Когда грех бывает соединен со смиренномудрием, то он бежит с такою легкостью, что побеждает и опережает правду, соединенную с гордостью; а если сочетать смирение с правдой, то куда не дойдет оно, каких небес не пройдет? Без сомнения, оно станет с великим дерзновением около самого престола Божия посреди ангелов. Если те, которые исповедуют свои грехи, приобретают дерзновение, то те, которые сознают за собой много доброго и в то же время смиряют свою душу, каких не удостоятся венцов? Таким образом, сколько бы ты ни построил сверху, будет ли то милостыня, или молитва, или пост, или все вообще добродетели, но если в основание не будет положено смирение, то все будет построено напрасно и всуе. Нет, подлинно нет ни одной нашей добродетели, которая могла бы устоять без смирения; назовешь ли ты целомудрие, или девство, или презрение к деньгам, или что угодно другое, все нечисто, скверно и гнусно, если нет смиренномудрия. Для того Бог создал нас из двух сущностей, чтобы, когда ты вознесешься гордыней, тебя смирила бы и удержала низость плоти, а когда помыслишь что-либо низкое и недостойное данной тебе от Бога чести, благородство души возвело бы тебя до соревнования небесным силам. Великое благо - рассматривать свою природу и знать, какой мы получили состав. Действительно, рассмотрение природы является достаточным учением, поскольку оно может смирить все страсти и водворить мир в душе. Размышляй о своей природе и устройстве, и этого для тебя достаточно, чтобы постоянно держать себя в надлежащем состоянии. Адам создан был из земли, но не знал, как был создан, потому что ему не надлежало быть свидетелем происшедшего, чтобы не возгордился против Бога. Если он, подверженный такому уничижению, возносится, не узнает Творца и отвергает Создателя, то кто может представить себе чрезмерность его гордости, если бы он получил то, что выше естества? Вот почему Бог, создав человека, вложил в создание и великие силы, и много уничижающего, чтобы чрез присущую силу благоговейно познавалась благодать Создателя, а чрез уничижение смирялась человеческая самонадеянность. Дал ему говорящий язык, хвалящий Бога, воспевающий божественные дела, изъясняющий красоты творения. Говорит о небе и земле маленькая частица тела - язык, величиной менее даже двух пальцев, - да и что говорю: пальцев? - даже кончика ногтя; и такой маленький кончик говорит о небе и земле. Но чтобы он не почел себя чем-то великим и не возносился выше своей природы, с ним часто приключаются нарывы и раны, - дабы знал, что, сам будучи смертным, он говорит о бессмертном, и что он должен познавать, какова сила Того, о Ком он возвещает, и какова немощь возвещающего. Дал ему око, это маленькое зернышко, чрез которое он созерцает все творение. Но чтобы он, охватывая взором все создание, не возносился, часто случаются с ним и глазные болезни, и гноетечения, и слезы, и многое другое, что помрачает взор, - дабы из немощи он познавал себя, а из устроения научался чтить художника. Если же человек, всюду нося в себе такую немощь, до такой степени забывает о своем ничтожестве, что дерзновенно восстает против Творца, то кто бы снес его гордость, если бы он был совершенно лишен этой немощи? Подумай, человек, кому ты делаешься сообщником, когда возносишься, впадаешь в высокомерие и стыдишься послужить страннику? Но как возможно, скажут, чтобы человек благородного происхождения, знаменитый, славный, известный, сам умыл ноги страннику? Ужели это не позорно? Наоборот, позорно скорее не умыть. Сколько бы ты ни возвышал свое благородство, свою знаменитость и славу, ты имеешь одинаковую природу с умываемым и такой же сораб, равночестный с теми, кому ты служишь. Вспомни, кто умыл ноги учеников, и перестань говорить о своем благородстве. Не величаться богатством полезно не только в отношении к жизни будущей, но и настоящей. В самом деле, ничто так не возбуждает зависти, как богатый человек; а когда к этому присоединяется еще гордость, то возникает двойная опасность. Между тем тот, кто умеет быть скромным, пресекает своим смирением силу зависти и безопасно владеет тем, что имеет. Так велико его могущество: оно полезно нам не только для будущего, но и здесь уже приносит нам награды. Итак, не будем величаться богатством, равно как и ничем другим. Если величающийся духовными благами губит себя, то тем более гордящийся плотскими. Размыслим о нашей природе, подумаем о своих грехах, познаем, кто мы, и это будет нам достаточным поводом для смирения во всем. Поистине, тот больше всего знает себя, кто считает себя за ничто. Ничто так не любезно Богу, как считать себя в числе последних. Приидите, - говорит (Господь), - "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем" (Мф. 11:29). Ведь если бы Я не был кроток, то разве Я, будучи сыном царя, избрал бы матерью рабыню? Если бы Я не был кроток, то разве Я, творец видимой и невидимой природы, пришел бы к вам? Если бы Я не был кроток, то разве Я, владеющий богатством всей твари, восприял бы бедные ясли? Если бы Я не был кроток, то разве дал бы хребет на бичевание за пленников? Мало того. Не говорю о более важном: если бы Я не был кроток, то разве Я, Который ничего не должен, тогда как другие должны были пострадать, уплатил бы за них долг смерти? Я так кроток, что, тогда как ты согрешил, Я подвергся бичеванию; Я так смиренен, что не стыжусь умолять своих рабов, но предпочитаю просить, чтобы не быть вынужденным наказывать их. Итак, когда тебе вздумается похвалить себя за смирение, подумай, куда снизошел Владыка твой, и ты уже не станешь ни удивляться, ни хвалить себя, а даже посмеешься над собой, как над человеком, ничего не сделавшим. Ты смиренен, смиреннее всех людей? Не величайся этим, не поноси других и не губи похвалы своей. Ты смиряешься для того, чтобы освободиться от гордости; поэтому, если ты по причине смирения впадаешь в гордость, то лучше не смиряться. Если же кто скажет, что лучше живущим добродетельно надмеваться, чем впадающим в грехи смиряться, тот далеко не знает ни вреда гордости, ни пользы смирения. Знай ясно, что человек с гордостью живущий добродетельно, - если только вообще это значит жить добродетельно, - неожиданно может впасть в полную погибель. Тот, кто допустил себя до падения, научившись из этого падения смирению, может и восстать, и вскоре восстановить свое прежнее положение, если только захочет; тот же, кто по-видимому поступает хорошо с гордостью, но не терпит никакого зла, никогда даже и не заметит своего беззакония, а напротив лишь умножит зло и внезапно отойдет отсюда, лишенный всего, что существует здесь. Но почему же, скажут, право шествующие до искушений часто падают после искушений? Но кто же точно знает право шествующих кроме единого Того, кто создал сердца наши и проникает во все дела наши? Часто ведь многие, кажущиеся нам добродетельными, бывают нечестивее всех. Если же мы, оставив таких людей, обратимся к действительно живущим добродетельно, то кто знает, что у них, тогда как все прочее ими исполнено надлежащими образом, главное из благ - смирение - не оставлено в пренебрежении? И для того оставил их Бог, чтобы они познали, что эти подвиги они совершили не собственной силой, а благодатью Божией. Кротостью называется не то только, когда кто-нибудь кротко переносит обиды от сильных людей, но когда уступает, будучи оскорбляем и людьми, которые считаются низшими. Посмотри, как Бог человеколюбив и какую показывает Он заботу о своих рабах. Когда Исааку царем герарским и местными жителями было возбранено пользоваться собственными трудами, он не возроптал, не обнаружил малодушия, не возопиял в душе и не сказал: ужели я не имею права пользоваться колодцами? Ужели я оставлен небесной помощью? Ужели я лишен попечения от Господа? Ничего такого он ни подумал, ни сказал в себе, но все перенес с кротостью. Потому и удостоился большей чести и помощи свыше. Господь явился ему в ту ночь и сказал: "Я Бог Авраама, отца твоего; не бойся, ибо Я с тобою; и благословлю тебя" (Быт. 26:24). Желая успокоить и ободрить праведника, Он является ему и говорит: Я Бог, Который сделал славным отца твоего, доставил ему такую знаменитость и сделал его, странника, богаче и могущественнее местных жителей. Я Тот, Который помог ему так возвеличиться. Итак, не бойся, потому что Я с тобою, и умножу семя твое ради Авраама отца твоего, которому Я должен много наград за послушание Мне. Услышав это, праведник перестал уже страшиться, так как Тот, Кто сказал: "Я с тобою" и "благословлю тебя и умножу потомство твое", дал ему и славу, и знаменитость. Смотри, какова сила смирения: те, которые раньше гнали праведника, теперь приходят к нему и не только извиняются за происшедшее и просят у него прощения, но и прославляют его. Действительно, кто может быть сильнее того, кто имеет Бога с собою? "Мы", - говорят, - "ясно увидели, что Господь с тобою" (Быт. 26:28). Посмотрим, как и сын Исаака Иаков совершал путешествие, когда подвергся гонению, - так как и отсюда получим немалую пользу. Когда он шел "в Харран… зашло солнце. И взял [один] из камней того места, и положил себе изголовьем, и лег на том месте" (Быт. 28:10, 11). Видишь несказанное любомудрие? Видишь, как древние совершали путешествия? Человек, воспитанный в дому, пользовавшийся многими услугами, взяв камень, положил его в изголовье. Смотри, какая мужественная душа у юноши: он употребил вместо изголовья камень и спал на земле. За это и удостаивается видения Господа, Который говорит ему: "Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака" (ст. 13). Я и родоначальника, и отца твоего возвысил до такого славного положения; поэтому не бойся, а веруй, что Я, исполнивший Свои обетования им, и тебя удостою Моего попечения. Но и ныне Я с тобою, охраняя тебя в пути, куда бы ты ни пошел. Не думай, говорит, что ты один совершаешь путь свой; Меня имеешь ты своим спутником, Меня имеешь охранителем во все время путешествия, так как Я с тобою. Итак, если ты хочешь сделать великими свои подвиги, не считай их великими, но признавай, что спасаешься благодатью, чтобы сделать Бога своим должником не только за добрые дела, но и за такую твою признательность. Когда мы делаем добрые дела, то имеем Его должником только за одни эти дела; когда же мы думаем еще, что и не совершили ничего доброго, то и за такое наше расположение, и даже гораздо более, чем за дела. Если, поэтому, хочешь быть смиренным, то покажи эту добродетель не на словах только и во внешнем виде, а и делом, и словом: не будь кроток с одним и дерзок с другим, а будь кроток со всеми, будет ли то друг или враг, великий человек или малый, - потому что в этом и состоит смирение. Можно быть кротким, и между там раздражительным и гневливым; однако в этом нет никакой пользы, потому что одержимый гневом часто губит все. Истинному смирению желающие могут лучше всего научиться из следующего. Когда Иисус пришел "в Капернаум, то подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: Учитель ваш не даст ли дидрахмы?" (Мф. 17:24). И смотри, к самому Христу они не осмелились приступить, а к Петру, да и к нему не с насилием, а довольно кротко, - они не с упреком, а тоном вопроса говорили: "Учитель ваш не даст ли дидрахмы?" Они еще не имели надлежащего о Нем мнения, а относились к нему как к обыкновенному человеку, хотя по причине бывших уже чудес и чувствовали к Нему некоторое уважение и почтение. Что же Петр? Да, говорит. Но сказав им, что даст, самому Христу не сказал, стыдясь, может быть, говорить с Ним об этом. Что же делает все ясно видящий Бог? Предваряя Петра, Он говорит: "как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних? Петр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак сыны свободны" (ст. 25, 26). Чтобы Петр не подумал, будто Он говорит это, услышав от сборщиков, Христос предваряет его, открывая вопрос и внушая ему смелость, так как он до сих пор медлил сказать об этом. Смысл же его слов следующий. Я свободен от уплаты подати. Если земные цари не берут со своих сыновей, а с подчиненных, то тем более должен быть свободен от такой дани Я, царь и сын не земного царя, а небесного. II вслед за тем говорит: "но, чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми, и… найдешь" в ней "статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя" (ст. 27). Смотри, как Он и не отказывается от подати, и не просто велит уплатить, а дает лишь после того, как наперед показал, что не должен давать ее: первое для того, чтобы не соблазнились сборщики, второе - чтобы не соблазнились ученики, так как дает не потому, что должен, а по снисхождению к их немощи. Но почему Он повелевает дать не из имевшихся в готовности денег? Чтобы и чрез это показать, что Он Бог всяческих и что владычествует над морем. В самом деле, немаловажно было предсказать, что первая рыба, попавшаяся из глубин морских, доставит дань, что Его повеление, опустившись как бы невод в морскую бездну, извлечет рыбу, несущую статир, заставит море так нести дары и доказать полное свое повиновение. Итак, если хочешь показать великим свое доброе дело, не величайся, и тогда сделаешь его более великим. Если мы, будучи грешниками, когда считаем себя за то, что мы есть на самом деле, становимся праведными, подобно мытарю, то насколько более в том случае, когда считаем себя грешниками, будучи праведными? Если ты назовешь себя достохвальным, то становишься непотребным, хотя бы был достойным похвалы; если же назовешь себя негодным, то становишься полезным, хотя бы был и негодным. Как гордым Бог обычно противится, так смиренным дает благодать, - Ему подобает слава и держава во веки веков. Аминь.