Цвет фона:
Размер шрифта: A A A

Прекрасен город Флоренция. Знаменит он своими дворцами и храмами. Беспокойная река Арно течёт через город, грозя вдруг выйти из берегов, снести узорные мосты, затопить окрестные дома.

Немало искусных мастеров прославили свой любимый город. Художники и ювелиры, ткачи и прядильщики, оружейники — да всех и не перечесть.

Жил во Флоренции некто Джакопо дель Уберти, человек мудрый и преуспевший в своём ремесле. Недаром говорили, что он лучший ткач в городе. Его покрывала из тонкого льна больше напоминали чудесные картины, так удивительно были на них изображены цветы и невиданные птицы, причудливые скалы и крылатые звери.

Богатые люди издалека приезжали, чтобы купить его узорные покрывала, и все с великой похвалой отзывались об его искусстве.

Была у Джакопо любимая дочь Франческа. Слава о её красоте разлетелась по всей Италии.

—Вот идёт Франческа, дочь Джакопо, — говорили соседки, когда Франческа с молитвенником в руках шла к обедне. — До чего мила, а уж какая скромница! Ресницы у неё такие длинные и золотистые, что на них садятся бабочки, приняв их за диковинные цветы.

Но всего прекрасней были глаза Франчески, кроткие и лучистые. Обладали они удивительным свойством. Если что-то огорчало Франческу и глаза её наполнялись слезами, то они начинали сиять и блестеть, словно зеркала, и каждый мог увидеть в них своё отражение.

Много знатных юношей часами простаивали под окнами дома Джакопо в надежде хоть на миг увидеть Франческу. Даже сыновья надменных дожей из далёкой Венеции засылали к Джакопо сватов.

Но Франческа выбрала себе в мужья флорентийца Раньеро ди Раньери — оружейных дел мастера.

—Моя милая дочь, — сказал Франческе отец. — Я знаю Раньеро ди Раньери, да, по правде, кто его не знает! Справедливости ради надо признать, что Раньеро безудержно смел и отважен, щедр и бескорыстен. Но его смелость легко переходит в драчливость, щедрость — в расточительность. Он хвастлив и криклив, жесток с животными, бывает груб и несдержан на язык. Нет, никогда я не дам согласия на этот брак, потому что он принесёт тебе лишь горе и разочарование!

—Отец, — ответила Франческа кротко, но твёрдо, как только она одна умела. — Я полюбила Раньеро таким, какой он есть. Он так дорог мне, что если ты не согласишься — я удалюсь в монастырь, потому что я никогда не полюблю никого другого.

Слезы набежали на глаза Франчески, и Джакопо увидел в них своё отражение; упрямое суровое лицо и мрачный взгляд.

«Моя девочка, милая, добрая, нежная девочка, — подумал Джакопо. — Не могу же я лишить тебя земного счастья. Кто знает, может быть, рядом с тобой Раньеро изменится, оставит своё буйство и сердце его смягчится...»

И он дал согласие на их брак.

Все вельможи Флоренции собрались в храм на свадьбу Франчески и Раньеро. И все сошлись на том, что никогда ещё не видели невесты красивей и благородней.

А Франческа так и сияла от счастья. Ей казалось, что она видит перед собой свою любовь.

«Моя любовь подобна сверкающей золотистой ткани, — думала Франческа. — Она так велика, что я могу окутать ею весь Божий мир!»

Франческа вошла в дом Раньеро, и на первых порах ничего не омрачало их жизни.

Но прошло совсем немного времени, и Раньеро показал свой необузданный нрав.

Однажды ему захотелось поупражняться в стрельбе. У Франчески была любимая перепёлка. Клетка с перепёлкой висела у входа в сад над воротами. Раньеро отворил клетку и выпустил перепёлку на волю. А когда птица взлетела в воздух, он одним метким выстрелом убил её на лету.

Франческа не могла понять, как Раньеро мог так огорчить её, ведь он знал, что это её любимая птица.

Но дальше пошло ещё хуже. Что ни день, то новая выходка — вздорная и жестокая.

Кто-то из завистников Джакопо дель Уберти нашептал Раньеро, что в мастерской старого мастера примешивают в лён пеньку. Раньеро стал болтать и трезвонить об этом на всех перекрёстках. Джакопо всегда славился своей честностью, и ему было оскорбительно доказывать, что это ложь, и сознавать, что его доброе имя запятнано.

А буйным проделкам Раньеро не было конца.

Франческа печалилась и гневалась. Ей казалось, что прекрасная золотистая ткань её любви тускнеет и тает. Раньеро сам отрезает от неё кусок за куском. Прекрасные глаза Франчески наполнялись слезами, и тогда Раньеро видел в них своё отражение. Он видел своё зверское лицо, и это бесило его ещё больше.

—Нечего сказать, хорошую жену я себе выбрал, — в ярости говорил он. — Что бы я ни сделал, ты за всё осуждаешь меня! Доброго слова от тебя не дождёшься.

В мастерской Раньеро работал подмастерье по имени Тадцео. Он был тщедушным и слабым, к тому же бедняга сильно хромал. Увидев Франческу, он с первого взгляда полюбил её беззаветно и безнадёжно. Раньеро заметил это и стал изводить его намёками и насмешками. Однажды Таддео не выдержал и, сжав кулаки, бросился на Раньеро. Но куда там! Раньеро только захохотал и одним ударом кулака отшвырнул к порогу хилого Таддео. На беду, всё это случилось в присутствии Франчески, хотя она отвернулась и сделала вид, что ничего не заметила. Но самолюбивый юноша не смог перенести такого унижения. Он начал чахнуть от тоски и вскоре умер.

Нельзя передать, как горевал старый отец Таддео над телом мёртвого сына.

Франческа рыдала и не могла утешиться. В её глазах Раньеро увидел своё лицо, перекошенное от ярости.

—Я вижу, ты меня считаешь хуже дикого зверя, — в бешенстве завопил Раньеро. — Я же не хотел смерти мальчишки!

А Франческа почувствовала, что от прозрачной золотой ткани её любви остался всего лишь маленький кусочек, не больше ладони.

«Я боюсь, что наступит день, когда я так же сильно возненавижу своего мужа, как ещё и теперь его люблю...» — сказала себе Франческа. И, даже не взглянув на Раньеро, она ушла из его дома и вернулась к своему отцу.

Раньеро сделал вид, что это его не очень опечалило.

—Я не стану требовать назад женщину, если она не хочет быть моей, — сказал он своим друзьям с деланной беспечностью.

А про себя подумал: «Франческа так любит меня. Вот наступит вечер, не успеют высыпать звёзды, как она вернётся».

Но Франческа не вернулась ни в тот день, ни на следующий.

Тогда Раньеро решил прославить себя подвигами, чтоб гремящая слава и молва о них заставили Франческу вновь переступить порог его дома.

И правда, вскоре вся Флоренция заговорила о великой отваге и ловкости Раньеро. Он изловил двух разбойников, которые прятались в пещерах и грабили купцов, когда те везли свои товары во Флоренцию.

Потом Раньеро по следам отыскал огромного медведя, наводившего ужас на всю округу. Медведь резал скот, нападал на одиноких путников. «Медведь-дьявол» — прозвали его поселяне, потому что он был чёрный, как ночь, а глаза его горели багровым огнём.

Раньеро один справился с ним, затем взвалил его тушу на плечи и бросил её посреди городской площади.

Вечером того дня Раньеро не отправился, как обычно, бражничать с друзьями, а один остался у себя в доме, отпустив всех слуг. Он распахнул все двери и с нетерпением ждал: вот-вот послышатся лёгкие шаги Франчески по каменным плитам двора и раздастся её ласковый тёплый голос, окликающий его по имени.

Но Франческа не пришла, а на следующий день, встретившись с ним в соборе, только молча опустила глаза.

Раньеро невмоготу стало жить во Флоренции. Ему казалось, что каждый встречный глядит на него с тайной насмешкой и в глубине души издевается над ним, зная, что его жена ушла из дома.

Раньеро нанялся в солдаты, но скоро был выбран военачальником и заслужил немалую славу своими подвигами. Сам император посвятил его в рыцари, что считалось великой честью.

Уезжая из Флоренции, Раньеро дал обет перед статуей святой Мадонны в соборе присылать в дар Пресвятой Деве всё самое дорогое и прекрасное, что он завоюет в бою. И правда, у подножия этой статуи постоянно можно было видеть редчайшие драгоценности, всевозможную золотую и серебряную утварь, добытые Раньеро.

И всё-таки он не получил ни одной весточки от Франчески. Он знал, что она по-прежнему живёт в доме своего отца.

Тоска гнала его всё дальше и дальше от родного дома.

И вот наконец Раньеро решил вместе с другими рыцарями отправиться в крестовый поход в Иерусалим для освобождения Гроба Господня.

Это был долгий, изнурительный путь. В раскалённых от солнца доспехах, изнемогая от жары и жажды, крестоносцы пересекли мёртвые пустыни, отражая набеги сарацин.

Нелегко далась крестоносцам долгожданная победа. Раньеро первым, рядом с герцогом Готфридом, поднялся на укреплённые стены Иерусалима. Кровь сбегала по его доспехам, он врубался в ряды сарацин, разя направо и налево, словно прокладывая просеку в густом лесу.

Когда город был взят, начались резня и грабёж. Крестоносцы нанизывали головы сарацин на пики, не щадили никого из защитников города.

Наконец крестоносцы упились насилием и вдоволь насытились грабежом. Тогда, надев монашеские власяницы, босиком, держа в руках незажжённые свечи, они направились в святой храм Гроба Господня.

—Пусть самый отважный первым зажжёт свою свечу от священного пламени, горящего перед Гробом Спасителя! — провозгласил герцог Готфрид. — Сейчас я назову имя этого доблестного рыцаря. Слушайте все! Это Раньеро ди Раньери!

Не было предела тщеславной радости Раньеро. Много прославленных рыцарей окружало герцога, но он один из всех удостоился столь высокой награды.

Вечером в его шатре началась попойка и буйное веселье. Шатёр был весь завален награбленными сокровищами, так что шагу не ступить. Грудами лежали бесценное оружие, украшения, драгоценные ткани.

Но Раньеро сидел, опершись локтем о стол, и не отводил глаз от горящей свечи. Только на неё он смотрел, она словно заворожила его.

Слуги суетились вокруг Раньеро, и он осушал кубок за кубком. Он даже не взглянул на гибких, как змейки, сирийских танцовщиц в прозрачных одеждах, он не слушал певцов и менестрелей.

В разгар веселья в шатёр Раньеро заглянул шут в крикливо-пёстрой одежде. Худой и проворный, казалось, он может пролезть в щёлку. Один глаз у него всегда был насмешливо прищурен, а улыбался он обычно с ехидной насмешкой. Все знали, как он остёр на язык. Он мог подшутить даже над самим герцогом Готфридом.

—Досточтимые рыцари! — Шут поклонился до земли, раскинув в стороны руки. — Дозвольте ничтожному шуту позабавить вас нехитрой выдумкой, а то и правдивым рассказом.

—Изволь, — снисходительно разрешил Раньеро. — Если только твой рассказ будет не слишком длинным и мы не уснём со скуки.

—Это уж я вам обещаю, — усмехнулся шут и, звякнув бубенцами, пристроился на перевёрнутом бочонке, поближе к выходу из шатра. — Так вот что я хочу вам поведать. Как думаете вы, увенчанные победой рыцари, чем был занят сегодня апостол Пётр? Да, да, апостол Пётр, там у себя наверху возле ворот, ведущих в рай? Да будет вам известно, он сокрушался и негодовал, и даже не думал открыть ключом заветные врата рая. Ангелы в тревоге слетелись к нему, чтобы узнать, отчего апостол Пётр так печален и почему нахмурены его брови. «Я много лет сетовал, что святой город Иерусалим находится под властью неверных, — ответствовал апостол Пётр. — Но теперь я думаю, лучше бы всё оставалось, как прежде».

Рыцари отставили недопитые кубки и все как один повернулись к шуту, который сидел на бочке и крутил на пальце свой колпак с бубенцами.

Рыцари поняли, что шут говорит всё это неспроста, но пока не могли догадаться, куда он, собственно, клонит.

Шут, словно не замечая всеобщего внимания, беззаботно продолжал:

—Апостол Пётр махнул рукой, и облака над Иерусалимом развеялись, как дым. «Я вижу горы трупов, улицы, залитые кровью, нагих несчастных пленников. — Слезы потекли по щекам апостола Петра. — Нет, не говорите мне, крестоносцы как были разбойниками и убийцами, так ими и остались...»

—Неужели, шут, апостол Пётр так гневается на нас? — с усмешкой спросил один из пирующих.

—Ах, не перебивайте меня! — жалобно попросил шут. — Бедному шуту так легко забыть, что он хотел сказать. Впрочем, благородные рыцари, у вас нашлись и защитники.

—Как будто мы нуждаемся в оправдании и защите! — презрительно бросил Раньеро.

—Ну что вы, что вы, благородные рыцари! Конечно нет! — Шут сделал испуганное лицо. — Но слушайте дальше. Один из ангелов решил хоть немного утешить убитого горем апостола. «Смотри, — указал ангел куда-то вниз. — Вон, видишь тот шатёр? Присмотрись получше. Возле одного из рыцарей стоит горящая свеча. Он зажёг эту свечу у святого Гроба Господня и теперь не сводит с неё глаз. Только взгляни, как он счастлив и горд».

—Ну, ну, шут, — предостерегающе сказал Раньеро. — Не тебе говорить об этом.

—Так это вовсе не я. Это сказал ангел. — Шут с невинным видом посмотрел на Раньеро. — Но слушайте дальше, благородные победители Иерусалима! Вы думаете, апостол Пётр возрадовался, глядя на горящую свечу? Нет, он стал сокрушаться ещё больше. И вот что он возразил ангелу: «Ты думаешь, этот рыцарь счастлив оттого, что Гроб Господень освобождён от неверных? О, если бы так! Нет, он тщеславно радуется своей славе, ведь он признан самым храбрым после герцога Готфрида! Вот отчего он так радостен и горд».

Все гости Раньеро дружно расхохотались. Раньеро, хотя в нём клокотал гнев, тоже рассмеялся.

Шут скатился с бочки и остановился возле выхода из шатра.

—Но апостол Пётр никак не мог утешиться, и потому ангел снова заговорил. «Пётр, Пётр, — сказал ангел, — посмотри, как рыцарь Раньеро оберегает пламя своей свечи. Он заслоняет свечу от ветерка и отгоняет ночных бабочек, чтоб пламя не погасло. Попомни моё слово, привратник Божий! Когда-нибудь ты откроешь двери рая рыцарю Раньеро ди Раньери! Ты увидишь, он будет приходить на помощь вдовам и несчастным, ухаживать за больными и утешать сокрушённых сердцем так же ревностно, как он охраняет сейчас святое пламя!»

Тут уж все рыцари просто покатились от хохота. Ведь все они отлично знали Раньеро, неистового и беспощадного.

Этого Раньеро уже не мог стерпеть. С бешеным рычанием он вскочил с места и бросился на шута. При этом он нечаянно толкнул стол и свеча упала. В мгновение ока Раньеро подхватил свечу и не дал ей погаснуть. Но пока он снова укреплял её в подсвечнике, шут, кривляясь, хихикая и присвистывая, выскользнул из шатра. Мгновение, и он скрылся в бархатном мраке южной ночи.

Между тем гости не могли вдоволь насмеяться.

—Ох, Раньеро, утешитель скорбящих, — сказал один из рыцарей, задыхаясь от смеха и вытирая невольные слезы. — Ты уж прости, но на этот раз тебе никак не удастся послать Мадонне во Флоренцию самое дорогое, что ты добыл в бою.

—Это почему? — резко спросил Раньеро.

—А потому, — ответил рыцарь, отхлебнув вино из кубка, — что самое драгоценное из твоей добычи — пламя этой свечи. Может, ещё скажешь, что ты его пошлёшь во Флоренцию, а, Раньеро? Ну что ты молчишь, словно онемел?

Снова расхохотались рыцари, а один из них прямо-таки свалился со скамьи на груду ковров.

Раньеро побагровел, потом побледнел, но всё-таки сдержался.

Он подозвал к себе старого оруженосца, убелённого сединами, верного и преданного.

—Собирайся в долгий путь, мой друг Джованни! — сказал Раньеро. — Завтра ты отправишься во Флоренцию с этим священным пламенем.

—Ты, верно, шутишь, господин, — возразил старый оруженосец. — Как это возможно? Свеча погаснет раньше, чем я покину лагерь. Тут рыцари принялись поддразнивать и подначивать Раньеро.

—Вот ты и нарушил обет, данный Святой Деве!

—Не всё бывает, как ты хочешь, Раньеро!

—Ты смахиваешь на малого дитятю и думаешь, что тебе всё дозволено!

Тогда Раньеро потерял всякое терпение и громко воскликнул:

—Клянусь, я сам отвезу это пламя во Флоренцию!

—Господин, — виновато сказал старый оруженосец. — Ты — другое дело. Ты можешь взять с собой большую свиту. А меня ты хотел послать одного.

—Я тоже поеду один! — воскликнул Раньеро. И, оглядев примолкнувших изумлённых рыцарей, с насмешкой спросил: — Что? Отпала охота смеяться? Вы глядите на меня, как на привидение. А ведь отвезти горящую свечу во Флоренцию — это просто игра для храброго человека.

И вот наконец наступило утро. Все рыцари вышли из шатра, чтобы проводить Раньеро. Тех, кто не мог держаться на ногах после ночного разгула, поддерживали слуги.

Доспехи Раньеро сверкали, так их начистил Джованни. Алый бархатный плащ накинул на плечи Раньеро. Он взял с собой боевой меч в золочёных ножнах, а к седлу привязал две большие связки восковых свечей.

Он медленно проехал между двумя рядами сонных шатров. Туман поднимался из глубоких долин, и пламя горело каким-то странным красноватым светом.

Вот остались позади стены Иерусалима. Дорога пошла вниз. Здесь, на равнине, гулял порывистый ветер, столбами завивая горячий песок.

Напрасно пытался Раньеро защитить пламя свечи рукой и краем плаща. Трепетный язычок огня клонился вбок, грозя погаснуть.

Делать нечего, Раньеро пришлось сесть на коня задом наперёд, чтобы своим телом защитить свечу от ветра. Теперь свеча горела ярко и ровно, но Раньеро понял, что его путешествие будет куда труднее, чем он сперва думал.

В полдень, когда солнце пекло немилосердно, на Раньеро напали разбойники. Их было человек двенадцать, плохо вооружённых, верхом на заморённых клячах. Раньеро, конечно, мог бы без труда, обнажив свой меч, расправиться с шайкой этих жалких грабителей. Но во время схватки свеча могла погаснуть. А после громких клятв и разудалой похвальбы — как вернулся бы Раньеро в лагерь крестоносцев?

—Возьмите, что пожелаете, — сказал Раньеро разбойникам. — Но горе вам, если вы погасите мою свечу!

Для разбойников это был сущий подарок. Они побаивались опасной схватки с могучим рыцарем.

Начался жадный делёж добычи. Предводитель грабителей надел на себя сверкающие доспехи Раньеро. Одноглазый коротышка схватил алый плащ, но тут же запутался в нём, споткнулся и упал.

Раньеро, спешившись, терпеливо стоял, держа в руке зажжённую свечу.

Разбойники дрались из-за денег, делили оружие, даже стащили с ног Раньеро башмаки с золотыми шпорами.

Предводитель шайки, вскочив на великолепного скакуна Раньеро, кинул к его ногам свой драный изношенный плащ.

—Можешь взять в придачу мою старую кобылу! — с насмешкой крикнул он Раньеро. — Она как раз подойдёт для такого важного и знатного рыцаря, как ты!

«Не будь этой свечи, ты бы заговорил у меня по-другому», — подумал Раньеро.

Но делать нечего, он накинул на плечи дырявый, пропахший потом плащ и сел на дряхлую клячу. Несчастная тварь еле переставляла ноги, словно они были деревянные.

Под вечер Раньеро начали попадаться навстречу паломники, спешившие в Иерусалим. Но чаще встречались ему небогатые купцы или подозрительного вида бродяги. Толпами спешили они в завоёванный город, в надежде что-нибудь выгодно продать, выменять или попросту украсть.

Увидев оборванца, сидевшего на лошади задом наперёд, да ещё с зажжённой свечой в руке, они окружили его с хохотом и воплями:

—Сумасшедший! Сумасшедший!

Раньеро не выдержал и, забыв обо всём на свете, соскочил с коня. Могучими ударами кулаков он вмиг расшвырял и обратил в бегство весь уличный сброд.

Но вдруг он опомнился и отчаянно вскрикнул:

—Свеча!

С ужасом увидел Раньеро, что свеча скатилась с дороги и погасла.

—Правы были эти люди, что обозвали меня сумасшедшим! — горестно простонал Раньеро.

Но тут он почувствовал запах дыма: от свечи загорелась чахлая колючая трава, выросшая на обочине. Раньеро бросился на землю и дрожащими руками зажёг свечу от еле тлеющего пламени.

«На этот раз удача не оставила меня, — подумал он. — Но что ждёт меня впереди?»

Раньеро почувствовал отчаяние и усталость. Он, никогда не знавший страха, вдруг испугался, глядя на беззащитное трепетное пламя. Теперь он ехал через раскалённую пустыню. Солнце жгло кожу сквозь дыры плаща, песок скрипел на зубах.

Ему попался навстречу молодой пастух, гнавший перед собой четырёх заморённых козлят. Ещё недавно у пастуха было большое стадо, но крестоносцы отняли у него всех коз и оставили только четырёх тощих козлят.

Увидев одинокого христианина, едущего верхом, пастух с проклятиями набросился на него. Он стал беспощадно избивать Раньеро своим длинным пастушьим посохом. Раньеро безропотно сносил тяжёлые удары, поворачиваясь к пастуху спиной и плечами. Но вдруг пастух остановился в изумлении, с поднятым для удара посохом. Он увидел, что плащ на Раньеро загорелся, вот-вот вспыхнут волосы, но тот и не думает тушить пламя, а только прикрывает вздрагивающей рукой огонёк свечи.

Пастух сдёрнул горящий плащ и поспешно затоптал огонь. Взглянув на запёкшиеся губы Раньеро, пастух догадался, что путник изнемогает от жажды.

Он взял его лошадь за повод и подвёл к незаметному потаённому ключу, бьющему из расщелины скалы.

Руки Раньеро были заняты, и потому он опустился на колени, наклонился и начал жадно пить воду, как пьют дикие звери. Рядом с ним, фыркая, пила лошадь.

Когда Раньеро встал и выпрямился, держа свечу перед собой, пастух сложил ладони вместе и низко поклонился ему.

«Верно, он принял меня за странствующего святого» — с горькой улыбкой подумал Раньеро.

Наконец Раньеро прибыл в город Рамле. Все постоялые дворы и таверны в городе были переполнены. Под навесами и даже просто в тени деревьев спали паломники.

—Ступай сюда, несчастный! — окликнул Раньеро хозяин большого постоялого двора. — Я накормлю тебя, а заодно и твою клячу. А то вы, того гляди, оба свалитесь от голода.

—Но у меня нет денег, чтоб заплатить тебе, добрый человек, — с запинкой смущённо сказал Раньеро.

—Не думай об этом, — махнул рукой хозяин. — Приютить убогого человека учит нас Господь Бог!

«Похоже, разбойники сделали доброе дело, отняв у меня богатые доспехи и моего арабского скакуна, — с удивлением подумал Раньеро. — Меня принимают за убогого и нищего сумасшедшего. Может, поэтому все так добры ко мне?»

Пристроившись возле своей лошади на охапке соломы, Раньеро решил бодрствовать до утра. Но не прошло и получаса, как глаза у него сомкнулись и он уснул каменным сном.

Было уже светло, когда он проснулся. Свеча исчезла.

«Конечно, я выронил её из рук, и она погасла. А может, кто-то, проходя мимо, потушил её... — подумал Раньеро. — Что ж, может, всё и к лучшему. Вот и кончились мои безнадёжные странствия. Отныне я свободен...»

Но невыносимая тоска вдруг навалилась на Раньеро. Он чувствовал в себе какую-то пустоту, будто он потерял то, чем дорожил больше жизни, или у него из груди вынули сердце.

Вдруг открылась дверь, и к нему подошёл хозяин таверны с зажжённой свечой в руке.

—Ты так крепко уснул вчера, что я взял у тебя свечу, чтоб ты, ненароком, не спалил дом. Вот она, держи, — сказал хозяин.

Притворяясь равнодушным, Раньеро ответил совершенно спокойно, хотя сердце у него бешено забилось.

—Ты хорошо сделал, что её погасил.

—Нет, я не гасил её, — сказал хозяин. — Я видел, как ты бережно хранишь этот огонёк. Свеча горела у меня всю ночь.

Раньеро от души поблагодарил доброго хозяина и отправился дальше.

Он добрался до Яффы, а затем повернул к северу, держась берегов Сирии.

Нередко ему приходилось стоять на распутье дорог с протянутой рукой и просить подаяния.

Попадались жестокосердные люди. Они указывали пальцами на измождённого оборванца, держащего в руке горящую свечу. Рядом с ним, сонно качаясь, стояла дряхлая кляча, и, казалось, её рёбра вот-вот проткнут облезлую шкуру. Но большинство встречных жалели измученного нищего и делились с ним последним куском хлеба. Так Раньеро познал доброту простых людей.

«Ведь я раньше просто не замечал этих бедных неприметных людей, — с удивлением думал Раньеро. — Мне казалось, они, как комья грязи, прилипшие к башмаку, только мешают мне в пути. А теперь я знаю, под убогой одеждой часто бьется золотое сердце...»

В конце концов Раньеро добрался до Константинополя. Но как ещё недостижимо далека родная Флоренция!

«Если Пресвятая Дева пожелает, я всё-таки выполню свой обет», — часто думал Раньеро.

Раньеро проезжал по гористой местности Киликии, когда со страхом заметил, что его запас свечей вот-вот кончится. А он-то надеялся, что их хватит до конца пути.

«Это последняя свеча, — в смятении подумал Раньеро. — Что я буду делать, когда она догорит и погаснет? Кругом пустынно и безлюдно. Значит, вот как бесславно кончатся все мои надежды...»

Вдруг Раньеро услышал тихое стройное пение. Оно, казалось, поднималось к самому небу.

Раньеро увидел толпу паломников. Они поднимались на гору к маленькой часовне и каждый держал в руке горящую свечу.

«Какое счастье, — подумал Раньеро. — Конечно, эти набожные люди поделятся со мной. И тогда мне хватит свечей до самой Флоренции».

Раньеро бегом спустился с горы навстречу паломникам.

—Прости нас, бедный странник, — сказал старик с седыми волосами, в белых ниспадающих до земли одеждах. — Мы бы с радостью помогли тебе, но, увы, это невозможно. Видишь вон ту часовню из белого камня на вершине горы? Рядом с ней могила святого угодника, покровителя нашего города. Мы идём поклониться его блаженному праху. Каждый из нас в память о нём должен оставить в часовне зажжённую свечу. Таков обычай, и никто не вправе нарушить его!

—Дайте мне хоть маленький огарок! - взмолился Раньеро. Но седобородый старик только с сожалением покачал головой. К Раньеро подошла сгорбленная старуха с красными слезящимися глазами.

—Вон там вдалеке идёт женщина, не смея приблизиться к нам. У неё целая связка восковых свечей. Она предлагает их каждому встречному. Но никто не берёт их у неё, потому что эта женщина больна проказой. Тот, кто возьмёт у неё свечу, получит вместе с ней её болезнь...

Раньеро взглянул, куда показывала старуха, и увидел высокую стройную женщину, с ног до головы закутанную в тёмный плащ. Лицо и руки у неё были обмотаны тряпками в бурых пятнах. Из-под плаща виднелась большая связка восковых свечей.

Раньеро весь содрогнулся. Заболеть проказой, сгнить заживо? Ничего страшнее он не мог себе представить.

И вдруг пламя догорающей свечи лизнуло ему руку. И тотчас пламя священного обета ответно вспыхнуло в его сердце.

«Если Господь посылает мне такое испытание, — подумал Раньеро, — значит, я заслужил его. Да исполнится его святая воля!»

Паломники уже поднялись в гору, и затихло вдалеке их пение. Раньеро скорыми шагами подошёл к прокажённой и взял связку тонких свечей.

Он с благоговением поцеловал их.

Фитилёк еле тлел у него на ладони, но он успел зажечь тонкую свечу.

—Благодарю тебя, несчастная, — сказал он дрогнувшим голосом. — Что бы со мной ни случилось, я буду всегда молиться за тебя. Да облегчит Господь Бог твои страдания...»

Женщина ничего не ответила. Она с облегчением вздохнула, словно сбросила с себя непосильную ношу, и не оглядываясь пошла прочь.

К ночи Раньеро въехал в незнакомый город, окружённый горами.

Дул холодный пронизывающий ветер, и месяц, повисший над спящим собором на площади, искрился, словно окованный льдом.

Ни одного освещённого окна, только тишина и накрепко запертые двери.

Но едва Раньеро выехал на глухую горную тропинку, он услышал лёгкие торопливые шаги позади себя. Кто-то почти бегом догонял его. Оглянувшись, он увидел женщину в бедных одеждах, скользящую, как тень.

В холодном лунном свете сверкал каждый малый камешек на дороге, но лица женщины Раньеро не мог разглядеть, потому что она накинула на голову грубое залатанное покрывало.

—Добрый странник, — с мольбой сказала женщина. Раньеро показалось, что голос у неё совсем юный и красивый, но говорит она слишком торопливо и тихо. — Мои дети озябли и просят хлеба. В этот поздний час мне негде раздобыть огня. Позволь зажечь лампаду от твоей свечи. Я растоплю печь и испеку детям лепёшки.

—Нет, — сурово ответил Раньеро, — напрасно ты будешь просить меня. Этим огнём я зажгу свечу только перед алтарём Пресвятой Девы! — И Раньеро резко оттолкнул руку женщины. — Пропусти меня и не докучай мне больше напрасными просьбами, — с нетерпением добавил он.

Но женщина ухватила коня за повод и преградила ему путь. Месяц заливал её серебряным светом.

—Дай мне огня, пилигрим! Ведь жизнь моих детей — это тоже божественное пламя. И я должна его беречь, как ты бережёшь свою свечу!

«Что-то необыкновенное есть в этой женщине, — подумал Раньеро. — Худенькая, слабая, но как она тверда и непреклонна...»

Раньеро наклонился с седла, протянул свечу, и женщина зажгла от нее свою лампаду.

Раньеро оглянулся. Женщина быстро шла по пустынной дороге. Огонёк её лампады мерцал и покачивался, словно подвешенный в ночном мраке.

Скоро Раньеро въехал в ущелье. Справа и слева от него поднимались крутые скалы, из расщелин тянулся ночной туман.

Неожиданно по каменным откосам пробежали всполохи огня, послышался цокот копыт по кремнистой дороге. Из-за поворота показалась толпа рыцарей с факелами.

«Ничего дурного со мной случиться не может, — подумал Раньеро, — ведь до Флоренции осталась всего лишь одна ночь пути».

Пьяные, шумные рыцари ехали, громко переговариваясь и смеясь.

Испуганная блеском факелов, подслеповатая клячонка Раньеро шарахнулась в сторону, мотая головой. Тяжёлые холёные кони рыцарей заржали, одна из лошадей вскинулась на дыбы.

—Ах ты жалкая тварь, оборванец! — в ярости крикнул один из рыцарей, с трудом удержавшись в седле. Он громко и пьяно икнул. — Ты посмел меня толкнуть, грязный нищий! Ничего, я научу тебя должному почтению. А ну, на колени, бродяга, иначе не сносить тебе головы!

«Когда-то я был таким же, как они, жестоким и беспечным», — подумал Раньеро.

Он безропотно спешился и встал на колени посреди дороги.

Но и этого показалось мало пьяному гуляке. Он сидел, раскорячившись, уперев одну руку в бедро.

Раньеро на миг поднял голову и в свете факела разглядел его лицо. Багровое, с выпученными по-рачьи глазами, оно было омерзительно. Но Раньеро узнал его: это был его самый близкий друг Джино ди Монари.

«Да, в былые времена мы немало бражничали вместе и вот так же шлялись по дорогам, оскорбляя всякого встречного», — вспомнил Раньеро.

—Теперь извинись перед моей лошадью! — под одобрительный смех рыцарей приказал Джино ди Монари. — Ты её напугал своими вонючими лохмотьями. Ну-ка, поцелуй стремя моего коня и скажи: «Благородная лошадь, прости меня, я не стою твоего хвоста!» Что медлишь? Я жду!

«А ведь меня посвящал в рыцари сам король, — сказал себе Раньеро. — Но я стерплю все унижения, лишь бы они не погасили мою свечу!»

—Благородная лошадь, прости меня, я не стою твоего хвоста, — тихо проговорил Раньеро и поцеловал блеснувшее в свете факелов золочёное стремя.

Но смиренная кротость нищего только пуще распалила пьяного рыцаря, и, когда Раньеро встал с колен, Джино ди Монари с маху ударил его кулаком прямо по лицу.

И тут случилось то, чего Раньеро опасался больше всего.

Тощий, высохший, как стручок, Раньеро отлетел на несколько шагов. Свеча выпала у него из руки, и он упал прямо на неё. Раньеро тотчас же вскочил, но пламя свечи погасло.

Видно, рыцарям прискучило издеваться над безответным бродягой, они повернули коней и с хохотом поскакали назад. Исчезли всполохи огня на скалах, стихли наглые грубые голоса.

Раньеро остался один на дороге с погасшей свечой в руках.

«Боже! Я заслужил это своей нечестивой жизнью...» — в отчаянии подумал Раньеро.

В этот миг он вспомнил о женщине в тёмном покрывале и о лампаде, которую она зажгла. Но как найти её?

Раньеро бросился со всех ног по пустынной дороге назад к городу. Он выбежал на площадь. Ни огонька во мраке. А тут ещё месяц спрятался за тучей, окружив её колючими искрами.

Всё кончено, всё напрасно... Раньеро оглянулся. Спал собор, уходя острыми шпилями ввысь. Спали полные темноты колокола. Вдруг в конце площади мелькнул слабый огонёк. Золотистое пламя осветило тонкую руку.

«Я, наверное, сошёл с ума, и мне это только мерещится...» — подумал Раньеро.

Задыхаясь, из последних сил он пересёк площадь.

—Эй! — крикнул он в пустоту, боясь, что плывущий по воздуху огонёк исчезнет.

Но тут он увидел женщину, закутанную в залатанное старое покрывало. Она остановилась, поджидая его.

Раньеро трясущимися руками зажёг свечу от её лампады.

—Где ты зажёг свою свечу? — тихо спросила женщина. Она положила пальцы на губы, словно хотела изменить свой голос.

—У святого Гроба Господня, — ещё задыхаясь, ответил Раньеро.

—Тогда знаешь, как назвать это пламя? — Голос женщины неожиданно зазвенел. — Его имя — кротость и любовь к людям! Раньеро безнадёжно рассмеялся.

—Что-то прежде кротость и любовь к людям не слишком занимали меня...

Он хотел поблагодарить женщину, но она незаметно исчезла в тени собора.

Раньеро искал взглядом огонёк лампады. Эта женщина чем-то напомнила ему Франческу дель Уберти.

«Наверное, для Франчески наша любовь была тем же, чем стал для меня этот маленький священный огонёк, — неожиданно подумал Раньеро. — Боже мой, эта свеча словно осветила всю мою жизнь, и я заново вижу её. Теперь я понимаю, почему Франческа ушла из моего дома. Она хотела сохранить свет нашей любви и всё время опасалась, что я своей жестокостью погашу его...»

Ранним утром Раньеро въехал во Флоренцию.

Нищий, спавший возле городских ворот, приподнялся на локте и с изумлением уставился на Раньеро. Потом вскочил на ноги и завопил во всю глотку:

—Люди добрые, поглядите! Сумасшедший! Сумасшедший!

Этот крик подхватили уличные мальчишки, драчуны и бездельники. Наконец-то они нашли себе весёлую забаву.

Как стая обезьянок, принялись они скакать вокруг клячи Раньеро. Один из них подпрыгнул повыше и попробовал погасить свечу. Эта затея пришлась мальчишкам по вкусу. Они карабкались на плечи друг другу, раздували щёки и изо всех сил дули на свечу.

В это время из всех дверей начали понемногу выходить люди, направляясь в храм к обедне. Женщины принялись махать платками, мужчины кидали свои шапки, стараясь попасть прямо в горящий фитилёк.

Раньеро привстал на стременах и поднял руку со свечой как можно выше. Мужчины спорили, кто из них ловчее и кому выпадет удача погасить свечу сумасшедшего дурачка.

Рука Раньеро тряслась, пламя качалось и было ясно: ещё немного и свеча погаснет.

На балконе одного из богатых домов стояла стройная молодая женщина. Она перегнулась через перила, выхватила из руки Раньеро горящую свечу и скрылась с нею в доме.

Раньеро вскрикнул горестно и дико, пошатнулся в седле и без чувств грохнулся на мостовую.

Прохожим уже прискучило дразнить убогого сумасшедшего, и каждый пошёл по своим делам.

Когда толпа разошлась, из дома вышла Франческа дель Уберти с горящей свечой в руке. Она наклонилась над Раньеро. Он лежал как мёртвый, без признаков жизни. Но можно подумать, что святое пламя имело над Раньеро какую-то неведомую власть. Стоило только отблеску свечи упасть на его лицо, он глубоко вздохнул и очнулся.

Раньеро как ребёнок потянулся к свече и со стоном схватил её. Он даже не посмотрел, кто подал ему свечу, он не сводил взгляда с дрожащего пламени.

Когда Раньеро с трудом вскарабкался на лошадь, Франческа спросила его:

—Куда ты едешь?

—В собор, — коротко ответил Раньеро, по-прежнему не отводя глаз от маленького огонька.

Тогда Франческа взяла лошадь за повод и повела её.

Собор был переполнен народом. Была Страстная суббота накануне святого праздника Пасхи. В знак печали все свечи стояли в храме незажжёнными.

Франческа вошла в храм и села на скамью среди молящихся женщин.

Только служба закончилась, двери ризницы медленно растворились и оттуда торжественно вышли настоятели, монахи и священники. Последним шёл старый епископ, опираясь на свой посох. А рядом с ним все увидели Раньеро в том же рваном пропылённом плаще и с зажжённой свечой в руке.

И тогда епископ заговорил. В храме стояла такая тишина, что каждый мог услышать его негромкий старческий голос.

—Добрые христиане, да возрадуется каждый из вас! Рыцарь Раньеро ди Раньери прибыл из Иерусалима во Флоренцию со священным огнём от Гроба Господня. Немало тяжких мук претерпел рыцарь на своём пути. Но, говорю я вам: молите Бога, чтоб он даровал Флоренции побольше носителей бессмертного огня, ибо тогда Флоренция станет великим городом. И пусть прославится имя Раньеро ди Раньери, совершившего этот подвиг!

Народ, поражённый, с изумлением слушал слова епископа.

«О Боже! — вздыхала Франческа, молитвенно сложив руки. — У меня нет сил перенести это счастье!»

В это время с одной из скамей поднялся седой старик. Голова его тряслась, и два сына поддерживали его, когда он подошёл к епископу. Это был старый Оддо, отец Таддео, юного подмастерья, работавшего когда-то у Раньеро и погибшего по его вине. Старик заговорил громко и грозно:

—Я не верю ни одному слову рыцаря Раньеро. Всем известно: этот человек — истинный безбожник, безжалостный, тщеславный и надменный. Кто знает, может, он зажёг эту свечу в ближайшем трактире и теперь нагло обманывает нас. Я требую свидетелей, пусть они подтвердят, что этот огонь и вправду зажжён в Иерусалиме! Раньеро еле слышно ответил:

—Боже милостивый! Откуда мне взять свидетелей? Я странствовал один. Пусть явятся сюда горы и пустыни, чтобы свидетельствовать обо мне!

—Раньеро — честный рыцарь, — сказал епископ, — мы на слово верим ему!

—Раньеро всегда был шутник, и порой его шутки стоили людям жизни, — сурово сказал старый Оддо. — Я не верю ни одному его слову!

—Не верим! Не верим! Пусть докажет свою правоту! — подхватили люди, сгрудившиеся вокруг Оддо. Их мрачные взгляды таили угрозу, а кулаки были крепко сжаты. — Мы не верим рыцарю Раньеро!

Тогда из толпы стремительно вышла Франческа дель Уберти.

—Зачем вам свидетели? — сказала она. — Я могу поклясться, что Раньеро говорит правду!

—То-то ты ушла из его дома и живёшь под кровом своего отца, — презрительно кинул ей Оддо. — Говорят, ты достойная женщина, но клятва твоя ничего не стоит!

Здесь же в храме находились и друзья Раньеро. Они стояли в молчании и ни один не выступил в его защиту.

«Нет, Раньеро не под силу совершить столь необыкновенный подвиг, — подумал его друг Джино ди Монари. — Ему не занимать отваги, но такое и ему не по плечу».

И никто из них не вспомнил убогого нищего, над которым они посмеялись, встретив его на горной дороге.

Раньеро стоял один посреди храма. Он понял, ему не от кого ждать поддержки. Слова Оддо были смертельным ударом. Раз сомнение родилось, оно будет расти и множиться.

Друзья старого Оддо молча и медленно приближались, окружая его тёмным кольцом. Было ясно: ещё мгновение, и они погасят его свечу.

Вдруг маленькая серая птичка впорхнула в храм через открытое настежь окно. Птичка начала метаться по храму от алтаря к дверям, задевая за стены и колонны. Она опустилась совсем низко. Пролетая над Раньеро, она задела крылом его свечу. Пламя погасло.

Слезы полились из глаз Раньеро. «Всему конец... — подумал он. — И всё же это лучше... Пусть мою свечу погасила птичка, а не люди, которые меня так ненавидят».

Но тут весь храм огласился громкими криками:

—Птичка горит! Свеча зажгла её крылья!

Маленькая птичка летала по храму, словно порхающее пламя, она сделала круг под высокими сводами собора и вдруг опустилась прямо на алтарь Мадонны. От её пылающих крылышек загорелась высокая свеча, стоящая на алтаре перед Божьей Матерью.

А горящая птичка вновь полетела по храму. Люди тянулись к ней, но она с жалобным писком ускользала от них. Неожиданно она ударилась о грудь старого Одцо и замерла, прильнув к нему. Оддо, хлопая по крыльям руками, погасил горящие перья.

—Птичка мертва! — с грустью сказал он.

Но в этот момент птичка легко вспорхнула с его ладони. Певучая трель огласила весь храм. Птичка кругами поднималась всё выше и выше, пока не исчезла в туманно-золотистом свете под куполом храма.

А пламя свечи на алтаре Мадонны разгорелось и теперь сияло ярко и высоко.

Тогда епископ поднял свой посох и возгласил:

—Это Божья воля! Малая птица стала свидетелем рыцаря Раньеро!

И все стоявшие в храме повторили за ним:

—Это Божья воля!

Наконец Раньеро и Франческа остались одни. Франческа с нежностью протянула к нему руки, но Раньеро испуганно остановил её.

—Остерегись, любимая! Не прикасайся ко мне. Может быть, я болен проказой. Я взял связку свечей у прокажённой.

—И ты не догадался, что это была я? — Улыбка Франчески была полна любви и сострадания. — Я хотела испытать твоё мужество. Узнать, что тебе дороже: жизнь или небесное пламя.

—Я думал только о свече, — прошептал Раньеро.

—А помнишь женщину, которой ты позволил зажечь лампаду? — тихо молвила Франческа, припав к его груди. — Это тоже была я. Я хотела испытать твою любовь к людям.

—О Боже! — воскликнул Раньеро. — Я был как во сне. Помню только, какая-то женщина нагнулась с балкона и выхватила у меня свечу. Теперь я понимаю, это опять была ты, моя радость, чистая душой Франческа!

Франческа заплакала от счастья. Её прекрасные глаза наполнились слезами, и Раньеро увидел в них, как в зеркале, своё отражение. Он увидел своё лицо — измождённое и бледное, но светлое, как лик мученика.

А перед взором Франчески раскинулась, сверкая, золотистая ткань её любви. Ей не было ни конца, ни края, и её блеском можно было окутать весь божий мир. 

Поделиться ссылкой на выделенное