лично, — Его благодать, Причастие Его Плоти и Крови.

— Значит, можно сказать так: православный человек должен воспринимать компьютер очень спокойно, как некий прибор, вносящий в его жизнь дополнительное удобство, а неправославные должны спокойнее воспринимать выходки некоторых людей, которые, называя себя православными, считают возможным всех клеймить за несоответствие их представлениям?

— Я думаю, что все немножко сложнее. Да, компьютер вносит определенное удобство, но Интернет — это нечто большее, это не только некое удобство, но это еще и зона опасности, потому что там, где мы не будем зажигать свечи, там будет распространяться тьма. И потому Интернет — это пространство работы и ответственности для христианина. Как и любое иное место, в которое приходят люди.

  1. Ср.: Мф. 24, 7, 14.— Ред. ^
  2. 1 Фес. 5, 3.— Ред. ^
  3. См.: Откр. 13, 17.— Ред. ^