Цвет фона:
Размер шрифта: A A A
О даре языков. - Милостыня - лучшее украшение. - Суетность богатства.  Том 10, книга 1, Беседа 36

святитель Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский

О даре языков. - Милостыня - лучшее украшение. - Суетность богатства. Том 10, книга 1, Беседа 36

При использовании материалов библиотеки ссылка на источник обязательна.
При публикации материалов в сети интернет обязательна гиперссылка:
"Издательство преподобного Максима Исповедника." (www.ispovednik.ru).

Преобразование в форматы epub, mobi, fb2
"Православие и мир. Электронная библиотека" (lib.pravmir.ru).

 

 

Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни (1Кор.14:20).

1. После многих объяснений и доказательств (апостол) справедливо употребляет теперь речь более сильную, соединенную с великим обличением, и приводит пример, сообразный с предметом. Дети недоумевают и изумляются при виде малых вещей, а при весьма великих не приходят в такое удивление. Подобным образом и имевшие дар языков, который был последним из всех, думали, что они имеют все; потому он и говорит: не дети бывайте, т.е. не будьте неразумными там, где следует быть разумными, но будьте простыми детьми там, где неправда, где тщеславие, где гордость. Кто младенец на злое, тому должно быть и мудрым; как мудрость со злобой не была бы мудростью, так и простота с неразумием не была бы простотой; в простоте надобно избегать неразумия, и в мудрости — злобы. Как лекарства более надлежащего горькие или сладкие не приносят пользы, так и простота и мудрость сами по себе. Потому и Христос, повелевая соединять то и другое, сказал: будьте мудры, как змии, и просты, как голуби (Мф.10:16). Что же значит — младенствоватъ злобою? Даже и не знать, что такое зло; такими быть он желал им, когда говорил: есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние (1Кор.5:1). Не сказал: допускается, но: слышится. Вы верно, говорит, знаете это, потому что слышали о том некогда. Он хотел, чтобы они были и мужами и детьми, детьми на злое, а мужами по мудрости, и муж тогда будет мужем, когда вместе с тем будет младенцем; а пока он не будет младенцем на злое, то не будет и мужем, потому что злой не может быть совершенным, а бывает неразумным. Иными языками и иными устами буду говорить народу сему; но и тогда не послушают Меня, говорит Господь (1Кор.14:21). В законе нигде этого не написано; но он, как я сказал прежде, всегда называет законом все ветхозаветное Писание, и пророческие и исторические книги. Приведенное свидетельство он заимствует из пророка Исаии, чтобы опять ограничить славу дара (языков), для пользы слушателей; и здесь впрочем, говорит о нем с похвалой. Слова но и тогда показывают, что чудо было достаточно для того, чтобы тронуть их; если же они не убедились, то это их вина. Для чего же Бог сделал это, если они не хотели убедиться? Чтобы сделать со своей стороны все нужное. Доказав пророчеством, что упомянутое знамение не очень полезно, (апостол) продолжает: итак языки суть знамение не для верующих, а для неверующих; пророчество же не для неверующих, а для верующих. Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь? Но когда все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий, то он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: "истинно с вами Бог" (ст. 22-25). Сказанное здесь может возбудить в ком-нибудь большое недоумение. Если языки служат знамением для неверных, то как он говорит: если неверные увидят вас говорящими на языках, то скажут, что вы беснуетесь? И если пророчество не для неверных, но для верующих, то как получат от него пользу и неверные? Но когда, говорит, все пророчествуют, и войдет кто неверующий или незнающий, то он всеми обличается, всеми судится. И не только этот, но, кроме того, и другой здесь рождается вопрос: языки опять, по-видимому, больше пророчества, потому что если языки служат знамением для неверных, а пророчество для верных, то дар, обращающий и делающий своими чужих, больше дара, назидающего своих. Что же означают сказанные слова? Они не затруднительны, не темны и не противоречат предыдущему, но весьма согласны с ним, если мы вникнем. Пророчество полезно для тех и других, а языки нет.

Потому, сказав о языках, что они в знамение суть, (апостол) присовокупил: не верующим, но неверным, и притом в знамение, т.е. более для удивления, нежели для назидания. Но, скажешь, и о пророчестве он выразился точно также в словах: а пророчество не неверным, но верующим; верующий не имеет надобности видеть знамение, а нуждается только в научении и назидании; как же ты утверждаешь, что пророчество полезно для тех и других, тогда как он говорит: не неверным, но верующим? Если тщательно исследуешь, то поймешь слова его. Он не сказал, что пророчество не полезно для неверных, но что оно не служит знамением, как языки, т.е. не также бесполезно. И языки не есть что-нибудь полезное для неверных: они производят только одно изумление и смущение. Знамение принадлежит к числу безразличного; так Псалмопевец, сказав: сотвори со мною знамение, прибавляет: во благо (Пс.85:17); и еще: для многих я стал как бы чудом (Пс.70:7), т.е. в знамение.

 

2. Чтобы ты убедился, что знамение здесь не означает чего-нибудь, всегда приносящего пользу, (апостол) присовокупляет и то, что оно производит. Что же такое? То не скажут ли, говорит, что вы беснуетесь? Это зависит не от свойства знамения, но от неразумия тех, (которые рекут). Под словом неверные не всегда разумей одинаковых людей, но иногда неисцельно больных и остающихся неисправимыми, а иногда могущих перемениться, каковы были те, которые удивлялись апостолам, глаголавшим величия Божия; таковы же были домашние Корнилия. Итак, смысл слов его следующий: пророчество имеет силу и между неверными и между верующими, а слыша языки, неверные и неразумные не только не получают пользы, но и смеются над говорящими на языках, как над беснующимися. (Языки) служат им только в знамение, т.е. только приводят их в изумление.

Если бы впрочем они имели ум, то получили бы и пользу, для которой дано знамение; ведь (и при апостолах) не только были насмехавшиеся над ними, как бы над опьяневшими, но многие и удивлялись им, как глаголющим величия Божия; так насмехавшиеся были неразумные. Потому и Павел не просто сказал: не скажут ли, что вы беснуетесь, но присовокупил: незнающие или неверующие. Пророчество же не просто служит в знамение, но нужно и полезно для веры и назидания тех и других. Впрочем, это он выразил не тотчас, но объяснил в дальнейших словах: он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог.

Таким образом пророчество выше не только потому, что имеет силу между теми и другими, но и потому что обращает бесстыднейших из неверных. Не одинаково было чудо, когда Петр обличил Сапфиру, — это было действием пророчества, — и когда говорил языками; тогда все устрашились, а когда он говорил языками, то даже принят был за беснующегося. Итак, сказав, что языки не приносят пользы, и, оставив между тем обличение вины иудеев, (апостол) далее показывает, что они даже причиняют вред. Для чего же, скажешь, и даны они? Для того, чтобы употреблялись вместе с истолкованием, без которого случается и противное у неразумных. Если, говорит, вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить [незнакомыми] языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь? Так и апостолы были приняты за опьяневших: иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина (Деян.2:13). Но причина не в знамении, а в неразумии (говоривших это); потому он присовокупил: незнающие или неверующие, т.е. мнение их происходит от неразумия и неверия. Он старается, как я сказал прежде, поставить дар (языков) в ряд предметов не совершенно достойных отвержения, но не очень полезных, и притом с целью смирить слушателей и внушить им необходимость искать истолкования. Так как они не заботились об этом, но многие через упомянутый дар старались показать себя и удовлетворить своему честолюбию, то он особенно и отклоняет их от этого, доказывая, что они напротив вредят своей славе, навлекая на себя подозрение в бесновании. Так всегда поступает Павел: когда хочет кого отклонить от чего-нибудь, то доказывает, что он терпит вред от того самого, к чему имеет пристрастие; так поступай и ты: отклоняя от удовольствий, покажи, что они исполнены горечи; отклоняя от тщеславия, покажи, что оно причиняет бесчестье.

Так и Павел поступал. Отклоняя богатых от любви к деньгам, он говорит, что богатство не только вредит, но и подвергает искушениям: желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу (1Тим.6:9). Так как богатство, по-видимому, не избавляет от напастей, то он утверждает противное тому, что думали богатые.

Другие имели пристрастие к внешней мудрости, как будто бы она служила им для объяснения догматов; а он доказывает, что она не только не приносит пользы кресту, но и унижает его.

Иные хотели судиться у чужих, считая недостойным судиться у своих, как будто бы внешние (язычники) были мудрее; а он доказывает, что судиться у внешних постыдно. Иные вкушали идольские жертвы, как бы желая показать в себе совершенное знание; а он доказывает, что неумение устроять благо ближних есть признак несовершенного знания. Так и здесь: (коринфяне) по честолюбию восхищались даром языков, а он доказывает, что это особенно и посрамляет их, не только лишая славы, но и подвергая подозрению в бесновании. Впрочем, он не вдруг сказал это, но, предварительно сказав очень многое, и тем приготовив их к принятию слов своих, потом и высказывает мысль крайне неожиданную. Такой у него обыкновенно образ речи.

Подлинно, кто хочет поколебать утвердившееся мнение и переменить его на противоположное, тот не должен тотчас высказывать противоположное: иначе он будет осмеян теми, которые предзаняты противоположным мнением; очень неожиданное не может быть принято вдруг без предварительной подготовки; наперед нужно иными доводами хорошо поколебать мнение других и тогда уже внушить им противоположное.

 

3. Так же он поступил, когда говорил о браке. Многие имели расположение (к браку), как бы доставляющему спокойствие; а он хотел доказать, что спокойствие заключается в безбрачном состоянии; если бы сказал это вдруг, то слова его не были бы

так хорошо приняты; теперь же, высказав это после многого другого и предложив благовременно, он сильно тронул слушателей. Так же он поступил касательно девства. Сказав предварительно многое, он уже после того говорит: аз же вы щажду (в русском переводе этих слов нет) (1Кор.7:28); и еще: а я хочу, чтобы вы были без забот (1Кор.7:32). Точно так он поступает и касательно дара языков, доказывая, что он не только лишает славы, но и посрамляет имеющих его перед неверными. А пророчество, напротив, и не подвергает посрамлению перед неверными, и доставляет величайшую славу и пользу; по поводу пророчества никто не скажет, что вы беснуетесь, и не станет смеяться над пророчествующими, но напротив всякий будет изумляться и удивляться им, потому что обличается всеми, то есть, все, что у него на сердце, обнаруживается и представляется всем. Не одно и то же — кому-нибудь войдя услышать одного говорящим по-персидски, другого по-сирски, или войдя, с какой бы то ни было целью, для искушения

и с лукавым намерением, или простосердечно, услышать тайны своего сердца, такие-то и такие-то свои деяния и намерения; последнее более первого возбуждает страх и приносит пользу.

Потому (апостол) и говорит, что по поводу языков скажут, что вы беснуетесь; впрочем говорит это не сам от себя, но как суждение других: то не скажут ли, говорит, что вы беснуетесь? Здесь же он основывается и на существе самого дела и на убеждении получающих пользу: он всеми обличается, всеми судится. И таким образом тайны сердца его обнаруживаются, и он падет ниц, поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог.

Видишь ли, как это несомненно? Там действие подвергается различным суждениям, и иной из неверных может приписать его беснованию; а здесь не бывает ничего такого, а напротив он удивляется и поклоняется, исповедуя прежде делами, а потом и словами. Так поклонился Богу и Навуходоносор, который сказал: истинно Бог ваш есть Бог богов и Владыка царей, открывающий тайны, когда ты мог открыть эту тайну! (Дан.2:47). Видишь ли, как сила пророчества изменила (человека) грубого, научила его и привела к вере? Итак что же, братия? Когда вы сходитесь, и у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык, есть откровение, есть истолкование, - все сие да будет к назиданию (ст. 26). Видишь ли основание и правило христианства? Как дело зодчего — строить, так дело христианина — всеми способами приносить пользу ближним. Так как (апостол) весьма сильно восставал против дара (языков), то, чтобы он не показался излишним, — а восставал он единственно с намерением смирить гордость их, — он опять поставляет его в числе других (духовных дарований) и говорит: у каждого из вас есть псалом, есть поучение, есть язык. В древности и составляли псалмы по дарованию, и учили по дарованию. Но все это, говорит, пусть клонится к одному — к назиданию ближнего; пусть ничто не делается напрасно; если ты приходишь не для назидания брата, то для чего и приходишь? Для меня не очень важно различие дарований; мои заботы только об одном и старания клонятся к одному — чтобы все делалось для назидания; тогда даже имеющий малое дарование превзойдет имеющего великое, если будет употреблять его с назиданием. Дарования для того и даются, чтобы каждый получал назидание; если же этого не будет, то дарование послужит даже к осуждению получившего его; скажи мне в самом деле, какая польза пророчествовать, какая польза воскрешать мертвых, если никто не получает назидания? Если же в этом состоит цель дарований, которой можно достигнуть и другим способом без дарований, то не превозносись знамениями и не считай себя несчастным, не имея дарований. Если кто говорит на [незнакомом] языке, [говорите] двое, или много трое, и то порознь, а один изъясняй. Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу (ст. 27, 28). Что говоришь ты? Сказав столько о даре языков, что он и бесполезен и излишен, если нет истолкователя, ты опять повелеваешь говорить языками? Не повелеваю, говорит, но и не запрещаю. Как в том случае, когда говорит: если кто из неверных позовет вас, и вы захотите пойти (1Кор.10:27), он не заповедует идти, но и не удерживает, так и здесь. Говори себе и Богу. Если, говорит, ты не можешь молчать, если ты так честолюбив и тщеславен, то говори про себя. Таким дозволением он еще более запрещает, потому что приводит в стыд.

 

4. Так же поступает он и в другом месте, когда беседует об отношениях к жене: впрочем это сказано, говорит, по невоздержанию вашему (1Кор.7:5,6). Но не так он говорит о пророчестве, — а как? Повелительно и решительно: кто говорит на [незнакомом] языке, [говорите] двое, или много трое; и при этом нигде не требует истолкователя и не заграждает уста пророчествующему, подобно как там говорил: если же не будет истолкователя, то молчи. Говорящий языками сам по себе недостаточен: потому, если кто имеет оба дарования, то пусть говорит; если же не имеет, а хочет говорить, то пусть делает это при истолкователе. И пророк есть истолкователь, но Божий, а ты — человеческий. Если же не будет истолкователя, то молчи; ничего не должно делать напрасно и по честолюбию. Говори себе и Богу, т.е. в уме, или тайно и без шума, если хочет. Здесь он не заповедует, но, может быть, более запрещает посредством такого дозволения, подобно как когда говорит: а если кто голоден, пусть ест дома (1Кор.11:34), где, по-видимому, дозволяет, но тем самым сильнее пристыжает. Не для того вы собираетесь, говорит, чтобы показать, что имеете дарование, но чтобы назидать слушателей, как говорил он и в начале: вся же к созиданию да бывают. И пророки пусть говорят двое или трое, а прочие пусть рассуждают (ст. 29), — и более не прибавил ничего такого, что (говорил) о языках. Но что он говорит?

Не выражает ли он, что и пророчество само по себе недостаточно, если другим предоставляет рассуждать! Нет, оно весьма достаточно: потому он и не заградил уст пророчествующему, подобно как тому (говорящему языками), когда нет истолкователя; и между тем как о последнем сказал: если же не будет истолкователя, то молчи, о первом не сказал: если нет рассуждающего, то пусть не пророчествует, но только предложил наставление слушателю.

Он сказал это для предостережения слушателей, чтобы между ними не случился волхвователь. Остерегаться этого он повелевал и в начале, когда показывал различие между волхвованием и пророчеством, и теперь повелевает различать и наблюдать тоже самое, чтобы не вкралось что-нибудь диавольское. Если же другому из сидящих будет откровение, то первый молчи. Ибо все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение (ст. 30, 31). Что означают эти слова? Если, говорит, в то время, когда ты пророчествуешь и говоришь, дух другого возбудит его, тогда ты замолчи. Как прежде касательно языков, так и здесь он требует, чтобы это было по части (порознь), но здесь высшим образом; не сказал: по части но: если же другому из сидящих будет откровение.

И для чего первому продолжать речь, когда другой возбуждается к пророчеству? Но не следовало ли (говорить) обоим? Это неуместно и произвело бы беспорядок. Не следовало ли первому? И это неуместно, потому что для того Дух и возбуждал другого, когда говорит первый, чтобы и он сказал что-нибудь. Потом, в утешение тому, которому заповедует молчать, говорит: все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение. Видишь ли, как он опять приводит и причину, почему все так заповедует? Если имеющему дар языков он совершенно запрещает говорить, когда нет истолкователя, потому что речь была бы бесполезна, то справедливо повелевает прекращать и пророчество, когда оно не приносит пользы, но может произвести замешательство, смятение и неуместный беспорядок. И духи пророческие послушны пророкам (ст. 32).

Видишь ли, как он сильно и страшно пристыжает? Чтобы человек не возражал и не противился, он говорит, что самое дарование повинуется: духом здесь он называет действие. Если же дух повинуется, то тем более ты, получивший его, не имеешь права возражать. Потом доказывает, что и Богу так угодно: потому что Бог не есть [Бог] неустройства, но мира. Так [бывает] во всех церквах у святых (ст. 33). Видишь ли, какими доводами он побуждает к молчанию и утешает уступающего другому? Во-первых тем, что в таком случае и он не исключается: все один за другим, говорит, можете пророчествовать; во-вторых, тем, что это свойственно Духу: и духи пророческие послушны пророкам; далее тем, что это согласно с волей Божией: потому что, говорит, Бог не есть [Бог] неустройства, но мира: в-четвертых, тем, что это правило простирается на всю вселенную, и что он не заповедует ничего нового: так [бывает], говорит, во всех церквах у святых. Может ли быть что-нибудь изумительнее этого? Церковь тогда была небом; Дух устроял все в народе, руководил и вдохновлял каждого из

предстоятелей. А теперь у нас одни только знаки тогдашних дарований. И ныне мы говорим и по двое, и по трое, и порознь, и один умолкает, когда начинает другой; но все это только знаки и памятники прежнего. Потому-то, когда мы начнем говорить, народ отвечает: Духови твоему, выражая, что в древности говорили так не по собственной мудрости, но по внушению Духа.

А теперь не то, впрочем я высказываю свое мнение.

 

5. Ныне церковь подобна жене, лишившейся прежнего богатства, сохраняющей во многих местах только знаки первоначального благоденствия и показывающей сундуки и лари от золотых (сокровищ), а самого богатства не имеющей; такой жене уподобилась ныне церковь. Говорю это, имея в виду не дарования, — не было бы слишком прискорбно, если было бы только это, — но и жизнь и добродетель. Тогда сонм вдов и лик девственниц составляли великое украшение церквей; а теперь это вывелось и упразднилось; остаются только знаки. Есть и ныне вдовы, есть и девы, но они не составляют того украшения, каким должны быть посвятившие себя на такие подвиги. Отличительный признак девы есть попечение об одних делах Божиих и непрестанная усердная молитва; и признак вдовы состоит не столько в том, чтобы не вступать во второй брак, сколько другом, — в делах страннолюбия, нищелюбия, прилежания в молитвах, и во всем, что с великой точностью предписывает Павел в послании к Тимофею (1Тим.5).

Есть у нас и жены, которые в супружестве соблюдают великую скромность; но не это только требуется, а и тщательное служение нуждающимся, чем особенно отличались жены древние, — не так, как многие из нынешних. Тогда украшались вместо золота красотой милостыни; а ныне, оставив это, обвешивают себя со всех сторон золотыми цепями, сплетенными из множества грехов. Сказать ли еще о другом хранилище, утратившем прародительское украшение? В древности все сходились и пели вместе, — это мы делаем и ныне но тогда во всех было одно сердце и одна душа (Деян.4:32), а ныне даже в одной душе не видно такого согласия, но везде великая брань. И ныне предстоятель церкви желает мира всем, как бы придя в дом отеческий, но тогда как имя мира повторяется часто, самого дела нет нигде. Тогда и дома были церквами, а ныне и церковь стала домом, или даже хуже всякого дома. В доме можно видеть великое благочиние: госпожа дома сидит на седалище со всем благоприличием, служанки прядут в молчании и каждый из домашних имеет в руках вверенное ему. А здесь великий шум, великий беспорядок; собрание наше ничем не отличается от гостиницы; здесь такой же смех, такой же шум, как в банях, как на торжищах, где все кричат и производят смятение. И это бывает только здесь; а в других местах не позволяется сказать в церкви даже слова близ стоящему, хотя бы кто встретил давно не виденного друга, но делается это вне, — и весьма справедливо.

Церковь не цирюльня, не лавка с благовониями, не мастерская, подобная находящимся на торжище, но место ангелов, место архангелов, царство Божие, само небо. Если бы кто-нибудь отверз небо и ввел тебя в него, то ты не осмелился бы разговаривать, хотя бы увидел отца, хотя бы брата; так точно и здесь не должно говорить ни о чем другом, кроме предметов духовных, потому что и здесь небо. Если не веришь, то посмотри на эту трапезу, вспомни, для кого и для чего она поставлена, подумай, кто приходит сюда, и страшись даже прежде времени. Кто увидит только трон царя, тот возбуждается в душе своей, ожидая выхода царя; так точно и ты, еще прежде страшного времени, страшись и бодрствуй, и еще прежде, нежели увидишь поднятые завеси и предшествующий сонм ангелов, возносись к самому небу. Но этого не знает непосвященный, — потому для него необходимо сказать нечто другое. Мы не затруднимся сказать и ему то, что может возбудить и возвысить его. Итак ты, незнающий этого, когда услышишь слова пророка: сия глаголет Господь, отрешись от земли, вознесись на само небо, помысли, Кто через него вещает тебе. Между тем ныне, когда смехотворствует какой-нибудь шут и бесчинствует блудница, весь театр сидит, соблюдая для речей их совершенное безмолвие, и это когда никто не заставляет молчать, не бывает ни разговора, ни крика, ни малейшего шума; а когда Бог с небес вещает о таких страшных тайнах, тогда мы бываем бесстыднее псов, не оказывая Богу даже такого внимания, какое оказываем распутным женщинам.

 

6. Вы ужасаетесь, слыша это? Лучше ужасайтесь, делая это.

Тем, которые пренебрегли бедных и одни вкушали пищу, Павел сказал: разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить? Или пренебрегаете церковь Божию и унижаете неимущих? (1Кор.11:22)?

Позвольте и мне сказать тем, которые здесь шумят и разговаривают: разве вы не имеете домов для пустословия? Или нерадите о церкви Божией и развращаете желающих сохранять целомудрие и спокойствие? Но, скажете, нам весело и приятно разговаривать со знакомыми. Я не запрещаю этого; но пусть это будет дома, на торжище, в банях; церковь же есть место не разговоров, а учения. Между тем ныне она нисколько не отличается от торжища, и, может быть, если не оскорбительно сказать, даже от театра: так нецеломудренно и подобно тамошним блудницам украшаются собирающиеся здесь жены! Потому они и сюда привлекают многих невоздержных. Кто искушает или хочет соблазнить женщину, тот, кажется, не считает для себя никакого места удобнее церкви. Если нужно что-нибудь купить или продать, то церковь считается для этого удобнее рынка; здесь об этом бывает больше разговоров, нежели в самих лавках. Кто хочет злословить или слушать злословие, тот найдет и этого здесь более, нежели вне, на торжище. Хочешь ли слышать о делах гражданских, или о домашних, или о военных, — не ходи в судилище, не сиди в лечебнице, есть и здесь, есть люди, которые подробнее всех расскажут обо всем этом; здесь — место скорее всего другого, только не церковь. Быть может, я слишком резко коснулся вас? Не думаю; если вы не перестаете делать одно и тоже, то как мне знать, что слова мои коснулись вас? Потому необходимо опять коснуться того же. Итак, можно ли стерпеть? Можно ли снести? Мы каждый день стараемся и усиливаемся, чтобы вы уходили отсюда, научившись чему-нибудь полезному; но никто из вас не уходит с какой-нибудь пользой, а даже скорее с вредом. Подлинно, вы собираетесь и себе на осуждение, не имея никакого оправдания в грехе своем, и более благоговейных изгоняете, отовсюду беспокоя их своим пустословием. Но что говорят многие? Не слышу, говорят, что читается, не понимаю, что говорится. Потому, что ты разговариваешь, потому, что шумишь, потому, что не приходишь с душой, исполненной благоговения. Не понимаю, говоришь ты, что читается? Но потому самому и следует быть внимательным.

Если неясное не пробуждает души твоей, то тем более ты не обратил бы внимания, если бы читаемое было ясно. Для того и не все ясно, чтобы ты не предавался беспечности, и не все не ясно, чтобы ты не приходил в отчаяние. Евнух, хотя был и варвар, не говорил ничего такого, но даже среди множества дел и будучи на пути, держал в руках книгу и читал; а ты, среди множества учителей, и тогда, как другие читают тебе, представляешь мне оправдания и отговорки. Ты не понимаешь того, что говорится? Молись же, чтобы тебе понять; или лучше сказать, невозможно, чтобы ты не понимал всего, потому что многое само по себе понятно и ясно; или лучше, хотя бы ты не понимал всего, и в таком случае следует молчать, чтобы не изгнать слушающих внимательно и чтобы Бог, видя твое молчание и благоговение, сделал неясное для тебя ясным. Но ты не можешь молчать? Тогда выйди вон, чтобы не причинять вреда другим.

В церкви всегда должен быть слышим один голос, так как она есть одно тело. Потому и чтец читает один; и сам, имеющий епископство, ожидает, сидя в молчании; и певец поет один; и когда все возглашают, то голос их произносится как бы из одних уст; и беседующий беседует один. Когда же многие разговаривают о многом и различном, то для чего мы напрасно и утруждаем вас? Если бы вы не думали, что мы напрасно утруждаем вас, то вы не стали бы в то время, как мы говорим о таких предметах, разговаривать о предметах совершенно непристойных. От того у вас не только в жизни, но и в самом суждении о вещах крайний беспорядок; о ненужном вы заботитесь, истину оставляете, а за тенями и сновидениями гоняетесь.

Подлинно не тень ли и сновидения все настоящее, и даже не хуже ли тени? Оно, лишь только является, как и улетает, и прежде, нежели улетит, производит великое смятение и большее, чем (доставляемое им) удовольствие. Хотя бы кто приобрел и закопал здесь бесчисленное богатство, он, по прошествии ночи (настоящей жизни), отходит отсюда нагим, — и весьма естественно. Как обогащающиеся во сне, встав с постели, не имеют ничего, что воображали иметь во время сна, так и любостяжательные, или даже не так, а гораздо хуже. Обогащающийся во сне не имеет денег, которые воображал иметь, но встает без всяких дурных последствий от такого воображения; а тот и богатства лишается, и отходит отсюда исполненным грехов, происходящих от богатства, владея богатством в воображении, а зло, происходящее от богатства, испытывая уже не в воображении только, а в самой действительности; удовольствие было как бы во сне, а наказание за удовольствие бывает уже не во сне, а на самом опыте; или лучше сказать, даже прежде будущего наказания и еще здесь он подвергается величайшему наказанию, изнуряя себя при самом собирании богатства множеством скорбей, забот, огорчений, препятствий, неприятностей и беспокойств. Потому, чтобы нам избавиться и от этих сновидений и от зол, которые бывают уже не в сновидениях, возлюбим вместо любостяжания милостыню, вместо хищения — человеколюбие. Таким образом мы сподобимся и настоящих и будущих благ, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Поделиться ссылкой на выделенное