У "древней скалы". Том 12, книга 1, беседа 35

1. Что это? Нужно бы целому городу быть здесь сегодня, а к нам не пришла даже малая часть. Может быть повинны грязь и дождь? Нет, - не грязь, а безпечность и упадок духа. Чем могут извиниться оставшиеся, когда мученики прене­брегли даже самою жизнью своею, а они не решились (пренебречь) грязью, чтобы придти? Как мне ублажать вас, пришедших? Как изобразить несчастие тех, оставшихся, - (несчастие) и по отсутствии их, и по причине этого отсутствия? Очевидно, они лишили себя этого прекрасного празднества, приковавшись к житейским заботам и уцепившись за всё сквернящую, очень сильную у них, страсть к наживе. Но если даже нет их здесь, нужно говорить (к ним) и отсутствующим, - очевидно, чрез вас, присутствующих, они услышат это. Доколе это неистовство наживы? Доколе эта неугасимая печь будет всё наступать и пожигать? Разве вы не знаете, что этот пламень производит тот неугасимый огонь, (что) это изнурение рождает того ядовитого червя? Если ты пренебрегаешь геенною, и твоего ума не потрясают эти слова, так как наказание ещё в будущем, то пусть бы тебя убедило настоящее. Разве вам неиз­вестно, в каком плоде[2], выразилось недавно любостяжание? Не пред вашими ли глазами память этого? Не свежо ли дока­зательство такой гибели? Весь город наш наполнен остат­ками того кораблекрушения; и, как во время потопления великого корабля, куда бы ты ни отошёл, кто доску, кто весло, кто парус, кто какую-либо часть поклажи, спасши, держит и вертит во все стороны, так (было) и во время недавно поднявшегося здесь землетрясения: владевшие кто домом, кто полями, кто рабами, кто серебром, кто золотом, - они сделали из себя широкое зрелище несчастия, и устроили, чтобы всюду рассеялись воспоминания смятения. И иной, проведши безсонные ночи, перенесши безчисленные труды и опасности, собравши таким корыстолюбием столько грехов, - (как) бездомник и вне го­рода, стал беглецом на чужбине, нуждается в необходимом питании, и видит, что над ним ежедневно висит крайняя опасность, воображает себе мечи, палачей и пропасти, живёт жизнью тягчайшею безчисленных смертей; другие наслаждаются его имуществом, и до этого льстившие ему коварствуют теперь. Этого ли недостаточно, чтобы даже совсем тупой вразумился? Но после такого бедствия, после такого ненастья, после такой гибели, после такого переворота, и столь недавнего, что он ещё пред глазами, не прошло ещё целых тридцати дней[3], - вы опять так безумствуете? И как вы можете извиниться, или чем оправдаться? И не только безумствуете, но даже не приходите, чтобы узнать об этом самом. Как бы к присутствующим я говорю к отсутствующим, - под тяжестью своей большой скорби, - что они не делаются лучше ни по страху за будущее, ни опытом настоящего; но, хищничая, корыстолюбствуя, они как бы черви в каком-нибудь навозе, отгороженные и зарывшиеся в куче этих за­бот, не стараются даже всего один раз в неделю приходить, чтобы узнать - где они. Как горячечные не могут сами видеть, в каком они состоянии, но нужны для них врачи, кото­рые бы освободили их от беснования, так и одержимые тяжким бешенством наживы нуждаются в своих учителях, чтобы им узнать, что они беснуются. Вследствие этого особенно я их прошу, убеждаю и умоляю приходить к нам; и брать себе врачество от этого слова. У меня нет заостренного железа, но есть слово, - острее железа; нет огня, ни едкого врачества, но есть слова, - горячее огня, и доставляющие без боли врачевание.

2. Из-за чего ты убегаешь, скажи мне, и не выражаешь относительно своей души столько же попечения, сколько бере­жёшь свою плоть? Когда плоть в худом состоянии, ты и деньги издерживаешь, и даже, если нужно занять, всё отдаешь под залог, - и врачам, если они захотят резать, даже жечь, ты предоставляешь своё тело с полною готовностью делать, чего бы они ни пожелали; а когда в душе источники червей, ты - скажи мне - не идёшь послушать слова, очищающего от гнили, хотя для этого тебе не нужно ни денег тратить, ни переносить такую боль, но предаёшь самого себя полной гибели? И чем по достоинству в этом извинишься? Если бы я говорил: корыстолюбец, хищник, блудник, прелюбодей пусть не вступают в церковь; если бы гнал и преследовал всех грешников, - то и тогда особенной не было бы отговорки, потому что нужно вступать очищенному; но сейчас не говорю даже этого, но: хотя бы ты совершил блуд, хотя прелюбодействуешь, хотя хищничаешь, хотя корыстолюбствуешь, - вступи в церковь, чтобы узнать тебе, что не нужно впредь делать это; влеку всех и притягиваю к себе, и, распростерши отовсюду сеть слова, хочу захватить ею не здоровых (только), но и болеющих. Каждый день я говорю: приди и врачуйся со мною, потому что, врачуя, и я нуждаюсь во врачестве, потому что я человек, и подлежу с тобою страстям той же самой природы, нуждаюсь в словах, обуздывающих безпорядочную узду; и я не живу жизнью беззаботною, тихою и невозмутимою, но и у меня самого есть шум страсти и смятение волн. Впрочем зачем говорить (это) мне или кому бы то ни было, когда именно достигший небес Павел, - даже он нуждался во многом врачевании. Что он нуждался, это он сделал для нас очевидным; даже он сам не жил жизнью беззаботною, но было у него много борьбы; почему он и говорил: "но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным" (1 Кор. 9:27). А умерщвлял он то, что восставало (против него), и порабощал то, что желало быть в разнузданности; и других потому он увещевал, говоря: "…кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть" (1 Кор. 10:12). Но если Павел не наслаждался спокойствием, но, как обуреваемые морем, видел много отовсюду поднимающихся волн, - то кто осмелится говорить, что ему не нужно исправления, врачевания и непрерывного бодрствования?

Итак, приди и врачуйся со мною, учителем своим. Если ты здоров, то даже из-за этого приходи, чтобы сделаться здоровее; слово, которое исправляет бывшее и предостерегает от неслучившегося ещё никогда, - и больных освобождает от немощи и небольных делает твёрже. Если у тебя нет этого греха, то есть другой, потому что "Кто может сказать: "я очистил мое сердце, я чист от греха моего?"" (Прит. 20:9). Так как ты согрешил, не стыдись придти, но поэтому самому приди. Никто не, говорит: так как у меня рана, то я не буду искать врача, даже не принимаю лекарства; но поэтому самому нужно более всего искать и врачей и силы лекарств. И мы умеем прощать, потому что повинны также сами в других грехах. Потому и Бог дал нам не ангелов в учи­тели, не Гавриила, сведши свыше, поставил над своим стадом, но взяв из самого стада делает пастыря, из самих овец - начальника над стадом, чтобы он был снисходителен к начальствуемым, и, помышляя о собственной немощи, не гордился бы пред пасомыми, но имел бы уздою и основою смирение пригнетение от собственной совести. А что сказанное не есть предположение, выслушай Павла, пишущего об этом и любомудрствующего в послании к Евреям он так говорил: "Ибо всякий первосвященник, из человеков избираемый, для человеков поставляется на служение Богу, чтобы приносить дары и жертвы за грехи, могущий снисходить невежествующим и заблуждающим, потому что и сам обложен немощью, и посему он должен как за народ, так и за себя приносить [жертвы] о грехах" (Евр. 5:1 - 3). Видишь ли, как превосходно сказана нам причина, почему не ангелы, и не архангелы, но люди поставлены над церквами, чтобы именно они могли со­страдать своим сродникам, имея в сознании собственных грехов величайшее учение о смирении? Ведь, говорит, "…и сам обложен немощью, и посему он должен как за народ, так и за себя приносить [жертвы] о грехах". Это происходит и теперь: предстоя этой священной трапезе и вознося страшную жертву, мы испрашиваем отпущения как прегрешений народа, так и о наших собственных взываем, молим и просим, и возносим жертву за всех...[4]

3. Приводи ты мне в пример не корыстолюбца, раба чрева и предавшего низости благородство своей природы, но этого, му­жей, как он, соблюдающих первообраз и не сквернящих царского своего облика, - и тогда узнаешь, чем иногда бывает человек. И этот также был человеком, и он был рождён женщиною, молоком вскормлен, на земле жил, воздухом дышал, и всё у него было общее с нами, общее в отношении природы; но так как в воле его была особенность, потому и в благодати он возсиял. Хотя у него не было ни денег, ни знатности рода, ни величия отечества, ни красноречия ни остроты языка, ни толпы рабов, ни роя евнухов, ни дома с золотым потолком, ни шелковых одежд, ни роскошного стола, ни дру­гого чего-нибудь, что многим кажется счастьем, но крайняя бедность, - у него не было средств даже для необходимого пропитания, но он был нищим, протягивал руку и просил хлеба у жены-вдовицы, и то сидонянки, жилищем у него была пещера, одеждой кожа, столом земля, предки неизвестными и безславными, отечество ничтожным и средства к жизни гру­быми, - однако, ничто такое не стало препятствием этому мужу к славе, но он был и богаче всех царей и мудрее всех философов и ораторов, и знатнее имеющих диадемы и много благороднее владеющих царственными городами; он имел отечеством вселенную, вернее, даже она была для него малым городом, и Павел восклицает, говоря: "…скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин…" (Евр. 11:37,38). И достиг он вышнего города, художник и устроитель которого Бог. Потому я привёл тебе (в пример) бедного и простого, (как) пользующегося славой, чтобы у тебя не было никакого предлога. Если бы я привёл богатого и мудрого, ты мог бы сказать, что бедность и невежество препятствуют мне сделаться таким; а теперь именно ты не можешь прибегнуть ни к какому такому предлогу: и он был бедным, даже беднее всех людей, в пустыне жил, неизвестен по предкам и отечеству и во всём остальном, -  однако, он воссиял больше солнца и тогда и теперь, и пока солнце освещает землю, до тех пор будет его слава, хотя он был за столько времени раньше (нас); эта громада времени не заглушила памяти о нём; и весьма естественно. Такова добродетель, дело безсмертное, и сияющее более солнца. Но (унесшимся в море похвал пророка не должно забывать главного предмета) что я раньше сказал, то обнаруживает в себе и этот, (муж), (именно) что было сказано относительно Моисея. Так как ему, вознесшемуся свои­ми преуспеяниями, было естественно не быть очень снисходительным к народу, то смотри) что делает Бог. Попускает, чтобы он лишился своей благодати, так чтобы обнаружилась его немощь; впрочем, (нам) наперёд необходимо показать, как он не был очень снисходителен. Когда он заключил небо, и землю сделал безплодною, и был голод, голод самый жестокий из всех: истреблены были воды, засохла всякая трава, иссякли реки, лицо земли было ужасным, угрожающим смертью и, всё наступая, голод распространялся, ведя (за собою) жалкую смерть, - (тогда) он так не уступил, но, отошедши, сидел на вершине горы, предав народ иудейский такому тягостному из­нурению. Но человеколюбивый Бог и неизреченная благость не переносили такой суровости; и так как сам от Себя Он не желал его побудить, чтобы прекратил несчастие, и затем не желал также сделать это без него, то смотри, что происходит: прежде Он вступает в общение с ним, и тогда посылает дождь. Видишь ли в этом благость Божию, человеколюбие и честь в отношении святого? Он излил потоки дождя не прежде, как когда побеседовал с ним и сказал об имеющем быть, и послал его вестником будущего благосостояния. Так как чрез него произошло печальное, то (Бог) восхотел, чтобы он сделался вестником и полезного; и сведши с горы, послал возвещать наступление проливного дождя и прекращение голода всюду в той земле. Однако, когда был низведён дождь, и в самое короткое время наступило цветущее состояние, (тогда) собрав четыреста Вааловых жрецов и четыреста восемьдесят, заколол их и пролил потоки крови[5].

4. Итак, зачем это для предлежащего главного предмета? Не смущайся, возлюбленный! Я приступлю, наконец, к самому верху сказанного. Когда он низвёл то пламя, одержал победу и поставил её блестящий знак, совершил избиение жрецов, (тогда) он отходит с радостью, и гордясь происшедшим. По­слала к нему жена Ахава, ничтожная и презренная разврат­ница, говоря: "пусть то и то сделают мне боги, и еще больше сделают, если я завтра к этому времени не сделаю с твоею душею того, что [сделано] с душею…" этих жрецов. "Увидев это, он встал", и ушел в путь сорокадневный (3 Цар. 19:2, 3). Что же? Та, высокая до небес душа, он, пренебрегающий всем миром, презревший такой голод, восставший против такого царя-тирана, заключивший небо и открывший, низведший то дождь, то пламя, поправший нужды природы, несокрушимый, всюду дерзновенный, - после стольких преуспеяний, после столь долгого дерзновения, сразу не перенёс словесной угрозы одной блудной женщины, делается, наконец, беглецом и изгнанником, бежит в пустыню, удаляется в сорокадневный путь. Следо­вательно, какая причина? Бог лишил его благодати, и обнару­жилась немощь природы; Он показал пророка, показал и че­ловека, чтобы они научились, что и бывшее тогда было делом благодати. А это Он совершал, чтобы сделать его снисходительным к народу, пресечь и задержать безумие, происходящее от преуспеяний. Что он думал много о себе самом и воображал, восставал против всех остальных, - я приведу вам в свидетельство его самого. Когда пришёл к нему Бог и спрашивал о причине тамошнего пребывания, говоря: "что ты здесь, Илия" (3 Цар. 19:13)? - а Он спрашивал: "что ты здесь"? - не узнать желая, но желая раскрыть нам сокровенные его мысли, подобно тому как и хананеянку когда Христос спрашивал, то не с тем, чтобы узнать, но чтобы нас научить лежащему в ней сокровищу веры, - итак, Он спрашивал его, почему же, наконец, он предпринял такой путь и, оставив города и на­роды, возлюбил пустыню, - а это не с тем, чтобы самому узнать (да и зачем Ему всезнающему?), но чтобы чрез его ответ научить нас сокровенной его мысли, и тому, что справедливо попустил, чтобы он был поколеблен от страха и впал в робость, попустил, но не побудил, уступил, но не произвёл, лишил только его (благодати), после чего он и был изобличён, - итак, когда Он сказал: "что ты здесь, Илия",- послушаем, что он говорит: "…разрушили жертвенники Твои и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтоб отнять ее" (3 Цар. 19:14). Видишь ли, что он считал всех погибшими, и только себя оставшимся, и кроме его никого другого; поне­многу это могло довести его до безумия. Именно потому, Бог, отвращая от него этот неправый помысел, говорит: Я оставил Себе "…семь тысяч [мужей]; всех сих колени не преклонялись пред Ваалом…" (ст. 18). Так как и (тогда), когда навёл засуху, он продолжал напрягать наказание, и после этого много воображал о себе, будто он единственный такой на земле, (то Господь) попускает ему почувствовать собственную немощь, указывает на множество спасённых, очищая тем и другим его мысль, склоняя быть умеренным всюду, быть снисходительным и срастворять с ревностью человеколюбие.

5. Если желаешь тоже самое видеть и в новом (завете), то опять мы попытаемся привести тебе в пример вождей, башни, оплоты и главы из новозаветных. Какими Моисей и Илия, такими оказываются Павел и Пётр в новом (завете). Как из этих двоих каждый стал беглецом, убоявшись, первый одного египтянина, второй угрозы одной блудницы, так и Пётр, фундамент, основание, столб, после безчисленных обетований, после стольких чудес, после такого любомудрия, убоялся угрозы не царицы, не мужа, но привратницы-девицы; и это было намного тягостнее прежнего. Те, убоявшись, только убежали, а этот ещё пал самым тяжким падением, о котором все знают. Когда он был лишён благодати, обнаружи­лась и его немощь, оставленная Божиим попечением. Бог попустил ему пасть, так как и его намерен был сделать начальником над всей вселенной, - чтобы, вспоминая о собственных падениях, он был снисходителен к происходившим потом искушениям. И что сказанное не предположение, выслу­шай самого Христа, говорящего: "Симоне, Симоне", сколько раз домогался сатана сеять тебя, "яко пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих" (Лук. 22:31,32). За помощь тебе дай ты Мне, говорит, эту отплату, потому что если бы не вкусил ты Моего промышления, то у тебя не было бы сил переносить самому по себе на­падение его (диавола). Итак, помышляя о своём, будь снисходителен и к остальным, - на это именно намекает – "утверди", - утверди колеблющихся, снисходя, простирая руку, выказывая в себе много человеколюбия. И Павел, бывший отважнее всякого льва, неустрашимая душа, потерпел то же самое. И смотри, как показывает на самом себе, что он непрестанно нуждается во врачестве смирения. В послании к Коринфянам он говорит: "…не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы, так что не надеялись остаться в живых. Но сами в себе имели приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых, Который и избавил нас от столь [близкой] смерти, и избавляет, и на Которого надеемся, что и еще избавит" (2 Кор. 1:8,9,10). Мы были в отчаянии, говорит, не ожидали, что будем живы, но думали про себя, что совершенно будем осуждены на смерть, - это значит: "сами в себе имели приговор к смерти", - в этом самое дело нам ответило, что мы совершенно погибнем. Из-за чего же Бог попустил дойти нам до стольких опасностей? Чтобы мы не надеялись на самих себя, говорит, но на Бога, восставляющего мёртвых. Сказанное им означает, чтобы мы не гордились, чтобы не превозносились своими успехами. Об этом и дальше он говорит яснее, опять пиша так. После того, как сказал о восхищении на небо, восхождении в рай, сообщении ему тех неизречённых глаголов, он прибавил: "И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился" (2 Кор. 12:7); здесь намекает на мучающих, оскорбляющих и ввергающих его в темницу, так как каждого из них он называет сата­ною. Я был предоставлен, говорит, переносить испытания, чтобы сдерживалось моё безумие, и чтобы я научился умирять себя. Вследствие этого, наконец, я, воззвав даже к Богу, не имел удачи в прошении, но остался подверженным непрестанным козням, имея муку врачеством смирения. И прежняя жизнь его до обращения была достаточна для его вразумления. Сидящий у ног Гамалиила, живущий в точности по отеческому закону, ревнитель отеческих преданий, ежедневно перелистывающий пророков, вскормленник на законе, - он не принял пришедшего Христа, совершавшего чудеса, беседовавшего об этом, предлагавшего из Писания и изъяснявшего, но преследовал распятого и воскресшего, и поверг его ученика тысячами рук, воевал против церквей и был свирепее всякого волка; сам по себе он не мог сознавать должного до тех пор, пока воссиял свет свыше, и был подан голос, влекущий его к истине. Потому и сам он постоянно в своих посланиях на это обращает (внимание), склоняясь долу и стыдясь за уже бывшее; в послании к Тимофею он говорил: "Благодарю давшего мне силу, Христа Иисуса, Господа нашего, что Он признал меня верным, определив на служение, меня, который прежде был хулитель и гонитель и обидчик, но помилован потому, что [так] поступал по неведению, в неверии" (1 Тим. 1:12-13). И опять: "Но для того я и помилован, чтобы Иисус Христос во мне первом показал все долготерпение, в пример тем, которые будут веровать в Него к жизни вечной " (1 Тим. 1:16). И в послании к Коринфянам говорил: "…я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию" (1 Кор. 15:9).

6. Всё же это было, и оставлял их Бог вне Своей благодати для того, чтобы, когда они научатся собственной немощи, и (тому), как ничтожен человек, не имеющий доли в поддержке свыше, выказывали относительно подчинённых много человеколюбия, много снисхождения, много прощения, вступив на судейское седалище, сделавшись руководителями народа и начальниками. Потому и в послании к Галатам он говорил: "Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным" (Гал. 6:1). Итак, зная это, будем привлекать необузданных, а грешников будем прощать, будем выражать вместе с божественным законом много человеколюбия, чтобы и нам самим вку­сить многого прощения, в чём согрешаем, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу слава, со Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.