Цвет фона:
Размер шрифта: A A A
В день, когда был царь в мартириуме апостола и мученика Фомы, находящегося в Дрипие, и когда он удалился пред беседою. Том 12, книга 1, беседа 37

святитель Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский

В день, когда был царь в мартириуме апостола и мученика Фомы, находящегося в Дрипие, и когда он удалился пред беседою. Том 12, книга 1, беседа 37


 

1. Благословен Бог: сколь велико могущество мучеников! Вчера целый город с царицею, сегодня царя с войском, в великом благоговении, они привлекли сюда к нам, не узы наложив, но цепь любви, цепь никогда не разрываемую. Удивительно именно не то, что царь пришёл, но что с боль­шою готовностью, не по принуждению, но охотно, не милость оказать, но милость получить; благодетель всех во вселенной пришёл, чтобы насладиться благодеяниями от этих святых и извлечь плоды из этих величайших благ. Потому, как сам он диадему, так все телохранители, сняв с себя, кто щиты, кто копья, оставив это тщеславие, - они прибыли все с успокоенным духом, как бы восходя от земли на небо, где нет достоинств, знатности и всякой такой тени достоинств, а сияют только пример жизни и плоды добродетели. Если здесь так велико могущество мучеников, подумай, как ве­лико оно на небесах; если такова их честь во время подвигов и борьбы, то какова будет награда во время воздаяния? И наше (дело) не оканчивается настоящим, но мы шествуем к иной жизни, лучшей чем настоящая, восходим к высоким надеждам и к безсмертному наслаждению благами, не имеющими конца. Бог разделил нашу жизнь на эти два века, и настоящий сделал трудовым, а будущий приятным и безконечным, чтобы, здесь немного потрудившись, там насладились мы безсмертных венцов. Даже при начале, тотчас, Он желал ввести нас в ту жизнь, но мы задержали, устроив нерадением своим большое промедление, и сделав, по безрассудству, это грядущее далеким. Я постараюсь сделать это ясным из бывшего для нас в начале. Таков-то Бог: когда Он намерен доставить нам что-либо полезное, хотя бы мы явились даже недостойными Его дорогой чести, Он всячески показывает, что Он желал бы, но по нашему нерадению произошла неудача в том, чего Он желал. Так Он поступил и в начале.

Создавая человека, Он создал его тотчас не с трудами, не с бедствием, не с печалью, сделал не смертным, но он был тогда чужд как уныния, так трудов и смерти. Если бы Он дал ему сначала это в удел, то затем после преступления не осудил бы его на это, в качестве наказания и мщения. Итак, когда он был чужд этого, он блистал светлее солнца, - находясь без одежды, был облечён славою. Действи­тельно, величайшим знаком его блаженства было также и то, что он не нуждался ни в одежде, ни в покрытии, ни в другом каком-либо таком одеянии, но у него было тело выше такой нужды. Но не в этом только он был блажен, а также в том, что раньше он вкушал беседы с Богом и роскошествовал в дерзновении к Нему. И ангелы трепетали, херувимы и серафимы не осмеливались даже поглядеть прямо; а он беседовал как бы друг с другом. И когда Он создал по­роды бессловесных, привел к нему, и он положил всем имена, - оставил имена неприкосновенными. И в этом величайший знак божественной чести - не в том, что Он повелел ему положить имена, но что, когда человек поколебал данный ему закон, Бог не поколебал чести, которую дал ему до закона, но "как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей" (Быт. 2:19). Видишь ли, что никакого там (нет) намека на настоящую жизнь? Ни искусств, ни торговли, ни домостроения, ни одежд, ни обуви, ни кровли, ни стола, ни труда, ни печали, ни смерти, ни роя остальных страданий, но блестящее вступление, светлое преддверие и начало, ведущее к лучшей жизни. Но Адам задержал (его), преступив, по неизъяснимому нерадению, пределы повеленного, не смогши удержаться даже от одного дерева; однако и тут выражается много божественного человеколюбия. Ведь обычай у Бога таков, что когда теряем что-либо чрез нерадение, Он, всё делая и предпринимая, не прежде перестаёт, как приведёт нас к еще большему, чем то, что мы потеряли; это именно тогда и случилось. Мы потеряли рай, и получили небо; отсюда это предприятие стало даже больше наказания. Но не тотчас мы получили; и это есть (дело) Его попечения. Так как враг сказал, что "будете, как боги" (Быт. 3:5), этими надеждами надмил их, настроил ожидать богоравенства, поощрил на безумие, сделал то, что они восприняли мысль больше собственной природы, то, врачуя эту рану, тотчас попускает дождаться смерти, так чтобы на опыте познать замысел диавола, и хорошо воспитав душу, получить затем и бессмертное тело. (Бог) желал, чтобы до этих пор страх смерти был крепок в душе, и это дело являлось бы страшным.

2. Потому также Он попустил умереть прежде всего Авелю, чтобы преступник узнал из самого вида (смерти), что такое смерть, и сколь тяжкое и неприятное она дело. Если бы он сам скончался первым, то не узнал бы природы дела, не увидев ни разу другого мертвым; а теперь он сам, при жизни, видя смерть владычествующею над другим, над сыном, учился величию наказания точнее и яснее. Потому он увидел её не просто на чужом, но на своём сыне: отсюда насилие (её), вместе с природою дела, производило более тяжкую скорбь, - с при­родою добродетель сына, и с добродетелью цветущий возраст, потому что он скончался не в старости, но в самом цвете юности; ко всему этому ещё то, что он пострадал от брата, и от брата беззаконно и несправедливо. Вследствие всего этого личина смерти делалась ужасною и по виду более горестною, в Адаме возбуждалась скорбь более тяжелая, когда всё из вышесказанного зажигало великую печь, производило более едкое пламя, и вразумляло, в какое зло вверг его диавол. Если мы, видя ежедневно мертвых, волнуемся, смущаемся, падаем духом, - и не только мы, но даже напускающее на себя важный вид и тщеславящиеся высокими достоинствами, - если и они, на­ходясь при погребении даже обыкновенного мертвеца, падают духом от этого зрелища, делаются незначительнее всякого, - то что естественно было вынести ему, прежде всех глядевшему на мертвеца, к тому же в лице своего сына, и такого сына, ему, не притупившему ещё страдания непрерывностью умирающих, но чрезвычайно потрясенному необычностью дела? Что естественно было вынести смотревшему на того, кто не чувствовал ни звука, ни прикосновения, ни слёз, ни рыданий, кто не двигался, не сострадал скорбящему отцу, не производил привычных действий? Ты не смотри именно на настоящее положение, но подумай, что тогда человек этот прежде всех увидел мертвеца, и исполнился великого страха, великого смущения. Однако, вместе с этим подумал Бог и об утешении; Он желал не только умножить боязнь смерти, но чтобы человек воспользовался также некоторым облегчением. Каким же именно? Тем, которое от воскресения. Но Он не дал его тотчас, а тотчас раскрыл надежду на него смутно и как бы в загадке. Когда боязнь была сильно увеличена, она потрясла дух человека, и было показано, чем была смерть, как тяжка, неприятна и обремени­тельна, и не только тем, что она пред глазами, но и тем, что за глазами - червями, зловонием, гноем, прахом, и всем остальным, что сопутствует мертвому телу, - когда боязнь была увеличена, и она потрясла дух, смотри, как приводит, наконец, и к надежде на воскресение, смутной и неясной, а всё же приводит. Он не допустил, чтобы умер Енох, бывший после этого; и Павел говорит: "Верою Енох переселен был так, что не видел смерти; и не стало его, потому что Бог переселил его" (Евр. 11:5). Преложил, и не допустил умереть; Он не сделал его ещё бессмертным, чтобы не устранить боязни, но он пребывает, не умирая, - он, хотя не бессмертен, наделён в смертном теле долготою жизни, чрез это смутно приоткрывая, как я сказал, надежду до воскресения. Потому также и первому праведнику Он попустил умереть; не погрешил бы кто-нибудь, назвав, кроме сказанной причины, и иную. Какую же? Ту, кото­рая (относится к) воскресению. Так как смерть в будущем не имела постоянно властвовать, для этого Он сделал, что первое основание, первый корень её был укреплён в правед­ности, чтобы основание было гнилым. Как грех - пища смерти, так праведность - уничтожение и исчезновение смерти. Он по­пустил, чтобы имеющий прежде всех скончаться был праведником, наперёд (тем) говоря нам, являя хорошую надежду и показывая, что Он не попустит, чтобы наш род пребывал всегда в смерти: вот почему Он и положил основание для неё весьма слабое.

3. Потом после Еноха, при Ное, Он опять другим образом дал нам видеть воскресение. Чем в лучшем положении, нежели yмершие, был Ной, заключённый в такой бездне, мраке и темнице? Однако, безграничные моря, покрывшие вершины гор, не потопили бывшего в ковчеге; но как бы восстав от смерти, вышел тогда Ной из того долгого ливня, давая нам видеть в его собственном спасении воскресение. Опять после него, - а насколько время шло вперед, настолько яснее показывались и образы воскресения, - при Ионе, Он совершил то же самое. Три дня в кит были знаком трех дней в смерти, и избавление от кита было предвестием о воскресении Владыки; потому и сам Он говорил: "…род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи " (Mат. 12:39,40). Кто-нибудь не погрешил бы, назвав также рождение Исаака образом воскресения. Потому и Павел, рассказав относительно рождения его от безплодной, и сказав, что отец его, сверх надежды, веровал в надежде, и что "…не изнемогши в вере, он не помышлял, что тело его, почти столетнего, уже омертвело, и утроба Саррина в омертвении; не поколебался в обетовании Божием неверием, но пребыл тверд в вере, воздав славу Богу и будучи вполне уверен, что Он силен и исполнить обещанное" - прибавил: "…впрочем не в отношении к нему одному написано, что вменилось ему, но и в отношении к нам; вменится и нам, верующим в Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса Христа, Господа нашего" (Рим. 4:19-21, 23-24). итак, ясно, что рождение Исаака было образом воскресения Христа. Если бы оно не было образом, то он не прибавил бы и не сказал бы: "…не в отношении к нему одному написано, что вменилось ему, но и в отношении к нам". Образы пи­шутся не для принимающих (их) в то время, в которое они (образы) бывают, но для имеющих в последующее время по­лучать пользу от них. Потому также в другом месте говорит: "Все это происходило с ними, [как] образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков" (1 Кор. 10:11). И Илия, взятый, открыл нам эту надежду на воскресение. Но то, как в образах; а когда, после долгого и безконечного времени, пришёл единородный Сын Божий, Он нам показал воскресение самым делом, чрез собственное тело, освободив его от власти смерти; потому и говорится: "Христос", - умерши - "воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха" (Рим. 6:9,10).

4. в (самом) начале это было смутно, - надежда воскресения, как в загадке, была показана нам чрез Еноха, а разрушение смерти - чрез Авеля; но то и другое чрез единородного Сына Божия стало ясным, очевидным, вполне истинным. Отсюда произросли у нас и сонмы мучеников, - когда смерть, была разрушена, а воскресение сияет. Потому также настоящая жизнь стала тяжёлою и исполненного многих трудов, - чтобы более косные из людей, охотно пребывающие в настоящем, будучи выталкиваемы отсюда и изнемогая под тяжестью этой жизни, убегали удовольствий и пристрастия к настоящей жизни, а стремились бы к небесной любви и спешили бы к тому дню. (Человек) любомудрый и возвышенного ума не будет нуждаться в здешнем увещании, но, подумав, сколь велико царство небесное, а ещё более, чем царство, пребывание с Богом и со Христом, - а это действительно больше всякого царства, - не почувствует никакой сладости в настоящем, но пренебрежёт им, минуя его быстрее тени. Так как многие, бу­дучи в рабстве плоти и во власти житейских забот, охотно пребывают в них, на подобие гнездящихся зверей, то, чтобы отсечь пристрастие их к этому, Он дал им в удел много печали, боязни, заботь, дум, борьбы, опасностей, робости, боль­шой рой телесных страстей, осаду от тела и много другого, чего в одном слове не сказать, чтобы, ужасаясь хотя облака этих зол, они пожелали возвратиться в неволнуемую при­стань и наслаждаться непрестанной тишиной, в которой нет зол, примешанных к благу, но чистое благо, действительное благо. Что прекрасным кажется здесь, как-то: богатство, слава, могущество, всё это прекрасно лишь по имени, и смешано с противным; а в тамошнем безпримесном и чистом - блажен­ство не по имени, но на деле. Итак, чтобы нам достигнуть этого, поревнуем добродетели мучеников, мужеству, ревности, вере, презрению настоящего, желанию будущего. Можно преуспевать во всём этом и вне гонения. Пусть даже костёр и не разложен впереди, зато в наличности страсть, сильнее (его); пусть и нет звериных зубов, за то теснит ярость мучительнее зверя; пусть и не стоят по сторонам палачи, терзая бока, зато лежит внутри зависть, съедающая дух мучительнее всякого палача. Итак, нужно нам, приготовившись к борьбе с этими страстями и поставив оплотом против них силу любомудрых помыслов, так совершать настоящую жизнь, и быть всю жизнь в подвиге, чтобы, потрудившись немного времени, непрестанно быть увенчанными, и наслаждаться вечных благ, всегда будучи с Господом и вкушая того сожительства, превосходящего всякое слово и мысль, - в каковом все мы да будем участниками, благодатью и человеколюбием Господа на­шего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу слава, со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.



[1] Под царём разумеется император Аркадий. 

Поделиться ссылкой на выделенное