Цвет фона:
Размер шрифта: A A A
Слово о святом   Григории Великом, Просветителе. Том 12, книга 1, беседа 55

святитель Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский

Слово о святом Григории Великом, Просветителе. Том 12, книга 1, беседа 55


 

Как различны разнородные цветы, которые украшаются разноцветными листьями в глубокое весеннее время, так раз­лична и изобильна похвала мужей, снабжённых божественными дарованиями, которые недостаточно только глазами распознавать и замечать умом, - так как ум для того замечает и язык рассказывает, чтобы в то же время возможно большему числу щедро раздавать.

Итак, вступая на цветоносное поприще добродетели смелого и потерпевшего казнь мученика, блистающего солнца и первосвященника, просветителя великой Армении, простирая глаза ума на цветоносного, сверкающего красотой, - не знаю, в состоянии ли охватить то, что мог бы проследить в умно рас­пределённой похвале; у меня есть желание всё собрать, но опа­саюсь, что очень многое от меня ускользнёт.

Мне кажется, тот блаженный заслуженно подобен пчеле, снабжённой легкими крыльями. И, действительно, как дело пчелы достойно удивления, так и добродетели святого Григория увлекают души; как (её) никто не в силах постигнуть словом или умом, в её изумительном труде,  так никому не удается изложить в похвале и выдающиеся дарования этого святого.

Как пчела, хотя кружится сама по себе по всем цветам,  чтобы их обойти, однако, не может унести весь их сок по нежности сил,  и для этого берёт с собою просвечивающее в средине цветов и весьма тонкое, чтобы собрать (это) своими крыльями и сделать отсюда медовый сот,  - так и я: соберу в ум и предложу в слове, что могу охватить, чтобы приятным запахом освежить обоняние совершающих священное таинство и сильно желающих слушать похвалу святому Григорию.

Как буду называть этого первосвященника, если не солнцем,  восходящим в восточных пределах,  блеск лучей которого простерся до греческого народа? О, чудо! Если бы кто пожелал (иметь) усаженный растениями сад, то, прежде всего, высекается терновник,  выдергиваются вредные корни, и тот сад насаждается без какой-либо трудности; но сад великого мученика и претерпевшего казнь первосвященника произрос посреди терновника, достиг до неба и дал ангельские цветы, листья которых сверкали замечательными красками; не высеканием и извержением терновника, волчца и других корневых вредных трав, но изменением их в благоухающие цветы и плодовые деревья - он сделал тёрн приносящим душистые плоды, дал волчцам производить розы и замечательные с благоухающим запахом цветы.

Провозглашаю счастливыми Рипсимию и Гаианию, - он, приняв корень, откуда произошли отростки и распространились вдаль и вширь, пришли в великую Армению, которой ни малейший уголок не был лишён покрова тех ветвей[2].

О, чудо! Телесный человек подобен бестелесным сонмам;  даже, если можно так сказать, предпочтительнее ангельских духов,  так как ни тело их, ни члены не подвержены мучению и боли, а он принял на себя боли и мучения, которые перенес как бы те,  которые непричастны телу.

Кроме того, есть много и другого в том род доброде­телей. Я осмелился бы сказать, что он подобен Петру и Павлу. Как они возвратили великими усилиями и великою добродетелью западные области от идолослужения на путь, который ведёт к познанию Бога, так и блаженный Григорий просветил проповедью восточные страны. Он научил их, что должно почитать Отца, Сына и Святого Духа, что нераздельное от Отца Слово приняло тело от Девы, что совершенный Бог сделался совершенным человеком и чрез рождение принял тело, непорочное и непричастное болезни.

Слово Божие, говорил он, - что выше красноречия - соеди­нилось с телом,  жило среди людей, и отменило чрез крещение обрезание, которому Оно подверглось. Предан за нас Тот,  ко­торый был неразделим от лона Отца; вознесено на крест Слово и умерло по человеческой природе,  но оставалось и пребывает бессмертным,  по божественности, которая в Нём была. Так как из двойной природы Он сделался одним Христом, по­этому Он претерпел смерть телом, которое было соединено с божеством.  Плоть, которая перенесла мучения, была Богом, и было бессмертным божество, которое оделось в тело. Боже­ство сделало Богом плоть, и она была соединена со Словом так равномерно и прямо, что, то, что умерло и было погребено за нас, тоже воскресло по божеству и ниспровергло преисподних.  Это вы познавайте, этому поклоняйтесь, так как это  -  соединённое со Словом  - есть Бог над всеми.

Таково учение, которым он наставлял тот гордый и вы­дающийся народ.

Он отдал таланты, ему поверенные, преумноженными, возвращая именно не два за один,  или четыре за два, или де­сять за пять,  -  но он приобрёл мириады талантов,  и потому услышал от Господа такие слова: "хорошо, добрый и верный раб!", так как, "в малом ты"  до сих пор  "был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего" (Mф. 25:23).

Украшаю этого блаженного именем апостола, потому что он, наподобие прочих апостолов,  проповедовал истинного Бога, разрушил идолов и идольские храмы, научил покло­няться Богу неба и, по уничтожении суеверного богопочтения твари, установил почитание творца твари.

Он с пылкой ревностью научил Писанию, вдохновенному свыше; написал беседы, полные мудрости, и наставил много народов.

Для Григория у меня имя нового Даниила. Как святой пророк перенёс наказания от вавилонского царя, и его отогнал пастись в пустынные места, точно быка и под образом быка, так и молитвы Григория возвратили непокорного истине Тиридата, облечённого в кабаний образ,  в человечески образ.  Подлинно, у него была вера, укреплённая на надежде,  и цельная, как зерно горчицы, в котором, чрез порчу, не может возникнуть червь, ни уменьшить добротность зерна; поистине, у него была вера столь крепкая, что он твёрдо надеялся, что, о чём бы он ни попросил Бога, должно совершиться; и если бы он сказал горе:  перенесись туда, - он считал бы за верное, что она, несомненно, должна перенестись. Следовательно, не мо­жет быть, чтобы он не веровал, что человек облечённый в кабаний образ может быть возвращён в прежний образ.

Но я сильно уважаю этого дивного мужа, и по своей воле стремлюсь к его похвале; боюсь, конечно, что моё слово будет неравно похвале такого мужа, однако не отступаю от намерения: надеюсь, что слабость моих сил будет побеждена отважностью духа. Итак,  предложу, что в силах извлечь из того, в чём обнаружилась десница Божия.

О, новое предвестие! Солнце, Богом заключённое в пространном небе, посылает лучи сверху на землю; поистине, этот святой муж простёр свои лучи до верха небес,  из глубокого рва, в котором удерживался. Ангелы и архангелы, внимая, объявляли его блаженным,  и служили ему, лежащему во рве. Они видели в водовместилище его тело, но на небесах сияла его святость; телом на небе,  ангелом на земле; имея тело, казался без тела; небесный человек, земной ангел, огненный столб с неба, голова которого касалась земли, - просветитель Армении, непоколебимое основание греков (малой Армении), апостол Христов,  предвещающий путь людям.

Прежде всего, называю блаженною тебя, о, Кесария каппадокийская, так как от тебя принял возложение рук пастырь многих народов.  Посвящённый и посвятивший сияли тогда одним и тем же блеском добродетели.

Эти (каппадокийцы) были уже основаны на крепких корнях;  и только один он имел свой корень, откуда другие, не­причастные к корню, получили свой. Там собиралось много плодов работниками, которые возделывали некогда невозделанное; только он сам,  работник,  держа одною рукою рукоятку плуга, (другою) умягчал словом истины многие невозделанные земли. Когда одним сошником открывал бесчисленные бо­розды, он обратно получил семя сам-пять и много плодов; и, держа в горсти божественное семя, он засевал весьма много полей, рассевая перстами бесконечные зерна. Тогда в бороздах,  прорезанных одною рукою, произрастали в одно время плоды, посеянные другою рукою.

Там можно было видеть осень и весну, жатву и время молотьбы; и когда приближалась зима, он посевал единствен­ное семя, именно слово Божие. Но вот,  замечая различные плоды, которые отсюда рождались, он во время жатвы собирал на гумно то зрелые (плоды), то жирные от зрелости, молотил, очищал веялкой и складывал в кучи, чтобы их отсюда отнести в житницы света.

Что же (значит), что зима (Армения) ввергла самого сеятеля между ядовитыми пресмыкающимися, приняв от цветных семян веры, которым не позволяла расти вследствие льда неверия?

Люди, у которых были общие с тем святым речь и лицо, облекались в нравы змей; и, наоборот,  смертельные и ядовитые драконы принимали нравы кротких людей, и служили ему, облизывая ноги святого тем же ртом,  которым прино­сили смерть.

Что далее? Долго тянулось время зимы, и армяне думали, что погиб сеятель, подобно семени, которое посеяно во время жестокого льда. Открывается ров:  искали обезображенных ча­стей человека, но слышат стройное пение многих голосов; боялись, что в их ноздри войдёт гадкий запах от драконов и змей, но отсюда веет приятный запах, как от сада удовольствия; искали глазами костей, подвергшихся гниению, но в лице его созерцают сияющее солнце; рассчитывали на бездыханного во рву, но видят его прохаживающимся как бы в святейшем храме; искали частей (тела), изможденных голодом, но замечают здорового и упитанного небесною пищею; искали тела, раздробленного зубами драконов, но удивляются приручённым им змеям, - презрители видят,  что они пре­зрены тем,  которого презрели.

Пораженные стыдом,  они краснели, и, объятые ужасом, восклицали: велик Бог,  Которого проповедует великий Григорий. Наше оружие обессилено тем, которого мы считали обессиленным ядовитыми драконами. Если бы не было драконов, тело истощилось бы только чрез один голод, (тело), которое никакой смертный не мог извлечь отсюда. Поистине,  дивен Бог во святых Своих, - говорили они, по мысли пророка Да­вида; Он прославляет Своих прославителей. Они до крайности стыдились за свой проступок, и говорили: этот,  ввергнутый нами в ров и мрак, как солнце воссиял для нас, бывших, поистине, сынами мрака, и, выводя нас из мрака, сделал сынами света. Он был научен великим пастырем овец,  молившимся за истязателей; мы были его истязателями, когда он ввергался в ров; но он,  сияющий просветитель, облёк нас в одежду света, и дивно направил наши ноги на путь мира. Мы были его палачами, а он заботливым о нас пастырем;  он милосердый отец,  мы сыны непокорные отцу, даже отцеубийцы; он был окружён божественным валом,  чтобы пращёю прогнать от овчарни опустошительного волка, а мы, в блуждании, последовали за истребителем - волком,  которого он ранил, ниспроверг и погубил навеки; он лучший пастырь, мы непокорное и покидающее хлев стадо; он врач, а мы, больные, устремились на врачевавшего нас, чтобы умертвить пока тело, так как невозможно (умертвить) его бессмертного по душе. Он предшествовал нам, и исторгал терния на пути, который ведёт к познанию Бога, а мы, слепые и беспечные, упали в ров гибели, и, лишённые обоих глаз,  поразили и ввергли нашего пастыря в глубокий ров, и ничего не поняли, оставаясь при своей слепоте.  Он был светящим светильником, а мы, сидя во мраке, не шли по яркому блеску его следов; он был рабом Бога, а что мы называли богами, было тварью раба людей; потому, он,  раб Божий, отверг богов,  которых мы почитали.

Наши сердца были ослеплены, и мы не понимали, так как схватили его и ввергли в глубокую пропасть; и теперь видим,  что глубины земли держат в себе солнце, которое нам сияло. Мы думали, что тело нашего заботливого учителя будет добы­чею зверей, но видим,  что оно обслуживается змеями и драконами, подобно (телу) вновь созданного Адама, которому, до первого преступления, змеи и василиски не имели никакой вла­сти причинить вред;  а мы, последовавшие двоедушию ада, пре­зираемся зверями. Мы отдали драконам власть против началь­ника нашей веры, но видим ослабленною силу их: они, как голуби, тихо сетовали, и своими языками, которым дано было злоумышлять против пяты за двоедушие ада, ласкались к не­винному ученику Христову.

Следовательно, что мы скажем? Или как осмелимся от­крыть наши глаза, чтобы взглянуть и смотреть на нашего милосердого отца, чтобы вымаливать у него прощение, - мы, в яро­сти причинившие ему бесчисленные оскорбления? Но так как в его сердце не было никакой вражды, то доверимся (ему), прибегнем к устью рва, и здесь скажем: выйди, раб Божий, подчини себе своих рабов, принявшись против тебя власть от того, которого ты сокрушал в бездне, когда спускался в глубокий ров, - и, как ты наставлен Учителем своим,  по­добно этому сделай и с своими учениками.

Добрый учитель, всходи в Армению, к нам, видевшим вторично вавилонское (дело). Так как,  вместо печи, мы вос­пламенили ров, в который впустили ядовитых драконов, вместо горящего огня, - твои добродетели иссушали их яд, по образу росы; ты вступал в смертоносное пламя змей и василисков, попирал ногами дышащих огнём драконов, и казался вновь Ананией, Азарией и Мисаилом, когда чтил не­раздельную Троицу, Которой мы не веровали. Теперь, с царём вавилонян, Навуходоносором, веруем и прославляем, так как замечаем божественную росу посреди печи.

Выйди, раб небесного Бога; чрез тебя мы уверовали и исповедуем Отца, Сына и Святого Духа; выходи из своего рва, и прославляй Того, Кто прославил прославляющего Его, и доставил тебе величайшую честь. Возвысь свой божественный голос, и говори: почитайте Бога, Которого я свободно проповедал; Он есть творец всего, - сохранивший меня невредимым от гибельных драконов.

Выходи, новый Даниил,  и покажись невинным царю Вави­лона, то есть, Армении, - ты, который был брошен в водовместилище, не между двумя львами, но, что больше, между свирепейшими чудовищами. Какой бы зверь ни сокрушил частей (тела), однако может случиться, что кто-либо возвратится когда-нибудь к здоровью; но ядовитые и гибельные драконы не сокрушают тела и не калечат, а приносят невидимую смерть уколом, подобно некоторой иголке. Ты же вышел невреди­мым, и не будешь погублен ими. Таково всё то, что им,  может быть, было естественно говорить святому; а мы будем продолжать похвалу, говоря о причине его мучений.

Царь Тиридат был в ярости за умерщвление своего ро­дителя, и, потому, мучил Григория жесточайшими истязаниями и пытками, побоями и железными гребнями, при сдавливании тела между кольями, и всяким родом ужасных мучений, которые изобретала ярость. Святой мученик,  добровольно пере­нося их, по любви к Господу нашему, Иисусу Христу, так говорил палачам:  мучениями и пытками истязаюсь от вас,  возлюбивших плотское и властвующих в этой жизни, кото­рая подобна сну, завтра исчезнет, - (от вас), отказывающихся от надежды на бессмертную жизнь; но я временно терплю за Того, Кто за меня претерпел истязания; к тому же открыта бессмертная жизнь, и наслаждение большее, чем (наслаждение) рая, дышащего приятными запахами; туда войду, и сделаюсь наследником его навеки. Исполнившись радости, считаю благодеянием мучения, которые мне доставляете, думая, что они вредят мне.  Сколько вы ни будете терзать мгновенною болью, между кольями, мои члены и кости, однако, отсюда выйду здоровым колосом,  и взойду пред Творца моего, как бы пальма, опи­рающаяся на крепкие корни, со многими длинными и широкими ветвями, красивая листьями, изящная цветами, которым ни­когда не придётся завянуть, - и радостно буду сиять зеленою и густою в саду, насаждённом рукою Бога. Хотя орудиями муки жестоко буду повешен вниз головою, и буду раздроблен ме­жду кольями, однако, доверяюсь будущему, что вознесу голову до неба, пред моего Творца, после незначительного промежутка боли. Хотя буду брошен зверям и медведям, в качестве орудий муки, и ими моё тело уничтожится, - имею уверенность, что ими сплетены для меня золотая диадема и украшенный венец, который возложит на мою голову небесный Царь, когда даст мне сидеть над чертогом невесты. Что бы ни было, эта кровь, текущая из моего тела, окрашивает мне одежду бессмертия в багряный и алый цвет, - (одежду), которая не увянет во веки. Таково всё, что прилично было отвечать для мученика.

Что после? Тиридат,  сколько бы ни держал связанного и мучимого Григория, ещё не насытился своею лютостью, и гово­рит, - как будто у него мучения имели связь с тем,  что было раньше: действительно, он  - сын Анана, из рода парфян, который умертвил моего отца, Хозроя. И повелевает Ти­ридат отвести Григория, связанного по ногам и связанного по рукам и шее, в крепость Араратской провинции[3], и там низвергнуть в глубокий ров.

О, безумный, - говорил, может быть, святой Григорий, - если мой отец напал с мечом на твоего нечестивого отца, - он не только убит, и оставил преходящее, что считал жизнью, но его даже душа подверглась также мучениям, в которых он не умрет. Ты, сын нечестивого родителя, когда подвергал меня наказанию в отмщение за своего отца, не побеждал меня своими мучениями, так как было необходимо, чтобы моё тело сохранялось невредимым;  но я мучил твою душу вместе с твоим телом невидимым мучением, чтобы ты, сокрушен­ный наконец, поклонялся моему Богу. Повелеваешь, чтобы я был мучим пред твоими глазами; но ты сам мучаешься, в присутствии моём или отсутствии, и не понимаешь, что Царь мой требует от тебя таким образом возмездия, и тебе при­готовляется от Него тот истязатель на веки, которого счи­таешь для себя другом.

Это и много иного было у блаженного, что он мог гово­рить Царю. Отсюда нам нужно спешить к кладезному рву, чтобы видеть, какие там совершаются чудеса. Ввергают его в ров,  который был логовищем змей. Но что говорил кладезь? Благословен твой приход, о, дивный отец! Они приготовили из меня глубочайший ров мучений, подобный мрачной бездне, но вот твой творец делает, что для тебя я делаюсь садом, усеянным цветами. Я был жилищем мрака, но вот для тебя сделан храмом света. По имени зовусь глубокой бездной, а в действительности касаюсь, возвышенный тобою, превысокого неба, и в себе содержу скатившееся с неба светлое солнце, которое освещает армянский народ.  Многие, ввергнутые в меня, уничтожались мерзким запахом грязи, и сокрушал я их плоть и кости медленным голодом;  я издавал отвратитель­ный и невыносимый запах, и затруднял их обоняние; но чрез тебя кажусь теперь садом, украшенным цветами, и приятными розовыми кустами с цветами, которые дышат разнообразно благоухающим запахом.

Что же буду говорить о гибельных по яду драконах,  ко­торые там жили? Как только они увидели святого Григория ввергнутым в ров, ищут в себе своего обычного первого природного свойства, обращают внимание на серафимов, носивших его на своих крыльях,  чтобы не было для него опасно­сти, - удивляются, поражённые страхом,  и говорят:  мы потом­ство того змия, который обольстил чрез съеденный плод Еву, и сделал её изгнанницей и низверженной из рая наслаждения; а ты семя Адама и потомок Евы, принявших то проклятие, по которому бы земля производила терния и волчцы, - тебе поведано подстерегать нашу голову, и нам твою пяту. Итак, согласно той заповеди, мы прыгали, чтобы насытить свою нена­висть к тебе, вложенную природою; но, когда заметили бестелесное воинство около твоего тела, и увидели тебя поставленным между ангельскими хорами, - тогда наше нападение было обессилено, так как и жала наши притупились; и, как воск плавится от лица огня, так наши зубы с их ядом распла­влены твоим божественным лицом.  Наш яд, который причинял воспалённые опухоли на теле внешних,  погашен источником твоих молитв, льющихся от Бога, и оцепенел наподобие холодной воды; но тем менее мы побежим от твоего лица; мы пришли для служения приручившему свирепость нашей природы, о которой мы забыли, и будем, подобно голубям,  и в тишине, находиться в твоём доме, не страшась сверкающего, как пламя, твоего лица.

Я очень удивляюсь, что Григорий там прожил в продолжение четырнадцати годов.  Но поспешим к тому, что про­изошло по окончании стольких годов.

Когда царь (Тиридат)  назначил час охоты на зверей, и уже всходил на повозку, чтобы выехать из города[4], бич божественного гнева, ниспосланный свыше, обрушился на него. Восхищённый самим демоном,  он стремглав несётся с по­возки, и начинает в ярости терзать (своё) тело. Он,  как бы второй царь вавилонян,  Навуходоносор,  в забвении человеческой природы, вращался, подобный вепрю, между вепрями, и питался с этих пор зеленью. Вот какие тогда совершались чудеса.        

Что же должно было сказать царю? О, царь! Ты вышучивал раба Божия, следуя по стопам сатаны; потому и он, ко­торому ты служил, мучает и истязает тебя, по повелению истинного Бога, чтимого великим Григорием. Для тебя сделалось ничтожным тело блаженного, которого, после мучений, ты вверг в темницу и глубокий ров; и потому видишь своё тело изменённым в тело вепря. Так как ты потерял разум до того нечестиво, что шёл против истинного Бога, когда подвергал истязанию верного раба, то и тебе позволено позаботиться о себе по тягчайшему твоему удару, и чтобы, вследствие образа вепря, в который облечён  ты, попрал сатану ногами, поправшего тебя, после того, как заменишь свой щетинистый покров кожею Адама. Так как ты доставил проворным языком яд злословия тому святому, потому говори звериным своим языком:  согрешил я пред Господом.  Так как ты поднимал гордую голову против святого мученика, потому опускай свою мерзкую кабанью голову, которая с радостью катается в зловонной грязи. Так как ты произвольно мучил его разнообразными пытками, и повелевал связывать руки, ноги и шею своего господина и своего учителя, потому складывай, изменив в передние ноги вепря, свои руки, чтобы лежать возле ног того мученика. Да не будет скрыто от тебя, лишившегося употребления разума, что уже пятнадцатый год, как пользуется жизнью тот погребённый, которого ты считал, пока был причастен разуму, мёртвым, которого будто бы только кости уцелели.

Но так как, пока ты казался под человеческим образом, стремительно вверг его в смертоносный ров, потому устремись в кабаньем образе к устью рва, взывай к тому, которого считал уничтоженным, к своему врачу, чтобы он сам восстановил тебе прежнее тело. И так как, сидя на повозке, ты презирал Григория, укрытого самим Богом, - иди, беги, скачи на четырёх ногах, по образу вепря, к устью рва, и взывай там: выйди, раб высочайшего Бога!

Таково, что нужно было, или прилично было говорить в то время; но заметьте, что действительно потом случилось.

Сестра царя[5], подкреплённая небесным видением,  услы­шала эти, или подобные слова: врачи человеческие, напрасно стараетесь; не вашего искусства дело найти средство против неизлечимой болезни; помощь доставит только Григорий великий, который послан от Бога к вам врачом, и которому вы предложили выпить чашу смерти; Я Бог раба моего Григория, которого вы приговорили к смерти за множество ваших богов.  Я сделаю его для вас врачом,  который исцелит вас,  и, при его помощи, оставят вас бедствия, заслуженные вами.

Но, вот,  удивлённая женщина, по имени Хозровидухит, рассказала, как можно скорее, видение, которое ей было: я увидела, говорила она, блистающего светом мужа, который явился мне в видении, и так сказал: нет никакого иного средства против бедствий, которые вас постигли, как то, чтобы вы от­правились в Артаксату, и там вывели связанного Григория из глубокого рва; он,  придя, принесёт вам спасительное средство.

Но люди, когда услышали её, хохочут и издеваются над нею. Что говоришь? говорили они; демон, действительно, тебя подстрекнул, и потому ты сделалась безумною. Как может статься, чтобы говорил, или открывал средство оздоровления тот, которого даже кости сгнили? Разве мог он выйти из бездны рва, - он не то что избежать жала змей, но не мог даже убежать от вида их.  Он был немедленно умерщвлён, в тот же самый час, в который был ввергнут в ров, - и мы убеждены, что в конце пятнадцати годов кости его не только сгнили, но обратились в прах. Отойди, не говори никому, чтобы твои речи не возбуждали смеха.

Что тогда? Она поверила их словам, ушла домой и за­молчала. Так как уже давно вдова не заботилась доставлять хлеб, о котором ей было приказано, -  ежедневно бросать в ров[6].

Едва прошло несколько дней, когда не раз и два, но являлось ей видение пять раз, и ангел сказал великим и грозным голосом: если не объявишь, возможно скорее, ... не бойся, что они примут тебя с насмешками, и пусть не считают невозможным, что он остался жив в продолжение, пятнадцати годов, был послан ангел Божий, который ему служил. Я принимал хлеб,  который, как Илии, так доставлял и Григорию, - тому в пустыне, этому, имевшему в себе добродетель вместо светлого солнца, в бездне земли. В прежнем, что я тебе возвещал,  ты усомнилась, по неверности людей, но теперь верь моим словам; у Бога нет ничего невозможного. Разве ты не научена, как был освобожден Даниил из водовме­стилища и из среды львов, свирепых от голода? Или как три отрока остались невредимыми в горящем пламени, высота которого начертывала святых сорок девять дней поста?

Ужели тебе неизвестно, как, чрез соблюдавшего божественные заповеди Иезекииля, сухие кости, по повелению Божию, были приведены на поле в движение ветрами четырёх стран,  и приближались одна к другой, не случайно, но каждая в свою связь? Поверх их протянулись жилы и кожа, вдохнут в эти мертвые (жилы и кожу) дух жизни: "…стали на ноги свои - весьма, весьма великое полчище" (Иез. 37:8,10). Всё ещё Тот есть Бог, Которого проповедует Григорий, и Который в силе со­блюдать его во рву. А ты верь моим речам, и объяви их народу.

Женщина, поражённая удивлением и вместе страхом, по­спешно входя, рассказывает начальникам, которые приглашают начальника царского дома, и немедленно посылают (его) в Артаксату. Иди, говорят, и умоляй того самого мужа Божия, которого мы не считали человеком; отправляйся, проси врача, слов которого мы не слушали, спеши, зови того, который вызовет нас из чрева ада; спеши и смиренно проси того, которого мы влачили с бесчестием,  -  чтобы он простил гонителям.

У них было наготове всё это, или, может быть, даже больше этого, что они говорили.

Начальник царского дома отправляется, и, когда пришёл в город,  граждане старались разузнать от него причину путешествия; когда она была узнана, с удивлением и изумлённо рассуждали между собою: как может быть, говорили они, что он ищет в живых того, которого кости уничтожены тлением, за пятнадцать годов с тех пор? Как ты спраши­ваешь о невредимом теле, которое, истреблённое, стало навозом во внутренностях драконов, и обратилось в прах? Как они ищут врачевства от тела, возвращённого в землю, кото­рое себе самому не могло доставить спасения?

Что ещё? Приготовляют толстые, длинные и крепкие ве­рёвки, и опускают в ров.  Начальник царского дома взывает великим голосом: выйди, раб Божий, и освободи нас из рук богов, которых мы почитаем; выйди, сын света, и извлеки нас из мрака; выйди из глубины бездны, солнце, и доставляй нам свет больший, чем солнце, которое вра­щается над воздухом; оно доставляет свет телесным глазам,  а ты обливаешь светом глаза наших душ,  и выводишь (нас) на землю правую, которая есть непрестанный и непри­ступный свет. Так говорил начальник.

Но одновременно, как заметили по опущении верёвок, что святой сел на верёвках,  они извлекают его вон. Тогда он явился солнцем, покрытым облаками, так как тело его было черно, как бы темная сажа; и отсюда они поняли, что (это) то тело, которое переносило мучения, и которым он страдал и сиял, как бы без тела. Потом они его одевают принесен­ными одеждами.

Тогда народ удивлялся, в изумлении, тому, которому нужно и прилично было восклицать с премудрым:  "Тогда праведник с великим дерзновением станет…" пред теми, которые поразили его и которые презирали "…подвиги его; они же, увидев, смутятся великим страхом и изумятся неожиданности спасения его " (Прем. 5:1,2).

Но мы последуем слогом похвалы за тем,  что случи­лось потом сряду.

Царь и все, которые были с ним, в восторге, вышли навстречу к выходящему из рва обнаженным и обезображен­ным, и ожидали, стоя вдали от города. Но, когда издали усмотрёли приходящего, начали с яростью терзать свою плоть, вос­клицать и говорить: приходи, ангел, пребывающий в теле, и изгоняй помощью своего света друзей мрака, которые нас преследуют; приходи, расточитель тех, которые над нами господ­ствуют, и которые огорчали наши гордые сердца, чтобы мы му­чили мучившего их;  приходи, ты, видимый телом, чтобы про­гонять невидимый мрак наших умов; приходи, ты, одетый в кожаную и вещественную одежду, чтобы преследовать невещественных и бестелесных наших врагов, которые нас преследуют; приходи, солнце, и иссушай своим пылким зноем изобильный поток нашего нечестия. Употребляй огонь своего божественного учения, который возвратит к зною нас,  погруженных в болоте,  сгущённом морозом.  Приходи, божественная река, и орошай наши бесплодные поля, чтобы, зеле­нея, вновь расцвело иссохшее семя, которое в нас запало от тебя. Пожинай божественным серпом посевы, которые, благодаря тебе, стали зреть; молоти быками, которые суть твои сыновья, или бичом,  который есть твой язык;  и провей их тем же своим языком; собери своей божественной рукой в кучи, которые отнесёшь также в божественные житницы. Приходи, ты, посланный с неба, и сжигай блистающими углями своего учения иглы волчцов, задушивших семя твоих трудов.  Вы­ходи, служитель Божий, из глубокого рва, распространивший свет своего учения из бездны вверх;  выходи, и возбуждай на адский лед тихо дышащий южный ветер. Тебе уже позво­лено обрабатывать божественным плугом землю, возделывать которую прежде мы не позволяли, особенно, когда безжалостно ввергли светлое солнце в мрак,  как бы в темницу.

Уже, конечно, я не в состоянии изложить в похвальном слове похвалы блаженного за его заслуги, хотя это желательно для меня больше всего. Итак, скажу, насколько можно короче, то, что с ним, действительно, последовало затем.

Творец так сказал Своему верному рабу: хорошо, доб­рый и верный раб, нисколько не тревожься о своём бросании семени в землю; ты, второй Павел, насадил, а Я даю возрастание. Приди, войди в радость своего Господа. Не бойся, второй Моисей, что только теперь поверили тебе народы, потому что ты возлюбил Меня более, чем своё тело. Приди, успокойся от своих трудов,  новый Даниил;  войди в брачный чертог, ко­торый Я обещал тебе прежде. Приди, займи седалище между апостолами, второй апостол, возвестивший слово истины гор­дому народу; ты поместишься в сонм ангелов, - ты, соревно­вавший их жизни на земле. Приди, и будь главнейшим с патриархами; ты будешь насаждён в святом доме Господа, как пальма, и будешь цвести во входе к Богу. Приди, ты бу­дешь увенчан с мучениками, и будешь радоваться с претер­певшими за Меня мучения; приди во дворец Моего брака. Приди, ты возвеселишься радостью в сонме монахов, - ты, ко­торый не только возлюбил горы и пустыни, но был даже по­стоянно пригвождён со Мною ко кресту; потому Я пошлю к тебе сонмы Своих ангелов, и возьму тебя к Себе.  И так как ты постоянно нёс свой крест и шёл за Мною, - Я введу тебя в рай, в который вошёл разбойник чрез свой крест.  Блажен ты, отец святой, между патриархами Церкви. Некогда ангелом в теле, теперь ты вращаешься бестелесным между бестелесными. Блажен ты, лучший начальник, который отыскал погибших овец своего Царя и бывших вне хлева, - привёл и собрал в преддверии Его. Блажен ты, который прекратил удаление (овец)  волками, и уничтожил зверей - убийц,  который, по силе того самого камня, отсечённого от горы без рук (Дан. 2:34), окружил стеною овчарню своего стада и опоясал её изгородью божественных заповедей, и который сделал, чтобы умножались овцы Царя его. Блажен ты, называющийся именем апостола, так как проповедал Евангелие Сына Божия, в тайне воплощения наставил чуждый (Христу) народ,  который поклонился, чрез твоё обучение, нераздельной Троице Отца, Сына и Святого Духа, и одному Божеству. Блажен ты, верный мученик Христов,  засвидетельствовавший, как бы Пётр, о Нём,  утверждая, что Он есть Сын Бога живого, нераздельный от лона Отца; блажен ты, принявший на себя му­чения за Того, Который претерпел за тебя пытки; блажен ты, наконец, который в терпении жил во рву в течение пят­надцати годов.  Возвышаю также похвалами Святого Духа, о Котором ты проповедовал, что Он того же существа с Отцом и Сыном;  Ему честь и слава во веки веков. Аминь.



[1] Слово это известно по трём армянским проповедническим сборникам (А, В, С), так назыв. D - jarrintir, из которых один относится к 10 - 11 в. (В), другой - к началу 15 в. (С) и третий - к началу 16 в. (А). У нас приведён заголовок по С (как у Миня); в А и В он подробнее, и даёт небольшую историю этого слова. Так в А читается: Слово Иоанна Златоуста о жизни и мучениях святого Гpuгopия, патриарха великой Армении, сказанное в Кокизе,  который есть армянский город (там он пребывал изгнанником, по побуждению некоего армянского епископа и учителя. который был родственником святого Григория и назывался Диоскором,  и по настоянию большого собрания, которое было собрано в Кокизе в день праздника святого просветителя восточных стран. У Миня латинский перевод 1735 г.; с него мы даём русский. Может быть святитель говорил нечто подобное, но это нечто искажено теперь вносками из жизни Св. Григория.

[2] Это Слово не лишено своего интереса, если с ним будут поста­влены в связь существенные факты из жизни св. Григория. Мы берём их из Миней митр. Димитрия Ростовского, именно за сентябрь (изд. в Киеве 1837 г. 30 число). Св. Григорий был сын Анака, вельможи при персидском царе Артабане. Этого царя убил узурпатор престола, Артасир.  Тогда Курсар (отец Тиридата), армянский царь, мстя за смерть Артабана, довёл Артасира до крайности, от которой его избавил Анак.  Он,  притворившись изгнанником,  убил Курсара. Произошло поголовное истребление потомства с той и другой стороны. Из потомства Анака уцелело только два грудных младенца, из которых один был впоследствии христианином Григорием,  жившим некоторое время в г. Kесарии каппадокийской, там женившимся и овдовевшим. Из потомства Курсара был пощажён малолетний Тиридат, который был отправлен в Рим.  Впоследствии, на римской службе, Тиридат замечательно отличился в войне против готов, и в награду получил армянский престол; при нём в роде вельможи оказался Григорий. Тиридат-язычник  долго уговаривал Григория-христианина отказаться от христианства, но безуспешно. Последовали страшные мучения Григория, закончившиеся ввержением в ров, куда бросали преступников. Там жизнь Григория поддерживала одна вдова, бросавшая в ров ежедневно по куску хлеба. Между тем,  в это время римский царь Диоклетиан искал себе в жёны по всему царству первую красавицу. Такою оказалась дивной красоты Рипсимия, христианка-девственница, жившая с та­кими же, как она (около 37 чел.), под руководством Гаиании. Они все бежали в Армению. Диоклетиан поручил Тиридату разыскать Рипсимию, и вос­пользоваться ею. Сёстры были найдены и, после непреклонной стойкости Рипсимии, все были страшно замучены. Но после этого зверства, царь Тиридат и его соучастники впали в некоторое странное безумие, и бегали по лесам  как звери. Вследствие видения сестре Тиридата, Григорий был извлечён из рва, исцелил безумствовавших,  а также прославил невинных страдалиц.  Наконец,  Тиридат стал христианином, и Григория послал в Кесарию каппадокийскую к apxиeп. Леонтию, с тем,  чтобы Леонтий посвятил Григория в епископа. Григорий был епископом над Арменией до 331 года.

[3] В крепость Артаксату, отстоявшую от столицы Vaqhrarchabat в 30 лье к востоку (около 12 верст,  так как lieue == leuca = 1500 рим. ша­гам. См. прим. у Миня.

[4] Тогда столицею Армении был Vaghrarchabat; теперь отчасти на его развалинах Эчмиадзин.  Прим. у Миня.

[5] Имя её: Khosrovidoukhit; соблюдала девство, и была христианка. Прим. у Миня.

[6] Здесь очевидно неполный или поврежденный текст. 

Поделиться ссылкой на выделенное