Беседа, сказанная в храме святой Анастасии. Том 12, книга 1, беседа 41

1. Незначительно собрание присутствующих, но велико старание; потому, даже не незначительно собрание. Мы ищем не множества людей, но приготовленного духа, окрылённой мысли, слушателя, который выше всего житейского; хотя бы один такой был, он в состоянии удовлетворить говорящего; так и самарянская жена была бедна, преступна и иноплеменница, однако Владыкою вселенной сочтена была достойною тех пространных речей; и часто Он проходил мимо иудейского народа, или не беседуя, или прикрывая речь, а с чужеземною женою, имевшею пять мужей и сожительствующею против закона с шестым, с одною беседовал, нарочно послав учеников на пло­щадь, чтобы не испугать ловитву. Столько попечения у Владыки вселенной даже об одной душе, если только найдёт, что настроение и готовность являют её способною к слушанию речи, - что она тогда и проявила.

Из блудницы она стала благовестницей, когда возглашала о тех своих уликах и говорила: "пойдите, посмотрите Человека, Который сказал мне все, что я сделала: не Он ли Христос" (Ин. 4:29)? Он откровенно рассказал её жизнь, и обнаружил прегрешения, говоря: "ибо у тебя было пять мужей, и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе" (ст. 18). Но не поразила её улика, а вызвала скорее к расположению. Таковы благородные души: чем другие соблазняются, этим они исправляются. Если бы была другая какая-нибудь, из неразумных, то она была бы поражена ули­ками, убежала бы, подвиглась бы на гнев и негодование; а эта, после обвинения, более располагается к Учителю и спрашивает Его о высшем учении, -сказала, что "…Господи! вижу, что Ты пророк" (ст. 19), и, узнав Его из ведения (Им) собственных (её) пороков, больше удивляется и расспрашивает. Это было свойством души, желающей любомудрствовать. И не спрашивает что-ни­будь, о житейском деле: ни об имуществе, ни о телесном здоровье, ни об освобождении от бедности, хотя живёт в крайней нищете, но о священных местах, о жизни предков, об отеческом богопочитании, говоря: "Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме" (ст. 20)? И во вступлении она то же самое делает, говоря: "как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самарянки" (ст. 9)? Так вдумчива у неё была душа и способна к спасению. Потому именно и знающий тайны духа, нашедши тучную почву, повергнул щедрою рукою семена, поне­многу возводя её к высшему. Всё это мною сказано, чтобы вы знали, что у нас собрание не незначительно. Если там одна жена сделалась достаточным зрелищем, тем более мы не будем медлить, видя столько мужей, столько жён, и с такой готовностью, но воспользуемся обычным учением. Если Владыка ангелов, Которого трепещут херувимы, не отказался беседовать с одною женою блудницею, то какое у нас будет оправдание, какое извинение, если минуем такое собрание? Итак, вот опять мы приготовим для вас привычную трапезу, устраивая общий духовный пир: поставим чашу, нальём цельного вина. Эти мяса не разрывают чрева, но ограждают дух; вино это не делает слушателя безумным, но даже пьяного делает благоразумным. Такова природа этой трапезы, которая может быть достаточна для нас даже вместо оружия. И нам также необхо­димо оружие, так как у нас есть война на каждый день, не против сродных с нами людей, но против невидимых сил, против демонских полчищ, превосходящих жестокостью ты­сячи врагов, против непримиримого властителя, сражающегося с нами без перемирия, даже не объявляющего наперёд о вре­мени войны, поражающего невидимо, втайне. Описывая эту именно войну, блаженный Павел, вождь вселенной, восклицал, говоря: "…братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его" (Еф. 6:10); и опять в другом месте: "потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной" (ст. 12).

2. Видишь ли, как он приготовляет к борьбе мысли воинов, как будит дух, как вооружает войско, отсекая нерадение и отстраняя косность? Так как на войне предают воинов особенно два (свойства): измена мужеству по трусости и то, что безпечные увеличивают своё нерадение и дают врагам напасть на них, незащищенных, - а, действительно, ни крайне робкий не может быть годен для войны, так как вследствие страха легко уловляется, ни опять же совершенно чуждый боязни не может преодолеть врагов, так как вследствие крайней смелости, устраняет подготовку из своей не­устрашимой души, - то Павел, исправляя как одно, так и дру­гое, делает их и боевыми, недоступными нерадению, чрез описание полчищ врагов, равно и подготовляет к смелости, и предохраняет от падения чрез указание на силу предводителя в такой войне, Христа. Потому именно он, как отличный полководец, сплачивает боевой отряд, устраняя из души верующих страсти вредные мужеству, выражая свою любовь, и соединяя с собою именем родства сильно отстоящих от него по благочестивой жизни: "прочее", - говорит он, - "бpaтия моя". Он проявляет нежную ко всем любовь в гораздо большей сте­пени, чем родившиеся с нами из той же матерней утробы, и в своей душе обнимает вселенную, - столь широка была его любовь! - и не только в состоянии безопасности, но даже среди опасностей. И живя в темницах, и ожидая смерти, и подвер­гаясь крайней опасности, он заботился об учениках, часто из темниц писал письма закованною в цепь рукою, связан­ною десницею; входя в судилище, имя дать отчёт и вестись на смерть, - то, что относилось к судьям, всё то оставив: страх, опасность, угрозы, смерть, мщение, наказания, палачей, ярость начальников, хитрости злоумышленников, плети, - он памятовал о верующих даже в это время: так его душа была свободна от уз тела, так, что даже живя во плоти, она держалась небесного свода, и, как бы перемещённая на тамош­ней удел, всё согласно с ним и совершала, пребывая между тем на земле. А чтобы вам понять, что сказанное не есть преувеличение, и не лесть, выслушай это от него, говорящего: "как и должно мне помышлять о всех вас, потому что я имею вас в сердце…" (Флп. 1:7). Но сказанное ещё невелико сравнительно с тем, что будет дальше; и это, правда, велико, но последующее затем много больше; сказав: "…потому что я имею вас в сердце…", он прибавил: "…в узах моих, при защищении и утверждении благовествования…". Видишь ли, как он никогда не выпускал их из своей мысли? Если темницы, судилища и цепь не вредили памяти, то тем более спокойные времена. "…Потому что я имею вас", - говорит,  -"в сердце…". Видишь ли постепенно усиливающееся слово? Велико - и в сердце иметь, но больше - то же и сверх того в цепях; а ещё больше - это последнее, да в добавок - в ответе и утверждении благовестия. Здесь, мне кажется, намекается на время, в которое он, терпя крайнюю опасность, приводился к судьям. И там, говорит, стоя, я думал не о том, как бы освобо­диться от надвигающихся опасностей, и не о том, как бы устра­ниться от козней, но услаждался любовью к вам, беседуя даже с отсутствующими; и ни длина пути, ни тягость дел, ни великость опасностей, ни страх пред начальниками, ни восстание народов, ни очевидная смерть, ни обнажённые мечи, ни толпы палачей, ничто такое нисколько не отводило меня от памятования о вас. Нет ничего властительнее любви, ничего выше её; она парит выше всех этих стрел, выше сетей диавола, всё высматривает с вершины небес; и как порывистый напор ветра, упадая, отстраняет докучливую пыль, так и сила любви обычно отстраняет натиск всех страстей. Это испол­нилось и на Павле: и для него достаточным было утешением во всём спасение любимых, памятование (о них). Что же зна­чит: "при защищении и утверждении благовествования…"? Здесь одно речение, но в нём необъятное море мыслей; я же попытаюсь его раскрыть, и со всех сторон исследовать. Слово Божие - это жемчуг, сияющий! чрез всё, выражающий много силы не во множестве речений но в их краткости. Но будьте внимательны, и вы увидите, сколько сокровища открывает нам эта сила изречения.

3. Итак что значит утверждение благовестия, и какое утверждение благовестия он разумеет, и для чего он, напомнив о судилищах, темницах и цепи, припомнил об этом изречении? Когда проповедь распространилась (необходимо на­чать речь с более раннего, чтобы сделать учение яснее), всё было исполнено большого шума, всё было полно смущения. Когда одиннадцать, единственно они, выстроились на борьбу против вселенной, искореняя древнюю привычку, уничтожая, давнее заблуждение, ниспровергая законы отцов, дедов и предков, потрясая и уничтожая отеческие обычаи городов, говоря против всех - философов, ораторов, начальствующих, судей, вла­стителей, народов, рабов, свободных, земледельцев, моряков, - поднялась тяжелая война, и, как я раньше сказал, всё стало полно шума; повсюду стремнины, повсюду утесы, и не так море волнуется, беснуясь и рассекаясь противными ветрами, как колебалась тогда вся вселенная, когда древние обычаи, укрепившиеся за столько времени, уничтожались, и не в одном, двух и трех городах, но всюду по вселенной, а вводилось, новое учение, которого никто никогда прежде не слышал. Отсюда произошла против них непримиримая у всех война, потому что они (апостолы) и домы разделяли, и родство разрывали, потому что природа проповеди, шествуя своим путём и располагая к себе многих, возбуждала врагов между не принимавшими слова благочестия: и отец отказывался от сына, и муж презирал жену, и господа вели борьбу с рабами, и начальники с подчинёнными, - эта (война) была горше всякой междоусобной войны, - если только нужно назвать это войною, а не чем иным, более тягостным, чем война. В самом деле, на войне боевые стороны находятся в одинаковых условиях, как то, так и другое войско и поражает, и поражается; а тогда не так было, но один свободно нападал, а другие только подвергались нападению, поражать же для них было невозможно, равно как и за­щищаться от коварствующих, потому что так повелевал предводитель боевого строя, говоря: "Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби" (Mат. 10:16). И не только повелевал выходить против коварствующих, но даже доставлять (им) удовольствие бесчинствовать, - потому что обращение правой щеки и посылание овец среди волков намекают не на иное что, как на то, что им дано в удел страдание, чтобы победный знак сделался блистательнее. Как? Так, что, будучи в числе одиннадцати, они, преодолели вселенную, - что (достигли этого) страдая, а не, причи­няя (страдания), поражаясь, а не поражая, подвергаясь козням, а не коварствуя, бичуясь, а не бичуя, изгоняясь, а не изгоняя, преследуясь, а не преследуя, убиваясь, а не убивая, - и что, как овцы, назначенные на заклание, они изменяли до кротости овец всех волков, беснующихся, дышащих убийством, бывших свирепее зверей. Когда слово распространялось и благочестие посевалось, отовсюду возгорались костры, вражда и войны, и не только против учителей, но даже против учащихся. В то же время, кто принимал слово, обращался для всех в общего врага, изгонялся из отечества, переселялся на чужбину, терял имущество и подвергался опасности относительно самой свободы, вернее, самой жизни; и ничего тогда не значила власть природы, но, как я раньше сказал, и дети презирались, братья и сродники были на стороне врагов, с учителями терпели беды ученики. Всё это показывая, Павел и говорил: "Вспомните прежние дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий, то сами среди поношений и скорбей служа зрелищем [для других], то принимая участие в других, находившихся в таком же [состоянии]; ибо вы и моим узам сострадали и расхищение имения вашего приняли с радостью, зная, что есть у вас на небесах имущество лучшее и непреходящее" (Евр. 10:32 - 34). И опять в послании к фессалоникийцам говорил: "Ибо вы, братия, сделались подражателями церквам Божиим во Христе Иисусе, находящимся в Иудее, потому что и вы то же претерпели от своих единоплеменников, что и те от Иудеев, которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся" (1 Фес. 2:14-15). И опять Галатам пиша, говорил: "Столь многое потерпели вы неужели без пользы? О, если бы только без пользы" (Гал. 3:4). И, рассказывая о своих страданиях, говорил: "…в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах, под ударами, в темницах, в изгнаниях, в трудах, в бдениях…" (2 Кор. 6:4,5), "…в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе…" (11:27); и опять: "…пять раз дано мне было по сорока [ударов] без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине [морской]; много раз [был] в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями" (11:24-26); и опять: "Кроме посторонних [приключений], у меня ежедневно стечение [людей], забота о всех церквах" (ст. 28); и опять: "В Дамаске областной правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна по стене и избежал его рук" (ст. 32-33); и опять в другом месте: "…считают нас за овец, [обреченных] на заклание" (Рим. 8:36); и ещё в ином месте: "Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих,  но, быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашел" (2 Тим. 1:16-17).

4. Что мог бы кто-нибудь сказать о лжеапостолах, лжебратии, о бесчисленных и разнообразных войнах? Ведь при­водились в действие не только мщения и наказания, но даже красноречие ораторов и подготовленность философов; и не только ими, но даже торговцами употреблялось в дело много хитро­стей против Церкви; на это намекая, он говорил: "Александр медник много сделал мне зла. Берегись его и ты, ибо он сильно противился нашим словам" (2 Тим. 4:14,15). Как море не бывает без волн, так и душа Павла была исполнена бесчи­сленных испытаний, ежедневных опасностей: совне, извнутри, посредством слова, посредством дела, посредством денег, посредством коварств; и никакое слово не в силах будет представить тучи тех стрел, множество волн. Итак, когда в таком (положении) были дела, не в отношении сказанного только, но и гораздо большего, когда не учителя только, но и ученики подвергались опасности, и не ученики только, но и учителя, - а ведь если бы одна часть была в испытании, осталь­ная же в безопасности, то последняя для первой могла бы по­служить утешением, теперь же на ту и другую нападали враги и поражали, - когда при виде этого, многие из весьма немощных ослабевали, цепенели, постоянно грустили, видя блага проповеди - царство, воскресение и нетление - в надежде, а здесь - в испытании и терпении - (видя) печальное: плавильни, печи, темницы, войны, вражду, ненависть, смерти, опасности, и учителей своих то в темницах, то в синагогах, оскорбляемых, отводимых, когда отовсюду были тучи зол, и они на­ходились в какой-то глубокой ночи испытаний, которая всех обнимала и заставляла их сильно волноваться и смущаться, - тогда, заметь, как он возбуждает мысль их одним изречением. Он делает то же самое и с другой стороны, в другом послании, говоря: "…укрепите опустившиеся руки и ослабевшие колени" (Евр. 12:12); говорит не о коленах и руках, но о хромающих помышлениях, ослабляемых множеством испытаний. Потом, после увещания, он присоединяет вели­чайшее утешение, говоря: "…еще немного, очень немного, и Грядущий придет и не умедлит" (10:37). Но так как это было пока в надежде, то он опять ещё иначе их поощряет, приводя в лучшее расположение не чужими, но собственными примерами. "Вспомните", - говорит, - "прежние дни ваши, когда вы, быв просвещены, выдержали великий подвиг страданий" (ст. 32). Постыдитесь самих себя и ваших преуспеяний, не делайте конца, недостойного на­чала, примите от себя самих утешение. После увещания тем и другим способом, он увещевает также и этим изречением. Как и каким? Называя утверждением Евангелия темницы и оковы. Не мертвые только восстанием, говорит, не прокаженные очищением, не демоны изгнанием, но и мы утверждаем Евангелие заключением своим в оковы. Как же это, скажи мне? Ведь в этих словах - новость и многое походит на загадку. Слушай, наконец, как: если бы мы проповедовали без страха, не терпя ничего неприятного, ни ужасного, то и многим из желающих нас оклеветать казалось бы, что проповедь подозрительна; а теперь мы - гонимые, преследуемые, разрезаемые, сжигаемые, сбрасываемые со скал, терпя бесчисленное множество (испытаний) и не уступая, но делаясь от этого более бодрыми, даже склонным к сильнейшему бесстыдству доставляем достаточное доказательство, что мы - проповедники истины, и в нас есть некоторая божественная сила, которая всё это облегчает, и не дозволяет множе­ству испытаний превзойти проповедников -хотя последних немного - возобладать (над ними) чрез столько препятствий. Если бы кто-нибудь пожелал получить ясное доказательство, что нас призывает внутренняя божественная сила, - пусть он взвесит наши испытания, опасности, оковы, темницы. Не свой­ственно человеческой силе преодолеть столько крутизн, пере­плыть столько волн, дать место стольким стрелам, но это свой­ственно божественной и необоримой крепости. Таким образом цепь есть утверждение Евангелия, не для тех только, но и для нас, страдающих, - потому что она делает нас испытаннее, крепче, заставляет больше презирать козни. Потому он и говорил: "…хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает" (Рим. 5:3 - 5).

5. Видишь ли, как скорбь утверждает Евангелие? Потому именно и в другом месте, когда он просил об освобождении от испытаний и часто ради этого приступал (к Господу), он услышал: "…довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи" (2 Кор. 12:9). Немощью здесь называются преследования, испытания, опасности, козни, оскорбления. А сказанное вот что значит: Я мог, говорит, этому воспрепятствовать, пога­сить войну и задержать волны, но не сделал, чтобы больше выразилась Моя сила. Сила Его так не выразилась бы, если бы этого не было, как (выразилась), когда было, но не имело крепости. Так точно и лучшим кормчим мы называем не того, кто может направлять корабль по тихому морю, но кто плывущих на нём проводит между скалами, волнами, бурями и ветрами, - и врачом того, кто страдающего исторгает от бесчисленных удручающих болезней, - и полководцем того, кто может поставить победный знак, когда отовсюду облегают и поражают враги, - и пастырем того, кто соблюдает стадо в безопасности от бесчисленных окружающих волков и других злоумышленников. Так и тогда особенно удивительно было то, что они, терпя бесчисленное множество бед, одержи­вали верх над ними и превосходили самих причинявших (беды). Когда Петра и Иоанна, сына грома и основание веры, ввергли в темницу, подумай, в каком оказались затруднении, когда те были выпущены. Приведши их, говорят в сонмище: "…что нам делать с этими людьми…" (Деян. 4:16)? Иудеи, вскормленные на крови пророческой, народ неистовый и яростный, разрушавший до основания алтари, убивавши пророков, вскормлен­ный на убийствах, народ свирепее зверей, с которого капала, ещё Владычняя кровь, распинатель, - этот народ, взяв двух рыбаков - неучёных, простых, неизвестных, безгласнее рыбы, из которых один не перенёс пустой угрозы даже приврат­ницы, - их именно взяв, и держа связанных у себя, обнажённых, не облечённых ни богатством, ни крепостью тела, ни искусством слова, ни силою ораторства, ни знатностью рода, ни величием отечества, этих рыбаков от рыбаков, боровшихся с крайнею бедностью, - (Иудеи) оказались в затруднении, как по­ступить с ними, и говорят: "…что нам делать с этими людьми?…" Видишь ли, насколько великое дело добродетель, и каким образом испытания - утверждение Евангелия? И говорят к ним: "не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? и вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека" (Деян. 5:28). Если Он только человек, зачем тебе быть в страхе? А если Бог, из-за чего не поклоняешься? Не восклицал ли ты недавно, го­воря: "…кровь Его на нас и на детях наших" (Mат. 27:25)? Почему ты боишься этой крови? Почему она потрясает твой дух? Не связывал ли ты Его? Не бичевал ли? Не распял ли на кресте? Не видел ли мёртвым снимаемого со креста? Не созерцал ли погребаемым и в земле скрываемым? Не положил ли ты пе­чати на гроб? Не подкупил ли воинов? Не посеял ли молву, что ученики украли Его? Почему ты боишься теперь? Почему трепещешь Его крови? Видишь ли, что истина сияет во всём? Когда, после того замысла, они увидели, что поднимается дело, и его вступление блестяще, светлее даже солнца, что из самого начала обнаруживается, что оно охватит сразу всю вселенную и будет гнать заблуждение до крайних пределов, и они не в состоянии будут даже перенести несказанный порыв его и силу, - они боятся, трепещут этих скованных, осуждённых, бичёванных, против которых злоумышляли, этих двух, этих простых. Потому Павел называет испытания утверждением Евангелия; потому также в другом месте говорит: "Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим, и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово Божие". (Флп. 1:12-14). Кто видел, кто слышал, что темницы доставляют смелость, и оковы производят дерзновение, не у связанного только, но даже у учащихся? Однако, тогда так было: проповедь усиливалась чрез противников, и ученики, - когда учитель подвергался нападению, козням и заключение в оковы, - делались ещё смелее, больше радовались, больше веселились. Вы похвалили эти слова? Будем, наконец, подражать этому муже­ству, поревнуем этой добродетели, и пусть ничто нас не пугает, никакое из испытаний пусть не смущает; это узы благочестия, это крылья любомудрия, это приготовляет крепких и неодолимых, это даёт большее дерзновение к Богу, привлекает большее благоволение, содействует поселению многой бла­годати. Итак, чтобы нам насладиться всего этого, будем – умоляю - переносить всё случающееся, славя за всё Бога, так как Ему приличествует слава, честь и держава, с единородным Его Сыном и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.