Церковь гонимая и Церковь господствующая. К празднованию 1600-летия со времени Миланского эдикта

Когда Моисей пас овец Иофора, тестя своего, священника мадиамского, он видел купину, горящую огнем, и купина не сгорала. Этот образ купины горящей и не сгорающей некоторые из древнецерковных писателей прилагали к Христовой Церкви первых трех веков: она почти три века горела в огне и не сгорала - наоборот, росла, расцветала и приносила плоды. Пламя огненных искушений Церкви то ослабевало, то возгоралось с новой, еще большей силой. Были вспышки невежественной и суеверной толпы, которая готова была во всех общественных бедствиях винить христиан, а потому и кричала: "Христиан ко львам!" Были на римском престоле выдающиеся правители, люди политической идеи, при которых процветало государство и благоденствовали народы, но христиане казались таким правителям изменниками, помехой для осуществления римских идеалов - и периоды благоденствия граждан были временем страдания христиан. Наиболее продолжительные и жестокие гонения Церковь претерпевала именно со стороны государства. Языческое общество чем ближе узнавало христиан, тем больше их любило. Гонения, предписанные из центра, часто не встречали сочувствия на местах. Язычники уговаривали исповедников пощадить свою жизнь. Бывали даже случаи, когда языческая толпа отбивала у государственного конвоя арестованных уважаемых христиан. После эдикта, изданного Галерием в 311 году, возвращение христиан из ссылки, из рудников, на место жительства носило иногда почти триумфальный характер, и особенно замечательно, что с радостью их встречали не одни собратья по вере, но и язычники, которые искренно приветствовали и поздравляли своих сограждан-христиан с освобождением.

И кого гнало правительство? Оно гнало своего союзника, который ему не изменял, несмотря ни на обиды, ни на несправедливости, бесчисленные и бесконечные. В книге Деяний апостольских читаем: Царь Ирод поднял руки на некоторых из принадлежащих к церкви, чтобы сделать им зло, и убил Иакова, брата Иоаннова, мечом. Видя же, что это приятно иудеям, вслед за тем взял и Петра... и, задержав его, посадил в темницу (Деян.12:1-4). Что же ответил апостол Петр? Ответ мы можем найти в его Первом послании: Бога бойтесь, царя чтите (1Пет.2:17). А другой апостол пишет христианам, жившим в центре политической жизни, в Вечном городе, в который вели все дороги древности: Существующие власти от Бога установлены... всякая душа да будет покорна законным властям... противящийся власти противится Божию установлению (Рим.13:1-2). Тот же апостол заповедует христианам совершать молитвы... за царей и за всех начальствующих (1Тим.2:1-2). Естественно было бы государству гнать и преследовать мятежников, бунтовщиков, революционеров, но гнать проповедников смирения и покорности властям - разве это не было ненормальностью? Римское государство поглощало религию; она оказывалась лишь одной из сторон общегосударственной жизни. В лице христианской Церкви в мир вступила религия, которая не подчиняется государству и не смешивается с ним, но поддерживает законную власть, почитая ее Божественным установлением. С тех пор открылась возможность новых отношений между государством и религией - возможность союза между Церковью и государством. Основания этого союза лежат не во взаимной пользе вступающих в союз сторон - нет, но в самой сущности Церкви и государства. Невольно вспоминаются мудрые слова Филарета, митрополита Московского: "Да, есть в том польза, когда алтарь и престол союзны; но не взаимная польза есть первое основание союза их, а самостоятельная истина, поддерживающая и тот и другой. Благо и благословение царю, покровителю алтаря; но не боится алтарь падения и без сего покровительства. Прав священник, проповедующий почтение царю, но не по праву только взаимности, а по чистой обязанности, если бы то случилось - и без надежды взаимности". Союз с Церковью нужен прежде всего государству. Надежен ли тот закон, который основан лишь на зыбком песке мнений человеческих?

Миланский эдикт - это признание государства, что ему нужна Церковь и что ему должно быть справедливым в отношении своего благодетеля. Разве не ясно видна эта именно мысль в важнейших словах эдикта: "Рассматривая внимательно все способы к общей пользе и благу, мы, Константин Август и Лициний Август, между прочими, полезными по многим причинам, распоряжениями или, лучше сказать, прежде всех прочих распоряжений, заблагорассудили сделать постановление, которым охранялись бы страх и благоговение к Богу, то есть заблагорассудили и христианам, и всем отдать на произвол соблюдение того богослужения, какого кто желает, чтобы Божественное и Небесное Существо, как бы Его ни называли, было благосклонно и к нам, и ко всем, находящимся под нашей властью. Итак, водясь здравым и прямым смыслом, объявляем следующую нашу волю: пусть решительно никому не запрещается избирать и соблюдать христианское богослужение, но каждому отдается на произвол обращаться мыслью к той вере, какую кто находит согласною с собственным убеждением, чтобы Божество при всяком случае ниспослало нам скорую помощь и всякое благо...".

Текст Миланского эдикта, по суждению историков, не отличается ясностью и определенностью, но прекрасное его толкование дано самим же Константином в его отношениях к христианской Церкви. Уже из тех немногих документов, которые сохранил в своей "Церковной истории" Евсевий, видно, что пред сознанием Константина предносилось не христианство как отвлеченное религиозное учение, а Церковь, религиозное общество, corpus christianorum. Правителю Анилину он приказывает позаботиться о возвращении именно христианам кафолической Церкви всего того, что им принадлежало в каждом городе. Враги Церкви кафолической, хотя бы и выдающие себя за христиан, расположением императора не пользовались. Мильтиаду, епископу Римскому, Константин пишет: "От вашей внимательности, конечно, не укрывается то почтение мое к законной кафолической Церкви, которое заставляет меня желать, чтобы вы ни в одном решительно месте не оставили ни малейшего раскола или разделения". В письме к Сиракузскому епископу Христу император вспоминает: "Когда иные начали худо и превратно мыслить о богопочтении, уклоняться от святой и Небесной силы и рассекать кафолическую церковь, я желал остановить эту вражду". Проконсулу Африки Авлавию Константин пишет о том, как беспокоит его раскол донатистов, который может вызвать "гнев верховного Божества не только против рода человеческого, но и против меня самого, правительственному попечению которого манием Небесным вверено все земное. Я не могу оставаться вполне спокойным, пока все подданные, соединенные в братском единомыслии, не будут воздавать Богу истинного поклонения, предписываемого кафолической верой".

Константин открыто исповедал, что для пользы государства вовсе не безразлично, какой веры держатся его члены. Отсюда прямой переход к возможной поддержке государством истинной Церкви. "Заблагорассудив послать что-нибудь на расходы некоторым известным служителям законного и святейшего кафолического богопочтения во всех епархиях Африки, Нумидии и Мавритании", Константин особой грамотой повелевает африканскому казначею Урсу отсчитать Карфагенскому епископу Цецилиану три тысячи фолл. "Если же, выполняя это желание мое, увидишь, что чего-нибудь недостает, то, нимало не сомневаясь, можешь требовать, сколько сочтешь нужным, от хранителя наших имуществ Праклида, которому я приказывал лично, в случае, когда ты требуешь денег, выдать без всякого отлагательства". Проконсулу Анилину и викарию префектов Патрикию дано было приказание иметь особое наблюдение за теми беспокойными людьми, которые "постыдными обманами отваживаются развращать народ в недре святейшей кафолической Церкви". Весьма важны рассуждения Константина в одном письме к Анилину. Здесь император признает, что хранение истинного богопочтения "по благоволению Божию доставило Римскому государству величайшее благополучие и всем человеческим делам особенное счастье". "Посему я хочу, чтобы в порученной тебе области лица кафолической Церкви, посвящающие свое служение этой святой вере и называемые обыкновенно клириками, оставались совершенно свободными от всех общественных обязанностей". "Ибо если они будут служить Божеству со всею ревностью, то, кажется, для общественных дел произойдет от того весьма много пользы". Вот законодательное истолкование Миланского эдикта!

Миланский эдикт - это грань между Церковью гонимой и Церковью господствующей. Положен конец несправедливости в отношении государства к своему благожелателю - к Церкви; государство хочет быть благодарным за ту пользу, которую оно получает от истины, то есть от Церкви, старается охранять саму истину от искажения еретиками и раскольниками. Государство поняло, что колебать истину - значит расстраивать всякий порядок и всякое право. Истина должна господствовать над ложью и заблуждением. Миланский эдикт - это открытое преклонение силы пред истиной, государства пред Церковью, земли пред Небом, царства пред священством.

Церковь была гонима. Были падения, были падшие, но много было героизма. Христианские мученики - бесподобные представители силы души человеческой, твердости убеждения, безграничности самоотвержения. Но эпоха гонений в жизни Церкви была периодом ненормальным. Церковь гонений не искала и осуждала тех фанатиков, которые стремились к гонениям как к положительной цели. Церковь всегда радовалась прекращению гонений; устами и стилем апологетов просила у государства справедливости. Исполняя заповедь апостола, мы и теперь молимся, чтобы Господь глаголал мирная и благая о Церкви Своей Святей в сердцах властей государственных, чтобы можно было проводить тихое и безмолвное житие в правоверии и во всяком благочестии и чистоте. Церковь, сознавая себя истиной, может желать только того, чтобы истина господствовала, а не была гонима теми людьми, ради которых она и создана на земле воплощением Единородного Сына Божия.

В душе человеческой всегда есть известная доля героизма. В Церкви гонимой он обнаруживался в мученичестве. В Церкви господствующей ему указываются иные способы применения. Героизм в борьбе с грехом, в том сражении до крови, о котором говорит апостол Павел (см.: Евр.12:4). Разве это случайно, что по прекращении гонений развивается монашество, отшельничество, подвижничество аскетов? Мученики - герои Церкви гонимой, аскеты-подвижники - герои Церкви господствующей. Страдания мучеников и жития преподобных подвижников назидательны, ибо составляют две части одной и той же величественной поэмы в честь геройства души христианской, в честь силы духа человеческого, вечного и непобедимого.

Примечания
Печатается по изданию: Церковь гонимая и Церковь господствующая. К празднованию 1600-летия со времени Миланского эдикта. - Московские церковные ведомости. 1913. №37. Подписано: архимандрит Иларион.