Мистическое восприятие характеризуется сложностью своего психического состава: в него входят элементы - познавательный, волевой и эмоциональный, которые сливаются в органическое целое, хотя первый, т.е. познавательный, и является среди них главенствующим ("владычественным"). Человек всей душой единяется со Христом Богом, и Христос, нисходя в душу, производит во всех трех ее частях, или силах, существенные изменения, "одухотворяя" их... Творение заповедей (воля) есть путь к "зрению света" (ум), которое, вводя мистика в созерцание Божественных тайн, наполняет душу его весьма разнообразными чувствами (сердце) и, в свою очередь, побуждает еще ревностнее идти по пути добродетели. Но мы свой обзор начнем с центрального момента - момента познавательного.
1) С познавательной стороны мистическое восприятие есть стяжание "ума Христова", т.е. "духовного Божественного ведения и сокровенной премудрости" в противоположность человеческому ведению и внешней мудрости (I, 227). Этот "обоженный", т.е. имеющий внутри себя Бога, ум предполагает вообще объединенную, приведенную в свой "чин", оживотворенную душу (I, 45, 46; 139), является исцеленным от обычной болезни окружения" (I, 83), стяжавшим "своего рода неизменяемость", или бесстрастность, и "видящим все, как оно есть" (I, 203); следовательно, это есть ум "измененный", дающий знание, отличное от обычного и по свойствам своим, и по объему. В самом деле, мистическое познание (=м. в. с познавательной стороны) есть непосредственное, т.е. приобретаемое без посредства рассудка, внутреннее, т.е. возникающее без помощи внешних чувств (ср. I, 473), целостное, т.е. вспомоществуемое всеми силами духа (I, 472-474), и живое, т.е. опытное и активное (соединенное с объективностью, подобной, например, объективности внешнего мира) знание мира сущностей. Свойство "душевной объединенности" есть черта образа Божия в человеке (I, 472); и вот "кто или от начала сохранил в себе черты образа и подобия Божия, или, потеряв их, потом опять возвратил себе, таковый вместе с тем получает способность смотреть на вещи, как они есть по природе своей...; не смотрит на цвет, красоту и блистательность их, но, помышляя о существе и свойствах их, пребывает невозмутим никакою по поводу их страстностью, внимая лишь тому, что в них есть существенного и чем они всегда пребывают" (II, 388). - В мистических откровениях можно различить собственно три формы: одну - лишь предварительную, имеющую место на идеальной (отвлеченной здесь) стадии мистического копыта", понимаемого здесь в широком смысле. Пока человек, внимая неясным вещаниям своего собственного духа, слушая других и читая Св. Писание или творения отеческие, только лишь "верует" в Бога и горний мир, не испытывает в сердце живых прикосновений благодати, - он имеет об этой сверхчувственной области лишь "помышление", если рассматривать содержание его религиозного сознания со стороны субъективной, и "сказание", если встать на точку зрения безотносительную к познающему субъекту, ибо "помышлением (νόημα), - по преп. Симеону, - должно называть думание, рождаемое в уме, по поводу какого-либо желания или дела, еще не сделанного" (по-нашему = образ воображения или чисто-отвлеченная мысль), показание же (διήγησις) есть, когда рассказываем о том, что было, или что мы видели... и знаем" (= собственно представление, как воспроизведенное действительное восприятие). Когда же человек уже сам вступает в область мистического опыта, то сперва он переживает видение, а затем достигает до созерцаний, соответственно низшей и высшей стадиям мистического восприятия [3]; "видение" и "созерцание" отличаются друг от друга большей внутренностью, реальностью и определенностью: первое дает лишь самый факт соединения со Христом и видение, зрение этого факта, а второе присоединяет сюда собственно познание сего и чувствование, живое и сознательное ощущение (I, 345-346); первое - форма чисто зрительная, а второе - и слуховая: в первой действуют лишь духовные очи, а во второй их подкрепляет и духовный слух (ср. II, 495-500 и др.); "видение" - лишь "зрение света", а "созерцание" - уже "стяжание" его, обладание им (II, 48, 74-75 и др.). - Что касается содержания мистического познания, то объектами его являются - собственная душа мистика и ее истинное положение, Бог и Его воля, горний мир и его тайны; в акте мистического восприятия человек получает несомненные удостоверения в действительной реальности свободы воли, будущей жизни и Бога [4], т.е. кантовских постулатов практического разума: "Свет есть Бог, - пишет преп. Симеон, - и созерцание Его есть как свет; почему чрез узрение света бывает первое ведение, которым познается, что Бог существует" (II, 117; так оправдывается бытие Божие); испытывая в мистическом восприятии сознательно "неизреченную радость, любовь и пламенение сердца великое", человек-мистик удостоверяется, что открывающийся ему Бог есть Высшее Благо, или Всеблаго (II, 118, ср. I, 472; так оправдывается свободная воля человека, ибо Высшее Благо есть цель нравственных стремлений человека, т.е. стремлений его, как свободной личности), и "познает также, просвещаем будучи от Самого Бога, что это за венцы и что за воздаяние, какие имеют получить святые в другой жизни, - познает еще и то, какими имеют стать после общего воскресения, как он, так и все святые" (II, 118; так оправдывается бессмертие). - Эти три основные идеи (в соответствие трем сферам мистического познания: о душе, о Боге, о горнем мире), особенно же идею Бога, как центральную, мистик постигает тогда именно, когда он переживает чрезвычайно яркое и интенсивное восприятие света, наполняющего душу его неизъяснимым блаженством (II, 116). Этот "несказанный свет" составляет, собственно, единственное, так сказать, материальное содержание мистических откровений; формами же, образами, в которые это содержание вливается, служат религиозные представления и идеи, усвоенные мистиком из Откровения - Св. Писания и Предания и, конечно, обоснованные на его личном внутреннем опыте; эти представления как бы осияваются, освещаются сим неизреченным светом, получают необычайную яркость, силу, живость, как бы оплодотворяются" [5].
2) В области воли мистическое восприятие, в силу идеальности своей природы, может сказаться только как сообщение воле мистика религиозно-нравственного направления, как приведение ее в должное" состояние, в "благобытие" (I, 328). Воля есть собственно основа человеческой личности, как таковой: мистик, соединяясь с Богом, "освояется" с Его волей, "вместо своей воли вводит в себя волю Божию, насаждает и внедряет ее в сердце свое" (II, 542, гл. 109), и так постепенно созидает в себе вместо "своей" прежней естественной личности - новую, духовную (ср. II, 567, гл. 179), "облекается в образ человека небесного, т.е. Христа": "ибо как человеком соделался Сын Божий и Бог Слово, и есть Он Богочеловек, то, как человек, передает Он человеческую добродетель и человеческое восстановленное естество однородным Себе человекам..., так что причастники Иисусовы бывают небесными человеками" (I, 148); творение истинных добродетелей служит признаком этой "новой, полученной чрез общение с Иисусом, жизни души" (I, 47-48)... Мистик, или "тот, кто сподобился благ Божеского вочеловечения", не может допустить в себе никакого греха, "помышляя, говоря и делая одно доброе" (I, 88; 329); он делается "святым", "чрез делание добрых дел приусвояясь и приуподобляясь Святому Богу" (II, 17), и приобретает несокрушимую нравственную энергию, ибо "по мере его преуспеяния в добродетелях, изменяются и душевные силы его и действия, и он делается мужественнейшим и сильнейшим в исполнении заповедей Христовых" (II, 133). Если мистик есть безмолвник (или "гизихаст"), то надо помнить, что безмолвие вовсе не есть бездействие, которое, ведь, совершенно не соответствует самому духу закона Христова (II, 432-433; ср. II, 19). Хотя совершенный [6] в идеале уже не нуждается в покаянии, как исполненный покоя и радости, но на деле и для него возможны падения, откуда - глубокое смирение (ср. II, 344) является единственно-прочной основой для нравственного подвига мистика, который все более и более убеждается, что творимое им добро - творится не им, а благодатью или силой Божией: "как невозможно дому прочно стоять без основания, - пишет преп. Симеон, - так душе, верующей во Христа, невозможно явить богоугодное житие, если в нее не вложена будет, как основание, благодать Св. Духа" (I, 310), "благодатью возращаются в душе духовные плоды добродетелей" (I, 363), и "когда только Дух Снятый войдет и вселится в нас, - то сочетавает и связует нервами духовной силы добродетельные деяния, которые сами по себе остаются мертвыми..., как бездушные члены" (II, 305). Достигая высшей ступени мистического восприятия - созерцания, мистик и в моральной области достигает высшего совершенства, именно: "бесстрастия", истинной свободы и полной освоенности с добром. "Кого Христос освободит, - пишет преп. Симеон, - тот воистину свободен бывает, потому что бывает чист, целомудр, благ, праведен, благочестив, человеколюбив, благоутробен, милостив, кроток, сострадателен, воздержен, - словом сказать, бывает человеком, каким ему подобает быть" (I, 218); "доброе обращается ему в привычку и делается как бы естественным чем" (I, 353), мало того: "высоко поднявшись посредством евангельского жития, становится он выше закона, и живет с Законоположителем Богом, будучи и сам законоположитель паче, нежели соблюдатель закона" (II, 318); уже здесь на земле он постепенно, но действенно переходит в настроение будущей жизни (II, 36-37).
3) Эмоциональная - самая яркая и жизненная, в известном смысле, - основная сторона мистического восприятия, раз мы примем во внимание, что сердце - центр духовной жизни человека (ср. Мк. 7, 21-23). В душе мистика в момент переживания религиозного ощущения быстро сменяются весьма разнообразные чувствования, отличающиеся необычайным, сродным экстатическому, напряжением и общим повышенным, приятным тоном, возникающие одно из другого чаще всего по закону контраста. В этом сложном, самом интимнейшем процессе можно, собственно, различить два центральные момента - во-первых отрадный момент единения с Богом и во-вторых скорбный момент утраты этого сладостного единения; около этих основных мотивов группируется целая масса самых разнообразных и сложных чувств и настроений, которые, однако, составляют некое органически-целое, живое и стройное единство, лишь на поверхности поддающееся холодному логическому анализу научной мысли, в глубине же своей, в своих неуловимых переходах, тонах и оттенках, ему совершенно недоступное. Попытаемся в этом живом сцеплении чувств наметить самые основные и наиболее уловимые, рассмотрев сначала момент единения с Богом, а потом момент утраты его.
А) Момент единения. Находясь в мистическом единении с Богом, человек переживает следующие чувствования: - 1) чувство "обожения", или чувство всесовершенства (приятное волнение в связи с идеей всесовершенства), порождающее смежные чувства доверчивости и прибежища, освобождения от зол и обновления; вытекающее отсюда чувство покоя и тишины и порождаемое ощущением духовной наполненности, совершенства и обладания всеми благами чувство высокого блаженства и необычайной душевной приятности, несмотря даже на опытное познание своей человеческой ограниченности; 2) чувство "таинственного", непостижимого, специфически связанное с чувством "божественного" и повергающее мистика в состояние "исступления", заставляющее его как бы выходить из пределов тела, переживать чувство "внемирности" и "восхищенное на небо"; 3) естественно рождающееся из чувства таинственного, чувство страха и трепета, особенно интенсивное в первые переживания мистических откровений, причем, это - плодотворный страх, ибо соразмерно с ним возрастает и царица добродетелей - смирение; 4) однокоренное с чувством таинственного - чувство высокого, рождающееся из сознания бесконечности силы (главным образом, духовно-нравственной силы) всемогущей Личности, т.е. Бога, из созерцания Его неизреченной благости, величия Его красоты и Его несказанной славы; рядом с чувством "высокого", в силу интимнейшей связи человеческого восприятия, вследствие которой человек как бы "освояет" себя Богу, возникает в душе мистика чувство собственной мощи и силы, как отражение всемогущества Бога, носимого им в своем сердце; 5) чувство "высокого", по ассоциации контраста, вызывает в мистике чувство презрения к конечному и неудовлетворенности им, равнодушие к миру с его благами и ощущение себя странником на земле; 6) из чувства "таинственного" и "высокого" естественно проистекает чувство благоговения к Божественному и стремление почитать Божество, а из живого презрения к конечному - по закону сродства - 7) чувство личной слабости, глубокого смирения, покорности, виновности и сокрушения, причем, с крайним смирением соединяется, однако, "дерзновенное упование на Божественную благодать и силу", так что основной тон религиозного волнения - приятность - не нарушается и здесь; 8) мистик в акте мистического восприятия соприкасается с Богом, Источником жизни и радости, - отсюда преобладающее в его настроении чувство радости и счастия, ощущение полноты бытия, откуда, как естественное следствие - живое 9) чувство, ощущение (а не вера лишь) бессмертия, 10) исполненный сей неизреченной радости, мистик питает ко всем людям без исключения - к верным и неверным, даже к врагам своим - чувство глубокой любви, искренней жалости и должного уважения, "смотря на людей, без различия - на мужей и жен - как на члены Христовы и храмы Божий" (II, 396) и будучи готов, ради спасения ближних своих, отказаться от самого для него дорогого - от "неразлучного пребывания в требующем полнейшего умертвил миру живом единении с Богом" (ср. II, 440-441); 11) но все эти разнообразные чувства и настроения мистика вытекают из одного общего источника, вырастают из одного корня - из чувства живой, опытной любви к Богу, захватывающего все существо человека; эту любовь можно сравнить с чистой и идеальной половой любовью, которую она напоминает своей интенсивностью, ненасытимостью, исключительностью и готовностью на всевозможные жертвы за любимого [7]. В творениях преп. Симеона находим такую, замечательную своей полнотой, картину тех чувств и настроений, которые наполняют душу мистика на высших ступенях мистических созерцаний: "слышанное мною, - пишет св. Отец, - слышал и таинственно, и отвечал некако необычно. Сверхъестественность созерцания привела меня в удивление, но пристрашность его будто душу разлучила с телом. Неизреченная красота Явившегося поразила сердце мое и подвигла к беспредельной любви; любовь же не дала уже мне обратиться опять долу, но я радовался, как совсем исторгшийся из уз плоти и, однако ж, все же пребывающий целым человеком. Мне даваемо было удостоверение, что прощены все грехи мои, и опять я видел себя самого грешнейшим паче всякого человека. Не мог я не верить Тому, Кто говорил мне, и опять боялся Ему верить, чтобы не впасть в превозношение. Нередко восхожу я на высоту созерцания без воли моей, и опять схожу с нее волею моею, чтоб не забыть меры человечества и безопаснее соблюсти смирение. Я знаю много такого, чего не знают другие, и опять паче всех невежествен есмь. Радуюсь, что Христос, в Которого я уверовал, даровал мне царство вечное и непоколебимое, и опять, как недостойный благ оных, плачу и никогда не перестану плакать. Не смею отверзать уст своих, и опять, движимый любовью, воодушевляюсь и приемлю дерзновение молить Бога за других братии и (да реку в безумии) услышан бываю. Предстою с дерзновением пред Богом и молюсь, как сын, а в чувствах сердца моего имею себя чуждым и бездерзновенным. Слышу: "добре, рабе верный", и проч., и нахожу себя поистине таким, что не только не употребил как должно, но даже и не сохранил ни одного таланта из всех тех даров, какие мне даны. Мне кажется, что я достиг самого крайнего предела добродетели, и в то же время чувствую себя погруженным в бездну грехов моих и клонюсь к отчаянию. Когда бываю в чувстве ниже всех, тогда возношусь превыше небес и любовью опять соединяюсь с Иисусом Христом, Богом нашим, на Коего уповаю, что, когда освобожусь от этой земной и тяжелой плоти, или когда умру, тогда ближе представлен буду пред Него и просвещен Им, да познаю яснее вечную радость и ликование тамошней любви" (II, 504-505). Здесь мы видим почти все чувства, одушевляющие мистика в момент его единения с Богом, которые были отмечены нами в предшествующем анализе.
В) Момент утраты. - Переходом от момента единения с Богом к моменту утраты Его (обычно - лишь временной, ибо эти два момента между собою чередуются), служат нападающие на мистика, под влиянием диавола и в силу человеческой немощности, сомнения и вообще "борение помыслов": теперь, когда он зрит Бога, ему хорошо, он наполнен всеми благами, а вот, что ожидает его в будущем: может быть, страдания, лишения, которые будут еще чувствительнее после обладания такими благами. Опасения утратить Христа - в силу внушений князя мира сего, который вселяет в мистика сомнение в силе добра, в действенности подвига и. даже клевещет на любовь Христову, - переходят в действительность: душу мистика охватывает "чувство мира", суетные заботы, тленные желания мирской славы, богатства, почестей, праздности, его оставляет свет, и он остается один, как в пустыне, в мраке мирской суеты, "добре чувствует лишение сего света" (II, 514-515, гл. 25), испытывая "томление как бы предсмертное и болезнь сердца невыносимую" (II, 425); его "душу объемлет волнение и печаль", он "печалится и скорбит" (II, 538-539, гл. 99), "считает себя забытым и покинутым", плачет и стенает, совершенно не предвидя выхода, сильно чувствуя свою нищету и немощь крайнюю; однако, в этой скорби нет отчаяния и досады, и при утрате мистических созерцаний мистик сохраняет твердую стойкость, стараясь всеми силами опять обрести Утраченного и в том, что свет оставил его, усматривая справедливое наказание за грехи свои. - И вот "мрак исчезает, и опять приходит Вездесущий, и всего, как прежде, человека окружает и как бы в объятия Свои заключает, и освобождает от зла, искушений и страстей".
Посильный анализ наш психической природы мистического восприятия заключим следующими словами пред. Симеона: "Да приносим, - пишет он, - всегда Христу Господу плоды от того, что сеется и возделывается в нас благодатию Св. Духа, да приносим то в тридцать, то в шестьдесят, то в сто, каковы: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. И при этом да питаем себя хлебом ведения и да возращаем добродетелями, стремясь прийти в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова" (см. II, 21): здесь отмечены все стороны мистического восприятия - эмоциональная, познавательная и волевая.
Примечания
1. Заимствовано с сокращениями из книги Павла Аникиева: Мистика преп. Симеона Нового Богослова. 1906 г., стр. 85-53.
2. См. "Слова преп. Симеона Нового Богослова", в переводе на рус. яз. с ново-греч., - еп. Феофана, изд. 2-ое. вып. I, 1892 г. и вып. II, 1890 г.
3. Ср. Попов. Мистич. оправдание аскетизма в творчестве пр. Макария, стр. 29-31.
4. Ср. проф. Попов. Мистическое оправдание аскетизма, стр. 39-41.
5. Как бывает сие, в подробности сказать не беремся: это - тайна; можем, лишь высказать предположение, что сперва как будто мистик зрит лишь некую световую стихию, а затем уже, после долгого воспитания, таинственно "воображает" ее, различает на ее фоне некие образы - святых (II, 483) и Самого Бога (II, 488); вообще см. II стр., 484-489.
6. Характеризуя волевую сторону мистического восприятия, мы имеем в виду, главным образом, высшую ступень последнего, соответствующую в познавательной области моменту созерцания.
7. Ср. проф. Попов, там же стр. 50-51; см. у преп. Симеона, II; 5-6 гимн этой любви.
© Онлайн библиотека сайта Православие и мир, 2011–2024
